Текст книги "Катарсис"

Дверь в кабинет моего босса. Так странно произносить это словосочетание. Вроде бы я и привык к тому, что постоянно кручусь среди преступных авторитетов и крупных бизнесменов, но иногда… иногда время словно останавливается на несколько секунд, и я задумываюсь о том, кто я и почему оказался именно в этом месте. Я Мори. Я был никем. Хуже тени. Но вокруг меня были хорошие люди. Я этого не ценил. Теперь я убийца. Меня знают и уважают. Я больше не тень. Но вокруг меня нет никого. Почему? Кто-то однажды мне сказал, что образ мышления формирует окружающую нас действительность, но так ли это? Готовы ли частицы, видимые и невидимые, коих неисчислимое множество, подчиняться воле всего одного существа? Готовы, но только если это существо – Бог. Его мысль сама по себе определяет реальность. И Богом может быть каждый. В этом суть, ага. Я долго думал над этим. И пришел к такому вот выводу.

Я толкнул дверь протезом и вошел в едва освещенный кабинет, РО, как всегда, сидел напротив окна и изучал свои заметки. Он может спокойно провести за этим делом почти весь день, мозг этого человека словно не знает слова «усталость». Услышав звук моих шагов, большой босс оторвался от чтения и поднял ко мне свои странные, кристально ясные глаза, полные решимости и… есть в них еще кое-что: тоска. Полные решимости и тоски. Меня всегда удивлял такой коктейль.

– Ты приехал на пять минут раньше срока, – РО приподнялся и достал два бокала и бутылку с полки шкафа. – Но это неважно. Присядь, давай выпьем.

– Как скажешь, – я уселся напротив и взял протянутый мне бокал. Вино. Вкусное.

– Дело, которое я хочу тебе поручить напрямую связано с предыдущим. Это снова лаборатория. Но не в Тенебрисе. Ин-де-Руин. Слышал о таком городе?

– Немного. Самая паршивая дыра из всех уцелевших городов, полностью во власти преступников. Если в Тенебрисе еще есть хотя бы какая-то иллюзия свободы, то там нет даже ее.

– Именно. Отсюда до Ин-де-Руина примерно десять дней пути, если ехать на машине; сутки на самолете, но у меня для тебя есть небольшой сюрприз. Ты же знаешь, что после смерти Трехглазого, моя компания поглотила его компанию?

– Слышал такое.

– Все его наработки тоже перешли ко мне. Большая часть его секретов, за которыми годами охотились правители и корпорации, теперь известна мне.

– Ближе к сути.

– Ты долетишь за три часа на моем новом устройстве. Пока это только прототип, но он отлично показал себя. Мы совместно с концерном NBB, который выпускает известную тебе и всему миру марку машин WMB, сделали два подобных устройства, оба отлично показали себя во время тестов, так что можешь ничего не бояться.

– Хотелось бы, чтобы ты не убил меня, когда в моей жизни все только начало налаживаться. Знаю я эти ваши прототипы. Уже проходили эту историю, до сих пор большую часть своей жизни вспомнить не могу.

– Да не нуди ты, Мори. Все проверено и сертифицировано. Я уже сам проверил новую машину. Вставай. На крышу! Я покажу тебя твой транспорт. Хотя давай выпьем еще по одному бокалу. У меня немного дрожат ноги. Это величие! Настоящее величие, Мори!

Я залпом опрокинул второй бокал и двинул вслед за РО. Чему он так радуется? Как у людей вообще получается чему-то радоваться? Я никогда этого не понимал. Всегда хотел, но никогда не мог. Даже когда мне казалось, что я действительно счастлив, на самом деле внутри, в том месте, которое принято называть душой, всегда присутствовал какой-то едкий, смолистый осадок отчаяния.

– Чему ты так радуешься? – дверь лифта захлопнулась за нами.

– Я? Разве ты не понимаешь? Совсем?!

– Нет.

– Ладно. Я достаточно изучил тебя, чтобы осознать, что впечатлить тебя невозможно практически ничем, поэтому объясню тебе, почему впечатлен я сам. Когда-то у меня была сестра. Лина. Она была хорошей девочкой, умной не по возрасту. Я бы даже сказал гениальной. И она… – РО глубоко вздохнул, вот значит, что за тоска в его глазах; тоска по прошлому, как и у меня, – она… всегда верила в людей. Она знала, что у нас есть шанс стать чем-то большим, вырваться за рамки нашей стадной сущности, которая заставляет нас бесконтрольно совокупляться и убивать друг друга. Она заразила меня своим образом мышления. Я поверил в нее и в ее идею. Долгие годы я плевал на себя и нашу с ней детскую мечту… долгие годы был тем, кого моя сестра презирала, но потом я очнулся ото сна. Понял, как нужно действовать. И это один из моих шагов на пути к нашей с Линой детской мечте. Именно поэтому я впечатлен.

– Спасибо за откровенность. Я понимаю тебя. Теперь понимаю.

– А я тебя, – РО протянул мне пачку, – сигарету?

– Не откажусь.

Мы закурили и вышли на крышу башни. Вид. Какой же отсюда открывается вид. Целый мир смотрит на тебя снизу, возникает ощущение, что все вокруг создано лишь для одного тебя, лишь для вот этого момента. Я вдохнул полной грудью. Я сказал РО, что понимаю его. Но понимаю ли я его на самом деле? Еще вчера я считал этого человека засранцем, а сегодня обмениваюсь с ним любезностями. Понять природу человека сложно и, наверное, до конца невозможно. Все мы, бля, сраные вселенные со своими законами и правилами. Звучит как цитата из женского журнальчика, но по-другому и не скажешь, иногда и женские журнальчики могут рубить правду.

– Чувствуешь? – РО подошел к краю и встал спиной к многометровой пропасти, ветер разметал его волосы. Я впервые посмотрел на РО, как на обычного человека: субтильный несмотря на свою полноту, бледный, одежда мятая, мешки под глазами. Он ничем не отличается от меня. Почему же тогда между нами такая пропасть? Еще больше, чем та, у которой он стоит…

– Чувствую, – и я правда почувствовал что-то терпкое в груди, может, появление Крис на меня так повлияло?

– Смотри за мою спину, сейчас будет, – РО затянулся и поднял глаза к небу. Выглядит сейчас, как сраный Иисус Христос; такой же любитель нагнать побольше пафоса…

Мои рассуждения о сущности христианства прервал громкий шум, я машинально отшатнулся, а РО, напротив, шагнул назад. На долю секунды он пропал из поля зрения, но после его самодовольное лицо показалось на горизонте, хренов самоубийца стоял прямо на капоте машины… точнее, то, на чем он стоял, было отдаленно похоже на машину, но выглядело несколько иначе, формой эта штука очень похожа на ската, а в местах, где должны крепиться колеса, расположены многочисленные трубочки.

Машина аккуратно приземлилась прямо рядом со мной, РО с улыбкой спрыгнул с капота и продемонстрировал свою дымящуюся сигарету:

– Идеальная аэродинамика и стабилизация. Пока находишься внутри или даже просто стоишь на этой красотке, не чувствуешь ни качки, ни ветра. Не спрашивай, как это работает. Трехглазый был гением, инженеры, которые воспроизвели это чудо по его чертежам, тоже гении. Я лишь присвоил себе все лавры и заплатил всем за работу.

– Как назвал?

– Угадай с трех раз.

В голове было много вариантов, но один из них показался мне самым рациональным, и я, не задумываясь, сказал:

– Лина.

В моем голосе даже не было намека на вопросительную интонацию, я точно знал, что попал в яблочко.

– Это Лина-2, а Лина-1 сейчас стоит в моем гараже. Конечно, пришлось соблюсти всякие формальности, вроде вот этого дурацкого значка WNB на передней части машины, но зато смотри сюда, – РО указал на большую, выгравированную фиолетовым, надпись «Лина-2», проходящую вдоль всего левого борта; странно, что я не заметил ее раньше, – красота, а?

– Красота, но давай вернемся к моей работе. Не люблю я неизвестность в таких вопросах. Особенно, когда в дело вмешиваются летающие машины и технологии Трехглазого.

– Само собой, – РО надавил на дверцу машины, и она практически бесшумно поднялась, – тащи свою задницу сюда, сядем, и я тебе все расскажу.

– Слушаюсь и повинуюсь, – я бросил потухшую сигарету и забрался в просторный, обитый белым велюром салон, снаружи машина казалась не очень большой, но внутри была, как настоящий лимузин. РО залез следом, и дверь за нами закрылась.

– Добрый день, – перегородка между водителем и пассажирами опустилась, и я смог разглядеть молодую девушку в форме, которую носят все сотрудники РО: строгий серый костюм с зауженными штанами для женщин; черный – для мужчин. – Рада приветствовать вас на борту флагмана корпорации «РиЛ», первом летающем устройстве с кодовым названием «Лина-2».

– А я рад видеть здесь столь талантливого пилота, но не могла бы ты на время опустить перегородку, нам нужно поговорить о делах, – РО улыбнулся девушке.

– Как прикажете, – перегородка вернулась на свое место.

– Ее зовут Елена. Она отвезет тебя туда и вернет обратно. Она лучший пилот в мире.

– Может, это потому, что она единственный пилот?

– Зря ты так. В частных коллекциях осталось очень много самолетов. Соответственно, и пилотов достаточно, но они все по большей части самоучки. Елена же прошла годовую подготовку. Она знает эту машину, как саму себя. Так что я вполне могу назвать ее лучшим из дипломированных пилотов.

– Не стану с тобой спорить. Лучше давай поговорим насчет моей миссии…

– Да, конечно, – РО нажал на очередную кнопку и из-под наших ног выехал миниатюрный холодильник, – сейчас налью нам немного выпить и все расскажу. Разговор обещает быть крайне длинным…

«Она лишь мгновение, Габриэль»

«88 год по календарю де Индра,

Лаборатория номер 8»

Мои приемные родители были глубоко верующими людьми, а отдуваюсь я. Габриэль. Придумают же. Но по сравнению с большинством людей я хотя бы получил официальное имя, поэтому придираться не стану, но мне больше нравится, когда меня называют Габи. Звучит намного проще, как-то человечнее, что ли, Габриэль слишком уж официально, я хоть уже и давно не ребенок, но к официальности взрослого мира до сих пор отношусь с большим пренебрежением. Одно дело – долг и честь. Вещи, которые по определению заслуживают серьезности, а другое – всякая процессуальная чушь, этикет, официальный и неофициальный, да и вообще весь комплекс ужимок и недомолвок, которым награждает человека взросление. Ребенок ведь напрямую может и спросить, что хочет и сказать, что думает, а вот взрослый на подобное неспособен. Вначале, мы свободны, а лет с тринадцати, во время активного полового созревания, начинаем постепенно становиться рабами своих тел и этого самого комплекса ужимок и недомолвок; потом страдаем всю сознательную жизнь, зачастую даже не осознавая своих страданий, пока не доживаем до полного одряхления организма и снова становимся свободными. Такой вот порочный круг. Но у меня не будет даже такого.

Дело в том, что я с самого рождения знаю, чем должна закончиться моя жизнь. Я до свободы не доживу. Навсегда останусь рабом ужимок и недомолвок, это немного меня угнетает. Но в точном знании своего предназначения есть и свои плюсы, я никогда не сомневался и всегда делал только то, что приближало меня к моей цели. Один человек много лет назад дал мне эту цель, а после дал и мою миссию. Я управляющий лабораториями, под моим контролем находятся лаборатории от первого до восьмого номера.

Цель? Что в конечном счете такое цель? Меня гложет этот вопрос. С самого детства я воспитывался для одной лишь задачи, но тот, кто дал мне эту задачу, оставил мне еще и разум, подкрепленный хорошим образованием, чтобы сомневаться в ней и самом себе. На протяжении жизни я часто задавался вопросами: «Специально ли так сделал тот человек? Знал ли он, на что обрекает меня?». Я так и не смог найти на них ответ. Дело тут вот в чем: даже обладая достаточным величием, чтобы творить жизнь, можно не обладать достаточными аналитическими способностями для того, чтобы предсказывать, как эта жизнь будет чувствовать себя в будущем и захочет ли она вообще жить. Тавтология, однако. Или, кстати, есть еще более простой вариант: можно игнорировать потребности созданной тобой жизни в угоду своим собственным целям. Огромный комплекс вопросов рождается из этих теоретических рассуждений.

Но я предпочитаю выпить кружечку кофе с печеньем и заняться работой. Тем более, что сегодня мой последний рабочий день. Рад ли я этому? Скорее да, чем нет. Я долго ждал этого момента. Я тут прикинул, будет очень обидно, если мои ожидания в конечном счете не оправдаются. Я надумал тут себе всякого о том, как пройдет мое сегодня, а оно возьмет и обманет меня. Что тогда? Возможно ли… это не тот вопрос, который я сейчас должен себе задавать. Точно не тот. Я сделал последний глоток из кружки и поднялся. День я обычно начинаю с обхода всего комплекса, разговариваю с сотрудниками, ставлю им задачи и контролирую выполнение уже поставленных, но сегодня в лаборатории только я. Сегодня работа всего комплекса зависит от моей проворности; остальные лаборатории пришлось перевести в автономный режим, для такого рода события нет четкого предсказания, поэтому есть вероятность, что сознания внутри других комплексов могут исчезнуть. Сознание вообще очень хрупкая вещь, я работаю с разумом людей с самого рождения. Достаточно одного лишь самого мелкого влияния, чтобы полностью перестроить психику и даже само отношение человека к жизни. Разум очень подвижен, безумно подвижен. Люди не способны осознать самих себя именно из-за этой подвижности. Буддисты недаром говорили о силе спокойствия и чистоты мыслей, только полностью выкинув из головы все мысли, можно осознать момент. Один лишь момент из бесконечного их количества в бесконечных реальностях. Люди так слабы. И в этом их сила и величие.

Сознание под номером сто пятьдесят четыре. Удивительная судьба. Мне нравится за ним иногда наблюдать. Этот молодой человек. Он чем-то похож на меня. Самую малость. А вот сознание триста восемьдесят я ненавижу. Дело в том, что оно принадлежит одному из кураторов проекта, которым я сейчас занимаюсь. История старая, не люблю о ней вспоминать, могу только заметить, что в человеческом теле это сознание принесло миру очень много бед и неприятностей.

Интересно, мой создатель действительно хотел для мира такой судьбы? Или он сам жил по тем же законам, по которым обязал жить меня и других своих… детей? Никогда не нравилось воспринимать себя именно, как ребенка этого человека. Тем более, одного из старших. Мои приемные родители дали мне намного больше, хоть и находились под влиянием моего родного «отца».

Судя по моим подсчетам, во всех лабораториях находится примерно семь миллионов сознаний, для которых проигрываются бесконечные вероятности. То есть, одно сознание сразу наполняет целый мир самим собой. Можно сказать, что каждое сознание является Богом своей вероятности. В момент, когда оно это осознает и примет, – вероятность прервется. Одна оборванная вероятность приведет к обрыву других, что в свою очередь, полностью перезагрузит набор возможных исходов. В общем, если без заумствований, то можно сказать, что все вывернется шиворот навыворот.

Но я потерял мысль… дети! Если судить по записям, то нас должно было быть семеро. По миллиону душ на каждого. Но по какой-то причине почти все лаборатории достались мне. Лично я видел только Михаила, третьего сына, он управляет одной лабораторией в Тенебрисе. Что случилось с другими? Погибли? Отвергли «отца»? Я могу только делать предположения, истину мне не узнать никогда. Несправедливо. Но справедливость вообще привилегия глупцов и святош, обыватели используют это понятие только для того, чтобы подкормить свой эгоизм.

Запускаю процесс генерации реальностей. Сегодня у меня будет военный конфликт. Что-то крупное. Людям нужны потрясения. Я не могу полностью модулировать вселенную внутри чужого разума, но могу внедрить в нее нужную мысль и программу. Сегодня мои сознания будут видеть войну. Для меня пройдет всего несколько минут, а они переживут многолетний вооруженный конфликт. Кто-то в роли бойца передовой, кто-то в роли рядового гражданина, а кто-то и в роли жестокого диктатора. Тут уж все всецело зависит от их психических предустановок. А после… после я сгенерирую для них рай. Мне нельзя этого делать. Но сегодня мой последний день. Мне все равно. Когда я умру, умрут и мои сознания. До чего же жесток мой «отец».

Кофе вкусный, а сигарета… до чего же приятно курить. Особенно, когда знаешь, что это твой последний раз. Мне всегда хотелось попробовать себя в роли просто человека, прожить скучную, но счастливую жизнь. Я не просил делать меня управляющим. Сколько же у меня накопилось вопросов к моему создателю. Я глубоко затянулся и выдохнул дым в кружку кофе. Как же прекрасен мир! Мне так жаль, что я не смог узнать о нем больше. Люди совершенно не ценят…

– Опять впал в философские размышления? – этот голос, как же давно я его не слышал: Михаил! Я ведь только что вспоминал о нем. Он не должен находиться здесь.

– Ты покинул свою лабораторию?

– Да. Я пришел поговорить с тобой о нашей общей ноше.

– Ноше? Ноше… Знаешь, теперь, в последние минуты своей жизни я больше не ощущаю тяжести. Лишь спокойствие и недоумение. Думаешь, отец правда хотел такой участи для нас и для мира?

– Отец? Раньше ты его так не называл. Участь, – Михаил взял мою кружку кофе, из которой до сих пор поднималась струя дыма, покрутил ее в руках и сделал глоток, – это не участь, а приговор, вынесенный нам вероломным палачом. «Отец», как ты теперь его называешь, никогда не заботился о нас и наших чувствах. Мы его рабы. Как и эти люди вокруг. Наши жизни и их жизни – он все принес в жертву своим сумасшедшим фантазиям о бессмертии. Я пришел освободить тебя от воли отца.

Освободить от воли? Михаил всегда нарушал правила, но я не думал, что в своем невежестве он зайдет настолько далеко.

– С чего мне такие почести?

– У тебя есть то, что нужно мне.

– Тогда пойдем на обход, расскажешь мне все по дороге. Мне странно это говорить, но в последнее время я чувствую себя очень одиноким.

– Габриэль, ты всегда был самым сентиментальным из нас. Именно поэтому отец ничего не рассказывал тебе о своем плане. Он боялся твоего ума. Знал, что ты сильнее его. Поэтому и привязал тебя как собачку на идеологический поводок, чтобы ты безропотно выполнял его волю.

– Давай оставим эту тему. Сейчас все это уже не имеет никакого значения. Лучше скажи, что тебе нужно от меня? Зачем ты проделал такой огромный путь?

– Немного позже.

Мы отправились на обход. Михаил шагал очень уверенно, но вся его фигура, весь его образ выдавали, что внутри него идет какая-то очень напряженная борьба. Иногда тело Михаила непроизвольно подергивалось.

– Что-то случилось? – я положил руку на его плечо.

– Сложное решение. Мне нужно принять очень сложное решение.

– Может, ты все-таки скажешь мне для чего ты здесь?

– Для чего я здесь? Ключ при тебе? – Михаил на секунду стал каким-то другим, что-то недоброе отразилось в его глазах.

Я потрогал затылок: чип пульсировал внутри моего сознания.

– Да. В голове.

– Интересно, почему отец доверил ключи именно вам троим?

– Ты хочешь получить от меня ответ на свой вопрос?

– Нет, просто рассуждаю вслух.

Мы вошли в зал номер двенадцать. Я хотел достать блокнот и сделать обычные для себя записи: зарегистрировать показатели приборов, но рука непроизвольно дернулась, и ручка упала на пол. Девушка! Посреди зала стояла девушка. Не из моих работников. Она одним движением поправила свои красные кучерявые волосы и помахала нам своей миниатюрной ладошкой:

– А я вас уже заждалась!

– Мы беседовали, – Михаил достал из пачки сигарету.

– Долго. Слишком долго, – девушка похлопала себя по талии, – ради вас надела платье, некуда даже сигареты положить. Угостишь даму?

– Как я могу отказать, – Михаил протянул девушке пачку.

– Огромное спасибо, заяц.

– Кто это? – я вернул себе дар речи. – Посторонним не место в лаборатории!

– Анна. Она такая же, как мы. Тоже жертва экспериментов нашего «великого» отца. И хранительница второго ключа.

– Именно! – девушка поклонилась. – Я пришла поговорить. Мы оба пришли поговорить.

– Слушаю вас очень внимательно.

Они точно что-то задумали. Все идет не по плану. Такого сегодня не должно было случиться. Неужели этот день действительно станет разочарованием? Я столько раз прокручивал в голове то, как сегодня все произойдет, но… этих двоих тут быть не должно! Они хотят, чтобы я тоже пошел против воли отца, но я не поддамся на их уловки.

– Очень тебе признательна. Если позволишь, Михаил, говорить буду я.

– Позволяю, – Михаил ехидно улыбнулся и затянулся сигаретой.

– Давай начну с небольшой прелюдии, – Анна улыбнулась, – твой отец мертв…

У меня перехватило дыхание, я думал об этом раньше, но не верил и не хочу верить сейчас!

– Я не верю тебе.

– Мне очень грустно от этого, заяц, – Анна поднесла руки к глазам и изобразила, как вытирает слезы. – Но выслушай меня до конца, пожалуйста. Я несколько лет провела в поисках тебя. Твой отец очень умело зашифровал всю информацию о своих проектах. Он был большим мастером прятаться и промывать мозги. Все, что ты знаешь об этих лабораториях, – ложь. В них исследовался процесс переноса сознания из тела в тело. Все люди здесь – пустые оболочки. Твоя задача – поддерживать их жизнь, не больше. Вся эта туфта про генерацию реальностей – один из методов твоего отца, он промыл тебе мозги. Если мы изменим кое-что в настройках, то сможем превратить все эти безжизненные тела в армию. Нашу армию. Но нам нужны все три ключа. Забудь про отца и присоединяйся к нам.

Идти против воли отца? Я? Я никогда не называл этого человека своим отцом, скорее он был для меня мифической сущностью… создателем. Но теперь, когда эти двое говорят такое, во мне просыпается гордость, просыпается желание отстоять то, во что я сам уже давно не верю. Я буду бороться до самого конца.

– Анна говорит абсолютную правду, Габриэль, – Михаил бросил окурок на пол. На пол моей лаборатории! Я еле сдержал свой гнев. – Нам нужен ты и носитель третьего ключа. Анна хочет армию, а я хочу доступ к главной лаборатории отца. Ты тоже можешь получить все, о чем только пожелаешь.

– Нет! – я практически закричал. – Нет и еще раз нет. Все произойдет по воле отца и точка.

– Воля отца, – Михаил сплюнул на пол, – воля отца! Я хотел следовать его воле, но не ценой своей жизни. Несколько дней назад я узнал, что такое смерть, и я больше туда не вернусь! Я не хочу исчезать. Мне нужно новое тело, а ей нужен твой ключ. Взамен мы гарантируем тебе одно из главных мест в нашей новой реальности! И еще кое-что, как бы сказать тебе помягче… твои лаборатории последние. Все остальные уже уничтожены, поэтому будь добр, помоги нам. Вместе мы отыщем третий ключ и тогда…

– Нет. На этом разговор закончен. Вы можете покинуть лабораторию мирно, или я вынужден буду применить силу.

Мне неизвестно, кем был отец, но известно, что для мира он хотел только хорошего. Я не знаю каким образом, но я чувствую это. Может быть, это действительно уловка создателя, он сделал меня верным, сделал меня своим питомцем; псиной, которая не видит общую картину и не понимает, чего от нее хотят, но настолько предана, что готова служить только из одной лишь чистой любви. Я люблю отца. Все годы отрицания… годы отрицания подошли к концу. Теперь я четко знаю, что люблю его. И даже, если все то, о чем говорят эти двое, правда, я тем не менее буду стоять за отца до последней капли крови.

– Ну раз так, – Анна толкнула Михаила в плечо, – помоги мне, заяц.

Михаил сморщился, подошел к девушке и расстегнул ей платье, оно упало на пол, под ним были спортивные лосины и топ, но главное – с каждой стороны, под мышкой, по кобуре. Не они должны убить меня! Не эти двое, я готовился к встрече с посланцем отца, а не с отребьем, которое попирает волю создателя. Я наклонился, сделав вид, что поправляю шнурок, а сам потянулся к маленькому револьверу, который всегда ношу в носке. Паранойя иногда бывает очень продуктивной и полезной.

– Ну так? – Михаил смотрел на меня сверху вниз. – Такие аргументы тебя устроят? Отдай нам свой ключ и переходи на нашу сторону или, – он кивнул на Анну, – она убьет тебя, и мы все равно заберем ключ.

– А третий? – я сжал рукоятку револьвера. – Вы ведь не знаете, кто третий. Никто не знает.

– Ты так уверен, заяц? – Анна зевнула и направила на меня оба пистолета. – Третий… пятый… десятый. Мы найдем всех. И ты можешь либо умереть, так и не узнав истинного замысла, либо пойти с нами и узреть его. Узнать, для чего мы созданы, понять, как заставить этот мир работать на себя. Ты разве не чувствуешь себя марионеткой?

Я выхватил револьвер и выстрелил девушке в живот, она дернулась, улыбка сползла с ее лица, заменив себя гримасой боли и презрения. Первая пуля угодила мне в плечо, вторая в грудь, третья в шею. Адреналин дал мне время, я выстрелил еще несколько раз и побежал в свой кабинет. Я не дам этим двоим осуществить их замыслы. Еще одна пуля прошила меня насквозь, войдя прямо в спину. Коридоры – мое спасение, они короткие и ветвятся. Я слышу, как за мной бегут. Осторожно бегут, они опасаются, им есть что терять, в отличие от меня. Я приложил свою карту и ворвался в кабинет, протокол два-шесть-восемь, всего три кнопки, которые запустят уничтожение этого комплекса. Я сорвал защитный механизм и ввел код. Теперь ключ. Я надавил на затылок. Целый град пуль обрушился на дверь моего кабинета. Они уже тут, нужно действовать быстрее. СН-чип выпал на мою окровавленную руку, и тело сразу пронзила нестерпимая боль. Я не устоял на ногах и упал. Я словно горю, каждая часть организма словно горит. Нужно уничтожить ключ! Но я не могу пошевелиться. Мне безумно больно. Собрав всю силу воли, я направил револьвер на ладонь с чипом и несколько раз нажал на курок. Ладонь разорвало на части, но СН-чип остался абсолютно цел. Не может быть!

– А вот и я, заяц! Ты так быстро бегаешь и так больно жалишь, – на руку с револьвером надавила чья-то нога, я больше не мог сопротивляться и выпустил оружие. Анна склонилась надо мной, родинка на ее губе, я могу фокусироваться только на ней, остальная картинка расплывается.

– Дурак ты, Габриэль, но дурак свой, – Михаил вытащил из моей окровавленной ладони ключ, – поэтому у тебя будет шанс посмотреть на то, как все закончится. Прощай.

– Было приятно познакомиться, заяц, – Анна отправила мне воздушный поцелуй.

Эти двое исчезли, осталась только боль. Им потребуется несколько минут, чтобы покинуть комплекс, я не дам им столько времени. Протокол два-шесть-один, если я смогу добраться до пульта управления, то смогу запустить самоуничтожение сразу. Нужно только встать. Отец. Если бы ты был здесь… почему ты покинул меня? Почему взвалил эту ношу на мои плечи? Я не хотел, никогда не хотел ее. Я был не готов. Прости меня, я сделаю это ради тебя. Я поднялся, не нужно обращать внимания на боль. Истинное рвение, истинная цель – они неподвластны боли! Шаг за шагом я направлялся в главное помещение. Белый свет окутывает все.

Мог ли я что-то изменить, или все должно было пройти именно так? Отец! Отец! ОТЕЦ! Почему ты покинул меня?! Почему взвалил эту ношу на мои плечи. Я люблю тебя. ЛЮБЛЮ…

Я снова приложил ключ карту и оказался в главном помещении комплекса. Протокол два-шесть-один. Осталось нажать последнюю кнопку, и все будет готово. Я сделал все, что мог для того, чтобы быть идеальным сыном. Я боролся, я пытался, я отрицал…

Первый взрыв. Второй. Третий. Меня тряхнуло, и я упал на пол. Последние секунды. Я сожалею. Пусть моя боль и мое рвение направят того, кто все изменит, того, кого выбрал отец. Очень горячо. Пламя распространяется. Я направил револьвер к виску. Даже смерть не сможет меня заставить отвернуться от плана. Он будет воплощен! Я надавил на курок и испытал самое приятное чувство в своей жизни; чувство, что я больше ничего не контролирую.