Текст книги "Дело Эллингэма"

– Я пойму, когда оно начнется, – сказала ему Стиви.

Первый приступ случился, когда ей было двенадцать. Причины остались неизвестны. Родители пытались помочь, но испугались сами. Частично удалось справиться с помощью лекарств, а также благодаря консультациям со школьным психологом. Кроме того, Стиви проштудировала весь Интернет.

Прошли год и три месяца с тех пор, как атаки перестали следовать одна за другой, и почти полгода – с момента последнего серьезного приступа. Но ночи все равно тревожили ее. Каждый раз, прежде чем улечься, она расхаживала перед кроватью и думала, будет ли это очередная ночь, когда не удастся уснуть, потому что сердце будет нестись словно машина без водителя с вжатой в пол педалью газа.

Она уселась на пол спиной к открытому окну и закрыла глаза. Легкий ветерок щекотал шею. Вдох. Выдох. Считай. Раз. Вдох. Два. Выдох. Пусть мысли просто текут мимо.

«Значит, ты не собиралась никому говорить?»

Забей.

«Ты всегда можешь вернуться домой».

Отпусти и забудь. Серьезно. Стань настоящей Эльзой из «Холодного сердца».

«Ты облажалась еще больше, чем я».

Она открыла глаза и посмотрела на письменный стол. Можно принять противосудорожные таблетки и вырубиться, но завтра она весь день будет как сонная муха.

Нет. У нее самые серьезные намерения. И она настроена сделать все на отлично.

А сейчас ей нужно только одно лекарство – детективный роман. Она всегда любила детективы, с самого детства. Они стали ее спасением во время панических атак. Когда она просыпалась среди ночи, то бралась за книгу, или включала документальные передачи, или слушала подкасты. Большинство людей вряд ли успокаиваются, когда читают о маньяках, растворяющих тела жертв в ванне с кислотой, о всяких Брейвиках и Х. Х. Холмсах, об убийцах с магистралей, о тихих соседях с темными секретами, о замурованных телах и скрытых отпечатках пальцев, о тринадцати гостях за обеденным столом, которые все должны умереть, и ты это знаешь… Ее мозг принимался решать головоломки, и, когда был занят преступлениями, он забывал про панику.

Вот так Стиви стала ходячей криминологической энциклопедией. Она слушала подкасты в перерывах между уроками и пока чистила кофемашину в кафе. Но этого ей было мало, и тогда она зарегистрировалась на сайте «Интернет-ищейки». Там познакомилась с такими же, как она, – людьми, все свое свободное время посвящающими изучению нераскрытых дел. И там узнала про эллингэмское дело, которое сразу ее зацепило.

Конечно, сама мысль о том, что она сможет раскрыть это дело, была невероятной. Она всего лишь шестнадцатилетняя девчонка из Питсбурга, а дело чуть ли не столетней давности. И кто только ни пытался его раскрыть. Даже у ФБР не получилось. Десятки частных детективов из серьезных (и не очень) агентств потерпели неудачу. Этим делом занимались тысячи человек по всей стране. Сам гениальный Альберт Эллингэм посвятил всю свою жизнь поискам ответов, и эти поиски его сгубили.

Ты не сможешь просто так взять и распутать эллингэмское дело.

Она уставилась на стены. Толстый слой краски и возможные секреты.

Она не облажалась. Она – Стиви Белл, и она поступила в Эллингэмскую академию. Сама поступила. А сюда не принимают по ошибке.

Только если ее случай не стал их первой ошибкой.

Что если это так? Если впервые за свою историю они что-то напутали? Почему ее сюда приняли?

Нет, нет, нет и еще раз нет.

Стиви включила на телефоне подкаст, вставила наушники и открыла запечатанную коробку. Она вытащила оттуда несколько толстых папок с распечатками и копиями документов, моток плотного скотча и ножницы. Коробка опустела, и Стиви разрезала ее на более или менее равные части. Она действовала аккуратно и быстро, и ее мозг равно занимали и подкаст, и работа.

В полицейских детективах всегда есть специальная доска – место, куда помещают фотографии жертв и подозреваемых, карты и графики. Наглядная информация, собранная специально, чтобы было проще обдумывать версии.

Коробка станет такой доской.

На самом верху она разместила три фотографии: Айрис Эллингэм, Элис Эллингэм и Дотти Эпштейн. Рядом – план этажей Гранд-Хауса в то время.

Доска постепенно наполнялась материалами.

В центре Стиви прикрепила печально известную улику, о которой было столько разговоров, – письмо Лукавого.

 
Вот загадка, будет смех!
Что ж нам выбрать для потех?
В петлю сунуть, застрелить?
Ударить финкой, яд подлить?
 
 
Может, запалить огонь?
Или нет – залить водой!
Будет ярко дом пылать!
Жаль, что долго убирать…
 
 
Можно со скалы столкнуть,
В голову топор воткнуть,
На машине ночью мчаться
И в аварии скончаться.
 
 
Столько разных передряг –
Ну не выбрать нам никак!
Вам не спрятаться, не скрыться,
Так давайте веселиться!
 
 
Ха-ха.
С наилучшими пожеланиями, Лукавый
 

Оригинал письма был утерян в суматохе расследования, так что его уже никогда не удастся проверить на отпечатки пальцев. Осталось лишь фото – жестокое, пугающее послание, присланное в «Эллингэм» за неделю до похищения. Оно было составлено из слов, вырезанных из журнальных и газетных статей, – классический и жуткий способ скрыть свой почерк.

Среди всех таинственных деталей эллингэмской загадки эта была самой интригующей, и Стиви возвращалась к ней снова и снова – странное заявление от неизвестного, который будто бы говорил: «Я плохой. Я собираюсь вам навредить. Сейчас я вам причиняю боль, вызывая страх. Я – лезвие. Я – мистер Лукавый».

Прямо как троллинг. Только слишком сложный. В тридцатые годы напугать известную персону было проблематично. И чтобы написать такое письмо, нужно было собрать газеты и журналы, найти подходящие слова, вырезать, приклеить. А потом отправить по почте, не зная, какой эффект оно окажет и дойдет ли вообще.

Зачем объявлять о себе, мистер Лукавый? Зачем предупреждать о своем появлении?

Стиви прикрепила на доску еще одну фотографию. Антон Ворачек. Письмо Лукавого – вот что убеждало Стиви (да и других) в его невиновности. Ворачек с трудом изъяснялся на английском, не говоря уже о том, чтобы написать на нем стихотворение, да еще в духе знаменитой Дороти Паркер. Но на этот факт никто не обратил внимания. У Ворачека нашли помеченные Эллингэмом купюры из тех, что он отдал в качестве выкупа; мало кто испытывал к нему теплые чувства, к тому же он признался в суде.

Призрак Лукавого продолжал маячить в этом деле.

Весь следующий час Стиви сооружала свою доску: план дома, копии допросов, отчеты полицейских. Чтобы найти все это, ей понадобились уйма времени, помощь библиотекаря и некоторых пользователей «Интернет-

ищеек», два картриджа и пачка бумаги из офисных запасов Эдварда Кинга (хоть здесь он пригодился). Тонна материалов, тяжеленная кипа. Стиви любила перебирать эти папки и стопки, изучать их снова и снова, до тех пор пока весь этот массив не превратился в упорядоченный поток, двигающийся в ее мозгу по определенному руслу и в определенную сторону. Конечно, в «Эллингэм» и раньше приезжали люди, всерьез интересующиеся этим делом. Но раньше не было Интернета, так что некоторые из них просто не имели возможности сделать то, что сделала Стиви. А другие…

Нет. В ком еще могла таиться такая страсть? Ни в ком. Когда становишься самым главным фанатом, ты понимаешь это: помнишь каждое слово, замечаешь недоговоренности, чувствуешь несоответствия. Ты прекрасно знаешь, что стал единственным, кто достиг такого уровня.

Приближался рассвет, когда Стиви закончила свою работу. Все документы расположились на своих местах, доска была полностью собрана. Она подошла к окну – первые солнечные лучи мягко пробивались сквозь листву, утренний ветерок играл занавесками. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Переломным этапом любого детективного романа становится момент, когда на сцене появляется сыщик. В квартире Шерлока раздается дверной звонок. В холл шикарного отеля входит маленький бельгиец с напомаженными усами. Тихая старушка с корзинкой с вязанием приезжает в деревню к своей племяннице в тот самый момент, когда по округе начинают распространяться отравленные письма. Частный детектив возвращается в контору после ночной попойки и застает там женщину в шляпке с вуалью и сигаретой в руке. Вот тогда все и начинает меняться.

А теперь сыщик приехал в Эллингэмскую академию.

14 апреля 1936 года, 4.00

Когда Джордж Марш проехал через центральные ворота эллингэмского поместья, ему махнули рукой двое хмурых рабочих в спецодежде с револьверами. Они проводили взглядом его «форд», второй раз за несколько последних часов проезжающий по вихляющей дороге.

Альберт Эллингэм и Роберт Макензи ждали на обочине. Макензи кутался в пальто, а Эллингэм, казалось, вовсе не чувствовал холода. Когда машина остановилась, он рванул заднюю дверь и тут же отшатнулся.

– Что случилось? Где они? О боже, твое лицо! Что с ним?

Марш вылез из машины, и при свете фар они разглядели огромный кровоподтек на скуле, синяк у глаза и глубокий порез на левой щеке. Глаз почти весь заплыл, щека была покрыта засохшей кровью.

– Их там не было, – сказал Марш.

– Что значит не было? Ты их не видел?

– Я свернул к Уэст-Болтону, проехал чуть больше мили и увидел автомобиль поперек дороги. Остановился, вышел и попал в засаду. Они хотят еще двести тысяч. Ни Айрис, ни Элис там не было.

Роберт шумно вздохнул.

– Ты был прав, Роберт, – сказал Эллингэм. – Они хотят больше. И мы дадим им больше. Сколько у нас времени?

– Сутки, – ответил Марш. – Будет еще один звонок. Они велели ждать у телефонной будки на Черч-стрит сегодня в одиннадцать вечера. Они хотели, чтобы деньги привез ты, но мне удалось договориться, что это буду я.

– Вот теперь нам точно стоит позвонить в полицию и ФБР, – заметил Роберт Маршу. – Надо, чтобы кто-то разбудил Гувера. Так дальше нельзя.

– Они сказали, что ситуация ухудшилась, потому что вмешалась полиция, имея в виду меня.

– Конечно, они не хотят никакой полиции, – сказал Эллингэм. – И я смогу дать им все, что они попросят.

– Это так и будет продолжаться, – упорствовал Роберт. – Ты же неиссякаемый источник денег. Неужели не понимаешь?

Где-то поблизости глухо ухнула сова.

– Поговорим об этом внутри, – тихо проговорил Марш. – Голоса разносятся.

Гранд-Хаус затих, но не замер. Лампы в главном холле мигали и тускнели: с электричеством часто бывали перебои. Весь дом, казалось, пульсировал. Возле входной двери застыли еще два человека в комбинезонах с оружием наготове. Они настороженно посмотрели на хозяина и его спутников, и вид разбитого лица Марша не добавил им спокойствия. Монтгомери все еще ждал в холле.

– Мне принести воду и бинты, сэр? – спросил он.

– Что? – не понял Эллингэм, затем взглянул на Марша и торопливо махнул рукой: – Да-да, конечно, принеси.

В кабинете Эллингэм подошел к бару и трясущимися руками налил немного виски себе и детективу.

– Что вы сказали прислуге? – спросил Марш. – Они наверняка заметили отсутствие миссис Эллингэм и Элис.

– Сказали, виной опять прежняя угроза, – ответил Роберт. – Анархисты. Якобы миссис Эллингэм осталась ночевать в Берлингтоне у друзей, пока мы не разберемся с этим.

– Думаешь, все поверили? – усомнился Марш.

– Непохоже.

Какое-то время трое пребывали в молчании. Марш опустился в кресло. Эллингэм стоял перед камином, теребя лацкан пальто. Макензи сел за стол и снова взялся за письмо. Монтгомери принес бинты и воду, и Марш принялся вытирать лицо.

– Мы вернем их, – неожиданно зло проговорил Эллингэм. – Мы дадим им все, что они хотят. Айрис – сильная женщина и находчивая. Она справится.

– При всем моем уважении, – начал Роберт, – в этих обстоятельствах я должен говорить откровенно. Да, миссис Эллингэм находчива, а еще решительна, упряма и атлетична. Она чемпионка по плаванию и отличная лыжница. Неужели ты думаешь, что она позволит спокойно удерживать себя и дочь? Она будет сопротивляться. И это может плохо кончиться. Чем дольше мы откладываем вызов полиции, тем опаснее становится их положение.

– Но они уже показали, что будет, если вмешается полиция. Посмотри, что они сделали с Маршем! Мы справимся. Мы сможем дать им все без лишней шумихи.

– У нас может просто не остаться выбора, – ответил Роберт. – Даже если мы все сделаем правильно, ты думаешь, получится сохранить это в тайне? У нас в доме почти двадцать человек, а еще студенты, и утром приедет не меньше сотни рабочих. Каким образом при таком количестве глаз и ушей слухи не просочатся в газеты?

– Отмени все работы на этой неделе, и пусть людям заплатят.

– Но это не остановит разговоры. Наоборот. К обеду весь Берлингтон будет гудеть.

Эллингэм взглянул на Марша. Тот осторожно тянул ви´ски, морщась от боли в разбитых губах.

– Удастся достать эту сумму к завтрашнему утру? – спросил детектив.

– Банк Берлингтона не сможет выдать столько со счета, – задумчиво произнес Эллингэм. – Вот что, Роберт, разбуди кого-нибудь в Нью-Йорке, пусть придут в банк к открытию и отправят деньги сюда самолетом. Скоординируй все наши контакты. Деньги, пилоты. Я хочу, чтобы люди проснулись прямо сейчас. Я собираюсь сделать все необходимое, чтобы обезопасить поместье.

Когда Эллингэм вышел из кабинета, полицейский и секретарь переглянулись.

– Понимаю твое неодобрение, Макензи, – сказал Марш. – Мне тоже не нравится эта идея. Но думаю, прямо сейчас мы должны действовать только так.

– Это письмо… «В петлю сунуть, застрелить? Ударить финкой, яд подлить? С наилучшими пожеланиями, Лукавый». Человек, написавший эти строки, имеет в виду не похищение, а убийство.

– Следующие двадцать четыре часа мы будем действовать, как решили. Кто бы ни совершил это преступление, он хорошо знает поместье. И он наверняка за нами наблюдает. Если здесь появятся агенты ФБР, они могут занервничать и поступить опрометчиво. Мы сохраним спокойствие и сделаем так, как нам велели.

В дверях кабинета появился Эллингэм.

– Только что обнаружилось исчезновение одной студентки, Долорес Эпштейн, – торопливо проговорил он. – Надо прочесать всю местность. Это должно быть связано с похищением. Она хорошая девочка, не из тех, кто сбегает из школы. Господи, нужно защитить студентов! Нам нельзя проколоться. Нужно найти предлог, чтобы они на время покинули школу.

Роберт Макензи устало прикрыл глаза. Ощущение беспомощности, словно он наблюдает за стихийным бедствием и ничего не может поделать, нахлынуло на него.

Глава 8

Стиви проснулась словно от толчка и уселась в незнакомой постели. На полу лежала ее ночная работа. Глаза героев этой истории следили за ней, пока она собирала свои принадлежности для душа в голубой контейнер, который так тщательно выбирала перед поездкой. Шампунь в одну сторону, гель – в другую, нужно еще найти место для бритвы… Она натянула пижамные штаны, халат, влезла в шлепанцы, подхватила контейнер и целых две минуты стояла перед дверью, набираясь храбрости, чтобы выйти в коридор.

Все это так необычно. Но почему? Стиви знала, что будет жить в общежитии. Она и раньше оставалась ночевать у друзей. Но здесь было по-другому: ей придется сосуществовать с другими людьми, среди которых есть парни. Половина из них – парни.

Ну и что? На ней халат… и что?

Стиви открыла дверь. В коридоре – никого. Чувствуя себя победительницей, она стала тихонько спускаться по лестнице. Наверху была еще одна ванная комната, так что вряд ли все обитатели коттеджа пойдут вниз. В небольшой ванной уже стоял пар, и в одной кабинке с запотевшими стеклами кто-то был.

Стиви поставила свой контейнер на подоконник и провела рукой по стеклу, покрытому, словно инеем, специальной краской, проверяя, точно ли ее не будет видно снаружи. Тем временем стеклянные двери кабинки разъехались в стороны, и оттуда выпрыгнула Элли, с которой ручьем стекала вода. Можно сказать, что на ней было полотенце, только она им замотала волосы. Все остальное оставалось на виду.

– О, привет, – сказала она. – Вода, кажется, холодная, уж извини.

Она прошлепала мимо, оставляя мокрые следы на плитке. У двери обмоталась полотенцем, едва прикрыв сокровенные места, и вышла.

«Вот что значит уверенность», – подумала Стиви.

А еще Элли была босиком. Стиви же напялила дурацкие шлепанцы. Мать предупреждала, что если она хоть на секунду снимет их, будет атакована полчищем смертоносных микробов. Душ выглядел чистым, и все же…

Вода не казалась холодной. Она просто была холодной.

И все же холодный душ летним утром – не самая плохая вещь на земле, особенно когда ты уже устал. Это же чистая горная вода (ну ладно, похоже, обычная вода из городского коммунального хозяйства, но надо же чем-то себя утешить, когда стоишь под ледяным душем).

Джанелль уже сидела за столом, погрузившись в чтение и время от времени зачерпывая ложкой кукурузные хлопья с молоком. Пикс расположилась в гамаке и вязала. Остальные еще не спустились.

– Доброе утро! – бодро крикнула Пикс. – Все, что нужно для завтрака, – на кухне.

Стиви пошаркала на кухню и принялась за поиски кофе. Она порылась в ящиках, заваленных коробками с хлопьями, и заодно проверила содержимое холодильника.

Внезапно (Стиви даже подпрыгнула) рядом с ней материализовалась миска для хлопьев.

– Все бесплатно, – сказал Дэвид. – Пикс не будет пересчитывать коробки и выставлять тебе счет.

Стиви не поняла, была ли эта шутка чем-то вроде издевательства по поводу денег и их отсутствия. Кто такое может сказать? Какой-нибудь тип вроде Дэвида, который к тому же выскакивает как черт из табакерки перед тобой утром, когда ты еще и наполовину не проснулась. А он вообще знает, что ее родители небогаты?

Он хочет поиграть? Что ж, она будет играть. Нет необходимости быть милой, Стиви. Зеленый свет.

Она принялась изучать его. Он был в той же одежде, что и на вечеринке, и несколько перышек все еще торчали в его волосах. Либо вовсе не спал, либо спал в одежде. Девушка незаметно принюхалась. От него пахло вином. Похоже, пил вместе с Элли. Любопытно, но недостаточно. Смотри внимательней. Сейчас, при дневном свете, впечатление было более четким, чем тогда, в затемненной юрте. Нос длинный и прямой. Когда он протянул ей миску, она заметила тонкие мускулы, оплетающие его руку, и битые, но дорогие часы на запястье. Стекло в обрамлении кристаллов было поцарапано, но не треснуло полностью, и кожаный ремешок, хоть и потертый, держался крепко. Она присмотрелась к надписи на циферблате: «Ролекс».

Это уже что-то. Еще странный загар на руках. Одна рука покраснела, другая просто загорела. Точно так же одна половина лица была краснее другой. Какой-то кривой загар, словно он был прикрыт наполовину или слишком долго лежал на одном боку под солнцем.

– Итак, – начала Стиви, крепко сжимая миску. – Ты из Калифорнии?

Она насыпала себе кукурузные колечки.

– Итак, ходят слухи, – ответил Дэвид, доставая чашку.

Стиви снова глянула на его неровный загар, полосы солнечных ожогов, бледные места. И его голос: у него не было того тягучего, расслабленного калифорнийского акцента.

– Недавно? – спросила она.

– Недавно что? – в голосе появилась едва заметная резкость.

Хорошо.

– Ты недавно оттуда уехал? – Стиви бросила несколько колечек в рот и захрустела.

– С чего ты взяла?

Дэвид улыбнулся, но как-то натянуто. В голосе напряжение. Недавний переезд, и обстоятельства были не из приятных. Богатый мальчик, эта тема его явно напрягает, но очевидно, что он притворяется и хочет внимания.

– Просто поняла, – ответила она.

– И много ты понимаешь? – спросил он.

Теперь Дэвид улыбался шире, прищурив глаза. Прислонился к холодильнику и поправил часы. Стиви заметила это движение. Она подняла на него глаза, и он сунул руку в карман, словно понял, что она это увидела.

С этими часами что-то не то.

– Можешь подвинуться? – попросила она. – Мне нужно молоко. Надо же по полной программе позавтракать за свои деньги.

– Конечно. – Он улыбнулся еще шире и отошел от холодильника. – Юному детективу нужен завтрак.

– А при проблемах с папочкой нужен хороший психотерапевт, – парировала она.

Он громко засмеялся, почти закашлялся. Она попала в точку. Наугад и просто так, но она его зацепила.

Хорошо бы эта маленькая пикировка закончилась прямо сейчас – было бы идеально. Но, понятно, деваться некуда. Он тоже здесь живет. Он уселся на другом конце стола и уставился в пространство перед собой.

Еле передвигая ноги, в комнату вполз взъерошенный Нейт. Этим утром он выглядел чуть более живым и даже сказал всем «привет».

– Итак, – спросил Дэвид как-то слишком громко, – что у нас в планах на сегодня?

– Встречи с советниками, – ответила Джанелль. – Кто они такие? У меня доктор Хинкель.

– Любишь слушать истории про то, как чувак потерялся в Большом адронном коллайдере? – спросил Дэвид.

– Обожаю! – ответила Джанелль.

– Тогда все в порядке. Кто у тебя, Нейт?

– Доктор Куинн.

– О-о-о, – протянул Дэвид и покачал головой. – Готовь бинты. Крови будет много.

– Что?

– А кто достался Стиви? – Его хитрая улыбка снова заиграла на лице.

– Доктор Скотт, – ответила она.

– Капитан Энтузиазм! – воскликнул Дэвид, и Стиви заметила, как Пикс слегка усмехнулась за своим вязанием. – Он живчик. Будете разгадывать преступления вместе?

– Дэвид. – Пикс вздернула бровь.

– Я просто спрашиваю, – изобразил тот невинность.

– Подожди, что ты имел в виду, говоря про кровь? – насел на него Нейт. – Она что, такая суровая?

– Просто запомни: плакать не стыдно, – не унимался Дэвид. – В смысле, после всего. Я тоже плакал, когда потерял девственность.

– Дэвид, – снова вмешалась Пикс. – Не вгоняй людей в панику. Доктор Куинн очень хорошая, Нейт. У тебя все будет нормально.

Стиви зависла на слове «девственность». Это опять была такая шутка? Скорее всего. И что тогда она значит? Он специально сказал это, чтобы казаться опытнее их всех? Ей послышалось, или слово «девственность» прозвучало чуть громче остальных в этой фразе? Может, он намекал на ее девственность?

Черт, он смотрит прямо на нее. Неужели эта шутка была проверкой для Стиви?

Она сунула в рот очередную ложку хлопьев, но не почувствовала их вкуса. Сахар заскрипел на зубах.

– Она собирается расспрашивать меня о моей книге? – спросил Нейт.

– О чем расспрашивать? О сюжете? О драконах?

– Нет, о том, готова ли она и работаю ли я?

– А, это. Ну да. Вероятно, спросит. А какая у тебя группа крови, кстати? Чисто для информации.

– Дэвид.

Он поднял обе руки.

– Шучу, шучу. Он знает, я шучу. Ты же знаешь, Нейт, что я шучу?

По Нейту было не сказать. Джанелль, молча наблюдавшая за разговором, решила вмешаться.

– Сходишь со мной в мастерскую, Стиви? – спросила она. – Хочу посмотреть, где хранятся принадлежности для пайки. Не могу дождаться, когда попробую свою новую паяльную лампу.

При этих словах появился Хейз. Его золотистые волосы, мокрые после душа, прилипли ко лбу. На нем были белоснежные шорты и голубая футболка – все первозданной чистоты, не то что у Дэвида. Даже рано утром он выглядел как-то ненатурально хорошо. Только глаза покраснели.

– Во сколько ты лег? – спросил Дэвид, оглядывая его с головы до ног. – В полпятого?

– Я почти не спал, – кокетливо улыбаясь, ответил Хейз.

– Ага, – кивнул Дэвид. – Ты всех нас на свадьбу пригласишь? Бет тоже?

Хейз пожал плечами и рухнул на стул.

– Ну что, ты все еще знаменитость или как? – спросил Дэвид.

– Или как, – улыбнулся Хейз. – В общем, да. Может быть.

– Зомби-бизнес – хороший бизнес, – сказал Дэвид. – Людям нравятся живые мертвецы.

– Это про меня! – сказала Стиви. – Я работаю в «Монровилль молле».

Хейз не ответил.

– В Питсбурге, – добавила Стиви. – Знаменитый «Монровилль молл»…

Хейз кивнул и улыбнулся, но на его лице возникло выражение «я понятия не имею, о чем ты говоришь». Стиви словно увидела взгляд родителей и покраснела.

Нейт оторвался от созерцания молочного озера с утонувшими хлопьями в своей миске и посмотрел сначала на Хейза, потом на Стиви.

– А как к тебе пришла идея писать про зомби? – спросила Джанелль в попытке вернуть разговор в нормальное русло.

В комнату ввалилась Элли, на этот раз в выцветших шароварах и футболке с надписью «ИСКУССТВО РУЛИТ». Вместо приветствия она уселась за стол, закинула на него голую ногу и какое-то время внимательно исследовала ступню.

– Не знаю, – ответил Хейз на вопрос Джанелль. – В прошлом году я уехал домой, во Флориду, несколько дней катался на доске, и мысль сама пришла в голову. Иногда выпадает шанс вырваться из рутины и просто подумать, вот тогда и появляются классные идеи.

– Никогда не знаешь, где их ловить, – сказала Элли. – В Париже мы сидели без дела, попивали вино и пускали все на самотек.

– Я тут говорил с Эддертоном. Про кино, – как бы невзначай обронил Хейз.

– Пи Джей Эддертон? – спросил Нейт. – Режиссер «Мотеля “Серебряный свет”»?

– Мы просто поговорили, – скромно улыбнувшись, ответил Хейз. – Но, в общем, да, это он.

Даже Элли заинтересовалась. Режиссера Эддертона она точно знала. Он снимал экстравагантное кино в стиле артхаус, кино, которое мгновенно расходилось на тысячи гифок и крылатых фраз.

– Что ж, – произнес Дэвид, – удачи тебе.

И снова было непонятно, действительно ли он имел в виду то, что сказал. Это прозвучало совсем не как пожелание удачи.

– Ребята, вам бы лучше поспешить, – сказала Пикс, поднимаясь к себе. – У вас начинаются встречи.

Пришло время погрузиться в жизнь Эллингэмской академии.