Текст книги "Визави французского агента"

Будни секретного агента

Осенью 1977 года шли сложные переговоры СССР – Анголы – Франции на поставку оружия в Анголу – слишком много факторов надо было учитывать. Кроме того, одна крупная американская фирма тоже проявила заинтересованность.

Переговоры проходили в несколько этапов, то в Анголе, то в Москве. Каждый тянул одеяло на себя, предстоял очень выгодный контракт, теоретически Бернару нужно было большую часть заказа перетянуть во Францию. Но это изначально было нереально, потому что Ангола предпочла бы поставки из СССР, а французы хоть и продавали туда несколько раз оружие, ассоциировались с колонизаторами. Находясь между двух огней, Бернар понимал, что даже если и удастся небольшую часть контракта перетянуть для Франции, все равно это будет выглядеть так, как будто его купили Советы. Что, честно говоря, было недалеко от истины. Поэтому он больше создавал видимость активной работы, производил много шума, привлекая дипломатов, экспертов, юристов к своей работе, а на самом деле пустил все на самотек.

И все бы ничего, но приехали ребята из ЦРУ. Конечно, они так не представлялись, у них, естественно, была крыша, но это никого не обманывало. Все, как обычно, играли по правилам. Поскольку Бернар в этой ситуации крутился больше всех, то они и посчитали его ключевой фигурой, в чем он не стал их разубеждать.

На приеме в честь 60-й годовщины Октября их представили друг другу. Сухопарый, подтянутый, энергичный пожилой американец с молоденькой супругой. Никто не сомневался, что она ему не жена, но игра есть игра. Джейн сразу начала кокетничать с Бернаром, а Эд стал увиваться вокруг Клер. Ничуть не удивляясь, Бернар и Клер подхватили игру, взяв инициативу на себя.

– Ну, ты же понимаешь, дорогая, – это нужно для дела!

– Конечно, милый, я понимаю, дело есть дело!

И оба, довольные собой, принялись флиртовать во все лопатки.

Тем временем переговоры подходили к концу, но на горизонте нарисовалась угрюмая американская личность, которая несколько раз при «случайных» встречах говорила:

– Мы уверены в вашем благоразумии, ведь большая часть контракта достанется нам?

На что Бернар отвечал:

– Все бывает, вдруг случится чудо.

– Лучше бы оно произошло!

Его коробило от подобной наглости и некомпетентности. Этот контракт готовился полгода, вдруг являются заинтересовавшиеся американцы и хотят оторвать большой кусок пирога, который не они затевали.

День Х наступил – первый день официального обсуждения контракта. Начало декабря, уже выпал первый снег.

Когда слегка утомленный Бернар повязывал галстук, стоя перед зеркалом в номере Джейн, чтобы отправиться на долгожданное обсуждение, раздался телефонный звонок.

– Это тебя, – удивленно сказала Джейн, протягивая ему трубку.

– Да? – вскинул брови Бернар и взял трубку.

– Клер со мной! – он узнал голос Эда. – Ты ее не ищешь?

Бернар, который уже два дня не видел Клер и начал беспокоиться, с досадой ответил:

– Я очень рад, но мне некогда, как-нибудь ты мне расскажешь, что она вытворяет, ладно?

– Ты меня не понял, я знаю, куда ты торопишься. Ты уже придумал, как лучше повернуть дело? Чудо должно произойти…

Бернар опешил. Конечно, он сталкивался с грубостью и напором американцев, но чтобы так…

– Дай ей трубку! – и только услышал жалобное «Что происходит?», как трубку повесили.

Он постоял немного, переводя дух и собираясь с мыслями. Сначала позвонил Шарлю, благо тот не любил компаний и свободное время проводил лежа на диване с книжкой в руках. Договорившись с ним о встрече, Бернар выскочил в коридор гостиницы, оглядел холл и подошел к молодому человеку, который делал вид, что читает газету. Выдернув у него эту газету и подняв из кресла за галстук, прошипел:

– Пошли звонить твоему начальству, у тебя большие проблемы!

Заботливо поправил ему галстук и повел к лифтам. Юноша и опомниться не успел, как вошел в специальную комнату, которая всегда имелась в местах скоплений иностранцев, где были аппараты для прослушивания, дежурные и тому подобное.

Через полчаса Бернар уже сидел у полковника КГБ, который с презрительной улыбкой объяснял ему, что смотреть надо за такой сучкой, что это не его проблемы, – потом снисходительно набрал номер.

– Ну вот, твоя б**** по адресу. – Он надел очки и записал на листочке улицу и дом. – Мой парень там на наружке.

– Понимаете, у меня сейчас начинаются переговоры, не могли бы вы быть так любезны сами проверить это, мне было бы спокойнее. Конечно, размеры моей благодарности…

Шарля он также отправил по этому адресу.

В этот день на обсуждении контракта Бернар вел свою привычную игру, создавая у каждой из сторон впечатление, что именно она находится в наилучшем положении.

О возможном участии американских поставщиков никто даже не заикнулся. Смысла не было. При этом Бернар пытался вычислить, с кем из участников переговоров договорились американцы, откуда пошла утечка информации.

Когда около полуночи он вернулся домой, в гостиной его дожидался Шарль с неутешительными вестями. Наружка все проворонила, по этому адресу никого не нашли, теперь забегали как ошпаренные. Еще бы, иностранка пропала!

Бернар связался еще со своими друзьями в МИДе, в Министерстве обороны… и просидел до утра у телефона, принимая отчеты от всех «участников операции» и слушая угрозы. Утром поспал часа два, Шарль подменил его у телефона, но ни разу не разбудил, незачем было. Последний этап переговоров был назначен на этот день.

В полдень позвонил тот самый полковник и сказал:

– Нашли твою подругу… – по телефону он материться не стал. – Поедешь за ней? Поезжай в Лесной городок, это по Минскому шоссе, – и он назвал адрес.

Бернар выскочил из дома, даже не надев пиджака, как был, – в вельветовых джинсах и рубашке, сел в машину и погнал.

Дважды его останавливали за превышение скорости, на третий раз, когда он вышел из машины, приготовив червонец, милиционер не захотел брать взятку, а пригласил к себе в машину для оформления протокола. Не помог и сильный акцент, который появлялся у Бернара, когда надо было изображать иностранца.

Когда он сел в милицейскую машину, то увидел неясную тень сзади, но среагировать не успел. Проволока уже туго обхватила горло и при малейшей попытке пошевелиться затягивалась еще туже. Они свернули с шоссе и поехали по грунтовке. Вскоре они остановились около железной дороги, выволокли его из машины и принялись профессионально избивать. Проволоку закрутили вокруг шеи, поэтому он не мог оказать никакого сопротивления, только хватал воздух, пытаясь протолкнуть его в легкие. Когда Бернар перестал шевелиться, они сняли проволоку с горла и закрутили ее на запястьях, после чего сели в машину и уехали.

Он лежал на заиндевевшей земле, слабость волнами накатывала на него, он не мог пошевелиться, зато холодного воздуха было вдоволь.

Обнаружил его тот самый юноша из гостиницы. Он чуть не плакал, его приставили к Бернару следить за его передвижениями, но машина заглохла, и, пока он ее заводил, потерял Бернара из виду. Он суетился, причитал, освобождая запястья от проволоки. Затем дотащил до машины, заставил выпить водки и привез к госпиталю КГБ. Там его накачали лекарствами, обработали раны, хорошо еще, что на лице лишь бровь была рассечена.

До подписания контракта оставалось два часа, которые он провел, тренируясь говорить с помощью диафрагмы, гримируясь, повязывая по-разному шарф на опухшее горло.

Так он и вошел в зал переговоров – с заклеенной бровью, слегка пахнущий алкоголем.

– Простите мой вид, господа, произошла непредвиденная встреча с ревнивым мужем.

Учитывая его репутацию, это заявление вызвало лишь смех.

Злополучный контракт был подписан, немалая доля досталась и Франции, хотя Бернар на это сильно и не рассчитывал.

По окончании переговоров в коридоре к нему подошел полковник. Оглядев Бернара с головы до ног, сказал:

– Вам, кобелям, все нипочем. Поедешь к своей?

– Где она?!

– В больнице, где ж еще, это тебе все ерунда, а она через себя человек десять пропустила. Может, теперь прыти поубавится?

Да, этот ответственный чиновник не стеснялся в выражениях. На самом деле Клер кокетничала только с теми, с кем ей было интересно. А с этим товарищем ей было скучно, она когда-то отвергла ухаживания полковника.

Бернар слишком скверно себя чувствовал, чтобы как-то отвечать. Попросил Шарля отвезти его к жене.

В больнице она лежала в отдельной палате и крепко спала после наркоза. Он отправился к дежурному врачу (было около трех часов утра), попросил его подготовить Клер к выписке, подкрепил свою просьбу денежками. С помощью своей знакомой из Минздрава организовал переезд Клер домой, договорился о постоянном присутствии опытной медсестры и о посещениях специалиста. Сам перенес ее из машины в постель

Потом, удостоверившись, что медсестра на месте, все необходимое есть и его любимой тепло и уютно, попросил нянечку, которая была с детьми, вызвать хирурга себе. К этому времени он почти не мог говорить, постоянно кашлял и весь горел. Когда приехал хирург, Бернар уже бредил с высокой температурой. Врач вызвал бригаду и увез его в госпиталь. Поскольку это был «свой» хирург, Бернар получил обслуживание по первому разряду. Ему также устроили отдельную палату и весь комплекс лечения. Из-за простуды поврежденное горло воспалилось и ужасно болело, ободранные руки тоже требовали лечения. Через два дня, когда температура начала спадать, он не мог ни говорить, ни есть – только пить морсы маленькими глотками, преодолевая жуткие спазмы в горле, да еще и кашель, который сотрясал сломанные ребра, из-за чего временами наступало удушье. Говорить врачи ему запретили, поэтому он не расставался с карандашом и блокнотом.

Шарль выполнял в это время роль связного.

– Клер чувствует себя хорошо, идет на поправку.

– Передай ей записку, – это Бернар тоже написал. В эту неделю он написал Клер множество нежных писем, к сожалению, она отвечала очень коротко: «Спасибо, получила. Привет».

Через неделю, вырвавшись от врачей и клятвенно их заверив, что не будет выходить из дома по крайней мере неделю и по возможности не будет разговаривать, он вернулся домой.

– Понимаете, у вашей супруги депрессия, ей нужна помощь психолога, надо бы ее отправить в больницу, к специалистам, может быть, там ей помогут.

Бернар достал блокнотик и написал: «Специалисты уже приезжали?»

– Нет. Ведь не вызывали, а гинеколог по своей части уже все сделала.

«Так вызывайте!»

– Я не знаю, мое дело ухаживать.

«Я вас отблагодарю».

И тут же полез в бумажник. Женщина отправилась к телефону, а Бернар направился в детскую. Там пожилая нянечка играла с детьми в ладушки и очень обрадовалась, увидев Бернара.

– Смотрите, кто пришел!

Дети с визгом бросились обнимать папу. Они его не часто видели, но очень любили. Тут же принялись играть в «дерево», кто быстрей взберется на плечо отца. Увидев, как он изменился в лице, Лидия Ивановна скорее стащила с него малышей.

– Давайте лучше покажем, как мы научились играть в мяч!

На следующий день потекла обычная работа, встречи, переговоры, что было довольно затруднительно, но он старался использовать своих подчиненных. Работа не зависела ни от его самочувствия, ни от опытности сотрудников. Дело есть дело.

Клер потихоньку поправлялась, ее настроение немного улучшилось. Бернар взял «напрокат» у своих друзей ирландского сеттера Чарли. Клер с ним не расставалась, прижимала к себе, даже ходила с ним гулять. Пес был ласковым и терпеливым, дети таскали его за уши, за хвост, а он только пытался спрятаться.

А в середине февраля она сказала, что устала от зимы и уедет с детками домой, к родителям, погостить. С легким сердцем Бернар помог ей собраться, накупил всяких сувениров, икры и проводил супругу. Тем более наступила горячая пора африканских переговоров, он с ног сбился, пытаясь все успеть: и работа, и дом, и врачи…

Зато он звонил Клер каждый день, проговаривая огромные суммы. Лишних денег у него никогда не было, как только появлялись, сразу находилось несколько неотложных трат: подарки «нужным» людям, угостить друзей, отпраздновать что-нибудь, взятки наконец.

Так прошел месяц, после чего Клер заявила, что больше в Москву не приедет.

Бернар в ужасе бросил все дела и приехал в Медок…

– Никогда! Никогда не будет зимы, кошмаров, насилия, подлецов. Может, ты не знаешь, что меня освободил тот самый полковник Тарасов, который все время приставал ко мне со своими ухаживаниями. Но он мне не нравился, от него всегда несло чесноком. Он вошел, когда один из парней был на мне…

– Милая, тебе не стоит это вспоминать, – сказал побледневший Бернар.

– Почему же? Чтобы тебе было спокойнее? Если узнаешь, ты меня разлюбишь? Это было бы хорошо, потому что я тебя больше не люблю. Когда я родила, я узнала, что у тебя есть любовница, и не одна, мне было страшно больно. Ты ведь понимаешь, всегда найдется добрый человек, который сообщит неприятные новости. Я решила тебе отомстить, показать тебе, как это больно, когда тебе изменяют. А ты не ревновал, тебе было все равно!

– А я думал, что тебе скучно со мной… захотелось разнообразия, я не хотел тебя ничем связывать!

– Вот я и получила приключение. Но ты дослушай! Милиционеры быстро уволокли этих подонков, которые и идти-то не могли, так были пьяны, а того, что был на мне, месье Тарасов одной рукой схватил за волосы, а другой резко дернул за подбородок. Этот ужасный треск!

– Не надо! Не вспоминай! – повторил Бернар.

– Нет, ты дослушай! Мы с тобой расстанемся, и я хочу, чтобы ты знал все. Потом он сбросил с меня труп, взял бутылку водки и стал меня подмывать! Это была совершенно непереносимая боль! Наверное, я ненадолго потеряла сознание, а когда очнулась, кошмар продолжался. Да-да, полковник Тарасов насиловал меня, и эти парни были просто ангелы по сравнению с ним! Он издевался надо мной, говорил, что ты мог бы предотвратить этот кошмар, но предпочел пожертвовать мной ради своей мерзкой работы. И что ты так же легко пожертвуешь детьми. Что теперь ты останешься в СССР навсегда! Скажи, что это неправда!

Бернар стоял совершенно раздавленный и не находил слов.

– Но я люблю тебя! – наконец прошептал он.

– А я тебя ненавижу, весь этот ужас из-за тебя! С меня хватит! Вы, мужчины, играете в свои игры, а женщины для вас развлечение и отдых после работы!

Бернар возвратился в Москву, понимая, что надежды вновь увидеть жену и детей почти нет.

Оливье

В апреле Ольга, скучая от безделья, решила научиться рисовать и пригласила меня в учителя. Я получила небольшой заработок, и в то же время мы оставались друзьями. Так редко бывает, в СССР было не принято говорить о деньгах – если ты друг, то все делаешь бесплатно для друзей, а тех, кто хотел заработать, называли меркантильными, жадными. И вдруг Ольга сама предложила мне заработать:

– Ты можешь меня научить рисовать?

– Когда? У меня столько дел!

– По воскресеньям, например? У меня есть денежки, я бы платила по пять рублей за час.

– Неудобно как-то…

– Почему неудобно? Ты теряешь время, а я ведь могу заплатить, я не разоряюсь! И тебе будет немного легче!

– Если так, то я готова!

Мы начали заниматься. Порисовав часа два, мы обязательно пили чай с маленькими изумительными пирожными, которые она сама готовила. И, конечно, болтали на всякие женские темы.

– Я всегда думала, что я люблю Оливье, но теперь я не могу выкинуть из головы Бернара. Когда я его встречаю… просто боюсь посмотреть на него, какое-то странное чувство.

– Честно говоря, я не знаю женщины, которой он бы не нравился. Мне вот тоже ужасно нравится! Только мне не светит, со мной он выполняет свой долг перед другом, хотя теперь-то что уж там…

– Он такой, такой, – Ольга даже зажмурилась, чтобы подобрать слово, – хороший!

И мы рассмеялись.

– И Оливье что-то давно не приезжает, не звонит… не понимаю, что происходит.

– Может, у него дел много?

– Но он звонит каждый день, когда уезжает, а больше чем на неделю никогда не уезжал, а тут уже две недели как уехал и ни разу не позвонил…

Ольга совершенно не интересовалась политикой, а я научилась читать газетные статьи между строк, и мне было интересно выуживать информацию из статей газеты «Правда».

Тогда в Камбодже, или Демократической Кампучии, как она стала называться, был настоящий геноцид. Полпотовцы методически уничтожали собственный народ. Город-миллионник опустошили за несколько дней малыми силами без эксцессов. Отключили электричество и водопровод, выгнали всех людей на улицы, объявив, что это «временная эвакуация» и что «американцы сбросят атомную бомбу». Брать имущество было запрещено, кроме ценностей и денег. И аккуратно освободили от людей весь город район за районом, убивая всех, кто решил спрятаться или не мог передвигаться.

Пока формировались колонны, люди спали на улицах, там же ходили в туалет, пили из прудов и канав, почти сразу начались эпидемии. Колонны отправлялись к местам «прописки» пешком, порой за несколько сот километров. В пути не кормили и не поили, отстающих расстреливали. Программа была постоянной – людей часто перегоняли с места на место, чтобы они не обзаводились скарбом, не видели собственного урожая, не объединялись в спаянный коллектив. В своей политике уничтожения Пол Пот использовал термин «убрать с глаз долой». «Убирали» – уничтожали тысячи и тысячи женщин и мужчин, стариков и младенцев.

Бывшие офицеры и солдаты армии Лон Нола тоже подлежали уничтожению, это происходило так: распространили указ, что бывшим военным надлежит собраться на центральной площади для важного сообщения. Собравшимся сообщили об амнистии, накормили, объявили, что они поедут в столицу для «участия в военном параде» в честь прилетающего принца Сианука. Успокоенные люди привычно, по-военному, погрузились в машины. Их вывозили за город и расстреливали.

– Сейчас в Кампучии опасно, и, по-моему, туда закрыт въезд, да и оттуда никого не выпускают, может, он вообще не там?

– Нет, он точно в Пномпене, у него какие-то свои каналы, ведь он там родился, в камбоджийской деревне.

– Оливье?

– Ну да. Это отец у него француз, старый развратник! А мать – азиатка. Понимаешь, у него все время получались девочки, а когда он узнал, что одна женщина все-таки родила ему сына, он забрал его себе. Бегал себе ребенок по рисовым полям до пяти лет, а потом вдруг оказался в совершенно другой стране, с чужими людьми.

Фредерик Булен женился в 1941 году, тогда ему было тридцать два года, он занимался финансами и часто ездил то в Лаос, то во Вьетнам, то в Камбоджу. Его супруга, Элен, терпела эти постоянные командировки почти девять лет, родила ему двух хорошеньких девочек, но когда Фредерик предложил ей переехать в Пномпень, она категорически отказалась.

– Этот климат, жить вдали от цивилизации в замкнутом мирке французской колонии! Ни за что!

Элен подала на развод, а Фредерик остался трудиться на государственной службе в Пномпене. Там он прекрасно устроился в собственном доме с хорошенькими молоденькими служанками.

В 1954 году он перебрался в Париж, продолжая совмещать свои банковские операции с многочисленными консультациями в отделе «Индокитай» в Министерстве иностранных дел, иногда приезжая в отпуск или по делам в Пномпень. Фредерик нанимал себе молоденьких служанок, которые удовлетворяли все его прихоти, а когда они беременели, щедро награждал их и увольнял. И каждый раз узнавал, что родилась девочка. А в 1954 году, когда родился Оливье, Камбоджа обрела независимость, выстраивались новые отношения с Францией. Фредерик не мог часто приезжать, и только через пять лет узнал о сыне, которого фактически выкупил у матери. Маленького дикаря посадили в самолет, привезли в огромный каменный город, полный машин. Конечно, отец делал для своего единственного сына все возможное и невозможное, Оливье ни в чем не знал отказа. У него были самые лучшие игрушки, няньки, потом самые лучшие школы, которые часто менялись по причине необузданного характера избалованного ученика.

Фредерик Булен, сам в прошлом выпускник Корпуса, не собирался отдавать туда Оливье, потому что в обмен на прекрасное образование выпускники должны были отработать на государство десять лет, но все средства воспитания в разных закрытых школах оказались бессильными против упрямства сына. А после «Красного мая» 1968 года, когда улицы Парижа были оккупированы революционными студентами, Оливье организовал в колледже партию «Анархия в защиту прав студентов». Он печатал и распространял листовки и в день Х устроил бунт. Несколько одноклассников с ним во главе били окна, развели костер в школьном дворе и сожгли личные дела учеников. Некоторые учителя пытались вмешаться, но их закидали сломанной мебелью, и один учитель попал в больницу с проломленным черепом. Порядок был восстановлен только с помощью полиции.

После этого случая, когда с огромным трудом удалось замять это дело, не оставалось ничего другого, как отдать сына в Корпус. Оливье попал туда в 14 лет. К счастью, у него были прекрасные знания по многим предметам, отличная память, и он успешно сдал все экзамены. Самое удивительное, строгая дисциплина в Корпусе ему понравилась, и закончил он его с отличными результатами по всем предметам.

Фредерик Булен хотел, чтобы сын работал под его руководством, и приложил для этого огромные усилия. Еще в 1949 году его отдел был одним из тех, кто разрабатывал проект по созданию аграрного коммунизма в странах третьего мира. В Сорбонне китайско-кхмерская группа изучала «радиоэлектронику» – так вербуются «революционеры», так их обучают, не жалея ни времени, ни средств. В разное время в Сорбонне учились такие известные коммунистические лидеры Индокитая, как Дэн Сяопин, Хо Ши Мин, лаосский принц Суфанувонг.

В Париже из Пол Пота, Иенг Сари и других сделали «ручных марксистов» – на опережение настоящих. Заложили управляемую мину замедленного действия под оставляемую Камбоджу, чтобы одни мотыги остались. Естественно, мина была не единственная, но эта сработала. Была разработана стопроцентно марксистская теория о том, что для достижения истинного коммунизма и создания бесклассового общества необходимо отказаться от всех «развращающих и преступных» благ капиталистической псевдоцивилизации, например, промышленности, образования, медицины, науки, машин и радиоэлектроники, от частной собственности и денег. Все население, до единого человека, сделать крестьянами. Из орудий производства оставить в стране только мотыги.

В 1953 году ядро компартии Индокитая вернулось на родину и приступило к планомерной подготовке революции. С 1975 года Пол Пот начал уничтожать свой народ и даже поменял название страны на Демократическую Кампучию.

После практики в Москве Оливье действительно стал работать в отделе «Индокитай», это было вполне логичным, так как он неплохо говорил на кхмерском языке, а его отец с 1929 года работал в Пномпене, до признания независимости Камбоджи.

Оливье работал с кредитами для «красных кхмеров»1515
  «Красные кхмеры» – вооруженное коммунистическое движение в Камбодже.


[Закрыть], когда началась революция и «красный террор», повлекший за собой уничтожение элиты кхмерского общества, ценные антикварные, драгоценные вещи оказались ненужными. Множество прекрасных, бесценных произведений искусства, ювелирных изделий было просто-напросто уничтожено. Но всегда найдутся ловкачи, которые сумеют извлечь выгоду там, где другие увидят только ужас и разорение. Так уж сошлось, что Оливье нашел человека, который по бросовой цене сбывал ему антикварные вещи, драгоценные камни и золото. Все шло гладко, но этого чиновника казнили, после страшных пыток тот назвал среди прочих своих клиентов и Оливье. Он был арестован, как только прилетел. Ему еще повезло, его могли сразу убить – аресты и тюрьмы были не главными инструментами в истреблении людей.

Никто не стал разбираться, кто он и откуда. Сначала его бросили в клетку высотой в один метр, шириной – в полтора, там он пробыл в скрюченном состоянии, питаясь полусырым рисом около месяца. Затем его привязали к железной кровати и стали пытать электрическим током, ничего не спрашивая, зато рассказывая о преимуществах бесклассового общества, он плохо слышал эти лекции, проваливаясь в бессознательное состояние.

Приказа о его уничтожении не было, поэтому с ним поступали как со всеми, регулярно били палками, держали на цепи, иногда кормили…

В декабре 1978 года вьетнамские войска, на протяжении многих лет конфликтовавшие с «красными кхмерами» из-за спорных приграничных районов, силами нескольких мотопехотных дивизий при поддержке танков вступили на территорию Камбоджи. Страна пришла в такой упадок, что из-за отсутствия телефонной связи приходилось доставлять боевые донесения на велосипедах.

A в начале 1979 года вьетнамцы уже заняли Пномпень. За несколько часов до этого Пол Пот покинул опустевшую столицу на белом бронированном «мерседесе» и отправился в Китай, предоставивший ему убежище.

Вьетнамские солдаты вошли в разрушенный город, безлюдный, поросший буйной тропической растительностью, заваленный мусором. Тюрьму уже никто не охранял, и оставшиеся в живых узники оттаскивали умерших в общие могилы. Оливье уже несколько дней не подавал признаков жизни, он лежал у стены, прикованный за железный ошейник. Когда его потащили к яме с трупами, он, к счастью, открыл глаза…