Текст книги "Любовь без преград"

Он застонал, предвкушая ощущение ее языка, сплетающегося с его языком. Должно быть, это невероятно приятно…

Сердце его бешено колотилось. Он не мог ждать дольше.

Юэн снова прильнул губами к ее губам и заставил их раскрыться. Глаза ее удивленно расширились, и из груди вырвался тихий стон, когда его язык проник в сладостную глубину ее рта.

О Боже, какое невероятно приятное ощущение! Даже лучше, чем он предполагал. Оно еще более горячее, очаровательное и возбуждающее.

Он прижал ее к себе плотнее, чувствуя, как ее тело льнет к его телу, в то время как его язык погружался все глубже и глубже в ее рот. При этом он испытывал такое острое наслаждение, что не способен был оторваться от нее.

Юэн чувствовал, как ее сердце бьется у его груди, чувствовал ее дрожь. И затем обнаружил, что ее тело также охвачено страстью, которая вспыхнула между ними неукротимым огнем. Он никогда не испытывал ничего подобного. Но особенно его потрясло ощущение, когда ее язык впервые соприкоснулся с его языком. Он ощутил такой мощный прилив тепла в паху, что у него едва не подогнулись колени.

Она была девственницей, но в ее ответной реакции и в тех чувствах, которые она возбуждала в нем, не было невинности. Забыв о том, что не надо спешить, Юэн прижал ее спиной к дереву, обвил одну ее ногу вокруг своей талии и дал волю безумной страсти: их языки скользили и сталкивались в дикой пляске. Его чресла пульсировали, упираясь между ее ног. Он не мог противостоять своему желанию и начал покачиваться так, чтобы ее тело терлось об него.

Им овладел первобытный инстинкт, и он больше не мог ни о чем думать. Он страстно целовал ее, его руки блуждали по ее телу. Он обхватил ее груди, а затем ягодицы, прижимая ее плотнее к себе.

«О Боже, неужели это произойдет прямо здесь?» Юэн стиснул зубы, его мышцы напряглись. Он не мог больше сдерживать желания войти в нее.

Юэн принялся целовать ее в шею, и она выгнулась и застонала, прижимаясь к нему. Его охватил дьявольский жар, трудно было дышать, а ее тихие стоны сводили его с ума. Он чувствовал, как трепещет ее тело, сдаваясь, и понял, что она уже принадлежит ему.

«Она моя». Эта мысль пронзила все его существо. Юэн заглянул в лицо Джанет. Оно раскраснелось, губы припухли, и глаза были полузакрыты от страсти. Юэн никогда не видел ничего более прекрасного.

Что-то странное шевельнулось в его душе. Он никогда прежде не испытывал такого чувства. Это было больше, чем вожделение; больше, чем стремление к обладанию. Оно было мягче, нежнее, значительнее.

Но затем его взгляд устремился ниже, и все его желание, вся страсть и все странные чувства исчезли в один миг. На ее груди, к которой он только что прикасался, висел деревянный крест.

Его охватил стыд, который подступил к горлу горьким тошнотворным комом.

Что он делает, черт возьми? Боже мой, ведь она монашка! Безмерность его греха ошеломила Юэна.

Он отпустил Дженну так внезапно, что она пошатнулась, и ему пришлось подхватить ее, чтобы она не упала на землю.

В какой-то момент Джанет приблизилась к воротам рая, за которыми открывалось море света, но затем погрузилась в темноту, стараясь удержаться от падения на холодную твердую землю реальности.

Резкое исчезновение самых невероятных ощущений, каких она никогда прежде не испытывала, оставило ее в состоянии замешательства и острого настоятельного желания. Когда руки, которые так крепко обнимали ее, неожиданно снова сомкнулись на ее талии, она со стоном облегчения ухватилась за него, как за спасательный трос.

«Не останавливайся, – хотелось ей сказать. – Пожалуйста, не останавливайся. Это так прекрасно».

Но затем она заглянула в его глаза: их холодность, подобно ледяной воде, вернула ее к действительности.

Она резко отступила от него, но не могла оторвать взгляда от его глаз. Почему он так смотрит на нее? Что она сделала?

И затем Джанет поняла. Они смотрели друг на друга невидящим взглядом с молчаливым ужасом. Она была потрясена тем, как легко уступила ему, а он явно испытывал стыд и чувство вины за то, что сделал. Или точнее за то, что собирался сделать.

Если бы она действительно была монашкой, то, что он делал с ней, было бы смертным грехом, и, судя по выражению его лица, осознание этого потрясло его. Видя, какие муки он испытывает, Джанет почувствовала угрызения совести.

Ей хотелось рассказать ему правду – и в какой-то момент она едва не сделала это, – но затем здравомыслие вернулось к ней. Сейчас только ее одеяние разделяло их. Если бы она мысленно сняла его, то потом могла бы снять и в действительности.

После этого поцелуя Джанет не доверяла себе. Она никогда не представляла…

Никогда не думала…

Никогда не сознавала, что это может быть так!

Она не предполагала, что способна на такое безумие. Разумеется, это безумие – ощущать его губы, соприкосновение языка с его языком и жар его рук на своем теле. Все это лишало ее способности мыслить и заставляло забыть о главном.

Джанет не хотела, чтобы что-то помешало ее работе на Брюса и Ламбертона, и чувствовала, что Юэн представлял угрозу ее делу.

Ее взгляд устремился к его губам, которые часто сжимались в зловещую тонкую линию, но на самом деле были мягкими и нежными, когда он этого хотел. Она не ожидала, что такой грубый, неотесанный воин способен целовать с таким умением и нежностью.

Очевидно, упомянутые им «сотни женщин» способствовали приобретению опыта в этом деле.

Почему при этой мысли сердце сжалось в ее груди?

Ей безразлично, с кем он был раньше, сказала она себе. Просто ей не нравились сюрпризы, особенно такие удивительные. В его поцелуе явно чувствовался большой опыт.

Матерь Божья! Ведь она едва не позволила ему лишить ее невинности! Она едва не отдалась ему после искусного поцелуя и нескольких возбуждающих ласк.

Ее щеки пылали. Ну, может быть, больше, чем нескольких. Джанет с трудом заставила себя не смотреть на нижнюю часть его тела, вспоминая невероятное ощущение твердости его мужского естества, упирающегося ей между ног. Она хотела почувствовать его еще ближе. Хотела – о Боже – ощутить его внутри себя. Это желание оказалось таким сильным, что она готова была пренебречь своей честью, нравственностью и целомудрием. Она была воспитана как леди и никогда не позволяла своим женихам даже невинного поцелуя, а этот мужчина одним прикосновением своих губ превратил ее в распутницу.

Напряженное молчание продолжалось, пока Ламонт не заговорил.

– Этого не следовало делать.

Впервые они пришли к согласию.

Его взор погас, и Джанет снова увидела перед собой сурового, непреклонного воина.

– Надеюсь, вы примите мои извинения, хотя… – он сделал паузу, – вы ужасно разозлили меня.

Джанет была ошеломлена.

– Вы считаете, это моя вина, что я пренебрегла вашим требованием и вела себя недостаточно кротко?

Он сузил глаза, уловив сарказм в ее словах.

– Кротость и послушание могли бы напомнить мне, что вы благочестивая монашка. А ваше поведение не соответствует поведению женщины в таком одеянии.

– У вас были «сотни» женщин, с которыми вы сравниваете меня?

Он напрягся, и его взгляд стал жестким и пронизывающим, как стальной клинок.

– Что случилось с вашим акцентом?

Джанет надеялась, что побледнела не так сильно, как это ей показалось.

– О чем вы? – спросила она по-итальянски с французским акцентом, стараясь не переусердствовать.

Однако Юэн повел себя как охотник, поймавший зайца в силки и не собиравшийся отпускать его. Он взял Джанет за локоть.

– Что вы скрываете от меня, сестра? Кто вы на самом деле, черт возьми?!

Джанет охватил страх, когда его проницательные голубовато-стальные глаза устремились на нее. Она почувствовала себя разоблаченной, и ей захотелось бежать, но бежать было некуда. Ее сердце неистово забилось в груди, когда она поняла, что стена, которую она воздвигла между ними, угрожает исчезнуть. Она хотела, чтобы он отпустил ее.

– Я состою на службе у епископа собора Святого Андрея и всего лишь невинная девушка, которую вы почти соблазнили. Это все, что вам следует знать. Не пытайтесь оправдываться и извиняться за свое поведение.

Ее слова ошеломили Ламонта. Он отпустил ее руку и отступил на шаг.

– Вы правы.

Джанет почувствовала угрызения совести, снова увидев выражение стыда на его лице. Ей захотелось погладить его по щеке и утешить. Однако она решительно прижала руку к своему бедру. «Так будет лучше», – сказала она себе.

– Моему поведению нет оправданий. Вы имеете полное право осуждать меня. Будьте уверены, я исповедуюсь в своих грехах при первой возможности. – Его губы снова сомкнулись в жесткую линию, которую теперь она странным образом сочла привлекательной. Он посмотрел на нее умоляющим взглядом, который, как она подозревала, был ему несвойственен и не соответствовал суровому выражению его лица.

Юэн поднес руку к голове, словно хотел пригладить волосы, затем быстро опустил ее.

– Послушайте, мы можем попытаться забыть все это и сделать вид, что ничего не было? Я не хочу никаких осложнений, когда мы прибудем в Берик.

Лучшего она и не желала. Однако Джанет подозревала, что забыть то, что произошло между ними, будет невозможно. Даже сейчас, глядя на него, она испытывала жар в крови и такие новые для нее чувства, как страсть, желание… вожделение. Она, словно Пандора, открыла крышку ящика и теперь не знала, как снова спрятать в него свои чувства. Однажды выпущенные на волю, смогут ли они вернуться назад?

Но она должна держать себя в руках.

Юэн упомянул о «проблемах». Очевидно, он опасался, что она расскажет Ламбертону о том, что произошло. Джанет уже хотела уверить его, что скорее провалится сквозь землю, чем сообщит кому-то о случившемся, но затем остановилась, вспомнив, что он упомянул также Берик. Ей претила мысль воспользоваться его слабым местом, но в данном случае шантаж оправдан. Она должна выполнить свою работу.

Джанет кивнула.

– Если вы хотите покаяться, то это лучше всего сделать в Роксборо. Там есть небольшая церковь, куда вы можете пойти, пока я завершу свое дело в замке.

– Мы не поедем в Роксборо. Мы скоро будем в Берике.

– Но мне туда не надо. Кроме того, если я вернусь в Берик и не привезу подслащенные орехи, епископ может поинтересоваться, почему я не сделала этого, и мне придется рассказать ему о подробностях моего путешествия. – Они оба знали, что речь идет не об орехах. – Роксборо находится не более чем в полумиле отсюда. Пожалуйста, я буду очень осторожна, и нет причины полагать, что там нам угрожает опасность. Я делала это «сотни» раз.

Ее мягкое поддразнивание и попытка снять возникшее между ними напряжение вызвали у Юэна легкую улыбку, хотя ему было не до шуток. Он понимал, что она пытается использовать его чувство вины в своих целях, но он был слишком зол на себя и испытывал угрызения совести, чтобы найти в себе силы противостоять ей. Или, может быть, у него просто не было убедительных доводов в пользу своего решения. К тому же он все еще никак не мог прийти в себя после того, что произошло. Как мог он потерять контроль и как единственный поцелуй мог превратиться в нечто гораздо большее?

Как мог он забыться подобным образом? Его отец всегда получал то, что хотел. А Юэн был дисциплинированным солдатом – до этого момента.

Он понял, что мог бы легко овладеть ею. Она отвечала на его ласки с такой откровенностью и страстностью, что можно было легко забыть о ее неприкасаемости.

Но виноват не только Юэн. Дженна не хотела признавать это, но она явно желала его не меньше, чем он ее.

– Пожалуйста, – повторила она. – Это займет у меня не более часа, а потом мы сможем продолжить наше путешествие.

Он пристально посмотрел на ее бледное лицо с правильными чертами, с большими зеленовато-голубыми глазами, с припухшими от поцелуев губами и почувствовал, как что-то шевельнулось у него в груди.

Юэн готов бы уступить ей, черт бы ее побрал. Они поедут в Роксборо. Он виноват перед ней, напомнил он себе. Но это не значит, что он сделает все, что она пожелает, когда она так смотрит на него.

– Мне кажется, вы выбрали не то призвание, сестра.

Она смущенно заморгала, глядя на него, и ее длинные пушистые ресницы затрепетали, подобно крыльям черной птицы. Она была чертовски красива, и Юэн ощутил боль в груди.

– Что вы имеете в виду?

– Вам следовало стать переговорщиком.

Он наблюдал, как на ее лице отразилось понимание того, что она одержала верх, и подумал, что ни утренний свет, ни солнечный блеск не могут сравниться с ее красотой.

– Благодарю, – сказала она.

Юэн на мгновение встретился с ее взглядом, затем отвернулся и сердито кивнул.

Чувство вины заставило его пойти на уступки, но он не допустит, чтобы Дженна снова манипулировала им. Он должен покончить с этой миссией и вернуться к военным делам, а также позаботиться о будущем своего клана. И главное – он должен как можно дальше держаться от этой сестры Дженны. По мнению Юэна, они не скоро доберутся до Берика.

Глава 7

Джанет была права. Добраться до Роксборо окольным путем оказалось несложно. Никто не заметил их и не поднял шума. Все завершилось благополучно для них обоих.

Она проскользнула в замок и обратно, наладив связь с новым источником информации об изменениях в военном положении, и вернулась к Юэну в церковь менее чем через час. Важность этого контакта нельзя было переоценить, и Джанет была главным звеном в этой цепочке передачи сведений.

Пусть она победила, заставив Ламонта согласиться с ней, однако ее победа обернулась лишь холодностью и отчужденностью в их отношениях.

Они проехали оставшийся путь от Роксборо до Берика на реке Твид почти в полном молчании. Прежняя легкость в беседе исчезла. Раньше его можно было бы назвать почти болтливым по сравнению с тем, какие лаконичные и грубоватые ответы срывались с его языка теперь. Джанет чувствовала его напряжение и тоже не могла расслабиться. После нескольких часов совместного путешествия верхом на лошади все тело ее ныло от попытки сохранять дистанцию между ними. Удобство, когда она могла облокотиться о его грудь, осталось воспоминанием.

Во время кратких остановок, чтобы накормить и напоить лошадь, Ламонт едва смотрел на нее.

Их отношения резко изменились, и Джанет знала, в чем причина. Она чувствовала себя виноватой, но не знала, как объяснить ему свое поведение. При этом она понимала, что так будет лучше. Она делала свою работу, а он – свою. Если рассказать ему всю правду, это только усложнит дело.

Но каждый раз, когда она смотрела на его суровое, холодное лицо, сердце ее сжималось. Ей хотелось протянуть руки и обнять его, покончив с той отчужденностью, на которую он обрек себя. Но к чему это приведет?

Джанет снова и снова убеждала себя, что поступила правильно, но это не могло успокоить растущую тревогу. А когда они остановились у ворот Монастыря Колдингхем, Джанет почувствовала, как внутри нее зарождается паника.

– Мы здесь для того, чтобы навестить епископа, – сказал Юэн монаху, который отозвался на звонок колокольчика. – Скажите ему, что прибыла сестра Дженна и ее сопровождающий.

Он спешился и помог ей спуститься на землю, пока они ждали возвращения монаха.

Было еще не совсем темно, и Джанет отчетливо видела жесткую линию его плотно сжатых челюстей. Она закусила нижнюю губу и принялась теребить складки платья.

– Юэн, я…

Он резко повернулся к ней, на лице его сохранялась маска безразличия.

– Да?

Ее сердце учащенно забилось, пока она искала подходящие слова.

– Я… благодарю вас.

За что благодарила его, она не знала. Джанет не желала ни его защиты, ни его общества. Она была против, но он предоставил ей и то, и другое – и за это стоило поблагодарить, не так ли?

Ламонт кивнул, и она увидела промелькнувшую на мгновение теплоту в его глазах. Что он хотел сказать ей, осталось неизвестным, так как монах вернулся и открыл калитку, чтобы пропустить их к епископу.

Их провели через двор в небольшой отдельный домик, примыкавший к монастырю. Поскольку внутри было темно, монах зажег несколько свечей, прежде чем снова оставил их одних.

В ожидании епископа Джанет внезапно задумалась: что Юэн собирается ему рассказать? Ламбертон будет рад услышать, что она установила связь в Роксборо, однако едва ли будет доволен, узнав, что случилось с ней и с английскими солдатами вблизи Мелроза. Неизвестно, как эта история прозвучала бы из уст Юэна.

– Я была бы вам чрезвычайно признательна, если бы вы позволили мне самой рассказать епископу о том, что произошло в лесу.

Он резко вскинул брови, и она поняла, как легко он угадывал ее мысли.

– Догадываюсь, какой это будет рассказ.

Джанет стиснула зубы. Несмотря на перемену в их отношениях, ему тем не менее легко было ее разозлить.

– Может быть, в таком случае вы сами расскажете ему обо всем?

Его голубовато-серые глаза потемнели.

– Думаю, вы уже однажды воспользовались этим козырем, сестра.

Джанет почувствовала прилив тепла к щекам, понимая, что он прав.

– Я не понимаю, зачем вы все так усложняете. Я не собираюсь рассказывать то, о чем не следует говорить.

– Да, однако я представляю, как вы расскажете ему о том, что так тревожило меня. Я подозреваю, что вы могли бы описать даже Армагеддон как простой ярмарочный день.

Джанет поджала губы.

– Вы преувеличиваете мои способности. Уверяю вас, епископ понимает, какая существует опасность.

– А вы понимаете? – Его взгляд встретился с ее взглядом. – Обещайте, что вы уступите войну мужчинам и оставите ее, и тогда я позволю вам рассказать о вашем путешествии так, как вы хотите.

Джанет с трудом удержалась от резкого возражения, хотя внутри вся кипела от гнева. Все ранее смущающие ее чувства исчезли. «Уступить войну мужчинам». Юэн Ламонт считал женщин не более чем беспомощными, глупыми созданиями, которые нуждались в сильном мужчине, способном защитить их. Хотя он, конечно, отвечал высоким требованиям, она не хотела иметь дело с человеком, который рассуждал таким образом. Физической привлекательности недостаточно, какой бы действенной она ни была. Джанет должна благодарить его за то, что он напомнил ей об этом.

– Решайте быстрее, – сказал он. – Епископ уже идет.

Она ничего не слышала, однако спустя несколько мгновений нахмурилась, отчетливо различив приближающиеся шаги.

– Хорошо, я согласна, – сказала она, нисколько не чувствуя себя виноватой в том, что солгала. Она согласна с тем, что мужчины должны сражаться, но это не означает, что она не будет продолжать делать то, что делала до сих пор.

Юэн подозрительно сузил глаза, видимо, не поверив ей, но от дальнейших расспросов ее уберегло появление епископа.

Ламбертон приветливо улыбнулся ей, но улыбка исчезла с его лица, когда он увидел Юэна. Джанет не нуждалась в особой проницательности, чтобы заметить, что епископ был недоволен им.

– Мы ожидали вашего возвращения гораздо раньше, – сказал он Юэну. – Ваши друзья искали вас.

Джанет почувствовала, что Юэн мгновенно встревожился. Казалось, все мышцы его тела напряглись. Она отогнала от себя мысль о том, как приятно было ощущать их твердость…

Она вздрогнула. Боже мой, он превратил ее в распутную девицу!

– Когда я должен присоединиться к ним? – спросил он.

– Немедленно. – Ламбертон протянул ему послание, которое Юэн тотчас развернул и прочитал.

Джанет удивленно вскинула брови. В дополнение к беглому владению несколькими языками этот простой солдат к тому же умел читать.

Не успела она обратиться к нему с вопросом, как он повернулся к ней и быстро поклонился.

– Миледи.

О Боже, он уходит. Возможно, она никогда больше его не увидит. Но ведь этого она и хотела, не так ли?

– Месье, – чуть слышно произнесла она и поклонилась в ответ.

Он колебался, словно хотел что-то сказать, но, как и она, не находил нужных слов. Наконец он произнес совсем не то, чего она ждала:

– Помните о вашем обещании.

Когда дверь со стуком закрылась за ним, Джанет подумала: тем лучше. Упрямый, относящийся свысока к женщинам как к слабым созданиям мужчина не для нее. Она уже достаточно натерпелась такого отношения со стороны своего отца и братьев. В последние несколько лет она убедилась в том, что давно знала: ей гораздо лучше быть одной.

Юэн ни на мгновение не поверил ей. Хотя он и не собирался рассказывать Ламбертону о том, что произошло в лесу, тем не менее свое критическое мнение относительно использования монашек в качестве курьеров он решил выразить Брюсу.

Но этот разговор подождет. Послание, которое он получил, было от Ястреба. По-видимому, Сазерленд нуждался в помощи, и им необходимо было как можно скорее вывезти его и его жену из Англии. Юэн отправился на побережье севернее замка Берик и присоединился к своим соратникам-гвардейцам, когда они двигались в направлении Хантливуда, где Мэри Мара, жена Сазерленда, томилась с надеждой на спасение.

Когда друзья прибыли в назначенное место, оказалось, что Сазерленд не нуждался в них. Их «новобранец» показал себя достойным своего места в гвардии. Сначала он взорвал мост с помощью пороха, чтобы освободить свою жену, а потом положил два десятка англичан, чтобы освободиться самому.

Путешествие назад в замок Данстаффнэйдж на судне Ястреба заняло около суток. У жены Сазерленда по прибытии на корабль начались родовые схватки, и Юэн не скоро забудет ее болезненные крики.

Проклятие. Не зря мужчин не допускают к роженицам. Слышать, как страдает женщина, и быть не в силах помочь ей – это не каждый мужчина может выдержать.

Сазерленд, известный своим пылким нравом, удивил всех, оставаясь самым спокойным мужчиной на корабле. Юэн подумал, что если бы эта рожавшая женщина была его женой, то он, наверное, не выдержал бы и прыгнул за борт.

Когда перед его мысленным взором возник образ сестры Дженны, он постарался как можно скорее избавиться от него. Юэн знал, что когда-нибудь женится, но впервые серьезно подумал об этом. Он уловил иронию судьбы в том, что источником этих размышлений явилась монашка.

К счастью, наследник Сазерленда повременил со своим появлением на свет до благополучного прибытия в Данстаффнэйдж, и сестра Сазерленда Хелен, которая была целительницей в Хайлендской гвардии, смогла принять роды. По общим отзывам, мать и дитя чувствовали себя хорошо, но даже спустя два дня Сазерленд – или Лед, как его прозвали после того ужасного путешествия – выглядел ошеломленным, как человек, который участвовал в долгой жестокой битве и чудом остался жив.

Но Сазерленд не только принес в замок нового ребенка, вызвав тем самым всеобщий переполох, но и сумел добыть важные сведения о военных планах Эдварда, когда к концу месяца закончится перемирие. На горизонте снова замаячила война с Англией, и каждый член Хайлендской гвардии жаждал вернуться к своей работе, чтобы укрепить правление короля Брюса и нанести серьезное поражение англичанам.

Тем не менее Юэн не забывал о сестре Дженне (черт знает почему) и о своем намерении поговорить с Брюсом о возрастающей опасности для монашек, исполнявших роль курьеров. Обычно Юэн предпочитал оставаться в тени, но ради этой цели готов был сделать исключение.

Через два дня после их возвращения он вошел в главный зал, где уже царило оживление в связи с предстоящим обедом, и двинулся к помосту, намереваясь просить о личной встрече с королем в отдельном помещении.

Юэн обогнул ряд опирающихся на козлы столов в восточной части зала, лавируя между служанками с большими блюдами с едой. При этом он взглянул в сторону головного стола и увидел женщину, сидевшую рядом с королем.

Он замер и ощутил странную дрожь, пробежавшую по спине и распространившуюся по всему телу. Голова женщины склонилась к королю, и ее густые золотистые волосы напомнили ему другие переливающиеся пряди: от светло-серебристых до темно-золотистых. Он никогда не видел ничего подобного, пока не встретил сестру Дженну.

Бросив быстрый взгляд на мужчину, сидевшего по другую сторону от нее, Юэн понял, что это Мэри Мара, жена Сазерленда, которая впервые появилась в обществе после рождения ребенка. И он впервые мог рассмотреть ее при свете. На корабле он старался держаться как можно дальше от нее.

Когда он подошел ближе, его сердце странно забилось, словно в предчувствии чего-то важного.

Юэн был в десяти футах от нее, когда она подняла голову и взглянула на него. Он замер, словно окаменев.

О Боже! Краска сошла с его лица. Это была она, сестра Дженна. Значит, она жена Сазерленда? Он ощутил боль в груди, словно его пронзили кинжалом.

Не может быть. Слегка оправившись от потрясения, он понял, что это другая женщина. Жена Сазерленда была беременной несколько дней назад, а Дженна нет. Он бы заметил, подумал Юэн, стиснув челюсти, ведь его руки блуждали по всему ее телу.

Внимательно рассмотрев улыбающееся лицо женщины, когда та отвечала что-то Брюсу, Юэн отметил несколько отличий. Лицо Мэри Мара было полнее, линии вокруг рта и глаз – чуть глубже и волосы – на несколько дюймов длиннее. У нее были такие же необычные, зеленовато-голубые глаза, как у сестры Дженны, но глаза Мэри отличались большей голубизной, тогда как у сестры Дженны преобладал зеленый цвет.

У них обеих была светлая кожа, хотя на лице сестры Дженны было чуть больше веснушек и не было пятнышка над верхней губой. Одинаковыми были тонкие носы, высокие скулы, густые темные ресницы и полные розовые губы. Даже изящно изогнутые брови были похожи, черт возьми.

Как могло случиться, что эти двое?..

Внезапно его осенило. У Мэри Мара есть сестра-близнец. Всем известна история о том, как девушка пропала несколько лет назад после опрометчивой и неудачной попытки вызволить свою сестру из лап короля Эдварда. Предполагали, что она погибла. Однако это предположение, по-видимому, оказалось ошибочным.

Случай на мосту! Ну конечно. Девушка исчезла, когда рухнул мост. Сестра Дженна рассказывала ему об этом случае, но тогда он не мог связать два этих обстоятельства.

Его губы сомкнулись в суровую линию, когда он осознал важность своего открытия. Эта маленькая монашка лгала ему. Сестра Дженна вовсе не итальянка. Она Джанет Мара, пропавшая сестра Мэри и, как он понял, бывшая невестка Роберта Брюса. Первая жена Брюса, Изабел, тоже была ее сестрой. Юэн сжал кулаки, и его охватил гнев.

Внезапно он вспомнил те противоречия, которые заметил ранее. Акцент в речи сестры Дженны то появлялся, то исчезал, когда она злилась. И во время встречи с английскими солдатами он обратил внимание на слишком хорошую для монашки нижнюю рубашку.

Кроме того, у нее был кинжал.

Черт возьми, теперь он вспомнил! У Змея был похожий кинжал.

Джанет упоминала о Кристине Эйлз, одной из самых влиятельных женщин Шотландии и единокровной сестре Лахлана Макруайри. Кристина состояла в браке с Дунканом Мара. Юэн хорошо знал брата Джанет и считал его своим другом. Он сражался рядом с этим неистовым воином и видел, как тот, обезглавленный, пал от рук одного из людей Макдауэлла в битве при Лох-Райане.

Знал ли Брюс, что Джанет жива? Юэн намеревался выяснить это. Он приблизился к помосту на несколько шагов. Хотя его внимание было сосредоточено на короле, он заметил хмурое выражение лица нового члена Хайлендской гвардии и подозревал, что от Сазерленда не ускользнула реакция Юэна при виде его жены. Однако с ним он поговорит позже.

Король взглянул на Юэна, когда тот приблизился, и сдвинул брови, заметив мрачное выражение его лица.

– Что-то случилось?

– Мне необходимо с вами поговорить, – резко произнес Юэн и тут же, вспомнив, с кем он говорит, добавил: – Сэр.

– Я еще не закончил обед.

– Это очень важно, – сухо сказал Юэн, хотя и так было ясно, что его визит к королю не случаен. Можно было сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз он обращался к королю с просьбой. Он никогда не высовывался, просто делал свою работу и старался избегать конфликтов. Это его отец вечно создавал неприятности. Юэн подумал, что это еще одна причина избегать встречи с сестрой Дженной. От нее можно ждать только плохого.

Брюс мрачно посмотрел на него.

– Хорошо.

Тор Маклауд, предводитель Хайлендской гвардии, должно быть, наблюдал за ними с другого конца стола. Когда король встал, тот тоже поднялся.

– Я хотел бы поговорить наедине, – сказал Юэн.

Брюс, не скрывая своего раздражения, махнул рукой суровому командиру.

Юэн последовал за королем в небольшую комнату, расположенную сразу за главным залом, и ждал, пока король займет свое место в кресле, похожем на трон. Правитель Макдугал лишился как трона, так и замка в пользу Брюса после поражения в решающей битве на перевале Брэндер два года назад.

– Ну, что у тебя за дело, не терпящее отлагательств, Охотник?

Король предпочитал обращаться к нему по военному прозвищу, даже когда не было угрозы раскрытия его подлинной личности. Имя Ламонт было почти таким же объектом частого поношения, как имена Комин, Макдугал или Макдауэлл.

Юэн не стал понапрасну тратить время.

– Известно ли Мэри Мара, что ее сестра жива и работает в качестве курьера на Ламбертона?

Судя по спокойствию короля, Брюс об этом знал.

– Леди Джанет пропала больше трех лет назад. Как можешь ты быть уверен, что она жива?

Юэн оперся ладонями о стол и подался вперед.

– Потому что я провел с ней два дня, сопровождая ее в Берик, после того как она едва не была изнасилована английскими солдатами неподалеку от аббатства Мелроз.

Выражение лица короля лишь слегка исказилось при слове «изнасилована». Хотя Роберт Брюс был истым мужчиной, как и все его отборные воины, он понимал, что проявление эмоций не поможет достижению его цели – вырвать корону из рук английского короля Эдварда. Только тот, кто хорошо знал его, как Юэн, мог заметить скрытую реакцию. Брюс быстро обуздал свое беспокойство и праздно забарабанил пальцами по столу.

– Почему ты полагаешь, что это была Джанет? Она так представилась?

Потому что он до сих пор видел ее лицо в своих снах, чувствовал ладонью округлость ее по-детски мягкой щеки, ощущал вкус ее нежных губ.

Юэн разозлился, оттого что должен объяснять Брюсу, как он узнал, что это была Джанет, однако придержал свой язык – правда, не совсем.

– Вы хорошо знаете, что она скрывает свою истинную личность под именем сестры Дженны и притворяется итальянкой. Какого черта вы позволяете бывшей невестке подвергаться такой опасности?!

Глаза Брюса потемнели.

– Осторожней, Охотник. Я привык к твоей грубой манере разговаривать, однако не забывай – я твой король. Мне безразлично, что ты хороший следопыт и что Стюарт верил в тебя; постарайся быть сдержаннее, когда разговариваешь со мной, или поищи применение своим способностям в другой армии.

Это резкое замечание охладило пыл Юэна. Как мог он так забыться!

Разозлить короля – не лучший способ добиться, чтобы клан Ламонтов восстановил свою былую славу. Благоразумие взяло верх, и Юэн, не без труда, сумел обуздать свой гнев.