Текст книги "Невидимый город"

18
Спокойной ночи, Лина

Лина измученно опустилась на подушку. Гарри настоял на том, чтобы самому отвезти ее домой. У Лины даже не было возможности поговорить с Бобби. Она чувствовала себя истощенной, растерянной, слабой, усталой – и все это одновременно.

– Нам не стоит рисковать, – сказал Гарри. – С травмой головы не шутят.

Лина предпочла бы остаться в спортивном зале. Там, где их команда праздновала скудную победу над красно-белыми. Там, где она встретилась с таинственным юношей. Она разозлилась на себя. Почему она не среагировала быстрее? Почему не подошла к нему? Она могла спросить его имя. Оказавшись дома, она уже не была уверена, не вообразила ли она его и его сверхчеловеческие способности. Неужели этот парень был способен волшебным образом перестраивать время? Или воображение взяло над ней верх? Как там обычно говорила Соня? Неужели ее ослепили странная одежда, чудесные глаза и нестандартный цвет волос? Может быть, он был эксцентричным другом одного из игроков, братом, кем-то из клуба? И хронометр, издающий своеобразные сигналы с момента встречи с незнакомцем: возможно, после падения заржавевший механизм просто пришел в действие.

Завтра она спросит Хлою. Хлоя знала всех и каждого, может быть, и незнакомого юношу.

Лина достала телефон. Фотографии в социальных сетях показали ей все, что она все пропустила: последний гол, объятия команды-победителя, Хлою с кубком, Йонаса с радужными наушниками. С каждой фотографией, появлявшейся в ее ленте, Хлоя становилась все ближе к Йонасу. Фотографии словно были частью другой жизни, к которой она уже не принадлежала.

Снизу донесся заливистый смех. Лину это удивило. Соня ворковала и хихикала. Немного громковато и слегка фальшиво. С любопытством Лина на ощупь направилась по коридору. С лестницы ей был отлично виден первый этаж. Тетя, весело пританцовывая с пустой бутылкой красного вина, направлялась в сторону кухни только для того, чтобы через несколько секунд вернуться в гостиную с новой. И не забыла поправить волосы, макияж и декольте, смотрясь в зеркало в коридоре. Такой раскрепощенной Лина не видела тетю целую вечность. На цыпочках Лина спустилась по ступенькам вниз. Неужели Хьюго вернулся к семье? Через дверную щель она разглядела пару кроссовок с ярко– оранжевым узором пламени, теннисные носки, черные джинсы, а затем мужчину, занявшего место на диване. Гарри Кинг выглядел так, словно попал не в свой фильм. Натренированный мужчина не был похож на того, кто любит выпить крепкого красного вина или поудобнее устроиться на красных плюшевых диванах.

– Странно, что у нас никогда не появлялось возможности лучше узнать друг друга, – сказала Соня и закашлялась.

– Мне было важно, чтобы вы знали, – сказал Гарри. – Лина в последнее время выглядит такой подавленной.

Лина ахнула. Что Гарри Кинг знает о ее жизни?

Соня, видимо, тоже подумала об этом.

– Ей пятнадцать, – выпалила она подчиненному. Как будто возраст давал всему исчерпывающее объяснение.

– У нее такое часто бывает? – спросил Гарри. – Она выглядела так, словно увидела призрака.

Лина затаила дыхание. Она ждала, что Гарри упомянет о юноше. Но нет. Осознание того, что мужчина, от которого едва удавалось ускользнуть, упустил юношу, расстроило ее едва ли не больше, чем тот факт, что эти двое беседовали о ней.

Тетя пожала плечами.

– У нее богатое воображение.

– Знаете ли вы, что Лина часто бродит по складу? Она замучила наших клиентов своими вопросами. Она хочет знать все о своем прошлом.

Лина вздрогнула.

Тетя взволнованно замахала руками.

– Я не хочу знать, – отмахнулась она. – Мне достаточно тех проблем, которые у меня уже есть. Новые мне не нужны.

– Я на вашей стороне, – сказал Кинг. – Лина меня беспокоит.

Тетя погрузилась в мрачную тишину.

– Нехорошо держать в себе тревогу, – сказал Гарри.

– Лина в порядке, – сказала Соня устало. – Мы воспитали ребенка настолько хорошо, насколько это было возможно. У нее есть все, что ей нужно.

Гарри Кинг скользнул ближе к ней и схватил ее за руки.

– Что случилось, Соня? – спросил он.

Тетя боролась со слезами. Ей даже не пришло в голову, что он впервые обратился к ней по имени.

– Я беспокоюсь, что она станет такой же, как ее мать, – вдруг выпалила она.

– Разве это было бы так плохо? – заметил Гарри.

Соня кивнула.

– Рея обладала неземной красотой, но была ужасно нервной и встревоженной. Она видела призраков среди бела дня. Повсюду она чувствовала опасность и слежку. Мне даже не разрешали брать Лину на руки. Никому из семьи не разрешалось трогать ребенка. Рея выглядела так, словно за ней гнался дьявол.

Волосы на затылке Лины встали дыбом. Признания ее тети прозвучали как гром среди ясного неба. Она всегда чувствовала сдержанность Сони по отношению к Рее, несмотря на то что она никогда не говорила об этом.

– А ваш брат? – спросил Кинг.

– Я никогда не обсуждала это с ним, – призналась Соня. – Мы были не очень близки. У нас был один отец, но росли мы отдельно. С появлением Реи он окончательно ушел из нашей семьи. Они хотели быть только втроем.

– Они были юными влюбленными, – защищал Гарри молодую пару. – Так иногда бывает.

Соня только покачала головой.

– Дело не в этом. Было что-то еще. Над ней висело большое темное облако.

Она погрузилась в размышления.

Кинг попробовал еще раз.

– Я знаю, что это такое. Я рано потерял семью. Если хотите, я могу…

Соня даже не дала ему договорить.

– …поговорить с Линой? Об этом не может быть и речи. Старые истории только расстраивают.

– Лине может помочь разговор с тем, кто непричастен к потере ее родителей, – сказал Кинг.

– Зачем? Ни одна беседа не изменит того, что произошло тогда. Я хочу, чтобы она росла как обычная девочка.

– А что, если Лина не такая, как обычные дети? – предпринял последнюю попытку Гарри.

Тетя вскочила и начала энергично протирать бокалы.

– Вам лучше сейчас уйти, – сказала она. – Я запрещаю вам обременять Лину такими вещами. Чем меньше мы будем бередить старые раны, тем лучше для ребенка.

19
Следы на снегу

Лина поспешила по лестнице наверх. Все это было очень запутанно. Семья, отбросившая прошлое. Часы, показывающие одну и ту же дату. Несчастный случай, о котором все лгали. Юноша, обладавший магическими способностями.

Она проскользнула обратно в свою комнату, залезла под кровать и вытащила рюкзак. Коричневый толстый конверт буквально горел в ее руках. У нее не было выбора. Если она когда-либо хочет понять свою собственную историю, ей нужно найти в себе мужество смириться со смертью родителей. Резким движением Лина разорвала конверт. Сердце застучало в ушах, когда оттуда выпала настоящая газета с новостями о новогодней ночи. Дрожащими руками она перелистывала страницы, пока не наткнулась на знакомую статью. Лина глубоко вздохнула и заставила себя прочитать текст до того, как заговорили го– лоса.

Смерть в новогоднюю ночь

Молодая пара погибает в аварии

на старом таможенном мосту

Карл Расмус

Трагическая авария произошла в новогоднюю ночь на старом таможенном мосту. Около 19.30 вечера «Фольксваген Гольф», вмещавший трех человек, съехал с дороги и сорвался в пропасть глубиной в несколько метров. Несмотря на скорое прибытие пожарных и полиции, двух пострадавших не удалось спасти. Рея и Томас Ф. (супругам было по 24 года) от полученных травм скончались на месте. Каким-то чудом их трехлетняя дочь выжила, не получив опасных ранений. В настоящее время полиция ищет родственников. Причина аварии до сих пор не известна, сообщил пресс-секретарь департамента полиции. Слухи о втором автомобиле, замешанном в аварии, не подтвердились. Мост был закрыт для проведения расследования. К 23 часам образовалась пробка на тринадцать километров.

К газете Карл Расмус приложил стопку черно-белых фотографий с места происшествия. Снимки зафиксировали полузасыпанные снегом следы автомобиля, обломки и разбросанные вокруг вещи. На мягком снежном покрывале лежали треснувший чемодан, одежда, коробка с посудой, книги и сломанная кукла со сломанными конечностями. Эти предметы она нашла в боксе 187. Волна грусти захлестнула Лину. Поток образов не прекратился, даже когда она закрыла глаза. Лина увидела своих родителей, спешащих загрузить вещи в темно-синий «Гольф». Увидела, как машина мчится по темной проселочной дороге. Свою мать, которая беспокойно оборачивалась. Увидела слепящие фары в зеркале заднего вида, услышала настойчивый гудок, почувствовала сильный удар. Осознание поразило ее, как удар молота. Картины происшествия в ее голове, звуки, воспоминания о запахах и холоде снега: это были не порождения богатого воображения. Ее родители не собирались на шумную новогоднюю вечеринку, они собирались бежать. И Лина была с ними.

Во второй статье от 22 июля 2007 года Карл Расмус сообщил о прекращении расследования и о том, что девочка проживает у своей тети.

– Несмотря на произошедшее, с маленькой Линой все в порядке, – прочитала она.

Это была откровенная ложь. Лина в потрясении сидела перед материалом. Образы в ее голове были обрывочными, похороненными в глубине подсознания, неясными. Она представляла себя одной из этих разодетых русских кукол. Как и в матрешке, в ней существовали разные облики Лины. Маленькая Лина, чьи очертания она помнила лишь отдельными фрагментами. Задумчиво взглянула она на портрет трех людей, висевший над своей кроватью.

– Я узнаю, что произошло тогда, – пообещала она. Она найдет тех, кто виноват в смерти ее родителей. Но для этого ей нужно было разгадать тайну, окружавшую ее мать. Разгадка, по ее мнению, крылась в таинственных часах.

20
Я не еду с вами

Где только носит Бобби? Уже минут двадцать Лина топталась на детской площадке холмистого сквера. Густые кусты, отделявшие городской парк от спортивной площадки, давали ей укрытие и прятали от посторонних глаз. Отсюда, сверху, Лина могла незаметно наблюдать за происходящим. На стоянке перед спортивным залом царила возбужденная суета. Повсюду сновали гандболисты. Сопровождающие были заняты тем, чтобы рассадить детей, разместить сумки, палатки, спальные мешки и спортивное снаряжение по ожидающим автобусам. Гандбольный клуб начал свою деятельность в традиционном лагере пятидесятников[8]8
  Лагерь пятидесятников – это трехдневный палаточный лагерь во время Пятидесятницы или Дня святой Троицы в Германии.


[Закрыть].

Лина скучая наблюдала за суматохой. Еще недавно перспектива провести несколько дней с Йонасом поднимала рой бабочек в ее животе. С тех пор как она нашла хронометр, она смотрела на свою прежнюю жизнь как сквозь стекло, которое преграждало ей обратный путь к нормальной жизни. Ночью она вместе с Бобби разработала план.

Какой-то звук прервал ее мысли. Лина обернулась. Позади нее что-то зашуршало в кустах. Ветки хрустнули, тяжелое хриплое дыхание заставило листья задрожать. Карие влажные глаза, настолько большие и круглые, что не было видно белка, пристально уставились на нее. Прежде чем Лина поняла, что происходит, из зарослей с лаем выскочил тучный мопс. Он оскалился, негодуя, что кто-то осмелился преградить путь к его любимому дереву. Его хозяйка, такая же недовольная, как и ее собака, неподалеку вела группу полных мужчин на занятия фитнесом. Айхберг был излюбленным местом отдыха, как летом, так и зимой. Надпись на ее футболке «Проваливайте! Я – мамочка мопса» не сулила ничего хорошего. Ни мужчинам, ни Лине. Только не привлекать к себе внимания! Лина попыталась улыбнуться злобной собаке. Кусочек бутерброда с колбасой, который ей бросила Лина, сотворил чудо: возмущение мопса сменилось удивлением, признательностью и голодом. Ведь там, где дали кусочек бутерброда с колбасой, можно было получить и другие деликатесы. Достаточно было только вилять хвостиком и лаять.

Лина вздохнула с облегчением, когда красный «Вольво» матери Бобби на полном ходу свернул на стоянку. На ее мобильный пришло сообщение. «Быстро попрощаюсь с мамой», – написала Бобби. Лина сразу ответила: «Жду наверху, у детской площадки».

Напряженно наблюдала она, как ее подруга вылезает из машины. Вопреки всем надеждам девушек, Генриетта Альберс не собиралась отпускать Бобби в лагерь пятидесятников без основательного прощания. Энергично она направилась к автобусу с огромным чемоданом дочери.

– Я упаковала тебе теплую пижаму, – сказала она, пока Бобби шагала рядом с ней, не в силах дождаться, когда, наконец, заговорит с Линой. – На озере по вечерам ощутимо холодно, особенно в палатке. И не забудь нанести крем. Я читала в интернете, что над спортивными полями весь день будет палить солнце.

Благодаря активной поддержке матери Бобби была приспособлена к многолетнему пребыванию в самых разных климатических зонах. Помимо спального мешка, туристического коврика и палатки она таскала одежду на случаи любых погодных катаклизмов. Бобби не нужно было бояться ни арктических холодов, ни проливных дождей, ни тропических жарких волн.

Госпожа Альберс не унималась.

– Ты должна сказать, что в автобусе тебе станет плохо, тогда тебя посадят в первый ряд, – посоветовала она.

Бобби закатила глаза к небу. Ее мать не понимала, что распределение мест в автобусах подчинялось таким же правилам, как и разделение в классе. В первом ряду сидели исключительно ботаники, незрячие и любимчики учителя, с которыми никто не хотел иметь ничего общего. Сзади в автобусе сидели крутые ребята с колонками, множеством друзей и тайным запасом запрещенных энергетиков.

– Мне никогда не было плохо в автобусе, – возразила Бобби.

– Ты никогда не ездила в автобусе в течение такого долгого времени, – вмешалась ее мать. – Меня все время тошнит. Это генетическое.

– Мам, – возмущенно застонала Бобби. – Я разберусь.

С большим трудом Бобби удалось помешать Генриетте Альберс отправиться в лагерь пятидесятников в качестве добровольного сопровождающего.

– Ты видела список обязательных вещей? – возразила Бобби. – В нем ничего не сказано о том, что необходимо брать с собой маму или папу.

Со своего возвышения Лина нетерпеливо наблюдала за тем, как госпожа Альберс пристально смотрела на дочь. Почему это продолжается так долго? Мопс, недовольный отсутствием внимания Лины, занялся своим самообслуживанием и погрузил свое толстое тело в ее рюкзак. Лина хотела как можно быстрее вытащить его, но было поздно. Любую попытку спасти хотя бы часть ее припасов в дорогу пес пресекал яростным лаем. Если Бобби не поторопит мать, у Лины не останется провианта для поездки.

– Если захочешь связаться с нами… – начала госпожа Альберс и вытащила телефонный список с 15 номерами из своей сумочки.

– В палаточном лагере сотовые телефоны запрещены, – поспешно выпалила Бобби. – Электронные устройства мешают лагерной жизни.

Это была откровенная ложь, но, по мнению Бобби, она приравнивалась к преступлению со смягчающими обстоятельствами в качестве самообороны. Когда она была с классом в лыжном лагере, Генриетта Альберс использовала любой мыслимый предлог, чтобы позвонить руководству лагеря и убедиться, что отсутствие новостей – хорошая новость. Лыжные инструкторы относились к Бобби очень трепетно. После двух ночей и сорока шести контрольных звонков она сдалась и поехала домой. Ее мать еще не была готова так надолго остаться одна.

Смущенно Бобби огляделась вокруг. Другие родители быстро прощались со своими детьми. Если вообще находили дорогу к автобусу. Хлоя мчалась на такси с элегантным спортивным чемоданчиком, а Йонас, как обычно, на своем шоссейном велосипеде. На его шее болтались радужные наушники Хлои. Небольшой тканевый рюкзак был небрежно перекинут через его плечо, который, наверняка, был бы легко застигнут врасплох непогодой.

– И не звони, – сказала Бобби. – Ни при каких обстоятельствах.

Как другие воспитывают своих родителей? Как им удается сделать так, чтобы они не вмешивались в жизнь своего ребенка? Существовали сотни сайтов, объясняющих, как обращаться с детьми, страдающими от тоски по дому, но ни один не сообщал о том, как справиться с тоскующими родителями.

Уголок рта Генриетты Альберс предательски дернулся. Она вела себя так, словно они прощались навсегда. При этом они пробудут там всего пять дней и четыре ночи. Бобби сейчас нужно было что угодно, но только не мать, плачущая на глазах у всего гандбольного клуба.

– Тебе пора идти, – решительно сказала она.

Нетерпеливо переступала Лина с ноги на ногу, пока подруге, наконец, не удалось вырваться из цепких, как у осьминога, объятий матери. Торопливо пробежала она мимо Хлои, которая по-прежнему торопливо вела прямую трансляцию для своих подписчиков.

– О боже, это была такая жесть, – произнесла она. – Я должна вам все быстренько рассказать. Вчера отец пообещал подвезти меня. Поэтому я поставила будильник на 6.20. Капец, говорю вам. Просто капец. И затем просыпаюсь я в 8.12. Отец забыл обо мне. Поэтому я вызвала такси. Сказали подождать двадцать минут. Они что, издеваются? А потом приезжает водитель, который совершенно не знает город…

Голос Хлои заглушил дикий лай. Бобби добралась до укрытия Лины, где ее встретил взбешенный мопс. Толстая собака разозлилась на предполагаемого конкурента и ревниво вцепилась в икру Бобби. Бобби заставила его прекратить лаять энергичным движением руки. Мопс испуганно отскочил, убежденный, что Бобби была экспертом по вскрытию тушек домашних питомцев. Щеки Лины пылали от волнения.

– Ну? Она поверила, что нам нельзя пользоваться мобильными телефонами? – спросила она.

Бобби кивнула:

– Она постарается.

Первый автобус просигналил, гандболисты залезали внутрь. Пора. Торопливо девушки обменялись телефонами.

– Достаточно будет, если ты напишешь Соне сегодня вечером в WhatsApp, что мы хорошо доехали. И время от времени публикуй истории в Instagram. И ставь лайки моим сестрам. Иначе они начнут что-то подозревать.

Бобби серьезно кивнула. В своем ночном разговоре по телефону они договорились, что не стоит рисковать. Благодаря регулярным новостям из гандбольного лагеря Бобби убедилась, что у тети Лины не возникнет вопросов. Остальное уладит фальшивое письмо, которое она тайно написала в клуб. В нем говорилось, что Лина все еще страдает от головной боли и из-за подозрения на сотрясение мозга должна лежать в постели. С помощью Бобби Лина упомянула в тексте полдюжины медицинских терминов и непонятных сокращений, пока не убедилась, что письмо звучит достаточно профессионально.

Гудок клаксона разнесся над площадью. Тренеры затолкали последних игроков в автобусы.

Они снова обняли друг друга. Их сердца сжались: что будет дальше? Бобби вытащила что-то из рюкзака.

– Он позаботится о тебе, – сказала она и, отдав подруге плюшевую собаку, побежала вниз по склону холма.

Лина рассеянно сунула Отто в сумку. Жуткая мягкая игрушка гарантированно прогонит любого призрака.

Бобби протиснулась мимо Хлои в автобус. С облегчением она обнаружила, что посередине освободилось место. Сзади в автобусе команда Хлои ждала свою предводительницу. Гремела музыка, раздавался громкий смех. Даже без энергетических напитков они были полны сил.

Бобби напрягало ожидание того, что пять дней она будет предоставлена сама себе. Без Лины. Еще хуже была только мысль о том, чтобы остаться дома. Она снова повернулась в сторону детской площадки. Последнее, что она увидела, был толстый мопс, в панике бегущий по стоянке. Словно он увидел привидение.

21
Поезд в никуда

– Куда? – рявкнула дама за стеклом. Ее грудь закрывала половину окна, голос занимал всю комнату.

– «Совиная нора», – повторила Лина.

В ходе своего расследования она даже не выяснила, скрывалась ли за термином «Совиная нора» какая-то область или конкретное место. Она положилась на то, что диспетчер вокзала сможет лучше ей помочь, чем онлайн-расписание, которое только призывало: «Пожалуйста, свяжитесь с вашим туристическим центром ДБ»[9]9
  ДБ (Deutsche-Bahn) – немецкая компания, основной железнодорожный оператор.


[Закрыть].

Дама склонилась над компьютером. Ее накладные ногти привычно щелкали по клавиатуре. Сразу же по прибытии Лина запихнула в шкафчик свое снаряжение для гандбола, спортивные вещи, спальный мешок и дорожную сумку. Максимальный срок аренды – 72 часа, этого хватит, чтобы сто раз посетить магазин часов в «Совиной норе» и узнать, как работает странный хронометр. Если бы эта дама чудом наколдовала подходящий билет…

– Такого нет, – сказала она, равнодушно глядя на Лину. – «Совиная нора»? А где это вообще?

Лина вытащила гарантийный талон. Под пунктом «Прибытие поездом» стояло «Пересадка на станции Аугустен…» – остальное было неразборчивым.

– Аугустенберг. Станция Аугустенберг, – предложила она.

Лина почувствовала, как ее отчаяние растет. Если у них не было доступа к секретным автобусным маршрутам и отдаленным станциям в официальной кассе, то где еще? Взгляд диспетчера смутил ее. Опыт Лины в поездках ограничивался экскурсионным днем со школьной группой, поездкой за город с Бобби и ее родителями и шестидесятилетием Сониного дяди Вольфганга, который провел свой юбилей, браня по очереди каждого члена семьи, прежде чем в два часа дня пьяным опрокинуться со стула.

Не нужно было быть экспертом по поездкам, чтобы понять, что раздраженное клацанье по клавиатуре компьютера не сулило ничего хорошего.

В то время как в голове Лины творился полный кавардак, очередь нетерпеливых путешественников за ней неуклонно росла. Первый день каникул привлекал туристов, велосипедные группы и больше всего – нервные семьи. Городские автобусы, личные автомобили и такси высаживали все новых и новых туристов, желающих отдохнуть в Пятидесятницу. Повсюду резвились дети. Из динамиков звучала информация о неисправности сигнала, повлекшая за собой отмену поездов, задержки и смену платформ. Все большее число путешественников устремлялись к билетным кассам, чтобы найти людей, которые бы располагали информацией об альтернативных вариантах путешествий, уняли бы их разочарования или хотя бы выдали формуляры для возмещения расходов.

– Аугустенхоф, – попробовала Лина во второй раз. – Или Аугустенбург. Что-то с Аугустен… в «Совиной норе».

Диспетчер вокзала и не думала о том, чтобы выполнить следующую просьбу Лины. Лина смущенно дернула за пиджак, который позаимствовала в гардеробе тети. Таким образом она должна была выглядеть как минимум на восемнадцать. Или хотя бы на семнадцать. Во всяком случае, достаточно взрослой, чтобы путешествовать в одиночку.

– Что это? Викторина? – спросила женщина за стеклом.

В последние летние каникулы Хлоя одна летала на Бали, где ее мать посещала занятия по йоге. Лина хорошо помнила влог Хлои, в котором стюардесса везла ее на электрокаре к трапу самолета. На шее у нее был голубой прозрачный бейдж, который служил удостоверением ребенка, путешествующего без сопровождения. Хлоя облетела полмира, пересекая часовые пояса, в то время как самой Лине грозил провал уже у билетной кассы. Позади нее кто-то демонстративно застонал. Никто не хотел подождать ради девушки, которая впервые отправилась в путешествие в одиночку. Даже диспетчер.

– Если ты не знаешь, куда поехать, зачем тебе вообще это нужно? – недоверчиво спросила дама.

Она сорвала с носа очки для чтения и придвинулась ближе к стеклу, чтобы внимательнее рассмотреть свою невежественную клиентку.

– И сколько тебе вообще лет? – спросила она. – Твои родители знают, что ты здесь?

– Это сюрприз на Пятидесятницу, – пробормотала Лина, следуя примеру Хлои. – Для моей мамы. Она учится там на курсах.

Йогу она решила не упоминать. Мысль о том, что Соня, традиционно начинавшая свой день с черного кофе, сигареты и сердитого звонка Хьюго, занимается на коврике, показалась ей слишком абсурдной.

Взгляд диспетчера скользнул над головой Лины. Молниеносно Лина просчитала свои шансы на побег. Если все пойдет не так, она все равно сможет убежать. Дама за кассой была настолько объемной, что вращающийся стул, вероятно, задержал бы ее зад, если бы она последовала за ней. Лина обернулась и обратила внимание на двух полицейских-федералов, патрулирующих территорию с овчаркой. Зверь бушевал на поводке и лаял, скаля зубы на стеклянный фасад, в котором отражалась неоновая вывеска. Там двигалась какая-то тень? Тень, которая была копией беловолосого юноши?

За ней в очереди нарастало беспокойство. Пожилая дама склонилась над плечом Лины.

– Аугустенквелле, – выкрикнула она. – Это станция Аугустенквелле. Чудесное место для прогулок.

– Туда и обратно, – с облегчением кивнула Лина.

Через пять минут она отправила Бобби фотографию только что приобретенного билета. Все хорошо, написала она. Поезд RE 477 отъезжал в 10.45 с пути 4b. У нее оставалось восемнадцать минут. Даже нашла кого-то, кто знает этот район, добавила она. Лина протиснулась в зал ожидания, чтобы перехватить местную старушку, как только она приобретет билет. Внезапно она вздрогнула: в очереди стоял знакомый арендатор 185-го бокса. Парикмахер со страстью к китчу была с головы до ног в одежде кричащей леопардовой расцветки и тащила за собой дочь на розовом чемоданчике. В десяти метрах позади нее с коляской, чемоданами и мягкими игрушками прохаживался ее муж. Они стояли в очереди недалеко от Лины.

Лина опустила голову, прикрыла волосами лицо и попыталась стать как можно незаметнее. Она боялась, что в любую минуту раздастся голос:

– Лина, что ты здесь ищешь? Соня сказала, что ты едешь в гандбольный лагерь. – Но женщина-леопард не сводила глаз с окрестностей. Дочь целиком завладела ее вниманием.

– Эмпомпи, колони, колонастик, эмпомпи, – звучал высокий детский голосок среди бормочущих путешественников. – Колони! Ака-де-мия. Сафари. Академия. Пуф-пуф![10]10
  Имеется в виду детская песенка Empompie, во время исполнения которой выполняются различные игровые движения руками, как в усложненных «ладушках».


[Закрыть]

Малышка хотела расхохотаться, потому что у матери не было ни ловкости движений, ни чувства ритма. Близость между ними тронула Лину. Как выглядела бы ее жизнь, если бы не авария? Какой матерью была Рея? Образ надменной, почти истеричной Реи, который Соня описала в разговоре с Гарри Кингом, не имел никакого сходства с женщиной с семейного портрета, беззаботно прыгающей на диване. Лина неотрывно смотрела на веселый дуэт матери и дочери, когда девочка повернула голову и заметила ее. Лина достаточно часто встречалась с ними в «Сити-боксе». На мгновение время, казалось, остановилось. Лина испуганно сделала вдох. Она каждую секунду ожидала, что указательный палец маленькой девочки метнется в ее сторону и раздастся высокий детский голос: «Смотри, мам, вон там Лина со склада».

Девчонка вызывающе уставилась на нее, откинула свои белокурые локоны назад и показала Лине язык. От негодования Лина сделала то же самое. Малышка не заметила. Она хлопала мать по животу:

– Эмпомпи, колони, колонастик, эмпомпи. Колони!

Лина вздрогнула. Еще четыре минуты. Она торопливо обернулась. Нескольких секунд невнимательности было достаточно: старушки не было у билетной кассы. Словно сквозь землю провалилась.