Текст книги "Моя желанная западня"

– А какого рода помощь вам нужна? – спросил Северов.

– Меня интересует кто-нибудь из ОВД или Следственного комитета, кому можно доверять. У меня оказалась сумка, которая должна была послужить доказательством вины Юрия.

– Откуда она у вас?

– Разыскивая Ольгу, я сначала отправилась на дачу. Покрутилась у дома, но, поняв, что там никого, уже собралась уходить, как увидела подъезжающую полицейскую машину. Не хотела, чтобы меня застали на вашем участке – ведь я тайком, прошу прощения, забралась в ваш сад, – вот и укрылась за домом. Мне пришлось наблюдать, как Кротов прячет в кустах эту сумку. Когда он уехал, я заглянула в нее и поняла, что там находится улика против Юрия.

– Какая улика? Что именно?

– Его джинсовая куртка, измазанная кровью Казуч.

– Да с чего вы это взяли? Почему куртка именно его? – возмутилась Ольга, неприязненно сверля Софью злобным взглядом. – И почему именно кровью Казуч? Что за бред!

– Но мне же… – произнесла Софья и тут же замолчала. Не хватало еще с головой выдать Юрия – признаться, что куртка была в его машине, а он от нее избавился. Если бы считал нужным, чтобы они знали об этом, сам рассказал. – Я хотела сказать: тогда зачем Кротову подбрасывать такую важную улику на вашу дачу? Только для того, чтобы подставить Юрия. Теперь нужно передать сумку в надежные руки, чтобы вывести Кротова на чистую воду.

– Но там же улика против Юры! – вспыхнула Ольга. – Вы что – не понимаете?!

– Вот именно! Улика, которую подбросил Кротов, чтобы всю вину за убийство свалить на Юрия. Как только сумка окажется в руках профессионалов, они возьмутся за Кротова, чтобы выяснить, зачем он пытается подставить Юрия и не виновен ли сам Кротов в смерти Марины?

– Может, Оля права, и не стоит никому отдавать такую важную улику против Юрия?

– Конечно! Проще всего ее уничтожить. Сжечь вон хотя бы в нашем камине и не носиться с ней как угорелая по бане.

– Олюшка, я прошу тебя!

– Тогда как мы докажем причастность к этому делу Кротова, который подбрасывает улику и тут же посылает на дачу оперативников с обыском? Причем сам торопится поскорее уехать, чтобы сослуживцы не застали его одного возле такой важной улики.

Софья и сама понимала шаткость своей версии, которая, как палка о двух концах, может ударить и того, кого не следует.

– Тоже верно. – Северов в раздумье пощипывал усы. – Я, конечно, не детектив, но, думаю, смогу вам помочь. В Следственном комитете работает сын моего приятеля, тоже летчика. Если вы уверены, что поступаете правильно, можно обратиться к нему. Хотя не совсем понимаю, зачем? Ведь вы и сами можете отнести сумку в полицию, рассказать, при каких обстоятельствах она у вас оказалась, настоять, чтобы запротоколировали свидетельские показания. И тогда ваше слово будет против слова Кротова. А если вам нужен свидетель того, что именно вы отдали куртку в полицию, то я к вашим услугам.

– Папа, тебе-то это зачем? Нет, я против того, чтобы ты ввязывался в эту историю. Не хватало еще, чтобы и тебя в чем-то заподозрили и арестовали. Пусть она сама разбирается со своими проблемами. И пусть у нее болит голова о том, поверят ей или нет, если она не понимает, что только вредит Юре. Посмотри, какая она упертая! – Ольга ткнула пальцем в сторону Софьи, Северов только вздохнул. – Ей даже в голову не приходит, что она может навредить Юре.

– Я, пожалуй, пойду. Засиделась тут у вас, пора и честь знать. – Софья поднялась. – Спасибо, что помогли, чем смогли.

– Я провожу, – вскочил Северов. – Не обессудьте, если что не так.

Софья попрощалась с Ольгой и вышла из гостиной, Северов следом, открывая двери и всячески стараясь угодить, испытывая неловкость за дочь.

– Вы уж не сердитесь на Олюшку. Ей теперь очень нелегко. Да и никогда не было спокойно в замужестве. Юра такой же трудоголик, каким я был когда-то, поэтому хорошо понимаю дочь.

– А почему Оля вышла за Юрия? Она такая красавица. И вообще, могла бы в столице с этакой-то необыкновенной внешностью остаться.

– Там подобных красавиц своих некуда девать.

– Марина Казуч, судя по фотографии, тоже была красавицей. А они, случайно, в Москве не встречались?

– Насколько я знаю, нет.

– Тогда зачем Марина так допекала Олю?

– Пыталась отбить Юрия.

«И вы в это верите?!» – собралась возмутиться подобной нелепости Софья, но вовремя спохватилась и проглотила вопрос, который тут же встал в горле комом. Не стоит настраивать Северова против себя, ведь он такой душка. Ишь, как глазки ей строит. Может, у них что-нибудь да и сложится. По крайней мере, Софья была бы совсем не против.

– Вы очень торопитесь? Может, я вам сад покажу? Там цветов – видимо-невидимо. Олюшка их обожает, особенно розы.

– Правда? Это и мои любимые цветы. С удовольствием полюбуюсь, – зарделась от приглашения Софья.

К тому же она еще не задала самые главные вопросы, ответы на которые уже были известны полиции.

Ох уж эта полиция! Опять она мчится вперед, как локомотив, который не остановить. А Софья и не собирается его останавливать. Перегнать его, конечно, будет сложно, но хотя бы пока вровень идти. Неужели Ольга права и Софья только дублирует работу органов? Вернее, пытается.

Они прошли в чудный сад, присели на скамье в беседке, увитой лианами клематиса; Софья залюбовалась раем, окруженная радугой восхитительного цветника.

Здесь и помпезные махровые пурпурно-розовые пионы, претендующие на роль лидеров, и ярко-оранжевые лилии, считающиеся олицетворением единства женщины и мужчины, и импозантный высокий стройный люпин с многокрасочными свечками соцветий, и скрывающая тайны бордовая гвоздика.

И все же несравненные примы июньского цветника – розы: яркие крупные флорибунды с широкой палитрой оттенков, без перерыва цветущие до конца осени.

А какой колдовской волнующе-сладостный – может, все-таки от меда, которого Софья наверняка переела? – аромат вокруг, что уже и о работе думать не хочется. Так бы вот и сидела молча, тая-блаженствуя от посетившего нечаянно необъятного чувства, обрушившегося на Софью совсем некстати…

Да почему некстати-то? Уж что-что, а любовь всегда кстати. Если, конечно, взаимная.

– Когда вы прятались за домом, было страшно?

– Не то слово! Ведь Кротов меня чуть не обнаружил. Он уже шел в мою сторону, чтобы проверить, нет ли там кого, и до меня оставалась пара шагов, когда ему позвонили. Он приказал кому-то ехать на дачу с обыском и взять с собой понятых. Затем кинул сумку в кусты и уехал.

– И зачем вам такая работа? – Северов с интересом разглядывал Софью. – Она же не женская.

– Ну и что? Зато у меня есть возможность помочь мужчинам, их ведь меньше, чем нас, – покривила душой Софья.

Из своего жизненного опыта она сделала для себя совсем неутешительный вывод. Хоть мужиков и меньше, почти каждый пытается прожить две жизни: одну – с первой женой, пока та еще не состарилась и в состоянии за ним ухаживать, другую – со второй, но уже молодой, чтобы вновь ощутить себя бодрячком, отщипывая от нее по кусочкам молодость и старя этим жену вдвое быстрее. Правда, бывают и исключения, когда молоденькие жены внезапно становятся богатыми вдовушками.

– А вы замужем? Извините за не совсем корректный вопрос, но просто ужасно любопытно: как к этому относится ваш муж?

– Была. Три раза. И все три – неудачно. Решила пока на этом остановиться.

– Значит, поставили крест на замужестве?

– Вот уж нет! Как можно ставить крест на личной жизни, если я – вот она: живая, здоровая, думающая и действующая. Я живу, радуюсь жизни, выражаю себя в творческой работе.

– Неужели то, чем вы сейчас занимаетесь, можно назвать творческой работой?

– Конечно! Почему нет?

– Вы очень интересная барышня, я таких раньше не встречал.

«Что я творю?! – в отчаянии билась застигнутая врасплох мысль. – Я детектив или кисейная барышня, влюбившаяся в первого встречного?»

Ничего себе «первый встречный»! Да Софья в жизни своей не встречала таких роскошных мужчин. Не упускать же этого романтичного летчика только из-за того, что он оказался родственником клиента?

И что теперь – забыть обо всем на свете и кинуться, как в омут, в новые отношения? А как же профессиональная этика? Разве Софья во время проведения расследования не должна относиться ко всем участникам или свидетелям преступления нейтрально, не испытывая ни к кому из них никаких посторонних чувств?

– Поймите меня правильно, Михаил Иванович, – Софья попыталась затушевать в сознании влюбленные мысли, принуждая себя думать о деле, – но я должна задать вам несколько важных для следствия вопросов.

– Я понимаю. Вам нужно знать, где был Юрий с половины первого до половины второго ночи и где были в это время мы с дочерью? Что ж, раз надо, значит, надо. Только мне интересно: неужели вы думаете, что преступник заранее, перед тем как совершить преступление, не побеспокоился о наличии алиби для себя? Ведь самое главное в преступлении – чтобы не поймали. Иначе какой смысл его совершать? Или я не прав, и вы видите убийцу полным идиотом? – Северов старательно прятал ухмылку под усами.

«Ну вот, и этот туда же: обсмеивает меня за то, что села не в свои сани, – обиделась Софья. – Такой же козел, как и все остальные».

Она тут же себя одернула. Если и дальше так думать, то четвертый раз ей замуж не выйти никогда. Потому что с каждым последующим кандидатом в мужья планка задирается все выше, тогда как сама Софья моложе и привлекательнее не становится. Горький опыт в нахождении очередного избранника ума не прибавляет, а только мешает.

– Вы зря на меня обижаетесь. Я не со зла говорю, а по-дружески. Обидчивость, как правило, несовместима с честолюбивыми устремлениями. Я вижу, вы барышня с амбициями и наметили для себя высокие цели. Поэтому должны быть заранее готовы к сопротивлению окружающих. И даже к их противодействию. Это объективный закон психологии. А обижаться на него, как вы сами понимаете, не совсем разумно. Согласны?

Софья промолчала.

– Так вот, отвечаю на ваши незаданные вопросы: Юрий в это время еще не вернулся с работы; Олюшка с Машенькой были у себя дома, в Энске; я – здесь, в Сосенках. Так что алиби у нас нет. Правда, я говорю только о себе и дочери. Но подозреваю, что истинный преступник непременно позаботился о том, чтобы алиби не было и у Юрия, не зря же он его подставляет. Уверен: у Кротова и Липатова на момент совершения преступления алиби найдутся. Хоть моя дочь и против того, чтобы я помогал вам, можете на меня рассчитывать. Это будет как-то не по-джентльменски, если я отойду в сторонку и примусь наблюдать, как такая милая, интересная барышня пытается одна, без мужской поддержки справиться с опасным делом. Так что, надумаете – я к вашим услугам. Или вы меня – исключительно по причине отсутствия алиби – уже занесли в списки подозреваемых под первым номером?

– Вы слишком много о себе воображаете. Вы у меня только номер пятый.

– Вот и славно. Значит, в первую десятку все же попал.

– А чего вы радуетесь? Неужели в подозреваемых ходить так весело?

– Почему бы и не походить какое-то время, если это единственная возможность увидеть вас снова.

Всю обратную дорогу Софья видела перед собой улыбающиеся глаза Северова, в ушах чудной мелодией звучали слова: «милая интересная барышня», «я таких раньше не встречал», «к вашим услугам».

Вожак ревниво наблюдал за хозяйкой, понимая, что такой, как прежде, он ее не увидит больше никогда. Она, видимо, заболела какой-то неизвестной болезнью и теперь себе вряд ли принадлежит. А уж Вожаку и подавно.

Подъезжая к городу, Софья свернула на обочину и остановилась.

Нет, это просто какое-то безумие: что она творит?! Произошло убийство молодой женщины, а у нее одна любовь в голове. Выходит, сыщик не имеет права на самое главное на свете чувство? Это кто так сказал? Никто! Значит, имеет. Только не станет в одну кучу сваливать: любовь – сама по себе, а расследование преступления должно продолжаться своим ходом, несмотря ни на что.

Софья завела машину и, кое-как развернувшись на неширокой дороге с двумя жирными сплошными полосами посередине, отправилась снова в Сосенки.

Не доезжая метров ста до дома Северова, притормозила возле небольшого магазинчика и принялась ждать предполагаемых свидетелей.

Однако те немногочисленные деревенские, что выходили с покупками, вряд ли могли быть источниками информации, так как все как один направлялись в обратную от дома Северова сторону. Тут хоть до посинения торчи, толка не будет.

Пересилив сомнения – уж так не хотелось выставляться перед понравившимся ей мужчиной любопытствующей особой, собирающей о нем сплетни, – решила прямо обратиться к соседям Северова.

Выбрала тех, что слева, чтобы не проходить мимо дома потенциального кавалера.

Оставив Вожака у машины, Софья направилась к довольно крепенькой старушке, сидящей на завалинке возле калитки и с интересом наблюдающей за жизнью улицы. Поздоровавшись, присела рядышком и открыла было рот, чтобы задать свой первый вопрос, как услышала:

– А ты зачем вернулась-то – никак забыла чего? – Старушка сощурила на Софью хитрый глаз и закивала: – Вижу, забыла. Вот тебе и молодежь: память-то тоже никудышная. Ты кто такая – из СОБЕСа, что ли? Непохоже. Да и знаю я их всех. И не знакомая соседа. Тоже бы знала, если бы у Мишани кто завелся. Тогда кто ты и чего ищешь? Из полиции, что ли? Так они вчерась целый день здесь проторчали.

– Вы знаете, что произошло?

– А то! Да вся деревня уже в курсе. Полиция кого только ни расспрашивала. Меня тоже, – погордилась старушка. – И я рассказала им все. Но они власть, а ты-то кто такая?

– Я частный сыщик, – призналась Софья и показала удостоверение.

– Не может быть! Разве баба может быть сыщиком? Ну ладно в полиции с бумажками, но сыщиком…

– Эта баба перед вами.

– Ну и дела! – Старушка даже щуриться перестала, разглядывая Софью широко раскрытыми голубыми глазками, словно какую диковинку. – Что с тобой поделаешь, тогда спрашивай. Расскажу, что вспомню.

– Меня интересует прошлая неделя, с третье на четвертое июня. То есть с пятницы на субботу, с двенадцати до часу ночи. Вы возле дома Северова никого не видели? Может, кто крутился?

– Да зачем кому-то тут по ночам крутиться?

– Могли что-нибудь подбросить, – теряла терпение Софья, чувствуя, как потихоньку наливается злобой к этой въедливой старушонке. Она терпеть не могла, когда отвечают вопросом на вопрос, и уже представляла, как соседка передает их разговор Северову. Что он подумает о Софье? Да какая теперь разница!

– Если бы подбросили, Мишаня бы уже давно нашел. Он глазастый: все видит, все знает. Хоть иногда и придуривается незнающим. Потому как легче прожить, когда в чужие дела нос не суешь, иначе оторвут ненароком. А той ночью я ничего не видела, спала крепким сном. Так и сказала полиции.

Софья поднялась. Старушка тоже вскочила, засуетилась:

– Никак уходить надумала? А я тебя чайком побаловать собралась. Пойдем, у меня варенье клубничное – ты никогда такого не пробовала. Ну же! Уважь старушку-то. Может, я еще что припомню. Пойдем-пойдем, не сомневайся, – махнула она рукой, зовя за собой, и засеменила к калитке, не оглядываясь, словно знала, что Софья теперь последует за ней как привязанная.

«Ну и хитрющая ты, бабулька! Хорошо, будь по-твоему», – подумала Софья и поплелась за старушкой.

Через пять минут они уже пили мятный чай с сухариками и наивкуснейшим клубничным вареньем. Софья оглядывала небогатые хоромы и почти не слушала хозяйку, думая о своем.

Неужели ей хочется проверить наличие или отсутствие алиби Северова лишь потому, что она – а это уже очевидно, так как подобного с ней не приключалось уже давно, – влюбилась?

А если Софья ошибается? Если бы! Сердце-то так и тает от одной лишь мысли, что на свете есть он! Софья даже глаза закрыла на мгновение, чтобы остановить головокружение.

– Так вот, – продолжала старушка свою историю. – Дом-то его не вровень с моим, а немного поодаль, в глубине участка, и окна в мой сад выходят. Так что по вечерам такая красотища, хоть всю ночь гуляй: светло как днем. Он-то, когда дома, так поздно ложится. И как света не жаль, ведь это же деньги! Да что ему деньги, он мужик справный. И чего, спрашивается, в бобылях ходить? Давно бы уж женился… Слушай, а ты бы ему могла понравиться. И красивая, и умная. А он ни за что с глупой не станет жить, потому как сам мужик высшего полету. Одно слово – летчик. Было бы мне лет на тридцать поменьше, точно бы его окрутила. Счастлива та, кто за него пойдет. С прежней-то ему несладко пришлось: ревновала не только к бабам, но и к работе. А что за мужик без работы? Ни то ни се и вообще – прости, Господи! – черт знает что. А Мишаня-то наш и умный, и видный, а уж какой работящий, так только поискать, да не найдешь. Хочешь, сосватаю? Ты мне очень приглянулась. Не люблю болтливых баб – слова не дадут сказать. И мелют, и мелют о своем, словно только они на свете и существуют, другим и рта не дают раскрыть.

– А в ту ночь в саду было светло?

– Не просто светло, а светло как днем. Выходит, что он точно был дома.

– Вы же сказали, что крепко спали, – усмехнулась Софья.

– Я и сейчас говорю: сплю крепко. Но часто просыпаюсь. Чтобы в туалет сходить, благо он в доме, не то что раньше. Это мне сынок подарок сделал… Так вот, о чем это я? Ах да! Несколько раз вставала по нужде и радовалась, что электричество экономлю, потому и так было светло: спасибо Мишане и его бессоннице!

Обратно Софья ехала с легким сердцем.

Глава 10
Дамочка с пушкой или тетка с гаубицей

Липатов, круглолицый полноватый рыжеволосый мужчина лет тридцати пяти, разглядывал визитку Софьи, словно не пойми что, случайно оказавшееся в его руках. Почти бесцветные густые брови взлетели выше, чем требовали приличия для изучения самого несусветного документа, на мгновение зависли в недоумении, затем снова вернулись в исходное положение.

– Не думал, что коровы летают, – пробормотал он.

– Вы что-то сказали?

– Нет-нет, ничего. Это я так, про себя.

Он взглянул на Софью, в голове которой уже хозяйничала ехидная мыслишка: «Вот и хорошо, что не про меня. Странно только, что ты считаешь себя похожим на корову. Почему, например, не на быка?»

Тем временем небесно-голубые глаза с белесыми ресницами буравили ее насквозь, будто пытались разглядеть нечто нелепейшее и несуразное, что только могло существовать на свете. Язвительная усмешка намертво приклеилась к пухлым губам, предполагая догадку о возможной невменяемости сидящей перед ним посетительницы, а веснушки по всему лицу просто обхохатывались над Софьей.

Вот и все, что нужно, чтобы уничтожить на корню любые мечты, надежды, благие намерения, которые могут завести неведомо куда. Вернее, уже завели Софью в жестокий мир чисто мужских игр, в которых нет места таким слабым существам, как женщины.

– Я вас слушаю. Кстати, это не о вашей персоне пустили слух? Ну, о той, что с пистолетом? – Он расплылся в улыбке. – Очень, знаете ли, остроумно. Надеюсь, я вас не обидел?

– Нисколько. Но вы же не думаете, что у меня и в самом деле есть пистолет?

Липатов еле сдержался, чтобы не рассмеяться Софье прямо в лицо. Она сжала кулаки под столом, вцепившись в ручки сумки с кровавой уликой, и поклялась, что чем бы ей это ни грозило, а пистолет непременно заведет… Наверное.

«Может, не стоит связываться с этим дураком? Лучше написать заявление прямо в дежурной части и отдать сумку, потребовав, чтобы присутствовали понятые? Нет, интересно посмотреть на его реакцию».

– Я пришла по поводу Свиридова Юрия Васильевича.

– А вы здесь при чем? – Улыбка медленно сползла с губ Липатова, лицо тут же превратилось в непроницаемую маску.

– Хочу письменно засвидетельствовать свои показания и представить следствию некоторые улики, касающиеся убийства Марины Казуч. Прямо сейчас. Но только в присутствии понятых.

Липатов скрестил руки на груди и исподлобья уставился на Софью.

«Ну вот, – подумала она, – сейчас отберет сумку и выкинет меня из кабинета. Или сразу арестует и посадит в кутузку».

– Ладно. Будут вам понятые. – Липатов убрал со стола в сейф документы, придвинул к Софье лист бумаги и ручку. – Пишите. А я за понятыми.

Софья поставила на пол между ног сумку и принялась описывать махинации Кротова.

«А на фотографии рядом с Юрием кто-то другой. Может, с его прежней работы?».

Скоро подошли Липатов и двое гражданских. После оформления передачи сумки с описанием содержимого Софья продолжила излагать факты нахождения сумки. И только когда поставила число и подпись, передала свидетельские показания Липатову.

Тот на них даже не взглянул.

– Я вас внимательно слушаю.

– Эту сумку подбросил на дачу Свиридова Кротов. А затем по телефону направил туда оперативников с обыском и даже приказал им привезти с собой понятых, так как сторож садового товарищества мог оказаться пьяным.

Липатов даже бровью не повел, когда услышал о Кротове. Неужели ему известно о сумке?

– Я стала невольным свидетелем этого разговора.

– А что делали на даче Свиридова вы?

– Юрий обратился ко мне за помощью. И теперь он – мой клиент. По закону вы права не имеете препятствовать мне в сборе улик по данному делу об убийстве.

– Собираетесь найти преступника? Так-так! Значит, самого Свиридова вы не подозреваете. А почему я вам должен верить? Еще неизвестно, каким образом сумка попала к вам. Может, вы пытаетесь оболгать Кротова? Или подставить самого Свиридова?

Софья почувствовала, как у нее перехватило дыхание от подобного обвинения.

– Ни вашего Кротова, ни Свиридова я раньше и в глаза не видела. Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость, только и всего. Сумку же принесла, чтобы вы поинтересовались у Кротова: зачем он подбрасывает улики против Свиридова и не замешан ли сам в преступлении?

– А если он обвинит вас в лжесвидетельстве? Или найдет убедительную причину и оправдается? Тогда получится, что вы сами и подставили Свиридова, так как снабдили следствие дополнительными уликами против подозреваемого в убийстве. Кстати, а почему вы не уничтожили куртку? Это же так просто. Избавили бы Свиридова от лишних вопросов.

– Но я же хотела помочь уличить настоящего преступника.

– Вы считаете Кротова преступником? Вы серьезно думаете, что полицейские бегают по городу с кухонными ножами и убивают тех, кто мешает им жить?

– Ну вы же арестовали Свиридова по подозрению в том самом, о чем сейчас сказали.

– Знаете, гражданочка, вам бы лучше капусту дома квасить, а не детективным агентством командовать. Не женское это дело – преступников ловить. Тем более что с вашей дамской логикой даже мыши не поймать, не то что убийцу.

Дверь приоткрылась, Липатов посмотрел поверх головы Софьи:

– Заходи-заходи. Как раз кстати.

– Ну что – не колется? – услышала она знакомый голос. За приставной столик напротив Софьи уселся Кротов и с недоумением уставился на нее. – Опаньки! Кажется, дамочка с пушкой, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь! А в следующую встречу я уже буду теткой с гаубицей? – не удержалась Софья от сарказма. – Расту профессионально прямо на глазах.

«Какие же вы все, мужики, хамовитые – просто жуть!» – думала она грустно, теряя последнюю надежду на справедливость.

– Что она здесь делает? – Кротов перевел взгляд на Липатова.

– На тебя жалуется. Вот, полюбуйся. – Липатов протянул Кротову заявление Софьи. – По ее показаниям, так именно ты подбросил сумку с курткой в крови убитой Казуч на дачный участок Свиридова, чтобы того подставить.

Глаза Кротова, наливающиеся кровью от охватившего его бешенства, колючками впились в Софью. Ей даже показалось, что он готов ударить ее, но еле сдерживается. Ах, как же ему сейчас мешает Липатов.

«Ну что, Кротов, парируй. Скажи так: значит, это все-таки на даче были вы? И тогда станет ясно, что и ты там был. Липатов наверняка мне поверил, это видно по его еле заметному замешательству. Интересно, как ты будешь оправдываться? Единственная возможность – обвинить меня».

– Дамочка что-то путает, – процедил Кротов сквозь зубы, пристально глядя в глаза Софьи, словно запоминая ее на всю оставшуюся жизнь. – Я, конечно, был на даче Свиридова, но только в прошлом году.

– Вот видите, Софья Павловна, ваше слово против слова Валерия Николаевича. Что вы на это скажете?

– Что вам не удастся обвинить меня в лжесвидетельстве. Я найду доказательства, что именно вы, Валерий Николаевич, подбросили сумку.

– Вам бы прежде об этом догадаться. Только не забывайте: свидетелей должно быть двое. Вы хотя бы осознаете, что обвиняете в противоправных действиях полицейского? Слушай, – Липатов вопросительно глянул на Кротова, – а может, прикрыть ее лавочку, пока она чего серьезнее не натворила? Забери-ка ты ее прямо сейчас к себе в обезьянник.

– Не имеете права! – вскочила с места Софья. Она чувствовала, как сердце сжалось в комок от ужаса, а перед глазами замелькали мушки. – Зря я к вам пришла. Мне нужно было сразу обратиться в прокуратуру. В следующий раз я так и сделаю.

– Надо было. Но вы же не обратились. А теперь ваш поезд, мадам, уже ушел. Сумки-то у вас больше нет.

– Но есть свидетели, что я вам ее отдала, – понятые, а также мои письменные свидетельские показания.

– Считайте, что их тоже нет. Так что выбирайте: или в обезьянник, или к себе домой и под ногами больше не путаться.

Защипало в носу, увлажнились глаза, и Софья поняла: если сию же минуту не покинет кабинет, разревется, как ребенок, у которого отняли игрушку.

Она выскочила вон, еле различая дорогу, размываемую стоящими в глазах слезами.

Сколько же недопустимо грубых ошибок ею совершено за три дня: с органами в пух и прах рассорилась, сумку потеряла, Юрия подвела! Но главное – и на самую малость не приблизилась к разгадке тайны убийства.

А теперь еще ходи да оглядывайся, чтобы Кротов или его сообщники по башке чем не тяпнули. Хорошо бы ей уехать из города, пусть даже на недельку. А за это время Юрия обвинят во всех тяжких и упрячут в тюрьму?

Однако в столицу-то ей однозначно наведаться придется. Хоть что-то разузнать об этой Марине: чем жила, с кем жила, как жила? Пока Софья не вникнет в ее личную жизнь, выяснить причину смерти невозможно.

А если это просто случайность – например, глазки кому-нибудь строила, а потом обидела отказом? Или ограбить хотели, да силы не рассчитали?

Нет уж, не так все просто, раз в смерти подозревают работника органов. Такое не каждый день происходит. А потому или это разборки между своими, или искать следует там, откуда жертва шут ее знает зачем сюда заявилась. Вот и выходит, что в Москву надо ехать немедленно.

Только страшновато одной-то. Но не брать же с собой Вожака? И оставить не на кого. Одни проблемы кругом.

В офис не поехала. Усталость и нервное напряжение валили с ног, голова пухла от обилия мыслей и страхов. Сейчас Софья мечтала лишь об одном: поскорее добраться до кровати и забыться крепким сном. Это средь бела дня-то? Именно так, иначе она за свою нормальную пока еще психику не ручается.

Звонок в дверь расколол чудное сновидение, которое распалось на мелкие осколки. Софье очень не хотелось выскальзывать из объятий ласкового мачо, но одна только мысль, что за дверью топчется обиженная ею – аж три дня назад! – Варя, могла вытащить даже из могилы.

Открыв дверь, Софья спросонья разглядывала худого неухоженного паренька, опасливо косящегося на грозного Вожака.

– Сидеть! – скомандовала она и погладила по голове пса. – Вожак, это свой. Вадик, ты за деньгами? Лично тебе не дам ни копейки, я уже говорила. Или с мамой что?

– С мамой. Третий день лежит, не встает. Только повторяет: «Моя жизнь – дерьмо!» Я уже и врача вызывал. Но та ничего толком сказать не может. Предлагает маму в больницу определить… психиатрическую.

– Вы что там, совсем с ума посходили – какая еще больница? Довели мать, а теперь избавиться хотите?! – Софья даже на крик перешла. Не признаваться же сыну, что это она назвала жизнь его матери дерьмом. – А ну пойдем! Вожак, лежать! Я сейчас.

Квартира Вари на той же площадке, но напротив и по планировке словно зеркальное отражение, только без одной комнаты. Однако как же она отличается от Софьиной: давно выцветшие обои, стонущий под тяжестью шагов обшарпанный пол, с тоской взирающая на хозяев безликая старая мебель, которой давно пора на свалку. Три комнаты, и ни в одной даже глазу нечем зацепиться. Кровать Вари больше похожа на груду хлама, а сама она, бледная и неухоженная, словно часть этой невзрачной обстановки.

Софья почувствовала, как сжалось до боли сердце: это она открыла Варе глаза на действительность, которую та упорно не хотела замечать, чтобы совсем не свалиться от безысходности. Но если дать жалости выйти наружу да еще слезу пустить, тогда они все тут утонут, и Софья вместе с ними.

Придется выбирать: жалеть или не жалеть. Если не жалеть, то действовать. И немедленно, пока эта проклятущая безысходность заразной болезнью не перекинулась на Софью.

– Пусть мама полежит, а мы с тобой на кухню, – бодро заявила Софья Вадику. Хотя какой из него Вадик – чай, не маленький мальчик.

Кухня представляла собой еще более плачевное зрелище: немытая посуда в раковине и на столе, плита…

Да что там говорить: разруха и нищета таращились на Софью из всех щелей и углов.

– Вадим, я сейчас моющие средства принесу. А ты пока полы подмети и мусор вынеси. Затем берешь швабру и как следует… – Софью поразила недовольная ухмылка Вадима. – Я согласна помочь, если только и ты будешь шевелиться. Если же помогать отказываешься, я сейчас мать к себе заберу, а вы тут как хотите. Так что – берешься за полы?

Через три часа квартира благоухала чистотой, на лоджии под палящим солнцем нежилось выстиранное и душисто пахнущее свежестью белье, а на сверкающей плите готовился борщ, аромат которого проникал во все закоулки повеселевших комнат с отдраенными до белизны полами. Вадим, непривычно усталый от физической работы, сидел рядом и постигал азы кулинарии.

– Вот видишь, как это просто, когда знаешь, что за чем класть в кастрюлю. Усвой два самых главных секрета. Первый: натертую на крупной терке свеклу с добавлением лимончика и томатной пасты тушить лучше отдельно от моркови и лука, иначе весь роскошный цвет из борща уйдет, и он получится блеклым. Далее: если уж совсем хочешь отличиться, то перед тем как бросать нарезанные укроп и петрушку, добавь в свое произведение кулинарного искусства немного измельченного чесночка с сальцем. И вкус и запах просто сногсшибательные. Затем выключаешь кастрюлю, пятнадцать минут настаиваешь, и ты – царь и бог потрясающего шедевра. Всего какой-то час у плиты, и ты – победитель, спасший семью от голодной смерти. И цены тебе не сложить.

– Здорово! Я думаю, у меня получится.

– Разумеется. Ты даже не представляешь, на что способен. А чтобы выяснить, надо заняться хоть чем-нибудь. Знаешь, как говорят: аппетит приходит во время еды. Это касается и работы.