Текст книги "Город, которым мы стали"

Когда смех стихает, Женщина в Белом с сожалением вытирает один глаз.

– Ну надо же. Как прекрасно. Должна признать, когда все заканчивается, я скучаю по этой вселенной. Она отвратительна, но и свои маленькие радости в ней есть.

Айлин все еще улыбается, упиваясь эндорфинами.

– Вы хоть когда-нибудь говорите что-нибудь, ну, нормальное?

– Никогда, если можно этого избежать. – Легко вздыхая, Женщина протягивает Айлин руку. – Но я хочу тебе помочь. Пожалуйста, скажи, что позволишь мне помочь тебе.

Айлин машинально принимает руку помощи. Но хмурится.

– А, хм, с чем вы хотите мне помочь?

– Справиться со всем этим процессом. Я уже сотни раз видела, как тебе подобные проходят через него, и это всегда… непросто. Ты мне нравишься, Айлин, маленький островок, и если тот первый, главный аватар наконец очнется, с тобой произойдут ужасные вещи. Он – чудовище. Я хочу спасти тебя от него.

После приступа смеха Айлин чувствует себя легче, мыслит яснее, и она понимает, что Женщина – сумасшедшая. Она всегда считала, что сумасшедшие в основном водятся в городе – бездомные наркоманы и насильники с растрепанными дредами и (как ей кажется) язвами от вшей и венерических болячек. Женщина хорошо одета и умыта, но в ее глазах виден нездоровый блеск, а ее светлый, жизнерадостный голос звучит фальшиво. Настолько жизнерадостных людей не бывает. Она явно Не Отсюда. Может быть, она тоже иммигрантка… легальная, конечно. Может быть, она из Канады и сошла там с ума от холода и общедоступного здравоохранения.

Однако Айлин нравится эта сумасшедшая. Кроме того, Женщина сказала, что хочет помочь ей, и она откуда-то знает о странных голосах в голове Айлин и о еще более странной тяге, приведшей ее к парому. Поэтому Айлин испытывает к ней больше сочувствия, чем обычно.

Так что она протягивает Женщине руку в ответ.

– Ладно. Меня зовут Айл… – Тут она замолкает, вспомнив, что Женщина уже знает, как ее зовут. Но откуда?..

– Статен-Айлин, – заканчивает Женщина и хихикает, как будто бы она – не тысяча первый человек, произносящий эту шутку. Айлин в очередной и не в последний раз жалеет о том, что ее родители выбрали американский вариант имени, а не его более мягкое ирландское произношение. Женщина хватает Айлин за руку и рьяно ее трясет. – Да. Рада знакомству – так ведь принято говорить, верно? Мы обе – сложные сущности, для которых имеют значение границы пространства, времени и плоти! Будем с тобой лучшими подружками.

– Эм-м. Ладно.

Женщина снова встряхивает руку Айлин, а затем практически отбрасывает ее.

– Теперь. Поскольку ты у нас натура, по всей видимости, сердобольная, давай начнем с того, что временно спасем этот локальный узел вашей общей реальности от уничтожения и полного стирания с грани бытия, да?

– Ну, мне вообще-то пора домой… Подожди, что? – Ей понадобилась секунда, чтобы осознать слово «уничтожение».

– Ты слышала о Происшествии на Мосту? – Как и «Женщина в Белом», в сознании Айлин эти слова уже стали произноситься с заглавной буквы.

– Конечно, но…

Женщина снова поворачивается к силуэту Манхэттена, дугой прочерченному над крышей паромного терминала. Мост, о котором они говорят, отсюда не видно, но последствия происшествия были заметны весь день по всей агломерации. Пока они стоят, над ними проносятся три военных самолета, которые затем поворачивают, чтобы облететь Ист-Ривер. Женщина чуть подпрыгивает на месте.

– Знаешь, из-за чего упал мост? – говорит она Айлин. – Из-за меня! Я его обрушила. Совершенно случайно, конечно же. Целилась я в того мелкого мерзавца, в вашего главного. – Ее улыбка исчезает так же быстро, как и появилась. – Города всегда сопротивляются, когда я прихожу за ними, но обычно все проходит честно. Сила против силы, как и должно быть… но он начал швыряться в меня идеями. Я и подумать не могла, что ваш вид уже настолько развился, что может использовать в бою заряженные абстрактные макроконструкции. Кому в голову могло прийти, что микробы станут бросаться атомными бомбами? Тогда я и поняла, что время действовать скрытно прошло.

Айлин, позабыв легкую тревогу, смотрит на женщину с потрясением и ужасом. «Террористка!» – кричит ее сознание… и тут же отвергает это. Террористы – это бородатые арабы, бормочущие что-то на гортанных языках и жаждущие насиловать девственниц. А эта женщина просто сумасшедшая. Так что она не могла разрушить мост… однако безумные люди все же могут быть опасными. Айлин решает подыграть ей, пока не окажется в безопасности.

– Вот как. Хм. Н-ну… ладно.

Голова Женщины в Белом снова поворачивается к ней.

– Я спала, – поясняет она. – Точнее, спала бо́льшая часть меня. Прежде, чтобы действовать в этом мире, мне требовалась лишь малая частица самой себя. Но обстоятельства сложились так, что я наконец смогла по-настоящему здесь закрепиться. – Она приобнимает Айлин за плечи, и та не успевает придумать, как бы ей вежливо отстраниться. – Видишь ли, не считая главного, вас пятеро. Пятеро потенциальных союзников. Пять слабостей, которыми я могу воспользоваться.

То, что говорит Женщина, почти обретает смысл. Айлин почти понимает… но в конце концов с досадой мотает головой.

– Что еще за «главный»?

– Главный аватар. Помоги мне найти его, и тогда ты станешь свободна.

– Свободна? Но я не…

Женщина уже идет и тащит Айлин за собой. Они направляются к автобусу, который искала Айлин, и девушка так потрясена этим, что не может заставить себя стряхнуть руку Женщины.

– Не свободна? Конечно же. Пока что ты – часть него. Хотя нет, не так; вы все – части друг друга. Наверное? Лучше я объяснить все равно не смогу. У вашей колонии автотроф, у этого сообщества бактерий, есть нукле… Хм-м, нет, постой-ка, у всех тебе подобных есть душа, так что аналогия неудачная. – Она нетерпеливо вздыхает. – Короче: вы шестеро важнее всех прочих. Это означает, что, найдя одного, я смогу найти остальных. – Она скалится, обнажив зубы. – И его в особенности.

Они подошли к автобусу и остановились у его открытых дверей. Судя по часам на телефоне Айлин, до отбытия еще три минуты. Впрочем, Айлин начинает беспокоиться, что Женщина в Белом захочет поехать с ней или даже навяжется к ней в гости. Она пытается придумать какое-нибудь оправдание, чтобы объяснить Женщине, почему ей туда нельзя.

– А теперь езжай домой, – говорит Женщина, к огромному облегчению Айлин. – Мне нужно позаботиться и о других делах. А пока мы не встретились вновь, подумай-ка вот о чем. – Женщина наклоняется ближе, и Айлин едва сдерживается, чтобы не отшатнуться. Она заговорщически шепчет: – Почему остальные оставили тебя без защиты?

Вопрос больше похож на пощечину. Айлин сначала чувствует себя задетой, затем цепенеет.

– Ч-что?

– А то: я уже успела найти почти всех вас. – Женщина распрямляет пальцы руки и смотри на свои ногти. Они длинные и изогнутые. – Бронкс полон сердитых, подозрительных людей, вечно ждущих, что им ударят в спину; она хитра, и мне придется подумать, как к ней подобраться. Манхэттен подкатил ко мне на крыше такси и представился. Дерзкий мальчик, хотя это и неудивительно. Бруклин, самоуверенная и нахальная, пришла к нему на выручку, когда я пыталась представиться ему. И этот проклятый Сан-Паулу все еще здесь, прячется, грубиян! Он наверняка сторожит главного, чтобы я не нашла его.

Пока Айлин пытается все осмыслить («…вас пятеро…»), Женщина вонзает занозу поглубже.

– Однако никто не пришел выручать или стеречь тебя. Манхэттен и Бруклин обрели друг в друге могущественных союзников и вместе пытаются найти Бронкс и Куинс… но они и не подумали о тебе. Ни. Разу.

Айлин не отрываясь смотрит на нее и наконец понимает. Их пятеро, и есть еще некий шестой, который главный. Она – Статен-Айленд, а они – другие боро и сам Нью-Йорк. Неужели они, эти незнакомцы, такие же, как она? Неужели они чувствуют, в чем нуждаются тысячи людей, и слышат в своих головах голоса миллионов? Она хочет встретиться с ними. Задать им вопросы, например: «Как заставить мой боро заткнуться?» и «Он правда мой друг или я просто настолько одинока?».

Но она их не нашла, потому что струсила и не села на паром. Впрочем, даже доберись она до Манхэттена, где бы она стала их искать? Раз Манхэттен и Бруклин уже нашли друг друга, значит, должен быть какой-то способ. Какой-нибудь городской эхолот или что-то, что сработало бы, попытайся она добраться до них. Но она не приложила никаких усилий, и потому ее эхолот безмолвствовал.

Но тогда почему они не могут прийти к ней?

«Сюда неудобно добираться, – напоминает она себе. – Тем, кто живет в городе, всегда неудобно добираться до Статен-Айленда».

Да, но ведь это важно, разве нет? Проклятье, они же знают, что в городе пять боро. И если они решили не искать ее…

«Да кто тебе поверит? – кричит в ее памяти голос отца. – Кто тебе поможет? Всем насрать. Ты нахрен никому не нужна».

Эти слова никогда не были адресованы ей, но Айлин все равно впитала их, и теперь они проникли глубоко в ее нутро, обволокли кости, как токсичное, отравляющее вещество, как свинец. Она не может избавиться от убеждения, что «никому не нужна», как не может избавиться от страха перед городом.

– Конечно, я не думаю, что они нарочно забыли о тебе, – говорит Женщина. – Рано или поздно они вспомнят и тогда придут… но они же терпеть не могут паром. Такой медлительный и неудобный. Есть еще мост Верразано, но ездить по нему так дорого. Что за боро делает себя таким недоступным? Разве тот еврей, который пел джаз со всякими черными, не называл Нью-Йорк «гостеприимным местом»? Ах да, он же говорил не про эту часть города. Он упомянул даже Йонкерс, но в песне нет ни слова про этот боро. Статен-Айленд всегда сбоку припека.

Айлин стоит, слышит слова, ненавидит их и понимает, что это – правда. Она никому не нужна. Ее остров никому не нужен. Остальные забыли о ней в то время, когда так нужны ей, когда рушатся мосты и все ужасно, и теперь она должна найти свой путь в одиночку, обезопасить себя.

– О, что это у нас с лицом? – Женщина в Белом отстраняется и по-сестрински берет Айлин за плечи. – Чего это мы взгрустнули? Не переживай. Пусть они тебя бросили, но я же здесь! Посмотри сюда. – Она снова с веселым видом разворачивает Айлин в нужную сторону, а затем, протягивая руку у нее над плечом, указывает на дверь терминала, из которой Айлин в панике выбежала менее двадцати минут назад.

– Что я должна уви… – И тогда Айлин видит его. На пороге из трещины в металле выглядывает нечто крайне странное. Оно похоже на ветвь папоротника или на очень длинный лепесток экзотического растения. Оно настолько белое, что кажется прозрачным, неземным в своей красоте. Айлин восхищенно затаивает дыхание. – Что это?

Женщина в Белом смеется.

– Можешь считать это камерой, – говорит она. – Если хочешь. Или микрофоном. Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь и ты увидишь рядом нечто похожее, просто поговори с ним. «Увидели – сообщите»[9]9
  «See something – say something» – девиз кампании Министерства национальной безопасности США по противодействию терроризму и связанным с ним преступлениям. (Прим. перев.)


[Закрыть], верно? Я услышу и сразу прибегу.

Снова безумные речи. Конечно же, Женщина не может видеть и слышать что-либо через растение. Айлин нужно возвращаться домой, чтобы помочь матери приготовить ужин, так что она очень осторожно отводит руку Женщины со своего плеча.

– Хорошо, – говорит она. И все же Женщина ей нравится. Айлин рада, что завела новую подругу, пусть даже эта подруга – чокнутая. Впрочем, ей стоит хотя бы узнать имя этой подруги. – Пока я не ушла, скажи, как мне тебя называть?

Женщина склоняет голову набок и морщится.

– Мое имя тебе не понравится, – говорит она. – Оно чужое. Его очень трудно произнести. Я уже называла его нескольким тебе подобным, и они его просто коверкали.

«Она точно из Канады», – убеждается Айлин.

– Позволь, я все же попробую.

– Ну ладно. Только мне придется прошептать его тебе на ухо. Придет время, и я смогу прокричать его громко, оно разнесется по всему небосводу, и все будут знать его… но пока что в этом мире я – всего лишь шепот. Ты готова?

Водитель автобуса уже идет к ним, потягиваясь и почесываясь. Айлин нужно поскорее закончить разговор.

– Да, конечно.

Женщина наклоняется близко-близко и шепчет в ухо Айлин слово, которое гремит в ее черепе, как удар гигантского колокола, пробирая ее до самых костей. Айлин спотыкается и падает на колени. Мир смазывается. Ее кожу начинает щипать, она чешется и становится горячей, словно ветер, подхвативший то слово, обжег ее.

Затем рядом с ней на корточки присаживается кто-то еще.

– Мэм? – Это водитель. Айлин моргает и оглядывается. Она перед автобусом, который должен отвезти ее домой. Как она здесь оказалась? Кажется, рядом с ней только что кто-то был?..

Водитель спрашивает:

– Мэм, мне позвонить в девять один один?

– Нет… – Айлин мотает головой, пытаясь дать понять, что она в порядке. Но разве это так? Головокружение проходит, но она снова чувствует себя плохо. Придя немного в себя, Айлин опускает взгляд на руки. Она одета в легкий сарафан, так что руки открыты, и Айлин, проморгавшись, видит, что они покрыты едва заметной припухшей сыпью. Крапивница. У нее крапивница.

Водитель тоже это видит. Он хмурится и чуть отстраняется.

– Мэм, если вы больны, то вам не стоит садиться на общественный транспорт.

– А-аллергия, – бормочет Айлин, разглядывая свои руки. У нее аллергия на кедровые орехи и базилик, но она и представить себе не может, где могла случайно съесть какой-нибудь песто. – Просто аллергия. Я… Хм… Это скоро пройдет.

Водитель, похоже, не очень-то ей верит, однако он помогает ей встать и, когда видит, что Айлин может идти сама, пожимает плечами и жестом приглашает сесть в автобус.

Проходит десять минут поездки. Айлин разглядывает дома и людей, которых они проезжают, думает ни о чем и размышляет, не стоит ли ей носить с собой «ЭпиПен»[10]10
  ЭпиПен (EpiPen) – шприц-тюбик с раствором для экстренных внутримышечных инъекций для экстренной помощи при возникновении внезапных опасных для жизни аллергических реакций (анафилактического шока) на укусы насекомых, продукты питания, лекарства или физическую нагрузку. (Прим. ред.)


[Закрыть], как вдруг вспоминает про Женщину в Белом. Вздрогнув, она оглядывается, но видит рядом лишь других пассажиров. Некоторые в ответ тоже одаривают ее скучающими взглядами. Женщина исчезла так же незаметно, как и появилась.

И все же. Взгляд Айлин падает на загорающееся табло «Остановка» и задерживается на нем… потому что прямо над головой водителя болтается такой же красивый белый росток, на который указала Женщина в Белом.

«Не переживай. Я здесь».

Как же звали Женщину? Ее имя начиналось на Р, но дальше Айлин не может вспомнить. Все остальное слилось в неразборчивую какофонию чужеродных звуков.

«Роузи», – думает Айлин. Она решает, что будет звать Женщину Роузи. Имя ей даже подходит; Айлин улыбается, воображая Женщину на старомодном плакате, демонстрирующую обнаженный бицепс. И подпись: «Ты нужен мне». Хотя нет, подождите. Айлин путается в старых плакатах. Ей никак не вспомнить, что было написано над Клепальщицей Роузи.

Что ж, неважно. Почувствовав себя несравнимо лучше, Айлин подавляет желание почесать сыпь, устраивается поудобнее и едет дальше домой.

Интерлюдия

Впарке Инвуд-Хилл происходит что-то очень плохое.

Паулу всегда с трудом ориентируется в других городах. Будучи ребенком – обыкновенным ловким острозубым крысенышем из фавел, задолго до того, как он стал двенадцатью миллионами человек, – он с поразительной точностью определял направление. Ему было достаточно посмотреть на солнце, чтобы сказать, где восток или юг. Это получалось у него даже в незнакомых местах, но та способность пропала, когда он стал городом. Теперь он – Сан-Паулу, и его ноги должны ходить по другим улицам. Его кожа жаждет других дуновений ветра и других лучей света, падающих под другими углами. Север и юг, конечно, везде находятся в одной стороне, но на его родине сейчас зима; и пусть в Сан-Паулу никогда не бывает холодно, сейчас там точно прохладнее и суше, чем в этом душном, обжигающем своей летней жарой, нелепом городе. Здесь ему кажется, что он ходит задом наперед и вверх тормашками. Дом не там, где твое сердце, а там, где ветер дует правильно.

Ах, но у него нет времени на подобные размышления.

Сетка улиц Манхэттена и приятный голос из карт «Гугл», говорящий на бразильском португальском, вполне заменяют ему утраченное чувство направления, и вскоре Паулу доходит до того места, которое воспринимается его органами чувств как чужеродное, мешающее. Враждебное. Это ощущение лишь усилилось за часы, прошедшие с рождения Нью-Йорка, а не ослабло, как должно было. Кроме того, оно меняется так, как не менялось никогда прежде на его памяти. Возникает повсюду, притягивает его внимание, как линии магнитного поля. Сливается в полюса. Появление одного из них на магистрали ФДР было ожидаемо, ведь Сан-Паулу знает, что произошло прямо перед рождением Нью-Йорка. Он собирается посетить то место и осмотреться, вдруг там найдутся какие-то зацепки. В Инвуде же возникло нечто новое.

Он не спеша прогуливается по парку, наслаждаясь прохладным воздухом и свежим запахом травы и деревьев, однако остается настороже. Поначалу он не видит ничего, чем можно было бы объяснить смутное, не дающее ему покоя чувство неправильности, которое тянет его в определенную сторону. День сегодня рабочий, так что в парке почти пусто. Птицы издают красивые трели, какими бы чуждыми они ни казались его уху. Комары замучили Паулу, и он постоянно от них отмахивается. Что ж, хотя бы в этом Нью-Йорк похож на него.

Затем он огибает одну особенно густую рощицу и останавливается.

У подножия узкой пешеходной дорожки находится небольшая заасфальтированная прогалина, за которой раскинулся широкий травянистый луг. За лугом – лиман, обозначенный на его карте как Спайтен-Дуйвил. Посреди прогалины стоит то, что Паулу ожидал увидеть: простой памятник, отмечающий место, где европейцы купили прекрасный, покрытый лесом остров, чтобы превратить его в помпезный торговый центр с вонючими парковками. (Паулу понимает, что придирается. Но он не собирается менять свое мнение до тех пор, пока не выберется из Нью-Йорка.) Памятник выглядит как простой камень с табличкой. Однако, учитывая историю этого места, он наверняка представляет собой место силы для всякого, кто слышит голос города.

В первую же секунду Паулу понимает, что здесь произошла битва. К витающим в воздухе ароматам зелени теперь примешивается и соленый, хорошо знакомый ему морской запашок. По земле разбросаны купюры – и Паулу, кое-что знающий о природе Манхэттена, тут же понимает: кто-то воспользовался деньгами и их обобщенным образом, направив с их помощью силу города. Куда направив? Против Врага. Паулу не знает, какой облик он принял, но другого объяснения просто не может быть. И тот, кто сражался здесь с Врагом, одержал победу или, по крайней мере, ушел невредимым.

Однако – это Паулу понимает уже во вторую очередь, хотя его глаза сразу же заметили эту деталь, – Враг тоже оставил здесь свой след.

На прогалине очень людно. Около двадцати человек толпятся у памятника и что-то говорят. Когда ветер начинает дуть в его сторону, Паулу слышит обрывки их болтовни. («…поверить не могу, как мало здесь просят за аренду. Намного меньше, чем в Бруклине…» «…настоящая доминиканская еда…» «…я просто не понимаю, зачем они врубают музыку на полную катушку!..») У нескольких человек с собой еда или напитки: одна женщина держит дорогую на вид вафельную трубочку с по меньшей мере тремя шариками мороженого; у мужчины из заднего кармана торчит бутылочка «Сойлента»; кто-то третий вообще потягивает розовое вино из пластикового бокала. Почти все они белые и хорошо одетые, хотя тут и там попадаются смуглые и неопрятные.

Паулу замечает, что все эти люди говорят не друг с другом. Вместо этого они произносят слова в пустоту или в погасшие телефоны со включенной громкой связью. Один мужчина вообще разговаривает со своей собакой, которую держит под мышкой, а та лижет ему лицо, скулит и ерзает. Никто не смотрит на своих соседей. Мороженое в руке женщины почти растаяло, трехцветная молочная масса течет по ее руке, капает на одежду, но она, похоже, не замечает этого. К ее ногам, где талое мороженое собралось в лужицы, уже начали слетаться голуби.

А еще Паулу замечает – заметил это в первую очередь, – что все они одеты в белое.

Конечно, прежде Паулу уже видел нечто подобное, однако он уверен, что набрел не на случайную вечеринку белых людей. Хмурясь, он поднимает свой телефон и делает снимок. Телефон издает негромкий щелчок, как у затвора фотоаппарата, ведь Паулу не позаботился о том, чтобы отключить звук в настройках. Услышав шум, все стоящие вокруг камня люди замолкают и поворачиваются к нему.

Паулу напрягается. Тем не менее он как можно более непринужденно убирает телефон в карман штанов и достает сигарету из кармана куртки. Дважды стряхивает ее и лишь затем берет в рот. Старая привычка. Затем, под взглядами двадцати пар немигающих глаз, Паулу достает зажигалку и делает хорошую, глубокую затяжку. Небрежно скрещивает руки на груди, удерживая сигарету двумя пальцами. Дает дыму медленно, струйками вылететь из его ноздрей. Тот маленькими облачками клубится у его лица.

Их глаза теряют фокус. Некоторые хмурятся и смотрят из стороны в сторону, словно что-то потеряли и не могут вспомнить, что именно. Когда Паулу начинает пятиться, уходит за поворот тропинки и скрывается из виду, они не идут за ним. Через несколько секунд он слышит, как их машинальная, бездумная болтовня возобновляется.

Паулу быстро уходит. Парк большой, и идти приходится долго, но Паулу не сбавляет шаг до тех пор, пока не отходит от Инвуд-Хилла на целый квартал. Тогда и только тогда он смотрит на фотографию.

На ней – сцена, которую он только что видел. Жуткая сама по себе, она становится лишь страшнее оттого, что лицо каждого человека искажено, словно запечатлено не на цифровой фотографии, а на старой полароидной пленке, которую покоробило от жара. А за головами или над плечами людей Паулу видит еще одно искажение. Малозаметное, похожее на завихрение воздуха, оно присутствует рядом почти с каждым человеком. Камера поймала нечто незримое для его глаз. Пока что.

Он заходит в крошечный, плохо освещенный ресторанчик, персонал которого явно составляют члены одной семьи. Там он садится за столик и заказывает что-то не глядя. Паулу не голоден, но его силы иссякают, а он чувствует, что они еще пригодятся ему для защиты. Ведь это не его город. Здесь он уязвим куда больше привычного.

Пока Паулу поедает самую лучшую свиную лопатку из всех, что ел в жизни, он отправляет фотографию на зарубежный номер. И прибавляет: «Боро. Их пятеро. И мне понадобится твоя помощь».