Текст книги "Инстинкт мести"

Глава 6

Не стоит торопиться упрекать себя в том, что так и не углядела в документах той самой ниточки, потянув за которую, можно размотать клубок преступления. Разумеется, Зацепин зачем-то скрыл и от правоохранительных органов, и от Аси главную информацию, которую она непременно должна заполучить. И информация эта находится только у одного человека – у Антона Правдина. Разве он жив? А разве была причина его убивать? Вот это Ася и должна выяснить.

Итак, из редакции уволились двое: Мария Ивановна отправилась на заслуженную пенсию, Стас перешел на другую работу или еще занимается ее поисками. Марию Ивановну, разумеется, отметаем сразу, так как она из-за возраста просто не может быть Антоном Правдиным. Хотя старушки бывают очень шустрые и ужасно любопытные. Всюду пролезут, везде любопытные носы сунут, лишь бы что-то интересненькое про кого-нибудь вынюхать.

Но их можно понять, ведь жить им на пенсии скучно. Взять хотя бы Асину соседку по площадке, которая постоянно следит за другими жильцами через дверной глазок, а также сидит, словно клуша на яйцах, возле подъезда на скамье, контролируя любое передвижение соседей. Уж она-то в курсе всех дел и проблем жильцов их дома.

Асю даже передернуло от мысли, что и ей теперь придется уподобиться любопытствующей старушке, чтобы умудриться бежать впереди паровоза, то есть правоохранительных органов, возглавляя расследование убийства отца.

Однако у нее перед ветхими старушками имелись явные преимущества – Ася молодая и здоровая, значит, может позволить себе подобного рода выкрутасы. Поэтому отметаем всех старушек, и Марию Ивановну в том числе. Остается Стас. Но как его разыскать? Ася решила идти по самому легкому пути. Спрятав папку в сейф, отправилась к Ульяне в корректорскую.

– Привет, Асенька! Тебя можно поздравить с первым творением? Скромненько, но самое главное изложено. Кто бы мог подумать, что Берлицкий отважится с собой покончить. Неужели в этом и наша вина? Ах, если бы можно было писать только о хорошем!

– Тебе помочь?

– Не откажусь. Посмотри вот эту статью. Как, на твой взгляд, только не журналиста, а читателя? Стоит ли здесь исправлять? Все вроде бы верно, но читатель может судить двояко. – И они принялись корректировать текст. – Да, так, пожалуй, лучше. Хорошо, что зашла. А то я с ней уже битый час бьюсь: ни автора на месте нет, ни редактора. Не стоит читателям зря головы морочить: чем проще – тем лучше… Кофейку с печенюшками?

– Нет, лучше чайку с пряниками. Я специально для тебя купила. – Ася вытащила из сумки пакеты. – И чем скорее, тем лучше. Потому что я сегодня без обеда.

– Вот и зря. Дела делами, а о себе, любимой, надо думать в первую очередь. Кому ты нужна будешь со своей язвой? Правильно, никому: ни работодателю, ни мужу.

Ульяна заварила чай, достала из тумбы стола чашки, разложила на тарелке пряники.

– А ты замужем? – спросила Ася.

– Да, но пока только за работой. Недавно прошла этап неудачных семейных отношений, пережила расставание с человеком, к которому успела привыкнуть. Тяжко, но ничего не поделаешь. «Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь одна, чем вместе с кем попало». Так, кажется?

– Почти.

– Вот именно что «почти». Теперь в моей жизни только так. Почти счастлива. Почти довольна. Почти хватает на жизнь.

– Ты думаешь, что только у тебя так? По-моему, все так живут. Почти жива, почти…

– Что-то ты, подруга, совсем сдала. Домой иди, ночь уже почти… Ну надо же, как это слово-то прилепилось.

– Ты же на работе.

– Я завтра утром отосплюсь. И только к обеду заявлюсь, когда материал будет готов. А тебе следует с утра здесь быть, без опозданий.

– Тогда я пошла спать. Да, кстати, ты не знаешь, как мне найти уволившегося журналиста?

– Ключевского Стаса, что ли? Зачем он тебе?

– Мне тут об одной вакансии стало известно, хочу ему рассказать. Все же опасение, что меня на его место взяли, не дает покоя.

– Зря. Тебя взяли вместо Марии Ивановны, когда она ушла на пенсию.

– После чего ее должность тут же сократили.

– Правда? Я и не знала. А как же табличка на двери?

– Забыли снять. Мне так сказали, – врала Ася без зазрения совести. – За что купила, за то продаю.

– Понимаю. – Ульяна заглянула в сотовый. – Тебе повезло. Я его номер еще не удалила. Записывай.

– А телефон Марии Ивановны у тебя тоже есть? Она оставила в кабинете кое-какие вещи, надо бы ей передать.

– Есть. – Ульяна продиктовала. – Кстати, Мария Ивановна здесь неподалеку живет. Она меня пару раз на чай приглашала. Хорошая тетка, гостеприимная. И варенье у нее из черной смородины очень вкусное, со своей дачи. Адрес на всякий случай тоже запиши. Может, мимо придется идти, так сама и занесешь вещи. Нечего бабульку зря гонять. И привет от меня непременно передай. Скажи, что без нее скучаем.

Теперь домой, спать, а завтра с новыми силами Ася примется за расследование. А как же работа? Работой она теперь будет заниматься параллельно.

Мать встретила ее упреками:

– Асенька, девочка, ну нельзя же так! Можно же было хоть раз за день позвонить? И сама не звонишь, и трубку не берешь.

– А разве я раньше тебе с работы звонила?

– Конечно, звонила.

– Извини, буду и впредь позванивать. Может, все-таки накормишь?

– Еда на столе. Уже который раз подогреваю. Как ты не понимаешь, я же волнуюсь за тебя.

– А ты не волнуйся. Со мной все в порядке.

Ася смотрела на великолепно выглядящую матушку, и в ее душу закрадывались сомнения: а в самом ли деле она так переживает за дочь, как хочет показать?

Кажется, Ася осталась в одиночестве со своей тоской по отцу. А нужна ли она ему – чья-то тоска? Он, наверное, оттуда, сверху, уже по-иному смотрит на их земную жизнь.

После ужина Ася приняла душ и наконец добралась до вожделенной кровати, о которой мечтала последние три часа. Уля права: сама себя не пожалеешь – никто не пожалеет. Даже матушка?

На следующее утро Ася встала пораньше, чтобы не встретиться с матерью и уйти до того, как та проснется. Это Ася была ранней птичкой, а матушка совой, для которой ложиться поздно – норма, а вставать рано – подвиг. Но та уже была на кухне, а завтрак на столе. Хочешь не хочешь, а общаться придется. Хорошо, что утром все кажется не таким мрачным, как с вечера.

– Ты сегодня так же будешь работать, допоздна? Мне это не нравится. Неужели Игорь не может дать тебе работу полегче?

– Я же не дрова рублю.

– Иногда бывает лучше дрова рубить, чем по ночам шастать неизвестно где. Я сегодня же ему позвоню.

– Не надо никому звонить. Вчера Следопыт отпустил меня рано. Просто я зашла с Верой и Катюхой в кафе.

– Не ври! Они вечером звонили и сказали, что ты уже третий месяц отказываешься от встреч. Трубку надо брать, когда тебе звонят.

– А если я на задании? Нечего мне названивать во время работы. Сама позвоню, если что.

– Не нужны мне твои «если что». А если мне станет плохо?

– Хорошо-хорошо! Я же сказала: сама буду звонить.

– И брать трубку, когда буду звонить я.

– Буду брать.

Ася выскочила из дома, словно за ней гнались с собаками. Нет, ну вот как такое может быть, что в огромной и почти пустой квартире в сто с лишним квадратных метров ей, Асе, нет никакого покоя? Опять это пресловутое «почти». Почему оно всегда и всем портит жизнь?

Она спустилась в метро и попала в свою стихию: многолюдье, давка, толкотня, стоическое терпение одних и еле скрываемое раздражение других. Только здесь Ася могла отдохнуть от мучивших ее мыслей. Только здесь была способна взглянуть на свою жизнь глазами других людей и понять, что бороться за свое место под солнцем приходится не только ей, но всем и каждому по отдельности. И если бы люди помогали друг другу, легче бы стало жить. Но каждый пытается разобраться со своими скелетами в шкафах в одиночку, поэтому получается так, как получается… Сама-то хоть поняла, что хотела сказать?

Летучки сегодня нет, так как Зацепина «вызвали на ковер», только пока неизвестно, на чей именно. Неужели он за каждую подобную статью получает по шапке? Ну и работу он себе выбрал. Да еще Асю втянул.

Но если уж совсем честно, то хоть и трудно приходится, ей определенно нравится в этом осином гнезде. Жизнь кипит, клокочет, все куда-то мчатся сломя голову и заставляют еще быстрее бегать других – например, органы и прочие структуры, мечтающие, чтобы их оставили в покое. И правильно делают. Даже незабвенный Максим Горький когда-то писал, что «никогда по-настоящему великие писатели не пели хвалебных песен явлениям социальной жизни. Хвалили ее только те, чьи книги уже забыты».

Так что вперед, господа писатели-журналисты! «Народ ждет от нас только правды, и ничего, кроме правды, мы ему не имеем права выдавать», – с гордостью думала Ася. СМИ как «четвертая власть» сама, конечно, законы не принимает, не исполняет и не судит тех, кто их нарушает. Но при этом на все про все имеет собственное мнение, свою точку зрения, влияя на общественное мнение, которое в ее руках превращается в действенную силу. Поэтому и пользоваться ею нужно со всей осторожностью, чтобы ненароком не наломать дров.

Подумать только – сколько экспрессии и пафоса! А сама-то Ася собирается действовать осторожно? Она – другое дело, у нее миссия по выявлению убийцы отца, поэтому ей не до осторожности. Ася набрала номер Стаса.

– Да, слушаю, – услышала она после множества настырных звонков заспанный голос и усмехнулась: жив-здоров, спит почти до обеда. Значит, у него не все так плохо, как Ася представляла. Вот и хорошо. Так проще.

– Здравствуйте! Это Ключевский Станислав?

– Владимирович. И что?

– Вас беспокоят из бухгалтерии редакции «Следопыт». Я ухожу в отпуск, а у вас тут осталась недополученная сумма по заработной плате. Вы не могли бы подойти?

– Ну мог бы.

– Тогда обратитесь в «Отдел происшествий» к Фомушкиной, я там для вас оставила и ведомость на подпись, и деньги. Паспорт не забудьте.

– А какая сумма?

Ася положила трубку. Лучше сумму не называть, потому что она и сама еще не решила, сколько сможет презентовать бывшему коллеге. Ася порылась в кошельке. Только две тысячные купюры и совсем не в валюте. Маловато будет. Ничего страшного, рядом с офисом банк, где она сможет получить нужную сумму. Вот только какую? По ходу будет видно.

Вытащив из сейфа папку, она углубилась в чтение документов. Нет, из этого скудного материала ничего стоящего больше не вытрясешь. Разве что черновики просмотреть. Интересно, почему их Зацепин не выбросил – может, просто не успел? Жаль, что они не рукописные, можно было бы почерки сличить. Тексты набраны на компьютере, распечатаны, и только после этого начинается правка: зачеркивания, вставки, какие-то стрелки и пометки фломастером. Видимо, не было возможности читать с монитора. Ну конечно, не станешь же всюду таскать с собой компьютер. Лучше уж тогда от руки писать.

Вот это как раз Антону Правдину и запрещалось. Хотя кое-где и мелькают отдельные слова, если только они не принадлежат редактору или хозяину газеты. Да и оригинала почерка Антона Правдина у нее нет, чтобы сличить эти записи и раскрыть тайну личности зашифрованного профессионала.

А что это у нас такое помеченное фломастером, затем заштрихованное ручкой? Похоже, какая-то фамилия. Ася взяла лупу и до рези в глазах пыталась разобрать скрытое от чужих глаз. Вот еще такая же помарка и еще. Если по капле собрать просачивающееся, то получается, что пытались скрыть фамилию какой-то М. М. Копцовой.

Как интересно! Ай да Оса! Ай да умничка! Вот тебе и ниточка, за которую следует подергать. Даже если она и ложная, проверить ее на прочность стоит. Ася набрала номер.

– Это банк «Солли»? Пригласите, пожалуйста, к телефону Копцову. Это из Следственного комитета беспокоят.

– Марианну Матвеевну? Одну минуточку, я вас сейчас с ней соединю.

Ася положила трубку. Ну что ж, Марианна Матвеевна, будем знакомы. Ася еще раз перечитала все черновики. Выходило, что если подставить вместо помарок фамилию Копцовой, то именно она являлась главным действующим лицом основных махинаций банка. А как же тогда Берлицкий? Неужели его и в самом деле подставили?!

Ростоцкий голову оторвет, если узнает, что Ася звонила в банк и от имени Следственного комитета спрашивала Копцову. Неужели Ася сейчас делает то, о чем ее строго-настрого предупреждал Ростоцкий, – мешает следствию? А вот с этим она категорически не согласна. Как же тогда Ася будет помогать следствию, если не станет совать нос туда, куда не следует?

Телефон зазвонил так неожиданно, что Ася вздрогнула. Неужели мама? Звонить-то, в общем, и некому. Здесь, на работе, проще зайти в кабинет, чем названивать.

– Это Фомушкина? Ключевский. Я возле проходной.

Вот и Стас прибыл. Только совсем не нужно, чтобы его увидели в редакции, тем более в компании с Асей. Она убрала в сейф документы и, закрыв кабинет, направилась к выходу. Пройдя через вертушку, замерла в нерешительности. Ей навстречу шагнул совершенно неухоженный и бомжеватый на вид мужчина лет тридцати пяти.

– Мне звонили из бухгалтерии насчет остатка заработной платы.

– Вы Ключевский Станислав Владимирович? Я вам сейчас все объясню. Давайте выйдем на улицу.

Они прошли в сквер и сели на скамью. Ася разглядывала предполагаемого Антона Правдина и отказывалась верить собственным глазам. Неужели это невообразимое нечто и есть та знаменитость, которая была совсем недавно способна вести сложнейшие журналистские расследования, держать руку на читательском пульсе, выискивая злободневные темы и формируя общественное мнение?

А если его осознанно довели до профессиональной несостоятельности журналиста и вынудили расстаться с профессией? Это каким же образом, интересно? Неужели споили? Кажется, фантазии Аси уже выходят за самые крайние рамки разыгравшегося воображения.

– Я понимаю так, что с деньгами меня развели?

– Неправильно понимаете. Просто бухгалтер уже ушла, а ведомость и деньги мне оставить забыла. Может, вы завтра подъедете?

– А завтра выяснится, что в воскресенье бухгалтерия не работает, и деньги мне начислили ошибочно? Кстати, сегодня она тоже не должна работать. Как же я сразу-то не сообразил!.. Слушайте, а не могли бы вы мне одолжить некоторую сумму? Я обязательно верну.

– Но я знаю сумму, которую вам должны были выдать, поэтому, если вы напишете мне расписку в том, что получили ее в бухгалтерии газеты, я завтра же смогу вернуть свои деньги.

– Согласен, – улыбнулся Стас, и лицо его словно осветилось и даже стало вполне симпатичным. – Это безденежье меня совсем доконало. У всех, у кого можно, уже позанимал. От банков и многочисленных сомнительных контор, которых развелось, как блох на собаке, шарахаюсь как от чумы. Один приятель так вот связался с банком и попал в пожизненную долговую яму. И без того нормальную работу не мог найти, а теперь и вовсе его чураются, как прокаженного, когда узнают, что у него банковские долги. И как он будет выкручиваться? Даже не представляю. Поэтому я в рулетку с банками не играю. Мне в понедельник на собеседование идти, но не в таком же виде? Спасибо, что выручаете. А сколько мне положено?

– Девять тысяч, – выпалила Ася и тут же пожалела: не слишком ли она расщедрилась?

– Так много?! Откуда такая сумма? Это не ошибка? Я вроде все сполна получил.

– Не знаю. Наверное, за последнюю статью.

– Это за какую же? – Стас подозрительно уставился на Асю. – Последний раз я писал статьи полгода назад. А перед увольнением только короткие заметки, за которые, сами знаете, много не платят.

– Так вы отказываетесь от денег?

– Нет, конечно! Вот только странно все это… Вы же не просто так мне деньги даете? Наверное, хотите получить от меня какую-то информацию? Ну, не стесняйтесь. Мне в свое время тоже приходилось приплачивать своим информаторам. Правда, не в таких размерах, гораздо скромнее. А вот самому выступать в их роли не доводилось. Мне не положено никаких денег, да?

– Да. Буду с вами предельно откровенной. И расскажу, для чего мне понадобился этот подлог. Я работаю в редакции всего третий день. Но мне здесь очень многое непонятно. Например, вместо кого меня приняли. Мне совсем не безразлично, что я поневоле заняла чье-то место. Наверное, ваше? А вы, таким образом, остались без работы. И мне неприятно это осознавать.

– А если выяснится, что вы заняли не мое место, а информация, которой я владею, не стоит тех денег, что вы мне заплатили, вы потребуете их назад?

– Нет. Просто будем считать, что я вам помогла в трудный час… Может, когда-нибудь и вы мне чем-то сможете помочь.

– У меня, конечно, сейчас не такое состояние, чтобы играть в благородство, но давайте сначала я отвечу на ваши вопросы, а потом вы мне заплатите.

– А я ни о чем пока вас спрашивать не собираюсь. Когда захотите, сами позвоните, и тогда мы поговорим, хорошо? А теперь пишите расписку.

– Расписка-то зачем?

– Чтобы вы меня не принимали за какую-нибудь беспросветную дуру, которую можно так вот просто обвести вокруг пальца. Пусть у меня будет от вас хотя бы расписка.

– И если я окажусь совсем непригодным как информатор, вы подадите на меня в суд, чтобы взыскать свои девять тысяч?

– А разве нервотрепка хождений по судам стоит таких денег?

– Нет, конечно. Тогда я не понимаю, зачем вам расписка.

«Если не напишет, – загадала Ася, – то он и в самом деле Антон Правдин, а потому раскрываться с почерком не решится. А если напишет, то к Антону Правдину он не имеет никакого отношения, и деньги уйдут на ветер. Ну, Арсения Антоновна, не ожидала от тебя, что ты окажешься такой скрягой. И совсем нет. Это я так, к слову пришлось. На самом же деле я действительно помогаю коллеге, попавшему в экономическую передрягу. А если он пропьет эти деньги? Значит, я потеряю девять тысяч рублей. Зато утвержусь во мнении, что самый верный способ не быть ограбленной – помогать нуждающимся самой».

– Просто как память моего доброго деяния.

– Тебя как зовут-то, мать Тереза?

– Арсения, Ася.

– Не пожалеешь потом, Арсения-Ася, что деньги потеряла? Иначе ведь они мне боком выйдут… Ладно уж, сделаю тебе такое одолжение – возьму деньги.

Они прошли к банкомату, Ася сняла деньги и вручила Стасу.

– По какому номеру тебе звонить? По тому, что я сохранил как «бухгалтерия»?

Ася смотрела вслед уходящему Стасу и была больше чем уверена, что видит его в первый и последний раз. Ну и что? Зато человеку помогла. И хоть он и не написал расписки, к Антону Правдину не имеет никакого отношения. Даже к бабке не надо ходить: не тот коленкор.

Она вернулась на работу и как раз вовремя, так как ее разыскивал Зацепин.

– Вот что, Оса. Не хотел тебе поручать это дело, но, видимо, придется, раз уж теперь ты у нас Антон Правдин. Никому другому я довериться не могу. Сейчас поезжай домой, а завтра утром отправишься в Следственное управление, встретишься с Ростоцким и узнаешь, как там и что.

– Так завтра же воскресенье.

– Тебя смущает то, что тебе придется работать в свой выходной? Так я тебе в понедельник отгул предоставлю.

– Меня смущает, что Следственный комитет в воскресенье работает.

– А ты не смущайся. У них там столько работы, что отдыхать им почти не приходится. Да и Ростоцкого не так легко в будни застать. А завтра он будет в своем кабинете. Порасспросишь его и напишешь короткую заметку: какие факты открылись в ходе следствия, какие версии возникли и что там с Берлицким – подтвердилось ли самоубийство?

Ася вышла из редакции и решила заглянуть по дороге к Марии Ивановне. Купила сласти, фрукты, якобы от бывших сотрудников. Идти до нужной улицы пришлось минут двадцать, а потом еще минут пять она блуждала внутри дворов, разыскивая нужный дом. Квартира двенадцать оказалась на третьем этаже старой пятиэтажки. Ася немного отдышалась, так как поднималась бегом, сжигаемая нетерпением поскорее увидеть заслуженную пенсионерку, и нажала кнопку звонка. Никого. Она посмотрела на часы: нет и пяти.

А если наша пенсионерка не захотела сидеть дома и устроилась на более легкую работу? Тогда придется дожидаться ее возвращения. Ася поднялась на площадку между этажами и присела на широкий облезлый подоконник. Время тянулось так медленно, что она даже задремала, пригреваемая солнцем сквозь начисто вымытые окна.

После шести дом ожил: жильцы возвращались с работы к родным очагам. Вот и около двенадцатой квартиры появилась женщина лет тридцати пяти. Ася спустилась на этаж.

– Здравствуйте, я из редакции «Следопыт». Пришла проведать Марию Ивановну. Она скоро будет?

Женщина устало смерила Асю взглядом и кивком пригласила в квартиру.

– А я вот сладкого ей принесла и фруктов.

– Иди за мной, – произнесла женщина, и Ася направилась следом.

Женщина разгрузила сумки, выкладывая содержимое в холодильник. Ася вынула из одного пакета конфеты и печенье, из другого фрукты и, не дожидаясь приглашения, уселась за стол.

– Может, я не вовремя? Так я в другой день зайду.

– Вовремя. – Женщина достала початую бутылку водки и поставила на стол. – Сегодня девять дней, как она умерла. В восемь соседи подойдут, мне нужно успеть к поминкам подготовиться. – Ася почувствовала головокружение. – Что это ты так побледнела? Тебе плохо?

– Извините, мы не знали, что она умерла. Давайте я вам помогу на стол накрыть. Два месяца назад я похоронила отца и знаю, что вы сейчас чувствуете.

– Спасибо, не откажусь. Меня Катей зовут.

Ася представилась. Она не знала, как тактичнее спросить о причине смерти Марии Ивановны, чтобы не ранить Катю, но та сама начала рассказывать.

Во вторник одиннадцатого августа они с матерью отправились электричкой на дачу. Обычно ездили на своей машине, но муж с детьми уехал на ней к морю, там у него родители. Кате сначала обещали отпуск, но потом отказали из-за того, что работать некому, так как врачи в поликлинике уже успели разойтись по отпускам, а кто-то уволился. Но отгулы на три дня дали, да еще пару дней выходных, поэтому обратно женщины собирались только в воскресенье вечером.

Однако Кате позвонили с работы, и ей пришлось вернуться в город двенадцатого, в среду. Она сходила на работу, но выяснилось, что это какая-то ошибка, и ее никто не вызывал. Возвращаться на дачу поздно вечером она не стала, решила поехать с утра пораньше. Позвонила матери и предупредила, что приедет в четверг где-то ближе к обеду. В четверг утром позвонила сообщить, что уже выехала, но телефон матери не отвечал.

Когда Катя приехала на дачу, Мария Ивановна уже была мертва. Катя вызвала «Скорую», полицию. По заключению судебно-медицинской экспертизы, на которой она настояла, подозревая, что мать убили, непосредственной причиной смерти Марии Ивановны была признана тяжелая общая интоксикация.

Но, как утверждала Катя, самой матери на даче отравиться было просто нечем. Значит, к ней пришел некто со стороны и ее отравил. Как ни настаивала Катя на расследовании убийства, полиция упорно держалась прежней версии: смерть естественная и наступила по неосторожности. Хотя на даче и участке продуктов, которыми погибшая могла бы отравиться, не обнаружено.

– Моего отца тоже убили, – неожиданно для себя произнесла Ася. – Но подозреваемого освободили, так как его причастность к убийству не подтвердилась. А предварительное следствие приостановлено в связи с тем, что лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, видите ли, не установлено.

Выпили за упокой душ рабов божиих Марии и Антона, поплакали немного и стали готовиться к приходу соседей. На поминки Ася не осталась, пообещав навестить Катю на днях. Наверное, если бы она была настоящим журналистом, непременно задержалась, чтобы послушать, о чем говорят соседи. Но пусть Ася чего-то не услышит, а потому и не узнает, зато у нее не будет мерзкого ощущения предательства.

Нет, она не станет уподобляться грифам, чтобы полакомиться мертвечиной-сенсацией, которую могла раскопать, проявив бестактность. Ася не собирается делать карьеру на чужом горе. Черт с ней, с этой карьерой, терять человеческий облик Ася не намерена.

Вернувшись домой, она приняла душ, что-то поела, не осознавая, что именно, и, не отвечая на вопросы матери, которые сочла риторическими, улеглась спать. Потому что нервы были на пределе, а на срывы и истерики сил совсем не осталось.