Текст книги "Ультранормальность. Гештальт-роман"

Не торопясь, она достала с верхних полок большую черную папку-кейс, откуда извлекла несколько папок поменьше – гибких и синих. В одной из них после длительного изучения, она нашла что искала.

– Да, я так и полагала…

Она вернулась за дубовый стол и положила синюю папку между своей кружкой и клавиатурой компьютера.

– Договор был подписан два года назад между Национальной комиссией по русскому языку и городской администрацией… так… объект договора – предоставление услуг в виде научно-популярных лекций о русском языке… на базе помещений, предоставляемых префектурами города… – Она перевернула несколько листов. – Вот! В договоре выявлены нарушения. Какие-то разночтения в значении слов. Поэтому там началось какое-то разбирательство, и лекции прекратились. Но комиссия, видимо, посчитала, что лекции должны продолжаться, так как боялась обвинений в неустойке.

– И они вели лекции дальше?

– Из документов не понятно кто вел лекции, – задумчиво произнесла она, – да и это странно. Комиссия не является некоммерческой организацией, она не могла получать деньги из городского бюджета на такие лекции. Впрочем, я тут такие видела схемы распила бюджетных денег, что это не кажется чем-то совсем уж необычным…

– Не могли же люди с улицы прийти, выдать себя за людей из этой комиссии, и вести просто так лекции, верно? – не то возмутилась, не то уточнила Елена.

Новикова оторвалась от папки и прильнула к монитору компьютера. Несколько минут она что-то искала в Интернете, а когда повернулась к посетителям, на лицее нее отображалась улыбка, смешанная с недоумением.

– Тут написано, что комиссия с мэрией до сих пор судятся, хотя после расторжения полтора года прошло. Шестую лингвистическую экспертизу на днях назначили…

Федор взял в руки чашку, отпил немного кофе и поставил ее обратно на блюдечко.

Словно кто-то заметал следы, реализуя хитрый и дьявольски бестолковый план, у которого оказались случайные жертвы. Вся ситуация выглядела настолько нелепой, что не укладывалась в голове. Он посмеялся бы над ней если бы мог, и на следующий день выбросил бы из головы, если бы не смерть матери. Но и это выглядело как дурное стечение обстоятельств, если бы не смерть отца у Елены. Находясь где-то между истерикой и бешенством, в состоянии некоторой одосадованности, Федор не мог определиться в какое состояние впадать, и это держало его на плаву всю оставшуюся неделю. Впрочем, он был близок к срыву, так как единственная ниточка, связывающая его с этим странным человеком, оборвалась в эту минуту.

– Это хорошо, что вы обратили внимание на эти наши недочеты, – продолжала слегка разочарованно Энгельсина Никоноровна. – Сейчас время такое. Дракон, как вы знаете, уходит. Отпрезидентствовался. Ну и элиты на разных уровнях готовятся, кадровая ротация, смена лиц. Наш префект как раз скоро уходит, а нам надо дела в порядок привести. И здесь тоже хвосты подчистить. Перед выборами будет не до этого.

– Я и не думал, что это такая проблема, – находясь в некоторой прострации, произнес Федор. – Президенты же и так постоянно меняются – через выборы.

– Выборы-то конечно выборы. Но не все так просто. Когда Дракон пришел к власти в двухтысячном, была настоящая разруха. Вы и не родились тогда еще. Да и сейчас мало кто об этом что помнит, а еще больше народу не хочет об этом никогда вспоминать. С тех пор он многое изменил: прекратил войну на Кавказе, присоединил Крым, поднял экономику. Страна стала настоящим произведением искусства. Но он не может дать нам никакой другой цели. Особенно сейчас, когда он стал стар. Многое продолжает держаться на его слове, личных договоренностях. Приди к власти другой президент, Порохов, например, начни он проводить свои реформы и прочие перемены, и те, кто с Драконом договаривался, разбегутся. Вон, в Чечне заявят, что порядок в республике только потому, что Кадыров с Драконом в две-тысячи-лохматом году по рукам ударили. Нет Дракона, нет и мира в Чечне. Ну и во всем так: от внешней политики до мира внутри государства.

– Так может другой президент придет и даст новую национальную идею?

– Нет никакой национальной идеи… Это миф. Теоретики Великой французской революции, когда придумали такое понятие как «нация», определили ей только одну идею – всеми силами повышать образ жизни. Так что нет никакой цели. И не будет. И Дракон ее дать не в состоянии. Национальная идея может быть сформирована на том национальном языке, который может обеспечить мировое господство, а русский язык так зареформировали, что он ничего не может. Мы живем на руинах языка. В нем слова расходятся с понятиями, другие слова никто не понимает правильно. Например, все уже забыли, что дверь нельзя открыть. «Открыть» можно только крышку. А дверь – это створа. Ее можно только отворить. И так сплошь и рядом. Чему удивляться, что у нас остался один только Дракон. А цель дракона… – Женщина вопросительно подняла глаза на Елену.

– Охранять золото! – выпалила та.

– Да-да, охранять золото, – констатировала чиновница. – Вот он и охраняется золото, пока никто не разворовал. Мыши всякие подворовывают, конечно, помаленьку. Но стратегические запасы – не только денег, но и инфраструктуры, «Первый» телеканал, сотовая компания «Старший брат», нефтяной и газовый бизнес, идейные активы – не разворованы. И как только Дракон уйдет, тут-то они все и накинутся, тут-то они все и повылазят на свет Божий…

Энгельсина Никоноровна задумчиво развела руками, показывая всей своей фигурой ту глубокую безысходность ситуации, в которой оказалась и она, и ее посетители, и вся страна вместе с самим Драконом.

– Но разве у Дракона недостаточно власти чтобы что-то сделать? – Федор оглянулся инстинктивно по сторонам, словно шпионы Дракона могли следить и за этой комнатой. Подсознание говорило, что не стоило болтать лишнего, но сознание требовало прямые ответы. – Ну, я там не знаю. Выборы подкрутить – чтобы к власти пришли правильные люди, которые ничего не испортят, все сделают правильно. Приемник какой-нибудь. Как в восьмом году.

– А что такое власть? – неожиданно спросила чиновница.

Пока Федор соображал, Елена чуть привстала на своем кресле и выпалила:

– Когда побеждаешь на выборах и можешь делать все, что считаешь нужным. Когда общество дает тебе право решать его судьбу – по Конституции.

– Власть дает Конституция?

Неожиданно вспомнился обрывок радиопередачи, посвященной изменению конституции и о том, как конкретно ее стоит понимать – как что-то незыблемое или как что-то, отражающее процессы и изменения, происходящие в обществе. Сам Федор был далек от этого, но шоу заставило его задуматься.

– Да, – пояснила девушка. – Конституция делает власть человека официальной… а Дракон – гарант того, что Конституция работает.

– Но ведь конституция – это лишь бумага, исписана буквами. Она ничего не может делать с властью и человеком.

Елена несколько сникла. Слова опытного человека расходились с тем, что она слышала в вузе и по телевизору.

– А что дает человеку власть?

– Победа на выборах… – неуверенно ответила она.

– То есть ты считаешь, что власть приходит к человеку после того, как он набьет исписанной бумагой деревянный ящик?

– Но как же…

Энгельсина Никоноровна несколько обреченно пожала плечами.

– Я боюсь, все эти разговоры о демократии, священном институте выборов, процедурности и легитимности – лишь разводки для среднего класса, для людей, которые не задумывались о природе власти, и которые не считают нужным разбираться в этом вопросе. Дракон пребывает во власти уже почти четверть века, и он не дает нам об этом забыть. Он создал власть… а власть можно только создать. Ее нельзя ни украсть, ни присвоить, ни обменять на резаную цветную бумагу… и власть Дракона никем не ставится под сомнение, пока жив Дракон. Но пока жив Дракон, жива и его власть. А написана власть может быть только на определенном языке. Поэтому то, с чем вы ко мне пришли, намного важнее того, насколько вы это себе представляете.

– То есть это не распил бюджета, а что-то другое? – уточнил Федор.

– Есть еще кто-то, кто не проявил себя. И он не хочет, чтобы его дела оказались замечены. Поэтому он пользуется правовой неразберихой чтобы делать свои дела и, в конечном счете, построить необходимый язык, на котором будет написана власть. Ваше открытие интересно, но оно очень не вовремя.

Женщина повернулась в своем кресле к шкафу, что стоял сразу за ней, открыла нижние дверцы и там, раздвинув в разные стороны сменную обувь и старые коробки из-под картриджей для принтера, достала увесистую папку с бумагами – белыми и желтоватыми.

– Вы кажетесь разумным человеком… – настороженно произнесла она. – Я это по глазам вашим поняла. И ваша цель не в том, чтобы организовать кружок русской словесности. Кто знает, может именно у вас что-то и получится.

Федор хотел возразить и скрыть свои истинные мотивы, но решил, что уже слишком поздно. Толстая папка неопределенно цвета легла ему в руки.

– Что это?

– Приостановленные контракты с различными НКО по госзакупкам. Попробуйте найти похожие случаи, и, может быть, сможете раскрутить цепочку.

– А вы? – спросила Елена.

– Завтра уволят Вихалевского, а значит подходит и мой черед. Префектуру возглавят новые люди. Пока будут делить власть, никто не хватится папки. Так что желаю удачи…

– Мда-а-а-а-а, – протянул Федор после минутной паузы и двух-трех глотков кофе. – Похоже, не получится у нас ничего с нашим клубом любителей русской словесности.

Он все же решил играть до конца свою роль.

– Ну, почем знать? – Она допила остатки кофе и постучала ложкой по краю чашки. Получилось мелодично и несколько грустно. – Вполне возможно, что вы разберетесь во всей этой странной истории. Может и я чем смогу помочь, пока на своем месте еще нахожусь. Вы держите меня в курсе ваших поисков. – Она достала из нагрудного кармана пять или шесть визиток, две отдала Федору и Елене, а остальные положила на клавиатуру, аккурат ребром между рядов клавиш. – Буду за вами присматривать. Мне самой интересно, что это за заговор такой любопытный у нас за спиной происходит…

Спустя некоторое время они попрощались. Федор и Елена вышли из кабинета, каждый по-своему рассматривая визитку Новиковой. Они спустились на первый этаж и там столкнулись с небольшой группой людей, столпившихся на выходе из префектуры.

Один из них, невысокого роста и полный, в темно-синем костюме с красным галстуком и белой рубашкой находился в центре. Его окружали двое женщин в серых костюмах попроще, а чуть поодаль держался телохранитель с поцарапанной челюстью в похоронно-черном прикиде. Далее находились еще двое – мужчина и женщина. Они, видимо, являлись работниками префектуры, что спорили с полным человеком. Несколько особняком стоял основательно седеющий интеллигентного вида мужчина в вельветовых простых брюках и светлом свитере в элегантную полоску, шею которого украшал элегантный красно-серебристый платок. Он беседовал с уставшим на вид человеком средних лет, который нехотя отвечал на его вопросы. Они явно не имели никакого интереса к склоке у выхода и говорили не спеша. Тот, что в свитере, держал в руках книгу редкого фиолетового цвета.

Когда Федор, а следом и Елена направились к выходу, телохранитель выступил вперед и преградил путь, ожидая, когда его начальник решит все вопросы с работниками префектуры. Спор касался накладок в исполнении госконтрактов, и они раздражали чиновника.

Телохранитель занял внушительную позу между группой сотрудников госаппарата и двумя студентами. Он казался даже несколько грозным, хотя ничего такого нарочито не предпринимал, чтобы таким казаться. Глядя на его работодателя, становилось ясно, кому принадлежала въехавшая в ворота машина с правительственными номерами.

Когда спорщики покинули здание и переместились на улицу, телохранитель сделал несколько шагов назад и оказался у двери, преграждая выход наружу. Федор, Елена, человек в свитере и уставший остались внутри помещения. В этот момент удалось подслушать, о чем они разговаривали.

– Именно вам будет интересно познакомиться с философией Улафа Кенига, этого нового норвежского довольно оригинально мыслящего интеллектуала. Я как раз в том месяце выступал с лекцией на эту тему – «Ультранормальность и бесконечное множество». В каком-то смысле он маргинален. Маргинален и в смысле «непопулярен» относительно идейного европейского мейнстрима, и в смысле «прогрессивен». Ну, вы понимаете, – произнес человек в светлом свитере. – Опыт, которым вы располагаете, настолько бесценен, что должен найти какое-то отражение в современности a realibus ad realiora. Я сейчас не вижу, как это можно сделать. Но, в конце концов, это вопрос социального дизайна, не более того…

– Для того, чтобы находиться в истории, момент выбран не очень удачно. Мне проще говорить. Суммарный опыт позволяет мне не отвлекаться на модные течения. Но новая эпоха будет находиться от истории еще дальше, чем годы перед ней. Мудрые люди отличаются от обычных тем, что видят процессы в истории. И таких все меньше. Вы, Коллинз, может еще несколько человек. Поэтому я доверяю вам это, – произнес задумчиво уставший человек.

Образ его был весьма необычным. Обветренная кожа, совершенно нехарактерная для жителей города, серые, впалые глаза, развитые надбровные дуги, несколько скошенный большой лоб. Если бы добавить к этому еще тридцать килограмм мышц, получился бы вылитый Николай Валуев или иной какой боксер-супертяж.

– Ваша метафизика мудрости в этом плане весьма интересна. Хотя это и absurdum in adjecto, но я бы добавил, что именно вам следовало бы отказаться от идеи мудрости вообще… в конце концов, кому как не вам?

– Да я и не признаю никакую мудрость, – ответил тот. – Единственная разница между мудрыми и дремучими в том, что одни видят с чего все начиналось и куда все идет, а другие думают, что ничего не меняется. Обладание историческим мышлением. Мудрые знают, что тоже были молодыми и хулиганили напропалую, а недалекие думают, что и в двадцать лет были старыми и высоконравственными, и что молодежь – это дегенерация человечества. Глупый человек живет здесь и сейчас. Нынешняя жизнь кажется ему венцом мироздания. Позади – кромешная тьма, впереди – то же самое, что сегодня. Для глупого человека сегодняшняя власть вечна и ничем не заменима. Завтрашняя – будет такой же вечной и безальтернативной. Те, кто глуп, думают, что православие – великое учение, и истинная вера, а исламисты покушаются на этот порядок. Те же, кто помудрее, знают, что две тысячи лет назад христиане были сектой, гадили в храмах Юпитера и совершали теракты, неоднократно поджигали Рим. Но чтобы получить это видение, надо выйти за рамки. А зачем мне выходить за рамки? Я получил все то же самое, только другими путями… я живу, наблюдаю и вижу многое… надоело уже…

Человек в белом рассмеялся.

Затем он протянул своему собеседнику книгу, которую держал в руках. Видимо, это и была та самая книга Кенига. Уставший человек взял ее, осмотрел торец, обложку, пролистал страницы.

– Вы знаете, что фиолетовый цвет в Европе – это цвет смерти? – поинтересовался он.

– Серьезно?

– Да. Отсюда выражение «мне все фиолетово».

Охранник незаметно вышел через парадный вход. Вскоре послушался шум движка, скрип открывающихся ворот и шелест шин по мокрому асфальту. Федор глянул через прозрачную дверь. Пока они были на приеме у Новиковой, начался и закончился дождь.

– А вы, простите, знакомы с Натаном Григорьевичем? – послушалось сзади.

Федор повернулся и увидел, что взгляд человека в светлом свитере обращено к нему. Сначала он даже не понял кто именно из всех людей, почтивших своим визитом коридор, является «Натаном Григорьевичем». Потому многозначно пожал плечами.

– Нет, мы тут из-за языка, – вмешалась Елена.

– Языка?! – изумился тот. – Крайне интересно!! Крайне!

Уставший человек кивнул в знак прощания сперва своему визави, потом студентами, а затем направился к выходу, зажав подмышкой фиолетовую книгу.

– В нашем местном ДК проходили лекции о русском языке, которые проводил человек, который не представился. Мы хотели его найти, ходили сперва в КПЦ, а оттуда нас направили сюда, но мы и тут ничего особого не узнали, – выпалил Федор, хотя и понимал, что говорить о своих проблемах, тем более такого порядка, первому встречному не следовало бы.

– Ну что же, – после некоторой паузы ответил ему человек в светлом свитере. – Хоть что-то происходит на переломе эпох! Воистину ecce spectaculum dignum, ad quod respiciat intentus operi suo dues…

Федор снова пожал плечами, так как из латыни он знал только название химических элементов и немного расхожих фраз, которые иногда в шутку употреблял отец.

– Не переживайте, – резюмировал человек, – язык это такое удивительное архитектурное сооружение, что, сколько бы вы ни старались избежать неизбежного, никогда не сможете это сделать! Дважды два это всегда четыре. Это аксиома языка, если вместо цифр использовать буквы. Почти что алгебра, написанная в счетной системе, где тридцать три цифры, а не десять, как в арабском счете. Так и будущее можно предсказывать. Вы не пробовали? Мда. Такие дела!

– Спасибо вам, – вмешалась Елена.

– Да не за что… – настолько сухо, насколько это было возможно, ответил человек в свитере.

И это «настолько» сильно проконстрастировало с его прежней миролюбивой и спокойной интонацией, что показалось, будто тот в одну секунду утратил весь прежний интерес, перегорел, растратив последнюю энергию.

Не выясняя причин, Федор и Елена покинули префектуру и направились прогулочным шагом на юг. На часах отражалось около шести, и солнце еще продолжало печь. Хорошая погода, мало людей вокруг – самое то, чтобы потратить остаток дня для общения и души.

Вскоре они пересекли Трофимовскую эстакаду и Кожуховский пруд, и направились вдоль проспекта в сторону Царицыно, предусмотрительно перейдя на ту сторону, где располагался Нагатинский парк, а не унылая и грустная промзона вперемежку с полуразорившимися ныне автомагазинами и автосервисами.

– Что теперь делать, ума не приложу – наконец-то произнес Федор, лишь они вошли на территорию парка.

– Ты не переживай.

– Да я и не переживаю. Попробуем разобраться с бумагами. Может, там что есть? – он потряс папкой, которую ему дала Новикова. – Не хочешь потратить время с пользой?

Елена улыбнулась.

– Хочешь напрячь меня перебирать листочки?

– Скорее, просто заинтересовать…

Девушка взглянула сперва на неопределенного цвета пластик обложки, потом на его руки, а потом на забавную челку, свисавшую на лоб, которую Федор обычно зачесывал набок, но в этот раз забыл.

– У тебя есть парень? – неожиданно выпалил он.

Она молчала.

Глава Г. Неворобеистость

В день, когда все пошло насмарку, выдалось дождливым. Федор с самого утра ничего не делал: он сидел у окна прямо с той минуты, как проснулся, и смотрел на крупные уже по-настоящему осенние капли дождя, укутавшись в одеяло. Под окнами, выходящими на проспект, туда-сюда сновали частые машины, а дворник-гастарбайтер убирал улицу будничного дня от вчерашнего и сегодняшнего мусора, разбросанного по тротуару.

Часы показывали без трех минут одиннадцать, а в комнату так никто и не постучался – ни отец, ни брат. Впрочем, брата он не видел со вчерашнего обеда. Возможно, он ушел на свою «базу», где с другими футбольными болельщиками обсуждал вчерашний матч. Так он обычно оправдывал свое отсутствие. И наличие ссадин, синяков и ушибов, что появлялись на его теле под утро, обычно ни его, ни отца не волновало.

Федор взял в руки будильник, сделанный в форме бомбы, и переставил на нем время звонка на полдень. Каждый раз, когда срабатывал будильник, надо было быстро соединить провода с гнездами, а то раздавался громкий взрыв. Пока попадаешь штекерами в гнезда – уже и спать расхочется. Хитрое устройство.

Сегодня на кафедре много занятий: металлургия благородных металлов, теория пирометаллургических процессов, коррозия и защита металлов, основы производства углеграфитовых материалов и изделий, метрология, стандартизация и сертификация, методы количественного и фазового анализа на цветные и редкие металлы, современные проблемы металлургии и материаловедения. Завтра ничуть не лучше. И к ним готовиться надо уже сегодня, но и на это он тоже не находил никаких сил. Чего стоил один только предмет «Современные направления в развитии технологии производства цветных металлов». А ведь это его любимый предмет, именно из-за него он решил стать специалистом по производству серебра.

– Отчислят нахрен, и правы будут, – тихо подумал он вслух. Хотя до конца и не верил в такой исход.

Его собственное серебро – блестящие капли дождя, падали на подоконник и убаюкивающее шелестели при ударах по пластику стеклопакета.

Рядом с кроватью, на столе, лежала папка, которую он позавчера получил от чиновницы в префектуре. Он честно пытался разобраться в договорах, но ему не хватило знаний делопроизводства чтобы понять кто и что нарушил, выполняя государственный заказ. Возможно, тут помог бы специалист по бизнесу или юрист, но где такого найти? Среди друзей Федора числились одни металлурги, дизайнеры и всякого рода бездельники, которые ничего не понимали в продвижении товаров, но гордо называли себя «пиарщиками», хотя знаний их хватало только на то, чтобы ставить гиперссылки в блогах.

Он потянулся и взял синюю папку в руки, попробовал ее на вес и открыл на случайной странице. Этот договор он уже видел. Он назывался пафосно: «Комплекс мероприятий по углублению и развитию отечественного социально-культурного кода, упрочению духовных скреп и привитию национальной гражданской идентичности среди граждан страны». Если бы перед ним стояла задача перевести на нормальный русский язык эту фразу из расхожего чиновничьего волапюка, он вряд ли бы справился. То есть, ему было понятно, что речь идет об укреплении единства граждан страны, но обилие слов и устойчивые обороты в названии, которые он и так слышал ранее по телевизору, наводили на мысль, что одно только «единство» – недостаточный перевод для этого госконтракта, и что в нем содержится что-то еще, недоступное человеку со стороны.

На несколько минут дождь стих, и то, что его звуки маскировали от Федора, проявилось в виде отдельных фраз, мелодий и щелчков. Отец смотрел телевизор на кухне. В те редкие часы, когда он не пил, он смотрел новостные каналы или развлекательные передачи, а потом, снова вспоминая жену, уходил в очередной запой. Так он и жил последние недели – изредка приходя в сознание и заглушая это сознание передачами, шоу, новостями, не касающимися его лично, а также подозрительными напитками мутными по содержанию и янтарными по цвету.

Федор поднялся с кровати и, не одеваясь, в одеяле, накинутом не только поверх тела, но и поверх головы на манер капюшона, вышел из комнаты и направился на кухню. Отец сидел в черной майке и шортах на столовом диване, закинув одну ногу на спинку, а другую на ручку дивана, а в руках давил уже истлевшую сигарету, пепел с которой уже давно покрыл пол и тапки.

На столе стояла пустая бутылка из-под алкоголя, а рядом на тарелке с отколотым краешком лежал палегг. Так по-норвежски назывался сэндвич, который сделан из всего того, что было найдено в холодильнике. Еще одно новое слово, которое Федор добавил бы в русский язык, так как феномен такого сэндвича есть, а слова для него до сих пор не придумано.

По телевизору шло очередное шоу «Два на два», где люди из разных сфер обсуждали вопросы современности. Прежде всего, их интересовали новые веяния в культурной жизни страны, но иногда затрагивали и политические вопросы. Ни Федор, ни его отец такие шоу никогда не смотрели и не любили их как жанр. Но иногда бывало, краем уха послушают, что говорят люди. Чисто ради того, чтобы не отстать от жизни.

– Чего обсуждают, – спросил он отца скорее из дежурного любопытства.

Отец убавил громкость сразу на семь делений, практически выключив звук, и повернулся лицом к сыну.

– А, Ваня… Да тут такое дело. Они говорят о троллинге. Оказывается, есть такое дело – разводить других на злость и презрение безобидными замечаниями и вроде того.

Федора с братом не путала разве только мать и близкие друзья, которые знали их поодиночке, хотя ему самому казалось, что разница между ними очевидна каждому. Но Федор делать отцу замечание не стал. Просто пропустил мимо ушей.

– Знаю я что такое троллинг…

– Да, это из Интернета что-то… – Отец взял со стола бутерброд, надкусил его и положил обратно. – Вот. А сейчас, говорят, пошла мода названивать на разные передачи и докапываться до значений слов. Иногда десятками названивают и говорят что-то вроде «Что значит „наказать“ чиновника? Чиновнику можно только ЧТО-ТО „наказать“. „Наказывать кого-то“ – это вообще не по-русски. Заимствованное. Нет у нас такой словоформы». Говорят, уже какая-то субкультура сложилась – звонить и докапываться. Вот уже и первый прецедент – в прямом эфире сорвали передачу «Кто есть кто».

Федор понимающе кивнул.

– Ну да, слышал. Сам недавно с этим столкнулся.

– Ну вот. Это и обсуждают. Вон те справа это какой-то депутат и замминистра по культуре. Они считают, что надо ужесточать политику в отношении языка, убрать у слов лишние значения там, например, или заменить иностранные слова русскими аналогами. А слева такие, они умеренные. Это из национальной комиссии по русскому языку и еще один из КПЦ. Они считают, что язык живой, что он развивается, и что это нормальное, когда молодежь интересуется проблемами русского языка. Пусть даже и в такой форме. И, мол, достаточно просто лучше фильтровать звонящих на передачу, а не делать из этого политическую проблему.

– Фигня какая-то…

– Ну, там еще спорт показывают и какую-то сопливую мелодраму. Что еще смотреть? – оправдался отец.

Федор не стал даже поворачиваться лицом к телевизору. Он обошел стол, приблизился к холодильнику и, открыв металлическую дверцу, ознакомился с остатками былой роскоши. Несмотря на то, что времени прошло предостаточно, с поминок еще сохранились кое-какие ингредиенты.

Недолго думая, он соорудил из всего, что нашел, небольшой палегг.

Осмотрев внимательно то, что у него получилось, и решив, что сэндвич не уступает лучшим западным образцам, он направился обратно в комнату, где надеялся предаться удовольствию поедания в постели. Однако и этим его планам не дано было случиться. В дверь позвонили ровно в тот момент, когда он проходил мимо прихожей.

Решив, что вернулся Иван, Федор решил не одеваться и, не особо стесняясь, подошел к двери замотанным с ног до головы в одеяло. Когда он повернул ключ и отворил входную дверь, выяснилось, насколько он ошибся. На лестничной площадке стояло шесть человек – парней и девушек его возраста – одетых в одинаковые белые футболки с большим красным крестом на груди и небезобидной надписью «Продли себе будущее».

Он и раньше видел таких активистов. Они раздавали листовки у метро, призывая поучаствовать в судьбе страны. Все выглядело как призывы принять участие в социальных программах партии КПЦ, хотя на самом деле это была часть предвыборной кампании, которая официально еще не началась. Один из тех грязных способов накрутить популярность своего кандидата без формального нарушения предвыборного законодательства, о чем много говорили в той же передаче «Два на два» на прошлой неделе. И тут сомнений не оставалось: три здоровенных детины, один щуплый очкарик и две девицы блядского вида никто иные как «младоцентрята» – члены так называемой «Белой гвардии» Консервативной партии Центра. Ее молодежного крыла.

Продлевать себе такое будущее Федору совсем не хотелось. Поэтому он инстинктивно вжался глубже в одеяло и хотел было и дверь закрыть, но «младоцентрята» не позволили. Один из них рванул дверь на себя, а второй сделал шаг вперед так, что уже и дверь не закроешь, он помешает этому своим телом.

– Дракон уходит! – выпалил третий заученную речь. – Стране грозит хаос и разорение. НКО – иностранные агенты опутали своими сетями интеллигенцию, работников культуры, учебные заведения…

– Даже проникли на телеканалы, – вставила одна из девиц.

– … и чтобы предотвратить революцию и развал страны на семь независимых государств, каждый свободный человек должен сделать свой выбор!

Почему семь государств, а не шесть или восемь, Федор не знал и не хотел знать. Равно как и то, как спасать страну «от хаоса и разорения». Он потянулся к дверной ручке в последней наивной надежде, что активисты отступят и дадут ему закрыть дверь, но те не только не позволили, но и не дали ему дотянуться до ручки, заслонив собой открытую наружу дверь квартиры.

– … госдеп США проплатил оппозицию, по периметру наших соседей горят огнем цветные революции, – продолжал один из них. – Черноруссия в огне! Пидоры из оппозиции расшатывают наши духовные скрепы. Вражеский режим преследует борцов за свободу и евразийскую интеграцию, переодетые наймиты под видом полицейских расстреливают мирных демонстрантов. Вы такого будущего хотите для нашей страны? Для своего народа?

В тот миг Федор готов был поклясться, что почувствовал, что в случае неправильного ответа его бы убили прямо на месте.

– Да вы знаете, я приезжий… – попытался он отбрехаться.

Не получилось. Активист продолжал свою агитацию. И стало ясно, что вопросы это были риторические.

– Только одно может спасти наш народ от гибели и всепожирающего огня революции! Участие в молодежных трудовых бригадах волонтеров Игоря Петрова!

Телевизор называл Петрова преемником Дракона, но все больше телеголов ставило этот факт под сомнение. Он не шел ни в какое сравнение со своим предшественником и к тому же был замечен в некоторых коррупционных скандалах. Лично у Федора Петров не вызывал никакого уважения ни своей полной фигурой и отекшими глазами, ни своей невнятной речью, которая ни разу не походила на острословие и точные фразы действующего политического лидера. Впрочем, другие кандидаты были и того хуже. Иные из олигархов, другие настолько прочно присиделись в своих депутатских креслах, что надоели до омерзения.

– Волонтерство меня не интересует. Я учусь.

– Это не страшно! Можно бросить вуз и помочь бригадам Игоря Петрова отстоять независимость нашей страны после выборов. Нам угрожают со всех сторон. Только современная молодежь может защитить суверенитет нашей страны!

– Но я не собираюсь бросать вуз!

– Я не понял, вы что-то имеете против правительства? – вмешался второй здоровяк. – Ждешь, когда Дракон уйдет с президентского поста чтобы по-тихому шакалить у иностранных посольств и разворовывать нашу державу?!

Федор снова попытался дотянуться до ручки, чтобы закрыть дверь, но активисты подступили ближе к нему и встали плотным забором. В зазоры межу ними невозможно было ни просунуть руку, ни разглядеть где вообще находится ручка двери. Тем не менее, в квартиру они не проходили, столпились от косяка до косяка крепкой и плотной стенкой. Разве что за руки не сцепились.