Текст книги "Трясина"

– Конечно, – подтвердила Саввиха. – И ни одного клеща на мне не бывает!

– А если вы, например, пойдёте сейчас, в середине мая, то наберёте?

– Ну нет, милок, головой-то тоже думать надо, – ответила Саввиха. – Может, и наберёшь, да только цену за это высокую заплатить придётся.

– Какую же цену? – спросил Тоха.

– А какую назначат.

– Баба Саввиха, – взмолился Тоха, – вы всё загадками да загадками говорите. А я ведь за этим и пришёл – уж очень мне хочется узнать побольше о том, что мы не видим, но оно существует.

– Да зачем тебе? – спросила Саввиха. – Меньше знаешь – крепче спишь.

Тоха задумался. Как объяснить зачем, если и самому не до конца понятно? Тоха решил зайти с другой стороны.

– Баба Саввиха, ну вот представьте, а если после вас никто этих заговоров знать не будет? Вам не жалко, если пропадут знания?

– Ты что, хочешь учиться всему этому? – с недоверием спросила Саввиха.

– Ну, учиться не учиться, а хоть что-то знать.

– Тут нужен какой-то жизненный опыт, понимаешь, Антон? – серьёзно сказала Саввиха. – Это ведь очень опасные знания. Легко могут увести не туда. А человек в силе, с опытом, уже может принять их, потому как падал в жизни-то, и осторожность есть. А ты… не падал ещё, молодой слишком.

– Не падал, говорите? – усмехнулся Тоха. – А то, что я без отца расту, а пока отец был – пил всё время, сколько помню. А с матерью… тоже, знаете, не душа в душу живём. – Тохе не хотелось говорить подробности, но выбора уже не было. – Кричит она на меня всё время. Может быть, есть какое-то средство, чтобы больше с матерью не ссориться? А опыт жизненный у меня будет, повзрослею ведь!

Саввиха смотрела на него внимательно, испытующе.

– Может, ты думаешь, что это похоже на всевластие? Нет, всё совсем не так, – сказала она очень серьёзно. – Я вон со своими знаниями даже собственного сына ни уберечь, ни спасти не смогла, – кивнула она на портрет. – Дорогую цену заплатила, да только уж потом поняла, что это была плата, – она вздохнула.

Тоха молчал. Он ждал, когда Саввиха примет решение. И может быть, даже в его пользу.

– Знахарем тебе не быть, – наконец сказала она. – Для этого нужно, чтобы в сердце было сочувствие. А я у тебя пока его не вижу. Но может быть, только пока. Люди меняются.

Тохе от её слов не было горько. Он чувствовал, что она уже приняла решение, и сердце его трепетало.

– А вот кое в чём я тебе помогу, если ты просишь. Ты ведь просишь? – подчеркнула она.

– Да, – подтвердил Тоха.

– Что ж… – Саввиха поднялась с места, прошла в угол, где стояла кровать. Достала из-под кровати старый деревянный сундук, откинула крышку.

«Без замка», – отметил Тоха.

Саввиха порылась-порылась и достала потемневшую от времени деревянную шкатулку и старую общую тетрадь в тёмно-коричневой кожаной обложке.

«Неужели всё волшебство Саввихи кроется в одной маленькой шкатулке и в тетрадке?» – удивлённо подумал Тоха, словно заворожённый следя за тем, как Саввиха кладёт на стол тетрадь, ставит шкатулку. «Заговоры и обереги», – прочитал он на обложке тетради. Саввиха подняла крышку с вырезанными узорами.

Внутри ровными рядами стояли склянки, некоторые из тёмного стекла, некоторые прозрачные, как от глазных капель. Закрыты они были пробками или притёртыми крышками.

«Вот-вот заискрится волшебство», – ждал Тоха.

Саввиха склонилась над шкатулкой, любовно провела ладонью по крышкам склянок.

– Я не волшебница и не колдунья, – сказала она. – И это просто сушёные травы, ну иногда грибы, стёртые в порошок. И масла, настоянные на травах. Это они, божьи создания, творят волшебство. Человеку такое уже не под силу, потому что он всё дальше отходит от своей изначальной природы…

Голос Саввихи изменился, она теперь говорила как сказку рассказывала – певучим голосом, плавно, то ниже, то выше тоном. И от этого голоса Тохе действительно показалось, что над шкатулкой воздух искрится.

Саввиха отставила шкатулку, сложила ладони вместе, как будто держа небольшой мячик, спросила:

– Какого цвета сейчас шар в моих руках?

Если смотреть как обычно – в ладонях ничего не было, но Тоха решил довериться ощущениям и попытался смотреть как будто сквозь, внутрь предметов, внутрь воздуха.

Саввиха перекатила в ладонях невидимый шар.

– Чёрный! – вдруг сказал Тоха.

– Ну, если космос для тебя чёрный, то возможно. Он фиолетовый, – сказала Саввиха. – Но ты молодец!

Она подкинула шар вверх и снова свела ладони вместе.

– А теперь какой?

– Зелёный, – уверенно ответил Тоха.

– Правильно. А этот? – Саввиха поменяла невидимый шар в руках.

– Этот красный, – сказал Тоха. Он не был до конца уверен, но понял, что надо говорить первый цвет, который ему представится.

– Верно, – сказала Саввиха. – Не пугайся, это детские игрушки. Такое умеет каждый, только большинство забыло, что они умеют. На, подержи!

Тоха подставил сложенные ладони, и Саввиха перекатила в них невидимый шар. Пальцы защипало, как будто они немеют. Он почувствовал, как от кончиков пальцев до локтей и дальше разливается тепло.

– Ну всё, бросай в воздух, на сегодня хватит фокусов! – сказала Саввиха.

Тоха бросил. Пощипывание прошло.

– Ладно, я вижу, что ты можешь. Вот тебе баночка. – Саввиха достала тёмную склянку с притёртой крышкой. – Вот тебе ложечка. – Со дна шкатулки появилась маленькая блестящая медная ложечка с длинным черенком. – Порошок – из будры плющевидной, дурмана и кое-чего ещё, – объяснила Саввиха. – Принять нужно три раза. Сегодня – здесь, при мне. Завтра и послезавтра – дома. Постарайся в одно и то же время.

– Хорошо, – кивнул Тоха.

– Примешь третью ложку порошка – прочитаешь заговор. На следующий день придёшь ко мне, вернёшь склянку и ложку.

– А что, все жизненные проблемы можно решить каким-нибудь заклинанием? – попытался пошутить Тоха.

Саввиха ничего не ответила. Она положила перед Тохой тетрадный листок и ручку, открыла тетрадь, полистала, нашла нужную запись, ткнула в неё пальцем:

– На, переписывай вот это.

Тоха удивился:

– Здесь чернилами написано?

– Да, шариковых ручек тогда не было, – ответила Саввиха. – Это ещё моя бабка писала, Царствие ей Небесное.

Тоха принялся переписывать. Заглавные буквы шли с вензелями, почерк был ровный, но непривычный, старомодный.

– Что это? – спросил Тоха, показывая на незнакомую букву.

– «Ижица», – объяснила Саввиха. – Пиши как И.

Про «ять», похожую на перечёркнутый мягкий знак, Тоха и сам догадался.

– Всё, готово! – сказал он через пару минут.

Саввиха проверила, удовлетворённо кивнула.

Тоха сложил листок и бережно спрятал его в карман брюк.

Саввиха насыпала порошок в ложку, аккуратно стряхнула горку обратно в склянку.

– Смотри ничего не просыпь! – предупредила она. – И чтоб не меньше ложки, а то не подействует. И чтоб не больше – это яд, будет с горкой – отравишься. – Она протянула ложку Тохе. – Подержи во рту, не глотай сразу.

Тоха послушно принял порошок. «Какой же горький!» – сморщился он, перекатывая языком мелкие частички.

– Лишний раз смотри не взаимодействуй, – предупредила Саввиха.

– С кем? – удивился Тоха.

– Узнаешь, – ответила она. – А теперь дай мне пустяковину какую-нибудь, что при тебе есть. Просто символически, в качестве оплаты. Без оплаты нельзя.

– Да у меня и нет ничего… – растерялся Тоха.

Саввиха глянула на него оценивающе:

– Гайтанчик, на котором крестик висит, вполне подойдёт. А ты себе новый сделаешь.

Тоха подставил шею. Саввиха ловко стригнула длинными острыми ножницами.

– Вот и всё! – сказала она, сжимая гайтанчик в ладони. – Держи! – И отдала крестик Тохе.

Тоха сунул его в карман.

Порошок начинал действовать. Тоха вдруг на собственной шкуре почувствовал, что кровообращение человека совершает полный цикл за две минуты. Так их учили на биологии. Словно огонь прошёл по его жилам и опалил всё внутри. Голова закружилась. Комната перед его глазами качнулась.

– Всё, иди-ка ты теперь домой, – сказала Саввиха. – И сразу ложись спать.

Она проводила его до улицы. Тоха шёл как в тумане. Пошатываясь, зашёл на веранду и, так и не раздевшись, повалился на матрас и уснул.

Глава пятая, в которой Тохе становится доступна новая игра

– Ты что, вчера пил чего? – допрашивала его наутро мать. – Ты! В восьмом классе! А уже такое!

– Нет, мам, как ты вообще могла такое подумать?

– Пришёл поздно, в избу не зашёл, спал в одежде, даже куртку не снял. Интересно, что я должна подумать? Да и сейчас глаза у тебя какие-то…

– Да просто голова что-то болит, – признался Тоха и страдальчески поморщился. – Я даже ни с кем из друзей вчера не встречался, вон можешь у Феди спросить.

– Ну смотри у меня, – пригрозила мать. – Если что, и веранды лишишься, и телефона, и гулянок допоздна.

– Понял, ма. Да ты не переживай. Можно я денёк-другой дома останусь? Пока голова не пройдёт?

Тоха действительно выглядел бледным.

– Ладно, – согласилась мать. – Но домашку всё равно будешь делать.

– Хорошо, – кивнул Тоха, а сам был готов прыгать от радости. Но не при матери же!

Когда она ушла, Тоха наконец прибрал на веранде, чтоб было совсем похоже на его собственную отдельную комнату: он распихал кое-как старую одежду по шкафам, освободил пол, подмёл его. Пока прибирался, наткнулся на старый тюль, повесил его на окошко на гвоздики. «Помыть бы ещё окно, – подумал Тоха, – но уж так не хочется с ним долго возиться… А, через тюль не видно, так пойдёт!» Напоследок он постелил простыню на матрас, надел наволочку на подушку. Потом уселся посреди комнаты прямо на пол, оглядел результаты своих стараний – хорошо!

Тут он вспомнил о склянке и листочке, которые дала ему Саввиха накануне вечером. Полез в карман – уф, всё на месте. «Надо принять вторую ложку, пока матери нет, – решил он, – но чуть попозже. А пока…»

Тоха даже потёр руки от удовольствия в предвкушении того, чем можно было заняться пока. Он взял телефон, сел в угол веранды на матрас, подложив подушку под спину, – и исчез для этого пространства. Тело, конечно, сидело на матрасе, а сам он ушёл в «Страйк».

Он зашёл под своим ником «Хелбосс». И сразу же на экране выплыло окно:

«При игре за боевиков вам будет доступно новое сверхсекретное оружие с убойной силой 20к, точностью 10к…»

Тоха без раздумий выбрал сторону боевиков. Новое оружие под названием «миниган» было совсем не мини и стреляло так, что с одного щелчка могло уложить двух находящихся друг за другом противников! И почему-то его не нужно было перезаряжать. Был это баг или удивительное свойство минигана, Тоха так и не понял, но это ему пришлось по душе.

Победив в трёх индивидуальных раундах, Тоха увидел надпись:

«Играй каждый день в течение месяца, и тебе будет доступно новое супероружие – самонаводящийся суперган. Опция возможна только на стороне боевиков».

«О! Если у них миниган такой мощный, – сразу прикинул Тоха, – то какой же будет суперган! Я же тогда…»

Тоха замер на месте – так его поразила новая мысль. «Я знаю, как можно легко разбогатеть! Я стану киберспортсменом! Самым крутым! Я буду героем-одиночкой, который может замочить любого противника! – Тоха стал взволнованно ходить по комнате, обдумывая мысль. – Надо проверить, много ли раздают подобного оружия». Пока он ни у кого в игре такого не видел.

Всё ещё в размышлениях, Тоха зашёл в дом, поставил чайник. Задуманное ему казалось очень даже осуществимым, надо просто найти ходы-выходы, показать результат – и его не смогут не заметить. Тоха заварил чашку чая. Мать покупала чай в пакетиках – отвратительное пойло. «Вот будут деньги – стану покупать себе нормальный чай. – Мысли Тохи становились всё глобальнее. – И шмотки. И подарки Янке буду дарить – закачаешься». Он так живо представил себе эту сцену с Яной: как она удивляется, смотрит на него – и вдруг начинает видеть, какой он по-настоящему щедрый, достойный, хороший. Самый подходящий для неё.

Чай был допит. Тоха посмотрел на мерно тикающие часы на кухне – через час с уроков должна вернуться мать.

Он достал склянку и ложечку из кармана, аккуратно насыпал порошок, чтобы было без горки, сровнял, как учила Саввиха.

Теперь порошок не показался ему таким уж горьким. Он приготовился снова ощутить огонь в жилах, во всём теле, но… огонь запылал в голове, да с такой силой! Тоха схватился за голову, согнулся: «Быстрее лечь, пока могу идти!»

Через пять минут он уже вырубился. В глубоком сне ему казалось, что чёрные, красные, оранжевые круги расходились вокруг его головы. Сознание его расширялось и расширялось с этими кругами до бесконечности. Расплывалось, растворялось, сливаясь с темнотой, а потом вдруг раз – и началось обратное движение. Бесконечность сжималась-сжималась – до точки, и это он был той самой точкой, и уменьшение тоже казалось бесконечным. Минус бесконечным.

Он проснулся поздно вечером оттого, что кто-то тряс его за плечо.

– Тоха! Тоха!

Выбраться из глубокого забытья оказалось трудно. Голова была тяжёлая. Тоха открыл глаза. Обеспокоенный Федя всё тряс его.

– Ты вообще в порядке? – спросил он. – Тамара Георгиевна сказала, что ты спишь уже часов десять. Ты что, так от учёбы устал?

Тоха поднялся, протёр глаза.

– Садись, – пригласил он Федю, – я тебе сейчас такое расскажу!

Но тут Тоха спохватился: хоть Федя и лучший друг, но из-за Янки теперь ещё и конкурент. Рассказать хочется, но всё раскрывать точно нельзя.

– Мне такой сон удивительный приснился, – начал Тоха сочинять на ходу. – Как будто я стал самым крутым киберспортсменом в мире. Я стал таким мощным полуроботом-получеловеком, что мог вообще любого замочить. И реакция у меня во сне была – во! А ты меня разбудил, – засмеялся Тоха.

– Понятно, чем ты всё утро вместо уроков занимался, раз такие сны видишь, – хохотнул Федя. – Что, переиграл?

– Да нет, если честно, это Саввиха мне какие-то травки дала. Я ей сказал, что бессонница у меня, хотел проверить, действительно ли она лечить умеет, как про неё говорят.

– Ты что, был у Саввихи? – открыл рот Федя.

– Ну был, и что? Я её на улице встретил, а она сказала: заходи, мол, лекарство дам. Что такого-то?

– Ну не зна-аю… – протянул Федя, но не нашёл, что возразить. – И как там у неё, в доме-то?

– Да так, обычно. Только травки везде, а в остальном – как у всех.

– А сама-то она как? Страшно тебе было или нет?

– Да нет, бабка как бабка. Сын у неё, оказывается, в Афгане служил.

– Завтра придёшь в школу? – спросил Федя.

Тоха задумался.

– Нет, ещё день прогуляю. С утра себе температуру нагоню.

– Ну как знаешь. Осторожней ты с Саввихой-то, не такая она уж и простая, как кажется. Я видел её вчера поздно вечером на перекрёстке за селом, где выезд. Вышла туда, сняла с головы платок, волосы седые распустила, постояла – может, говорила что или делала, я далеко был, не знаю. Затем волосы снова собрала в пучок, платком покрыла и пошла. Мне интересно стало, я потом подошёл туда – и какую-то верёвочку, привязанную к кусту, видел, но не стал трогать, побоялся. Неспроста всё это. Вдруг она тебе вместо средства от бессонницы какое-нибудь зелье подсунула?

Тоха только махнул рукой:

– Не говори глупостей! Даже если и читала что-то? По-разному люди на жизнь зарабатывают, что такого-то. Не убила ведь никого, не бандит она и не разбойник.

Федя с сомнением покачал головой.

– Ладно, пошёл я, – сказал он, помолчав.

Тоха проводил его. Потом прислонился к двери спиной, всё ещё чувствуя слабость в ногах.

«Это он ещё не знает, что за порошок мне Саввиха дала, – подумал Тоха. – И что я сам заклинание буду читать. А то бы, наверное, сразу к отцу своему побежал. Ну уж нет, теперь меня никто не переубедит и не остановит! – Тоха усмехнулся. – Завтра решающий день».

Глава шестая, в которой Тоха впервые варит рожки и знакомится с домовым

Наутро Тоха проснулся раньше матери. Тихонько взял из аптечки йод, ватную палочку, нарисовал себе под мышкой йодную сетку. Потом подумал-подумал – и закрасил йодом всю подмышку всплошную, для верности.

Прозвенел будильник. Тоха оставил пузырёк с йодом и палочку на узком подоконнике, прикрыв тюлем.

– Ты уже не спишь? – удивилась мать, заглянув к нему на веранду.

– Нет, ма. Что-то опять голова болит. Может, у меня температура?

– Надо было вчера начинать лечиться.

Мать принесла градусник. Тоха, не забыв сделать страдальческое лицо, поставил градусник под мышку.

– Тридцать семь и два! – выкрикнул он через пару минут.

Мать пришла с чашкой утреннего чая, потрогала лоб сына. Лоб как лоб. Убедилась, что термометр действительно показывает тридцать семь и два.

– Странно, – пробормотала она. – Лоб нормальный… А глаза какие-то блестящие, с поволокой.

– Ну мам, ты градуснику, что ли, не веришь?

– Верю-верю. Ладно, оставайся дома. Завтра как раз суббота, за выходные долечишься. Пей сегодня чая побольше, пока с липой, а после школы я к соседке зайду за малиновым вареньем.

– К Саввихе, что ли? – удивился Тоха.

– Нет, конечно. С чего ты взял? Разве я у Саввихи что-то просить буду? Поговаривают, что из-за неё сын самоубился, а я за вареньем к ней? К Татьяне Ивановне зайду.

– Самоубился? Как это? – удивился Тоха.

– А то ты не знаешь, что это значит. Да я не в курсе подробностей, – отмахнулась мать. – Что про них говорить! Ладно, пока, лечись давай! – Мать потрепала Тоху по голове.

Её взгляд вдруг остановился на подоконнике.

– Это что? Йод? – Она подошла, взяла палочку, рассмотрела. – Свежая. Ты чего это йодом делал? – спросила она.

– Ранку мазал, – неуверенно ответил Тоха.

– А ну, покажи!

Тоха растерялся. Показывать ему было нечего.

– Сними-ка футболку! – приказала мать.

Тоха угрюмо повиновался. Снимая, встал боком, чтобы мать подмышку не увидела. Но она резко повернула его к себе и увидела большое красновато-коричневое пятно от йода.

– Всё понятно! – констатировала мать и дёрнула его руку вниз. – Разжалобить меня решил? Лодырь! И врун! Вот что самое страшное! Перед людьми стыдно за такого сына!

Она кинула ему рубашку, которая висела рядом на стуле.

– Быстро собирайся! – металлическим голосом сказала она. – Я и так из-за тебя уже опаздываю. Пойдёшь под конвоем.

Она вошла в избу, чтобы переодеться в рабочее платье и взять сумку с тетрадями.

Тохе пришлось подчиниться. Он зло посмотрел на пузырёк с йодом: «Из-за тебя такой день сорвался!»

Через пять минут Тоха был готов. Мать зашла на веранду проверить, сказала сухо:

– Умойся! Причешись, чучело.

Она засунула руку под Тохину подушку, достала оттуда телефон и с победным видом опустила его в свою сумку, пояснив:

– Лишаешься на неопределённый срок.

Они вышли. Мать шагала размашисто, быстро, даже шаги её были сердитыми.

– Как ты поняла про йод? – всё-таки спросил Тоха, когда они подходили к школе.

Мать посмотрела на него с усмешкой:

– Ты что, думаешь, мне всегда было сорок пять?

В этот раз Тоха с Федей сидели вместе на всех уроках. Яна заболела, и на какое-то время они снова стали как раньше, лучшими друзьями, а не соперниками. Однако половина уроков пролетела мимо них – друзья включались в работу, лишь когда были письменные задания. Но как только учитель «включал говорилку», как выражался Тоха, мальчишки начинали тихонько разговаривать.

– У меня дома всё хуже и хуже становится, – пожаловался Тоха.

– Что хуже-то? – прошептал Федя.

– Да с матерью. Каждый день уже стали ругаться, вообще каждый. Вернее, я-то не ругаюсь, это всё она… кричит.

– За дело или так? – поинтересовался Федя.

– И за дело, и так, – признался Тоха. – Ко всему цепляется. Когда она вся в книжках и тетрадках, то меня не замечает. Это ладно, я уже привык. А как на меня посмотрит – так что-нибудь не так! Надоело, – вздохнул Тоха. – Сегодня вон даже телефон отобрала.

– Да-а уж, – сочувственно протянул Федя. – А что, заходи после уроков к нам, как раз отец сегодня дома. Он тебе что-нибудь посоветует.

– Да нет, – покачал головой Тоха. – У меня важные дела сегодня, не пойду никуда.

Федя с иронией посмотрел на него:

– Что за важные дела? Какие такие дела, что даже на полчаса не можешь зайти? Мать у тебя всё равно телефон отобрала, – напомнил он. – Лучше честно скажи, что боишься.

– Да что я буду с кем-то о своих проблемах говорить? С тобой ещё могу – мы уж сто лет друг друга знаем. А тут…

– К некоторым мудрым батюшкам люди за тысячи километров приезжают, чтобы совета попросить. Мне отец рассказывал. Мой-то, конечно, простой батюшка, но за порог ведь переступить можешь, ничего с тобой не случится.

– Ну может быть… – нехотя согласился Тоха.

Потом разговор у них пошёл про «Страйк».

Оказалось, что никакого нового оружия в «Страйке» не появлялось, по уверению Феди, и мальчишки договорились, что Федя вечером попробует этот миниган с Тохиного аккаунта.

Историчка несколько раз сделала Тохе с Федей замечания. Но Федя ей так широко улыбнулся и так хорошо ответил на вопрос, что она оттаяла и больше не сердилась. А вот Ирина Ивановна, учительница географии, почему-то косилась и недобро посматривала именно на Тоху. «Что ей не нравится? – недоумевал Тоха. – Мы же с Федей вдвоём разговариваем, почему именно я крайний? Ну да ладно, не буду обращать внимания!» И мальчишки продолжали обсуждать важные вопросы.

После шестого урока Федя таки потащил Тоху к себе домой.

– Только ненадолго! – взмолился Тоха.

Честно говоря, он всегда робел перед отцом Николаем. Батюшка казался ему огромным, хотя был не выше его ростом. То ли окладистая тёмно-русая борода производила такое впечатление, то ли чёрная ряса, то ли широкие плечи. А может, взгляд у него был особенный, как будто издалека он смотрел, но в самое нутро.

Дверь открыл отец Николай. Тоха растерялся: он, конечно, слышал, что у батюшки при встрече просят благословения, и сам это видел иногда на улице, но себя пересилить никогда не мог да и не хотел. «Почему это батюшке целуют руку, хотя настоящие мужики крепко жмут друг другу руки. Как-то не по-мужски это», – считал Тоха.

Выручил отец Николай. Он хлопнул Тоху по плечу крепкой ладонью:

– Ну что, добры молодцы, проходите в дом!

Матушка Ольга налила чай, спросила Тоху:

– Кушать будешь?

Тоха отказался, опасаясь задержаться надолго, – и она ушла в другую комнату с малышкой на руках. Федя что-то шепнул отцу на ухо и тоже смылся под удобным предлогом. Тоха не знал, что сказать. Отец Николай начал первым:

– Ну, Антон Владимирович, сказывай, как у тебя дела?

– Да что говорить-то, – смутился Тоха. – Нормально. Учусь вот. Почти по всем предметам пятёрки. Разве что русский и литература хромают.

– Это хорошо, что пятёрки. Ответственный, значит. А что, мать-то с тебя строже спрашивает, чем с других?

– Видимо, так, – ответил Тоха.

– Любит, значит, – уверенно сказал отец Николай.

Тоха удивился:

– Вы серьёзно?

– А то. Представляешь, если бы матери твоей было наплевать вообще на всё, что тебя касается: какие ты оценки получаешь, ходишь ли в школу, как ведёшь себя, какие поступки – хорошие или плохие – совершаешь. Вот тогда было бы страшно.

Тоха представил. Нет, ему бы не хотелось, чтобы матери было всё равно.

– Ну вот видишь, – сказал отец Николай. – Не всё так плохо, оказывается.

– А что делать-то, если она всё время ругает меня? – с горечью спросил Тоха. – Я и так стараюсь помягче быть и не отвечаю ей грубо.

– Это хорошо, что стараешься. А ты заботы добавь. Большой уже, тебе по силам. Сделай по дому что-нибудь, сам, без её просьбы. Обед приготовь, чай налей.

Тоха кивнул:

– Хорошо. Обед приготовлю. Чай налью.

Он не очень расположен был продолжать разговор и начал ёрзать на стуле, то и дело посматривая в окно.

– Ну ладно, иди, если торопишься, – сказал отец Николай. – Да не стесняйся, заглядывай. Расскажешь потом, что поменялось после твоих стараний.

– Хорошо, – пообещал Тоха.

Он встал, обулся, но отец Николай задержал его в дверях.

– Крест-то на тебе? – спросил он.

Тоха замер. Вспомнил, как гайтанчик Саввихе отдал. А крест… Он нащупал его в кармане.

– Вот, – показал он отцу Николаю. – Верёвочка просто недавно порвалась.

Отец Николай ушёл в комнату, стукнула дверца шкафа, вернулся.

– Давай сюда.

Тоха протянул крестик, отец Николай просунул гайтанчик в отверстие, закрепил.

– Матушка сама делает, – пояснил он. – Крепкие, из хороших ниток. Больше не порвётся.

Он надел крестик Тохе через голову. Прошептал молитву, прикоснулся рукой к Тохиной голове.

– Ну, иди с Богом!

– До свидания! – попрощался Тоха и пошёл домой. Как-то всё вдруг легко ему стало и понятно. От макушки шло тепло, как будто солнышко его поцеловало, как в детстве.

«Добрый он всё-таки», – подумал Тоха, открывая свою калитку.

Дома ещё никого не было, видимо, мать задержалась в школе. Тоха быстренько переоделся и пошёл на кухню. Он открыл дверцу холодильника – там лежал небольшой кусок масла, сметана, купленная три дня назад, два яйца, полкочана капусты, уже почерневшей сверху. Что из этого можно приготовить? Ничего. Он открыл дверцу шкафа. Там лежала упаковка рожков и открытые пачки риса и гречки. И три лапши быстрого приготовления. Гречку Тоха не любил. Рис он ел только в виде каши, но молока не было. «Сварю рожки, – решил он, – и два яйца. И сытно, и вкусно, и мать обрадуется».

Он поставил воду на плиту, включил огонь, засыпал в кастрюлю пачку рожков, помешал. Что тут может быть сложного? Подумаешь – сварить рожки в воде, а потом вывалить их на сковородку. Тоха тыщу раз видел, как это делала мама. И он просто это повторил.

Казалось, что повторил. Только в кастрюле булькало какое-то месиво, а не рожки. Но не пропадать же добру? Когда это месиво уже жевалось, Тоха опрокинул его на дуршлаг, а потом – в сковородку. Покрошил варёные яйца, помешал.

В сенях раздались шаги. Хлопнула дверь.

– Антон, ты уже дома? – спросила мать, скидывая ботинки.

– Дома, дома. Я даже обед приготовил, – ответил Тоха из кухни, вынес горячую сковородку и поставил её на стол. – Тебе тарелку или так поедим?

– Так поедим, – ответила мать, моя руки под умывальником. – Вдвоём ведь, чужих нет. А я от тебя не ожидала, – призналась она.

Тоха, не скрывая гордости, подал матери вилку, открыл крышку сковороды. Принёс с кухни чай.

Мать подцепила вилкой кусочек, оторвала его от остальной массы в сковороде. Попробовала. Запила чаем. Тоха в это время вовсю орудовал ложкой. Мать съела ещё пару кусочков, допила чай, сказала:

– Ну ничего, ничего, вкусный у тебя получился хлеб с яйцом.

Тоха даже ложку до рта не донёс.

– Какой хлеб с яйцом? – огорчённо сказал он. – Мам, это вообще-то рожки.

– Рожки? – удивилась мать и внимательно посмотрела в сковородку. – А ты их холодной водой промывал?

– Промывал.

– А ты их засыпал в кипящую воду?

– Не-ет… Я сразу, в холодную… Я же не знал.

Мать рассмеялась:

– Так надо было в кипящую воду рожки-то сыпать! И воду посолить – они меньше слипаются. Ну и понятно, готовые промыть холодной водой. А так ты только продукты переводишь!

Тоха положил ложку на стол. Есть почему-то больше не хотелось. «Уж лучше бы мать меня отругала, чем вот так надо мной смеяться», – подумал он. А он старался! Ему захотелось выкинуть всё в помойное ведро.

– Я пойду, мам, – сказал Тоха, пытаясь унять обиду в голосе.

– Иди, – ответила мать. – А я немного посплю. Что-то я устала, видимо.

«Это хорошо, – подумал Тоха. – Мне теперь никто не помешает». Он ушёл на веранду, взял склянку с порошком, ложечку и листок с заклинанием. Уселся на матрас в углу, всё как положено отмерил – и в рот. Развернул листок и стал читать заклинание:

«Стану я лицом на закат, спиной на восток. – Тоха так и встал. – И как красно солнышко уходит за землю, так пусть уходят все наши ссоры и разногласия с моей матерью. Тамарой Георгиевной, – для верности добавил Тоха. – А если она захочет говорить поперёк, то пусть у неё уста замкнутся, зубы склеятся, челюсти сведёт и язык не пошевелится! Да будет так! Аминь. Аминь. Аминь».

Прочитав, Тоха сложил листок обратно в карман. Вскоре он почувствовал, что голова его тяжелеет, начинает кружиться, и его сморило в сон.

Сколько Тоха проспал, он и сам не знал. Когда проснулся, было уже темно. Разбудил его какой-то шум. Из шкафа, куда Тоха запихал одежду при уборке, вещи так и летели на пол. Кто-то раздражённо говорил:

– Дожили! Моё законное спальное место забили всяким тряпьём! Терпежу никакого нет на этих людишек!

Тоха протёр глаза – никого не видно в темноте. Он встал, включил свет, осмотрелся. Всё равно никого не видно.

– Ой-ой-ой, ну какой дурак включает свет ночью? Ночью людям спать положено, а мне – своими делами заниматься.

Тоха заткнул уши пальцами, снова их открыл.

– Свет, говорю, выключай, раз уж слышишь меня! Ведь вижу, что слышишь! – раздался сердитый голос.

– Да ты кто? – наконец спросил Тоха, выключая свет.

– Живу я тут, что непонятного? – ответил ворчливый голос. – Это мой законный дом, ещё с тех пор, как он был построен. Тятька меня сюда определил, когда отделиться пришло время. А ты, поди, и не помнишь, как эти брёвна-то тесали? Как стропила ставили?

– Нет, – ответил Тоха. – Меня тогда и на свете ещё не было.

– Вот то-то же! – недовольно проворчал кто-то невидимый. – Ну и кто здесь настоящий хозяин? Я! А вы так, пришлые.

Тоха промолчал. Он лихорадочно размышлял: «Кто это? Откуда? Не иначе как из-за Саввихиной травы я это слышать начал. Может, я переборщил? Но ведь это явно не галлюцинации».

Тряпки снова стали выкидываться из шкафа.

– Как тебя зовут? – спросил Тоха.

– Яшка, – ответил голос.

– А почему я тебя не вижу?

– Не из наших ты ещё, значит. Не дорос.

«Не дорос» звучало обидно, он мать на полголовы выше, а всё «не дорос».

– А что значит «не из ваших»?

– Полный договор, значит, не заключил, – коротко и совсем не понятно объяснил Яшка.

– А как это сделать?

– Кому надо, тот знает, – проворчал Яшка. – А пока у нас только соглашение: следить, чтобы мать на тебя не кричала.

«О как! – восхитился Тоха. – Так вот, значит, как это работает!»

– Давай я тебе помогу, – предложил Тоха. – Тебе надо спальное место устроить?

– Ну да. Так-то я на печке живу, когда холодно, а теплеть начинает – люблю здесь, тут хорошо припекает. А я тепло люблю.

Тоха принёс материну прохудившуюся шерстяную кофту.

– Это подойдёт, чтоб уютнее было? – спросил он.

– Да, да! Самое то для моего гнёздышка.

Яшка-невидимка схватил кофту, расстелил её на пустой полке.

– А что с этой одеждой делать? – спросил Тоха, показывая на пол. – Я ведь тоже так жить не хочу, ходить, об тряпки запинаться.

– А ты новый шкаф сделай. Чай, руки-то есть. Молоток и пила тоже есть. Только доски найти осталось.

Тоха задумался. Пожалуй, надо наведаться к Павлу-плотнику. Если Яшка будет защищать его от матери, то почему бы и новый шкаф не сделать, чтобы мирно сосуществовать?

В избе раздались шаги – видимо, мать проснулась.

«А теперь, – подумал Тоха, – самое время проверить, как это соглашение действует».

Он зашёл в избу и с ходу выпалил: