Текст книги "Горец-изгнанник"

Нельзя пренебречь такой возможностью. Того и гляди ею воспользуется кто-то другой.

– Я это сделаю, – прямо заявил Грегор.

– Нет! – закричал Патрик. Мужчины затихли, пораженные силой его голоса. Черт, он и сам этому удивился. Но при мысли о его брате рядом с этой изящной девушкой… Он сбавил тон. – Положитесь на меня.

Аласдэр, казалось, не удивился предложению.

– У тебя есть план?

– Да. – Патрик поджал губы. – Забрать назад мою землю. Аласдэр нахмурился.

– Ты хочешь овладеть этой девушкой?

Это было его первым порывом, и это было бы местью, но Патрик покачан головой.

– Нет. Аргайллу было бы слишком просто оспорить это. И только создало бы им еще больше проблем. Ему нужно заставить Элизабет Кэмпбелл желать брака с ним.

– Этот дьявол Кэмпбелл едва ли позволит кому-нибудь из Макгрегоров даже приблизиться к его драгоценной кузине, – отметил Дункан. – Как ты собираешься жениться на девушке, если не похитишь ее?

– Придется ее уговорить, – с мрачной решимостью заявил Патрик.

– И как же ты собираешься это сделать? – спросил Аласдэр.

– Соблазнить, – просто ответил он. – В ее возрасте девушка уже наверняка созрела для этого.

Элизабет Кэмпбелл уязвима. Он это знал. Не только из-за расторгнутых помолвок и из-за того факта, что она все еще не замужем, но потому что он это видел. Видел ее разочарование, видел, как было разбито ее сердце, когда Монтгомери обидел ее. Как будто она этого ожидала. Патрик знал, что может воспользоваться ситуацией. Несколько ласковых слов. Комплименты. Знаки внимания.

Девушка созрела для соблазнения, и он будет тем, кто это сделает. Он уверен в успехе, хотя и сам не знает почему.

Он вспомнил ее неброскую красоту, ее хрупкость и свое желание ощутить что-то недосягаемое, чего он не должен касаться.

Он хотел ее, а теперь наконец может ее получить.

Главарь, казалось, был в сомнении.

– Если кто-нибудь обнаружит, кто ты такой…

– Знаю, – сказал Патрик. «Я покойник». – Риск есть. Но мое лицо не так узнаваемо, как твое.

– Это правда, – согласился Аласдэр. – Но разве девушка не может тебя узнать? Достаточно одного проницательного взгляда…

– Конечно, риск есть. Но он ничего не значит по сравнению с тем, что мы можем выиграть.

Возникал шанс получить не только землю, но, возможно, и влияние на Аргайлла. Потому что, несколько лет назад сумев убедить короля Якова простить его, Аласдэр вновь надеялся на его милость. Но Элизабет Кэмпбелл давала совсем иную возможность, не сравнимую ни с чем.

– С Богом, кузен, – вздохнул Аласдэр. Но его грустное выражение лица вскоре сменилось широкой ухмылкой. – Хотелось бы мне посмотреть на Аргайлла, когда он обнаружит, что один из варваров, которых он прогоняет с Северо-Шотландского нагорья, скрывается прямо у него под носом.

Патрик ответил улыбкой, хотя и понимал, что Аласдэр намекает ему на необходимость быть осторожным.

Детали плана появились позже. Было решено, что Патрик, Грегор и половина людей направятся к горам Ломонд, а Аласдэр, Айэн, Дункан и остальные двинутся на остров Бьют – поискать убежища у Ламонтов. Ламонт вряд ли захочет укрывать преступников, но Аласдэр намеревался взыскать с него старый должок.

С гор Ломонд Патрик организовал поисковые группы, которые должны были отследить передвижения Элизабет Кэмпбелл. Замок Кэмпбелл, расположенный высоко в горах Охил, окруженный отвесными оврагами и деревьями, был недосягаем. Когда от одного болтливого гвардейца Кэмпбеллов, который любил пропустить кружку эля в ближайшей деревушке Доллар, они узнали, что девушка собирается поехать в замок Дамун, Патрик понял – вот их шанс.

Грегор, как и Хэмиш, хотел просто захватить девушку, но у Патрика был другой план. Вместо нападения на карету, чтобы похитить ее, они используют нападение и его внезапное появление, чтобы спасти ее и тем обрести ее доверие. Никто не должен был пострадать, не возьми Грегор дело в свои руки и не затеяв атаку раньше времени.

– Вождь был прав, – сказал Робби, возвращая Патрика в настоящее. – Девушку, похоже, очаровала твоя красота. – Молодой человек заметил, как помрачнело лицо Патрика, но это не остановило его, и он добавил:

– Не могу понять, что они все в тебе находят. Думаю, просто вкус у них плохой.

Вдруг выражение лица Робби изменилось. Он нахмурился.

– Эта девушка… Лиззи… Она совсем не такая, как я думал.

Патрик насторожился.

– Что ты хочешь сказать?

Робби неуверенно взглянул на него.

– Она… добрая, В дороге она интересовалась, достаточно ли у нас еды, поделила мясо и овсяные лепешки, которые предназначались для охранников. Так поступают только хорошие люди.

– Она Кэмпбелл, – заметил Патрик. – Когда ты будешь глазеть на ее хорошенькое личико, лучше представь себе лица братьев и кузин.

Робби отступил.

– Да, капитан. Я это запомню.

Патрик сорвал свою рубаху, смыл пот, кровь и грязь, воспользовавшись водой, которую принесла служанка. Он скомкал грязную рубаху и бросил в огонь, потом натянул чистую, лежавшую в его сумке.

Заправляя рубаху, он вздрогнул, когда пальцы коснулись раны на боку. Но он не обратил внимания на боль, натянул свой нагрудник и зашагал к двери, направляясь в большой зал. Он тряхнул головой, но черные точки перед глазами не исчезали. Ничего, стоит ему поесть и хорошо выспаться, и он будет как новенький.

Ему удалось дойти до лестницы.

Глава 5

Лиззи отрезала себе кусок черного хлеба и намазала его свежим сливочным маслом, хотя уже была сыта. Она сидела на возвышении рядом с другими высокопоставленными членами клана. В комнате звучали громкие голоса гвардейцев, которые решили утопить невзгоды этого дня в добром глотке эля. Она не раз обращала взгляд на дверь, гадая, что же могло задержать ее гостей.

Она ведь просто проявляет заботу о них, как подобает хозяйке, говорила она себе. Конечно, если быть честной, ее волновал один мужчина.

Время шло, и она все больше убеждалась: что-то случилось. Так что когда молодой воин Мюррея, с которым она раньше разговаривала, – Робби, вспомнила она, – появился у входа в большой зал и безумным взором обвел присутствующих, она вскочила с места и поспешила к нему.

– Что произошло? – Она нервно вцепились в ткань юбки, уже почти зная ответ.

– Он без сознания, миледи. – Робби понизил голос, и она увидела тревогу в его обычно озорных глазах. – Я подумал, что он умер, потеряв много крови.

– Он ранен? – вскрикнула Лиззи, не сдержавшись.

– Да.

– Но почему? – Она вспомнила события этого дня. Она так и знала: что-то не так. Как же она не заметила? – В него стреляли?

Молодой воин покачал головой:

– Нет, ранили в бок клинком.

Конечно, она заметила бы такую серьезную рану.

– Но когда? Как это могло случиться? – Робби почувствовал себя еще более неуютно, и она сказала:

– Не важно. Это не имеет значения.

Не теряя времени, Лиззи позвала служанку и велела ей немедленно привести в казарму целительницу со снадобьями. Подумав, что им еще может понадобиться, она велела девушке раздобыть горячей воды и свежие полотенца. И немного бульона. И много виски.

Несколько минут спустя она вошла с Робби в казарму. Люди Патрика уложили его на тюфяк и собрались вокруг, нерешительно глядя на него. Лиззи жестом приказала им отойти и опустилась на колени возле бездыханного мужчины, чувствуя непривычное стеснение в горле и в груди.

Почему он произвел на нее такое впечатление, она не знала. Возможно, это просто был шок при виде такого большого сильного воина, лишь волей случая сбитого с ног. В его лице не было ни кровинки.

Лиззи положила ладонь на его щеку, пораженная холодной влажностью кожи. Склонившись над ним, она приблизила щеку к его губам и облегченно вздохнула, ощутив тепло его прерывистого дыхания на своей коже.

Он не умрет. Не умрет, если ее слово что-нибудь может значить.

Целительница появилась, и с помощью Робби и других людей Патрика они сняли с него нагрудник и рубаху. Медленно обнажились широкие плечи, мускулистые руки и мощная грудь.

Господи Иисусе!

Во рту у нее пересохло, и Лиззи уставилась на него, совершенно оцепенев при виде такого совершенного мужского тела. Она никогда еще такого не видела – его руки и грудь словно высечены из камня. Очертания каждого мускула были отшлифованы до совершенства, ни унции жира.

Она восхищалась, пока целительница не отодвинула рубаху настолько, что открылась рана на боку. Лиззи глубоко вздохнула. Как он мог стоять, не говоря уже о долгой поездке верхом, с такой раной?

Разрез шел поперек его бока, начинаясь у лопатки и заканчиваясь в нескольких дюймах над животом. Рана зияла, красная и сырая, как кусок говядины, по краям запеклись сгустки крови. Она оказалась такой глубокой, что Лиззи могла видеть белизну кости. Кровь текла по его боку, собираясь в лужицу на тюфяке. На боку и животе засохли остатки крови, которую он, вероятно, пытался смыть.

Она поймала мрачный взгляд целительницы и молча задала вопрос, который не отваживалась произнести вслух: будет ли он жить.

Рана не загноилась, но было видно, что он потерял много крови.

Целительница принялась задавать соратникам вопросы и вскоре потеряла терпение от их неопределенных ответов. Тут Лиззи задумалась, не скрывают ли что-то члены клана Мюррея. Рану Патрик, похоже, получил несколько недель назад. Было видны попытки ее зашить, но она открылась снова сегодня, когда ему пришлось сражаться.

Он истекал кровью не один час. – В груди у нее все сжалось при воспоминании о нападении волка. О том, как схватка с ним лишила Патрика сил – хотя он и старательно это скрывал. Она никогда бы не догадалась.

Почему он ничего, не сказал?

Она распрямила плечи, на лице ее отразилась решимость.

– Что я могу сделать? Чем помочь?

– Мы прочистим рану, насколько сможем, и снова зашьем. Я наложу мазь, а дальше – все в руках Божьих. – Голос целительницы не обещал слишком многого.

– Нет! – горячо возразила Лиззи и сама поразилась своей реакции. Ради него на все готова.

Взгляд целительницы говорил, что она понимает больше, чем хотелось бы Лиззи, потом она повернулась к людям Патрика.

– Мне понадобятся несколько человек, чтобы держать его, пока я работаю.

Мужчины оказали содействие, и целительница стала готовиться. Когда все было на своем месте, она приступила к делу. Используя влажные тряпки, осторожно смыла кровь с раны. От волнения сердце Лиззи колотилось как сумасшедшее. Она пыталась быть осторожной, но когда он вздрогнул от ее прикосновения, она прерывисто вздохнула и убрала руку.

– Вы отлично справляетесь, миледи, – подбодрила ее целительница.

– Но ему больно.

– Да, и будет еще больнее до конца этого дня. Если у вас духу не хватает…

– Хватит. – Лиззи стиснула зубы и продолжила промокать красную, страшную рану, стараясь не обращать внимания на его вздрагивания от боли. Она с облегчением провела рукой по лбу, когда они закончили, и тут увидела, что целительница подняла кувшин для вина.

– Что вы делаете?

– Виски поможет промыть рану от яда.

Лиззи слышала об этом, но прежде никогда сама не видела. Случайно пролив однажды кларет на порез, она и вообразить не могла, что будет так больно.

– Вы уверены, что это необходимо?

– Я видел, как это помогало, миледи, – вмешался Робби.

Лиззи сглотнула и согласилась:

– Давайте.

Патрик широко открыл глаза и издал гортанный крик, который потряс ее до глубины души. Люди удержали его, но было страшно смотреть, как его тело извивается от боли. Казалось, прошла целая вечность, когда он затих.

Целительница вытащила иглу и тонкую шелковую нить.

– На это потребуется время. Мне нужно, чтобы вы стянули края раны, пока я буду шить. – Она посмотрела на охранников. – А вы держите что есть сил. Ему будет очень больно.

Лиззи казалось, будто она не дышала целый час, ее нервы были на пределе, пока целительница методично зашивала рану. Это был длительный болезненный процесс, который потребовал все ее силы. Когда целительница закончила, они нанесли мазь и перевязали рану чистым льняным бинтом.

– Не понимаю, как он мог ходить неделями с такой раной. Ведь это адская боль, – сказала целительница, качая головой.

– Капитан не боится боли, как большинство людей, – восхищенно заметил Робби. – Он терпел и похуже.

– Да, – прибавил один из воинов постарше. – Видите вот это? – показал он на круглый шрам на плече Патрика. – Получил выстрел из аркебузы в руку, которой держит меч, и после этого сражался еще несколько часов.

Лиззи плотнее сжала губы.

– Боли боится каждый, – сказала она. – Только некоторые чертовски упрямы, чтобы признаться в этом.

Он не хотел вспоминать.

Патрик боролся с видениями, со снами, но они приходили все чаще. Обрушивались на него как лавина. Некуда бежать. Негде спрятаться. Он не мог скрыться от воспоминаний. От видений и милого материнского голоса, проникающего в его сновидения.

Но только это был не сон.

– Просыпайся, Патти! Одевайся! Поторопись, мой милый! Голос матери, понял он, только звучит не так. Его мать – это было счастье и свет, а не беспокойство и ужас. Он открыл глаза. Ее бледное лицо, освещенное единственной свечой, показалось похожим на призрак, плывущий в море тьмы.

По ее выражению он понял – что-то случилось. Что-то ужасное.

Ночь разорвал крик снаружи:

– Они идут!

Кэмпбеллы. Кэмпбеллы идут за ними.

Ему вспомнился горький вкус страха. И стыда. Ему было десять лет. Почти мужчина. Он не должен бояться. Он воин, как и его отец. И, как отец, однажды станет вождем.

Он все еще ощущал ее руку, нежно касающуюся его лица. Мог видеть ее зеленые глаза, отражающие его собственные, глядящие на него с такой любовью.

– Ты должен быть смелым, мой дорогой. Возьми братьев и беги с ними в лес. Спрячьтесь там, пока за вами не придет кто-нибудь, когда все успокоится.

Он не хотел идти. В лесу было страшно и полно гоблинов. Но он скрыл свой страх и спросил:

– А ты?

– Я не оставлю вашего отца. Не беспокойся. – Она погладила его по щеке. – Мы с Энни в безопасности.

В своих снах ему хотелось спорить, хотелось просить ее пойти с ними, но сны не слушались его. Итак, он оставил мать, взял меч, который она ему дала, – настоящий, из стали, а не из дерева, каким он обычно играл, – и бросился в заросли, ведя за собой семилетнего Грегора и пятилетнего Айэна, пока легкие, как ему показалось, чуть не лопнули.

Он пробежал примерно милю и лишь тут вспомнил о своем знаке. Знак вождя, который отец только что отдал ему. Этот символ переходил в их семье из поколения в поколение. «Береги его, сын мой».

Наследство, символ его клана. От стыда Патрику стало тошно. Как мог он забыть о нем? Отец так доверял ему, он не может его подвести.

Нет! Это крикнул Патрик мальчику из своего сна. Но мальчик не мог его услышать. Мальчик думал, что для него ничего нет важнее знака.

Господи, как же он ошибался. Патрик оставил своих братьев, строго наказав им не шевелиться, и вернулся назад к спрятанным знакам.

И сразу почуял запах дыма. Он наполнял ночь черным туманом, жег горло, когда Патрик мчался к замку. Он побежал быстрее, тяжелый меч глубоко бороздил землю. Выбежав из-за деревьев, он увидел пламя. Оно рисовало мерцающие оранжевые всполохи в ночном небе над берегом озера Лох-Ирн, охватывая все вокруг. Дым щипал глаза. Дом Патрика… исчез. Повсюду были люди. Бегали, кричали, пытались спастись от огня. Люди Кэмпбеллов с мечами напали на деревню.

Он понимал, что все это значит, но не хотел в это верить. Он знал, что его отец никогда не допустил бы этого, будь в его теле хоть капля жизни. Патрик мчался к замку, не обращая внимания на пламя.

Подбежав поближе, он увидел тела охранников своего отца, подобные ангелам у ворот ада в день Страшного суда.

В горле жгло от желчи, но он бежал не останавливаясь, пока не увидел знакомый плед, валяющийся в крови у подножия лестницы.

– Нет! – крикнул он и кинулся к неподвижному телу, прижался к крепкой груди, не обращая внимания на слезы, ручьями текущие по щекам. – Отец!

Кто-то попытался оттащить его, а он в ответ взмахнул своим мечом, но промахнулся.

Мужчина с руганью сжимал шею мальчика, Патрик дико сопротивлялся, пытаясь вырваться из рук одного из воинов Кэмпбеллов.

– Что нам с ним делать? – спросил мужчина.

– Прикончи волчонка! – сказав другой. – Раз он уже достаточно взрослый, чтобы носить меч, значит, вполне достоин, чтобы умереть. Да к тому же эти Макгрегоры народ мстительный. Посмотри на его глаза. Мы еще с ним встретимся когда-нибудь.

Патрик сильно ударился о землю и увидел, как над его головой сверкнул меч.

Ему хотелось прервать сон. Хотелось изменить воспоминание. Он постарался отделаться от него, но сон не отпускал его.

– Нет, – послышался из темноты голос матери. – Не обижай моего…

Грудь Патрика жгло от безжалостно терзающих его образов. Мать встает перед ним. Меч рассекает ее грудь.

– …сына.

Голос непрерывно звучит в его голове – предсмертный хрип.

Он никогда не забудет этот звук, пока жив.

– Мама! – Крик, вырвавшийся из его груди, не походил на человеческий. В нем смешались агония, гнев и беспомощность. Он кинулся в бой, схватив тяжелый меч, который бросил рядом с отцом, с такой силой, о существовании которой в себе и не подозревал. Это была сила, рожденная ненавистью. Сила мальчика, так быстро превратившегося в мужчину. Он вспомнил удивленное выражение на лицах двух мертвых воинов, которых он убил, прежде чем скрылся в лесу. Это была месть за родителей, убитых Кэмпбеллами. Отныне эта месть станет делом его жизни.

Ласковая рука на лбу успокоила мучительные воспоминания. Видения исчезли, и он уснул.

Патрик проснулся от голоса ангела. Или, возможно, он умер и попал на небеса, потому что ему казалось, будто он парит на облаках, такой мягкой была поверхность, на которой он лежал.

Его глаза внезапно открылись. Облако? Подушка? Ангел? Нет-нет. Он вовсе не парил в небесах, а лежал в постели. Он так давно не спал ни на чем, кроме песка и веток, что почти забыл о существовании постелей.

– Где я?

Он попытался вспомнить, но его мозг отказывался работать. Все распадалось… расплывалось.

Простыни откинули, и бархатная ручка коснулась его голой груди. Нежное прикосновение заставило его полностью проснуться. Его ангелом оказалась Элизабет Кэмпбелл. Небесное пение внезапно прервалось.

– Где я? – требовательно спросил он; голос у него был невнятный, в голове сумятица, и он ненавидел это чувство неразберихи. Он лежал в чужой постели, полуголый, голова у него раскалывалась, и его мучила такая жажда, как никогда в жизни.

Что она с ним сделала? Она обнаружила, кто он такой? Он в тюрьме?

Он огляделся. Если это тюрьма, то слишком роскошная: огромных размеров, площадью, вероятно, двадцать футов, с необычным каменным сводом и оштукатуренными стенами, окрашенными в желтый цвет. Два больших окна с чистыми стеклами, сквозь которые потоки солнечного света падали на полированный деревянный пол. Большой каменный камин в противоположном углу и красивая мебель. Кроме масляных ламп, он увидел еще и два серебряных канделябра. Над головой – полог из тяжелого шелка на искусно вырезанных деревянных столбиках. Постель, отделка, мебель… все было настолько богато, что здесь мог бы жить и король.

Он сильнее сжал ее запястье и хрипло повторил:

– Где я?

– Вы в башне замка Кэмпбелл, – объяснила Лиззи. – Точнее, в спальне моего кузена.

И правда подходит для короля: король Кэмпбелл. Он, лишенный прав член клана Макгрегоров, спит в кровати графа Аргайлла. Должно быть, настал конец света.

– А как я сюда попал?

Она осторожно высвободила/руку и встала. Она стояла спиной к солнечному свету, ее волосы в лучах света превратились в золотой нимб, а кожа казалась прозрачной как алебастр…

У него перехватило дыхание, как от удара в живот.

Она не только поет как ангел, но и выглядит примерно также. Его ангел.

Ее изящные брови сошлись на переносице.

– Вы ничего не помните?

Он покачал головой и поморщился от боли. Она снова подошла к нему, коснулась его. Ее ладонь на его лбу.

– С вами все в порядке?

Голос у нее был… встревоженный.

– Да, если не двигаю головой. Как я оказался в постели графа Аргайлла?

– Вас нашли во дворе, вы потеряли много крови. – Она внимательно посмотрела на него. – Полтора дня назад.

Проклятие! Очевидно, рана наконец доконала его. Знай он, что потеря сознания помогла бы ему оказаться полуголым в спальне наедине с ней, он мог бы попытаться сделать это и раньше. А по тому, как она отводила взгляд от его груди, он понял, что она уже не думает о нем только как о больном.

– Мы уж подумали, что вы умерли, – прибавила она. – Как вы могли умолчать о ране?

Он пожал плечами:

– Я не думал, что все так серьезно.

Выражение ее лица изменилось – озабоченность сменилась раздражением, даже гневом.

– Несерьезно? Как вы можете такое говорить? Вы расхаживали с открытой раной в боку в фут длиной. Конечно, вам было больно?

Ее глаза вспыхнули, и он подумал, что она самая красивая девушка, какую он когда-либо видел.

Как же он хочет ее! Никогда еще в своей жизни он так не желал женщины. Хорошо бы накрыть ее своим телом и поднять ее руки над головой, так чтобы она распростерлась под ним, когда он медленно войдет в нее.

– Вы могли бы умереть, – продолжала она, – если бы не целительница.

– И если бы не вы, – сказал Патрик, не сводя с нее глаз. Мысль о том, что она беспокоится о нем… нравилась ему.

Она опустила глаза.

– Я мало что сделала.

Она лгала. Это она проникала в его сны, утешала, успокаивала.

Избегая его взгляда, она подошла к кровати, как исполняющая свой долг хозяйка замка.

– Надо осмотреть вашу рану, – решительно сказала она. – Могу прийти позже, если хотите.

– Нет. – Мысль о ее руках на его теле… – Сейчас, – сказал он хриплым голосом.

Она заколебалась, взгляд ее скользнул по его обнаженной груди к простыням, прикрывающим живот. Очевидно, он чувствует себя гораздо лучше, потому что напрягся под ее взглядом как неопытный юнец.

Он чувствовал ее нервозность, но не сделал попытки укрыться. Ему нравилось видеть ее немного растерянной.

– Очень хорошо.

Он лежал спиной на подушке и наблюдал за ней. Она склонилась над ним, осматривая повязку, и он чувствовал ее приятный аромат. Как же хорошо от нее пахнет! Свежестью и цветами. На ней была простая шерстяная коричневая юбка и подходящий по цвету жакет, который обтягивал нежные очертания грудей. Роскошные округлые груди, он с дрожью ощущал, что они всего в нескольких дюймах от его губ. Он мог бы поднять голову и зарыться лицом в них.

Локон ее волос упал ему на грудь. От легкого как перышко прикосновения светлого шелка к его коже он чуть не застонал.

– Простите, – пробормотала она быстро отводя выбившийся локон за ухо. Все еще склонившись над ним, она подняла на него глаза. – Мне нужно снять повязку и посмотреть рану. Вам может быть больно.

Ему было очень больно, но не от раны. От жаждущего девушки естества. Он была так близко. Он не мог дышать; каждая клеточка его тела напряглась до предела. Кое-как он умудрился прохрипеть:

– Потерплю…

Она осторожно сняла повязку, и он мог увидеть тщательно зашитую рану. Лиззи взяла влажную тряпку из миски и осторожно смыла засохшую кровь. Он закрыл глаза, его кожа пылала, когда она касалась его. Ее руки на его теле сводили с ума. Пытка. Упражнение в выдержке для мужчины, у которого ее нет.

«Возьми ее».

Сердце бешено бьется, дыхание прерывается, терпение кончается.

Ее пальцы пробегают по его ребрам к животу, чуть ниже.

Все-таки пытки иногда бывают и сладкие.

Сердце Лиззи колотилось в груди. Руки у нее дрожали каждый раз, когда она обрабатывала его рану, – две ночи и день.

Но на этот раз все было по-другому.

На этот раз он был не в беспамятстве, а полностью пришел в себя. Кожа, которой она касалась, была теплой, и в ней пульсировала жизнь. Напряжение потрескивало в знойном воздухе между ними. Она чувствовала пламень его взгляда на себе, когда он наблюдал, как она обрабатывает его рану. Была какая-то колдовская уверенность в том, что ее прикосновение волнует его. От этого она чувствовала себя… желанной.

Она провела влажной тряпкой вдоль нижнего края раны вблизи живота. Руки ее плохо слушались. Она нечаянно коснулась края простыни, которая сдвинулась вниз по бедрам, прикрывая его мужское достоинство. На мгновение ее взгляд задержался на выпуклости под простыней.

Его рука быстро схватила ее запястье.

– Хватит!

Голос у него был прерывистый и сердитый. Он метнул в нее взгляд, отчаяние. пронзило ее грудь.

– Простите, я сделала вам больно?

Он не отводил взгляда – ярко-зеленые глаза строго смотрели на нее. Она видела, как напряжение накапливается в нем, по легкому дрожанию ноздрей и тонким белым линиям, прорезавшимся вокруг рта.

– Вам лучше уйти. Пришлите кого-нибудь, чтобы закончить дело.

У Лиззи дыхание перехватило от обиды. Она-то подумала, будто ее прикосновения нравятся ему. Господи, какая она дура!

– К-конечно.

Заикание. Теперь унижение полное. Всхлипнув, она попыталась вырваться, но он притянул ее к себе. Рука, которой она уперлась в его грудь, чтобы не упасть на него, была ее единственным средством защиты.

Она сознавала, насколько близко находится от него. Ее груди касались его груди, и их губы были совсем близко. Его теплое дыхание коснулось ее губ. А что, если поцеловать его? Его губы наверняка окажутся нежными и бархатистыми.

Искушение было мучительно. Его пряный мужской запах подействовал на все органы чувств. Ее тело горело и покалывало от его жара. Она слышала, как колотится его сердце, – но, может быть, это стук ее собственного?

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, пытаясь прочитать его мысли за непроницаемым фасадом. Выражение его лица было строгое, непреклонное. Глаза темные и жесткие. Он выглядел так, будто поцелуй – последнее, о чем он мог бы подумать.

Она была дурой, позволив себе так попасться. Разве он только что не дал ей понять совершенно ясно, что не хочет иметь с ней никаких дел?

– Послушайте, – хрипло сказал он:

– Все не так, как выдумаете.

Горячие слезы жгли ей глаза.

– Не нужно объяснять. Мне лучше уйти. – Она попыталась высвободиться, но это было все равно что гнуть сталь. Твердая мускулистая грудь не шелохнулась.

– Посмотрите на меня, – приказал он, нежно коснувшись ее подбородка.

Она неохотно подчинилась.

– Я не хочу, чтобы вы меня касались, потому что это слишком приятно. – Он наклонился ближе, его губы оказались совсем рядом. Ее сердце затрепыхалось как сумасшедшее. Ошеломленная, она почувствовала легкое как перышко прикосновение его губ к своим – такое нежное, что она подумала, не померещилось ли ей это, – прежде чем он со стоном откинулся назад. – Мне очень хочется притянуть вас к себе, целовать, ласкать… Но к чему это приведет?

Жар в его голосе не оставлял сомнения в искренности его слов. Мысль о возможной близости с Патриком испугала ее не так сильно, как должна была бы. На щеках у нее загорелись два красных пятнышка. Лиззи с трудом сглотнула.

– Я не думала…

– И напрасно. – Он глубже посмотрел ей в глаза. – Зачем скрывать? Я хочу вас, и я не каменный, чтобы этому противиться.

Взгляды, которыми они обменялись после этих слов, были такими выразительными, почти ощутимыми. Она почувствовала растущую связь, их будто притягивало друг к другу. Все сильнее и сильнее. Покраснев, она отодвинулась.

– Я считаю, возникли особые обстоятельства. Нет причины думать, будто что-нибудь подобное произойдет снова. Одна из служанок может теперь обрабатывать ваш рану.

Она двинулась к двери, внезапно остановилась и взглянула на него последний раз.

– Так вы останетесь у нас?

Из глаза встретились, и что-то сверкнуло между ними.

– Да, Лиззи, я останусь.

Она улыбнулась, испытывая больше облегчения, чем ей хотелось бы признать. Но какая-то маленькая частица ее сомневалась, не открыла ли она только что ящик Пандоры. Справится ли она теперь сама с собой?