Текст книги "Шанс. Книга 1. Возрождение"

– Порассказать про занимательную пародию желающих всегда найдётся. Да хоть бы офицеры военной кафедры: с некоторыми он хорошо знаком.

– А этим-то что на «Студенческой весне» делать?

– А их дочери: Плохотнюк, Ковалец?

– Да, ладно, обойдётся…

– Вам решать…

Подошла Инна:

– Владик, потанцуй со мной… или откажешься?

– Не откажусь. Прошу Вас, девушка! – Влад подал ей руку. – Дим, извини.

Не выпуская руки, Влад вывел Инну на территорию танцующих. Он взял её за талию, она положила руки ему на плечи. Звучала мелодия из японского «Сезона любви». Владислав не стремился сократить разделяющее их расстояние. Тогда Инна решилась сама и, понемногу наступая, коснулась грудью его батистовой рубашки. Потом прижалась плотнее. Влад не отреагировал. Чуть в стороне, на свободном от танцующих пространстве, он увидел примечательную пару. Ковбой уверенно вёл в танце юную блондинку в бальном платье. Отточенно исполнялись фигуры, движения отличались чёткой завершённостью. Несомненно, класс танцоров был достаточно высок. Влад остановился. Инна приняла этот жест на свой счёт, немного отстранилась и заглянула партнёру в лицо. Он смотрел куда-то поверх её головы.

– Всё в порядке? – поинтересовалась она.

– Д-да, – он убрал руки с её талии, – мне надо идти: я должен вернуть чемодан в общагу, пока ещё не слишком поздно.

– Я с тобой!

– Пойдём.

На выходе Влад обернулся. Ему показалось, что ковбой сделал ободряющий жест, но тут же, обративши всё внимание на партнёршу, развернулся к нему спиной в сложной танцевальной фигуре.

Влад с Инной незамеченными покинули амбар мельницы. Он подошёл к водителю одной из машин такси и спросил:

– Вам загрузили чемодан?

– В багажнике.

– Отвезите нас на Белорусскую.

У общежития Владислав попросил водителя подождать, вернул Николаю чемодан с обещанным пятитомником фантастических романов, на вахте сдал ключ от комнаты и покинул общежитие. Машины у подъезда он не обнаружил, Инна стояла поодаль одна.

– Я отпустила таксиста, – ответила она на его немой вопрос.

– А я планировал доставить тебя домой.

– Не нужно… Влад, может, пригласишь?

– Я сдал комнату.

– Давай зайдём к моей подруге. Она живёт не одна, но я попрошу – и они оставят нас вдвоём.

Владислав отвёл глаза, установилась пауза.

– Инна, я не могу, прости…

– Как знаешь…

– Я обещал тебе сувенир.

– Он у меня в сумке.

– В сумочке у тебя зарубка на память, а сувенир вот.

Влад достал из внутреннего кармана пиджака футляр, раскрыл и передал девушке. Она некоторое время рассматривала подарок при свете, падающем из окон общежития.

– Изящная штучка,.. но зачем это мне… У меня есть твой автограф.

– Книга может быть в отдалении, на полке книжного шкафа, а этот предмет будет с тобою чаще.

Инна извлекла медальон.

– Как он открывается?

– Нажми на камень.

– Оригинально. – Она шагнула к Владиславу. – Закрой глаза.

Тот повиновался. Инна аккуратно выделила из вьющегося локона на голове Влада тонкую прядку и с силой рванула. Влад издал неопределённый звук и потёр место болевого ощущения.

– Больно? Вот и мне тоже. Ничего, – она вздохнула, – до свадьбы заживёт.

Девушка свернула свой трофей восьмёркой, вложила в медальон и закрыла крышку. Затем, удерживая украшение за цепочку, протянула Владиславу.

– Надень, пожалуйста, – и когда он принял конец цепочки из её руки, стала к нему спиной.

Влад застегнул замочек, Инна повернулась, демонстрируя, как удобно медальон лёг на грудь, и проговорила:

– Мне пора.

– Я провожу тебя.

– Нет… Прощай, Владик.

Влад смотрел, как Инна, не оборачиваясь, уходит по полутёмной улице, и сердце в его груди билось всё сильнее и чаще. Он вдохнул ласковый воздух, напитанный вечерней влагой, богатым запахом леса и молодых трав, задержал и медленно выдохнул: нужно было успокоиться.

Возвращаться в гостиницу не следовало: он пропустил контрольный час. Влад мог договориться с вахтёршей и переночевать в своей бывшей комнате, но почему-то не хотел более соприкасаться с жизненным укладом общежития; мысль о возврате, пусть даже краткосрочном, в пустую комнату, где практически уже не было его вещей, порождала ощущение дискомфорта и душевный протест.

Он мог ещё добраться до мельницы и провести остаток ночи там, однако не усматривал в этом смысла: пока он доберётся, гости достигнут того состояния усталости, при котором угасают праздничные чувства и проявляется эмоциональная пресыщенность. Дмитрий организует отправку основной массы в город, а оставшиеся несколько пар, разгорячённых физической близостью в танцах, разбредутся по арендованным домишкам и нескучно проведут время до утра.

И в качестве кого же, в таком случае, ему предстоит там присутствовать: полинялого хозяина вечеринки, нескромного наблюдателя или, может быть, пассивного участника? Но он только что отказался от реальной возможности интимных отношений и отказал девушке, готовой переступить порог девственности с ним и сейчас.

– Я уже ушёл, – прошептал Владислав, – глупо цепляться за прошлое.

Он развернулся и неспешно направился к велосипедной дорожке, ведущей вдоль леса от Центрального района до Портпосёлка. Ему захотелось вернуться к Волге, ещё раз почувствовать особенный запах большой реки, увидеть размах водного простора, тем более внушительного ночью, когда эта чародейка иллюзорно раздвигает берега.

Влад вышел к воде в том месте, которое старожилы называют «старым пляжем». Сюда приходят родители с маленькими детьми, а также самостоятельная детская мелюзга, которая ещё не научилась плавать. Дно в этом месте песчаное и твёрдое, понижается плавно и медленно: можно заходить на пятьдесят, шестьдесят, сотню метров – глубина будет лишь по пояс.

Мельница оставалась от Влада слева, на расстоянии примерно километра; он повернул направо и по-над берегом, по краю песчаного обрыва пошёл в направлении «нового» или, как его чаще называли современные жители, «итальянского пляжа». Здесь он спустился к воде и уселся на остывший песок. Вода еле всплёскивала по отмели, чуть поднимаясь и опускаясь вновь. Яркая луна проложила по руслу светящуюся дорожку. Далеко на той стороне в Яблоневом овраге наблюдались редкие огоньки, бог знает что там освещавшие, выше над горой красными искорками повисли сигнальные огни телевизионного ретранслятора. Не было конкретных мыслей, явных желаний. Он просто наблюдал за ленивым шевелением воды, перемещением знакомых созвездий, движением бледнеющего ночного светила по небесным путям и его отражения по водной глади. Временами всплывали картинки детских воспоминаний, где он видел себя с друзьями, скопом влезающими в прохладную воду и покидающими её с синими губами, пупырышками на коже и безудержной дрожью, когда зубы начинали отбивать беспорядочную дробь. Потом они бросались грудью на обжигающий песок и понемногу расслаблялись, пока жар разогретого песка снизу и палящее солнце сверху не прогревали их до костей.

Так сидел он довольно долго. Воспоминания стали отступать и потеряли чёткость, когда восточный небосклон начал светлеть и поочерёдно окрашиваться атмосферной пастелью в мягкие зелёные, жёлтые и, наконец, розовые тона. Красочность этих переливов завладела вниманием одинокого наблюдателя полностью, хотя и ненадолго. Встающий

из-за горизонта солнечный диск ярко отразился в спокойной воде, мир преобразился и Влад решил, что пора возвращаться в гостиницу.

Поднимаясь по склону, буйно заросшему сиренью, Владислав неожиданно услышал голос, обратившийся с вопросом. Голос звучал негромко, интонации были миролюбивы. Он не сразу осознал, что обращение адресовалось ему:

– Ты здесь просто прогуливаешься или по какой надобности?

Владислав повернулся на голос и сквозь кустарник разглядел человека. Престарелый мужчина сидел посреди небольшого пятачка, свободного от зарослей, на раскладном походном стульчике, исполненном из грубого брезента, расслабленно вытянув ноги и небрежно бросив одну поверх другой. Одет он был в длинный парусиновый плащ серого цвета, скрывающий всё остальное, и старомодную фетровую шляпу, из под которой ниспадали чуть ли не до плеч жёсткие тёмные волосы с отдельными поседевшими прядями. Лицо старика в противовес длинноволосой причёске было гладко выбрито. Старик смотрел вниз на воду и, казалось, уже забыл свой нелепый вопрос.

Влад перебрал варианты ответа, но не смог определить, какой бы из них удовлетворил странного, неожиданно повстречавшегося незнакомца. Тот выждал, принимая естественное замешательство молодого человека, повернул голову и теперь уже смотрел на Владислава глубоким, внимательным взглядом. Старик заговорил снова, и Влад отметил, что тихий голос его звучал ровно, без старческой дрожи и дребезжания, дикция была чёткой и ясной.

– Солнце взошло, время всякой нечисти кончилось: я не вурдалак и не привидение.

Владислав по-прежнему молчал, лишь приподнявшиеся брови выразили недоумение. Он обошёл куст сирени и приблизился к незнакомцу.

– Выпьешь? – старик кивнул на обломок прямоугольного камня, перед которым сидел. На камень было постелено простое вафельное полотенце. На полотенце стояла початая бутылка водки и хрустальная стопка, рядом располагался пучок зелёного лука, несколько ломтей чёрного хлеба и коробок с солью. Недалеко от импровизированного стола лежал ещё один обломок, поменьше. Следуя приглашающему жесту, Влад присел:

– Спасибо, не пью.

– Куревом не богат? Или и не куришь?

– Извините, действительно не курю.

– Наверное, долго прожить хочешь…

– Хочу.

– Как долго?

– А сколько Вам лет?

– Девяносто два.

– Да хотя бы до Вашего возраста, а лучше бы и ещё столько же.

– Молодец! А вот мне давно уже не шибко хочется, но пока всё ещё живу.

– И умереть совсем не боитесь?

– По правде, я боюсь начала каждого нового дня. Жить стало тяжело: сил всё меньше, боли и тоски – больше,.. а помереть – нет, не шибко.

– Мне трудно Вас понять.

– А ты поживи сначала, поживи… Проживи желаемое, да даже не полностью: лет восемьдесят, сто – там, глядишь, и поймёшь. Ты молод, наслаждайся жизнью, а мне что делать-то на этой земле? Вот моя любимая, жена и мать моего сына. Год счастья в совместной жизни и всё. При родах всё пошло из рук вон плохо. Медицинские повитухи не могли ничего сделать. Наконец, доктор спросил, кого спасать: её или ребёнка. Любимая моя не захотела перешагнуть через материнский долг и ответила доктору, чтобы спасал ребёнка, а она, мол, уж как-нибудь выберется… С тех пор лежит здесь.

– Где?

– Да вот, – ткнул старик пальцем в камень, – это её могила.

– Как это? Откуда здесь могила?

– Ты давно живёшь в этом городе?

– Я здесь родился.

– Где конкретно?

– В старой портовской поликлинике, – Влад махнул рукой в сторону мельницы, – она долго была единственной на все районы города.

– И до сих пор не знаешь?

– Чего?

– Мы с тобой сидим на погосте старого города.

– Его ж перенесли на другое место.

– Нет! Далеко не всё. Оглянись – вся эта сирень разрослась от кустов, которые когда-то высаживали над могилами. Здесь захоронения попадаются под ноги через каждые несколько метров.

– А как же пляж внизу?

– Захватывает часть бывшего кладбища. Туда дальше вниз по горе оно уходит под воду и довольно далеко. Гора не кончается у воды. Это место называлось двугоркой: небольшой ровный участок там внизу, у подножия сегодняшнего спуска, а потом ещё примерно такой же спуск. Город стоял чуть дальше, в низине с южной стороны двугорки, а русло Волги пролегало ещё дальше, ближе к горам. Вот этот бор, поднявшийся сотни лет назад по верху двугорки и протянувшийся далее по равнине на несколько километров, надёжно прикрывал город от северных ветров. Смотришь, бывало, снизу – боровые сосны качаются под сильным ветром, доносится шум, а внизу, в городе тишь да благодать, и солнце припекает нещадно. Видишь?.. – оно, солнце, в зените, с юга на город смотрело; тепло щедро лило на всю речную пойму, и крутой склон двугорки прогревало основательно, а он, прогревшись, отражал это тепло на город с северной стороны. Потому в этом местечке образовался особый микроклимат, а городок приобрёл репутацию курортной зоны, где удавалось лечить туберкулёз. Тогда это было распространённым заболеванием, а в городке издавна была открыта кумысолечебница.

От прежнего берега реки и почти до городской околицы тянулись заливные луга. Волга в половодье разливалась широко, а когда вода спадала, на лугах оставались небольшие протоки, озёра, многочисленные старицы, богатые разнообразной рыбой. Многие имели свои названия и были любимыми местами ребятни. Бегали туда купаться, рыбачить; в лугах собирали ягоды, в лесах ещё и грибы. Там же выпасали скот и заготавливали сено на зиму. Подборное, Светлое, Студёное, Воложка, Печинка…

– Вот как… Я помню, как в начальных классах нас организованно привели сюда впервые – поход выходного дня. Купаться было рано. Место выглядело голо, пусто и неуютно, хотя песок был светлее и чище. Кроме нашего класса не было никого. Тогда мы находили на песке отдельные кости, старые и выветренные, происхождение которых было нам непонятно, а преподаватели обошли этот факт молчанием. Потом люди стали перебираться сюда со старого пляжа. Не подозревали, что ли?

– Коренных жителей стало меньше приезжих, которые искали лучшей жизни на ударных стройках новых предприятий. А из этих кому-то была безразлична историческая память маленького поселения, кто-то действительно не знал, что здесь остался большой кусок старого кладбища. Догадывались, конечно, по редким обломкам каменных памятников – они до сих пор валяются там и сям по заросшему склону, но истинного количества упокоенных, лежащих в земле под их ногами, не представлял ни один из тысяч купальщиков, топчущихся по бывшим человеческим телам и лицам. Да и нет их вины в неуважении к бессловесным останкам: кто хотел и мог, перенесли мощи родственников и близких на Васильевский поворот, а здесь сгребли тракторами оставшийся «металл» памятников, оград, столиков, скамеек и отправили на переплавку: чего добру пропадать. Осталась голая земля и те редкие каменные обломки, которые за ненадобностью побросали на месте. Потом заросло всё травой, да кустами сирени от уцелевших в земле корней. Цветущий склон по весне выглядел весело и заманчиво: кто ж из приезжего люда мог усмотреть в этих цветах скорбные метки…

Вот и прихожу сюда побыть со своей любимой. Раньше бывал редко, раз, два раза в году. Потом перебрался жить в индома и стал приходить чаще, а последнее время бываю здесь каждую неделю, если хватает сил.

– А что же сын? Он с Вами не ходит?

– Нет у меня никого: погиб сын в Отечественную. Я вот вернулся без единого ранения, а он – нет. Сначала извещение пришло: пропал без вести, а лет пятнадцать назад получил письмо с указанием места гибели и захоронения в Польше. Спасибо ребяткам из отряда «красных следопытов» – разыскали через переписку с Союзом Польских Харцеров. Побывал я там, да только туда не наездишься, а теперь вот и сил не наберусь. Только эта могилка у меня и осталась. Захоронения всех остальных родственников там, под водой, и то, если их не размыло и не унесло в шлюзы или под турбины ГЭС.

Одно осталось желание: похоронили бы меня вот тут, в этой могиле… или рядышком. Кто бы взялся – я бы в тот же день без сожаления богу душу поручил. Тебя об этом просить, скорее всего, бесполезно: ты мне не поможешь?

– Нет! И не потому, что не хотел бы, но у меня нет необходимого опыта.

Впервые за весь разговор старик тяжело вздохнул:

– Да, безысходно… к тому же незаконно. Кому нужны проблемы такого порядка?

Влад задумался.

– Вы говорите искренне? Нет! Я Вам верю, но нет ли в Ваших словах малой толики, как бы это сказать,.. бравады, что ли?

– Согласись, шутить по такому поводу с моей стороны было бы безнравственно. Бравада? Х-хы… У меня два «георгия» с первой мировой и полный бант ордена Славы с последней. Мне ли рисоваться в отношении неизбежного? Сидела бы во мне пустая бравада, я не выжил бы в революции, двух войнах и не прожил столько.

– Извините, но я спросил не «с просто так». Мне кажется, я знаю человека, который смог бы Вам помочь.

– Правда?

– Думаю, да: в подобном вопросе законодательство, скорее всего, его не остановит, и денег за подобную услугу он наверняка не возьмёт. Разве что официально не будет никаких записей о захоронении.

– Для меня это совершенно не важно, родственников и наследников у меня нет. А властям… Кто сегодня смог бы точно указать на личности покоящихся здесь людей: ни ориентиров, ни документации – одним захоронением больше или меньше, кому-то не всё ли равно?

– Хорошо, мне пора идти. Я обещаю, что переговорю со своим знакомым и дам Вам знать.

– Вы всегда сможете найти меня здесь. Буду ждать и надеяться.

Глава 5
Шерр и Георгий

Шерр привычно располагался в кресле. На журнальном столике перед ним стояли три полулитровые бутылки разноцветной газировки, на которых недвижимо сосредоточился его взгляд. Казалось, ковбой решает важную задачу последовательности потребления напитков.

– Доброе утро! – поприветствовал Влад Шерра.

– Точно, великолепное! – откликнулся тот. – Ночь тоже могла быть не так пуста, если бы кое у кого проявилось чуть больше решимости.

– Да она и не была пуста, – возразил Влад, нарочито игнорируя смысл последнего замечания ковбоя, – событий – хоть отбавляй.

Шерр незаметно усмехнулся, выбрал из разнообразия чистой посуды стакан тонкого стекла – он, похоже, решил свою задачу, – вскрыл бутылки и перелил их одну за другой в избранную ёмкость, куда по мнению Влада не могло поместиться более трёхсот граммов. Блестящая разноцветная жидкость с шипением переместилась в стакан, заполнив его всклень, но не преодолевши края.

– Эффект скрытого пространства, – пояснил ковбой, реагируя на удивление Влада.

– А оно где?

– Да где-то здесь, – неопределённо повёл Шерр в воздухе рукой и, чуть помедлив, добавил, – работает по принципу сообщающихся сосудов.

Шерр большими глотками расправился с шипучкой и с сожалением заглянул в опустевший стакан.

– Ты знаешь, – обратился к нему Влад, – я заприметил среди друзей танцующую пару, показавшуюся мне очень знакомой.

– И как тебе танец?

– Превосходен. Но странно. Это…

– Были мы, – ответил Шерр на невысказанный вопрос.

– И ничего не случилось?

– Чего к примеру?

– Никаких неожиданностей и неприятностей?

– А должно было?

– Зачем-то вы же там появились?

– А просто отдохнуть, повеселиться, побыть немного среди молодёжи и зарядиться их энергией, мы не имеем права, по-твоему?

– Ну, не знаю…

– Влад!..

– Да.

– Послушай… Я такой же человек, как и ты, Нора – сущность, но сейчас в человеческом обличии, а, значит, почти человек, разве что со специфическими обязанностями, полномочиями, возможностями, и потому ничего человеческого нам не чуждо. Постарайся воспринимать эту данность с такой позиции – и всё упростится.

– Попробую… Шерр, а тебе привет с благодарностью, и у меня к тебе вопрос.

– Благодарность – это от Глеба? Что, жив, курилка? И, смотри-ка, помнит, любитель-авантюрист! Рад за него!

– А скажи, ведь ты не обязан был тогда его выручать?

– Не обязан.

– А почему, вдруг, решил помочь?

– Не вдруг, далеко не вдруг. Он воплощает в себе всё лучшее, что должно определять идеального бойца и офицера: честь, профессионализм, боевые принципы, уважение к достойному и сострадание к поверженному противнику. Такое сочетание человеческих качеств встречается крайне редко. Когда-то я стремился стать таким идеалом, и не смог…

– Понятно: ты видишь в нем себя, и тогда в Афгане защищал свои идеалы и миропонимание.

– Ну, нет! Он – это он, а я – это я. Просто такой человек не должен погибать от рук недалёких фанатиков: это накладно для человеческой природы и общества.

– А…

– Стой! Давай по очереди: у меня тоже есть вопросы.

– Хорошо, спрашивай.

– Спрашиваю: ты зачем девушку обидел?

– Как? И не думал! Ты о чём?

– Ну, давай подумаем теперь, коли ты раньше не удосужился.

Имеем влюблённую девушку, как бишь её?

– Инна…

– Красивое имя! Влюблённая девушка Инна, далёкая от навязчивых интимных фантазий, но испытывающая глубокую симпатию к нашему герою, неожиданно узнаёт на весёлой вечеринке, что ей предстоит неизбежная разлука с предметом её искренних чувств. Девушка в переживаниях и сомнениях, словом, через нешуточную внутреннюю борьбу, решается познать то, что могла бы хорошенько изучить в порядке узаконенных отношений, которых, вероятно, в паре с её героем уже не будет. Переступив через установки ханжеской морали, она жёстко подавляет трубные голоса гордости в паре со стыдом и делает избраннику недвусмысленное предложение, едва не обмирая в ожидании ответа. По результату получает мягкую пощёчину в виде вежливого отказа, сопряженного со скрытым сожалением…

Ты действительно думаешь, что она ничем не обижена, или подхватил где-то вирус святой простоты?

– Ёрничаешь, Шерр? Зачем?

– Заслужил! Но если тебя обижает тон, могу выразиться без насмешек, по-солдафонски просто: гусары в подобном случае в морду бьют.

– И на дуэль вызывают?

– Нет! На дуэль вызывают, если кто-то грубо подкатывает к женщине с недостойным предложением. Чисто по-мужски понять можно – не совладал с кобелиной натурой, а воспитания не хватило; простить – нельзя, отсюда и дуэль. В твоём же случае инициатором выступает девушка. Тут сложно отказать без того, чтоб не обидеть, и мужское мнение однозначно: слабак. Со слабаком – какая дуэль? Потому бьют в морду.

– Не убедил… Шерр, я мог бы дать ей желаемое… конечно же… мог. Хорошо, плохо ли – другой вопрос. Но что дальше? Тупик, как говорится, «без продолжения», – будущего в этих отношениях нет.

– С чего ты взял, что ваши отношения на этом и закончились бы?

– У меня безусловные обязательства перед Норой.

– Только одно: постоянное наше присутствие и периодическое общение.

– Вот!

– Что вот?.. Или ты считаешь, что, если не чувствуешь нашего присутствия, то никого из нас рядом нет?

– А разве не так?

– Наглядность примера со скрытым пространством, которого ты никак не ощущаешь, не убеждает?

– ??

– Нора или я, или ещё кто-то всегда рядом с тобой. Всегда и с рождения! Имей это в виду.

– Хорошо, поимею.

– Периодичность общения тоже не препятствие для отношений с окружающими. Она не определена сроками и расписанием: что значит какой-то реальный срок в вечной протяжённости? Форма жизни изменилась, следует осваивать новые нормы поведения.

– Что ты хочешь до меня донести?

– Поясняю открытым текстом. Со вчерашнего дня ты вечен. Активнее дойди разумом до понимания этого и охвати масштаб явления. Отступи от заученной человеческой морали и начинай жить по-новому. Ну, лёг бы ты с Инной, дал девушке, что она так хочет от тебя получить. В чём проблема? По крайней мере, не обидел бы, выказывая пренебрежение.

– Ну-у…

– Что?

– А вы в это время были бы рядом?

– И что?

– Да стыдно же, Шерр!

– С чего бы это? Стесняешься, что за отсутствием опыта плохо могло получиться попервоначалу? А она откуда знает – как плохо, а как хорошо? Она же – девушка, неискушённая и такая же неопытная. Но опыт – результат практики. Лёг бы потом ещё раз, и ещё… С каждым разом получалось бы лучше.

– Да не в этом дело: стыдно заниматься сексом в присутствии кого-либо!

– Ух, как запущено!.. Ну, во-первых: в присутствии не кого-либо, а всезнающих сущностей, которые наблюдали твоё рождение и даже зачатие, переживали рядом твой пубертатный период и видели всё, что ты мог скрывать от ближайшего окружения. Во-вторых: разве тебе не приходилось находиться в комнате общежития ночью, когда на соседних койках творили любовь несколько пар? Можешь не отвечать, но не следует обращаться в заскорузлого ханжу! А чтобы гарантированно избежать психических метаморфоз, способных подпортить бесконечную жизнь, нужно меньше задаваться банальными житейскими вопросами.

– А если нечаянная беременность?

– Продолжаешь задаваться… Значит, плохо слушаешь, либо плохо соображаешь! Ладно – спишем на эмоциональность, тем не менее, отвечаю: вполне можно жениться в таком случае, завести, воспитать детей и прожить с ней до конца. Время-то на это имеется с избытком. Для тебя в отношениях нет недостижимых желаний, есть только отсрочка в их исполнении. Люди не в состоянии критично помешать тебе в жизни – любые недоброжелатели исчезнут с лика земли много раньше, как и память о них лично в твоём и даже в общественном сознании.

– Как-то легко ты рассуждаешь. А как не сойдёмся характерами, быт достанет или иные обстоятельства сложатся негативно?

– Откуда такие сомнения? Можно подумать, ты с ней первый день знаком.

– Не первый, но не настолько близко, и многое ещё не ясно.

– Вот и я о том же: если не выяснять, всё так и останется неизвестным. Замкнутый круг?

– И всё же…

– Тогда эти вопросы решит она, как женщина, а твоё дело сведётся к тому, чтобы не мешать, обеспечить достойное существование и вовремя отпустить без драм и скандалов.

– Но она будет стариться, а я – нет.

– Вообще-то, ты тоже, разве что значительно медленнее и, в основном, морально. Но, да: тебе при этом выпадает её хоронить… и многих других, которые могут быть после неё, тоже. Это – твой крест, который нести придётся всё оставшееся время.

– Про старение не вполне понял: сам же говоришь, что я – вечен, какое старение?

– Доживёшь – станешь понимать помимо этого ещё много чего…

– Ладно, Шерр, признаю, с Инной у меня вышло неловко…

– Я бы сказал некрасиво.

– Хватит, Шерр! Хватит клевать меня по этому поводу…

– Угу, как скажешь…

– Тут вот ещё вопрос один нарисовался. Как раз относительно похорон.

– Излагай.

– На кладбище Старого Ставрополя мне повстречался одинокий старик, ощущения которого не подсказывают ему более, что живёт он в радость, и живёт ли вообще. Его единственное непреходящее желание – быть похороненным в могиле жены на том же кладбище. Проблема в том, что кладбище давно заброшено, последние похороны совершались более тридцати лет назад и хоронить в настоящее время там запрещено. Можно ли ему помочь?

– Георгий! Смелый, честный и достойный человек! Никогда ничего не просил у властей, хотя заслужил почёта сограждан и внимания чиновников не один десяток раз. Здорово сдаёт, если делится своими чаяниями с незнакомцем.

– Так ты с ним знаком?

– Перемещались параллельными дорожками время от времени.

– Это как?

– Я его знаю, он меня – нет.

– Ты можешь ему помочь?

– Пошли.

– Куда?

– Поможем Гоше!

– А я-то тут причём?!

– Не отлынивай: твоя инициатива – тебе и карты в руки!

– Шерр! Ты шутишь, что ли?

– А ты… чего так перепугался, будто я попрошу ему ноги держать, пока душить буду? Мы – цивилизованные люди, или как? Ну? – добавил ковбой, наблюдая сомнения подопечного.

– Пойдём… – подавленно пробормотал Влад. Из слов ковбоя он так и не уяснил предназначавшуюся ему роль в данном мероприятии.

Георгия они застали на том же месте, где ранним утром его оставил Влад.

– А, привет! Быстро ты обернулся, – престарелый мужчина скользнул взглядом по Владу и цепко сосредоточил его на ковбое. – А это и есть твой знакомый?

– Здравствуйте, Георгий. Меня зовут Шерр, и я в курсе Вашего осложнения.

– И Вы можете мне помочь?

– Иначе мы бы здесь не появились. А ты готов? Нет сомнений?

– В кои-то веки отыскался герой, способный презреть установленный порядок, и я – не готов? Да я заждался уже, потерял всякую надежду оказаться в близости с любимой, пусть не иметь возможности ощутить, но обнять её и не выпускать более из объятий.

– Ну-ну! Не всё так однозначно и безнадёжно: с этим мы с тобой наверняка справимся. А какие-либо другие пожелания есть?

– Нет.

– Что-то ещё, какие-либо наказы, заветы, поручения?

– Неужели обещаете исполнить?

– А как же! Входит в состав услуги. Верите?

– Да мне теперь не всё ли равно? Проверить-то возможности не будет.

– Обижаете, Георгий! Мы гарантируем качество. Поступать всегда нужно так, чтобы все оставались довольны.

– Откуда такой тезис?

– Восточная притча. Конечно, Гоша, – Вы позволите мне некую форму фамильярности безо всяких обид?

– Пожалуйста: хоть Гоша, хоть Жора, или… Гога!

– Благодарю! Так вот: конечно, Георгий, впоследствии Вам будет затруднительно проверить качество нашего исполнения, но пока жив и находишься в ясном сознании, тебе не может быть «всё равно». Вы должны относиться к исполнителям в высшей степени требовательно, но с абсолютным доверием. Только так.

– Убедительно.

– Приступим?

– Давайте! Что требуется от меня?

– Ровным счётом ничего. Расслабься и наблюдай «со стороны».

Георгий из бутылки, в которой с момента, когда её видел Влад, не убавилось жидкости, наполнил хрустальную стопку и хотел проглотить содержимое, но Шерр остановил его:

– Не нужно, не затуманивай мозг водкой, пусть твоё восприятие остаётся ясным.

Старик послушно поставил стопку на надгробный камень и принял по возможности удобную позу на своём стульчике. Шерр вплотную подошёл к воображаемой границе могилы и сквозь толщу кладбищенской земли всмотрелся в глубины, скрывающие её содержание. Затем отступил и занял место рядом с сидящим стариком. Через мгновение по поверхностному слою вдоль всей могилы прокатился валик низкой волны, вспучивая молодой дёрн, а также всё, что было под ним, и перевалился за предел скорбного вместилища. Люди завороженно наблюдали, как грунт становится зыбким и вскипающим потоком перемещается на поверхность, образуя беспорядочные кучи, как по мере этого раскрывается старая могила, приобретая форму прямоугольной ямы. Были извергнуты последние порции земли, и взору наблюдателей открылась обтянутая почерневшим крепом крышка домовины.

– Мы не ошиблись? – обратился Шерр к Георгию.

– Нет, – тихо отозвался тот, – это её гроб.

– Ладно, вскрывать мы его не будем!

– Очень… хотелось бы взглянуть… напоследок…

– Жора! Зачем смотреть на то, что и намёка не имеет на человеческое воплощение? Лучше посмотри туда, – Шерр разворотом кисти указал в сторону раскинувшегося под горой моря. – Это то, что требуется тебе сейчас.

Там в пределах видимости над просторами спокойной воды образовалось два полупрозрачных облачка – две фигуры, окутанные мерцающим туманом. Они плыли над водой, довольно быстро приближаясь к наблюдающими за ними людьми, и по мере приближения очертания фигур становились более чёткими, обретали объём и материальное наполнение. Вот они достигли твёрдой основы, переместились на прибрежный песок и легко двинулись вверх по склону. У Георгия проявилось сильное волнение. Он встал, сбросил на землю плащ, шляпу и пристально всматривался в приближающихся людей. Две фигуры – мужчина впереди, женщина за ним чуть дальше – остановились в осязаемой близости от Георгия. Мужчины одновременно задали вопрос:

– Отец?

– Сын?

Женщина по-прежнему держалась на втором плане, позволяя мужчинам произнести первые слова.