Текст книги "Травмирующие движения. Как освободить тело от вредных паттернов и избавиться от хронических болей"

Я взял еще один лист бумаги и на этот раз начал с темных пятен угля там, где не было света; наконец до меня дошло, что нигде нет более ярких пятен, чем там, где я вообще не нанес уголь на бумагу. Подставка не была цилиндром, абажур сверху не был усеченным конусом, а низ не был эллипсом. У меня были необычайные чувства, когда я смотрел на совокупность угольных зарисовок и тех участков, которые были удалены посредством размятого пальцами хлеба. Казалось, будто это не мой рисунок, а рисунок, который, как я думал, мог выйти лишь из-под руки настоящего художника. Раньше я даже не думал о себе в таком ключе, поскольку мне казалось, что это обман и что я притворяюсь тем, кем я не являюсь.

Я думаю, вы и сами можете представить то необычайное преображение, которое во мне происходило. Если я не художник, то кто тогда художник? Когда я действую как художник, то и результат получается таким, который может сотворить лишь художник. Значило ли это, что я меняюсь и теряю свою идентичность? В тот момент я не рассуждал такими категориями, однако почувствовал себя небезопасно из-за того изменения, которое произошло во мне в результате вопросов Якоби. Он не показал мне, как это сделать. Помните танцора с его девушкой? Видите ли вы что-то общее в этих двух случаях обучения в двух столь разных ситуациях? Я вижу.

Когда я оставил Якоби и пошел к себе в комнату, то увидел там на столе стеклянный кувшин, наполовину наполненный водой. Я почувствовал внутренний вызов – нет, внутреннее убеждение, – которое выражалось в стремлении воспроизвести кувшин на бумаге. У меня возникло детское желание показать Якоби, что на самом деле я не так уж неумел, как ему могло показаться. Я вообще не стал рисовать никаких линий, используя вместо этого небольшие штрихи и заполняя остальное пространство пятнами света и тени. Когда рисунок был закончен, на нем можно было видеть уровень воды, игру света в воде и отдельно – игру света на стекле, хотя и то и другое было прозрачным. У меня было ощущение, будто я создал шедевр и будто я стал выше по крайней мере на шесть дюймов (15 см).

Как оказалось, на пути художника нет предела совершенству, и мне придется сделать над собой усилие, дабы не начать рассказывать вам о том, как я стал настоящим художником за те несколько недель, которые я «танцевал» с Якоби, при том, что он никогда не учил и не показывал мне, как рисовать. Он лишь с изрядной долей иронии спрашивал меня, почему при рисовании я не следовал собственному учению.

Организм

На существование жизни влияют некоторые универсальные факторы. Они сыграли свою роль в образовании первой живой клетки около двух миллиардов лет назад. Первая живая клетка нуждалась в укрытии от излучения, которое сформировало ее и которое так же легко могло ее убить. Ее форма, поверхностное натяжение, соотношение поверхности и объема, сила тяжести, внутренние процессы, внешние изменения и воздействия сегодня столь же активны, как это было всегда. Граница живой клетки (и любого живого существа) по-прежнему является посредником между жизнью внутри и жизнью снаружи – так заведено со времени формирования самой клетки. Здесь мы обсудим некоторые из задействованных в функционировании клетки факторов.

Совокупность клеток не является тканью, так же как совокупность нейронов не является мозгом. Кирпичи – это еще не здание. Все записи в словаре – это всего лишь слова, меньшее количество которых могло бы составить предложение. С совокупностью идентичных частиц или единиц, действующих вместе, что-то происходит на более высоком уровне – в том смысле, что у них появляется новое качество, которого нет ни у одной из этих единиц по отдельности. Этот более высокий уровень достигается, когда единицы вовлечены в общую деятельность или подвергаются одинаковому стрессу. Совокупность клеток может превратиться в печень; кирпичи, функционирующие вместе в качестве несущей конструкции, становятся зданием. Клетки объединяются в группы, образуя органы, схожие у всех млекопитающих. Органы, в свою очередь, группируются, образуя организмы – формирования более высокого порядка, чем органы. Бактерии, водоросли и все другие живые существа имеют три общих вида деятельности: (1) самовоспроизведение, (2) самоподдержание и (3) самосохранение. Самовоспроизведение, безусловно, наименее критично с точки зрения времени, в то время как дыхание, питье и еда ограничивают жизнь с большей строгостью, а отсутствие самосохранения и вовсе может означать потерю жизни менее чем за секунду. Эти три явления можно наблюдать как у растений, так и у животных, с той лишь разницей, что растительная жизнь пассивна в их отношении. Без действия ветра, дождя, насекомых, меха животных и множества других переносчиков и активных элементов растительность перестала бы размножаться и исчезла бы с лица земли. В то же время животные всех видов, наоборот, активно поддерживают эти три основных требования посредством (4) самопродвижения, которое также является самонаправлением, что делает движение наиболее важным ключом к животной жизни.

Первый фрагмент вещества, имеющий оболочку, отделяющую его от остального мира, обладал формой и стал первым индивидуумом. Система, включающая в себя оболочку, обеспечивала поступление извне дополнительных веществ, предоставляя энергию для самопродвижения, и выброс во внешний мир веществ, лишенных энергии, а также выведение отходов метаболизма и мертвых частиц. У каждого живого существа есть граница, отделяющая его от остального мира. Содержимое внутри этой границы имеет структуру, которая обеспечивает самопродвижение, то есть активность, существа. Когда останавливается функция, остаются лишь форма и структура: в этом случае существо умирает. Прекращение движения есть конец самой жизни.

Жизнь не только изначально сложна, но и имеет тенденцию развиваться в направлении еще большей сложности – этот атрибут кажется жизненно важным для сохранения жизни. Каждый вид животных имеет собственный способ самопродвижения, необходимый для поддержания трех других характеристик, необходимых для продолжения жизни. В этом и заключается сложность. Структуры и функции взаимозависимы и тесно связаны с окружающей средой. Без света, имеющего соответствующую длину волны, не было бы ни глаз, ни зрения; при этом есть электромагнитные колебания волн выше и ниже тех, которые составляют спектр человеческого зрения. Более того, свет может менять свою интенсивность, а объекты бывают маленькими и большими, близкими и далекими. Эти факторы, наряду со способностью различать самые разнообразные цвета и тончайшие оттенки, лишь начинают иллюстрировать всю сложность формирования зрения и формы глаз.

Все животные проходят через этап эмбриональной жизни, прежде чем физически отделяются от всегда присутствующего свидетеля, сопровождающего их на пути во внешний мир. В период эмбриональной жизни происходит развитие структур, которые функционируют рудиментарно в этой более простой и менее разнообразной, чем внешний мир, среде. Очевидно, что лишь некая форма упорядоченного развития может превратить две клетки в млекопитающее, не говоря уже о человеке. И тогда на ум приходит такое понятие, как управление: именно это управление обеспечивает упорядоченное развитие структур и их формы, а также постепенное улучшение их функционирования. Увеличение сложности вида привело к формированию особой структуры, обеспечивающей необходимый контроль над организмом: нервных тканей с их синапсами, дендритами и передачей информации всех видов. (Это ли не «цель»?)

Управление в биологии, как и в кибернетике, требуется лишь тогда, когда существует определенный предпочтительный режим работы. У животных таким предпочтительным состоянием, или режимом, является оптимальное состояние. Любое отклонение от оптимального состояния корректируется. Поскольку существуют буквально тысячи отклонений на всех уровнях – клеточном, циркуляторном, структурном и функциональном, – существует также иерархическая организация управления.

Понятия управление и иерархия в данном случае следует отделить от тех эмоций, которые они могут вызывать в обычном разговоре. Если организм поскользнется на кожуре банана, высший контроль в мозге, отвечающий за преднамеренные действия и движения, будет слишком медленным, чтобы предотвратить падение. Он отключится, чтобы позволить какой-то более древней части взять на себя управление. Более примитивные и эволюционно более древние части работают быстрее и имеют более короткие пути коммуникации. Поэтому управление и иерархия в данном случае – это не что иное, как упорядоченное сотрудничество для обеспечения оптимального существования индивидуума.

Развитие иерархии, управления и организующих их нервных тканей, а также всего организма – его костей, мышц и внутренних органов – предполагает реакцию на факторы окружающей среды, приспособление к ней, чтобы умело с ней обращаться. Для достижения оптимального функционирования во время развития необходимо постоянное изменение в направлении улучшения. Такой сложный процесс будет иметь дело с ошибками и продолжаться без какой-либо четкой цели. Все это – процесс обучения, который сильно отличается от формального академического образования в школах: он в большей степени ориентирован на то, как мы делаем, а не на то, что мы делаем. Детальное исследование этих вопросов является фундаментальным и необходимым.

Опять же, сложность этого процесса настолько велика, что он обречен на неудачу. В обычных условиях очень редко удается найти оптимальное состояние структуры, формы или функции. Нарушения движения, регрессии и частичное развитие неизбежны. Подобная неопределенность помогает нормальным людям достичь оптимального развития, которого они бы не достигли в противном случае.

Нервная система, состоящая из астрономического числа клеток (3·10¹⁰), пригодна для жизни и функционирования в самых разнообразных физических мирах. Как показал опыт многих астронавтов, даже такая нервная система, как наша, способна выдержать отсутствие действия силы тяжести и отсутствие зрительной и слуховой стимуляции. Чтобы система работала, достаточно инициировать любую активность, в которой сигналы возникают через достаточно короткие промежутки времени. Я верю, что наша нервная система будет хорошо функционировать в тысяче различных возможных миров. Она будет развиваться и приспосабливаться, чтобы функционировать в любых условиях, в которых может существовать жизнь. В действительности наша нервная система запрограммирована на то, чтобы с одинаковой легкостью справляться с любым из нескольких тысяч языков и диалектов, существующих на земле.

Мы настолько привыкли к себе, что не в состоянии оценить все вышесказанное. Что мы понимаем под работой нервной системы? Что же такого особенного в нервных синапсах и клетках, что они необходимы и существуют в примитивном или сложном виде у каждого живого существа? Нужны ли они для жизни?

Космос (что в переводе с греческого языка означает «порядок») не особо упорядочен, за исключением таких процессов, как смена дня и ночи и лунные фазы. Я не уверен, что более простые нервные системы осознают порядок в этих фазах. Метеориты падают крайне случайным и беспорядочным образом. Солнца формируются и распадаются таким образом, который в действительности не соответствует понятию порядка. На другом, микроскопическом, экстремуме существует такая же хаотичность и отсутствие порядка. Никто не может предсказать, какой атом распадется в радии или любом другом радиоактивном веществе. В любой области материального мира, газов, жидкостей или чего бы то ни было, для любой молекулы или атома нет ничего предсказуемого, упорядоченного, стабильного и неизменного. Ни ветер, ни солнце, ни землетрясение, ни тайфун не ведут упорядоченное существование.

Нервные структуры стремятся к порядку, находят его, когда и где бы он ни существовал, и создают порядок там, где его нет. Лишь очень сложная нервная совокупность, состоящая из такого большого числа единиц, которое характерно для большинства живых существ, нуждается в последовательности и постоянстве окружающей среды. Примитивные нервные системы не играют в теннис и не перескакивают с одной ветки на другую, расположенную на расстоянии тридцати футов (9 м). Примитивные системы более медленные и не так сильно нуждаются в создании постоянства. Детеныши всех живых существ меньше и слабее своих взрослых представителей, одни – в течение более коротких, другие – в течение более длительных промежутков времени. Слабым организмам нужен более или менее постоянный последовательный мир, чтобы они могли обучаться, превращаясь в сильные организмы. Организм и сам по себе является целым миром микробов, для существования которого необходимы постоянство, порядок, неизменность, гомеостаз.

Было бы банально просто сказать, что только мозг способен думать, использовать абстракции, мечтать, помнить и т. д. Нервная система вносит порядок в случайные, постоянно меняющиеся стимулы, поступающие к ней через органы чувств. Более того, сам живой организм также находится в непрестанном движении, и нервной системе приходится упорядочивать как подвижный изменяющийся мир, так и собственную подвижность, придавая всему этому кружащемуся хаосу некий смысл. Как же мы можем учиться, если ничто никогда не повторяется?

Итак, самым неожиданным средством для достижения этого «подвига Геракла» является движение. Движение необходимо живому организму для формирования стационарных и повторяющихся событий в изменяющейся, движущейся среде, ибо, даже если мы сталкиваемся с мертвой материей и неподвижной растительностью, наши органы чувств все еще воспринимают ощущение движения, поскольку живой организм движется и никогда не остается абсолютно неподвижным до тех пор, пока действительно не умрет.

Профессор Хайнц фон Ферстер из Лаборатории биологических компьютеров Университета Иллинойса, питающий подобные идеи, рассказал мне и моим студентам в Сан-Франциско следующую историю.

Анри Пуанкаре опубликовал в 1887 году статью, в которой объяснялось, что на сетчатке трехмерное пространство отображается лишь в двух измерениях, при этом структура этого изображения на сетчатке не является такой же однородной, как в пространстве. Осознание третьего недостающего измерения является результатом конвергенции двух глаз и соответствующей аккомодации, что в действительности является мышечным ощущением. Для осознания направления требуется, в том числе, движение головы.

При движениях головы требуется подстройка глаз. При неподвижной голове и глазах не происходило бы трехмерного восприятия картинки. С того момента я прочитал книгу Пуанкаре «Наука и гипотеза», изданную на английском языке издательством Dover. Он показывает, что движение участвует в нашем восприятии пространства и нашем выборе евклидовой геометрии. Это захватывающая книга, и ее стоит прочитать, поскольку она оригинальна и нова – отображая мышление настоящего гения.

Не могу не вспомнить еще один пример проницательности Пуанкаре. В те дни большая часть работы по физиологии мозга сводилась к удалению части мозга, наблюдению за пораженной функцией и, таким образом, к локализации этой функции в мозге. Пуанкаре считал этот метод недостаточно научным и сомневался в полученных на его основе выводах. В качестве основного аргумента он приводил тот факт, что бинокулярное трехмерное зрение страдает каждый раз, когда человек теряет правый глаз, но при этом было бы ошибочным заключить, что функция трехмерного восприятия располагается в правом глазу.

Швейцарский инструктор по лыжам, г-н Колер, если я правильно помню, убедил нескольких своих учеников принять вместе с ним участие в эксперименте. Ему было интересно узнать, что было бы с нами, если бы наш мозг видел внешний мир таким, каким он отображается на сетчатке глаза, а не таким, какой он есть. Как известно, хрусталик глаза, как и любая другая линза, переворачивает изображение на сетчатке. У стоящего человека голова будет находиться внизу сетчатки, а ноги – вверху. Мистер Колер раздал всем своим участникам очки, которые переворачивали изображение на сетчатке. Поначалу, как и положено, они видели всё вверх ногами. Первые часы были очень тяжелыми. Они не могли свободно двигаться или что-либо делать, не замедляя при этом движения и не пытаясь осмыслить увиденное. Затем произошло нечто неожиданное. Всё на теле и в непосредственной близости от него стало выглядеть как прежде, при этом всё, что не было потрогано, продолжало оставаться перевернутым. Постепенно, по мере того как они ощупывали и трогали друг друга, перемещаясь в пространстве, чтобы удовлетворить свои обычные потребности, предметы, расположенные вдали, стали казаться нормальными. Очки нельзя было снимать на протяжении всего эксперимента. Через несколько недель всё вновь стало выглядеть как надо, и участники эксперимента снова могли всё делать без какого-то особого внимания и заботы. В какой-то момент пошел снег, и мистер Колер увидел в окно, как снежинки поднимаются с земли и движутся вверх. Он вышел на улицу, вытянул руки и почувствовал, как на них падает снег. Затем он развернул ладони вверх, и, конечно же, на них упал снег. После буквально нескольких таких попыток он вновь стал видеть падающий, а не поднимающийся снег.

Есть и другие опыты с инвертирующими стеклами. Один из них, проделанный в Соединенных Штатах, проводился с участием двух человек, один из которых сидел в инвалидном кресле, а другой толкал его, при этом оба они были в специальных очках. Тот из них, кто перемещался в пространстве, толкая кресло, уже спустя несколько часов стал нормально видеть и смог найти дорогу без необходимости ее нащупывать, в то время как тот, кто сидел в кресле, продолжал видеть все неправильно.

Видит ли новорожденный ребенок все правильно с самого начала или ему действительно нужно прикасаться к предметам, чтобы иметь возможность интерпретировать полученное впечатление в соответствии с контрольным чувством – своим прикосновением? Я, например, подозреваю, что движение играет важную роль в формировании моего объективного мира. И если мое подозрение не совсем ошибочно, движение может быть необходимо всем живым существам, чтобы они могли формировать свой объективный внешний мир и, возможно, даже свой объективный внутренний мир. Мы редко останавливаемся, чтобы спросить себя, являемся ли мы исключительно взрослым воплощением программы нашего генетического кода (ДНК). Именно сперматозоиды запускают этот процесс. ДНК выберет соответствующие коду изменения из множества возможных альтернатив. Мы знаем, что реализация программы никогда не происходит без развития организма, несущего в себе генетический код. Рождение и развитие никогда не происходят без хотя бы одного наблюдателя или свидетеля – того, кто рождает этот организм. Однако до сих пор не известно ни об одном живом организме вне гравитационного поля. Подводя итог, можно сказать, что генетическая программа заложена в тело, которое вырастает из двух клеток, в среде, в которой неизбежно присутствует сила тяжести и свидетели. Ни один из этих элементов не может сам по себе (как бы вы ни напрягали воображение) сформировать живое существо, способное расти и становиться взрослым.

Все млекопитающие имеют форму, скелет, мускулатуру, нервную систему и рождаются у родителей. Люди рождаются в определенной культуре, в определенном человеческом обществе, живущем где-то на Земле. На Земле непрерывно действует сила тяжести, от которой никак нельзя отгородиться. Она постоянна и практически везде одинакова. Хотя кости и являются живой материей, поскольку они растут и могут восстанавливаться при повреждении, тем не менее, условно говоря, они являются инертной материей. Они не могут изменить свою форму, положение или конфигурацию без натяжения, создаваемого мышцами. Различают крупную и малую мускулатуру, поперечнополосатые и гладкие мышцы. Все они могут сокращаться или прекращать сокращение, тем самым восстанавливая свою первоначальную длину и готовясь к следующему сокращению. Мышцы не сокращаются без создаваемых нервной системой импульсов. Однако это не совсем верно, так как на ранних стадиях развития эмбриона сердечные мышцы сокращаются в особом ритме – обычно более быстром, чем у взрослого человека – еще задолго до того, как какие-либо из нервов достигнут сердца. Поэтому очевидно, что существует и другой механизм, заставляющий мышцы сокращаться.

Существует два основных типа мышечных волокон: белые волокна и красные волокна. Они различаются не только по цвету, но и по времени, в течение которого они продолжают свои сокращения, а также по скорости этих сокращений. Мышцы сокращаются таким образом, чтобы кости могли смыкать и размыкать суставы; говорят, что эти два вида активности антагонистичны. Само собой разумеется, что у взрослого человека мышцы сами по себе не могут распоряжаться своим сокращением или прекращением сокращения, то есть расслаблением.

Нервная система распространяет импульсы, которые активируют те или иные мышцы и являются источником всех движений. Это очень сложная структура, предоставляющая огромное разнообразие паттернов мышечной активности, от рефлекторных подергиваний в коленях, тремора, клонуса до плавных преднамеренных движений. Каждое изменение конфигурации скелета вызывается определенным набором импульсов, направляемых в мышцы. При этом принимается во внимание время достижения импульсом различных мышц и величина их сокращений, которые регулируются специальными механизмами, позволяя скелету выполнять выверенные, филигранные, сильные, внезапные, постепенные и разные другие движения. Эти движения производятся в пространстве и во времени. Движения скелета, несущего на себе мышцы и нервную систему, происходят в пространстве, в разное время и в среде, которая, в том числе, является социальной средой человека (и очень редко иной). Движения перемещают организм. То, что мы называем организмом, состоит из скелета, мышц, нервной системы и всего того, что питает, согревает, активизирует и дает отдых всей этой целостности.

Эти движения вызывают перемещение всего организма и изменяют его конфигурацию, исходя из различных видов деятельности, которые, в свою очередь, воздействуют на все виды окружающей среды, чтобы обеспечить потребности организма. Таким образом, существует непрерывно меняющаяся среда и непрерывно меняющийся организм, которые безостановочно взаимодействуют друг с другом до тех пор, пока в организме есть жизнь. Различные виды окружающей среды оказывают влияние на организм, который, в свою очередь, меняется, чтобы эффективно действовать и реагировать на окружающую среду. Таким образом, у нас есть замкнутый цикл из четырех элементов: скелета, мышц, нервной системы и окружающей среды. Эти четыре элемента находятся в постоянном взаимодействии друг с другом с самого рождения до самой смерти; при этом на протяжении всего цикла существуют процессы обратной связи и прямой связи. При рождении связь «организм – окружающая среда» в значительной степени пассивна. Мало-помалу она становится все менее и менее пассивной, постепенно превращаясь во все более и более преднамеренно активную. При этом, если бы не было гравитационного поля, вся схема выглядела бы совсем иначе. Мышцы были бы лишними, а скелет был бы совсем другим. Ни у каких животных не было бы какой-то характерной осанки. Изменилась бы вся схема использования энергии. Костям не приходилось бы противостоять сжатию. Совершенно бы изменилась скорость движения. В действительности все это было бы совсем непохоже на то, что мы можем себе представить. Как бы то ни было, движение – лучший ключ к жизни. С тех пор как человек научился говорить, он классифицировал все существующие вещи в соответствии с их движением в поле действия силы тяжести. Растительность – это все то, что может лишь пассивным образом двигаться из стороны в сторону, следуя за потоком воды или воздуха, в противном же случае она просто растет вертикально. Свет может влиять на вертикальный рост, притягивая его в своем направлении. Живые существа могут перемещаться самыми разными способами, при этом каждый из этих способов характеризует определенную категорию, получившую свое название в честь данного способа движения. Плавающие – это рыбы. Летающие – это птицы. Скользящие – это змеи. Извивающиеся – это черви. Есть прыгающие, ползающие, лазающие, перемещающиеся на четвереньках, и мы, прямоходящие. По-видимому, движение занимало человека с тех пор, как он себя помнит.

Поскольку движение имеет такое большое значение для живой клетки или для совокупности клеток, составляющих любой живой организм, оно, безусловно, происходит не случайным образом. Значительная часть организма – скелет, мышцы и нервная система – обеспечивает движение в окружающей среде. И это настолько сложный процесс, что большинству живых существ практически всех видов – будь то рыбы, птицы, звери, человекообразные обезьяны или люди – требуется личное индивидуальное обучение. Продолжительность такого обучения может варьироваться от нескольких секунд до нескольких минут и даже до многих лет. Некоторые стадные животные, особенно крупный рогатый скот, лошади, зебры и им подобные, по-видимому, способны следовать за стадом почти сразу же после того, как их рождает на свет мать-корова, кобыла или кто бы то ни был. Рожденный детеныш – а детеныш жирафа падает с довольно большой высоты – делает одну-две попытки встать на ноги сразу же после того, как будет перекушена его пуповина и он весь будет облизан. Когда вторая или третья попытка встать окажется успешной, теленок будет следовать за коровой по песку, гравию, скользкой мокрой траве, независимо от того, идет ли она по ровной, поднимающейся или спускающейся поверхности. При этом он не только способен сделать все необходимое, чтобы держаться стада, но и – если случится так, что он поскользнется или споткнется, – может самостоятельно восстановить равновесие. Если подумать о всей сложности и изобретательности, которые необходимы для создания чего-то столь эффективного, то получится лишь осознать, что же обеспечивает эту необычайную способность двигаться без предварительного опыта и при таком небольшим сроке обучения.

Подумайте о горных козлах в Шамони или любых других горных козлах, у которых детеныши рождаются на высоких скалах. Эти малыши еще едва встали на ноги, а уже должны прыгать с одного острого края на другой без какого-либо значимого предшествующего обучения. Очевидно, что все связи, «проводка» в нервной системе этих животных должны быть сформированы еще до их рождения. Проще говоря, сам вид передает по наследству обучение, эволюцию, рефлекторную организацию, инстинкт, которые позволяют ему выживать в ненадежных условиях. Однако большинству птиц, собак, котят всех видов, даже тигрят требуется какое-то обучение со стороны их родителей, чтобы завершить формирование и встраивание паттернов функционирования их нервной системы. Такое происходящее в течение нескольких недель обучение делает эту модель надежной и автономной.

Когда мы рассматриваем таким образом многие виды, становится очевидным, что чем более низкое положение занимает тот или иной вид на лестнице эволюции, тем полнее у него происходит встраивание нервной системы при рождении. Соединения синапсов, нейроны или все, что еще нужно, уже готовы, и требуемое обучение тем короче, чем ниже это вид находится на лестнице. Человек представляет собой апогей этого процесса. Насколько мне известно, обучение человеческого младенца длится дольше, чем у всех других видов. Хотя все необходимые связи в нервной системе и железах присутствуют уже при рождении, на этом этапе еще не встроены какие-то специфические функции человека. Никогда еще не рождался ребенок, который мог бы говорить, петь, свистеть, ползать, ходить прямо, сочинять музыку, считать или мыслить математически, определять время дня и ночи или знать, что значит опаздывать. Никогда еще не было такого, чтобы какая-то из этих функций сформировалась без очень длительного обучения, длящегося несколько лет. Что касается этих специфически человеческих функций или действий, то все необходимые соединения, или «проводка», нервных структур развиты уже в утробе матери, но если сравнивать их с таковыми у взрослых людей, то можно сказать, что на данном этапе их не существует.

Необходим индивидуальный личный опыт или обучение, без которых ребенок не станет человеческим существом. Складывается впечатление, что человеческий вид вообще не имеет унаследованного обучения. «Низшие» животные обладают филогенетическим обучением или унаследовали эволюционное обучение своего вида. «Высшее» животное учится на собственном индивидуальном онтогенетическом опыте. Понятия «низший» и «высший» не имеют другого значения, кроме как обозначение сложности, и отражают наш способ построения лестницы эволюции. Почти все низшие животные могут делать то, чему высшим животным приходится учиться. При этом они никогда не могут обойтись без длительного обучения, после которого они могут лишь подражать, обычно используя при этом большое разнообразие вспомогательных инструментов или структур. Возможно, нелишним будет здесь повторить, что только нервные ткани и системы способны как к восприятию, так и к исполнению или осознаванию. Склонность к повторению в конце концов приводит к повторяющемуся постоянству и порядку. Большинство событий управляются случайностью и происходят настолько беспорядочно, что их невозможно предсказать. Мы создаем законы природы, выделяя части событий, которые мы не можем изменить или к которым мы можем добавить то, что считаем порядком. Ньютон упорядочил впечатляющее множество беспорядочно падающих тел, введя понятие гравитации. Нервная ткань, которая организует порядок в собственном функционировании, также создает порядок в своем окружении, что, в свою очередь, улучшает упорядоченность нервной функции. Нервное вещество самоорганизуется и тем самым выбирает и изменяет поступающие из окружающей среды сообщения в инвариантные «настройки», тем самым делая возможным повторение. Требуется множество постоянно меняющихся сообщений от окружающей среды, прежде чем организму удастся начать воспринимать их как неизменные категории. Способности нервной системы столь огромны, что она создает порядок там, где инструменты, сделанные из любой другой материи, будут регистрировать размытие непрерывных вариаций. Представьте, что вам нужно сфотографировать бегущую к вам борзую, когда вы сидите на скачущей галопом лошади.