Текст книги "Шанс. Книга 1. Возрождение"

Глава 9 Достоинство и честь

В поликлинике, где началось настоящее приключение Влада, в конце ночного дежурства усталый хирург проходит через ординаторскую к своему кабинету. Тяжёлое дежурство позади. Остаётся дойти до спасительной двери, переодеться, отбросить прочь висящую на нервах видимость неутомимости и выдержанного спокойствия, облачиться в привычный облик смертельно уставшего человека и позволить себе, наконец, почувствовать накопленную годами физическую усталость, привносящую в ощущения дрожь неприятной слабости, но освобождающую от напряжения вдали от наблюдательных глаз вспомогательного персонала. Расстёгивая халат перед дверью в кабинет, – он всегда снимал его, перед тем, как войти к себе, – обратил внимание на одиноко сидящую женщину. Молодая, красивая, подавшись вперёд, сидит в напряжённой позе ожидания: ноги вместе, руки упёрты по краям стула. Он взглянул только мельком, сразу узнал и стал торопливо запахивать халат.

– Нора? Я чувствовал твоё присутствие, ты всю ночь была где-то тут. Пациент из шестой палаты? Что с ним? Перед тем, как мне уйти, ему было плохо, но его состояние удалось стабилизировать.

– Нет-нет, доктор! С ним всё в порядке.

– Тогда из пятой?

– Нет, не беспокойтесь, они выживут.

– Да? Так что же ты тут делаешь? Впрочем, зайдите в кабинет, – пригласил он и, когда ночная посетительница последовала приглашению, продолжил. – Задали Вы мне сегодня ночь! Не успевал разворачиваться. Но я отстоял их, тебе не повезло.

– Как всегда в Ваше дежурство, доктор.

– Но ты – здесь, и просто так никогда не приходишь. За кем же в этот раз?

– Я пришла на свидание с Вами.

– На свидание? Но я не мальчик!

– Хорошо. Я пришла к Вам на приём.

– У меня сегодня не приёмный день. И потом, я очень устал. Вы, вероятно,

догадываетесь, что противостояние Вам отнимает все силы.

– Да, я знаю. Я знаю про Вас всё с момента зачатия, и знаю также, что Вы, не отказываясь от благодарственных подарков, из которых предпочитаете питающие память сувениры, никогда не делаете работу лучше или хуже в зависимости от щедрости клиента. Вы не алчны и предельно добросовестны, а потому не откажете в консультации.

– Что может интересовать Смерть в связи с болезнями людей? Учёного,

преуспевающего в медицинской науке более, я не знаю.

– Беременность. Возможности её возникновения в союзе высших жизненных форм и иных форм бытия.

– Я не научный работник: это мне неизвестно! Но, ужели Вас заинтересовало зарождение жизни? Следует ли ожидать новых болезней, поражающих завязь, когда мать ещё не знает о её образовании? Не довольно ли? Нам – человечеству предстоит немало повозиться с последним вашим питомцем, бьющим по святая святых организма – иммунной системе, оплаченной человеком за миллионы лет эволюции миллиардами жизней!

– Совсем не то, Сергей Александрович. Вы смотрите на меня, как на убийцу. Это неверно. У меня несколько иные обязанности и функции. Я – лишь процесс, завершающий какое-либо патологическое нарушение в вашем организме, в лучшем случае – естественное старение, которое приводит к необратимым изменениям, окончательно и бесповоротно разрушающим удивительно сложную систему жизнедеятельности. Как специалист, Вы прекрасно всё это знаете, и потому, как человек, не желаете меня принять, а как врач видите во мне извечного врага или противника, если угодно. Вам, людям, исторически позволяется считать, что я убиваю. Пусть так, но моей воли в этом нет. Что же касается синдрома иммунодефицита, то это не результат нашего коварства, а продукт вашей цивилизации. Беспечно обращаясь с канцерогенами, вы стимулировали явление, окрещённое в народе раком. Последние десятилетия чрезмерно злоупотребляете мутагенными веществами, в частности полонием и радиоактивным кадмием, – и получили вирус СПИДа: он эволюционировал из сравнительно безобидных вирусов, с которыми ваш организм, не испытывая опасной агрессии, сжился и позволял годами циркулировать по кровеносной и лимфатической системам. Кто же вам виноват? Однажды взбунтовавшись против господства инстинктов, человек захотел жить более независимо и сделал ставку на разум. С тех пор он несравненно усилил свой интеллект, значительно выиграл в условиях и продолжительности жизни. Вам это понравилось, и вы продолжили гонку за благами, ужасающую чисто человеческим безумием и неуёмностью. Получить блага сегодня, любой ценой, и не думать о завтрашних последствиях – вот принцип вашего развития до последних дней. И вы недовольны?! Взвалив на себя ответственность за право жить разумом, вы хотите, чтобы высшие силы, или, что прозвучит для Вас, доктор, привычнее – объективные законы мироздания, дёргали человечество за рукав каждый раз, когда оно допускает в стратегии развития опрометчивый шаг, сопряжённый с неизбежной опасностью?

Так не бывает. Платите, и не взыщите за цену вашего выбора. В конце концов, у вас есть разум, и теперь уже в ваших силах не быть жертвенными барашками, обречёнными на заклание.

– Какой-то пустой разговор. Что-то мне нехорошо, какая-то неимоверная усталость. Извините, мне нужно идти.

– Идите, доктор, идите…

Он сумел сделать несколько шагов, когда испытал резкую боль за грудиной. Боль была сильной. Он рефлекторно попытался вздохнуть и не сумел. Сергей Александрович медленно обернулся и с изумлением взглянул на собеседницу. Теряя сознание, отчуждённо, будто это вовсе был и не он, отметил выражение торжественной грусти на прекрасном лице Норы, и всё понял.

– Потерпите, доктор, Вы же знаете, как это происходит: боль сейчас уйдёт, и Вас примет в объятия безмятежность глубокого сна. Засыпайте! И спите спокойно, доктор…

***

Тем временем Владислав в меру своей компетенции рассуждал с Шерром об изысках ресторанной кухни и качестве современного обслуживания.

– Я, конечно, не знаток ресторанной жизни и такой формы времяпрепровождения: бывал в ресторанах несколько раз, но так и не разобрался, в чём заключается кайф от их посещения. Если основная цель – пообедать, то вынужденные перерывы в процессе потребления еды никак не способствуют удовлетворению голода и вызывают естественное раздражение.

– Дело в том, что целью является не просто пообедать, а пообедать вкусно.

– Тем паче: пока дожидаешься подачи второго блюда, забываешь вкус первого. Какое уж тут «пообедать вкусно».

– Я чувствую, ты никогда не пробовал вкусных блюд, а главное – не знал толкового обслуживания. Поход в ресторан – это не суетливый перекус в студенческой столовой, когда в спешке едва ли успеваешь разобрать вкус выбранных блюд и под конец давишься компотом. Это особенная форма отдыха и общения, когда малознакомые люди на короткое время объединяются в трапезном зале ради ощущения оригинального вкуса изысканных блюд. Это своего рода церемониал, который подчиняется определённому этикету и начинается дома с выбора одежды.

– Излишне рассуждать тут о качестве отечественного обслуживания. Оно в равной степени отвратительно, что в ресторане, что в приёмной госучреждения: и там, и там муторная тягомотина с ожиданием.

– А ты не задумывался, почему оно так?

– От моих раздумий что-нибудь изменится?

– Типичная логика среднестатистического обывателя без активной жизненной позиции. От простых раздумий, конечно, ничего не изменится. Всё так и будет продолжаться, пока ты не научишься уважать себя и не перестанешь позволять окружающим относиться к тебе пренебрежительно.

К тому же чиновнику отнесутся в ресторане внимательнее, уважительнее и обслужат быстрее, а ведь у него не написано на лбу, кто он такой и по какому протоколу с ним следует обходиться. Он берёт своё привычкой, уверенной манерой поведения, холодной вежливостью, которая с первой минуты общения с опытным персоналом прокладывает между ними непреодолимую траншею социального неравенства, и персонал это тонко улавливает.

– А если перед персоналом не потомственный интеллигент с фамильными традициями, а простой, как медный алтын, работяга с никудышным мышлением и без навыков культурного общения?

– Такие по ресторанам не ходят, а пример превосходного обслуживания могу продемонстрировать непосредственно, правда для этого необходимо выбраться в другой город. Речь идёт о прирождённом рестораторе, присутствующем на этом рынке более полувека. Он начал свою карьеру в годы НЭПа с открытия небольшого частного трактира, где вёл дела совместно с молодой женой и юной дочерью. Его можно уверенно отнести к разряду кулинарного гения, овладевшего секретами нескольких национальных кухонь.

После периода военного коммунизма обыватель был рад любому предложению в области услуг ресторации, но нашему герою удавалось конкурировать не только в высоком качестве блюд, но и в форме весьма обходительного обслуживания: он искренне радовался каждому клиенту, уважал его выбор, несмотря на стоимость заказа, – был ли он весьма прибыльным или совсем простым – и обслуживал всех с одинаковым рвением и радушием.

– При таком подходе к делу он, вероятно, разорился?

– Насколько мне известно, нет: расширил дело и работает в современном общепите до сих пор. Вставай, перемещаемся и – увидишь всё сам.

Ресторан, перед которым оказались Шерр с Владом после перемещения, был большим и выглядел вполне фешенебельно. С фасада озорно подмигивала светящаяся надпись: Золтан Райхман.

– Где это мы?

– В Питере.

Друзья прошли через гардеробный зал, где оставили на попечении бравого швейцара верхнюю одежду. Изнутри ресторан встретил их роскошным убранством: зал отделан позолотой, сверху свисают хрустальные люстры, потолки расписаны сценами королевской охоты. Влад мимоходом заглянул в рекламный перечень меню: он содержал всё мыслимое и цены, которые впечатляли.

Шерр обратился к метрдотелю:

– Мы проездом из провинции и нам бы повидаться с управляющим. Только не говорите, что Золтан отсутствует. Это было бы большим разочарованием для нас и для него: неизвестно, свидимся ли мы в дальнейшем.

– Как Вас представить?

– О! Не портите ему сюрприз. Передайте, что с ним желает повидаться старинный друг.

– Пройдите за мной.

– Благодарю.

Метрдотель проводил друзей в малый зал, где они увидели старика, в одиночестве сидевшего за столом, сервированным пустыми приборами. Тонкий фарфор, расписанный, уже знакомыми нам сценами королевской охоты, хрустальные кубки, оправленные гравированным золотом, ложки и вилки, исполненные из комбинации жёлтого и белого золота – всё это великолепие свидетельствовало об ожидании неопределённого во времени начала торжественной трапезы, ради которой оно было собрано и подготовлено. Одет хозяин малого зала был в красивый цветной халат с преобладанием жёлтых оттенков. На голове красовалась турецкая феска.

– Посетители к Вам, – произнёс метрдотель и, убедившись, что был услышан, удалился.

Старик взглянул на вошедших и быстро поднялся им навстречу:

– Шерр!? Ты ли это? – хозяин проявил крайнее изумление.

– Да, я это, Золтан, я! Ты не ошибся.

Старик подошёл к ковбою и с чувством обнял его. Шерру с его ростом он достигал едва ли до груди и словно утонул в медвежьих объятиях.

– Сколько же прошло времени, лет сорок? Ты совсем не изменился, будто я неведомо как перенёсся в свою молодость.

– Шестьдесят, Золтан.

– Да, бежит времечко, и ради меня, как вижу, не останавливается.

– Не завидуй мне: это скорее проклятье, нежели счастье.

– Да бог с ним: сегодня у нас праздник, и старый Золтан намерен продемонстрировать своим гостям, на что он способен. Ты познакомишь меня со своим юным другом?

– Конечно, его зовут Владислав, и не далее, как утром, он высказал сомнение, что в родном государстве возможно качественное ресторанное обслуживание.

– Ай-яй-яй! Придётся постараться.

Старик дважды хлопнул в ладоши. Незамедлительно появился метрдотель, который, видимо, стоял за дверью наготове.

– У нас дегустация, – объявил ему Золтан.

– Сколько блюд, семь, девять, двенадцать?

– Полная!

Шерр, обращаясь к Владу, многозначительно хмыкнул:

– Ну, держись!

– Какие предпочитаете вина: белые, красные, полусухие, мягкие и сладкие? Назовите марку и происхождение. – Золтан излучал доброжелательную предупредительность.

– Не надо вин, спасибо!

Ресторатор вопросительно посмотрел на Шерра.

– Он вина игнорирует, – подтвердил тот.

– Тут я усматриваю чьё-то нездоровое влияние, – проворчал Золтан.

– В этом я ни разу ни при чём, – счёл нужным оправдаться Шерр. – Это его собственный выбор, чесслово.

– Вместо вин ледяная клюквенная газировка, – распорядился управляющий.

Метрдотель по рации отдал кому-то распоряжение подавать блюда дегустации в малый зал и вышел. Вместо него вошли шесть официанток в фирменной одежде. Девушки одного роста отличались аппетитными формами, стройными фигурами, красивыми личиками итальянских живописных мадонн и пластикой профессиональных манекенщиц. Одежда, персонально пошитая, выгодно демонстрировала достоинства каждой из них. Прошло немного времени, ровно столько, сколько потребовалось бы расторопному слуге при обслуживании нетерпеливого господина, и до посетителей донёсся звук работающего лифта. Девушки направились к небольшому смежному помещению, где закончилось движение лифта, и принялись выкатывать из него сервировочные тележки, загруженные экзотическими салатами и закусками. Плоские тарелочки, на которых располагалась еда, были размером меньше чайного блюдца. На них размещалось по одной – полторы столовые ложки салата.

Хозяин жестом пригласил гостей за стол. Когда те уселись, к делу приступили девушки. Они подкатили тележки ближе к столу, сноровисто принялись выгружать тарелочки на столешницу, и пространство перед посетителями вскоре плотно заполнилось разнообразной зеленью. Блюда расставлялись перед дегустаторами в определённом порядке: так задавалась последовательность их потребления и выстраивалась оптимальная вкусовая гамма: за острым или пряным следовал нейтральный вкус, который позволял оглушённым рецепторам восстановить способность восприятия до изначального состояния.

Золтан стоял неподалёку от стола, наблюдал за работой официанток, и давал комментарии относительно дегустируемых блюд: «…салат из руколы с грецким орехом, где вяжущая горечь ореха сочетается с пряным привкусом горчицного масла, присущего руколе, и придаёт особую пикантность данному салату, что ставит это блюдо из дикорастущего сорняка, в ряд излюбленных деликатесов. Пробуем, господа, пробуем…»

Вслед за овощными салатами пошли рыбные блюда и закуски из морепродуктов: жаренный подкопченный угорь, сёмга, два малюсеньких кусочка рыбы фугу с маринованной ламинарией и прочее. Далее последовали экзотические супы – из птичьих гнёзд и черепаховый, среди которых затесались украинский борщ и русская похлёбка, к которым прилагался свежий, ещё тёплый, с хрустящей корочкой хлеб. Затем дошла очередь до мясных блюд. Порционных – лангета и стейка с гарнирами, а также запечённых целиком больших кусков ромштекса и ростбифа. Всё выглядело настолько соблазнительно, что одним своим видом вышибало у гостей слюну, а источаемый блюдами аромат усиливал воздействие, раздразнивая аппетит.

Дегустация длилась несколько часов с перерывами, позволявшими гостям отпыхнуть и перевести дух, но в итоге, к неописуемому удовольствию Золтана, им пришлось капитулировать в этом спонтанном марафоне обжорства и, отвалившись на спинки стульев, признать своё поражение.

– Скажи, – едва отдуваясь, обратился к хозяину ковбой, – счастлив ли ты, Золтан?

В ответ вздох и неизбывная тоска на изменившемся лице, которое мгновение назад выглядело таким довольным.

– Я утратил всё. Смерть унесла жену и дочь, которые так славно помогали мне на кухне в том маленьком и таком далёком трактире. У меня ничего нет, кроме этой деятельности, и в ней – моя жизнь. Да, я счастлив, несмотря ни на что, когда я здесь и приходят люди, которым я делаю настроение, и я несчастен безгранично, когда остаюсь совсем один, всего лишь пять ночных часов, разделяющих в сутках моё рабочее время.

– Как мне хотелось бы тебе помочь. Скажи, чем? Хочешь, мы сыщем тебе друга или подругу. Он разделит с тобой время и мысли, он будет жить, как ты и твоими заботами. Мы отыщем его хоть в преисподней и притащим с другого конца света.

– Шерр! – прозвучал в голове ковбоя голос Норы, – о чём ты говоришь? Прервись и посмотри на его биологические часы: ему осталось жизни чуть больше получаса, точнее тридцать две минуты.

Воспринявши этот смысловой посыл, бравый ковбой помрачнел:

– Золтан! Приглашай нас к себе домой, мы проведём эту ночь с тобою вместе.

– Спасибо, Шерр. Я умру здесь!

– Золтан!?

– Да, да… Я слышал голос смерти. Не успокаивайте меня: я её не боюсь. В последнее время я стал очень уставать, всё чаще стало прихватывать сердчишко. Что же, пора, стало быть. Помнишь, тогда, давно? Я чувствовал и не ошибся: ты являешься как вестник смертельной беды. Тогда ты пожалел несчастного Золтана? Теперешний старик достоин большего сожаления, и слава Богу, срок его истёк. Но скажи, вы будете меня помнить?

– Несомненно, Золтан! Невозможно забыть мудрого еврея, в мудрости своей не воинствующего с Норой, но примирившегося с ней в соответствии со всеобщим законом чередования жизни и смерти.

– Ну, вот и чудненько, а пока пойдёмте веселиться.

Нора материализовалась в малом зале, когда официантки собрали приборы с остатками пиршества и укатили тележки к лифту. Девушки не заметили, что их шеф уснул глубоким спокойным сном, от которого ему не суждено было проснуться. Им не дано было ощутить и присутствия Норы: они все были молоды, впереди их ожидала длинная разнообразная жизнь, у кого-то счастливая – с успешным созданием семьи и рождением детей, у кого-то не очень, но в их судьбах не просматривалось трагических поворотов.

– Старик уснул, – констатировала Нора обращаясь к инициаторам развернувшегося действа. – Это был увлечённый мастер своего дела, гений поваренного искусства. Он получил вечный покой, испытал чувства умиротворения, лёгкости и счастья. Они были последними и не изменились с концом, которого он попросту не заметил. Потому будет счастлив вечно.