Текст книги "Как читать книги"
Автор книги: Моника Вуд
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 7
Фрэнк
Он стоял на стремянке, охваченный радостным чувством, и вбивал гвозди в раму, которую соорудил для идеального квадратного стекла, за бесценок добытого в «Мэрденс»[10]10
Сеть магазинов, начавшая работать в штате Мэн в 1964 г., торгует мебелью, строительными и хозяйственными товарами.
[Закрыть]. Когда Фрэнк обнаружил его, то пришел в неописуемый восторг: то были распродажные остатки, закаленное стекло синего цвета, квадрат сорок пять на сорок пять. Если повезет, стекло с рамой встанет как влитое.
– Хорошо получается, Фрэнк, – похвалил Бейкер из-за прилавка, представлявшего собой приподнятую деревянную громадину, которую он за внушительные габариты называл Верхотурой. Чтобы расплатиться за книгу, покупателю надо было непременно поднять голову, а значит, оторваться от мобильника. А то и от собственных мыслей. Что всегда кстати.
– Скоро закончу, – отозвался Фрэнк, и Бейкер с энтузиазмом показал ему большой палец.
Звякнул колокольчик.
Фрэнк привычно повернулся глянуть, кто там, – и, о боже, на пороге она. Молодые именовали ее «дамой из книжного клуба», что создавало какой-то унылый образ, но нет, сэр, унылой она точно не была, а наоборот – живой, кругленькой и бесконечно милой. Взгляд ее обежал зал, наткнулся на стремянку, скользнул вверх и остановился на нем.
После неуклюжего приветствия в прошлый раз – а ведь он отрабатывал его неделями – Фрэнк запланировал менее рискованный зачин, и вот он, шанс. Дружески помахать рукой, только и всего. Непринужденный и располагающий к себе жест. Он поднял руку, слишком поздно сообразив, что сжимает в ней молоток, а в губах у него зажато несколько гвоздей – ровно столько, сколько понадобится минут на десять работы.
– Бойню планируете, мистер Дейгл? – поинтересовалась дама из книжного клуба.
Он опустил молоток, лицо пошло красными пятнами.
– Ага, но скромную. – Гвозди звякающим водопадом посыпались на пол, ударяясь о прислоненное к стене синее стекло.
– А. Буду знать. – Она уставилась на гвозди. – Вы продолжайте.
От улыбки у глаз разбежались морщинки, и Фрэнк окончательно размяк. Он смотрел, как она идет к прилавку, и ее пепельные волосы вихрятся при каждом шаге, точно облачко золы.
Какого черта лыбится этот Бейкер? Сгорая со стыда, Фрэнк отвел взгляд, но тут же наткнулся на ухмылку Марни, заменявшей полку с «Зимнем чтением» на полку с «Летним чтением» – набор книжек о любви в комплекте с пособиями по садоводству и ремонту. Да они все тут скалятся – и Джейк из своей компьютерной каморки, и Робин из отдела букинистики, где она наводила порядок на полках.
Он спустился, подобрал гвозди, снова влез на стремянку и закончил с рамой, пока дама из книжного клуба – которая откуда-то знала, как его зовут, – обсуждала с Бейкером книгу, «сработавшую» лучше, чем она ожидала. Что это значит? Книга тебе либо нравится, либо не нравится. Она принялась изучать полки неподалеку от Фрэнка, и он снова ощутил волнение, потом задержалась у стола с новинками беллетристики. Не балерина, конечно, но двигается грациозно, а сережки у нее так и мерцают. А этот вздох – такой легкий и необыкновенно женственный.
Фрэнк слез со стремянки.
– Могу я чем-то помочь? – спросил он, хотя это вовсе и не входило в его обязанности.
– Хорошо, если бы вы могли[11]11
Цитата из «Пророка» Халиля Джебрана. Перевод И. Зотикова.
[Закрыть], – ответила она. – Но у меня чрезвычайно привередливый книжный клуб.
– О! Книжный клуб. Замечательно. – Он почти кричал, чтобы заглушить буханье в ушах.
– Вкусы его участников совершенно непредсказуемы.
Молодняк подозрительно притих, и Фрэнк вдруг ощутил себя как на собеседовании при приеме на новую работу.
– И что примерно вы ищете? – спросил он.
Она помолчала, раздумывая, он уловил легкий аромат мыла.
– Что-нибудь литературное, но чтобы не отпугивало.
– Вот оно что. – Такое ему точно не по зубам.
– Что-нибудь с позитивным посылом, – добавила она, – только не тупое.
У нее большие добрые глаза. Большая широкая улыбка. Женщина с размерами, куда ни глянь. Лоррейн была худощавой, беспрерывно переживала из-за своего веса и вечно торговалась с едой, но эта женщина явно поесть любит.
– Вот тут довольно популярные книги. – Фрэнк указал на соседний стол и с готовностью пояснил: – Новинки нон-фикшн.
– О господи, нет. Никаких мемуаров, предыдущих хватит надолго. – Ответ в духе капризного покупателя, но на лице улыбка.
От Верхотуры донесся театральный шепот Бейкера:
– Бестселлеры!
– У нас имеются все свежие бестселлеры, – сказал Фрэнк. Щеки у него так и горели, но он понадеялся, что в глаза это не бросается.
Дама из книжного клуба чуть скривила губы:
– Бестселлеры, это же обычно сплошь детективы.
– Вы не любите детективы?
– Я обожаю детективы. Но у нас книжный клуб. А детективы… – Она махнула рукой в сторону торца стеллажа, заваленного его любимыми книгами. – Как только узнаешь, кто кого убил, дальше обсуждать-то нечего.
– Понимаю, о чем вы, – пробормотал Фрэнк. Сердце у него трепыхалось, как воробушек, было почти больно, но и приятно.
– Мы читали и романы, и документальное, и классику, и современное, но я так и не поняла, что способно им понравиться.
Она положила на стол свою сумочку и бежевую холщовую торбу с голубой надписью «Ешь, спи, читай». Познаний в женской моде у Фрэнка набралось бы едва ли с наперсток, но он не мог не отметить, что вещи у дамы из книжного клуба сочетаются друг с другом, а это вроде как не особо модно, если судить по бесформенным цветастым нарядам, в которых щеголяли другие посетительницы магазина. Не говоря уже об эпидемии розовых прядей в волосах, охватившей даже ровесниц этой дамы из книжного клуба, которая, как он рассудил, примерно его возраста. Возможно, конечно, и помоложе, просто одежда ей лет добавляет. Зато в ней чувствуется молодой задор, а волосы на свету так и поблескивают.
– А как насчет поэзии? – спросил он. Святая Мария Магдалена, что он вообще знает о поэзии?
– Поэзия? – Она нахмурилась.
– Простите.
Робин не сдержала смеха.
– Поэзия, – повторила дама из книжного клуба. – И почему я о ней не подумала?
– Я… не знаю.
– Последняя книга, которую мы читали, была в некотором роде поэзия, и им очень понравилось, – оживилась дама. – Вы знаете «Антологию Спун-Ривер»?
– Кажется, именно эту книгу вы уронили, – ответил Фрэнк. – Ну, когда мы в последний раз виделись. А я ее поднял. Не то чтобы это какой-то подвиг с моей стороны. – Воробушек у него в груди окончательно обезумел. – Я имею в виду, что книга лежала на полу. Вон там. А я… поднял ее и отдал вам.
– Действительно отдали. Вот она, воля случая.
– И вашему клубу книга понравилась?
– Действие происходит на кладбище, которое послужило уместной метафорой.
– Похоже, у вас серьезная публика.
Она присматривалась к нему, хмурилась, постукивала пальцем по губе. Руки у нее были молодые.
– Поэзия воспринимается совершенно иначе при чтении вслух, вы не находите?
– Да… нахожу, – согласился он, хотя ни разу в жизни не читал стихов вслух.
Это татуированное недоразумение следило за ним с Верхотуры, и Фрэнк точно знал, что крутится в наполовину обритой голове. «Какой Фрэнк милый! Дама из книжного клуба – чем не поэт, а Фрэнк – ну прямо говорящая собака!» Ну, милым он не был. А был взрослым мужчиной шестидесяти с большим гаком лет, еще не поставившим крест на себе.
– Мистер Дейгл, – сказала дама из книжного клуба, – вы подали мне идею. Поспешу-ка я в отдел поэзии.
«Поспешить» она не успела.
– Наверное, вы школьная учительница! – выпалил он.
– Это так заметно? Я на пенсии.
– Да. То есть нет. То есть я тоже на пенсии. Слесарь-инструментальщик.
– У меня дядя был слесарем. – Она внимательно пригляделась к нему. – «Стинсон Машин» в Саут-Портленде, «Жесткие допуски, гарантированное качество и быстрая доставка».
Его лицо просияло.
– Я работал в «Машинах Пирса» в Гореме.
– А, да, понятно. – Она помолчала. – Чем вы там занимались?
– Инструментальный цех.
– А, из умников, значит.
– Ну и ну. – За всю жизнь Фрэнк ни разу вне работы не встретил человека, понимавшего, что представляет собой работа в инструментальном цеху, этакой мастерской внутри мастерской, где разносторонние, изобретательные олдскульные инструментальщики создавали шаблоны, детали и заготовки, обеспечивавшие все машиностроение. Без создателей инструментов и заготовок Земля прекратила бы вращаться вокруг своей оси.
– Бедный дядюшка Челси к концу жизни вообще на ногах не стоял, – сказала дама из книжного клуба. – Эти цементные полы никого не щадят.
– Спина у меня в порядке, – быстро произнес Фрэнк. – И мне всего шестьдесят восемь.
Со стороны Верхотуры донесся громкий смешок, и Фрэнк вдруг возненавидел разом всех молодых, которые воображают, будто знают все на свете, а на самом деле знают они с гулькин нос. Но тут же его захлестнула волна симпатии к этим юным дуракам, бившая ровно из того же источника.
Над дверью тренькнул колокольчик – вот уж удача, – и в магазин вошли сразу четыре покупателя. Троих он знал, это были постоянные посетители книжного, а вот четвертую, худую и очень бледную девушку, – нет, хотя лицо ее и показалось ему смутно знакомым. Он не успел припомнить, где ее видел, как Харриет помахала ему, и это было так похоже на… На что? На воспоминание, подумал он.
– Оставляю вас разбираться с вашей бойней, мистер Дейгл, – сказала дама из книжного клуба.
– Можно просто Фрэнк.
– Харриет, – кивнула она. – Харриет Ларсон.
Он не нашелся что еще сказать, и она ушла в отдел «Поэзия». Фрэнк окинул молодняк на Верхотуре недружелюбным взглядом, что лишь в очередной раз вызвало веселье. Затем поднял квадрат синего стекла и осторожно взобрался на стремянку, жалея, что Харриет не видит, как напряглись его бицепсы.
Рама оказалась не совсем квадратной, и он подумал, что ведь этим он и занимался всю жизнь – разбирался с геометрическими головоломками, каждый день с новыми, находил хитрые решения, изобретал. Как же он любил свои инструменты – приятную увесистость штангенциркуля, плавные повороты верстачных тисков, глянцевое великолепие его любимой разметочной плиты из квадратного розового в крапинку куска гранита тридцать на тридцать сантиметров. Он звал ее Пинки, как домашнего питомца. В «Машинах Пирса» водились контрольно-разметочные плиты всевозможных размеров, но Фрэнку досталась любимая Пинки весом в двадцать семь с лишним килограммов, отшлифованная до допуска в одну десятитысячную дюйма, или в одну тридцатую толщины человеческого волоса. В день ухода Фрэнка на заслуженный отдых мистер Пирс собрал в инструментальном цеху весь штат, даже женщин из конторы и команду охранников. Собравшиеся улыбались. Мистер Пирс с сентиментальной гордостью объявил, что Пинки отправится домой к Фрэнку, в мастерскую у него в гараже, вместе с наилучшими пожеланиями от всех и каждого в «Машинах Пирса». Фрэнк прослезился, несмотря на титанические усилия этого избежать. Спина у него ныла, ступни покалывало, слезы капали на великолепную поверхность Пинки, пока мистер Пирс не сказал: «Все нормально, Фрэнк», после чего повторил: «Все нормально», и тогда Фрэнк каким-то образом пришел в себя и каким-то образом перестал ходить на работу.
Он пытался закрепить раму с синим стеклом в проеме, когда от стойки донеслась какая-то суета. Он повернул голову. Худая девушка прижимала к себе кошку Борис. Она снова показалась ему неуловимо знакомой. Он прислушался и понял, что там какая-то неразбериха не то с рекомендациями, не то с адресом – то ли у девушки его не было, то ли она не могла его вспомнить, то ли не хотела его давать. Сзади ее можно было принять за мальчишку: узкие плечи, тонкие и прямые бесцветные волосы до плеч, болезненная худоба. Борис блаженно жмурилась у девушки на плече, и у Фрэнка мелькнула мысль, согревшая его: кошка нашла своего человека.
Рама со стеклом все не желала входить в проем, пришлось его подтесать, и теперь он измерял углы, искоса поглядывая сверху на девушку. Он все еще не мог вспомнить ее, но тут она повернулась в профиль, и его радость исчезла, словно придавленная непонятной тяжестью, смутной догадкой, пытающейся пробить путь в его сознании. Догадка мерцала в мозгу, пытаясь оформиться во что-то конкретное, когда из-за стеллажа «Игры и головоломки» вышла Харриет, прижимая к груди стопку тонких книжек.
– Боже мой, вот это сюрприз!
Харриет явно когда-то знала эту девушку, пусть даже при каких-то неловких обстоятельствах. Она тут же включилась в беседу Бейкера и девушки. Тут появилась Марни, привлеченная голосами, а Харриет вдруг сказала: «Я буду рада дать рекомендацию», и Фрэнк вытянул шею, чтобы разглядеть получше, и где-то в горле уже зарождался невольный вскрик «Нет!», стекло в раме выскользнуло из рук и со стуком ударилось о металлический верх стремянки.
Девушка повернула голову и посмотрела вверх – бледное лицо с огромными испуганными глазами янтарного оттенка.
Вайолет Пауэлл.
И в один миг он рухнул в яму памяти.
Глава 8
Харриет
До того, как раздался стук, она что-то уловила, самым краем сознания, какое-то слабое мычание, как от боли, но приписала это обычному гулу книжного магазина. То ли сбой в аудиосистеме, то ли книга упала с переполненной полки, то ли хныканье ребенка в детском отделе.
Да и не было ей дела до звука, все ее внимание было сосредоточено на Вайолет. Перед ней была Вайолет, в милой розовой рубашке и джинсовой куртке, изрядно поношенной и явно любимой. Она пришла за кошкой – той самой, что уже несколько недель спала на подоконнике, невзрачная, вечно сонная, с несуразным именем Бруно или что-то в этом роде.
Харриет едва не задохнулась от восторга.
– Боже мой, вот это сюрприз!
На лице Вайолет выразилось явное облегчение, волосы она закинула за спину, от чего открылись аккуратные ушки.
– Буки, – только и сказала она.
Никогда с тех пор, как первый ребенок поймал взгляд Харриет и удержал его, ни одно лицо не выражало такую острую потребность в ней.
– У нас тут проблема… – Глаза Бейкера что-то изучали в планшете.
Харриет положила книги на прилавок:
– И какая?
Харриет безотчетно опустила ладонь на худое плечо Вайолет, выпиравшее из-под джинсовой ткани. Большой палец задел кошачьи усы, и Харриет вдруг поняла, что за все время, что она вела в тюрьме Книжный клуб, ей ни разу не довелось коснуться Вайолет Пауэлл.
Бейкер просто как пограничник, который хоть и сочувствует иммигрантам, однако верность присяге для таких людей важнее.
– Нужно заполнить анкету.
– Какую?
Планшет развернулся в их сторону.
– Анкету по усыновлению питомца.
– А анкета – это обязательно?
Когда Харриет вызволила Тэбси из коробки во время гаражной распродажи, никто никаких анкет у нее не потребовал.
Густо подведенные глаза Бейкера нервно метнулись к стопке книг, которые собиралась купить Харриет.
– Необходимо следовать инструкции.
– У нее, судя по всему, иное мнение. – Харриет указала на кошку, которая с комфортом устроилась на груди Вайолет, будто это было ее излюбленное место, причем давно.
Бейкера скрючило в бюрократической ломке.
– Но как же правила?
– Мы ведь о кошке говорим? – вопросила Харриет. – Симпатичная молодая женщина предлагает ей дом.
– Ой, ну а то! – На этот счет возражений у Бейкера не было. – Но правила существуют для того, чтобы питомцы попадали к ответственным хозяевам.
– Я ответственная, – пролепетала Вайолет и в отчаянии посмотрела на Харриет.
– Очень ответственная, – подтвердила Харриет. – Это моя бывшая студентка.
– Ничего личного, правда. Но правила существуют для всех. – Заговорщический тон Бейкера стал для Харриет уже привычным, как и манера подаваться вперед со своей Верхотуры всем туловищем. – Вы же в курсе, что есть банды психопатов, которые промышляют поиском кошек и собак для чудовищных экспериментов.
Вайолет покрепче прижала кошку к себе и прошелестела:
– Я ни о чем таком не слышала.
– Не слышала, потому что это полная чушь! – объявила Харриет и придвинула к себе планшет. – Итак, что там в вашей страшной анкете?
Выражение лица Вайолет изменилось, словно она вдруг оценила юмор ситуации, и Харриет поймала эту искру взаимопонимания – они снова вместе и снова плюют на установки властей.
– Требуется, чтобы вы шесть месяцев проживали по одному адресу. – Выкрашенный черным лаком ноготь постучал по нужной строчке.
– Да святые небеса! – возмутилась Харриет. – Она же сюда только что переехала!
– Не надо, Буки, – пробормотала Вайолет. – Я могу и подождать.
Она снова выглядела потерянной и беспомощной. Вайолет сглотнула, быстро и едва заметно, совсем как маленькая ящерка. Кошка у нее на руках пошевелилась.
Харриет захлестнул шквал чувств, затопили симпатия и желание помочь этой девушке, которая так долго ждала. Кошка тоже ждала. Харриет смотрела на Вайолет с кошкой, олицетворявших терпеливое смирение, и у нее почти закружилась голова от переполнявшего ее чувства, так похожего на материнскую любовь. Она осознала, что ее ладонь так и лежит на плече Вайолет. К Богу Харриет относилась скептически, но сейчас не могла отделаться от нелепой, но назойливой мысли, что Вайолет ей ниспослали откуда-то свыше.
К стойке подошла Марни, управляющая магазина, всегда разумная, уверенная и энергичная.
– Если бы можно было получить непробиваемую рекомендацию, – улыбнулась она, глядя на Харриет, – скажем, от нашего самого верного покупателя.
– Я с радостью дам рекомендацию! – Харриет наконец отпустила плечо Вайолет и полезла в сумку за ручкой.
Опять послышалось невнятное мычание, а потом металлический стук. Харриет подняла голову и увидела Фрэнка Дейгла с его стеклом, стоявшего на верхней ступеньке стремянки. Застыв, Фрэнк таращился на Вайолет, рот у него был приоткрыт, лицо как-то странно перекошено, а тело опасно подалось вперед. И вот снова тот же звук, который она скорее уловила, чем услышала, – страдальческое мычание, словно откуда-то из-под земли пыталось вырваться что-то неясное и очень опасное. И это было вовсе не помехой в аудиосистеме, не стуком упавшей с переполненной полки книги, не хныканьем ребенка в детском отделе.
Это был звук крушения человека.
Человека, застывшего с куском цветного стекла, отбрасывавшего на потолок призму света. Человека, в горле которого застрял крик. Человека, окаменевшего с вытаращенными глазами, устремленными на Вайолет, которая, подняв голову, тоже окаменела.
Фрэнк Дейгл, разнорабочий, зависший между «до» и «после», в суть которых Харриет вникать не желала. Он сразу показался ей человеком опасным – когда он поднял свое синее стекло и уставился на нее сквозь него.
И тут он вдруг пошевелился.
Он что, собирается броситься на Вайолет? Всегда сонная кошка так и решила. Она дернулась и вырвалась из рук Вайолет, а человек на стремянке, все так же глядя на девушку, начал медленно спускаться, перекладина за перекладиной, из горла у него по-прежнему рвалось это сиплое мычание, будто он силился произнести какое-то слово, но оно ему все не давалось – нннн… «Нет»? Он пытается сказать «нет»? И тут он выронил свою ношу.
– Боже! – вскрикнула Марни, когда, как при замедленной съемке, все повалилось, как домино: серебристый дождь тренькающих гвоздей, молоток, книги, задетые повалившейся стремянкой, и, наконец, сам человек – хрипло дыша, цепляясь ногами за перекладины и вцепившись в кусок синего стекла.
Время застыло словно в недоумении, и в этом застывшем моменте Харриет уловила во взгляде Фрэнка то ли мольбу, то ли неизбывную печаль. Что это? – подумала она, но тут и рама со стеклом решила вырваться из рук падающего человека, и в тот же миг Харриет проворно толкнула Вайолет за дверь под треньканье колокольчика, недавно подвешенного разлетающимся сейчас на части человеком.
Глава 9
Вайолет
Люди хотят знать о том, как в тюрьме обстоят дела с сексом, в основном потому, что пересмотрели фильмов. Действительно, за решеткой можно свихнуться. Тебе одиноко, тебе страшно. Человеческое прикосновение, оно реально, и оно нужно людям, иначе они умрут или захотят умереть. Иногда мы обнимались – вообще-то это запрещается, но многим девчонкам было все равно. Надзиратели не придавали этому значения, если только речь не шла о прямо явных сексуальных объятиях, и тогда этот бардак сразу прикрывали. «Поворкуешь в уединении», – говорили они, и это было смешно, пока ты не вспоминал, что это за «уединение»: окна с решетками и железная дверь, опять же с решетчатым окошком. Койка с жутким матрасом. Простыни на ощупь напоминали однодневную щетину, воняли хвойным моющим средством, мешались в прачечной с бельем из мужской тюрьмы, и нам их привозили с противными, не отстирывающимися пятнами. Мы каждую неделю на Общем собрании просили: «Пожалуйста, отделите Мужское от Женского – полотенца, простыни и – о боже ты мой – мочалки, пожа-а-алуйста». Но они этого так и не сделали. «Неэффективное расходование времени». Тем, кто не считает мужчин безнадежными отвратительными свиньями, следует заглянуть в тюремную прачечную.
А завела я разговор о сексе в тюрьме – у меня самой секса там не было, ни с женщиной, ни с надзирателем, – из-за того, что произошло, когда я увидела в книжном Фрэнка Дейгла. Сначала меня охватила такая сильная дрожь, что я даже с места не могла сдвинуться, все вокруг завертелось, заискрилось, и я уже не помнила, где мой дом, – впрочем, квартиру на Грант-стрит, куда меня поселила Вики, и домом-то не назовешь, но я и номер его забыла, то ли пятьсот двадцать, то ли двести пятьдесят, и что будет, если я не найду здание, они все похожи как две капли воды, и вдруг рядом оказалась Буки, наша Книжная дама…
Книжная дама усадила меня на деревянную скамью и пристроилась рядом, ее мягкая рука снова лежала у меня на плече.
– Он ушел, Вайолет. Что это было, я не знаю, но все закончилось. Ну что ты, тише, тише.
Я не шучу. Ну что ты, тише, тише – ну просто добрая фея из детской сказки. А я – вот, пожалуйста, – реву, губы дрожат, грудь ходуном ходит. Сопли и слюни – все как положено. Буки гладит меня по спине, шепчет «тише, тише» и другие утешающие слова курицы-наседки и доброй феи, а я никак не могу с собой совладать, я человек-гейзер, «старые добрые рыдания» на милой скамейке у милого книжного в милом Портленде, штат Мэн. «Не уходите, – умоляю я, – пожалуйста, только не уходите».
И, о чудо, она не уходит. Так и сидит со мной, одетая в белоснежную блузку в горошек и слаксы – бежевые, выглаженные. А эти практичные бежевые туфли я помню еще по Книжному клубу. Я всегда считала, что это она для нас так специально одевается – как бабуля, которая в жизни не нарушала законов, но прощает тех, кто их преступил. Но, видимо, эти безликие вещи – обычная ее одежда, а в этом «тише, тише», в руке, ласково гладящей меня по плечу, ее суть.
У меня перед глазами стоит лицо мистера Дейгла, замершего наверху стремянки. Все, наверное, решили, что он злой человек, мстительный, сумасшедший или того хуже. Но я-то знаю, я-то видела. Я наблюдала за ним все дни, пока длился мой бесконечный суд – можно даже сказать, наш с ним суд, – я поняла, что вовсе он не злой, и не мстительный, и не сумасшедший, и не того хуже. В нем не было ненависти ко мне. Я точно это знаю.
И тут раздается еще один звук, будто откуда-то издалека доносятся всхлипы, словно это раненый молодой олень, пошатываясь, вышел на поляну и обнаружил, что все его родичи ускакали прочь, растворились в лесу.
Но это не раненый олень. Это я.
– Тише, тише… – повторяет Книжная дама и гладит, гладит. – Все закончилось, все хорошо. – Она шепчет сочувственно, а я в ответ безостановочно икаю; волнами ниспадают ее седеющие волосы, а сама она простая, ласковая, какая-то домашняя, и мне хочется спрятаться в ней, такой уютной и мягкой.
Вот что я имею в виду, когда говорю, что из-за этих душевных порывов можно свихнуться. Там, за решеткой, даже в самой крупной из девчонок – Дженни Большой, ростом метр девяносто в носках и с фигурой вроде снегоочистительной машины – проявлялись некая нежность, мягкость, и это притягивало.
Вот такая же и Книжная дама, Буки. Я кладу голову ей на грудь, жалко, что она не моя мама, не тетя, не сестра, не бабушка и не одна из тех, уже покойных или умерших для меня людей, которые меня любили. Книжная дама знает, что я совершила преступление, но она все равно здесь, гладит и утешает меня в общественном месте, где ее знают, и ей неважно, кто это видит.
– Дыши, Вайолет, – говорит Буки.
Вокруг гудит город, в который направлялись мы с Троем, пока вселенная не сказала, что не тут-то было. Сейчас никто не обращает на нас внимания, просто милая женщина гладит по спине расстроенную чем-то девушку.
– Не знаю, что нашло на несчастного, на этого чокнутого типа, – говорит она, – но к тебе это не имеет ни малейшего отношения.
– Никакой он не чокнутый.
– Но звуки, которые он издавал!
Кошка снова на подоконнике, сидит там и смотрит на нас. Ее зовут Борис, но я дала бы ей другое имя, самое банальное, какое бывает, Пушок там или Соня, ну что-нибудь обычное.
– Давай вернемся внутрь, – предлагает Буки. – Анкету заполнить дело недолгое.
– Нет, – отвечаю я, – мне туда нельзя.
Борис нужен хозяин лучше, чем я. Не тот, кто убил учительницу.
– Дыши, дыши. Вот так.
Мне все же удается взять себя в руки и вместе с Буки доковылять до «дома», где она, поддерживая под локоть, ведет меня вверх по лестнице, как будто это я пожилая дама, а она – юная глупая девчонка, а не наоборот. Руки у меня трясутся так, что ключ не вставляется в замок.
– Давай помогу, – предлагает Буки.
Мы входим в квартиру.
Она быстро обжаривает квелые овощи, которые находит в холодильнике. Варит рис и заправляет его из какой-то бутылки, которую Вики оставила в дверце холодильника.
– Спасибо, Буки, – говорю я.
– Называй меня Харриет, милая. Мы же теперь на Воле.
Она убирает со стола, ополаскивает тарелки и складывает их в посудомойку, я представления не имею, как с этой машиной обращаться, и Харриет терпеливо объясняет.
– Тебе нужны книги, – оглядев комнату, говорит она.
Ни ковров, ни занавесок, ни постеров или репродукций, ни книг, и последнее хуже всего.
– У меня не получилось их забрать оттуда, – говорю я. – Как раз собиралась в книжном купить «Антологию Спун-Ривер», чтобы дочитать.
– Они не воскресают из мертвых, если вдруг ты надеялась.
– Не надеялась, – говорю я. – Им вроде нормально и мертвыми, главное – высказаться.
Харриет улыбается, и я понимаю, что верно подметила.
– Вайолет, нам тебя не хватает в Книжном клубе.
Она говорит «нам», но имеет в виду «мне». Там, за решеткой, никто никогда не упоминает тех, кто ушел.
Я тоже скучаю по Книжному клубу. Скучаю по тому, как Харриет объясняет, как надо читать. Как видеть стили и слои. Как понимать, где в повествовании «история», а где «между тем» – то важное, что происходит, пока остальной сюжет идет своим чередом.
Вот три медведя бродят в лесу, это «история». А вот Златовласка хозяйничает у них в доме, это «между тем».
Убитая горем Золушка моет и убирает – «история». Прекрасный принц ищет везде и повсюду – «между тем».
Испуганная преступница из Эбботт-Фоллз на Воле – история. Книжная дама звякает посудой в раковине преступницы – между тем.
Я с силой прижимаю кулаки к глазам, тру их.
– Харриет, вы знаете, кто этот человек?
– Его зовут Фрэнк Дейгл. Разнорабочий в магазине. – Она изучающе смотрит на меня добрыми глазами. – Они там его обожают, и до сегодняшнего дня он мне казался вполне безобидным. Не представляю, что на него нашло.
– Я представляю. Я хорошо представляю, что именно на него нашло.
И я рассказываю. Не только про аварию и суд, но и про Троя, Вики, маму и даже про пастора Рика. Рассказываю, как жутко скучаю по дому, хотя дома не осталось, и скучать просто не по чему.
После моего рассказа Харриет на какое-то время задумывается, как делала иногда в Книжном клубе. «Пусть сначала все в голове уляжется, – говорила она. – Пусть уляжется, прежде чем мы решим, о чем это».
– Я помню эту аварию, – наконец говорит она сейчас. – Та женщина, кажется, была учительницей?
– Воспитательницей в детском саду.
– Боже.
– Двадцать два малыша.
– Это произошло года три-четыре назад? – спрашивает она.
– Три.
– Сколько тебе лет, Вайолет?
– Двадцать два.
Она так близко, что я чувствую запах ее дорогого шампуня.
– Ты же была совсем девочкой.
– Я лишила человека жизни, Харриет. И это факт.
– Факты остаются фактами, – соглашается она, как будто факты не страшнее ромашек. И оглядывает кухонную стойку: – Сестра тебе чай не оставила?
– Не знаю. Давайте поищем.
Я сижу на одном из двух стульев, и мини-кухня сейчас кажется совсем мини. В хорошем смысле, уютном. Харриет занимает много места. Она находит чай – имбирь с персиком, мы с Вики, когда учились в средней школе, пили его по вечерам у себя в комнате, чтобы почувствовать себя взрослыми. Чайника нет, но Харриет достает кастрюльку и приспосабливает ее для дела. От того, как она хлопочет у меня на кухне – другого слова и не подберешь, именно хлопочет, – мир перестает нарезать вокруг меня крутые виражи.
– Вайолет, ты умела красиво говорить в Книжном клубе, – открывая шкафчик, говорит Харриет. – Просто очаровательно умела. И твой голос, и твои рассуждения. Такой звонкий рожок, ласкающий слух.
Она продолжает хлопотать и продолжает говорить, находит две чашки, есть в ней какая-то успокаивающая сдержанность. Наверное, правила для волонтеров работают и на Воле.
– Вообще, Вайолет, подозреваю, что возьмись ты читать словарь, устроившись под деревом, птицы умолкнут и будут слушать тебя.
Ничего не могу с собой поделать, опять начинаю плакать. В тюрьме почти все новенькие в первую ночь плачут до утра. Иногда две ночи. Редко – три. Потом ничего. Я совсем не плакала, ни в первую ночь, ни после, потому что мама наплакалась за нас двоих. Наверное, слезы прячутся в организме, пока не наступает время им вытечь. Свободно. В открытую.
Наверное, я теперь могу плакать в открытую.
Пока закипает вода, Харриет критически оглядывает мою квартиру – без ковров, без занавесок, без картин и без книг.
– Надо найти тебе что-нибудь почитать.
Ее голос для меня – сама красота. Рожок там или как она сказала.
– Книги не решат моих проблем, Харриет.
– Не решат, но помогут понять твои проблемы, взглянуть на них со стороны. Дадут проблемам дышать.
– Я не могу вернуться в книжный магазин.
– Конечно, можешь, и вернешься. – Она разливает кипяток. – Но не сегодня.
Аромат имбиря напоминает мне о Вики. О маме. О нашем доме на Стикни-стрит.
– А еще, – добавляет Харриет, – ты заведешь читательский билет. В Портленде чудесная библиотека, а ты живешь в шести кварталах от ее основного отделения.
Я делаю глоток.
– Спасибо, что помогаете мне, Харриет.
– Знаешь, Вайолет, у меня в твоем возрасте тоже не было мамы.
Предполагалось, что от этого мне сделается легче, но нет. Я представляю Харриет молодой и одинокой.
– Моя мама заболела, – рассказывает она. – Сестра училась в университете, отец занимался делами фермы, и ухаживать за мамой пришлось мне. За отцом, как потом оказалось, тоже. – Она качает головой. – Ему плохо давалась роль вдовца.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?