Текст книги "Шанс. Книга 1. Возрождение"

В ящике прикроватной тумбочки обнаружился паспорт гражданина Швейцарии с моим фото, бумажник с некоторой суммой в юанях, долларах США и швейцарских франках, несколько экземпляров визитки, сообщившей мне, что в настоящий момент я пребываю в статусе официального представителя крупной швейцарской фармацевтической компании, и кредитная карточка с приложенной недавней выпиской счёта в швейцарском банке на моё паспортное имя. Указанная в выписке сумма выглядела впечатляюще.

Всё это было бы здорово, если бы не паршивое настроение: задание провалено, людей потерял, сам нахожусь чёрт те где от заданного места пребывания, связи с центром нет, кроме понимания необходимости в скорейшем восстановлении сил, ясности никакой.

Наконец, на третьи сутки объявился долгожданный посетитель. Фактом своего визита именно этот посетитель оправдывал всё моё ожидание и дарил надежду на скорое прояснение ситуации.

Лю Шэн, оперативный работник внешней разведки КНР, с которым довелось провести не одну совместную операцию в прошлом, переступив порог, вежливо поздоровался и обратился ко мне на английском языке:

– Доброе утро! Ян Майер?

Если бы Шэн знал французский или итальянский и достаточно свободно изъяснялся на немецком, я уверен, он бы выбрал один из принятых языков Швейцарии, а обращение по паспортным данным к человеку, которого он хорошо знает, на подофициальном уровне общения выражало недоверие китайской разведки к установленной личности агента, появившегося на их территории под чужим именем.

– Рад тебя видеть, Шэн! – откликнулся я по-русски. – У меня нет необходимости в конспирации, так что спрашивай, что бы вы хотели знать.

Лицо моего друга, выражавшее до этого лишь учтивость хозяина по отношению к гостю, озарилось искренней радостью:

– Ну, тогда «зд`орово», Глеб! – ошибку в ударении, на которую я указал ему как-то ранее, Шэн, используя русское просторечное приветствие, допустил нарочно, намекая на то, что хорошо помнит наши дружеские отношения.

– Здор`ово, Шэн, здор`ово! – я попытался рассмеяться вместе с приятелем, но боль в боку оборвала мои потуги к весёлости.

– Не напрягайся, Глеб. Тебе пока вредны резкие сокращения брюшных мышц. Расскажи, как ты здесь оказался в таком неприглядном состоянии.

– Шэн! С твоим появлением у меня возникло предположение, что оказанная мне помощь – ваших рук дело. Я от тебя надеялся узнать, как тут очутился.

– Всё, что мы знаем, – это показания персонала клиники. Неизвестный, по виду европеец, но отлично владеющий китайским, внёс тебя на руках в приёмный покой. Весь бок у тебя был в крови, его одежда тоже. Он сообщил о пулевом ранении и необходимости срочной операции. В переговорах с персоналом уверенно отмёл возможность летального исхода и сомнения медиков в положительном результате. После того, как тебя увезли в операционную, расплатился за услуги по высшему разряду, включая послеоперационное лечение, и исчез, будто его и не было.

– Как он выглядел?

– Высокого роста, респектабельного вида. Более – никаких сведений.

– В джинсах, куртке и широкополой шляпе?

– По свидетельству очевидцев – в дорогом смокинге европейского производства и при галстуке.

– Бред… или мистика…

– В твоём случае выгоднее быть материалистом, чем даосским философом.

– Ладно, Шэн. Достоверная часть истории включает моё задание на территории вашего западного соседа, которое на данный момент не выполнено…

Я без утайки рассказал Шэну о проваленной миссии, и мы сошлись во мнении, что где-то «протекло»…

– Шэн, мне необходимо туда вернуться, разобраться в ситуации и довести дело до конца.

Лю Шэн задумался, я ждал ответа. Наконец он широко улыбнулся и проговорил.

– Интересы наших государств пересекаются в данном регионе, но они не являются антогонистическими. Аграрная экономика этой страны всё более сдвигается в строну производства опия. С прошлого века мы, как никакая другая нация, осознаём угрозу, привносимую в общество наркотиками. Мы жёстко боремся с этой проблемой, но поток наркотрафика с запада через нашу страну постоянно растёт и будет расти по мере усиления политической нестабильности в соседней республике. Я попробую получить разрешение на оказание необходимой помощи в твоём деле…

Ещё несколько дней тебе предстоит продолжить активное знакомство с таинствами китайской медицины. Жень-шень, асиль, массаж – с действенностью этих средств ты уже познакомился, очередь за иглоукалыванием! Осваивайся, «наслаждайся» и пощады не проси: когда всё оплачено, добросовестность наших специалистов становится поистине агрессивной. А к тому времени, когда они сочтут возможным освободить тебя от своего изощрённого внимания, я буду располагать необходимой информацией для планирования дальнейших действий…

На тот момент Лю Шэн уже не принимал участия в оперативных мероприятиях: ранее он получил повышение и теперь координировал агентурную деятельность внешней разведки в южном и западном регионах. Его помощь стала решающей в завершении этой заварухи.

Швейцарских средств Яна Майера с избытком хватило на подготовку и проведение новой операции по месту моего назначения. Задание было выполнено: агентурная сеть противника нейтрализована, и на сей раз резиденту ускользнуть не удалось. Чрез него мы подступились к каналу утечки информации. Ниточка потянулась к ведомству контрразведки крупнейшей западной державы и, наконец, Шэн получил доказательства, изобличающие в качестве источника генерал-майора Подлесского.

– Вот это да! Это не было ошибкой?

– Не удивляйтесь, Владислав. Такова негативная сторона деятельности нелегала. В ней длительно способен выживать только тот агент, который не доверяет никому: ни чужим, ни своим тоже. Вы не представляете, как часто нелегал становится заложником стратегических игр или политических торгов, «в интересах государства» обретая судьбу жертвенного барана.

Но тогда причина действий куратора занимала меня меньше, чем вопрос, что делать дальше? Следовало принять решение: возвращаться или занимать позицию взбунтовавшегося агента – на сленге «конторы» «становиться львом». Если возвращаться, то как? А во втором случае «контора» всегда готова прислать «укротителя львов» – штатного ликвидатора; по сути – это вариант пожизненной игры в прятки, где награда за сообразительность – собственная жизнь.

Исходя частично из чувства солидарности, частично – из соображений практического характера, Шэн предложил остаться за рубежом: исчезнуть для моего руководства и поселиться по надёжным документам в любой стране по моему усмотрению. Я поблагодарил и отказался: за такую помощь рано или поздно пришлось бы расплачиваться услугами непредсказуемого характера. К тому же, с этим я мог справиться самостоятельно, но это меня не устраивало.

Наступил день, когда я дружески распрощался с Шэном, и Ян Майер отправился обратно в Европу, меняя по пути следования имена, паспорта и гражданскую принадлежность.

И вот, великолепным пятничным вечером, когда уже отступила суета рабочей недели, советско-финскую границу пересекла группа финских граждан, пожелавших провести два свободных дня в легендарном городе Ленинграде, где ими планировалась насыщенная культурная программа: первым делом вечернее посещение гостиничного ресторана с изрядной дегустацией добротной русской водки; утренние процедуры, приглушающие похмельный синдром, и беглые атаки на достопримечательности – Исакий, Эрмитаж, и прочая; повторное посещение ночного ресторана, логически перетекающее со следующего утра и до половины оставшегося дня в глубокое изучение ёмкости русских бутылок.

В том состоянии, в котором группа расслабившихся финнов, отправилась домой, проще простого было не заметить отсутствия одного гражданина. Впрочем, у него могло быть намерение провести в России более длительный срок, например, свой двухнедельный отпуск; ведь вряд ли законопослушный финн решится нарушить сроки, предписанные визой.

В действительности человек, пересёкший границу Союза с той туристической группой, отказался от финского гражданства уже в день прибытия и, когда все после размещения по номерам гостиницы «Октябрьская» поочерёдно направлялись в ресторан, вышел на Невский, спустился в метро и через несколько минут растворился в толпе на железнодорожном вокзале.

Так, без происшествий, завершился последний этап в моём азиатско-европейском путешествии. Я был дома, хотя пока ещё под чужим именем, но парадоксальность ситуации заключалась в том, что именно здесь и теперь мне необходимо было быть в высшей степени предусмотрительным и осторожным.

По прибытии в Москву день пришлось потратить на подготовку. Затем я легализовался и предстал перед генерал-майором Подлесским с докладом. Он не выказал удивления по поводу моего неожиданного появления, лишь попенял на склонность к театральным эффектам. После краткого доклада по результату операции Подлесский продемонстрировал удовлетворённость через будничную начальственную благодарность и поинтересовался моими дальнейшими планами. Я с тонкой иронией, как будто это был вопрос уже решённый, заметил, что несколько дней проведу в столице, а затем отправлюсь домой. Не отпуская времени на оценку моего ответа, я двинул через стол папку, с которой заявился к бывшему руководителю, сообщил, что в ней он найдёт подробное описание хода операции, а также истинное её содержание, поднялся и в нарушение субординации – без разрешения вышел.

Помимо подробного описания операции, включая моё ранение, но исключая китайскую часть событий и маршрут возврата, папка содержала копии документов, из которых следовало, что подмена фактов в отношении группы противника происходила умышленно с момента постановки задачи, чтобы оправдать целесообразность моего участия в операции. Мелкий штрих, ведущий лишь к лёгкому порицанию в случае неудачи, но вот дальше…

Положительный ход и исход операции, похоже, мало устраивали ответственного руководителя, и в определённый момент через каналы внешней разведки Подлесский слил противнику информацию, касающуюся данной миссии. А вот это уже серьёзный проступок, способный положить конец не только его карьере, но и личному благополучию каждого члена его семьи.

Последним листом в папку была вложена записка, лаконично обозначавшая место и время без каких-либо требований, пояснений и замечаний: дорожа воспоминаниями о совместном прошлом, я предоставил свободу выбора бывшему соратнику и с азартом ожидал, какой вариант действий он выберет теперь.

В замызганную кафешку близ площади трёх вокзалов, ориентированную на невзыскательный вкус разномастной транзитной публики, Подлесский вошёл без сопровождающих ровно в назначенное время. Устало присел за мой столик и выжидающе молчал, терпеливо наблюдая, как я не спеша отхлёбываю из чашечки отвратительный кофе. Прошло минуты три, группы захвата не было. Он хорошо знал меня, так же как и я его, и понимал, что необходимые меры мною приняты. За эти три минуты наш молчаливый диалог прояснил, что Подлесский признал поражение и находится полностью в моей власти. Тогда, отставив недопитый кофе, я задал единственно интересовавший меня вопрос: «Зачем?»

Он ответил без заминки:

– Из-за сына…

Виталия питают непомерные амбиции. Он маниакально, используя все ресурсы, не щадя ни себя, ни окружающих, стремится построить блестящую карьеру в этом обществе. Почти сразу после начала работы под твоим руководством он начал жаловаться мне на то, что ты тормозишь его деятельность и глушишь полезную инициативу, а это затягивает сроки его перевода в Москву; что оперативник в принципе не способен вести политическое направление работ в силу своего практического опыта. Позже он настырно стал требовать от меня твоего перевода, а когда я заметил, что ты уже не являешься моим подчинённым, со злостью бросил обвинение в родительской несостоятельности: « Ты никогда не был мне настоящим отцом! Все твои командировки, «служебный долг». Тебя не было рядом, когда меня обижали в школе из-за твоей профессии, когда я очень нуждался в твоей защите. И теперь тоже, когда я самостоятельно пытаюсь пробиваться в жизни, ты отказываешь мне в поддержке, хотя мог бы, используя свой вес и положение». Тогда меня захватила обида и стыд. Ведь он прав: за своей работой я не видел, как он рос; мальчишка, при живом отце воспитывающийся в семье двух женщин – матери и сестрёнки и под патронажем нанятых репетиторов.

Подлесский умолк.

– Да-да, потому я и не заводил семью, занимаясь оперативной работой. Может и тебе не следовало?

Он не отвечал.

– Видимо стареешь, если родственные чувства диктуют тебе поступки, противоречащие гражданскому и профессиональному долгу, – произнёс я без иронии и тоже замолчал.

– Чего ты хочешь? – наконец спросил он.

Всё-таки Подлесский уважал меня. Примечательно, что он не торговался: не предложил обустройства в Москве, должности, положения.

– Думаю, пора положить конец твоей службе.

– Ты желаешь моей смерти? – без околичностей поинтересовался он.

– Нет-нет, всего лишь быстрой отставки и персонального пенсионного обеспечения, как для любого заслуженного гражданина. У тебя же наработан срок по выслуге лет?

– И… всё??

– В отношении тебя – всё!

– О! Очень прошу тебя!

– Имеешь право?? – продемонстрировал я изумление.

Он проигнорировал мой сарказм и продолжал:

– Лишь одна просьба, если для тебя ещё не пустое место наше совместное прошлое…

– Ну, выскажись!

– Не преследуй… не мсти Виталию. Можешь убить меня… любым способом. Потребуй – я совершу самоубийство, но не трогай его, потому что моя жизнь тогда теряет смысл.

– Здесь, друг мой, ты хватил через край: у тебя ещё есть дочь. В отношении Виталия могу обещать в том случае, если он не проявит агрессии и в дальнейшем будет вести себя пай-мальчиком. Ну и, при условии твоей отставки, конечно. Двух недель тебе хватит?..

– Да, спасибо, Глеб!

– Отлично! В таком случае я отправляюсь домой – через тридцать минут поезд.

Глеб Давыдович прервался, отхлёбывая тоник.

– Вот оно как! Теперь понятно.

– Это о том, каким образом Виталий начал работать на моём месте.

– А по возвращении должность сохранялась за Вами?

– Конечно, и я намерен был поставить работу Подлесского-младшего под самый жёсткий контроль. Но обстоятельства некоторых городских событий изменили моё намерение.

В городе несколько месяцев в форсированном режиме велось следствие по заявлению одной несовершеннолетней особы, поставившее на дыбы всю городскую верхушку. Проводилось оно совместными усилиями следователей по особо важным делам МВД и специалистов госбезопасности. На момент моего возвращения дело было передано на рассмотрение в суд.

Здесь я хотел бы чуть отвлечься и, прежде чем продолжить, поинтересоваться Вашим мнением по поводу Виктории. Как она Вам?

– Продавщица? Та ещё штучка!

– Ну-ну, не обижайтесь. Вика – хорошая девушка! Вы сами допустили ошибку: следовало сказать, что Вам нужно ко мне. Ведь Виталий об этом Вас предупреждал? А так Вы, Владислав, на тот момент представляли для неё серьёзную угрозу: она выходит замуж за гражданина Италии и, если кто-то поймал бы её на незаконной операции, всё могло расстроиться. Но я спросил о другом: как, по-Вашему, она красива?

– Внешне она очень привлекательна.

– И при обычных обстоятельствах довольно мила, приятна в общении и никоим образом не заслужила того, как с ней обошёлся Виталий.

***

Вскоре после начала своей деятельности Подлесский сформировал группу «сладкой наживки», состоящую из девиц лёгкого поведения, отбиравшихся для работы с иностранцами по установленным самим Виталием требованиям.

Практика самого разностороннего общения наших девушек с иностранными специалистами, длительно командированными на предприятия города, существовала сама по себе, независимо от нежелания властей. Специализированного подразделения, вроде полиции нравов, у нас нет; сотрудники милиции воспринимают случайные и кратковременные половые отношения на уровне милых шалостей; мораль, идеология, отрицая явление в принципе, чудовищно лицемерят. Ну и мы, соответственно, отслеживая контакты иностранцев, выступали по большей части в роли наблюдателей: брали на заметку девиц, вели картотеку и лишь в редких случаях, когда в поле зрения попадала весомая персона, выходили на вербовку предмета её интересов. Всё это в плане сбора информации было не столь эффективно, как хотелось бы: избранница объекта могла заупрямиться на стадии вербовки, проконтролировать полноту и достоверность информации – затруднительно, объект мог проявлять непостоянство отношений, да и избранница могла оказаться безнадёжной глупышкой.

Виталий предложил уйти от роли пассивных наблюдателей, организовать процесс и поставить его под контроль. Получив одобрение руководства, приступил к формированию группы девушек. Кандидатки должны были обладать привлекательной внешностью, развитым интеллектом, уметь поддерживать лёгкую развлекательную беседу и не иметь откровенно вульгарных манер. Из десятков фигуранток, значившихся в нашей картотеке, Виталию удалось отобрать пять девушек, что по масштабу задуманного было ничтожно мало. Обозначилась необходимость поиска девушек на стороне, а поскольку результативность такого поиска от лица мужчины близка к нулю, Виталию потребовалась грамотная помощница. Помощь в столь непростом вопросе всемогущим органам без колебаний согласилась оказывать студентка вашего института Ирина Березник.

– Ириша?! – ошарашено переспросил Влад.

– Знакомые всё лица?

Она быстро освоилась в среде итальянцев – благо итальянский язык уже был введён в программу института и более глубоко преподавался факультативно.

Первый сексуальный опыт Ирочка Березник, отличница и любимица учителей, приобрела, будучи школьницей, в четырнадцатилетнем возрасте. К началу работы с иностранцами Ирина была весьма искусной подругой и, не пренебрегая практической деятельностью, вскоре доросла до роли мамочки-наставницы.

Формирование подконтрольной группы интерподружек было лишь начальным этапом в плане Виталия. Встречи «объектов наблюдения», организуемые иностранцами в номерах гостиниц, где они проживали, на городских турбазах и на природе, Подлесского не устраивали: ему требовалось отдельное, специально оборудованное и подготовленное помещение. Очевидным выбором послужило здание интерклуба. Здесь уже имелись некоторые атрибуты для развлечений и весёлого времяпрепровождения: вместительная гостиная, танцпол с установленным музыкальным автоматом, бильярдная, бар и курительный салон. Посещая интерклуб, разобщённые в течение рабочего дня иностранные гости могли почувствовать себя в привычном окружении, с близким и понятным укладом жизни.

Когда заведение было взято под крыло госбезопасности, в нём провели реконструкцию: из общей гостиной по лестнице, отделённой выступом стены и застеклённой дверью, сделали выход на второй этаж, где расположили несколько номеров, обставленных под комфортабельные спальни. Специалисты оборудовали их скрытыми микрофонами, объективами кино-фотокамер. Здесь всё было готово: добро пожаловать, гости дорогие, чувствуйте себя как дома!

Дальше – больше. Было согласовано ежеквартальное медицинское освидетельствование девушек – не дай бог, клиент подцепит венерическое заболевание, – а также организовано их посезонное обеспечение модной одеждой, обувью, косметикой и бижутерией через закрытую исполкомовскую базу-распределитель.

В общем, на момент моего убытия в последнюю командировку, в городе под вывеской общества советско-итальянской дружбы располагался полноценно действующий бордель для иностранцев.

К слову сказать, оправдательное определение «для иностранцев» служило истине недолго: через пару месяцев камеры интерклубовских спален начали фиксировать визиты номенклатурных соотечественников. Сначала лёгкий десант: комсомольские вожаки города и по их радушному приглашению представители обкома ВЛКСМ под очередное «мероприятие выездного характера». Затем «проявились» организаторы этого десанта – исполкомовские должностные лица, от которых зависит наложение разрешающих виз на заявлениях по распределению «шмоточного» дефицита. Далее как в бравурном марше: всё выше, и выше, и выше!..

Виталий не препятствовал: пришло время платить за услуги; но вместе с тем с его лёгкой руки в архивах «конторы» как на дрожжах распухали и множились папки компромата, незримой паутиной опутывающего номенклатуру нынешних и будущих госуправителей «местного уровня».

Постепенно Виталий в свойственном ему стиле – вербовкой, когда находил её целесообразной, но чаще угрозами, физическим воздействием, а где-то и разрушающим вмешательством в личную жизнь – добился почти полного отсечения «случайных», то есть неподконтрольных ему подруг, от контактов с иностранцами. Я говорю «почти», потому что ему долгое время не удавалось совладать с Викторией.

***

Эта девушка хорошо известна в среде зарубежных специалистов, проживающих в городе. Обладая потрясающей внешностью, врождённой грацией и ироничным мышлением, неплохо сочетающимся, однако, с тактичными манерами и лёгкостью речи, она всегда была желанным гостем в компании иностранцев на всяческих встречах, посиделках, вечеринках. Выпускница иняза, отлично освоившая в ВУЗе английский и норвежский, самостоятельно ещё немецкий и итальянский, Виктория выступала связующим звеном в любой случайно сложившейся компании нескольких национальностей. С её появлением общение приподнималось на другой уровень, становилось живее, активнее, и постепенно круг общающихся концентрировался в зоне её видимости и голосовой досягаемости.

При огромном количестве установленных дружеских связей, Виктория не стремилась занырнуть в постель иностранного гостя, отвергая многочисленные предложения без раздражения, с мягкой, обворожительной улыбкой, но непреклонно.

Вскоре после непривычного провинциальному городу наплыва иностранцев у неё появился постоянный поклонник – Луиджи Винченцо Монтелло, молодой красавец со сложением Аполлона и внешностью киноактёра-любовника. В неполные тридцать лет он был специалистом высшего класса в области автоматизации производственных процессов, отличался блестящим умом, конечно же, юмором, отражающим национальный темперамент, но, вразрез известному стереотипу, уравновешенным характером. Наткнувшись, как и все, на девичье сопротивление он, однако, не развернулся в поисках доступных связей и не пытался форсировать событий, но отнёсся к чувствам «синьорины Вики» с пониманием и глубочайшим уважением, после чего их едва зародившееся влечение стало заметно усиливаться и перерождаться в нечто большее.

Виталия интересовали «оба объекта». Луиджи обладал знаниями, позволявшими ему по косвенным геодезическим признакам, наличию, расположению радиотехнических и силовых энергосооружений, высоковольтных ЛЭП, оценить обороноспособность и стратегический потенциал региона. К тому же, сведения, поступавшие в распоряжение Подлесского о Луиджи Монтелло, были слишком скудными, поскольку тот не сходился ни с одной из девушек, кроме Виктории. Этим он отличался от большинства иностранцев, что Виталию казалось странным, даже подозрительным.

Итак, служебная прагматичность не позволяла Подлесскому обойти Вику своим вниманием, и он безальтернативно определил ей место в своих стратегических планах: Виктория будет работать на него, сначала с Монтелло, а потом с теми, на кого он ей укажет.

На первую встречу Виталий пригласил Вику повесткой, рассчитывая на особые чувства гражданских к сильнейшей союзной службе, деятельность которой усилиями кинематографа и художественной прозы «про разведчиков» была овеяна таинственностью и патриотической романтикой.

Беседу, если можно назвать беседой практически одностороннее вещание, Подлесский завёл в вежливых, патетико-отеческих тонах и, повышая значимость момента, взял с Виктории подписку о неразглашении. Суть заключалась в том, что службе госбезопасности необходима помощь… её, Виктории, двадцати трёх лет отроду… законопослушной гражданки Союза ССР, от которой Родина ожидает исполнения гражданского долга и… уверены, что Вы не откажете… поскольку других вариантов… в данной ситуации нет.

В начале беседы, сидя напротив Виктории, Виталий, как обучали – пристально, не отрываясь смотрел в глаза собеседницы: человек, на совести которого повисли противозаконные или моральные прегрешения – а безгрешных за пределами рая не бывает – редко выдерживает такой взгляд. Девушка с нейтральным выражением изучала его лицо, приняв по возможности комфортную позу на неудобном стуле. К середине речеизлияния её взгляд равнодушно стал перемещаться по развешенным на стенах портретам основателя ВЧК, нынешнего Председателя КГБ и «генерального кормчего», демонстрируя скуку, и Виталий не мог понять, намеренная это демонстрация или перед ним такая пустышка, что потеряла уже логическую нить и унеслась мыслями в «прекрасное далёко».

Виталий встал и начал прохаживаться по кабинету, продолжая говорить. Он апеллировал к её природным данным, выделял свойства ума, отмечал незаурядные способности и сулил безграничные возможности. Завершая движение, Виталий зашёл за спину Виктории, стал вплотную и последние фразы произносил, опираясь руками на спинку её стула. Во время этих передвижений девушка ничем не показала, что следит за изощрённой риторикой оратора: его замысловатые манёвры по кабинетным площадям она не удостоила ни поворотом головы, ни провожающим взглядом.

Нависая над Викторией, Подлесский ощущал тонкие запахи её волос и дорогой парфюмерии; взгляд упирался в налит`ую девичью грудь, мерно вздымающуюся и опадающую под газовой тканью декольте далеко не дешёвого импортного платья. И тут произошло то, что никак не входило в планы беседы: он почувствовал накатывающее половое возбуждение. Виталий быстро прошёл к своему месту и сел, упираясь взглядом в поверхность стола. Ему потребовалось время, чтобы справиться с наваждением. Через четверть минуты он поднял глаза и столкнулся с глубоко серьёзным взглядом Виктории.

– Я обдумаю Ваше предложение, – это была вторая фраза после того, как она вошла в кабинет и назвала себя.

Виталий молча подписал пропуск и, когда Виктория вышла, вынужден был признать, что она много умнее всех тех дурочек-студенток, которых привлекала к работе Березник: Вика не купилась ни на один из его психологических посылов. «Ничего-ничего! – утешал он себя. – Чем сложнее вербовка, тем весомее впоследствии отдача. Некуда ей ускользнуть, подождём!»

Тогда ещё Виталий не знал, что Вику невозможно подкупить ни лестью, ни соблазнительными обещаниями, поскольку она знает значительно больше, чем ему заведомо хотелось бы…

У Виктории была близкая подруга. Они были знакомы со школы, вместе заканчивали иняз, вместе вернулись в родной город и вместе же начали встречаться с иностранными гражданами. Вера, сторонница свободных взглядов, первые, но не единственные, романтические отношения прошла во времена студенчества и не нашла причин избегать интимных отношений с иностранцами. В этой среде их долгое время воспринимали как подруг-неразлучниц, и если упоминали, то зачастую разом: Виктория и Вероника.

В какой-то момент Вера перестала появляться в интерклубе и в других местах присутствия иностранных граждан, на телефонные звонки Виктории отвечала сдержанно, предложение «встретиться и прогуляться» отклоняла под предлогом занятости.

Где-то через месяц Вера позвонила Вике и попросила приехать на железнодорожный вокзал. В ожидании поезда Вера поведала, как капитан госбезопасности Подлесский предложил ей «сотрудничество» и как предостерёг от дальнейших встреч с иностранцами после её отказа. Когда же Вера проигнорировала предостережение Подлесского, у неё начались проблемы с работой.

Она работала преподавателем английского языка в школе. Вызов директора был для неё неожиданным. Тот без обиняков сообщил, что из компетентных органов поступила информация о её аморальном поведении в обществе иностранцев, что такое поведение несовместимо с моральным обликом советского педагога и не должно стать примером подрастающему поколению. Для упрощения процедуры он предложил уволиться по собственному желанию без скандала.

После увольнения Вера обращалась по поводу работы во все учебные заведения города, включая средне-технические и высшие, – под различными предлогами ей отказали везде…

Прошло несколько дней, неделя, другая. Виктория не давала о себе знать. Виталий потерял терпение. Выследив Вику на входе в ресторан «Жигули», он пошёл следом и без спроса присел за её столик:

– Что такая очаровательная девушка собирается делать здесь в одиночестве?

– Девушка пришла сюда немного развеяться и повеселиться. К вопросу об одиночестве: очаровательной девушке оно не грозит, но вечер начался не лучшим образом.

– Ба-а! – изумился Виталий. – Нам здесь не рады. Но кто ж в этом виноват? Вы куда-то запропастились, а нам необходимо Ваше решение.

– Не место и не время! – Вика заметила входящего Монтелло.

– Тогда я жду Вас завтра у себя к одиннадцати часам. Повестку передать?

– Обойдёмся без формальностей.

– Замечательно! – Виталий поднялся, освобождая место за столиком.

– Добрый вечер! – поздоровался Монтелло и обратился к Виктории на итальянском, – ты представишь меня своему знакомому?

– Мы почти не знакомы, – в расчёте на Виталия Вика отвечала по-русски, – но «товарищ» очень желает познакомиться со мной поближе.

Луиджи с интересом взглянул на Виталия и неожиданно для того продемонстрировал неплохой русский:

– О, Вика! Невозможно в этом сомневаться: он – мужчина, а какой мужчина не обратит внимания на твои достоинства? – И далее с задушевной прямолинейностью, как к доверенному приятелю, обратился непосредственно к Подлесскому:

– Девушка не свободна. По крайней мере, сегодня она пришла на свидание ко мне, и не иначе. Извини, «товарищ»!

– Конечно, конечно…

Виталий театрально откланялся и направился к выходу. Своего он добился, но в душе, лишая эмоционального равновесия, заворочался червячок уязвлённого самолюбия: «Макаронник хренов! На моей территории, у меня дома указывает мне, с какой девкой встречаться, а какую стороной обойти!»

Когда на другой день в назначенное время Вика переступила порог кабинета, Виталий что-то быстро писал на отдельных листах. Он молча кивнул ей на стул и продолжал своё занятие. Несколько минут Виктория терпела подчёркнутое пренебрежение, затем неторопливо достала из сумочки косметичку и принялась приводить сдержанный повседневный макияж к стилю вамп, преобразуя внешность от молодой современной леди до неотразимой, и потому опасной, личины демона-соблазнителя. Минут через двадцать Виталий сдался: он добрался до последней выкладки академической лекции по использованию психологических приёмов в работе с оппозиционно настроенным противником, которую по памяти перекладывал на бумагу, и придумывать, чем бы ещё заполнить пустые страницы, ему не хотелось.