Текст книги "Шанс. Книга 1. Возрождение"

– У Вас было достаточно времени обдумать и принять моё предложение, – на сей раз он придал речи сухой тон деловых отношений, – и сейчас я готов выслушать Ваши пожелания по данному вопросу; надеюсь, Вы приняли правильное решение.

– Решение? Да, думаю правильное.

Виктория всё ещё смотрелась в раскладное зеркальце, нанося последние штрихи в макияже. Вот она повернула голову, осматривая поочерёдно левую, правую стороны лица, по-видимому, осталась довольна и, решительно захлопнув зеркальце, подняла взгляд на Виталия:

– Хочу отметить, и это – главное, что за всё время моего знакомства с Луиджи Монтелло – что-то около года, я не заметила никаких проявлений враждебности по отношению к Союзу Советских Социалистических Республик: ни критики политики партии и правительства, ни дискредитирующих разговоров, ни распространения литературы подстрекательного или аморального содержания. У меня нет оснований предполагать, что что-то подобное проявится в будущем, и, что гражданин Италии Луиджи Винченцо Монтелло представляет угрозу для Союзного государства. Прошу принять сказанное в качестве официального заявления.

Подлесский никак не ожидал от Виктории, в которой всё ещё видел лишь молодую смазливую девчонку, далёкую от политических игр и интриг, столь исчерпывающей характеристики итальянца на предмет лояльности. По мере осмысления звучавшей тирады лицо его менялось: черты приобретали жёсткость, в выражении проскальзывала неприкрытая злость.

– А вот об этом, – проговорил он холодно, – позвольте судить профессионалам.

– Позволяю, – парировала Вика, с достоинством выдерживая колючий взгляд, – но без эксплуатации моих возможностей и насилия над моей совестью: участвовать в ваших забавах я не буду! Вот это и есть моё решение.

– В таком случае, – после неощутимой паузы Виталий начал говорить безучастно, почти без интонаций; злость во взгляде потухла, лицо приобрело спокойное, будничное выражение, – настоятельно рекомендую Вам прекратить общение с Монтелло и другими иностранными гражданами. Как штатному переводчику я не могу запретить Вам служебные контакты с иностранцами: работа есть работа, но Ваши личные взаимоотношения с ними заканчиваются сейчас. В противном случае у Вас будут неприятности.

– Как у Веры Александровны Головиной?

Виталий промолчал, черкнул отметку в пропуске и двинул его через стол к Виктории. Откинувшись в кресле, развёл в стороны руки, охватывая пространство кабинета:

– Вот мы. Такая у нас работа! Идите и помните о неразглашении.

Просматривая отчёты Виталия, я обратил внимание на твёрдость и моральные принципы Виктории. Раньше я видел её на мероприятиях в качестве синхронного переводчика, встречались мы и у нас в управлении. Вика щедро и бескорыстно проливала своё человеческое обаяние на окружающих, и, может быть ещё и поэтому, заслужила мою к ней симпатию и уважение.

С другой стороны, мне показалась любопытной неудача моего подчинённого: впервые Виталий оказался в ситуации, которой не находил разрешения. Акцентировать внимание на этом было некогда – я убывал в последнюю командировку, когда же возвратился, в городе, как уже упоминал, разгорался скандал, инициированный от лица несовершеннолетней и связанный с работой организованного Виталием борделя.

***

Пятнадцатилетняя девчонка из вполне благополучной семьи, наслушавшись сентенций Березник в общении с «девочками» об отношениях с иностранцами, о хорошей жизни, которую те способны организовать подругам, об их уважении к женщинам и «особом умении любить», решилась вкусить от запретного плода, чтобы понять, наконец, какова на вкус «хорошая взрослая жизнь» и те самые страсти, вокруг которых вертятся все разговоры старших подруг. Всё представлялось в розовых романтичных тонах, и она со сладостным замиранием погружалась в грёзы, множество раз прокручивая в воображении постановку того момента, за которым на неё должны снизойти всеобщее мужское внимание, уважение и открыться врата райских наслаждений. От раза к разу постановка эта обогащалась количеством сцен и действий, проявлялась в сознании насыщеннее и ярче, и тогда ожидание знакового события казалось занудно-тягучим, но, временами, приближение момента, в который ей надлежало переступить порог девственности, порождало естественную робость и чувство неуверенности, и тогда она вспоминала наставительные интонации Ирины: «Все нормальные женщины проходят через это, и ни одна об этом ещё не пожалела!»

Мечты начали сбываться, когда она по списку, подсказанному Ириной, получила тонкое французское бельё, модное декольтированное платье, фасонный костюм жакет-юбка, импортные туфли и сапожки, норковую дошку, муфточку, косметику и серебряное колечко с бирюзой. И тут возник первый неудобный момент: принести всё это домой было невозможно – стоимость во много раз превышала совместный заработок родителей. Пришлось оставить всё на временное хранение у Березник, которая обещала чуть позже организовать место для персонального гардероба непосредственно в интерклубе.

В первый же вечер всё пошло не так, как ей представлялось. Звучала музыка, царило неподдельное веселье. Основная группа посетителей разместилась в гостиной, оживлённо общаясь посредством нескольких языков разом, а где не хватало слов, в ход шли жесты, порой настолько замысловатые, что вызывали всеобщий смех. Из нижнего помещения – бильярдной доносился перестук шаров, кто-то проводил время за барной стойкой, на танцполе несколько пар извивались под зажигательные ритмы твиста и буги-вуги. Выделялись две девушки, откровенно имитируя движения полового соития.

Мужская часть была представлена самым различным типажом: симпатичные и не очень, представительные и попроще. Появившуюся пару встретили доброжелательными улыбками. Ирина представила новую девушку как давнюю подругу. Березник живо говорила на итальянском, чем вызвала искреннее восхищение «подруги», и по необходимости переводила ей обращения и ответы остальных.

Девушка присматривалась к мужчинам, пытаясь представить, как каждый из них повёл бы себя с ней в интимной обстановке. Однако свободных мужчин было не много. Большинство, как и предупреждала Березник, встречались с постоянными подругами и не оказывали ей столь желанного внимания. Наблюдая нарастающее разочарование новенькой, Ирина успокаивающе пояснила:

– Не комплексуй: выглядишь ты привлекательно. С первого раза личное знакомство может и не завязаться, но после нескольких посещений произойдёт обязательно.

По лестнице, ведущей из бильярдной, поднялся мужчина лет сорока, выше среднего роста, широкий и грузный. Был он в подпитии и не в лучшем расположении духа после ряда проигранных партий. Его блуждающий взгляд скользил по присутствующим, пока не наткнулся на Ирину Березник с молоденькой незнакомкой. Мужчина расплылся в улыбке и направился к ним. После приветствия, сопровождаемого галантным наклоном головы, он перебросился несколькими фразами с Ириной и с выжидательной полуулыбкой уставился на её подружку.

– Он просит представить его, – перевела Ирина и тут же продолжила, движением кисти обозначая знакомящиеся стороны, – Чезаре Фикаротто, Чезаре – это Анастасия.

– Оч-чень приятно, – выговорил Чезаре одно из немногих словосочетаний, которое освоил по-русски.

Он перебросился с Ириной ещё несколькими фразами, по-видимому незначительными, поскольку та не сочла нужным их переводить, и уселся на диване со стороны Березник вполоборота к девушкам, так что разом мог видеть их лица. Беседа продолжалась. Насте оставалась лишь возможность следить за интонациями незнакомого языка. Среди речитатива падающих слов она услышала своё имя в непривычном произношении и взглянула на итальянца. Тот смотрел на неё.

– Чезаре спрашивает, можно ли предложить тебе чего-либо выпить?

– Нет, спасибо, – машинально ответила Анастасия, после чего Ирина произнесла фразу, как показалось Насте, более длинную, чем требовал перевод её ответа.

Чезаре удовлетворённо кивнул и направился к бару, оставляя за собой шлейф запахов крепкого табака и алкоголя.

– Старый и несимпатичный, – отметила Настя, когда итальянец отошёл.

– В этом деле мужчина должен быть чуть краше обезьяны, не более, а доказать ему, что он есть символ женского вожделения – твоя задача. Недавно его подруга ушла в отставку, сейчас он свободен. Так вот, она считала, что Чезаре – хороший вариант по сравнению с теми, что были до него.

Итальянец вернулся. Он принёс два лёгких алкогольных коктейля в объёмных стаканах с «соломинками» и насаженными на край кружочками апельсина. Один он вручил Ирине, второй протянул её подруге.

– Я не просила, – вполголоса произнесла Настя, обращаясь к Ирине.

– Возьми, можешь сразу не пить, – откликнулась та. – И говори естественно и свободно: Чезаре настолько ленив, что не утруждается освоением нашего языка. Да если б и понимал – ничего страшного.

– А если он пригласит меня наверх, я должна буду пойти?

– Как хочешь. Но если будешь постоянно от всего отказываться и ждать красавца, у тебя вообще ничего не получится.

Чезаре пригласил её, не затягивая болтовни с Ириной, и растратив в адрес Насти весь арсенал дежурных комплиментов.

– Не желает ли Анастасия осмотреть второй этаж нашего интерклуба? – перевела Ирина его вопрос.

Удерживая обеими руками стакан с коктейлем, как какой-то защитный амулет, Настя с мольбой смотрела на Березник.

– Иди… – настоятельно произнесла та и за подругу ответила итальянцу: – Девушка желает получить помощь в удовлетворении своего любопытства, она здесь впервые.

Чезаре тяжело поднялся и, не оглядываясь, двинулся вперёд. Настя передала свой стакан Ирине и пошла за итальянцем. У застеклённой двери она, выказывая неуверенность, обернулась. Ирина прикрыла глаза и ободряюще кивнула.

В один из номеров они вошли в том же порядке: Чезаре первым, Анастасия за ним. Прикрывая дверь, Настя не думала, что её стоит запереть. Чезаре вообще не озадачивался ничем окружающим, так что, если бы девушка оставила дверь вовсе распахнутой, он бы не заметил.

Драматизма в ситуацию добавил языковый барьер. Чезаре что-то спросил – она лишь беспомощно повела плечами; её заполнило чувство накрытой сеткою пичуги, завидевшей приближение ловца. Настя присела на край кровати – столов и стульев в номере не было.

Итальянец достал из бара малюсенькие бутылочки мартини и водки, слил обе жидкости в хрустальную стопку и на плоской металлической тарелке преподнёс Анастасии. Девушка отрицательно помотала головой. Чезаре, отойдя к бару, одним движением выплеснул содержимое в рот – а чем мы хуже ваших, – смачно глотнул и произнёс одно единственное слово, пытаясь при этом подоходчивее показать жестом, как спадает с фигуры платье. Убедившись, что эта русская кукла не желает его понимать, Чезаре начал раздеваться сам.

В гостиной, сидя в одиночестве, Березник допивала второй коктейль и ожидала завершения встречи Анастасии с Чезаре Фикаротто. Всё завершится, как должно, и, оказавшийся без опеки иностранец, вновь будет под присмотром, а она, Ирина Березник, получит очередное поощрение от Виталия. Неожиданно до её ушей донёсся крик, скорее даже отчаянный визг новой подруги. Заглушаемый музыкой и всеобщим гомоном, он не был услышан остальными, или, может быть, присутствующие сочли невежливым обратить на него внимание. Ирина предполагала, что будучи девственницей, Настёна может не сдержаться. Однако, это не походило на короткие вскрики девственницы от резкой, но непродолжительной боли, это был вопль непреодолимого страха, взывающий о помощи.

Ирина быстро поднялась наверх. Крики указали номер. Дверь была не заперта, и она без колебаний вошла внутрь.

Грузный итальянец нелепо смотрелся в белых трусах, майке и высоких, чуть ли не до колен, тёмных носках. Одной рукой прижимая к постели хрупкое девчоночье тело, он грубо стягивал из-под подола ажурные трусики.

– Чезаре, ты допускаешь оплошность! – Ирина говорила громко и быстро. – Она – девственница, и ты сумел перепугать её до полусмерти.

Итальянец неуклюже перебрался через брыкающуюся девчонку и сел на свободном краю кровати, сжимая в руке пикантную часть женского туалета. Тяжело дыша, он уставился на Ирину рассеянным взглядом. Трикотаж, обтягивающий массивные бёдра, сильно топорщился в передней части, едва скрывая вздыбленный предмет мужского достоинства. «Впечатляющий размерчик!» – пронеслось в голове Ирины; меж тем Чезаре не удавалось избавиться от сексуального напряжения: в нетрезвом состоянии он собою не владел.

– Иди отсюда, – бросила Ирина вздрагивающей от плача Насте, но та самостоятельно не могла подняться – стресс переходил в истерику. Ирина помогла ей слезть с кровати. Анастасия встала, пошатнулась на ослабевших ногах. Чезаре замычал, осознавая, что предмет его вожделения готов удалиться, и потянулся было следом.

– Исчезни, быстро! – почти крикнула Ирина и, раскрывая лиф, шагнула к итальянцу.

Анастасия, размазывая по лицу слёзы и тушь, бросилась из номера и вообще из здания интерклуба. Вырвавшись за последнюю дверь на ярко освещённом входе, она, ничего не разбирая за слезами, влетела в объятия родителя: отец по наводкам подруг, которых пришлось побеспокоить в столь поздний час, двинулся на поиски дочери. Оценка её вида и поведения – измазанное лицо, дорогое вечернее платье с высоким боковым разрезом, открывающим ногу до бедра при каждом шаге, импортные туфли на шпильках и отсутствие трусиков, доставшихся Чезаре памятным трофеем, – была отложена на потом, а в настоящий момент безудержных слёз маленькой девочки, каковой она виделась ему сейчас, хватало, чтобы в родительском сердце вспыхнула ярость к неизвестным обидчикам, и лишь состояние дочери удержало его от намерения сию же минуту вломиться и навести шороху в этом увеселительном заведении.

– Я этого так не оставлю, – процедил он сквозь зубы и, прикрывая дочь надёжным родительским объятием, аккуратно повёл домой.

На другой день было подано заявление в милицию. Суть его не всколыхнула в душе дежурного ни жалости, ни сочувствия, лишь – раздражение: лезут, пистушки, куда не след, потом приходят жаловаться; но видя удручённое состояние заявительницы и решительный настрой родителя, без комментариев зарегистрировал заявление и тут же вызвал дознавателя. Тот педантично, до мельчайших подробностей запротоколировал показания и с чувством исполненного долга передал дело назначенному следователю.

Это был один из лучших следователей отдела. Молодой, добросовестный и активный, он заслужил доверие руководства в очень непростых делах и при этом пользовался неподдельным уважением в криминальной среде. Он не шёл на компромиссы с подследственными, когда ему предлагали вознаграждение за переквалификацию преступлений, но никогда не цеплял им «висяков», что давно стало традицией у множества его коллег, и не «шил» несовершённых деяний в угоду показателям раскрываемости. За ним числились нераскрытые преступления, было их значительно меньше, чем у остальных, но не бывало дел, разваливающихся в ходе судебного процесса.

После опроса Ирины Березник, на котором она была крайне откровенной, следователь понял, что на этом деле можно обломать зубы, и что оно, во всяком случае, не его уровня.

Именно это хотел внушить ему Виталий. Ирина давала показания не спонтанно. Накануне Виталий устроил ей форменный разнос.

– Как ты впёрлась в идею подложить под этого итальянского хряка неподготовленную девчонку? Ты как дилетантка купилась на объявленные хотелки романтичной малолетки. Где твой опыт? Или, ты как раз и опиралась на личный опыт?! Только упустила маленькую деталь: в свои четырнадцать ты выбирала первого мальчика сама, а ей не предоставила выбора!..

Если отказало чутьё и логика, ты могла хотя бы обратить внимание на его фамилию, – ты!, в совершенстве освоившая итальянский: нормальный человек, унаследовавший такую фамилию, непременно её сменит, а если до сорока лет не сменил, значит она относится к предметам его гордости, со всеми вытекающими…

Ладно, это дело мы погасим. Следаку рассказывай обо всём как есть, можешь сослаться на меня: этот, так или иначе, до всего докопается, – Виталий успел изучить личное дело следователя. – Хорошенько запомни весь разговор и сразу же ко мне…

На следующий день после опроса Березник у следователя раздался телефонный звонок.

– Вы не могли бы заехать ко мне по известному вопросу? – вежливо осведомился Виталий.

– Какое совпадение, – следователь отвечал нейтральным тоном, не проявляя эмоций. – А я как раз собирался позвонить Вам: у меня не один – несколько вопросов, так может, Вы заедете к нам?

– Не люблю скромно обставленных кабинетов, в беспорядке заваленных бумагами. Может, встретимся на нейтральной территории как коллеги смежных видов деятельности?

– Хорошо. В городском парке, на аллее у памятника Ленину…

– Предваряя все Ваши вопросы, – начал Виталий, когда они удобно расположились на массивной скамейке близ памятника «вождю мирового пролетариата», – Ирина Березник давала показания с моего ведома, всё соответствует действительности, так что, если вопросы касаются достоверности её показаний, могу лишь подтвердить: всё обстоит так, как она изложила. Добавить ничего не смогу – не имею права: то, что осталось вне её показаний, представляет государственную тайну, и я встречаюсь с Вами главным образом для того, чтобы указать, что своим расследованием Вы вторгаетесь в сферу госинтересов.

– А Вы при такой форме деятельности подпадаете под ответственность по уголовному законодательству: организация публичного дома, вовлечение несовершеннолетних в проституцию.

– Де-юре вопрос спорный, а де-факто – кого волнуют методы добычи информации в интересах государства?

– Никого, пока откровенно не попраны моральные нормы и устои общества; в противном случае, как сейчас у Вас, – всю прогрессивную общественность. Прошло время, когда личность могла заявить: «Государство – это я!». Государство сегодня – это свод законов, по которым живёт общество. Исключений не должно быть.

– Но они бывают: государство без них не может. Вам, как и мне, известно, что в реальности частота их возникновения уже переросла в обыденность. К счастью, есть простой выход из патовой ситуации: не инициировать конфликта государственных и общественных интересов.

– Как Вы себе это представляете?

– Вы уже доложили обстоятельства дела руководству?..

В ответ – молчание и пристальный взгляд.

– Значит, нет! В Ваших возможностях убедить нашу полупострадавшую…

– Пострадавшую: девушка проходит реабилитацию у психотерапевта.

– …пострадавшую, – согласился Виталий, – забрать своё заявление, после чего Вы благополучно закрываете дело, сдаёте в архив и не будоражите общественность с её мещанскими интересами. Воздействовать на пострадавшую мы могли бы и от своего имени, но это будет для неё жёстче, а для нас – затратнее. Мы, в свою очередь, в долгу не останемся. Вы мне верите?

– Нет! Обычно ваше ведомство без всяких компенсаций берёт от нас всё, что потребуется. Считайте, что с низшим звеном Вы не договорились. Я поговорю с пострадавшей, но действовать буду по решению руководства.

– Значит, поднимаете вопрос уровнем выше. Не буду скрывать – меня ждут неприятности, но в таком случае будет так, как Вы упомянули: мы добьёмся своего вопреки Вам и всем прочим.

Что ж, снять проблему в зародыше Виталию не удалось. Он понял, что придётся упорно поработать, но это его не обескуражило: он знал, кого нужно подключить к делу и на какие кнопки давить, – благо в ситуации завязано достаточно влиятельных персон.

Следователь выполнил обещание и переговорил с отцом Анастасии. Он обрисовал возмущённому родителю положение дел, пояснил, с чем в ходе процесса им придётся столкнуться, и откровенно предупредил, что ради семейного спокойствия стоит забрать заявление.

– Вопрос в том, чего Вы хотите добиться. Получить моральное удовлетворение может быть удастся, хотя не факт, поскольку вскрываться будет вся подноготная, а это вызывает душевный протест, неуравновешенность, ведёт к нервным срывам. В результате судебного разбирательства Ваша репутация может пострадать, характеристика дочери пополнится специфическими пунктами, и от этого ярлыка она не избавится долго. Готовы ли к этому Вы, ваша семья?

– Мы готовы пройти через это, только бы добиться справедливости.

– Другой аспект проблемы: меня могут отстранить от дела и передать его другому следователю. Потом, если понадобится, – третьему, а когда страсти поулягутся и Вам надоест жаловаться, дело спишут в архив.

– Скажите, можете ли Вы мне обещать, что если Вас не отстранит руководство, Вы не отстранитесь самопроизвольно?

– Тогда я доведу дело до суда, обещаю!

Уяснив обстоятельства и возможные препоны, отец Анастасии обратился за помощью к своему давнему и хорошему другу. В городе, да и в области это была известная личность. Главный инженер крупнейшего городского химпредприятия, имеющего союзное значение, депутат областного Совета и прочая, которого лично знали во многих министерствах и центральном аппарате партии, был кроме того одним из немногих официальных миллионеров Союза.

– Вы представляете, Владислав, что такое «официальный миллионер» в СССР?

Это – факт исключения из конституционно закреплённого образа жизни. К примеру, тот же известный писатель, имеющий в распоряжении практически «собственные» рыболовные и охотничьи угодья, из которых силами защитников правопорядка изгоняются все отдыхающие, когда у него появляется желание пострелять по беззащитным зверушкам. Правда этот, в отличие от «мастодонта» советской литературы, сделал состояние не на пропаганде нашего образа жизни, а за счёт технической гениальности в приложении к действующему предприятию.

Влияние такого человека на окружение и события является отнюдь не формальным, и отмахнуться от его мнения невозможно.

Замечу, в городских и областных структурах, осведомлённых о функционировании борделя, не было единства в отношении его существования, даже среди тех, кто отважился на его посещение. Но противники до поры до времени вынуждены были мириться с этим фактом. Теперь же появился повод настаивать на своём несогласии.

Особо рьяным сторонникам, голосующим за игнорирования инцидента так, будто ничего особенного, выходящего за рамки жизненных явлений, не произошло, без деликатности было указано, что их приключения в путешествиях по койкам «гэбэшных сотрудниц» известны в подробностях давно (копии компромата поставлялись в обком регулярно) и было рекомендовано обуздать напрасное рвение в связи с расследуемым делом.

И вот Виталий, который первоначально без сложностей находил принудительное понимание у сидящих на крючке функционеров, неожиданно начал получать отказы. Сначала от местных, потом от областных товарищей. Кто-то юлил, обосновывая невозможность повлиять на ход дела, и это вызывало в нём презрение и злость; кто-то откровенно, с хамоватой усмешкой посылал его к известной матери – и это вызывало злость и растерянность.

Взятое на контроль в нескольких областных структурах, дело начало раскручиваться как сжатая пружина.

Вскоре Виталия вызвал начальник управления. По полному сарказма, но сдержанному тону руководителя, обычно не склонного к образному изложению и не стесняющегося в выражениях даже при рядовых просчётах подчинённых, Подлесский сразу понял, что ситуация вошла в критическую стадию.

– Мы сработали плохо. Плохо не в том, что вышли за рамки закона, а в том, что не смогли предотвратить скандал, и у нас нет внятных оправданий. «Цель оправдывает средства» – аксиома. Цель есть. Ради достижения вдарились в уголовщину. Это – сильно! А каковы результаты? Да! Результаты тоже есть: замазали несколько десятков функционеров регионального уровня. Создали, так сказать, высшему руководству послушный резерв – можно смело продвигать счастливцев по службе. Тут, по крайней мере, оправдали затраты на километры киноплёнки и магнитной ленты.

Ну а что по профилю работы? Напомню: целью нам мнилось раскрытие агента итальянской разведки. Как минимум. Но имеем пока несколько пьяных сравнений наших вождей со времён революции и далее с их дуче и нынешним президентом. Ну, ещё можем сравнивать технику полового акта соотечественников и иностранцев. Кто лучше – судить не возьмусь, но они явно изобретательнее. Однако открытие сие, добытое неустанной ночной работой фиксирующего оборудования, не окупит хреновой тучи перепачканных простыней. Разве что пустить отснятые материалы на порноролики… конечно же, для потребления исключительно иностранцами…

Шеф умолк и, заложив руки за спину, задумчиво прошёлся по кабинету мимо стоящего на вытяжку Виталия. Тот чувствовал себя как в парной: лицо, шея, даже кисти рук покраснели, пот проторил мокрые дорожки по спине, бокам и бёдрам.

– Следствие заканчивается, – наконец шеф заговорил снова, и в его голосе уже не было сарказма, – скоро дело будет готово для передачи в суд. После суда, если ничего не изменится до того момента, можешь считать свою карьеру в госбезопасности завершённой: думаю на сей раз из центра тебя прикрыть не смогут.

Начальник управления не договаривал. Сам он прекрасно был осведомлён об усилившемся противостоянии председателя КГБ и министра внутренних дел и представлял, какое преимущество в борьбе за влияние данный инцидент предоставит противнику, если информация и разбирательство будут вынесены в верха.

– Мой агент готов давать показания против Монтелло. Через несколько дней я их получу, и тогда никто не сможет заявить о бесполезности такой формы работы.

– Ты собираешься получить показания, или выбить их из этой переводчицы?

Виталий смущённо молчал.

– Делай, как знаешь. Другого шанса у тебя всё равно нет…

***

После памятного разговора с Подлесским Виктория не перестала встречаться с Монтелло. Вечерами он приглашал её в ресторан, их частенько видели в компании его друзей и общих знакомых, с удовольствием они отдыхали на природе – бродили по лесу или проводили время в заветных уголках на берегу Волги. Бывали и в интерклубе на каком-нибудь массовом мероприятии. Под патронажем Монтелло Вика чувствовала себя уверенно и спокойно. Лишь однажды, когда она после запрета Виталия пришла в интерклуб, портье на входе заявил, что мероприятия носят закрытый характер и вход разрешён по заранее оформленному приглашению. Тогда Вика не стала спорить, развернулась и ушла. Впредь они всегда приходили в клуб вместе. Отказать Монтелло персонал интерклуба не решался, и Виктория неизменно улыбалась, наблюдая, как портье с хорошей миной глотает своё недовольство. Она догадывалась, что каждая публичная встреча с Монтелло, в виде докладной ложится на стол Виталия. Нельзя сказать, что ей нравилось дразнить капитана госбезопасности Подлесского – она не придавала этому значения, но считала, что в личной жизни имеет право вести себя как заблагорассудится. В вопрос отношений с госбезопасностью Вика своего друга не посвящала; отчасти соблюдая условия подписки, но больше по нежеланию грузить его менталитет внутренними вопросами гражданских неудобств.

Однажды при встрече Луиджи сообщил, что вскоре у него планируется отпуск и он хотел бы поговорить с ней об этом.

– Давай поговорим. Планируется что-то неординарное?

– Ничего, что можно было бы назвать необычайным, но, думаю, весьма важное. Дело в том, что ты мне нравишься, – это я демонстрировал множество раз, но никогда не уточнял – как!

– Луи, ты говоришь про отпуск?

– Да-да, именно. Но сначала я хочу коснуться этого уточнения: ты нравишься мне так, что я хотел бы видеть тебя своей женой и мадонной. Синьорина Виктория! Не согласишься ли ты выйти за меня замуж? И если согласишься, то на время отпуска я хотел бы пригласить тебя к себе в Италию и по традиции – до свадьбы представить родным и родителям.

– Луи! Лу…

– Я не тороплю тебя с ответом. Я чувствую твоё сомнение и потому не тороплю. Можешь вообще не отвечать – ничего не изменится: мы по-прежнему будем вместе, и я буду ждать – я могу бесконечно ждать, пока ты наберёшься решимости.

– Я согласна, Лу… Луиджи Винченцо Монтелло! Я согласна стать Вашей женой и мадонной – матерью Ваших детей и сделать всё, чтобы счастье поселилось в доме на всю нашу жизнь… Но это не просто, Луиджи, совсем не просто…

– Я благодарен тебе, спасибо: ты так порадовала меня сегодня!

В России сложно всё, что касается гражданских отношений и прав. Я проконсультировался с юристом. Он разъяснил мне порядок действий. Завтра я дам ему распоряжение по оформлению визы…

Аккуратно прикрыв дверь приёмной, Виталий глубоко втянул воздух, будто вырвался из душегубки, и быстрым шагом направился в свой кабинет…

Оперативники госбезопасности взяли Вику на улице, запихнули в тонированный автомобиль, доставили в управление и без объяснений заперли в изоляторе. Её держали в неведении несколько часов, затем проводили в кабинет Виталия. Тот кивком отпустил сопровождающего и в командном тоне, опуская слова приветствия, обратился к задержанной.

– Садитесь! Вы демонстративно пренебрегли моим предупреждением и потому полностью ответственны за неприятности, которые у Вас начались. Пока это только неудобства, но позже всё может стать гораздо серьёзнее.

– У Вас есть какие-то основания для моего похищения, кроме игнорирования Ваших рекомендаций? Я не явилась на работу. Там возникнут вопросы. Вы подскажете, как на них отвечать?

– Ни на какие вопросы на работе отвечать не придётся: начальству мы сообщим, что Вы находитесь у нас, так же, как и Вашим родителям. А вот в нашем ведомстве накопилось к Вам множество вопросов, разбираться с которыми предстоит упорно и быстро. Так что основания – да, есть!

– «Ваше ведомство» имеет подозрения на мой счёт?

– Имело, раньше; а теперь готово выдвинуть обвинение.

– В чём?

– В пособничестве шпионажу. Остаётся лишь выяснить: непроизвольно или осознанно.

– И у Вас есть доказательства?

– Неопровержимые.

Виталий достал из стола несколько пухлых папок, которые в совокупном объёме вполне тянули на классический роман с продолжением, и показал Виктории.

– Здесь докладные и рапорта десятка секретных сотрудников. Поскольку Вы, постоянным присутствием возле объекта наблюдения, создавали помеху в работе, сведения их носят разрозненный характер, но собранные воедино вполне высвечивают картину противоправной деятельности гражданина Италии Луиджи Монтелло, завербованного департаментом разведки Великобритании несколько лет назад.

Имена, псевдонимы сотрудников и оригиналы докладных являются секретными данными, поэтому пересмотреть документы я Вам не позволю. Но на основании этих документов мы подготовили сводный отчёт, с которым Вам надлежит внимательным образом ознакомиться и под протокол подтвердить те факты, которые Вам известны или покажутся знакомыми. На последних страницах отчёта и протокола Вы должны собственноручно написать фразу: «С показаниями ознакомлена», поставить дату и подпись. Если в связи с известными Вам фактами что-то вспомните дополнительно, изложите на отдельных листах.