Текст книги "Ватерлоо. Битва ошибок"

Глава вторая
Уроки танцев. Вена

Князя Клеменса Меттерниха по-настоящему интересовали три вещи. Женщины, деньги и политика. Порядок перечисления роли не играет, так как все они были ему одинаково дороги. Однако он обладал редчайшим качеством. Не только поддавался страстям, но и использовал их так, что порой нельзя было понять, то ли любовный роман породил хитроумную политическую комбинацию, то ли – наоборот. Такой человек. Всё успевал, хотя многим казалось – ничего не делал.

Слово «Родина» для него мало что значило, он сам про себя говорил, что он скорее европеец, чем немец. И при этом – отстаивал интересы Австрийской империи. Причем весьма успешно.

Осенью 1814 года Меттерних стал неформальным председателем (на правах хозяина) невиданного доселе мероприятия, которое вошло в историю как Венский конгресс. Собрание европейских монархов, политиков и дипломатов.

Выглядело оно по меньшей мере странно. Единственное пленарное заседание – когда потребовалось подписать Заключительный акт. Конференции? Переговоры? Ну, они, конечно, проходили. Но со стороны кажется, что все только развлекаются. Балы, спектакли, приемы… Старый князь де Линь говорит: «Конгресс не работает, а танцует».

Так и прозвали – «Танцующий конгресс». Как они смогли в этом угаре мазурок и вальсов создать первую систему международных отношений?! Да еще такую, которая оказалась весьма эффективной.

Если вы хотите получить блистательное объяснение того, как это произошло, прочтите книгу Генри Киссинджера «Восстановленный мир». Прежде чем стать знаменитым дипломатом, Киссинджер был прекрасным историком. Книгу он написал более шестидесяти лет назад, но многие считают, что это его лучший труд. Настоящая классика.

Все скрытые механизмы и далеко идущие последствия есть у Киссинджера, а нас интересует ответ на простой вопрос: как Венский конгресс повлиял на решение Наполеона бежать с Эльбы?

По современным меркам люди, игравшие в Вене роль «первых скрипок», были достаточно молоды, а по тем временам – это зрелые и искушенные государственные мужи. Меттерниху – 41, прусскому королю Фридриху Вильгельму III, англичанину Кэслри – 45, императору Александру I – 37. В зале, где иногда все-таки проходили самые главные заседания, пять дверей, чтобы все могли проходить в него одновременно.

С четырьмя всё ясно, а вот в проеме пятой, спустя какое-то время после начала работы, станет появляться фигура человека, который заметно превосходил всех (кроме прусского канцлера Гарденберга) по возрасту и, как вскоре выяснилось, по дипломатическому искусству. Шестидесятилетний князь Шарль Морис Талейран де Перигор, Хромой бес, как называли его противники, представитель страны, которой, по замыслу ее победителей, отводилась роль смиренного просителя и наблюдателя.

Приехав в Вену, союзники были едины только в одном – стремлении наказать Францию. Во всем остальном имелись серьезные разногласия. Этим блестяще воспользуется Талейран, а Наполеон…

Он просто внимательно следит за тем, что происходит в Вене. Недостатка в информации нет. Он получает письма, на Эльбу приезжают эмиссары. Поначалу его интересует только его собственная судьба. Есть тревожные известия, многие по-прежнему недовольны тем, что Наполеон – совсем рядом. Звучат призывы отправить его подальше, в более безопасное место. Называют и остров Святой Елены, тот, на котором он проведет остаток дней.

Наполеону это совсем не нравится, а вот новости о том, что его победители начали ссориться, внушают оптимизм. Отличные для Наполеона теперь танцы в Вене…

Программа конгресса была хорошо известна всем, примерный расклад сил – тоже. Каждая из стран-участниц еще до начала заседаний понимала, что рано или поздно ее собственные представления о переустройстве Европы войдут в противоречие с интересами других. Киссинджер прекрасно сформулировал общую идею конгресса. «Только абсолютная безопасность – нейтрализация противника – считается достаточной гарантией. Таким образом, стремление одной державы к абсолютной безопасности означало абсолютную небезопасность для всех остальных».

Добавим сюда еще и личные качества и амбиции главных участников, непростую историю их взаимоотношений. Это совсем не мелочи. Простой пример. И Меттерних, и Александр I искали расположения у одних и тех же дам. Внешнеполитических интересов у дам не было, а личные очень даже имелись. И какое искушение – играть со столь высокопоставленными мужчинами! Слово здесь, улыбка там. Этого пригласить, того проигнорировать. А в результате однажды русский император вызвал австрийского канцлера на дуэль! До смертоубийства, конечно, не дошло, но сам факт…

И да, тень великого императора тут нависала над всем происходящим. Одно из любимых развлечений – мериться вкладом в разгром Наполеона и напоминать о неблаговидных поступках. Как-то Александр I упрекнул саксонского короля в том, что в 1813 году он, дескать, не сдержал обещания. Талейран немедленно парировал: «Он виноват только в том, что испугался, но большинству государей, присутствующих на конгрессе, можно поставить в упрек то же самое. Не следует оглядываться назад, Ваше Величество, иначе всем нам придется краснеть». Александр не нашел что ответить.

По большому счету, только английский министр иностранных дел Кэслри мог не краснеть. Его позиция была наименее уязвимой. Во-первых, Англия воевала в составе всех антифранцузских коалиций. Во-вторых, у нее не имелось серьезных разногласий с другими державами и территориальных притязаний. Что, впрочем, не означает, что у Англии не было своих интересов. Пресловутый баланс сил – основа британской внешней политики – реального равновесия, конечно же, не предполагал.

Итак, Кэслри всегда шел прямо, Меттерних не признавал никаких путей, кроме окольных, у прусского короля слабый характер, а русский царь лицемерен и упрям. Предполагалось, что конгресс управится со всеми делами недели за три, а он растянулся на несколько месяцев.

Известия о том, что происходит в Вене, Наполеон получал постоянно, хотя многих важных деталей он, конечно, не знал. Точно было известно, что между союзниками возникли серьезные разногласия, дело доходит даже до военных угроз. Что являлось чистой правдой. Но стоило ли делать из этого далеко идущие выводы? В любом случае он мог думать о том, что враги не выступят против него единым фронтом, а кто-то, возможно, станет его союзником.

Забегая вперед, скажем, что уже накануне своего побега с Эльбы он полагал, что таким союзником окажется Австрия. Нужно ли обвинять Наполеона в недальновидности? Нет. Повторим, он имел основания для того, чтобы рассчитывать на появившиеся противоречия. Но кое в чем он сильно просчитался. Точнее – в который уже раз наступил на одни и те же грабли. Он недооценил Талейрана.

Как же тонко провел Хромой бес свою игру! Хотели смиренного просителя? Да вот он я, скромно сижу в уголке. Всего лишь хочу соблюдения законности и порядка, защищаю интересы малых народов. Один против всех.

Любую небольшую трещину Талейран незаметно превращает в пропасть. Его совершенно не волнует судьба Саксонии и многострадальной Польши, но он видит, как растет взаимное недоверие, как появляются шансы. А в искусстве использовать любой, даже незначительный, шанс Талейрану не было равных. Он показал своим коллегам, кто тут самый лучший дипломат. В Вене, а возможно, и в истории.

Франции ничего не нужно, революции не нужны никому, говорит Талейран, но давайте сохраним существующие порядки. Пусть торжествует легитимизм! Он повторяет это слово снова и снова, и оно постепенно начинает нравиться всем.

Никто и не заметил, как Франция из смиренного наблюдателя вдруг превратилась в полноправного участника. Более того – Талейран начинает… заключать союзы! Сначала – с Австрией, потом – с Англией. 3 января 1815 года Кэслри, Меттерних и Талейран подписывают секретный договор. Против Пруссии и России. Договор существует лишь в трех экземплярах. Один из них Талейран отправляет в Париж, с сопроводительным письмом к королю.

«Коалиции более не существует. Франция вышла из изоляции, а Ваше Величество получили союз, которого, казалось, не достичь и за пятьдесят лет переговоров…»

Тайный договор от 3 января станет своеобразным рубежом в работе Венского конгресса. С этого момента и те, кто его заключил, и те, кто не подозревал о его существовании, стали проявлять большую склонность к компромиссам – при одновременном усилении взаимного недоверия.

Заключительный акт подписали 9 июня 1815 года, за несколько дней до Ватерлоо. Он создаст Венскую систему международных отношений, ту, по которой Европе суждено было жить несколько десятилетий. В основе ее – тот самый принцип легитимизма, который сформулировал Талейран.

Для Наполеона это означало одно. Договариваться с ним никто не будет.

Представитель Британии, лорд Кэслри, решив все основные вопросы, отбыл в Лондон.

3 февраля 1815 года в Вену приехал его преемник. Думаете, в истории есть место случайностям? Герцог Веллингтон, прямо скажем, не был искусным дипломатом. Но на настоящих полях сражений он пока не проиграл ни разу.

Глава третья
«Трехцветные лилии»

Король Людовик XVIII был, в сущности, неплохим человеком. Не лишенным здравого смысла и точно – не злым и не мстительным. По тем временам это немало, но для лидера эпохи перемен всё же недостаточно.

Решительности, а в особенности энергии, ему явно не хватало. Он как будто всё время находился в каком-то полусонном состоянии. Великий Орсон Уэллс очень хорошо сыграл короля в фильме Сергея Бондарчука «Ватерлоо». Там, в фильме, вообще всё неплохо с актерами, прекрасно – с батальными сценами, а вот с историей много проблем.

Однако Людовик XVIII очень похож. Уставший от многолетних лишений человек, который больше всего хочет одного – покоя. Защищенный от жизни способностью засыпать в любой момент и редкостной флегматичностью. Говорят, что, когда ему принесли сообщение о том, что Наполеон высадился во Франции, он внимательно его изучил. Прочел текст несколько раз. Тяжело вздохнул и сказал: «Передайте это военному министру. Пусть разберется».

Наполеон, находясь на Эльбе, очень любил, когда ему что-то рассказывали о новом монархе, просил читать ему новости из газет. Огромное удовольствие доставило ему вот такое описание Людовика в одном немецком издании.

«Он очень толст и, так сказать, лишен возможности пользоваться ногами. Засунутый в черные замшевые сапоги и поддерживаемый с двух сторон, он мог бы споткнуться и о соломинку. Одет он в некое подобие голубого сюртука с отложным красным воротником и очень старыми, обвисшими золотыми эполетами».

Те, кто не любит Людовика, так и обзывают его – «жирным стариком», а «старику»-то еще и шестидесяти нет. Однако король – точно меньшее из зол. Знаменитое высказывание Талейрана о Бурбонах – «Они ничего не забыли и ничему не научились» – давно превратилось в трюизм. Вроде правильно, но слишком упрощенно.

Талейран, конечно, учился всю жизнь, а уж забывал так, что другого такого и не вспомнить. Но вы поставьте себя на место вернувшихся во Францию Бурбонов, аристократов. У них отняли всё. Они годами жили в страхе за свою жизнь, на подачки. Чего можно было ожидать от этих людей? Только того, что они оправдают худшие ожидания. Примерно так они и поступили.

За двадцать лет, прошедших с того дня, как был казнен старший брат нового короля, Людовик XVI, Франция стала другой страной. И возвращение к прежним порядкам просто невозможно. Это понимает и Людовик XVIII, а еще лучше его те, благодаря кому он вернулся на престол. Например – русский император Александр I. Он, кстати, предпочел бы регентство Марии Луизы при Римском короле. Долго сопротивлялся, когда Талейран агитировал его за Бурбонов.

Согласился при обязательном условии – принять конституцию. Людовик не возражал, как только договорились – Бурбоны вернулись в Париж. Под белыми знаменами с королевскими лилиями. За «историю с цветами» ругать их будут нещадно. Понятно, символы – вещь очень важная.

Но встречали-то Людовика всё равно с восторгом. Дело было, конечно, не в лилиях, а в том, насколько удачно он сумеет срастить их с трехцветным наследием.

Король, надо отдать ему должное, попытался. Но трудолюбие и настойчивость среди его добродетелей не числились, и его слишком уж сильно «играла свита». Младший брат, граф д'Артуа, будущий король Карл Х, герцогиня Ангулемская… Ультрароялисты! Нельзя говорить, что Людовик был игрушкой в их руках, но то, что сильно подвержен их влиянию, – факт.

Еще большую роль играет «фактор тридцати тысяч». Примерно столько эмигрантов приехало вслед за королем во Францию. Все они хотят получить свое, а значит – надо дать им хотя бы что-то. Отсчет пошел, скоро в стране появятся разочарованные, недовольные, возмущенные.

Церковь? То, как решил этот вопрос после всех революционных потрясений Наполеон, всех вполне устраивало. Чувства верующих не оскорблялись, но и священники свое место знали. А тут клерикальная партия поднимает голову. Священники, угрожая адом, заставляют крестьян переписывать завещания в пользу прежних владельцев земли. По воскресеньям теперь запрещено работать под угрозой штрафа, а в церквях служат панихиды по Пишегрю, Кадудалю и Моро.

Первые двое участвовали в заговорах против Наполеона, последний – предатель, перешедший на сторону врагов Франции. За церковные службы король платит из своего кармана, но разве дело в деньгах?

А вот популярную актрису мадам Рокур, любимицу парижан, запрещают хоронить по религиозному обряду – профессией не вышла. В тот день в столице происходят первые после возвращения Бурбонов уличные столкновения…

Зароптали чиновники. Заслуженных людей увольняют, а на их место берут старых аристократов. Еще – должности, высокооплачиваемые, придумываются. Кто их занимает? Да всё те же «друзья короля»!

Но самая большая угроза для «новой старой власти» – крестьяне, ведь Франция – страна до сих пор аграрная. Крестьяне – народ особый.

Мнительные, подозрительные, недоверчивые… Да они везде такие. Их много, и они… боятся. Конечно, крестьяне устали от «налога кровью», они больше не хотят отдавать всех своих сыновей на военную службу. Только не отнимут ли у них теперь землю?

Наполеона не зря называли «крестьянским императором», он дал этим людям то, что они ценят больше всего. Порядок и гарантии. До передела собственности дело пока не дошло, но слухов хватает, а крестьяне ничему не верят так охотно, как слухам.

И, наконец, армия. Наполеон освободил своих генералов и солдат от присяги и даже велел честно служить новому государю. А что сделал Людовик XVIII?

Провел демобилизацию, что, конечно, было оправданно. Многие рады вернуться к жизни мирной, но немало и тех, кто не знает иной, кроме военной. Они привыкли к тому, что благодаря Наполеону в обществе сформировалось особое отношение к солдатам. Их уважали, потому что они – герои. Теперь они никому не нужны.

Пенсию устанавливают лишь для тех, кто объявляет себя… верующими католиками. Да и вообще, пенсии сократили, часто – просто не выплачивают. Сокращено и жалованье, в том числе Старой гвардии. Закрываются основанные Наполеоном приюты, где воспитывались дети-сироты, чьи отцы погибли на войне.

Не годы – месяцы прошли, а французы стали забывать про смерть и лишения, которые несли им бесконечные войны. И начали вспоминать о былой славе и о человеке, с чьим именем эта слава неразрывно связана.

Осенью 1814 года почти каждый гость из Франции, кому довелось на Эльбе встретиться с Наполеоном, рассказывает ему примерно одно и то же. Французы недовольны Бурбонами и тоскуют по императору. Он слушает, и в голове его постепенно начинает созревать план.

В предместьях Парижа мальчишки играют в новую игру. Привязывают к хвостам бродячих собак что-то похожее на белую кокарду и гоняют их по улицам, швыряя в несчастных животных камнями.

А вот и кое-что посерьезнее. Не только в столице, но и в других городах появляется странный ритуал. Люди показывают друг другу монеты с портретом Наполеона и шепотом говорят: «Мужайтесь и надейтесь!», «Он был и будет!»

О да! Он будет, и уже совсем скоро.

Глава четвертая
Все на борт!

В гавани Портоферрайо стоит много кораблей. Флот бывшего императора Франции – бриг Inconstant («Непостоянный») и несколько совсем маленьких судов. На «Непостоянном» есть даже пушки. Сам Наполеон, правда, на нем не плавает, но вообще бриг в полном порядке. Регулярно совершает рейсы в Ливорно и Геную, привозит грузы и гостей. Полина прибыла на Эльбу на этом корабле.

Впрочем, «Непостоянный» – просто «малыш» по сравнению с мощным британским фрегатом Partridge («Куропатка»). Фрегат закреплен за многократно уже упоминавшимся полковником Кэмпбеллом. Он выполняет роль «главного надзирателя». Следит и за Наполеоном, и за теми, кто приезжает на Эльбу. Не строго, прямо скажем. Да и кроме него на острове полно людей, внимательно наблюдающих за Наполеоном.

Эльбу буквально наводнили шпионы! Кто-то приезжает с разовой миссией, дня на два-три. Кто-то, под видом торговца или отставного офицера, задерживается надолго. Едут из соседнего Ливорно и из Рима, из Марселя, Парижа, Вены, Лондона… Многие пытались выведать планы Наполеона, но его побег с Эльбы застанет врасплох всех.

Как уже говорилось, среди туристов больше всего англичан. Не шпионов, а действительно – туристов. Гонит их на Эльбу не только любознательность, но и знаменитый британский снобизм. Ну как это, не поделиться где-нибудь в клубе мнением о Наполеоне, основанным на личном впечатлении?

И эти мнения – а сохранилось их немало – очень показательны.

Будущий премьер-министр, лорд Джон Расселл, обедал с императором на Эльбе и отправил письмо своему другу.

«В нем нет совершенно никакого величия, и страха он точно не внушает».

Некий Дж. Б. Скотт из Саффолка, которому, вместе с несколькими английскими офицерами, удалось пообщаться с Наполеоном на Эльбе, пишет в своем дневнике.

«Это и есть тот самый великий Наполеон? Неужели этот неуклюжий, ужасно выглядящий человек – Наполеон, повергавший в трепет королей и императоров? Да такое просто невозможно!»

А самое примечательное в этой дневниковой записи – ссылка на британского комиссара:

«Кэмпбелл считает, что Бонапарт – человек с заурядными талантами, которому просто очень сильно везло».

Беда англичан не в том, что Кэмпбелл был недалек и наивен, а в том, что они верили его донесениям. Впрочем, Наполеон усыпил бдительность не только англичан.

Шпионов на Эльбе всё меньше и меньше. Какие «тайные планы» они могут разведать, когда их попросту нет? Наполеон строит дороги (за что жители острова по сей день ему благодарны), перестраивает здания, он – хозяин Эльбы, и эта роль, похоже, полностью его устраивает.

16 сентября 1814 года он говорит Кэмпбеллу: «Я умер, меня больше нет. Всё, что мне нужно, – моя семья, мои коровы и мои мулы». 20-го Кэмпбелл сообщает в Лондон: «Думаю, он вполне смирился со своей участью и даже относительно счастлив».

Справедливости ради отметим, что человек, который с самого начала призывал не верить Наполеону и посылал своим работодателям вполне достоверные сведения, на Эльбе все-таки был. Агент, нанятый эмиссаром Меттерниха в Ливорно Мариотти, по кличке Торговец маслом.

Этот «торговец» уже в ноябре писал Мариотти, что Наполеон что-то замышляет, а Кэмпбелл «преступно беспечен». В декабре агент составил донесение о «настроениях». В конце его вывод – «как только он (Наполеон. – М. К.) высадится на континенте, Франция взорвется». Меттерних не отнесся к сообщениям Торговца маслом всерьез…

Есть историки, которые приходят в восхищение – дескать, как ловко Наполеон всех провел! Но всё не так просто. Если и «провел», то во многом благодаря тому, что довольно долгое время был абсолютно искренним. Он и правда не собирался никуда бежать, а если бы к нему приехали жена и сын, вполне возможно, никогда бы этого и не сделал. Слишком многое должно было срастись, чтобы он не просто задумался о возвращении во Францию, но и воплотил в жизнь план, который появился в его голове как раз в последний месяц 1814 года.

Уже на Святой Елене он произнес слова, которые всё объясняют: «На маленьком острове, вдали от цивилизации, у тебя остается простой выбор. Или умереть от смертельной скуки, или придумать что-то героическое и бежать».

Скука? Ну что за аргумент! А я бы поставил его на первое место. Только представьте себе. Наполеон – человек бешеной, неукротимой энергии. Он находит себе занятие. Все эти дороги, дома, новые крепостные сооружения… Масштабы, конечно, не те, что раньше, но всё же. И вдруг у него кончаются деньги.

По договору ему должны выплачивать пенсию, довольно большую. Но платить должен король Франции и… Денег нет. Кто-то убежден, что это та самая соломинка, которая сломала спину верблюду. Есть разница между причиной и поводом. Причин много, история с пенсией – повод солидный. Наполеон оказался в унизительной ситуации, что вполне могло подтолкнуть его к решительным действиям. Скуке конец!

Теперь он совсем по-другому выслушивает новости из Вены, Парижа и Неаполя. Он начинает просчитывать. Слова о том, что Франция ждет императора, ему не просто льстят, нет, он уже верит – так оно и есть. Венский конгресс? Надо возвращаться до того, как его враги договорятся.

Реальная угроза здесь, на Эльбе? Только Кэмпбелл, а точнее – его фрегат «Куропатка». Британскому полковнику не чуждо ничто человеческое. В Тоскане у него есть возлюбленная, и периодически Кэмпбелл уплывает «поправить здоровье», так он деликатно называет злоупотребление служебным положением.

Полковник Кэмпбелл легкомыслен, а что с его собственными генералами? Друо, Бертраном, Камбронном. Все они бесконечно преданы императору, но люди – абсолютно разные.

Проще всего с Камбронном, командиром гвардии. Старый вояка, последнюю рану получил 30 марта, незадолго до отъезда на Эльбу. На острове он изнывает от скуки куда больше Наполеона. Возможность снова ввязаться в бой? Да хоть завтра, Камбронна не надо уговаривать.

Бертрану не нравится Эльба. Его жена приехала на остров беременной, родила здесь, а ребенок вскоре умер. Бертран увидел в этом дурной знак. Наполеон назначил генерала гофмаршалом, он руководит двором, и Бертран, пожалуй, единственный, у кого на Эльбе хватает дел. Он устал. И от дел, и от безденежья. И очень привязан к своей жене. Все новости он обсуждает с ней. Чета Бертран единодушна – как бы еще хуже не стало.

Друо… Друо, которого Наполеон прозвал Мудрецом и ставил выше многих из своих маршалов. Он артиллерист (как, кстати, и Наполеон), а значит – человек математического склада ума. Но Наполеон – корсиканец, горячий и импульсивный. Друо родом из Лотарингии, там французы похожи на немцев, они практичны и не любят ввязываться в авантюры.

Он категорически против! До последнего момента Друо будет убеждать Наполеона отказаться от этой затеи. Однако император уже принял решение…

Наполеоноведы спорят, а когда именно он сообщил генералам о своих планах? Это важно, но на ход событий вряд ли сильно повлияло. Никто из них просто не мог стать предателем, и все рано или поздно подчинились бы воле императора.

Где-то с середины февраля 1815 года камердинер Маршан, заходя в кабинет Наполеона, видит одну и ту же картину. Император изучает карты, рядом – хмурый Друо. Они составляют маршрут похода на Париж. Но сначала-то нужно просто добраться до Франции.

Первая и одновременно самая опасная часть плана. Рядом с Эльбой постоянно проходят корабли. И английские, и французские. Встреча с ними не то что реальна, она практически неизбежна. Что произойдет? Об этом Наполеон старается не думать, полагаясь на свою старую подругу – удачу. Она, правда, не раз уже ему изменяла, но помогала-то чаще!

Не очень хорошее предзнаменование, всё могло закончиться, даже не начавшись. В канун нового, 1815 года флагман флотилии Наполеона, бриг «Непостоянный», по пути из Неаполя на Эльбу попадает в жестокий шторм.

Корабль едва не затонул, повреждения серьезные. Бриг чинят почти месяц.

Но на «Непостоянном» все всё равно не поместятся. Посланцы Наполеона фрахтуют маленькие суденышки на континенте. Они приходят в Портоферрайо, и никто не проявляет беспокойства.

А сколько всего еще должно совпасть! Погода, ветер… Какая рискованная игра! Для того, чтобы в нее сыграть, надо быть Наполеоном.

Во время одного из обедов Кэмпбелл сообщает императору о своем намерении в очередной раз отправиться на континент для «поправки здоровья». «Курс лечения» обычно занимает у него десять-двенадцать дней. 16 февраля фрегат «Куропатка» отплывает. Всё, медлить больше нельзя!

Дата определена, не позднее 27 февраля Наполеон и его солдаты должны покинуть Эльбу.

За день до отъезда император играет в карты с дамами. В какой-то момент он выходит в сад и не возвращается. Мадам Мать чувствует – что-то не так, и тоже отправляется в сад. Ее сын стоит у дерева. Он поворачивается к матери и кладет ей на лоб ладонь.

Наполеон I Бонапарт, император французов

– Вам я скажу, но об этом больше никто не должен знать. Я уезжаю.

– Куда?

– В Париж. И прошу вашего совета.

Летиция Буонапарте родила тринадцать детей. Среди них – величайший человек в истории. Вот он, стоит перед ней. Какого совета он ждет?

Летиция – женщина гордая и мудрая. Она говорит именно те слова, которые он хочет от нее услышать.

– Подчинитесь своей судьбе. Господь не допустит, чтобы вы умерли от яда или от дряхлости. Скорее всего, он захочет, чтобы вы погибли с мечом в руке. Станем же полагаться на защиту Мадонны!

Наполеон обнимает мать…

25 февраля Наполеон прощается с жителями Эльбы, а его сестра Полина дает бал. Гвардейцы уже получили приказ, скоро они начнут грузиться на корабли. Бал заканчивается, Полина подходит к Маршану и отдает ему свое ожерелье ценой в полмиллиона франков. «Возможно, оно понадобится ему, если он окажется в беде. Если это случится, Маршан, никогда не покидай его, заботься о нем. Прощай!»

Маршан взволнован. «Ваше Высочество, я надеюсь, что это только „до свидания“». – «Думаю, что нет». Разрыдавшись, Полина разворачивается и уходит. Она больше никогда не увидит своего брата…

В семь часов вечера 26 февраля на корабли поднимается примерно тысяча человек. Флотилия Наполеона состоит из семи кораблей. Бриг «Непостоянный» и шесть совсем небольших судов: «Этуаль», «Каролина», «Сен-Жозеф», «Сент-Эспри», «Муш», «Абей».

Они отплывают – в ночь и в неизвестность. Каждое судно идет своим курсом. Ветер слабый, и это хорошо. Английские фрегаты не выходят из Ливорно. И всё же французский военный корабль «Зефир» догоняет «Непостоянного». Гвардейцам велено снять медвежьи шапки и лечь вдоль бортов. Капитан «Зефира» Андре и командовавший «Непостоянным» лейтенант Тайяд знакомы.

– Куда направляетесь?

– В Геную! – отвечает Тайяд.

– Как там великий человек?

– Отлично!

Корабли расходятся. Дальше без неприятных сюрпризов.

Вскоре вахтенный «Непостоянного» увидит французское побережье. «Земля!» – кричит он. И гвардейцы начинают доставать старые кокарды.