Текст книги "Шанс. Книга 1. Возрождение"

– Здравствуй, отец!

– Приветствую, сын мой! Ты ничуть не изменился с последней нашей встречи, а вот я, наверное, сильно: постарел и подряхлел.

– Да что ты! Я узнал тебя сразу, ещё издалека!

Мужчины обменялись крепким рукопожатием. Георгий, не выпуская сыновней руки, притянул его к себе, и они оказались в обоюдных объятиях.

– Жоржик! – женщина наконец решилась обратиться к старику.

– Маруся, радость моя! – престарелый мужчина, отстраняясь от молодого, оборотился к женщине, захватил её в охапку и плотно прижал к своей груди. Они долго без движения стояли в обнимку, потом чуть приметно начали раскачиваться из стороны в сторону. Вслед их движению зазвучала чуть слышимая мелодия. Маракасы задавали чёткий синкопированный ритм. Сама же мелодия текла плавно и неторопливо. Сопровождаемая плавающими звуками гавайских гитар, она периодически взлетала вверх на целую октаву и возвращалась обратно к основному мотиву.

– Присядь, – ненадолго оторвавшись от любимой женщины, обратился Георгий к сыну. Тот послушно устроился на отцовском стульчике. Мелодия между тем уже звучала вполне отчётливо. Георгий вернулся к женщине, приобнял её за талию, на отлёте принял её руку и сделал широкий шаг первого танцевального движения. Женщина радостно улыбнулась и синхронно двинулась в паре с ведущим. Они отдалились на несколько шагов, и тут произошла чудесная перемена их одеяний. Простое ситцевое платье женщины сменилось роскошным нарядом, выгодно облегающим стройную фигуру с тонкой талией. Длинная, до изящных туфель расклешённая чёрная юбка комбинированного бального платья с оборками, выпадающая из-под неё нижняя юбка алого цвета, утянутый лиф, поддерживающий округлую грудь, широкие, но лёгкие бретели, небрежно сброшенные с голых плеч – женщина выглядела очаровательно. Преображение затронуло также и её партнёра. На нём теперь была белоснежная сорочка из тонкой ткани со свободными рукавами, обтягивающие чёрные брюки, богато украшенные золотым и серебряным шитьём, талия перехвачена широким кушаком красного цвета. Рядом с партнёршей он стал выглядеть стройнее и выше. Вихрь танцующей пары широко прошёлся по территории утреннего пляжа. Порою пара скрывалась за высокими деревьями, неожиданно появлялась на открытом пространстве среди ярко освещённого солнцем песка, протаскивая за собой искрящиеся, поблёскивающие в лучах света кварцевые струйки, мгновением позже осыпающиеся в общую песчаную массу. Над просыпающимся пляжем разносился беззаботный женский смех, слышать который Георгию доводилось так давно, что он начал уже забывать, какое наслаждение может приносить этот свободный, ничем не ограниченный смех дорогого человека. Но вот мелодия подошла к концу, прозвучали финальные аккорды. Пара, преодолевшая в танце немалое расстояние, вернулась к исходной точке. Георгий тяжело дышал, но выглядел радостным. Женщина же, казалось, вовсе не заметила танцевальной нагрузки: она была свежа так же, как и перед началом танца.

– Устал? – спросил Шерр Георгия.

– Запыхался немного, – ответил тот.

– Приляг, отдохни! – указал ковбой на расстеленный плащ.

Георгий оглянулся на женщину, как бы проверяя, не растворился ли столь желанный мираж в ярких солнечных лучах. Мария была рядом.

– Отец! Не сомневайся, – сын встал со стульчика Георгия. – Мы теперь всегда будем с тобою вместе!

Георгий подошёл к Шерру и протянул ему руку:

– Моя искренняя благодарность!

Шерр безмолвно пожал протянутую ладонь.

– И тебя благодарю искренне, молодой друг, – обратился он к Владиславу. – Живи счастливо и столько, сколько пожелаешь!

Влад хотел что-либо ответить, но почувствовал, что горло зажато нежданным спазмом, и лишь кивнул Георгию.

Георгий аккуратно, чтобы не внести беспорядка в бальный наряд, подхватил Марию на руки, отнёс её и уложил на свой плащ. Затем, следуя недавнему предложению Шерра, сам прилёг рядом.

– Мой Жоржик! – муркнула женщина ему на ухо, обнимая за шею. – Наконец-то мы вместе!

– Гоша! – долетел до пары голос Шерра – Вам удобно?

– Весьма! – откликнулся Георгий.

– Спи. Счастливых тебе снов!

Ответить Георгий уже не смог: на него снизошло блаженное беспамятство.

Влад переносил нервную лихорадку, его знобило. Но по мере того, как он убеждался, что ужасных сцен лишения жизни, не будет, начал быстро успокаиваться.

– Ну, вот и всё, – произнёс Шерр. – Зря ты так переживал. Работа выполнена добросовестно, сам я доволен, несмотря на то, что здорово устал. Сейчас закончим, и можно будет расслабиться.

Он шагнул к безжизненному Георгию, на лице которого по-прежнему светилось подобие счастливой улыбки, прикрыл лицо фетровой шляпой её бывшего владельца, заботливо запахнул полы старенького плаща и сложил пустые рукава крест-накрест через распростёртые тела. Развернув кисти рук ладонями вверх, Шерр имитировал подхват скорбного груза. Закутанные тела, послушные повелительному жесту, всплыли в воздух и направились в раскрытую могилу, плавно опустившись на крышку домовины.

– Твоя очередь, – обратился Шерр к сыну Георгия, кивнув в сторону зияющей ямы. Тот встал, сложил брезентовый стульчик и вместе с ним спрыгнул вниз, где установил его в ногах старого гроба, раскрыл и сел. Влад отметил, что объёмное изображение человеческого тела опускалось слишком плавно, явно не так, как должно было, если бы в яму спрыгнул реальный человек из плоти и крови.

Изъятый могильный грунт из образованных куч ручейками потёк обратно в могилу, и скоро она приобрела свой прежний вид: давно заброшенного захоронения.

– Эй! Гражд`ане!! А что это вы делаете? – голос говорившего агрессивно вибрировал. Внешность смотрелась крайне отталкивающе и только усиливала неприятное впечатление.

– Удосужилась же нелёгкая принести тебя так не вовремя, – пробурчал Шерр себе под нос и добавил во весь голос: – хороним, гражд`анин!

– То есть, как это хороните? Вам кто разрешил?

– А мы разрешения не спрашивали: нам достаточно волеизъявления покойного.

– Разрешительная бумага есть?

– Сказал же: нет.

– Тогда, это незаконно.

– Абсолютно незаконно! – согласился ковбой. – Но что же в том плохого, если заслуженный человек пожелал быть похороненным в могиле любимой жены? Посмотрите, какой живописный вид открывается отсюда на море.

– Вот-вот! Вид, именно! Если хоронить каждого, кто захочет быть здесь похоронен в могиле жены или мужа, или других родственников, не напасёшься ни земли, ни видов. А люди здесь купаются, между прочим.

– Но их самих, почему-то, наличие заброшенного некрополя в пределах пляжа нисколько не смущает.

– Людская масса вопиюще безграмотна и бестолкова. По здравому измышлению им здесь совершенно не нужна кладбищенская антисанитария.

– С последней посылкой соглашусь, но где Вы узрели антисанитарию? К тому же, хоронить всех желающих не потребуется, а вот в виде исключения вполне возможно: на старых кладбищах по правилам допускается подзахоронение через 25 лет эксплуатации могил.

– И всё равно: почему этого гражд`анина с его волеизъявлением захоронить здесь можно, а других – нет?

– Ах, ты сморчок! – потерял терпение Шерр. – Да ты завидуешь шикарному виду что ли? Так объяви вслух: мы и тебя здесь сейчас прикопать можем – одним нарушением больше, одним – меньше, нам – так без разницы!

Уловивши смысл данной фразы, ревнитель кладбищенских правил подхватился и, часто оглядываясь, шустро покатился вниз к воде. Шерр долго смотрел ему вслед, пока тот не затерялся в пляжных зарослях.

– Пошли отсюда.

– И куда?

– В «Мельницу». Закажем поминальный обед по Гоше.

Ментор и подопечный решили прогуляться пешком: погода стояла прекрасная, необходимости торопиться не было. Владу нужно было немного развеяться и свыкнуться с последними впечатлениями, Шерру – передохнуть.

– Шерр! Что это за мелодия, под которую они танцевали… или мне показалось?

– Х-ха! Не знаешь? – вот такого я от тебя не ожидал: где твоё музыкальное образование?

– Оно лишь начальное, и потом: я что же, должен знать все мелодии на свете?

– Ну, все – не все, но настолько популярные – должен.

– Настолько популярная? Она действительно показалась мне знакомой… Но что же это?

– Стыдись!

– Шерр! Ты можешь просто ответить, не задевая моего самолюбия пустыми ребусами?

– Песня называется «Голубка». Написана в стиле хабанеры на основе кубинских, конкретнее – гаванских фольклорных мотивов испанским автором Себастьяном Ирадьером. Имеет множество текстов. Более мне нравится тот, что использовал Хулио Иглессиас. В нем рассказывается об одиноком человеке и его знакомой голубке, которая долгое время пела ему на рассвете. Но однажды в сумерки она поменяла место. На рассвете он слышит грустное пение своей белой голубки, но когда выходит увидеть её, она улетает к себе, оставляя его в безпросветной хандре и смятении чувств. Куда она уходит, почему, или не хочет более слышать его голос? Ведь его жизнь гаснет, если она не рядом с ним. Если бы голубка захотела вернуться, он ждал бы её день за днём, с каждым рассветом хотел всё больше и больше. Но она ушла и оставила его в компании со своим одиночеством.

Эта песня до сих пор исполняется настолько часто, что успешно соперничает с самыми популярными хитами Элвиса и Битлз.

Вот под эту мелодию и исполнял свой последний танец Георгий, и особо следует отметить, что ушёл он счастливым! Сомневаешься?

– Сомневаюсь, пожалуй: как может быть счастлив человек на пороге смерти?

– Да очень просто, если он не чувствует, что находится на краю жизни! Георгий был практически здоров, не испытывал изматывающей боли и не дожил ещё до состояния непреодолимой немощи. Но он остро переживал своё одиночество и безутешно тосковал по покинувшим его близким, более всего мечтая хотя бы о мимолётной встрече с кем-либо из них. В постоянной тоске и ежедневном нудном однообразии он привык уже не чувствовать жизни, в бесконечном ожидании перестал надеяться на что-то, что способно привнести в его существование какое-то изменение, реальный смысл. И, когда ждать стало невыносимо, появились мы. Он получил то, на что более уже не надеялся. Несбыточное желание исполнилось: он воссоединился со своей голубкой и повидал сына.

– А как же остальные участники действа?

– Какие, кто конкретно, кроме нас?

– Жена и сын.

– Бутафория, театральный реквизит.

– Настолько реалистично? Что это было: иллюзия, внушение, гипноз?

– Нет. Это было воздействие не психического характера. Здесь пришлось потрудиться с применением физических законов. Использовалась овеществлённая голограмма с эффектом воздействия на человеческие чувства: зрение, осязание, слух и прочие. Георгий реально ощущал сына в объятиях и партнёршу в танце: объём, массу, гибкость и упругость тел, различал даже фактуру ткани и её особенности. Танец подарил яркие жизненные ощущения: разогнал застоявшуюся кровь, повысил обменные процессы и эмоциональный тонус. Позитивный настрой жены передался и ему тоже, открытый смех зацепил и воскресил давние чувства радости и взаимного счастья. Георгий испытал эйфорию, за ней пришла естественная физическая усталость – два ощущения, которые в жизни сопрягаются чаще всего и дают оптимальные возможности её восприятия. Чего же оставалось желать ещё? Только отдыха, временного или постоянного – уже не столь важно!

– Но изображение голограмм базируется на квантовом поле той или иной природы. Откуда взялось оно?

– Сгенерировано моим сознанием и мозгом. А ты думаешь, почему я так устал?

– Ты сгенерировал квантовое силовое поле?

– Не веришь?

– Шерр! Откровенно говоря, в это трудно поверить.

– Ты видел своими глазами, что голограммы были засыпаны землёй в той же могиле. Давай вернёмся и истины ради вскроем её вновь.

– И что это даст?

– Если тела имеют вещественное воплощение, то они должны отыскаться там, если же природа их волновая, как у любого поля, то после прекращения его действия, мы ничего там не обнаружим, кроме тела самого Георгия, ну, и его стульчика. Проверять будем?

– Нет! Я тебе просто поверю. А как бездушные голограммы смогли вести диалог с Георгием?

– Его вёл я устами голограмм.

– Ну, ты даёшь!

– С удовольствием принимаю твой комплимент…

Администратор встретил посетителей с профессиональным радушием.

– Добрый день! Как вчерашнее мероприятие? Не было ли каких-либо накладок? – обратился он к Владиславу.

– Спасибо, превосходно. Всем понравилось, все остались довольны.

– Вы хотите забрать залог?

– Нет, – присоединился к разговору ковбой. – Нам хотелось бы сделать новый заказ.

Администратор с любопытством посмотрел на Шерра. Впрочем, он недолго оценивал его оригинальный наряд и без тени удивления перевёл взгляд обратно на Владислава.

– Что на сей раз?

Влад промолчал. За него ответил Шерр.

– Нам необходимо устроить поминальный обед в честь одного вполне достойного человека, погребённого примерно час назад.

– В ближайшие дни это вполне возможно в вечернее время, примерно так же, как вчера.

– Нам хотелось бы устроить это мероприятие в обеденное время сегодня.

– Есть вполне определённое осложнение: в это время проводится обслуживание отдыхающих. В принципе отдыхающие обслуживаются сейчас в столовой капитального корпуса, и можно было бы разместить гостей как и вчера в зале мельницы, но остаётся неудобство одновременного обслуживания в разных зданиях построек. Если возможно сдвинуть мероприятие часа на полтора, то данное неудобство вполне можно было бы обойти.

– Дело в том, что у нас не ожидается гостей: человек остался в жизни абсолютно один, без родственников, друзей и близких знакомых.

– Для кого же тогда вы хотите устроить обед?

– Для всех отдыхающих. Это ведь несложно: добавить в меню сегодняшнего обеда кутью, блины, спиртное и объяснить, по какому это поводу. Для наглядности можно поместить на видном месте портрет ушедшего человека при полных регалиях: на зависть действующему генсеку там есть, чем гордиться и на что посмотреть.

– Захотят ли отдыхающие, чтобы обычный обед превратился в поминальную тризну?

– Не берите в голову: этот вопрос мы решим сами, так что никто не заподозрит нештатного изменения меню, и, если кухня хороша, а нам известно, что она – просто великолепна, то отдыхающие от неё вряд ли откажутся. Оплату дополнительно к сумме прошлого залога мы готовы внести сейчас.

– Второй раз за два дня мне приходится удивляться столь необыкновенному заказу.

– Капризы жизни бывают так непредсказуемы, что удивляться приходится чаще, чем хотелось бы… Но, давайте ближе к делу: рассчитайте размер доплаты – и покончим с финансовой стороной вопроса.

Глава 6 Кто Вы, мистер Шерр?

Пока в обеденном зале проходила поминальная трапеза, на которую усилиями психического воздействия Шерра собрался без исключения весь контингент сегодняшних отдыхающих, наши герои размещались в одном из летних домиков турбазы. Владислав расположился у окна на широком стуле из ценной породы бука. Шерр сидел прямо на столе из той же породы, чуть развернувшись к собеседнику боком, свесив вниз и ритмично болтая одной ногой. Вторая покоилась на ящике минеральной газировки, которую доставил с кухни «вспомогательный работник» по заказу Шерра.

– Она тебя что, в Америке подобрала?

– Ну, почему в Америке? Мы с тобой соотечественники. А ты до сих пор своих не научился распознавать?

– Имя у тебя странное, да и костюм этот твой ковбойский.

– Костюм – не признак национальности, а отражение профессиональных способностей человека и характера его деятельности. Работяга одет в спецовку, мыслитель – в костюм, да халатом его прикроет, чтоб не замарался. Чем выше рангом, тем приличнее «обёртка», хотя внутри одно и то же человеческое дерьмо. Сам, поди, не раз замечал. Нет? А мог, если бы, почитывая в газетках декларативные изречения о «братстве и равенстве всех слоёв вновь созданной общности под наименованием «советский народ», не ленился шевелить мозгами и сравнивать газетный трёп с жизненными реалиями.

– И что же, Шерр, все люди – дерьмо?

– Конечно же, нет! Не цепляйся к словам. Имя… Когда-то и у меня было имя… приятное и привычное. Господи, даже странно уже произнести, как магическое полузабытое словосочетание: Александр Сонборский, корнет лейб-гвардии Его Величества Гусарского полка, честь имею представиться. А теперь просто Шерр – имя, которое исчерпывающе отражает уникальные навыки убийства.

– Не вижу связи.

Не меняя позы, Шерр потянул сзади из ножен великолепной работы нож, перехватил его за лезвие и метнул в косяк двери, где невесть кем пришпиленная бабочка трепетала крыльями, пытаясь освободиться от иголки. Мгновение – и нож дрожит, глубоко вонзившись в податливую древесину, а половинки рассечённой бабочки последний раз мельтешат в воздухе, устремившись к земле, которая уже готовится обратить в серый прах остатки яркого, безобидного создания. В руке ковбоя блеснуло лезвие опасной бритвы. Оно уверенно скользит в критической близости от головы Владислава.

– Держи, – ковбой подал ему отсечённую прядку волос. Влад удивился, поскольку не уловил момента, когда тот её отсёк.

Рука ковбоя пуста. Он коротко ударяет костяшками пальцев, сложенных особым образом, в центр букового стола. Доска с треском ломается, обнажив розовую сердцевину.

И от летящего ножа, и от рук ковбоя, рассекающих воздух, слышался зловещий шорох: шерр!

Так вот кого определила Нора ему в качестве наставника! Сражённый грозной мощью и невероятными способностями в страшном роде ремесла, Владислав

по-новому смотрел на улыбчивого, всегда уравновешенного человека, излучающего добродушие, казалось бы, как основное свойство личности, и неожиданно для себя попросил:

– Ты меня научишь?

– Научу. Убивать – дело не хитрое. Вот воспроизводить жизнь!

– А по-моему, произвести жизнь проще, чем убить.

– Ну, тогда поди – у бабочки ещё подрагивают ножки, в ней теплится остаток жизни – воссоздай её!

– Нет, Шерр, это мне не под силу. Да, наверное, и никто не может. Я имел в виду нечто иное.

– Я понял, что ты хотел выразить: то-то у тебя до сих пор не было ни одной женщины.

Влад покраснел.

– Не смущайся, это не упрёк. В принципе ты достоин уважения, но без женщин мужчина не становится мужчиной.

Шерр дотянулся из-под стола, поставил сломанную доску на место, снизу и сверху накрыл место излома ладонями и сдавил с двух сторон так, что неприятно исказилось его правильное лицо. Когда Шерр убрал руки, на доске не было и намёка на трещину. Он выдернул из косяка нож, спрятал его в ножны и наклонился, отыскивая половинки бабочки. Влад подошёл ближе. Шерр осторожно поместил останки чешуйчатокрылого в ладонь и прикрыл другой ладонью. Глаза его расширились, на висках вздулись вены и выступил пот. В неимоверном напряжении Шерр сосредоточивал волю. Он вздрагивал. Казалось, ковбой стремится превозмочь некое существенное препятствие, определяющее предел его возможностей. Через некоторое время он обмяк и раскрыл подрагивающие пальцы. Бабочка целая и невредимая, сложив крылья, сидела на крепкой мужской ладони. Шерр распахнул дверь и привалился к косяку. Незадачливое насекомое поползло на конец пальца. Время от времени оно раскрывало крылья и поворачивалось, улавливая солнечное тепло. Наконец порхнуло, уносясь к зеленеющей траве и цветам.

– Налей минералки, – сглатывая хрипотцу попросил Шерр. Силы совсем оставили бравого ковбоя. Влад подал стакан шипучей жидкости, Шерр без задержки опрокинул его внутрь и удовлетворённо вздохнул.

– Она проживёт недолго: по прошествии бабьего лета настанет её срок, и она погибнет. Но это произойдёт естественно, а не на дурацкой иголке.

Шерр удивлял Владистава всё больше. Тонкая поэтическая чувствительность у ангела смерти?

– Ты только… – вдруг попросил тот, и просьба прозвучала совсем по-человечески, – Норе не рассказывай: мне нельзя быть сентиментальным. Хотя… она всё равно узнает.

– За кого ты меня принимаешь? Почему? Я, вроде, не давал повода!

– Ты тут ни при чём: таково свойство сущности! Она знает всё.

– Да можно ли так жить, – словно под рентгеном?

– Позволю напомнить: знать и действовать на основе тех знаний далеко не одно и то же.

– Хочешь сказать, что Нора способна игнорировать неудобные знания?

– Для сущностей не бывает неудобных или предпочтительных знаний: для них они просто знания.

– И как часто она игнорирует полученную информацию?

– По настроению. Сущность её уровня нечувствительна к проявлению человеческих эмоций, и, если никто преднамеренно не выводит её из себя, чаще, много чаще игнорирует, чем поддаётся соблазну действия.

– Ты у неё один такой странный?

– Такой один. Среди множества помощников.

– Каков порядок множества, это – единицы, десятки, сотни?

– Тысячи, и по потребности может быть сколько угодно: установленного предела нет. При этом каждый индивид имеет характерные особенности, примерно так же, как одна человеческая личность отличается от другой. И даже более того.

– Это как?

– Это… это помимо темперамента, психических свойств и склонностей характера они могут различаться по признаку живой – неживой.

– А так может быть? Нет жизни, нет и личности!

– Не вполне корректно. Сущности – не люди, это другая форма бытия, базирующаяся более на идеальном, чем на материальном. Один пример у тебя есть – Нора. Ты как её воспринимаешь?

– Девушка. Редкой красоты, привлекательная лицом и с великолепной фигурой.

– Которая перепугала тебя до беспамятства, и, поверь мне, совсем не притворялась.

– Это так! Но не отрицает факта её идеальной красоты.

– Сумел, однако, разглядеть между приступами панических атак. Ну, хорошо. А в постель ты бы с ней лёг?.. Чего молчишь?

– Непривычно об этом думать, и представить такое не могу.

– То-то и оно! Ответ честный, и это – заметный прогресс: у тебя не стало повода юлить и лицемерить в попытках защитить свою жизнь. Но это – так, между прочим. Основное же заключается в том, что жизни может не быть, а черты личности у субъекта имеются. Сложно это объяснить убеждённому материалисту, воспитанному на диалектической философии. Проще показать.

– Лут, – обратился Шерр в пустоту.

Воздух в помещении дрогнул, донося до собеседников звуковую волну:

– Приветствую, Шерр! Ты звал меня?

– Покажись, я познакомлю тебя с нашим юным другом.

Сначала в помещении появился тлетворный запах, усиливающийся с каждым мгновением. Потом из уплотняющейся пустоты образовалось отвратительное создание. Тело, принадлежащее, вероятно, мужчине, имело зеленоватый цвет. От него неимоверно смердило, и Влад с трудом сдерживал подступающую тошноту. Шерр же, в отличие от подопечного, не обращал внимания на распространяющееся вокруг зловоние. По поверхности заплесневелой кожи там и сям располагались впалые серо-лиловые пятна, в которых проявляли специфическую жизнедеятельность крупные опарыши. На ссохшихся губах пузырилась кровавая пена, которая, как предупредил Шерр, являла собой опасную жгучую жидкость. Неподвижные глаза не отражали жизни и непонятно на чём фокусировались. Создавалось впечатление, что труп смотрел в никуда и в то же время повсюду. Истлевшие остатки одежды, в которую когда-то было облачено тело, откровенно демонстрировали сегодняшние его изъяны, так что, рассматривая представленное взгляду, невозможно было определить его пол.

– Знакомься, это Лут, – братился Шерр к Владиславу. Обозначенное нечто при этом приветственно качнуло в воздухе костяшками кисти. – Он такой же, как мы, только – мёртвый. Когда-то был плохим человеком с абсолютно мерзким характером, и лучше с тех пор не стал. Нора зовёт его каждый раз, когда нужно выполнить особо грязную работу. Он очень выпрашивал возможность иногда вставать и получил её в обмен на исполнительность.

– Можно его как-то убрать? – поинтересовался Влад. – А то меня сейчас вырвет!

– Так отпусти его.

– У меня получится?

– Попробуй.

– Лут, спасибо, свободен.

Страшное создание тут же исчезло, и с ним вместе исчез запах тления.

– Ну, как вы тут без меня, мальчики? – Нора материализовалась в помещении и оценивающе всматривалась в мужчин. – Чем занимаетесь?

– У нас были похороны и только что сеанс практической мистики, – откликнулся Шерр.

– Кто был избран для знакомства?

– Лут.

– В представительном виде?

– В естественном.

– Вот как! Активно берёшься за дело, Шерр! Надеюсь, нереспектабельное явление не слишком затронуло чувствительную натуру юного друга?

– Обошлось глубоким отвращением. В нём сильны жизненные стереотипы, но нервного шока и, тем паче, обморока не случилось, что, думаю, само по себе – хорошо.

– Соглашусь!

– Шерр устроил тебе тяжкое испытание, – обратилась Нора к Владиславу. – Далеко не каждый человек вынесет знакомство с живым мертвецом. Нет желания развеяться, прогуляться на свежем воздухе по пляжу за пределами турбазы? Пойдём – день прекрасный и солнышко ласковое. Шерр, ты идёшь с нами?

– Идите, мне нужно завершить здесь дела с администратором и проследить за тем, чтобы у всех присутствующих остались позитивные впечатления и воспоминания.

По территории турбазы Нора и Влад дошли до стоящего на воде дебаркадера, использующегося практичной администрацией в виде дополнительных летних апартаментов – кают, в которых размещались отдыхающие, пожелавшие ознакомиться со спецификой жизни матросов речного флота, повернули влево и, минуя устье неглубокого оврага, вышли на простор песчаного берега, который тянулся далее до Комсомольского района. Они прошли мимо малочисленных групп, расчётливо расположившихся для приёма солнечных ванн на отшибе от основной человеческой массы с детьми, но не слишком далеко от турбазы. Этим отдыхающим неприятны детские голоса, несущие беспокойство, но вместе с тем удаляться сколь-нибудь значительно от столовой они не намерены.

Нора и Влад шагали по влажному песку вдоль линии воды, которая стояла ещё высоко, и потому полоса свободного песка была неширокой, прижимаясь близко к песчаным кручам высокого берега. Небо было чистым, солнце пригревало ощутимо, и на его фоне прохладный ветерок, доносимый с реки, принимался весьма комфортно. Вода была особо прозрачна, как и всегда весенней порой. Светящаяся сетка подрагивающих прожилок на мелком дне по капризу водной ряби постоянно меняла рисунок, невольно привлекая взгляд, и любоваться её игрой можно было бесконечно.

Нора шагала впереди, Владислав следом. Он не заметил, в какой момент плотный белого цвета костюм его спутницы исчез вместе с юбкой, уступая место нательному белью: белоснежным трусикам высокой посадки, разместившимся на теле, как узкая галочка, и полупрозрачному бюстгальтеру, который удобно поддерживал упругую грудь, но в большей степени способствовал демонстрации её округлых прелестей, нежели скрывал от стороннего взгляда.

Нора и Влад прилично удалились от турбазы, берег был пуст. Нора не оборачивалась, но внимательно следила за состоянием своего спутника. Она чувствовала его любопытство, ощущала на себе его взгляды, порождавшие в душе юноши эстетическое удовлетворение, но не находила того, что ей хотелось бы видеть: у Влада не возникало даже намёка на интимное желание. Нора поравнялась с очередным выступом песчаной осыпи, съехавшей сверху по крутому спуску. За осыпью скрывалось свободное пространство, незаметное со стороны прогуливающейся пары.

– Ух, ты, какая цыпа! – нетрезвый голос прозвучал развязно и пренебрежительно. На прогретом песке расположился парень, по виду достигший ответственного возраста, но отшагнувший от малолетства сравнительно недавно. Он был совершенно голым. Одежда совместно с бельём была небрежно сброшена в кучу. На импровизированной скатерти помещалась пара бутылок дешёвого креплёного вина, объёмом по 0,7 литра, третья, уже опустошённая, валялась неподалёку. – А ты, барышня, с виду ничего, вполне подходяще. Подь сюда, пропусти стакашку, да скидывай свой текстиль и садись мне на фуфель – знатно покатаемся.

– А другое предложение имеется? – спросил Владислав, ступая в зону скрытого пространства.

У парня наступил суппорт. Он некоторое время сосредоточивал взгляд на вновь объявившемся объекте, потом задал вопрос, адресуясь к Норе:

– Это хто? Он при тебе Д» Артаньяном, што ли? А хошь, я ему в табло двину? Нам зачем тут третий? Третий – лишний.

– Ты не слишком развоевался? – задал очередной вопрос Владислав. – С девушками приличные парни так себя не ведут.

– А я – совсем неприличный вообще, а она – не против. Ведь ты не возражаешь? Да? – обратился незнакомец к Норе и снова адресовался к Владу, – А зачем бабы нужны, если их не пялить, а, Д’Артаньян? Или ты намерен её защищать? И как: шпаги-то при тебе не имеется?!

– Любым доступным мне образом. А ты бы пока срам свой прикрыл

как-то, а то все достоинство продемонстрировал: опосля чем удивлять-то будешь?

– Я в своём праве: это вы на территории нудистского пляжа, так что давайте, разгонишайтесь, или я сумею на этом настоять.

– Даже на нудистском пляже никто не смеет требовать от девушки, чтобы она разделась догола.

– А вот я хочу и требую! А ты по-прежнему намерен защищать свою кралю, или уже нет?

– Намерен.

– Только если не получится, имей ввиду, что я и тебе тогда засажу по самое «не балуй».

– Молодой человек! – подала голос молчавшая до сих пор Нора. – С чего Вы взяли, что я «не против»? Я как раз весьма возражаю против того, чтобы меня «пялил» любой встречный-поперечный, которому вожжа в задницу влетела.

– Ух, да ты ещё с гонором! Ну и что ты сделаешь? Д’Артаньяну своему пожалуешься? Или в милицию побежишь? Не далеко ли?

– Ну что ты? Я сама могу за себя постоять! Ты хотел, чтобы я «скинула текстиль»?

Нора освободилась от бюстгальтера.

– На, получи!

Она кинула верхнюю часть белья в лицо незнакомцу. Аксессуар женской одежды, созданный зарубежным дизайнером из ажурной, но прочной синтетики, обмотался вокруг шеи парня, начал плавиться и липкими струйками стекать по спине и груди. Нора стояла перед противником с голой грудью, в её глазах метались зелёные огненные всполохи. Парень орал от боли, а на его груди и спине проявлядись выжженные буквы: хам.

– Ну, чего орёшь?

– А-а-а! Больно!! У-уй-юй-юй! О-о-о!

– Терпи: к утру полегчает.

– Сука! О-ой!

– Ещё какая! – подтвердила Нора: – Но степень моей «сучности» тебе ещё предстоит познать. Метку мою через всю жизнь понесёшь, чтобы любая женщина без труда могла определить хамоватого полудурка, а в конце, когда встретимся при более серьёзных обстоятельствах, не забудь со мною поделиться, стоило ли твоё хамство такого вот исхода.

– Ведьма! А-а-х, ай!

– Сущность, с твоего позволения, и такому знакомству совсем не рада. Но, вижу, тебе вдруг стало не до особенностей строения женского тела, так что извини, грудь я прикрою и – позволь откланяться.

На груди девушки появился модный топ, удобно охвативший упругие округлости и надёжно упрятавший их под эластичной тканью.