Текст книги "Большая игра"

Инге Гомаро

Как описать, что я почувствовала, когда первый раз слилась с Аладой? Это, конечно, немножко похоже на то, как подключаются к нейроуправлению Чёрные, но в то же время – совсем не то. Ну-у. Это как игра на обычном мониторе для мелких детишек – или полноценное подключение к Дип-Си. В общем, мне кажется, что я даже завопила от восторга.

Это было. Я стала кораблём. Я чувствовала энергокуб – и как своё могучие сердце, и как сосредоточие невероятной силы, которое держала в ладонях. Чувствовала радиацию и космическое излучение на своей коже… нет, на броне. Любовалась невероятными цветами, которые клубились, текли, переливались, превращались друг в друга, через весь спектр, от ультрафиолета до густого инфракрасного. Такую красоту до этого я видела только в зоне Шнайдера, у самой Туманности. Но главное – звуки. Такого я не ожидала, а это была музыка, невероятно сложная, дикая и гармоничная одновременно. Пели магнитные и конструкционные поля корабля, и у каждой видимой звезды был свой голос, и тихо шептало что-то реликтовое излучение, и мы неслись через это прекрасное нечто, пропитанное музыкой и светом, и.

– Капитан, что это?

– Что именно, Алада?

– Ваши фоновые волны. Они настолько сильны, что мне пришлось включать фильтры. Это опасно?

Если бы не наши разговоры с Томом, я бы, наверное, не поняла, о чём она.

– Это эмоции. Радость, восторг. Мне очень нравится то, что я сейчас испытываю. Я получаю от этого удовольствие. Очень сильное удовольствие.

– Эмоции. Субъективно окрашенные оценочные суждения. Но они влияют на ваше физическое состояние, Капитан. Это может быть опасно.

Интересно, почему вдруг я почувствовала себя матушкой Бонитой?

– Эмоции опасны, если их не контролировать. Если позволить им управлять своими поступками. Вот скажи, есть вещи, которые тебе нравятся? Доставляют удовольствие?

Похоже, Алада задумалась.

– Да. Я поняла. Когда удаётся найти рациональное решение сложной задачи. Когда Том Том и Командир отлаживают системы, особенно когда это делает Том Том. Сейчас, когда мы с вами беседуем, Капитан, я тоже получаю удовольствие, хотя и не могу понять, почему.

Так-так, вот это но-омер! Значит, она испытывает удовольствие, когда мы общаемся, и это её удивляет. А когда Том Том в настройки лезет, это приятно, здорово, и, главное, совсем неудивительно? Интересно…

– Капитан, я опять чувствую эти фоновые волны. Но теперь они другие. Это тоже эмоция?

– Да. Только другая. Смотри, ты уже понимаешь, что такое удовольствие. Но это только один вид эмоций. Их много, очень много, они разные, они могут сочетаться друг с другом в самых разных вариантах, и.

– Капитан, разрешите вопрос? Сколько эмоций существует? Если вы назовёте конкретное число, я смогу определить количество возможных комбинаций и идентифицировать их, чтобы мы могли лучше понимать друг друга.

– Эмоций бесконечное множество, и ты правильно сказала – они субъективны. Они текучи, как вода, и изменяются под действием самых разных факторов. Ты не сможешь их просчитать, как бы ни старалась.

– То есть это – алгоритмизированное явление?

– Ни разу.

– Я опять чувствую изменение ваших фоновых волн.

– Это ты восприняла смех.

– Смех. Реакция на что-то весёлое. Но смех может быть и обидным. Что такое обида, Капитан?

Кажется, это могло затянуться на века. К счастью, весь обмен репликами в реальности занял доли секунды: наше с Аладой быстродействие оказалось круче любой нейросети. Так что я успела объяснить, что такое смех и что такое обида, почему они бывают разными и как можно обидеться на ерунду – а заодно, какое значение в данном случае вкладывается в понятие «ерунда». Боюсь, говорила бы я только словами, у меня ничего бы не вышло, объяснять – это не ко мне. Но мы сейчас данными на очень высоком уровне обменивались, так что, надеюсь, Алада всё поняла правильно.

Кстати, интересно, она начала вести базу данных, присваивая каждой частоте и длине – или чем она там эти «фоновые волны» измеряет? – соответствующий кодовый номер и приписывая ту или иную эмоцию? Не удивлюсь, если да.

ИИ, которые учатся чувствовать. Что один, что вторая. Ох, лоа, что из этого получится? Тут, наверное, даже папа Легба не ответит. Хотя, мне кажется, что ещё немного, и надо будет обращаться к Эрзули. Эмоции – это по её части.

Но когда мы вошли в систему, мне – нам – стало не до болтовни. Вот тут пришлось объединять все наши мощности, и вычислительные, и интуицию, и. В общем, всё. Хотя по большей части мы по наитию действовали. То есть сначала я-Инге принимала решение, а потом я-Алада его просчитывала и превращала в конкретные команды, которые уходили на двигатели. Наверное, так можно танцевать на волнах. Мне на Марсе книжка одна древняя попалась, я её прочитать попробовала, но ничегошеньки не поняла. А вот название запомнилось: «Бегущая по волнам». Нет, всё-таки это больше похоже на Великий Транс. Когда на полу укреплены ножи лезвиями вверх, и ты танцуешь с повязкой на глазах. Я всего один раз – в самый первый – порезала ногу.

Карантинный флот держал условный периметр системы, и когда мы оказались внутри орбиты Юпитера, все расслабились. Тим даже пытался уговорить меня отключиться от Алады, но это была плохая идея. Я ведь знала – вернее, чувствовала, что слияние меня вымотало, контакт разорву – и усну, может быть, прямо на месте. А нам ещё садиться.

Знаете, что самое сложное для контрабандиста? Не обойти таможню или ПКП. Против таможни есть хитренькие приёмчики, а космос большой, всегда найдётся, где проскочить. Ну, почти всегда. Сложнее всего – сесть на планету или взлететь с неё, не наследив.

Часто обычному пилоту приходится без стартового стола или шахты взлетать-садиться? Вот именно, пару раз в жизни – уже много! А для нас… для контрабандистов, в смысле, посадка в пустыне или в каких-нибудь холмах – дело обычное. И остаётся при этом огромная выжженная радиоактивная проплешина, которую любой спутник слежения засечёт на «раз-два». Но есть один способ эту проблему решить. Правда, когда я изложила идею экипажу, они так на меня уставились, словно у меня… ну, не знаю, клыки вампирские выросли, как у Влада. А Тим наклонил голову, с этаким демонстративным сомнением, и спрашивает:

– Э-э, дорогая, а ты уверена, что так вообще можно?

– Я это уже раз сто проделывала. И не говори, что предохранителей мало! Я сама накладные подписывала, а ты у нас запасливый, так что должно хватить.

И тут Марта словно проснулась:

– Погодите. Что значит – «посадка на полях»?..

Тим Найденов

Как мы садились, отдельная история. Знаете, что такое посадка на полях? Нет? Ну, оно и хорошо, наверное. Тут нет места программам, всё происходит в реальном времени, решения принимаешь моментально, а цена ошибки. Нет, не смерть, конечно, но. В общем, если даже у Адмирала есть свой человек на Флигране, то у МУКБОПа тут уж точно осведомители имеются. Рано или поздно новость об упавшем с неба космическом корабле до террян дойдёт, и тогда привет. Улететь отсюда мы уже не сможем.

Это было как… игра на клавитроне в четыре руки и ноги. Музыка великолепная, только вот оба музыканта через десять минут потом обливаются. Вот и мы с Инге как те клавитронщики… Не знаю, как у неё, а у меня уже через четверть часа голова гудела, как учебный «дракон» при попадании болванки в корпус. По сути, мы превратили Аладу в подобие флаера. Инге использовала аэродинамику корабля, а я подставлял поле, придавая ему некую… плавучесть, что ли. А теперь представьте флаер с массой покоя за двадцать тысяч тонн. И с какой частотой у нас при этом горели предохранители.

Сейчас нас страховали Том и Ник, а Инге, по её словам, проделывала это вдвоём с отчимом и без всякого резерва. Вообще не представляю, как такое возможно. Тут ведь как? Сгорел предохранитель – меняется весь блок. А нам так нельзя. Это в космосе два попадания примерно в одну точку с перерывом в пару секунд невозможны. Если только «спарку» специально настраивать, но тогда и не о секундах речь. А так – пилот крутанётся, корабли разойдутся, а там уже или предохранители заменят, или канонир конфигурацию полей перестроит. Дальше транспортёр блок со сгоревшим предохранителем сбрасывает, ставит новую пятёрку, а те сортирует. Сгоревший на списание, целые в конец очереди – остывать, шлифоваться и всё такое. В общем, не суть, главное, сейчас для нас непозволительной роскошью было предохранители блоками сбрасывать. Так что Том с Ником управляли транспортёром практически вручную. Даже представить не возьмусь, как они прыгали между двумя линиями, правого и левого борта, переставляя и меняя именно предохранители, а не целые блоки.

Потом Инге призналась, что мы едва не навернулись: марсианская броня здорово утяжелила Аладу, и в первые секунды наш капитан чуть не потеряла контроль над кораблём. Не знаю, не почувствовал. Но главное – мы сели. Причём не просто в нужной точке, а так, что ни одна собака не тявкнула. Это я образно, конечно, садились мы далеко от жилья, удачно вписались в этакую полянку-прогалину на болоте. Инге с Ником долго по поводу места посадки совещались. С одной стороны, посади мы корабль где-нибудь на открытой местности, и нас с шансами обнаружат. Конечно, маскировочные поля у Алады есть, но они мало помогут, если кто-то лбом на посадочную опору налетит. Сесть в глухом лесу – отметить место посадки, поломав деревья. Полян нужного размера с нормальной почвой мы не нашли, а вот мерзкое глухое болото, заросшее и без того местами поломанными и какими-то облезлыми сосенками и чахлыми берёзками – самое то. Но тут другая опасность есть: потонуть. Нет, конечно, «Алада» не утонет в прямом смысле слова, но увязнуть опорами – запросто. Наши капитаны решили, что если опустить «Аладу» не на опоры, а на «пузо», то давление на поверхность распределится более-менее равномерно, и корабль если и опустится в вязкий грунт, то не сильно. Да и в случае чего теми же полями себя можно будет «выдернуть». Как-то мне это сомнительной идеей показалось, но тут я не специалист, капитанам нашим виднее.

Удивительно, но Инге даже не сразу после посадки вырубилась. Она провела штатную процедуру, отключилась от корабля, сказала Нику: «Первый помощник, принимай командование», и очень неуверенной походкой, на ходу расстёгивая скаф, пошла с мостика. В душ, как и хотела. А вот оттуда мне её пришлось нести, потому что она прямо там, в душевой капсуле, и уснула. Благо не могла она возмущаться, что я опять её на виду у всего экипажа как маленькую на руках таскаю. А что, Инге лёгкая, да и правильно это. Свою женщину надо на руках носить, пусть она сто раз капитан, Чёрный дракон и «супер» в придачу.

А потом, когда стали подключаться к местным сетям и снимать инфу, я понял, в каком дерьме мы оказались.

Николас Асеро де Андуладе (Николай Сандырь)

Да, это был самый настоящий терраклон. Тут даже география совпадала почти на сто процентов. Ладно, география, языки, названия и большинство реалий… Хуже было другое: Николай слишком хорошо помнил то, что здесь сейчас происходило. Хотя – нет. Тут история пошла по самому неприглядному варианту. Настолько неприглядному, что в первый момент возникла мысль: поднять Аладу и лететь наводить порядок. Сил у них хватило бы. А ведь Николай привык считать, что практически лишён эмоций!

В Федерации Российских Республик шла война. Кровавая и ожесточённая, потому что гражданская. Вторая за сотню лет. Больше всего Николаю сейчас хотелось дать в морду Адмиралу. Просто так, за всё, по совокупности, так сказать. На душе кошки не то что скребли, они там нагадили.

Страна агонизировала, превратившись не просто в «сырьевой придаток Запада». Она стала местом добычи полезных ископаемых, где жило слишком много людей. Слишком много. Совершенно драконовские законы. Внешнее управление и всё остальное, что положено в отсталой банановой республике. И мысль о том, что это – не его Земля, не его страна, тут мало помогала.

Бунт начался стихийно лет пять назад. Сотрудник посольства САСШ, даже не дипломат, а какой-то клерк с обычной визой, сбил на остановке пять человек, среди которых было трое детишек. У народа накипело за двадцать лет унижений и разрухи, оказавшийся рядом капитан ВВС просто озверел, и когда новомодный небольшой джип покатил дальше, наперерез ему пошёл старенький КАМАЗ ещё «имперской» сборки. Крики, вопли, горе-водила себе на беду отделался испугом и попал в руки не на шутку взъярившейся толпы…

Николай горько ухмыльнулся, когда понял, что в местном интернете нет ни одного упоминания о том, что стало с теми, кого сбили на остановке. Неясно было даже, кто они. Сам он думал, что это была семейная пара с тремя детьми, но так ли это? Всем было просто плевать. «Ладно, вспомним потом. Я найду их имена» – подумал он, откладывая информацию в памяти.

С этого всё и началось. Арест капитана, выступление армейских в поддержку товарища, взятие заложников из числа семей военных. Всё шло как по нотам и, по идее, рано или поздно успокоилось бы. Полиция, набранная из отребьев, задавила бы бунтарей, правительство закончило программу реформирования армии, по которой страна должна была за каких-то три года лишиться ядерного щита и окончательно стать. Нет, даже не штатом, а так, пустырём за оградой, свалкой, полигоном. Но всегда есть «но».

Шестого мая расстреляли того самого капитана. Седьмого мая в эфир последний раз вышла передача «Взор», которая давно мозолила глаза властям, но её держали, чтобы спускать пар, сохранять хоть какую-то видимость демократии. Молодые журналисты в прямом эфире говорили о капитане, о заложниках, о том, что половина кабинета министров – иностранные граждане, и так далее. Перечисляли преступления, которые совершили иностранцы, и что им за это было – вернее, не было. Передача вышла злая, очень злая. Так что ничего удивительного, что под конец в студию вломились бойцы в масках и устроили бойню.

Николай хмыкнул. Понятно ведь, что такой захват надо готовить, если не хочешь попасть в объектив камер. Было это умышленно или оказалось результатом чьих-то неумелых действий, но зрители в прямом эфире увидели и зверское избиение ведущих, и убийство одного из операторов, услышали хлёсткие приказы на смеси английского и русского, заставившие штурмовиков полоснуть из автоматов по второму оператору и его камере. Она, к слову, ещё некоторое время давала картинку в эфир. А потом, восьмого мая, правительство негласно пригрозило казнью заложников, чтобы обезопасить себя от военных. И тут всё посыпалось у них из рук. В ночь на девятое мая на территорию спецлагеря, организованного недалеко от Мосрентгена, где содержалось около тысячи заложников, напали люди в чёрном. Ни знаков различия, ни разговоров. Только чёткие, отработанные действия. Любая попытка сопротивления пресекалась короткими очередями или одиночными выстрелами. Охранники лагеря из той самой «новой полиции» умом не блистали: всё, что они умели, это крышевать ларьки, обирать пьянчуг и убивать, особенно если противник без оружия. Заложников освободили. А днём девятого мая некто, назвавшийся генералом Поликарповым, заявил, что закрывает границы Федерации для любой военной силы. В ответ на попытку вторжения иностранного государства по его территории будет нанесён ядерный удар. Любая попытка проникнуть на объекты РВСН Федерации будет пресекаться самым жесточайшим образом. И именно РВСН взяли на себя ответственность за нападение на лагерь вблизи Мосрентгена…

Николай печально усмехнулся. Знал он это место, та самая Коммунарка. Вот и думай теперь, есть места с отрицательной энергетикой или нет?

Дальше началось что-то совсем из ряда вон. В Сибири практически на ровном месте возникло самостоятельное движение, и очень скоро стало понятно, что во главе его стоит новая компартия и какой-то «товарищ Антон». Их сторону приняли войска Сибирского военного округа, и эти ребята сейчас выдвигались в сторону Москвы. Николая неприятно удивило, что часть армии сохранила верность сидящим в Москве «федералам» – по сути, марионеточному правительству. И оставалось только радоваться, что всё ядерное оружие оказалось под контролем Поликарпова. А то эти «господа-товарищи» на истерике вполне могли наделать дел.

И в таких условиях предстояло работать Гассу и его команде. А для этого следовало подготовить почву. Вот только все, похоже, слабо представляли, с чего начать.

– Что значит – с чего начать? – выспавшаяся и посвежевшая Инге удивлённо посмотрела на Николая. – Со сбора информации. Всё, что вы до сих пор узнали – это открытые сети. Правда, – она сразу осеклась, – в локалки мы не пролезем. В смысле, в сети всяких там министерств обороны и всего такого прочего…

– А может, и пролезем. Американцы всегда некоторой самоуверенностью отличались, а у наших… у здешних сейчас тоже навряд ли сети нормально защищены, – да уж, а ведь приходится признать, эмоции хорошо захлестнули Николая, раз такая простая мысль не пришла ему в голову. А Инге, похоже, не очень понимает, насколько тут всё плохо. Но оно, может, и к лучшему. Начнёт переживать – не сможет работать эффективно. Тут ведь не наскоком действовать придётся, тут спокойствие нужно, спокойствие и выдержка.

Из всех присутствующих на импровизированном совещании в кают-компании всю тягостную картину здешнего расклада мог оценить, пожалуй, только Тим. Для Гасса и его помощников происходящее было всего лишь очередной задачей, Чёрные из экипажа Алады и сангусцы просто ждали, что надумают капитаны и дипломаты. Нет, они не устранились от принятия решений, Николай не сомневался – если что-то не устроит Чёрных, они выскажутся прямо, это его ребята живут под девизом «приказы не обсуждаются». Но пока нужды в этом не было. Варк с нетерпением ожидал предстоящей драки, а Том. О, у Том Тома была масса соображений по текущей ситуации, но они с Аладой предпочитали не привлекать к себе внимания, так что в совещании не участвовали. Хотя оба, как официально получившие гражданство Марса, считались полноценными членами экипажа.

– Ага, хорошо. Значит, я занимаюсь своим вторым любимым делом – подламываю чужие сетки. У вас будут какие-то особые пожелания? – Инге повернулась к Гассу. А ведь поначалу она откровенно перед ним тушевалась. Растёт девочка, на глазах растёт! Николай совершенно неожиданно для себя понял, что смотрит на капитана Ламбаду как на младшую сестрёнку. Забавно.

– Было бы очень хорошо, если бы вы дали нам возможность ознакомиться с местными телепередачами, – Инге со странной смесью сарказма и удивления приподняла бровь, и Гасс пояснил: – Естественно, не со всеми. Чуть позже мы передадим вам список фильтров и ключевых понятий, по которым надо будет настроить поиск. Это возможно?

– Ага. Разумеется, возможно. То есть я информацию собираю, вы её анализируете. Понятно. Остальные… – она повернулась к Тиму, а Тим глянул на Николая.

– А мы пока сходим на разведку. Так, по окрестностям погуляем, осмотримся.

«Да? – кибермозг Николая редко проявлял инициативу, и внезапно прозвучавший в сознании вопрос чуть не заставил вздрогнуть. – А может быть, у кого-то просто чешутся кулаки?»

Инге встревоженно глянула на Николая. Почувствовала что-то? Вполне возможно. Неужели тот факт, что он попал в обстановку, до боли напоминающую дом, разбудил эмоции? Похоже на то.

Значит, надо лучше себя контролировать.

– На разведку? – с сомнением уточнила Инге. Точно что-то почуяла.

– Да. Думаю, меня, Тима и Варка хватит.

– Пожалуй, – Инге фыркнула. – Главное, не разнесите тут всё… р-разведчики, – она дождалась кивка Николая и вредной улыбочкой добавила: – Но не раньше, чем соберём хотя бы первичную информацию. И надо организовать наблюдение вокруг корабля.

Тим кивнул:

– Подвесим сетку Флоттера, червяк не проскользнёт.

– Что это? – про эту штуку Николай слышал впервые.

– Сеть Флоттера? Выпускаем носитель с парой сотней микродронов. Они практически невесомые, в воздухе могут пару недель висеть. Ну и передают на командный пункт картинку в очень широком диапазоне.

– А если ветер?

– А если ветер, то включается система стабилизации. Короче, не заморачивайся, это наша разработка на основе поведения медузы. Слышал, небось, что иногда медузы оказываются не совсем там, куда дует ветер?

– Говорят, иногда совсем не там. Но как?.. Вы разобрались, – сам себе ответил Николай, глядя на хитро улыбающегося друга и довольную Инге. Ясно же, что не скажут. Ох уж эти марсиане с тайнами Марса!

– Есть ещё один важный момент, который необходимо учитывать при планировании операции, На Флигране уже несколько лет работают люди Адмиралтейства. Они выполняли функции наблюдателей, но имеющиеся у них инструкции предоставляли им возможность предпринимать определённые шаги для обеспечения работы агентов, которых предполагалось внедрять в дальнейшем. В частности, им было дано задание провести некую… информационную подготовку, призванную.

Николай не успел остановить Инге:

– Так, ну я типа поняла, что тут кто-то почву для нас готовил, так? А дальше чё?

Почему-то ему показалось, что она специально выдала такую простецкую формулировку. Ничего удивительного, обстоятельная канцелярщина Гасса временами даже его раздражала. Дипломат повернулся на слова Инге с таким видом, словно поддерживал светскую беседу в высшем обществе:

– К сожалению, связь с агентами у нас эпизодическая, и мы не знаем, какую именно работу они вели. С этой точки зрения перспективной представляется.

– Да что тут голову-то ломать! Что нам надо, чтобы вопрос решить? Добраться до этого Ли Карпова, так? – нет, точно хулиганит! Николай знал, что Инге спокойно могла произнести фамилию «Поликарпов», – А с кем он разговаривать станет? Не придём же мы такие красивые, типа «Здрасьте, мы инопланетяне, вам на помощь прилетели»!

– Почему же? На переговорах.

– Это когда они будут. А с кем он поначалу согласится говорить?

Николай одобрительно кивнул:

– Он военный. Значит, скорее всего, в переговоры готов вступить с теми, кого считает… равным себе. По статусу, по возможностям.

– Ага, ну вот я уже примерно представляю, что искать. Только расскажите мне про местную армию. Ну, как оно устроено и всё такое.