Текст книги "Инстинкт мести"

Надежда Черкасова
Инстинкт мести

На старости лет обнаруживаешь, что месть – все-таки самый надежный вид правосудия.

Анри Бек

Глава 1

Зацепин подъехал к добротной, украшенной лепным декором сталинке с высоким бельэтажем, – нестареющей классике, давно превратившейся в бренд, но упорно не желающей сдаваться и уверенно держащей форс. Нырнув под арку, внедорожник оказался в уютном московском дворике, на редкость тихом и спокойном для центра огромного мегаполиса.

Нехотя спихнув с мягкого сиденья грузноватое тело, счастливейший из смертных залюбовался своей новой игрушкой: стильный элегантный «Мерседес-Бенц» цвета «белый бриллиант» сверкал на солнце отлакированными боками, радуя глаз, вызывая чувство гордости и превосходства, а также авансом присваивая владельцу неотразимый имидж хозяина жизни.

Разглядывая себя в глянцевой дверце автомобиля, словно в зеркале, Зацепин поправил все еще густую шевелюру – предмет гордости, несмотря на упорные слухи о чрезвычайной мужественности и сверхсексуальности лысеющих мужчин, – и одернул полы дорогого пиджака. Настроение чудесное, самооценка на должной высоте, а его автомобиль лучше и красивее, чем у других мужиков. Поэтому у Зацепина больше шансов на победу.

В завоевании женщин, что ли? А с чем еще можно сравнить любовь мужчины к железному коню? Разве что только с любовью к женщине. Да и в стрессовых ситуациях его ничем не заменить. Не идти же к психологу, а тем паче к психоаналитику, в самом-то деле! Надо просто сесть за руль и уехать от любых проблем куда глаза глядят.

Что это с ним? Он рассуждает как пацан. А ведь ему уже далеко за сорок. Ну и что? Молоденькие женщины как вешались ему на шею, так и вешаются. Но Зацепин прекрасно понимает, что из женитьбы на одной из них ничего путного в конечном счете не получится. Потому что его жажда любви так и останется неутоленной – речь идет о настоящем чувстве, которое не купишь ни за какие деньги, – страсти суждено будет заглохнуть от осознания того, что юные и душой и телом всегда тянутся к сверстникам.

Это, в сущности, вполне естественно и соответствует законам природы. К тому же он уже дважды вступал в бурную реку семейных отношений, но полюбить своих жен так и не удосужился. Потому что всю жизнь страдал об одной-единственной, которая была занята.

Вот потому-то у вьющихся вокруг него молоденьких дамочек шансов никаких. Они нужны ему разве что для спортивного интереса, в угоду разрекламированной моде на молодость, которая на поверку оказывается бездуховной и весьма падкой на денежные знаки. А также чтобы поддержать форму, не дать упругому мускулистому телу превратиться в скопище жира, постоянных депрессий, стрессов, фобий и страхов, которые всегда держатся вместе, делая недвусмысленные намеки на возраст и все такое прочее, с чем Зацепин соглашаться не торопится.

Нет, так запросто он не сдастся. Тем более теперь, когда его ждет счастливая семейная жизнь с любовью всей его жизни. Да, он прекрасно понимает, что быть молодым можно только в двадцать восемь, ощущать себя молодым – в тридцать пять или даже в сорок, а уже после сорока пяти – если, конечно, хорошо поднапрячься – остается только казаться молодым.

Сначала секрет долгожительства искали лишь во внешней среде, но потом наконец поняли, что главные причины старения кроются внутри, в самом человеке. И чем больше любви в его душе, тем он добросердечнее, тем больше готов к любым изменениям, а потому и жить ему дольше остальных. Теперь Зацепин открыт для окружающего мира, для счастья, о котором так долго мечтал.

Отныне он отказывается играть второстепенные роли, такие как двоюродного брата мужа любимой женщины или, на худой конец, лучшего друга – стабильного, всегда готового прийти на помощь и разрывающегося между долгом и собственными желаниями любить и быть любимым. Целых двадцать восемь лет он ждал своего часа. И вот его час наконец настал. Теперь можно предъявить счет судьбе и потребовать то, что принадлежит ему по праву.

А если Зацепин ошибся? Не слишком ли долго он ждал? Может, потому так страстно и желал получить Маргариту, что та была недоступна? А если все эти годы – лишь время, съеденное завистью?

Нет, не может быть! Потому что теперь он и в самом деле по-настоящему счастлив. Сейчас даже самому себе не надо врать, как же хорошо ему на свете жить. Оттого что она свободна. И Зацепин пойдет на все, чтобы сделать любимую счастливой. Он уже преступил черту, за которую прежде и заглядывать-то боялся, дошел до своей персональной точки невозврата, поэтому должен идти только вперед, потому что даже оглянуться для него – равносильно смерти.

Зацепин вытащил из багажника огромный букет белых роз, пакеты с продуктами, поиграл с пультом, замыкая машину и слушая приятные сердцу звуки, направился к подъезду. Привыкший ездить на лифте, с трудом поднялся на пятый этаж.

У Антона, как ни у кого, была возможность купить любую новомодную роскошную квартиру в центре столицы, но о том, чтобы предать дом, в котором прошли его детство и юность, дом, где поселилось семейное счастье с единственной любовью всей его жизни, и речи не могло быть. Даже в недавно построенный особняк в Барвихе он наведывался редко, впрочем, как и его семья, которая так и толклась в этой старой квартире, словно не решаясь покидать обитель радости, оплот веры, надежды и любви. Вот только никакие символы Антону не помогли.

Зацепин постоял возле высокой массивной двери, чтобы немного отдышаться и дать себе время принять соответствующее случаю трагическое выражение лица, затем ткнул пальцем в кнопку звонка. Дверь немедленно отворилась, и на пороге застыла в немом ожидании женщина, за которую он готов был бороться до конца своей жизни. Но борьба закончилась, и теперь только он один имеет на нее право.

Вот она – та, которую он всегда любил, любит и будет любить вечно: стройная, нежная, импульсивная и страстная, с бездонной синевой мерцающих глаз и русыми до плеч волосами с заметной уже проседью. Перед такими робеют мужики, опасаясь все понимающего и чуть ироничного взгляда, а потому и выбирают молоденьких и глупых, чтобы не упасть хотя бы в собственных глазах и сильно не ушибиться.

Теперь она немного сдала и побледнела лицом, но стала более трогательной и совсем беззащитной. Ее хочется взять на руки, прижать к груди и уже никогда от себя не отпускать. Нежность захлестнула Зацепина волной, и он даже дышать перестал, не в силах оторвать от Маргариты восторженного взора.

– Это тебе. – Он протянул букет. – Поздравляю с днем рождения!

– Ах да!.. День рождения… – Она растерянно смотрела на цветы. – Я совсем забыла. Ты проходи. – Маргарита сделала шаг назад, пропуская Зацепина, и только после того, как тот переступил порог, приняла цветы.

И снова условности, которые еще никого и никогда не спасали. Но вера в них неискоренима, как неистребимо убеждение в существовании чуда, которое может все-таки однажды случиться. Значит, она тоже не перестала ждать чего-то хорошего от жизни. И именно он сотворит для нее все возможное и невозможное, одарит счастьем, которого ей в жизни недодали. Нет, она не разочаруется. Потому что, как никто другой, достойна всего самого лучшего.

– Спасибо! Не стоило беспокоиться.

– Вот тут еще продукты. Не сидеть же вам в день рождения голодными.

Маргарита направилась в кухню. Зацепин запер дверь на ключ и с пакетами поплелся следом. Его сердце билось так громко, словно пыталось выдать тайну тайн, о которой она прекрасно знала, но раскрывать также не торопилась.

– Хорошо, что ты приехал. Я уже хотела звонить и просить тебя переговорить с Асей. Она сама не своя. Никак не может прийти в себя. Да и понятно: два месяца всего прошло с похорон. Она из дома почти не выходила за это время. Только один раз съездила в офис, оформила отпуск. А через месяц попыталась выйти на работу, но не смогла. Попросила без содержания – не дали. Вот и уволилась. Я боюсь за нее. Меня она не слушает. Может, тебе удастся как-то повлиять?.. А с другой стороны, Асю тоже можно понять. Даже не знаю, что делать. Пока Антон был жив, мне все было ясно. А как его не стало, я как будто себя потеряла и никак не могу отыскать.

– Хорошо. Я поговорю. Она у себя? Ты пока накрывай на стол, а я схожу за ней.

– Ты только поаккуратнее. Асенька сейчас как оголенный провод.

Зацепин прошел по просторному длинному коридору с высокими, под потолок, застекленными книжными шкафами, мимо зала с настежь распахнутыми дверьми, открытого кабинета, также забитого книгами, остановился возле комнаты Аси и в нерешительности потоптался. В этой огромной квартире чужой мог и заблудиться, но не Зацепин, который приходил сюда с малолетства. Сколько же лет прошло, а почти все как прежде. Почти. Потому что нет Антона, решительного и активного, но в то же время осторожного и осмотрительного. Словно в нем жили два человека. Теперь их нет обоих.

Он постучал, но не получил ответа, приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Ася лежала на кровати, вперившись в высоченный потолок и словно разглядывая замысловатый рисунок позолоченной лепнины. Веером расположившиеся на подушке русые до плеч волосы показались Зацепину похожими на крылья парящей птицы. Осунувшееся мрачное лицо, покрасневшие глаза – все как обычно за последние два месяца.

– Привет, Оса! К тебе можно?

– Привет, Следопыт! Заходи.

Так прозвал их Антон: Асю – за языкастость, Зацепина – после принятия должности редактора независимой частной газеты «Следопыт», издания общественно-политической направленности с острыми и смелыми материалами на самые злободневные темы. Ася с удовольствием присоединилась к отцу и уже по-другому крестного не называла, так как тот представлялся ей героем, прямо как в романах Фенимора Купера, которыми она зачитывалась в детстве.

Зацепин вошел и прикрыл дверь. Он сел недалеко от кровати в старинное широкое уютное кресло и задумчиво разглядывал крестницу. Ася повернулась на бок и уставилась на Зацепина. Лицо обиженное, как у ребенка, глаза ввалились, и такая тоска во взгляде, что появляется желание погладить ее по головке и успокоить.

Но он не станет этого делать. Попытался однажды и чуть не утонул в потоке слез. Как же она, должно быть, устала от одиночества, что даже Зацепин представляет для нее какой-то интерес. Раньше от компьютера было не оторвать, а теперь, видимо, поняла, что ей без живого человеческого общения не выжить. Наконец-то осознала, что невозможно найти ответы и решения своих проблем в Интернете.

Прогресс в виде Интернета прет, как асфальтовый каток, подминая под себя молодые умы и души, впихивая в них негативную и агрессивную информацию, а также вынуждая терять навыки человеческого общения. И если у поколения Зацепина сохранилась хоть какая-то внутренняя защита, то молодые лишены этого иммунитета и принимают всю вываливающуюся на них информацию за чистую монету.

Как же она сейчас похожа на мать: от подвижности и жизнерадостности у обеих и следа не осталось, их безукоризненная логика неспособна осознать происшедшее. Погасли без Антона, словно свечки.

Смотрит на него синими, как у матери, глазищами и надеется, что он сможет ответить на мучающие ее вопросы, разрешить неразрешимые проблемы. Что же она хочет от него услышать – слова утешений? Но попытка как-то поговорить с ней об отце ему не удалась, так как Ася тут же начала плакать, поэтому беседы по душам не получилось. Что ждет его на этот раз?

– Как поживаешь?

– Никак. От меня одна оболочка осталась. Лежу вот, сил набираюсь.

– Зачем тебе столько сил? Два месяца уже лежишь.

– Очень нужны. Для мести.

– И кому ты собралась мстить?

– Тому, кто разрушил мое счастливое семейное осиное гнездо. Жила раньше в нем, никого не трогала. А кто-то пришел и разворошил.

– Кто? – Зацепин заерзал в кресле, которое вдруг показалось ему не таким уж и удобным. – Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

– Конечно. Убийцу моего отца. А кто он – мне еще предстоит выяснить.

– И что ты сделаешь, когда узнаешь?

– Убью его. А потом… – Ася замолчала, пытаясь сдержать слезы.

– Потом – что?

– Убью его еще раз.

– Но ты и сама можешь погибнуть.

– Какая разница! Осы жалят даже мертвыми.

– Не хочешь меня взять в помощники?

– А ты пойдешь? Конечно, хочу! Мне нужны помощники. Даже очень.

– Пойду, куда ж я денусь! Особенно теперь, когда Трунова, подозреваемого в убийстве Антона, освободили по постановлению следователя, так как подозрения в его причастности к убийству не подтвердились. Предварительное следствие также приостановлено. В связи с тем, что лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено.

Ася села на кровати, спустив ноги на пол. Она ошеломленно взирала на Зацепина и отказывалась верить услышанному.

– Но разве такое может быть?! Разве они не должны искать убийцу до тех пор, пока не найдут?

– На свете может быть даже такое, что тебе никогда и в голову не придет. А то, что они сделали, законно. И ни обсуждению, ни возражению не подлежит.

– Даже нельзя жалобу на них подать?

– Кому – им же самим? У них одна система, и своих она в обиду не дает.

– Тогда что же делать?

– Жить дальше.

– А если жизнь теперь превратилась в сплошную боль? И усмирить ее может только месть?.. Знаешь, был когда-то такой французский драматург, Анри Бек. Ему в жизни приходилось часто разочаровываться. Так вот он лишь к старости понял, что самый надежный вид правосудия – месть. Я это осознала гораздо раньше.

– Ты даже не допускаешь, что твой Анри Бек ошибался?

– Терпеть не могу, когда отвечают вопросом на вопрос.

– Я знаю только одно: хочешь мстить – вырой две могилы. Это сказал Конфуций, и я с ним согласен.

– Они давно вырыты. Обе. Стоят готовенькие, ждут постояльцев.

– Оса, ты играешь с огнем. А от него, как известно, одни головешки остаются. Не хочешь же ты превратить свою жизнь в головешку?

– Нет, не хочу. Поэтому я изо всех сил буду стараться уцелеть. Но если не получится, что ж… чему быть, того не миновать.

– Ты рассуждаешь как камикадзе.

«Как бы у нее совсем крышу не сорвало, – невольно подумал Зацепин. – Жалко, конечно, девочку. Если бы не просьба Маргариты…»

– Мать сказала, что ты бросила работу.

– Не бросила, а ушла по собственному желанию. Потому что думаю не о цифрах, а об отце. На работу я устроюсь, но на другую. Где нет цифр и много людей. Например, пойду торговать на рынке.

– Это с твоими-то двумя высшими образованиями – экономическим и юридическим? Нет, не справишься. Там совсем другие знания нужны. Рынок – это игра, и один из игроков – покупатель или продавец – обязательно должен остаться в дураках. В основном, конечно, становится дураком наивный и доверчивый покупатель, которому трудно устоять против целой системы, живущей и процветающей на обмане. Каждый выживает как может.

– Тогда пойду в маляры. Работа хорошая, физическая. Буду так уставать, что на безысходные мысли, которые из меня душу тянут, сил уже не останется. А в просветах между отдыхом и работой продолжу думать, как отомстить за отца.

«Ее никак нельзя упускать из виду, иначе таких дров наломает, что никому мало не покажется, – думал Зацепин. – Придется Осу взять к себе. Все-таки под присмотром».

– Ко мне в газету пойдешь? У меня как раз место корреспондента освободилось.

Зацепин не стал вдаваться в подробности о прежнем сотруднике, который работал у него под прикрытием, скрываясь за псевдонимом «Антон Правдин», и мог бы с успехом и дальше продолжать расследования скандальных историй, если бы… Хотя нет, не мог. Потому что заранее готовился, как овца, на заклание. Рано или поздно. Жаль, а у него были все шансы продержаться подольше или, по крайней мере, выйти сухим из воды… Ну почему Зацепин снова себе врет!

Нет, не было у него ни единого шанса! Не каждый слишком много знающий счастливчик доживает до старости, потому как язык наш – тот еще троянский конь, которого мы в себе приютили, – так и норовит подставить, выболтнуть лишнее и подыграть врагам. Потому и пришлось лучшего журналиста сдать Хозяину, на которого лапу поднял, как самый последний пес, почувствовавший вседозволенность. Жаль, конечно, так как лучшего журналиста для себя можно выучить только самому.

– У тебя и образование подходящее, и в жизни кое-чего повидала. Сколько тебе – двадцать семь? Прекрасный возраст. Еще совсем молодая, а опыта жизненного уже набралась.

– И чем я должна заниматься?

– Мы предоставляем информацию, необходимую для того, чтобы читатели нашей газеты могли определить свою позицию в общественно важных вопросах.

– Это в каких же? В жизни скандальных звезд, что ли? Или в «загадочных» явлениях, «успешно» разгадываемых колдунами и магами? А может, в криминальных историях, так и оставшихся тайнами? Как, например, с моим отцом. Нет уж! Негативной информации, которая приводит всех лишь к моральному и психическому опустошению, и без меня хватает. Такое ощущение, что у наименьшей части общества и их игрушек своя жизнь, а большинству, к которому я отношу себя, приходится жить в мире беспросветного насилия. Что это, как не манипулирование общественным сознанием?

«Неужели я поторопился предложить ей работу? Мой прежний отважный журналист начинал гораздо скромнее, без этаких категоричных высказываний. Это потом у него появились мысли о спасении человечества от угрозы тотальной дебилизации и прочей неизбежности. Ася же еще и работать не начала, а уже мнением своим персональным размахивает, как национальным флагом. А может, это и хорошо? Зато и задания будет выполнять рьяно и добросовестно. Сейчас она пока еще сырой материал, но если взяться за ее обучение…»

– Одна «чернуха», бездоказательная «обвинуха», «развлекуха» и что там еще… ах да, «поруха». Ты не думай, я говорю не конкретно о твоей газете, а вообще о СМИ. Это и радио, и телевидение. Надоело! А ведь все они, и газеты в частности, должны помогать задумываться о вопросах бытия, искать ответы на самые насущные вопросы, которые людей тревожат.

– Очень правильное замечание. Тебе и карты в руки. Будешь заниматься журналистскими расследованиями. Это что-то вроде частного сыщика от газеты.

– Почему я? И потом, разве что-то может зависеть от меня? Нет, от меня ничего не зависит.

– Абсолютно дьявольская аксиома: от меня ничего не зависит. Зависит, дорогая моя. От каждого человека зависит очень многое.

– Ну не знаю. Уж кем я никогда не хотела быть, так это журналистом. Всегда относилась к ним, как… Извини, я не тебя имела в виду.

– Да нет, ничего, продолжай. Даже интересно послушать глас одной из представительниц народа.

– А что, разве не так? Все продается и покупается. За деньги клянутся в любви, а за очень большие – ненавидят и унижают. На одних пишут хвалебные оды, других – тоже за деньги, между прочим, – обходят молчанием. Да, ущемлять свободу слова нельзя. А значит, торговать ею не воспрещается? Вот только проститутка не пытается учить меня ни жизни, ни нравственности, ни морали.

– Что ж, ничего нового я от тебя не услышал. Но ты не права. Журналистика скорее похожа на содержанку, которая предпочитает постоянного хозяина. Пресса, несомненно, сильное оружие, но не само по себе, а лишь в руках того, кому принадлежит.

– Ну я же говорила! Только хрен редьки не слаще. Ворошить чужое грязное белье, выдумывать сенсации для большей шумихи, «желтые» скандалы, интриги, политика – это не для меня.

– И снова ты ошибаешься. Работу журналиста можно сравнить с работой оперативника. Похожие принципы, методы и личные качества: творческий подход к делу, быстрая реакция, настойчивость сродни наглости, умение слушать людей, а также многое другое, в том числе способность не делить время на служебное и личное. И потом, кто-то же должен информировать общество о том, что действительно происходит в стране?

– А разве проведение расследований – дело журналистов? Может, этим лучше заняться соответствующим компетентным органам? Хотя я уже по опыту знаю, что и они своим делом так, как надо, занимаются не всегда. Убийцу-то отца не только не нашли, но и вовсе искать перестали.

– Вот ты и ответила на свой вопрос. Чем очевиднее неспособность соответствующих органов эффективно бороться с преступностью, тем больше становится журналистских расследований. И эта закономерность действует во всем мире, так как является потребностью здоровой части общества в самосохранении. Это не что иное, как желание помочь государству в защите общественных интересов.

– Ты это серьезно?!

– Конечно. Власть должна быть заинтересована в расследованиях в первую очередь, так как тот, кто владеет информацией, владеет миром.

– Вот где собака-то зарыта! «Должна быть заинтересована». Значит, это только пожелания и мечты? А я-то уж и в самом деле подумала, что власть ратует за расследования. Нет, Следопыт, нам с тобой не по пути. Да и смелости у меня не хватит, чтобы высказывать то, что я думаю.

– Тебе и не надо никакой смелости. Не бывает смелых журналистов, но есть смелые редакторы. Лично я всегда рискую плыть против течения.

– Вот нам обоим с тобой головы-то и поотрывают.

– Двадцать лет работаю журналистом, из них пятнадцать редактором, и пока не оторвали. А все потому, что у меня не тыква на плечах, а умная голова, которая знает, как надо поступить, чтобы уцелеть. Так вот, журналистика – это когда есть конфликт. А если его нет – это уже реклама, пиар и прочее, что к журналистике не имеет никакого отношения. Потому что новости – это то, что от нас пытаются утаить. Я тебе вот что скажу: критиканов на свете – каждый первый, а как доходит до конкретных действий, желающих думать и делать, как надо, словно подменяют. Они тут же становятся довольны всем, абсолютно лояльны и вполне счастливы. Просто берут в руки другую газету или начинают старательно переключать каналы в надежде на то, что отыщут хоть что-то удобоваримое. Ну так как?

– Даже не знаю, что и сказать.

– Ты даже не представляешь, какая захватывающая тебя ждет работа! Маляром, конечно, тоже можно. Но нет гарантий, что нежелательные мысли тебя оставят в покое. Есть только одна возможность избавиться от них – заменить другими. То есть не хочешь думать о зеленом жирафе – думай об оранжевом крокодиле. Тебе и жить станет интереснее. Тогда, может, и свои мысли о мести оставишь.

– Не оставлю, даже не надейся! Кто-то же должен найти убийцу отца, так почему не я? Тем более правоохранительные органы сдались без боя. Не потому ли, что знают, кто настоящий виновник его смерти? И здесь проституция в полной ее красе.

– Они все сделали по закону, ты даже не сомневайся.

– А вот я сомневаюсь.

– Неужели ты думаешь, что я спокойно буду смотреть на то, как ты себя губишь? Даже не мечтай. Потому что я загружу тебя работой, как никого другого. Теперь только работа, в которую тебе придется окунуться с головой, сможет удержать тебя от того безумства, что ты собираешься совершить.

– Это мое личное дело… Но я не стану препятствовать твоим попыткам спасти меня. Ведь ты же Следопыт. Вот и давай заниматься каждый своим делом. Итак, что там у нас с журналистикой?

– Журналист, собирающий материал, уподобляется ищейке, идущей по следу. А след может вывести как на положительный материал, так и на отрицательный. То есть негативный и крайне опасный. Отсюда – постоянное напряжение, всевозможные стрессы, так как умственная и физическая энергия тратится по максимуму, зрение обострено, слух насторожен. В общем, ищейка – она и есть ищейка. Ты к этому готова?

– Нет, конечно, что за вопрос! Как я могу быть готова к тому, о чем не имею понятия?

– Твое расследование будет ориентировано не на то, чтобы преследовать кого-то по закону, а исключительно на огласку. Твоя работа заключается не в том, чтобы выявить нарушение закона, а в том, чтобы помочь читателю в понимании того, что происходит в нашем сложном мире. Началом расследования может стать какое-то событие, попавшие в твои руки документы, даже слухи.

– Слухи?! Ничего себе источник!

– Да, и они тоже. Но не забывай о том, что любые факты, положенные в основу материалов, должны подтверждаться как минимум двумя источниками информации. Журналисту сегодня прощается все, кроме отсутствия таланта. Потому что умение связно писать – а оно и есть талант – человеку либо дается, либо нет. Связно научиться писать, конечно, можно. Но вот как написать так, чтобы читалось? Хороших журналистов сейчас так много, что работы хватает не для всех. Но лично тебе повезло: ты оказалась в нужном месте в нужный час.

– Спасибо, конечно, за предложение, но с чего ты взял, что у меня есть талант к этой профессии?

– Это только в деле можно проверить. Поэтому не будем торопиться отрицать у тебя столь важного для журналистики компонента. Зато я со всей очевидностью могу заявить, что у тебя особый склад ума: ты легка на подъем, мобильна, коммуникабельна и обладаешь ярко выраженным характером спортсмена – быть только впереди любой ценой. Я же тебя с детства знаю. Или я не прав?

– Может быть. А может, и нет. Это с какого боку посмотреть.

– Я научу тебя всему, что тебе необходимо знать и пригодится в работе. И чтобы приободрить, открою маленький секрет, который имеет большущее значение в нашей профессии. Он заключается в следующем: каким бы опытом ты ни обладала, с каждым новым редакционным заданием вынуждена будешь начинать свою работу с нуля. Поэтому реальная жизнь также станет твоим учителем. Ну и практика, конечно, которая является лучшим из всех учителем… А теперь пойдем, поздравим твою матушку с днем рождения. Она уже заждалась нас за накрытым столом.

– Ой, я совсем забыла! А цветы?

– Уже стоят в центре стола. Думаю, вы с мамой заслужили капельку радости за эти два месяца горя.

– Нам сейчас как-то не до радостей.

– Когда умерла моя мать, я тоже ужасно горевал. У меня даже депрессия началась, чуть в больницу не угодил. Пошел в церковь, поговорил со священником. И знаешь, что он мне сказал? Что души умерших нуждаются в духовной помощи близких людей. А соблюдение конфессиональных ритуалов – не просто дань традициям, а как раз и есть конкретная забота об умерших. Во всех религиях молитвы за них считаются благом как для того, кто ушел, так и для тех, кто остался. Еще желательно добавить помощь тем, кто сейчас слабее. Например, подать милостыню нищим. Так забота о душе умершего и помощь другим дает нам силы жить дальше. Лично меня спасло только это.

– Ты советуешь сходить в церковь?

– Да. Поставь свечку отцу за упокой, а себе и матери за здравие, почитай соответствующую молитву. У нас, как ни странно, очень сильна тяга к смерти. В то время как нам нужно, несмотря ни на что, продолжать жить дальше, мы изо всех сил тянемся к ней, безносой.

– Я не хочу умирать!

– Когда человек цепляется за умершего, он поневоле хочет быть с ним. Но нам надо жить, потому что мы еще не выполнили свои задачи. Только здесь тебе по силам помочь отцу.

– Ты прав. Мне нужно найти убийцу.

– Опять ты за свое? Неверующему трудно передать близкого человека даже богу. А верующий все привык возлагать на волю божью.

– Ты хочешь сказать, что его смерть…

– Я хочу сказать, что тебе тоже нужно положиться на бога. Ни один убийца не уйдет от наказания.

«Да-да, конечно, – думала Ася. – На бога надейся, а сам не плошай».

– Теперь пойдем, поздравим твою матушку. Выпьем за ее здоровье и за наше с тобой. Также рюмочку за упокой твоего отца. Не будем нарушать традиций.