Текст книги "Поцелуй меня крепче"

«У вас у всех с головами не все в порядке, – думала Мила. – Если вы решили, что вам это так просто сойдет с рук. Уж я позабочусь о том, чтобы никто от возмездия не ушел».

– Ну что ж, спасибо за хлеб-соль, мне пора. Нужна будет помощь – зовите.

– Спасибо тебе, добрый человек. Без мужчины в доме сам понимаешь – просто беда. Может, иногда дров наколешь, водицы из колодца принесешь, да вот с моей Люсенькой по душам покалякаешь. Ведь она совсем здоровая, когда эту Милу Миланскую не вспоминает. А сколько всего знает, так любого самого образованного за пояс заткнет. Все-то ей, горемычной, с тобой веселее будет. Да и ты с ней не заскучаешь, с характером девушка. А уж я тебе и пирожков испеку, и борща сварю, за мной не заржавеет. Пойдем, касатик, я тебя провожу. Темнеет уже, пора и спать укладываться. Свечей-то не напасешься. Благо, сами делаем, из воска. Уж лучше встать пораньше: утро вечера всегда мудренее.

Мила глянула в окно: солнце уже спряталось, и только слабое зарево заката чуть освещало отходящий ко сну небосклон. В комнате почти совсем темно.

«Действительно, – согласилась Мила, – утро вечера мудренее».

А что ей оставалось, как не согласиться? Не устраивать же на ночь глядя скандал, да еще в темноте? Здесь даже электричества нет, раз они пользуются свечами. И Мила, мысленно пожелав себе более приятных сновидений – а еще лучше, так и вовсе проснуться в своей собственной постели, – приготовилась забыться крепким и здоровым сном.

Проводив Алексея, старушка закрыла дверь на щеколду и тихонько принялась молиться: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…» Затем ходила по дому и крестила окна и двери: «Микола Великий, Семен-Чудотворец, запирай окошки, двери, ворота и щели затворящим крестом…»

И Миле снова казалось, что она щепка, подхваченная потоком и несомая бурными водами бушующего океана под названием Жизнь. Нет никакого смысла сопротивляться. Да и зачем? Это тот самый случай, когда нужно просто расслабиться и плыть по течению, ни о чем не думая и ничего не предпринимая. Тем более что именно сейчас ее телу после баньки так сладко, так дремотно, а потому самое умное – это уснуть, что она немедленно и сделает. Может, как-нибудь все само собой рассосется, и не надо будет зря ломать копья.

Мила со спокойной совестью повернулась лицом к стенке и тут же заснула. И это было самое мудрое, что она могла предпринять.

Глава 3
Мания величия или только мания?

Здоровый крепкий сон принес Миле отдохновение и вернул здравый смысл. Проснувшись и поняв, что ее более чем странное и весьма затянувшееся путешествие еще не закончено, она попыталась взглянуть на видимую реальность – или все-таки сон? – с философской точки зрения. Как бы там ни было, она жива и здорова, способна мыслить и действовать, а это уже неплохо. Вот только как понять происходящее?

«Отличный спектакль они для меня разыграли», – решила Мила, осознав наконец, что даже во сне она никак не могла бы попасть в столь жуткую ситуацию без помощи своих врагов.

Все, что сейчас происходит, смахивает на чей-то злобный, коварный и жестокий розыгрыш. Сколько же на телевидении бездарей, которые свои самые безмозглые и извращенные потуги пытаются выдать за нечто весьма талантливое, оригинальное и поразительно интересное для публики! Какими бы безумными и противоестественными ни казались идеи, приходящие в головы этих горе-деятелей от культуры, всегда решающий голос остается за его величеством рейтингом. А победителей, как известно, не судят. Потому они и изгаляются, кто как может.

Вот и теперь злая воля кого-то, охочего до сенсаций и желающего возвыситься за счет чужих страданий и боли, пытается уничтожить не только созданный Милой образ, но и ее саму как личность, покушаясь на психику и подвергая тело физическим страданиям. Эти бездари, по-видимому, придумали какую-то новую, на их взгляд потрясающе талантливую, передачу с не менее смелым и многообещающим названием вроде «Достать звезду» или «Экстрим для звезды».

Безумно завистливое желание примазаться к чужой славе, возникающее из-за полнейшего отсутствия даже намеков на какие-то собственные заслуги и таланты, вкупе с раздутыми амбициями и мечтами прославиться, заявить о себе, возвыситься над другими любыми путями и средствами всегда вызывало в Миле чувство брезгливого отвращения. Нечистоплотные, порой даже преступные действия ничем не гнушающихся теледеятелей, бывало, частенько приводили к разрушительным для выбранных ими в жертвы звезд и крайне печальным последствиям, меняли к худшему их судьбы.

Ну уж нет! Она, Мила Миланская, не позволит этим телетеррористам вовлечь ее в их грязные игры, превратив страдания в фарс, предмет для шуток, насмешек и издевательств, которые, кстати, она считает исключительно своей прерогативой. Мила разберется с ними раз и навсегда. И так, чтобы другим было неповадно. Для этого у нее есть и средства, и возможности.

Да, кстати, она отсутствует уже несколько дней. Почему ее не ищут и почему до сих пор никто не нашел? Звезда она, в конце-то концов, или кто?! И где ее хваленые телохранители? Уволить их к чертям собачьим, да с треском, чтобы места им в столице больше не нашлось! Пусть убираются куда-нибудь на периферию, если у них не хватает ума защитить единственную и неповторимую Милу Миланскую.

И все-таки! Ум ее величества самой сияющей звезды никак не хотел соглашаться с тем, что происходящее – явь. Ну не может этот бред быть реальностью, никак не может! Что происходит? Если это сон, то почему он никак не закончится? Почему эти люди упорно принимают ее за кого-то другого? И где скрывается эта ненормальная Люська, из-за сумасшедших выходок которой она, королева светского общества, должна страдать? И что нужно сделать, чтобы наконец проснуться?

Мила, наивно надеясь окончательно убедиться в том, что все еще спит, изо всех сил ущипнула себя за руку выше локтя. Боль оказалась столь сильной, что она вскрикнула и резко вскочила с кровати, растирая зудящую руку. Выступившие на глазах слезы были проявлением боли, жалости к себе, обиды на невыгодно сложившиеся для нее обстоятельства. Но более всего – злобной ненависти к сидящим в соседней комнате клоунам, с нетерпением ожидающим ее пробуждения для продолжения комедии, которую они изо всех сил пытаются ломать друг перед другом и перед ней, Милой. Что же это такое, в самом-то деле? Ну не суровая же действительность! Тогда – что?

На крик Милы в комнату вбежали запыхавшаяся испуганная старушка и обеспокоенный Алексей.

– Что? Что случилось, Люсенька? Что с тобой?

– Люсенька?! Никакая я вам не Люсенька! – Ярость долго терпевшей, но уже ни на что не надеющейся Милы вырвалась наконец наружу и обрушилась на незнакомых и таких ненавистных ей людей. – Сидят тут вдвоем придуриваются! На скрытую камеру работаете?! А вы разрешение на съемки у меня получили? А сценарий со мной согласовали?

Мила шагнула им навстречу, и они отступили.

– Я вам не лохушка какая-нибудь без роду и племени, чтобы цирк передо мной устраивать! – кричала потерявшая над собой контроль и рассвирепевшая не на шутку Мила, сотрясая кулаками и наступая на растерянную старушку и изумленного Алексея. – Я никому безнаказанно не позволю издеваться над собой, превращать меня в клоуна. Вы ответите за эту злобную шутку!

Старушка и Алексей непроизвольно пятились в другую комнату, выставив руки ладонями вперед, как бы пытаясь успокоить разбушевавшуюся Милу и давая понять, что они заранее согласны выполнить любое ее пожелание.

– Нет, вы кто такие, а? Кого вы тут из себя изображаете? Чувырлы бесталанные, голь перекатная! Да вам всю свою жизнь работать, но никогда не заработать даже на один съемочный день со мной. Это я, Мила Миланская, богатая, успешная и знаменитая, могу себе позволить пошутить над кем угодно. И всякий смертный за честь почтет быть для меня клоуном, шутом гороховым. Да кем угодно. Кем я прикажу, тем и…

Мила приняла их отступление за некое подобие своей победы, но порадоваться успеху не успела, прервав обвинительную тираду на полуслове, так как внезапно случилось то, чего она меньше всего ожидала. То, что немедленно заняло ее мысли, вытеснив все остальное. Да и любой нормальный человек на месте Милы поступил бы точно так же, не в силах игнорировать самые заурядные и в то же время самые необходимые для каждого позывы естественной надобности. Когда переполненный мочевой пузырь требует к себе особого внимания, ни один смертный не решится с ним спорить.

Понятно, что устраивать разборки в таком щекотливом положении было бы по меньшей мере глупо и даже небезопасно. Поэтому Мила, разумно отложив на время победоносное наступление, накинула на плечи уже знакомый старенький халатик и решительно шагнула через порог:

– Где здесь удобства?

– Что ты сказала? – не поняла разволновавшаяся старушка. – Ты хорошо себя чувствуешь, Люсенька?

– Где здесь удобства? – упрямо повторила Мила, она даже покраснела от злости.

– Она спрашивает, где здесь туалет, – прошептал старушке Алексей.

– Так ты про уборную спрашиваешь? А я-то, глупая, никак в толк не возьму. Так уборная у нас во дворе, за сараем. Ты разве забыла?

– Ее лучше проводить, – снова подсказал Алексей.

– Пойдем, Люсенька, я тебе покажу. Пойдем скорее, золотко, – засуетилась старушка и бойко засеменила к выходу.

Выйдя из дома на улицу следом за ней, Мила на мгновение замерла. То, что она увидела, так ее потрясло, что даже естественные надобности, уступив место кратковременному шоку, добровольно отошли на второй план.

Домик с подворьем, да и все небольшое поселение скита из нескольких рубленых изб и небольшой церквушки расположились на возвышенной местности, так что округа оказалась как на ладони. Видна почти каждая избенка с надворными постройками и небольшими земельными участками с одной-двумя яблоньками, клонящимися ветками к земле от обилия румяных плодов. Посередине поселения возвышается срубный колодец под деревянной крышей, территория скита обнесена высоким частоколом.

А на десятки, а то и на сотни километров вокруг – Мила не очень разбиралась в таких больших расстояниях – до самого горизонта и дальше простираются дикие, непроходимые хвойные леса. Несмотря на стоящее высоко в небе солнце, легкий туман витает над кронами гигантских деревьев, делая представшую перед Милой картину призрачной и нереальной, мрачной и зловещей.

«Да это же самая настоящая тайга! – с ужасом подумала Мила. – Но этого не может быть, потому что не может быть никогда! А может, это все-таки сон?»

– Скорее, Люсенька, иди сюда, – позвала старушка, выводя ее из оторопи. Она стояла возле невысокого деревянного сооружения и призывно махала ладошкой.

– Вы хотите убедить меня в том, что я сейчас в тайге? – подходя, спросила Мила, окидывая старушку испепеляющим взглядом. – И где же эта ваша тайга находится?

– В Сибири, а то где же еще-то? А скит – аккурат прямо в самом что ни на есть центре тайги.

– И давно я проживаю вместе с вами? – сквозь зубы процедила Мила.

– Да уже тридцать третий годок пошел. – Старушка совсем потерялась и боязливо оглянулась, как бы ища поддержки у оставшегося в доме Алексея. – Люсенька, деточка, да мы же с тобой всю жизнь с самого твоего рождения вместе живем, неужели ты все забыла?

– И когда же мой день рождения?

– Двенадцатого мая.

«Вот и разгадка! – возликовала Мила. – Это Люська родилась двенадцатого мая, а я, Мила Миланская, – двенадцатого апреля! Поэтому к твоей, бабка, Люське я не имею ни малейшего отношения… Так это что же получается: нас двое?! Но этого же не может быть!»

Мила оглядела плотной стеной обступившую скит угрюмую, несмотря на яркое солнце, тайгу и обернулась к старушке.

– Обратно я дорогу найду, – заявила она ей, и та послушно побрела к дому, вздыхая и бормоча что-то себе под нос.

Удовлетворив естественные нужды, Мила вышла на улицу.

«Как же они зимой-то здесь управляются? – невольно подумала она. – Врагу не пожелаешь… Хотя нет, именно заклятому врагу я этого и желаю!»

Идти обратно в дом она не торопилась. Ей просто необходимо было побыть одной, подумать. Все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось. Если бы это был ближайший пригород с лиственным лесом и веселыми березками, солнечными лесными полянками и огромными полями с луговой травой и цветами, она могла бы расценить происходящее как чей-то неумный и злой розыгрыш. Может, как шутку друзей, которые с этого момента перестали ими быть. Может, как происки врагов, с которыми она обязательно разберется. Она даже согласна на самоуверенных и крайне рисковых пройдох с телевидения, решивших за ее счет прославиться. С ними она также сумеет поквитаться.

Но тайга – это уж слишком, аж дух захватывает! И смахивает больше на похищение. А если так, то последствия могут оказаться совершенно непредсказуемыми. Как для похитителей, так и для нее. Пусть лучше происходящее окажется страшным сном.

Мила почувствовала, как закружилась голова. Она медленно опустилась на стоящий рядом пенек, на котором, видимо, рубили дрова, так как вокруг были разбросаны поленья, а в одном из них торчал топор. Откуда у нее эта чудовищная слабость?

«Что ж так холодно-то, ведь середина же лета! – думала Мила, закутываясь в пуховый платок, который заботливо накинула ей на плечи старушка, и отмахиваясь от надоедливых комаров, казалось, только и ждущих, чтобы она присела. – Какие же вы, твари, огромные! И как же вас много!»

Мила подобрала лежащую у ног ветку и замахала ею, разгоняя свирепых и желающих вцепиться в нее намертво мерзких вампирчиков, угрожающе пищащих и мечтающих устроить кровавый пир.

«Хочу горячую ванну! Хочу бокал вина!.. Хочу мужика, наконец!»

Огромное желание лечь и уснуть. А потом проснуться, глянуть и убедиться, что все на своих местах: эти жуткие комары и поселение дураков – в тайге, а она, Мила Миланская, – в центре столицы, как ей и положено. Как же она соскучилась по своей прекрасной квартире, роскошной кровати с дорогущим шелковым бельем и красавцем мужчинкой под боком, готовым исполнить все ее причуды и прихоти!

Но сначала нужно разобраться с ситуацией. На похитителей эти двое мало похожи. Старушка, несомненно, слаба для такой роли, да и лицо у нее слишком доброе. Она вызывает скорее жалость, но никак не ненависть. Алексей – вылитый деревенский увалень с бездонными синющими глазами, такой огромный, но симпатичный, спокойный и добродушный. А есть еще остальные жители скита. Целое поселение похитителей, что ли?

Неужели это секта? Там они все, наверное, очень ласковые, пока не добьются своего. Ну и вляпалась же она! Мила совсем запуталась. Снова закружилась голова.

– Ай! – вскрикнула она от боли, так как опустила в раздумье ветку, и комары, обрадовавшись открытому доступу к сладкому телу, накинулись на нее целой стаей. – Ах вы твари! Поубиваю вас всех! – Мила принялась нещадно хлестать воздух и себя, не ощущая боли от ударов, гораздо менее чувствительных, чем комариные укусы. – Всех поубиваю, кто причастен к этому моему похищению! Всех до одного!

Разогнав немного комаров, она внимательнее оглядела подворье: небольшой, но крепкий сарай, из которого слышались кудахтанье кур, крик голосистого петуха и блеяние коз; рядом с сараем – некое сооружение, покрытое пленкой, видимо, теплица; возле крошечной баньки, где ее лечила старушка, поленница дров.

«Странно, что не видно ни одного человека. Куда все подевались? Сидят, наверное, по хатам и думают, как подороже продать Милу дядюшке. А может, в свою веру решили меня обратить? Страшно, однако! Люди-то дикие, мало ли что им в головы-то взбредет. И потом, если это действительно тайга, то здесь наверняка и звери дикие бродят?!»

И только она так подумала, как услышала за спиной чье-то сопение. От страха даже выронила из рук ветку, которой время от времени помахивала. Комары тут же впились в незащищенное тело мертвой хваткой. Однако Мила их уже не замечала, так как, резко повернувшись, почти нос к носу столкнулась с огромной черной косматой башкой, из открытой зубастой пасти которой свисал мокрый темно-красный язык.

Мила ахнула и в ужасе закрыла лицо ладонями. Казалось, нервы лопнули, как струны, и она разрыдалась: быть съеденной кровожадным лесным зверем совсем не входило в ее планы. «Вот и все, – мелькнула пугающая мысль, – сейчас это чудище разорвет меня на куски! И останутся от меня одни воспоминания».

Она сжалась от ужаса, ожидая нападения и превратившись в сгусток страха. Внезапно почувствовала, как что-то тяжелое расположилось у нее на коленях. От неожиданности Мила перестала плакать и сквозь щель между пальцев увидела перед собой голову зверя.

Нет, это уж слишком! Будь у нее в этот момент силы, она бы вскочила и бросилась прочь от подобного ужаса. Но ноги словно вросли в землю. Она зажала рот трясущимися руками, чтобы не закричать и не разозлить косматое нечто, внимательно следящее за ней черными блестящими глазами из-под мохнатых бровей, и изо всех сил постаралась не упасть в обморок. А может, и следовало, чтобы покончить с этим жутким видением?

Постепенно Мила осознала, что сподобилась доверия очень крупного пса неизвестной породы, и страх понемногу начал отступать. С изумлением разглядывая его железный ошейник с длинными острыми шипами, она неожиданно для себя прониклась жалостью к этому огромному зверю, больше похожему на медведя. Мила осторожно положила руку на голову насторожившегося пса и слегка потрепала густую жесткую шерсть. Заметив, что ее робкие ласки ему нравятся, она даже осмелилась почесать пса за ухом. Тот поднял голову и лизнул Милу в щеку.

– Я жалею тебя, а ты – меня, да? – спросила она прерывающимся голосом и осторожно погладила пса по голове обеими руками.

Мила со страхом и невольным восхищением рассматривала могучее тело, крепкие челюсти зверя с огромными клыками и думала, что такими зубищами тот может перекусить любого противника надвое. Будь то зверь или… Продолжить мысль не решилась, от греха подальше.

– Какой же ты огромный, сильный и, наверное, очень смелый, да? А глаза-то у тебя какие умные. Ну ты прямо красавец! – приговаривала Мила, уже смелее теребя загривок чудища.

Неожиданно пес, сидевший до этого смирно и великодушно сносивший ее ласки, словно что-то почуял. Он вскочил на ноги, мотнул головой и замер, прислушиваясь и глядя куда-то вдаль. Мила еле успела отдернуть руки от клацнувшей зубами огромной пасти. Еще мгновение, и пес без единого звука уже мчался к одной только ему известной цели.

Мила поднялась с пенька и провожала взглядом удаляющегося пса до тех пор, пока тот не протиснулся в проем приоткрытых ворот скита и не скрылся в гуще соснового леса. Через минуту она уже сомневалась: а было ли косматое чудище на самом деле или это лишь плод ее больного воображения? Может, вообще только сон.

Она снова подняла лежащую рядом ветку и продолжила нещадно хлестать себя и присосавшихся к ней комаров, устроивших себе роскошный пир на ее измученном слабостью теле. Устав от борьбы, направилась было в дом, но увидела рукомойник. Поспешила к нему и принялась смывать кровавые разводы на голых руках, ногах, шее и лице.

Холодная вода немного облегчила страдания, заглушив боль от укусов и от собственноручной порки. Она заглянула в висящее над рукомойником маленькое старенькое зеркало и ужаснулась: вместо роскошной блондинки на нее глянуло нечто невообразимое с воспаленными глазами, бледным лицом и волосами цвета лежалой соломы. Но этого же не может быть! Мила растерянно оглядывала руки и ноги, только теперь обратив внимание на отсутствие маникюра и педикюра, и все больше убеждаясь, что попала в секту.

– Вот извращенцы, – бормотала она. – И ногти остригли, и лак стерли, и волосы зачем-то перекрасили. На кого же я теперь похожа?

– На Люсеньку! – услужливо подсказал чей-то голос.

Мила оглянулась: ни души, и только верхушки сосен о чем-то шепчутся.

«Я ведь только-только провела несколько часов в самом лучшем салоне красоты, сделала наимоднейшую прическу и оставила там целое состояние. Когда это было? Сколько времени я здесь? Почему это происходит именно со мной? – задавала себе вопросы Мила, понимая, что вряд ли получит вразумительные ответы. – Как было бы хорошо, если бы это был только сон! Да нет же, это наверняка сон! И не более того».

Она пыталась и не могла найти выход из создавшегося положения, почти не замечая озверевших комаров, так как душевная боль от неизвестности мучила куда сильнее.

– Но если это сон, почему я не просыпаюсь? Почему не исчезает эта страшная тайга, эти странные люди?

«Потому, что ты – Люсенька!» – настырно повторил голос.

– Нет, ты сейчас же проснешься! – приказала себе Мила. – Закроешь глаза, а когда откроешь – все исчезнет. Потому что это тебе только снится!

«Ну конечно! Как только, так сразу! – издевательски прошипел голос. – Ты – Люсенька, Люсенькой теперь и помрешь».

– Еще немного, и я сойду с ума.

«Тебе это не грозит, ты уже сумасшедшая, – парировал голос, и Мила поняла, что разговаривает сама с собой. Вернее, со своим вторым «я», которое сейчас издевается над ней, упорно делая вид, что верит всему, что происходит. – А сумасшедшие, как правило, повторно с ума не сходят».

Мила обхватила голову руками и на миг закрыла глаза. А когда открыла, увидела воткнутый в полено топор. Дьявольская улыбка заиграла на пересохших от жажды губах. Теперь она знала, что нужно делать. И уже не важно, сон это или не сон. Самое худшее в ее положении – бездействие, которое неизвестно к чему приведет. В конце концов, если это только сон – а по-другому и быть не может, – то чем хуже она себя поведет, тем быстрее проснется.

В реальности она частенько шла вразрез с общепринятыми нормами и правилами приличия, неизменно помня о вседозволенности и безнаказанности, проистекающими из ее неограниченных возможностей. Окружающие пребывали в шоковом состоянии от неадекватных выходок Милы, но сдерживали желания и намерения открыто ее осудить, раскритиковать или вообще признать ненормальной.

Потому что богатые и знаменитые живут по своим правилам и играют только в собственные игры, покупая всех и вся с потрохами и развлекаясь, кто во что горазд, а также в меру своей испорченности. К тому же звездам, особенно очень состоятельным, позволяется много больше, чем простым смертным.

Именно Мила в своей прекрасной жизни устанавливала все правила игры в великосветском царстве, ослепляющем великолепием роскоши, безграничным потенциалом, запредельными средствами. Именно она, королева светского бомонда, икона стиля, секс-символ, лучшая из лучших. Поэтому с ней считались, перед ней преклонялись, ее боялись, ей тайно завидовали и яростно ненавидели одновременно.

Вот только не было на свете ни одного человека, который по-настоящему любил бы Милу. По крайней мере, она о нем ничего не знала. Или не хотела знать. Мила неслась по жизни с неуемной энергией, разметая на пути всех – и друзей, в чью дружбу не верила, и врагов, которых презирала.

Так что изменилось сейчас? Она осталась прежней, а очевидность – еще не истина. Враги навязывают ей роль некоей Люсеньки. И если она устроит грандиозный скандал, окружающие утвердятся в мыслях, что это сумасшедшая Люсенька выпускает на волю пар своего больного воображения.

Как поступить ей, Миле Миланской, которую загнали в угол, словно зверя, и теперь травят? Чего они добиваются? Чтобы она признала себя Люсенькой? Но зачем?! Неужели только для смеха? Или хотят поиздеваться? Вот уж этому не бывать никогда! Только ей позволительны подобные шутки над кем-либо. Но чтобы надсмехаться над ней, королевой скандала?! Плохо же они ее знают, если осмеливаются так думать.

Превозмогая слабость и подступившую к горлу тошноту, Мила взяла топор и направилась к дому.