Текст книги "Дело Эллингэма"

– А-а-а…

Стиви отвернулась, взглянула на мать и пожала плечами. Нельзя же заставить человека общаться, если он не хочет. Мать кивнула: типа «ну ладно, ты попыталась». Плюсик за попытку.

Автобус затормозил и свернул с шоссе на каменистую двухполосную дорогу. По сторонам замелькали склады, фермы, указатели лыжных баз, стеклодувных мастерских и рекламные щиты с изображением леденцов из кленового сиропа. А дальше постройки почти исчезли, и вдоль дороги потянулись бесконечные волнистые холмы вперемешку с густыми лесами, и единственным напоминанием о человеке здесь были редкий брошенный старый грузовик да пара пасущихся лошадей.

Все выше и выше в леса.

Внезапно автобус резко свернул с дороги и юркнул в просвет между деревьями; Стиви дернулась и чуть не свалилась со своего места. Они проехали мимо низкого указателя: на темно-красном фоне золотилась надпись «Эллингэмская академия». Указатель был таким неприметным, что казалось, будто въезд на территорию школы хотели намеренно спрятать.

Дорога, по которой они теперь двигались, едва напоминала таковую. Ей подошло бы более снисходительное название: тропа. На самом деле она была словно тонкая дорожка от слезы на лице местности или извилистый шрам на теле леса. Сначала она быстро бежала вниз, прямо к одному из горных ручьев, пересекающих территорию школы. Через ручей было перекинуто сооружение, которое с натяжкой можно было принять за мост, возведенный с помощью деревянных балок, канатов и, похоже, надежды. Ограждения были не выше полуметра, и казалось, он рухнет, если на него упадет что-нибудь тяжелее вилки.

Автобус пронесся по мосту; тот опасно качнулся, и Стиви подпрыгнула на сиденье.

Тропа снова пошла круто вверх, словно над ней тянулась линия горнолыжных подъемников. Никаких препятствий впереди не было. Тропу полностью скрывали тени деревьев; их тонкие ветви цеплялись за окна автобуса, как сотни коготков. Автобус грохотал, стонал и поскрипывал; казалось, будто он с боем прокладывает себе путь по этой самой узкой на свете тропе. Стиви понимала, что бояться нечего, но мысль о том, что их автобус сражается с силами всей вселенной, чтобы вырваться на свободу, так и стучала в ее голове. Это было просто невероятно – вся их поездка, и она ждала, что автобус не выдержит, повернет обратно и будет мчаться свободно и дико, пока не обрушится к чертям в речку и не успокоится в холодном и мокром, но приятном небытии… Глупости, конечно, но кто знает?

Тропа выровнялась, деревья расступились и открыли взору зеленые лужайки. Автобус подъехал к воротам, которые охраняли две статуи на пьедесталах. Крылатые существа с четырьмя лапами и хвостами улыбались и пялились пустыми глазницами.

– Какие странные ангелы, – задумчиво произнесла мать Стиви.

– Это не ангелы, – ответила та. – Это сфинксы. Мифические существа, задающие загадки, прежде чем пропустить кого-нибудь. Ответишь неправильно – тебя сожрут. Как в мифе про Эдипа, где ему загадывал загадку сфинкс. И вот это тоже сфинкс. Не перепутай с колготками «Спанкс».

Мать снова бросила на нее тот самый взгляд: мы обычные люди, из тех, что иногда выбираются в свет, ходят за покупками, устраивают вечеринки, и у нас есть этот странный, пугающий ребенок, мы его любим – но бога ради, кто-нибудь понимает, о чем она говорит?

Иногда родители бесили Стиви. Их идеи по поводу того, что считать интересным, были такими ограниченными. Никогда им не удастся получать от жизни столько удовольствия, сколько получает она.

Жермена уставилась на Стиви. Ее большие глаза за стеклами очков были такими же непроницаемыми, как и у сфинксов.

В этот момент тень сомнений, как черная мантия, накрыла Стиви. Ее не должны были принимать в эту школу. Письмо предназначалось другой Стиви, живущей по другому адресу. Это какой-то розыгрыш, шутка, колоссальная ошибка. Все это просто не могло быть реальностью.

Но даже если и так, было уже поздно: они прибыли в Эллингэмскую академию.

Глава 2

Первым, что Стиви увидела, выбравшись из автобуса, была круглая лужайка с фонтаном посередине, в центре которого на огромной раковине стоял бородатый каменный Нептун и приветственно махал рукой сквозь сверкающие струи. Зелень раскидистых деревьев, словно тяжелая портьера, со всех сторон обрамляла лужайку; сквозь нее кое-где робко выглядывал то кусок кирпичной стены или черепичной крыши, то окно, то дверь. Над кронами по-хозяйски возвышался огромный особняк – Гранд-Хаус, выстроенный в готическом стиле. Большие стрельчатые окна смотрели на лужайку, вход обрамляли высокие каменные арки, а крыша с множеством башенок и шпилей ощетинилась кованым флюгером.

Стиви с минуту стояла, не в силах вымолвить ни слова. Она видела сотни фотографий эллингэмского поместья. Она изучила его карту, пейзажи, статуи, парки и фонтаны. Но смотреть на картинку и стоять на этой лужайке, вдыхать бодрящий горный воздух, слышать плеск воды, чувствовать лучи солнца на лице – это были разные вещи.

Водитель вытащил из багажного отделения дорожную сумку Стиви вместе с тремя тяжеленными баулами, набитыми всякими мелочами, которые родители заставили ее взять с собой: пластиковыми контейнерами с арахисовым маслом, банками с порошковым чаем, гелями для душа, салфетками и остальной ерундой, купленной на распродаже.

– Может, дать ему чаевые? – тихо спросила мать Стиви, когда все было разложено на земле.

– Нет, – ответила та, стараясь придать голосу уверенность. Она не знала, принято ли давать на чай водителю школьного автобуса, – этот вопрос ей не попадался.

– Все в порядке? – спросил отец.

– Ну да, – ответила Стиви, замерев с дорожной сумкой в руках. – Просто здесь… так красиво.

– Да, это нечто. Не буду отрицать.

Большой гольф-кар вырулил на лужайку и остановился возле них. Из него выпрыгнул человек лет тридцати, крепкий и мускулистый, одетый в хорошо сшитые летние бриджи и рубашку поло с вышитым слева на груди значком академии.

Он был из тех людей, рядом с которыми родителям Стиви было спокойно, так что она тоже успокоилась.

– Стефани Белл? – спросил он.

– Стиви.

– Я – Марк Парсонс из службы размещения. Тебя определили в коттедж «Минерва». Хороший дом.

Вещи и сами Беллы разместились в ка`ре. Жермена со своими родителями уехала на другой машине в противоположную сторону.

– Все хотят попасть в «Минерву», – сказал Марк, когда они тронулись. – Это лучший коттедж.

По территории пролегало множество петляющих между деревьями дорожек, выложенных гладкими камнями. Гольф-кар двигался в густой тени, и его пассажиры оторопело молчали, разглядывая школьные здания. Некоторые из них были массивными строениями из красного кирпича, с витражными окнами и миниатюрными башенками по углам. Встречались дома незамысловатой архитектуры, большие и добротные, а некоторые были так увиты плющом, что казались дарами, принесенными какому-то лесному божеству. Нет, это не просто местная школа, а настоящий храм науки.

На полянах между деревьями стояли одинокие статуи римских и греческих богов из белого камня.

– Кто-то основательно закупился в садоводческом гипермаркете, – сказал отец Стиви.

– О, нет, – ответил Марк, направляя кар мимо ансамбля из бюстов, озадаченно смотрящих вдаль пустыми глазами, словно члены комитета в процессе принятия важного решения. – Они все из мрамора и по-настоящему ценные, поэтому и стоя´т здесь как признак богатства.

Честно говоря, статуй было даже многовато. Пожалуй, кому-то следовало бы поговорить с Альбертом Эллингэмом и убедить его прекратить скупать все статуи подряд. Но если ты богат и знаменит, прикинула Стиви, то можешь натащить в свое горное логово все что угодно.

Гольф-кар остановился перед величественным зданием, выстроенным из перемежающегося красного и желтого кирпича. Оно состояло из нескольких частей: правая часть напоминала обычный дом, за ней в сторону уходил длинный переход, заканчивающийся башней. Дом был весь увит диким виноградом, скрывающим барельефы, которые обрамляли линию крыши и окна. Сквозь открытую дверь, выкрашенную голубым, в холл проникал свежий ветерок и залетали мухи.

Стиви и родители вошли в просторное помещение, служащее, судя по всему, общей комнатой. Полы были выложены каменными плитами, возле большого камина полукругом выстроились кресла. Здесь было темно и прохладно, пахло деревом. Стены покрывал красный флок, что поначалу вызывало легкую клаустрофобию, а над камином красовалась голова лося с электрической гирляндой на рогах. В углу висел гамак, повсюду на полу были разложены диванные подушки; слегка потрепанный лиловый диванчик казался вполне удобным, а бо́льшую часть комнаты занимал огромный деревенский стол. На нем стоял пластиковый ящик с выдвижными отсеками и кучей мелочей для рукоделия: какими-то бусинами и другими загадочными штуками для скрапбукинга. У входа из стены торчали восемь гвоздей, около двадцати сантиметров каждый – слишком длинные, чтобы оказаться вешалками для одежды. Стиви дотронулась до одного кончиком пальца, словно спрашивая: что ты такое?

– Привет!

Стиви оглянулась и увидела женщину, выходящую из небольшой кухни с чашкой кофе. Она была невысокой и загорелой, с мускулистыми руками, покрытыми изящными татуировками в виде цветов. Голова ее была полностью выбрита. На ней были свободная футболка с надписью «МОГУ КОПАТЬ» и короткие бриджи, открывающие стройные лодыжки, правда, давно не видевшие бритвы.

– Стефани? – спросила женщина.

– Стиви, – снова поправила та.

– Я доктор Нелли Пиксвелл, – женщина протянула ладонь. – Все зовут меня просто Пикс. Я комендант «Минервы».

Они прошли в центр комнаты, и Стиви удалось получше разглядеть то, что лежало на столе рядом с ящиком. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это были не материалы для рукоделия – это были зубы, несколько кучек зубов, прямо на столе. Стиви не поняла, настоящие они или искусственные, но какая разница?! Стол с разбросанными зубами – это просто стол с разбросанными зубами.

– Хорошо доехали? – спросила Пикс, быстро ссыпая зубы в выдвижные отсеки ящика.

«Клик, клик» – щелкали зубы по пластику.

– Простите, я тут сортировала кое-что. Вы так рано…

«Клик, клик».

– Сделать вам кофе?

Они прошли в крохотную кухню, где каждый получил по чашке, и Пикс рассказала родителям Стиви об организации питания. Завтракать можно было в коттедже, а обед и ужин накрывали в школьной столовой. Студенты могли перекусить на кухне в любое время, продукты подбирались в соответствии с их онлайн-заказами. Они вернулись в общую комнату, и мать Стиви решила проверить очевидное.

– Это что, зубы? – спросила она.

– Да, – просто ответила Пикс.

Не ожидая столь откровенного ответа, мать уставилась на нее с открытым ртом, и Стиви решила вмешаться.

– Доктор Пиксвелл, – поспешно произнесла она, – специалист по биоархеологии. Она участвует в археологических раскопках в Египте.

– Все верно, – сказала Пикс. – Ты читала мою биографию на сайте школы?

– Нет, – ответила Стиви. – Зубы на столе, надпись на футболке, тату с глазом Гора на запястье, на кухне пачка ромашкового чая с надписью на арабском. А еще у вас светлая полоска на лбу от ремешка козырька. Просто догадалась.

– Ого, впечатляет! – кивнула Пикс.

Какое-то время все молчали, и в тишине было слышно жужжание мухи над головой Стиви.

– Стиви часто изображает из себя Шерлока Холмса, – сказал отец.

Иногда он делал такие замечания, как казалось, из лучших побуждений, и они могли бы сойти за шутку, но каждый раз в этих словах сквозил оттенок насмешки.

– Кто же не хочет быть Шерлоком Холмсом? – улыбнувшись и глядя в глаза отцу Стиви, сказала Пикс. – Я, правда, больше читала Агату Кристи, когда была помоложе, так как она писала также и про археологию. Но Шерлока любят все. Давайте я покажу вам дом…

В этот момент Пикс навсегда завоевала симпатию Стиви.

Все шесть комнат студентов «Минервы» находились в левой части здания от общей комнаты: три на первом этаже, три – на втором. На первом этаже была общая ванная комната, выложенная плиткой, которая, должно быть, не менялась со времен постройки дома, так как вряд ли хоть какая-нибудь фабрика стала бы выпускать плитку такого цвета повторно.

Если бы Стиви попросили описать этот оттенок, ей пришлось бы употребить слова «тухлый лосось».

В конце коридора была дверь, ведущая в башню.

– Тут у нас кое-что особенное, – сказала Пикс, открывая ее. – Когда здесь еще не было школы, в «Минерве» останавливались гости Эллингэма. Так что в этом здании есть то, чего нет в других…

За дверью скрывалась роскошная круглая комната с высоким потолком – еще одна ванная. Пол был выложен серебристой плиткой, переливающейся перламутром. Большая чугунная ванна на позолоченных львиных лапах стояла в центре. Свет из витражных арочных окон с изображением цветов и виноградных лоз окрашивал комнату во все цвета радуги.

– Эта комната пользуется повышенным спросом во время экзаменов, – сказала Пикс. – Студенты любят заниматься, сидя в горячей ванне, особенно когда холодно. Но, вообще-то, сюда редко кто заходит, из-за пауков, конечно. А теперь давай посмотрим твою комнату.

Стиви решила пропустить мимо ушей замечание насчет пауков. В ее комнате № 2 пахло воском для мебели, свежей краской, и к спертому воздуху закрытого помещения примешивалась какая-то ароматная струя, словно тут выпекали имбирные пряники. Рамы обоих окон, выходящих на фасад, были подняты, но слабый ветерок, залетавший в комнату, ленился прогонять тяжелые запахи. Под высоким потолком гонялись друг за другом две мухи. Светлые стены, выкрашенные в кремовый цвет, резко контрастировали с черным камином.

Вещи Стиви уже ждали ее в комнате. Какое-то время разговор шел вокруг насущных вопросов: куда лучше передвинуть кровать, а вдруг кто-нибудь влезет в окно и, кстати, во сколько у вас отбой? Пикс легко ответила на все: что окна открываются только вверх, у каждого надежная защелка, отбой в десять вечера по будням и в одиннадцать – по выходным, передвижение студентов отслеживают с помощью электронных пропусков, ну и сама Пикс, конечно же, смотрит за порядком.

Мать Стиви собралась распаковывать вещи, но Пикс предложила родителям присоединиться к экскурсии по территории. Стиви осталась в комнате одна. В наступившей тишине слышались лишь чириканье птиц за окном и чьи-то голоса, замирающие вдали. Стиви прошлась по комнате, темные половицы легонько поскрипывали под ногами. Она провела рукой по стене, чувствуя все шероховатости. Десятилетиями на нее наносили один слой краски за другим, скрывая следы пребывания предыдущих жильцов. Недавно Стиви смотрела документальный фильм о реальном преступлении, рассказывающий, как под слоем краски обнаружили старую надпись, ставшую уликой. После этого ей безумно захотелось ободрать все стены в окру´ге: вдруг и они хранят секреты?

Стены в этой комнате наверняка могли о многом рассказать.

13 апреля 1936 года, 18.45

Туман быстро опустился на горы в тот день: до обеда природа играла яркими красками, но сразу после четырех землю заволокло голубовато-серой пеленой. Этот туман многие потом отметят. К вечеру вся окрестность была укутана темной жемчужной вуалью; ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. «Роллс-ройс фантом» медленно полз в молочной пелене по узкой дороге к эллингэмскому поместью. Не доехав до центрального круга перед Гранд-Хаусом, он остановился. Машина всегда не доезжала половину расстояния: Альберт Эллингэм любил лишний раз пройтись по своему горному королевству. Вот и сейчас, не дожидаясь полной остановки, он открыл заднюю дверь и выпрыгнул на дорожку. Его секретарь, Роберт Макензи, благоразумно подождал пару секунд, прежде чем выйти.

– Вам нужно съездить в Филадельфию, – сказал он в спину своему хозяину.

– Совершенно не за чем туда ехать, Роберт.

– Вам нужно съездить в Филадельфию, а заодно заехать в нью-йоркский офис на пару дней.

Мимо них медленно проехал последний автобус с рабочими, возвращающимися домой, в Берлингтон и другие окрестные городки, после трудового дня на стройке у Эллингэма. Они дружно помахали на прощание хозяину поместья.

– Отлично поработали сегодня! – крикнул он им. – До завтра, парни!

Эллингэм и Макензи подошли к дому, дверь была уже открыта дворецким. Каждый раз, входя в великолепный холл, Эллингэм не мог сдержать восхищения: так причудливо, отражаясь от каждой грани, на пол и стены ложился разноцветный свет, проникающий сквозь шотландские витражи.

– Привет, Монтгомери, – сказал Эллингэм, и его низкий голос отразился эхом в высоком атриуме.

– Добрый вечер, сэр, – ответил дворецкий, принимая пальто и шляпы. – Добрый вечер, мистер Макензи. Надеюсь, из-за тумана поездка не оказалась слишком утомительной?

– Ехали целую вечность, – покачал головой Эллингэм. – Роберт прожужжал мне все уши по поводу встреч.

– Пожалуйста, передайте мистеру Эллингэму, что ему нужно съездить в Филадельфию, – обратился Роберт к дворецкому.

– Мистер Макензи просит передать вам, сэр…

– Умираю с голода, Монтгомери, – перебил его Эллингэм. – Что на ужин?

– Суп-пюре из сельдерея, сэр, на закуску морской язык под миндальным соусом, затем жареный барашек с горохом, мятой и спаржей под голландезом, на гарнир картофель по-лионски и лимонное суфле на десерт.

– Вполне достаточно. Мы скоро подойдем, пусть накрывают. Сколько у нас сегодня нахлебников?

– Мисс Робинсон и мистер Нейр все еще здесь, хотя большую часть дня они не выходили из своих комнат, так что, я полагаю, будет миссис Эллингэм, мистер Макензи и вы, сэр.

– Хорошо. Зови их. Давайте ужинать.

– Миссис Эллингэм нет дома, сэр. После обеда они с мисс Элис уехали на прогулку.

– И до сих пор не вернулись?

– Полагаю, их задержал туман.

– Пошли нескольких человек с фонарями на дорогу, чтобы им было легче добраться. И скажи, пусть сразу идут в столовую, прямо в пальто, не задерживаясь.

– Я вас понял, сэр.

– Роберт, идем в мой кабинет. Сыграем партию в карты, пока нам накрывают на стол. И не пытайся спорить. В жизни нет ничего серьезнее игры.

Секретарь вежливо промолчал в ответ. Игра в карты с шефом не подлежала обсуждению, будучи одной из его обязанностей, а фраза «в жизни нет ничего серьезнее игры» служила Эллингэму девизом. Поэтому и студентам не возбранялось играть, более того – новая «Монополия» была обязательной и для них, и для гостей поместья, и даже для персонала. Каждый должен был поиграть хотя бы раз в неделю, ежемесячно устраивались турниры. Так текла жизнь в мире Альберта Эллингэма.

В кабинете Роберт взял с подноса дневную почту, просмотрел ее привычным взглядом, сразу бросил некоторые конверты обратно на поднос, а остальные начал просматривать более внимательно.

– Филадельфия, – вновь напомнил он.

В этом и заключалась его работа: следить, чтобы великий Альберт Эллингэм ничего не забывал, – и Роберт вполне с ней справлялся.

– Хорошо, хорошо. Внеси в мой график. Ага, вот она…

Эллингэм схватил со стола отрывной листок записной книжки.

– Придумал новую загадку сегодня утром. Интересно, что ты скажешь.

– Ответ «Филадельфия», я надеюсь?

– Роберт, – серьезно произнес Эллингэм, – вот моя загадка. По-моему, неплохо получилось. Слушай:

 
В обе стороны лицом,
Станет и добром, и злом.
Спрятать сможет от врага,
Тут же выдав путь, куда
Ты сбежал. Двуличный друг!
И таких полно вокруг.
 

– Ну? Что это?

Роберт вздохнул и отложил почту.

– В обе стороны лицом… Как шпион, предатель, двуличный человек.

Эллингэм улыбнулся и жестом дал понять секретарю: «хорошо, продолжай».

– Но это не «кто», – задумчиво продолжил Роберт, – а «что»: предмет, работающий в двух направлениях…

В дверь постучали, и Эллингэм поднялся сам, чтобы открыть.

– Это же дверь! – сказал он, открывая ее.

На пороге стоял мертвенно-бледный Монтгомери.

– Сэр, – начал он.

– Погоди. Смотри, Роберт, дверь можно использовать с двух сторон…

– За ней можно спрятаться, но она все равно покажет, куда ты ушел, – продолжил Роберт. – Да, я понял.

– Сэр!

Резкий тон дворецкого удивил мужчин, и они в замешательстве повернулись к нему.

– Что такое, Монтгомери? – спросил Эллингэм.

– Телефонный звонок, сэр, – ответил тот. – Вы должны ответить. По домашней линии. В кладовой. Пожалуйста, сэр, поторопитесь.

Что-то в поведении Монтгомери заставило Эллингэма повиноваться без слов. Он прошел в кладовую за дворецким и взял трубку.

– Ваши жена и дочь у нас, – произнес в трубке незнакомый голос.

Глава 3

У Стиви Белл было одно простое желание: она хотела стоять рядом с мертвым телом.

Она не хотела убивать людей, вовсе нет. Лишь хотела быть тем, кто выясняет, почему тело мертвое. Хотела таскать с собой прозрачные пакеты с надписью «УЛИКИ», надевать спецодежду для лаборатории, как у экспертов-криминалистов, сидеть в комнате для допросов напротив подозреваемого, докапываться до самой сути дела.

Все это было неплохо и даже хорошо, и, возможно, многие признались бы, что тоже этого хотят, если бы были почестнее. Но в ее старой школе вряд ли имелась возможность осуществить это желание. Она была хороша, если вам вообще нравятся школы. Там не было ничего ужасного. Она была такой, какой представляется любая старшая школа: длинные коридоры с линолеумом на полу и гудящими на потолке лампами, с утра из столовой тянет чем-то тошнотворным, редкие вспышки воодушевления на корню душатся бесконечной рутиной, и не отпускает желание оказаться в каком-нибудь другом месте. И хотя в школе у Стиви были друзья, никто не мог до конца понять ее страсть к криминалистике. Поэтому она написала пылкое письмо, в котором излила всю душу, и отправила его в «Эллингэм». Конечно, это была шутка. Ее никогда не примут.

Но в «Эллингэме» решили иначе и дали ей эту комнату.

Деревянная мебель была поразительно громоздкой. Большой комод зашатался, когда Стиви попыталась выдвинуть ящик. Полировка не могла скрыть всех трещин и царапин на его поверхности, бывших в основном следами времени, но встречались и плоды человеческого творчества: короткие надписи и чьи-то инициалы. Стиви наконец удалось вытянуть тяжелый ящик, и она с удивлением обнаружила, что он набит вещами. В нем были клетчатое фланелевое одеяло, плотная бордовая толстовка с эмблемой академии на груди, похожий на армейский фонарик с упаковкой новых батареек, голубой фланелевый халат и пара овальных щитков с плетеной поверхностью, похожих на ракетки, только со странными зажимами. Стиви пришлось их вытащить, повертеть в руках и хорошенько изучить, прежде чем она поняла, что это снегоступы. А те огромные гвозди при входе в коттедж были для того, чтобы их вешать.

Стиви и раньше понимала, что едет в Вермонт, а там бывают холода, но при взгляде на эти штуки сразу приходила мысль, что тут придется выживать.

Она принялась распаковывать свои сумки и коробки: разложила на кровати старые посеревшие простыни, полосатый плед, который ей купили четыре года назад, две подушки, когда-то бывшие ярко-желтыми. Она смотрела на вещи, и в лучах вермонтского солнца они казались ей кучей бесцветного тряпья. Даже пара новых покупок – голубой пластиковый контейнер с банными принадлежностями и резиновые шлепанцы для ванной – не смогли оживить комнату.

Но это все не имело значения. Стиви представляла, что ее комната в студенческом общежитии будет совсем как у Шерлока на Бейкер-стрит: запущенной, но благородной.

Она вставила наушники, чтобы наконец-то дослушать очередной подкаст про чикагского серийного убийцу по имени Х. Х. Холмс: «…в доме Холмса было обнаружено множество комнат, оборудованных для убийств: газовые камеры, комната для висельников, звуконепроницаемый подвал…»

Одна коробка была помечена звездочкой, и теперь Стиви взялась за нее. В ней хранились предметы первой необходимости: детективные романы и книги по криминалистике – тщательно отобранная коллекция из нескольких дюжин томов. Она с любовью принялась расставлять их на полках в раз и навсегда заведенном порядке.

«…спускной желоб в топку котла в подвале, где тела, вероятно…»

На самом верху – Шерлок Холмс и Уилки Коллинз. Затем две полки Агаты Кристи, переходящей в Джозефину Тэй и Дороти Ли Сэйерс. В самом низу расположились современные работы по судебной медицине и криминальной психологии. Стиви отступила назад и окинула взглядом шкаф, затем поменяла местами пару книг, и порядок воцарился. Где ее книги, там и она.

«Расставь книги, остальное придет следом», – сказала себе Стиви и принялась обустраиваться дальше.

«…кислоту, набор ядов, дыбу…»

Стиви мало заботилась о таких повседневных мелочах, как одежда. Она совсем не интересовалась модой, к тому же у родителей не было возможности часто баловать ее обновками, так что в гардеробе Стиви были в основном джинсы и футболки. Она мечтала о толстом свитере с узором, как у ее любимой героини детективного сериала Сары Лунд, и предпочитала носить маленькую сумку через плечо.

Но была у нее одна действительно ценная вещь – старомодный кожаный плащ красного цвета, прямиком из 70-х, который она выудила из недр бабушкиного шкафа. Он был ей впору, будто сшит специально для Стиви, и она украсила его лацканы значками с изображениями любимых групп, подкастов и книг. Карманы у плаща были глубокими, пояс – толстым, и когда Стиви надевала его, ей казалось, что она полна сил и энергии, готова к любым трудностям и абсолютно непроницаема для любых осадков. Даже мать, обычно не одобряющая выбора дочери, благосклонно отнеслась к бабушкиному плащу («наконец-то хоть что-то красное»).

Стиви повесила плащ в шкаф, закрыла дверцу, повернулась и увидела в дверях зомби.

* * *

Стиви слышала, что актеры в жизни выглядят несколько иначе, чем на экране, так как камера искажает изображение. Красавчик из телевизора в жизни оказывается столь неотразимым, что кажется почти нереальным. Так подумала Стиви, глядя на парня, стоящего в дверях ее комнаты. На нем были белая льняная рубашка и ярко-голубые шорты, и выглядел он как в рекламе из глянцевого журнала.

Не узнать его было невозможно. Когда Стиви видела его в последний раз, он был мрачен, испачкан грязью, в глазах стояли слезы. А сейчас он мило улыбался, мягкие черты лица были словно скруглены: румяные щеки, небольшой, игриво вздернутый нос, округлый подбородок с ямочкой. Брови, должно быть, он подравнивал в салоне – они лежали волосок к волоску. По крепкой фигуре было видно, что он активно тренируется, особенно выделялись икры, которые, по правде говоря, были явно перекачаны – чертовски мускулистые икры.

– Привет, – произнес он.

Глубокий, мягкий, даже густой голос – таким могла бы говорить мясная подливка, если б умела (к счастью, она не умеет; голос у подливки, может, и был бы приятным, но вот сам разговор уж точно навевал бы тоску).

– Ты – Хейз Мейджор, – сказала Стиви.

– Ну да…

Он немного смущенно хихикнул, хотя Стиви была уверена, что ни грамма смущения он не испытывал.

Хейз был звездой YouTube. В начале лета он запустил онлайн-шоу «Конец всего» о парне, выжившем после зомби-апокалипсиса. Все ролики были сняты в подвале какого-то здания, в местечке под названием Голодный город, где-то на побережье. Перед камерой появлялся только Хейз, рассказывающий, как он выживает в месте, где сохранилось лишь несколько изолированных зон с людьми. Шоу было из разряда тех проектов, которых вчера еще не существовало, а сегодня их уже знает весь мир.

Стиви была в курсе, что Хейз приехал в «Эллингэм» и рано или поздно они могут столкнуться. Но она не ожидала увидеть его в дверях, когда будет распаковывать вещи, и не знала, что он будет жить с ней в одном коттедже.

– Прости, я тут по телефону говорил, – сказал он. – Кое-кто звонил из Лос-Анджелеса.

Он демонстративно держал свой телефон, словно доказательство нахождения внутри этого крошечного «кое-

кого из Лос-Анджелеса». Стиви не поняла, зачем он извинился или вообще начал объяснять, с кем разговаривал до того, как ее увидел. Но на всякий случай кивнула. Может, знаменитости всегда так делают, а Хейз, в принципе, считался таковым. Они говорят с кем-то по телефону, а потом говорят, что говорили по телефону.

– Ну, привет, – повторил он. – Есть хоть один шанс, что ты протянешь мне руку помощи?

Стиви растерянно заморгала.

– Помощи… в чем?

– Там мои вещи.

– А-а-а…

Стиви вдруг почувствовала поднимающуюся к горлу панику: «Ты идиотка, стоишь тут с отвисшей челюстью и слова из себя выдавить не можешь!».

– Конечно.

Она пошла за ним в общую комнату. Сумки и коробки – гораздо больше, чем у Стиви, и гораздо симпатичнее – выстроились в центре. Хейз указал на одну кое-как упакованную и перетянутую скотчем коробку, из которой торчали провода.

– С этой будь поосторожнее, – предупредил он.

Стиви посчитала его слова призывом к действию и подняла коробку. Она была тяжеленной; какое-то оборудование загромыхало внутри и чуть не вывалилось наружу.

– Так вот, – продолжил Хейз, легко подхватывая небольшую сумку и направляясь к винтовой лестнице. – Лето было просто ненормальное. Поэтому я и звонил.

– А-а-а, – протянула Стиви. – Ну да. Точно.

Она тащила коробку по лестнице, пытаясь не удариться о стены на поворотах. Ступени нещадно скрипели, коробка цеплялась за перила. Хейз ушел вперед, а Стиви шаталась из стороны в сторону, думая лишь об одном: как бы доволочь эту тяжесть в целости и сохранности. На полпути она остановилась, надеясь, что Хейз вернется и поможет ей, но он так и не появился. Тогда она глубоко вздохнула и продолжила путь.

Хейз поселился в комнате № 6, в самом конце коридора. Комната была почти как у нее, только с двумя окнами.

– Отлично, – сказал он. – Положи куда-нибудь. Спасибо.

– У тебя хорошее шоу, – ответила Стиви. – Мне нравится.

Это было не совсем правдой. Шоу было, скорее, нормальным.

Прежде чем приехать в «Эллингэм», Стиви пересмотрела все серии. Они шли недолго, минут по десять каждая. История была ничего. Игра Хейза впечатляла меньше. В основном он использовал мимику и низкий, чувственный голос, но иногда бывает и этого вполне достаточно. Стиви всегда старалась быть прямодушной, но ей не хотелось при первом же знакомстве в новой школе заявлять: «Твое шоу ничем не примечательно и сильно переоценено публикой, но я понимаю, за что тебя все любят – за смазливое личико и потрясающий голос». Вряд ли кто-то захочет продолжить знакомство после таких слов.

– Спасибо, – сказал он и вышел из комнаты.

Стиви немного подождала, но, вероятно, ей следовало пойти за ним и взять еще какие-то вещи.

Отлично. Вот он, Хейз Мейджор, звезда Интернета, разговаривает с ней. И вот он, Хейз Мейджор, звезда Интернета, заставляет ее таскать тяжелые коробки, но тем не менее…

Было еще кое-что странное. Стиви вспомнила, спускаясь по винтовой лестнице, что Хейз совершенно не скрывал своей личной жизни. Летом он оказался в центре скандала с еще одной восходящей звездой YouTube, Бет Брэйв из шоу «Бет здесь нет». Она встречалась с Ларсом Джексоном из шоу «Эти парни», но скоро поползли слухи, что она ушла к Хейзу, так как их слишком часто стали видеть вместе. На одной из тусовок между Хейзом и Ларсом возникла перепалка, переросшая в драку на лестничной площадке. На форумах и в соцсетях говорили, что Хейз подумывает взять Бет во второй сезон «Конца всего».