Текст книги "Мертвые хозяева. Что есть обнажившаяся душа!?"

Глава 6 (1958 год)

Какая шершавая, неровная и теплая кора на ощупь, и так приятно прислониться к ней щекой. Маленький цыганенок Харман прижался к старенькой сосне, его ручки сколько могли, настолько и обхватили ствол. Слова, звуки и образы для него не имели значения, их для него просто не существовало. Его мир был миром прикосновений и связанных с ними ощущений. Все, что он трогал, на что натыкался, на что ступал, не имело картинки, звука и даже названия.

До того как прижаться к сосне и немного поелозить на колких иголках, он быстро шел, чуть не падая, спотыкаясь о корни, ветки, поскальзываясь на сухих шишках, это были неприятные ощущения, но не такие неприятные, как удары по телу, от которых все ныло резкой болью. Где-то в груди затрепетало новое чувство, чувство жалости к себе и потерянности, одиночества. Захотелось, чтобы ласковые руки залечили все раны одним мягким прикосновением к коже его щеки.

Влажные струйки побежали из глаз по лицу, он попробовал их языком на вкус, они оказались солеными, затем они стали щипать щеки. Мальчик не хотел больше плакать, но в груди все сжималось, и соленая водичка сама собой текла по щекам. Постепенно становилось легче, непроизвольные, как будто сдавленные звуки-хрипы прекратились.

Стало зябко, он прилег на достаточно мягкую землю, сжался и стал вспоминать, как его взяли под руки его таборные мальчишки, он знал их по запаху, по активным движениям, и повели по проселочной дороге. Было очень сухо, и пыль летела в лицо, хотелось чихать. Они шли и шли, пока ему в нос не ударил резкий неприятный запах навоза. Все остановились, и ему сунули в руки небольшой пустой мешок и отошли от него. Они то шли все вместе, то останавливались, мешок тяжелел. Мальчишки-цыганята припрыгивали от радости, это чувствовалось.

Потом все изменилось: мальчика оттолкнули, как будто в спешке, наверно, он остался один с этим мешком, и что теперь делать, он не знал. Неожиданно чья-то ручища вырвала мешок из его рук, железные пальцы сжали тоненькие ручки мальчика, и все его тело затряслось в разные стороны, потом его мотало вверх и вниз, голова закружилась, в лицо летели какие-то брызги, затем он был прижат к мягкому и большому брюху, а потом резко отброшен на дорогу. Боль в локтях и в тазу была неожиданной, но когда нога в жестком ботинке ударила его в бок, перевернув его тело на другой бок, он получил еще один удар, но более жгучий, невыносимый, прямо в поясницу. Ему только осталось сильно скрючиться и мычать почти беззвучно от этой боли, которая не хотела прекращаться, оставлять его. Никогда за свою короткую жизнь он не испытывал таких невыносимых для него ощущений.

Новых ударов не было, но не было и сил встать. Он лежал несколько минут, пока не решил подняться медленно и с большим трудом. Вспоминать это было мучительно…

Глазастая бабка сидела на лавочке. Она была очень старой, но могла еще хорошо видеть. За несколько домов от нее шла стайка смуглых черноволосых детишек в штанах и пестрых рубашках. Она перекрестилась три раза, так как поняла: это цыганские попрошайки наведались, и только Бог убережет ее от них. Любопытство взяло над бабкой верх, и она решила пока не уходить, стала вглядываться.

Вот они подошли к многоквартирному двухэтажному домишке, трое цыганят поднялись на небольшое крыльцо и зазвонили в дверь. Видать, стали клянчить да на жалость давить. А один-то маленький цыганенок так и остался стоять у дома, мешок какой-то прижимает к себе. Мальчишки с радостным воплем подбежали к своему с мешком, что-то туда набросали, взяли паренька под локотки и дальше пошли. Вот люди дали им подачку, лишь бы быстрей от них избавиться.

Соседи, как поняла бабка, не все были так добры, кто вовсе из дому не выходил, кто через окно им что-то кидал. Бабка подумала, что хватит ей светиться на виду, и стала к калиточке своей семенить да поглядывать одним глазом на цыганскую ватагу.

Цыганское дурачье к Семену Захаровичу в дом решило постучаться, у того и собаки не было, а они и рады. Ой, глупцы, ой, недоумки. У Семена Захаровича нрав жесткий, характер мстительный, рука крепкая, тело толстое и рост немаленький. Уже вышел злой как собака, что-то гаркнул, то ли прорычал, и три цыганенка помчались стрелой от него, сшибая с дороги своего паренька с мешком. А тот стоит растерянный и почему-то не бежит, а на него уже надвигается большой и разъяренный Семен Захарович, делая широкие шаги, засучив рукава, и лицо пылает красным жаром. Бабка о калитку оперлась и во все глаза смотрела, как начал он трясти худощавого паренька с большой силой и вверх-вниз подбрасывать, матом благим орать, да еще на дорогу придумал вышвырнуть. И этого стало мало зверью: пинать придумал мальца своими крупными ногами, тельце-то больно мало, так ведь и убить можно. Бабка перекрестилась, жалко стало паренька, пусть и цыган, а ведь живое существо. Да что тут поделать, жизнь-то ведь такова и есть – тяжкое бремя, и бремя это тело не щадит.

А вон ведь один цыганенок не убежал далеко, он был повыше и покрепче избитого мальчика. Паренек стал отвлекать Семена Захаровича, кричать ему обидные слова. Оскорбленный мужчина набычился и стал ловить цыганенка, но тот ловко уворачивался и еще больше дразнил толстяка. Какая невидаль произошла для бабки: этот цыганенок умудрился обвязать ноги Семена Захаровича у самых щиколоток веревкой, но, пока затягивал узел, был схвачен за шиворот и приподнят. Паренек не растерялся, стал отталкивать врага от себя, и неповоротливый Семен Захарович, потеряв равновесие из-за связанных ног, бухнулся спиной на дорогу, мальчик упал вместе ним, приземлившись прямо на толстый живот, но, не желая на нем долго лежать, соскочил стремглав и подбежал к избитому цыганенку.

Еле живой малец уже пытался приподняться на своих тонких ручках. Высоконький мальчуган подбежал к нему, погладил по голове, свистнул что есть мочи, и не пойми откуда другие цыганята подскочили и давай все вместе пытаться лежачего паренька поднимать, а у того гримаса боли на лице застыла.

И так, и сяк пробовали, а Семен Захарович, пыхтя и ругаясь, от пут себя любимого старался освободить. Цыганята присели, выстроившись в почти ровную линию, и кто за что подхватили мальца, и как доску подняли и понесли его. Они очень спешили убраться с глаз долой.

Бабка провожала цыганят пораженным взглядом: да, не растерялись ребятки, хорошо поваляли в дорожной пыли Семена Захаровича. Они удалялись к лесу, через лес можно было выйти к полю, где, видимо, расположился табор, табор, который не должен был кочевать и вести такую жизнь по новому закону.

Мальчишки подбежали к кромке леса и, очень устав нести живую ношу, положили ее на землю. Паренек повыше стал осматривать ушибы Хармана.

Цыганятам было жаль побитого, они не понимали, как можно жить и ничего не видеть и не слышать, иногда он казался им лишь деревом, на которое можно только смотреть и не получать никакой ответной реакции. Его мать наказала относиться к нему как к обычному ребенку и ни в коем случае не оставлять его одного. С ним было трудно, они часто забывали о его присутствии.

Вот и сейчас они разговорились и совсем не смотрели на цыганенка, который смотрел открытыми глазами сквозь них.

Быть безвольным мячиком, который подбрасывают и кидают, мальчику больше не хотелось. Ему захотелось встать и пусть даже сквозь боль, но идти самому, сделать свой выбор. С этого дня он не должен позволять вести себя куда-то и тем более жестоко к себе прикасаться. Может, он понял это по-другому, может, страх завладел им, и он больше не хотел испытывать те же ощущения.

Он почувствовал запах хвои, и на этот запах он приподнялся, опираясь о неровную поверхность, встал и пошел неуверенно. Он первый раз был в лесу один, и точно: он выбрал не хорошую тропинку, а заросшую прогалинку. Он выставил руки вперед, чтобы знать о препятствиях, и ускорил шаги, чтобы быть дальше от чего-то неприятного…

Высоковатый цыганенок первый заметил удаляющегося мальца, но понял, что сможет его догнать, и не стал спешить. Для своего возраста он был очень рассудительным и чутким и наказал ребятам бежать к табору, и ждать его, и ни в коем случае не рассказывать ничего взрослым, так как справедливость всегда не на стороне цыган и лишние волнения ни к чему.

Цыганенок догнал мальца, тот присел к дереву, потрогал его ладошками и прижался к нему. Никогда он не видел, как малец плачет, да и не думал, что может плакать, может страдать.

Пришло время увести слепоглухонемого мальчика, который уже лежал на земле, и он дотронулся осторожно до Хармана, приподнял его за плечи. Малец сильно вздрогнул и, когда почувствовал, что его поднимают, то стал отбиваться, что есть силы, а затем дернулся с места, налетев грудью на дерево.

Высоконький пожалел, что поспешил. Он подскочил к мальцу, взял его за руку, а другой рукой погладил по голове, он видел: так делала мать слепоглухонемого.

Глава 7 (2003 год)

– Семка, великан и балован! Великан и балован! – кричали мальчишки, тыкая пальцем в крупного и высокого мальчика во дворе.

– Переросток, переросток! – дразнились другие.

– Ты не мальчик, ты медведь!

– Ха-ха-ха-ха-ха!

– Ты расти-то прекрати, а то в школу не пустят! Ха-ха-ха!

– Не пустят, не пустят! Неуч-великан!

Сема не отвечал, понурил голову. К ребятам подошел мужчина с рыжей девочкой. Потом мужчина по-свойски подошел к мальчику Семе и протянул ему руку для рукопожатия, и сказал:

– Семен, рад видеть тебя! Ты что этих мелочей жалеешь, ты бы мог их одним ударом всех расшвырять. Вижу я, ты на пределе, но твоя доброта тебя останавливает!

– Он бояка-собака! – засмеялись мальчишки. – Он самый трусливый великан в мире!

– Не может быть! Парни, подойдите поближе, и я вам такое расскажу! – мужчина подозвал стайку сорванцов к себе и сел на траву.

Через десять минут вокруг мужчины с открытыми ртами сидели мальчики и с уважением смотрели на мальчика-великана, который приободрился и немного улыбался.

– Я вам еще раз говорю, что это было так молниеносно и отважно. Взбешенный, как будто одичавший бык, очень здоровый, здоровее всех быков в округе чуть не покалечил меня, а Семка придумал его отвлечь и бегал от него, смеясь. Бегал долго, изворотливо, сильно! Как бы не Семка, я бы не накинул веревку и не остановил бы быка. Оса, ребята, его очень сильно ужалила у глаза, и бык был вне себя от ярости и боли, аж мне было страшно. А еще Семка спас мою племянницу из воды, ее уносило беспощадным течением на глубину, что даже я не сразу спохватился, так как задремал, но снова, к счастью, подоспел Семен-герой, разбудил меня и сам ринулся в воду без промедления, а как он хорошо плавает, как сильны его движения были, он не знал усталости, пока мы не подплыли к Соне и не подхватили ее, и вместе не доплыли до берега обратно. Век не забуду таких поступков! Учитесь, мальчики, берите пример с Семена! Вы будущие мужчины, и негоже вам, как слабым девчонкам, травить друг друга, это позор и не красит настоящих мужчин. Совершайте лучше хорошие и смелые поступки, тогда и девчонки будут от вас без ума. Да, Соня?

– Да, дядя Гриша! Сема молодец, я тогда так испугалась, от мальчишек обычно не дождешься такой смелости! – заверила племянница.

– Вот! Видите! Давайте, мальчики, нам пора. Семен, с нами пойдешь? Поговорим, как всегда, о своем мужском! – Григорий посмотрел на Сему, и тот скромно кивнул и подошел к нему, – скромность и врожденная доброта – это тоже хорошо, ребята. Мне как-то Сема сказал: «Да я бы отметелил всех, но что с них взять, они еще глупенькие, сами не знают, что говорят и творят».

– Сем, приходи завтра на площадку, и вовсе мы не глупенькие! Приходи, классно поиграем! – кричали радостно мальчишки, с завистью смотря на такую дружбу со взрослым.

– Придет! Пошли, Семен! – важно сказал Григорий и увел племянницу с великаном.

По дороге мальчик молчал, а племянница сказала дяде:

– Это же все неправда, но, я думаю, так надо было! Мальчики такие дураки и зазнайки.

– Сема, я с тобой никогда не общался, но много раз видел, как тебя задирают мальчишки, и видел, как ты пытался им что-то отвечать, но это не помогало, и ты сдавался всякий раз. Я соврал, и так нельзя делать, но я захотел тебе помочь, парень ты действительно добрый, это сразу видно, – сказал Григорий.

Сема все время молчал, но кивком головы согласился зайти в гости. Мальчика накормили конфетами с чаем, и он стал разговорчивым.

– Я ведь плавать совершенно не умею, а вы такое наговорили, и быка я бы точно испугался, бык бы меня затоптал, – мальчик немного рассердился.

– Это все не проблема! Плавать я тебя научу. А смелость приложится, если сильно захотеть быть смелым и к сердцу своему прислушиваться. И взрослые боятся, но не тот смелый, кто ничего не боится, а тот, кто преодолевает свои страхи. Я всегда всем говорю, что не так страшен черт, как его малюют. Поверь, эти мальчишки ничем тебя не лучше. А то, что ты выше и сильнее их, это же твое преимущество, это твоя особенность. Ты должен гордиться собой и принимать себя таким, какой ты есть, тогда и они будут тебя принимать и не посмеют обидеть. Люби себя, и голову выше!

– Я не хочу быть грозным, мне не нравится с кем-то ругаться, а плавать я хотел научиться, но отцу некогда, а сам я не смог, – мальчик был грустным.

– Твоего батю я знаю, все нормально, сговоримся, и будешь ты у меня другом, и всему я тебя научу полезному. И раз мы так приврали, и нам поверили, и все считают, что ты герой, значит, ты будешь героем. Вот моя Соня, племянница, ей девять лет, и будешь ты теперь ее рыцарем, защитником и другом. Она с девчонками, конечно, общается, но ей не очень интересно в куклы играть. Тебе сколько лет?

– Одиннадцать скоро, я буду хорошим другом! – обрадовался мальчик и густо покраснел, опустив глаза, когда Соня на него посмотрела.

– А давай поиграем в мяч, хочу мяч погонять как в футболе, – предложила девочка.

– Побегайте, только, Сонька, через час мама придет с работы, и будем есть!

– Хорошо, догоняй меня, Сема!

***

Тринадцатилетний Сема нес на своих крепких плечах Соню. Она радостно сидела на нем и обозревала округу впереди, держась за Семину голову. По всему селу они любили так носиться. Он придерживал ее за коленки и несся вниз со склона покатой дороги, девочка визжала от легкого испуга.

Целый день он мог ходить и бегать с ней так, она была для него легкой. Пожилые люди ругали их, кто-то крутил у виска, дети шутили и называли их парочкой.

Сема действительно стал гордиться своими габаритами и всегда защищал Соню по любому поводу и даже без повода. Его стали бояться мальчишки и никогда не говорили плохо про него в глаза. Но чаще Сема просто шутил, веселился, всех подбадривал, помогал. С Григорием он проводил много времени и научился отлично плавать. Они втроем, Григорий, Сема и Соня, ходили в маленькие походы в лес, за грибами, часто проводили время, пася скотину, ходили купаться, загорать, гоняли мяч, делали вместе уроки.

Соня была уверенной в себе девочкой, и, когда в школе ее дразнили, она поднимала голову вверх и смеялась обидчикам в лицо, и вообще не принимала все близко к сердцу, и поэтому от нее быстро отстали. Дома ее любили, и она привыкла чувствовать себя значимой и нисколько не хуже других.

*** (2018 год)

Она лежала на металлическом холодном столе, прикрытая белой простынкой. Здесь она была не одна. Тела как на подбор лежали на спине, тела, что уже не ощущали связь с жизнью, им было все равно, где и на чем лежать.

Ярослав смотрел на ее синюшное лицо, обескровленные уста и сомкнутые веки, ему было больно. Запах, снова этот знакомый, самый невыносимый запах на земле просочился в ноздри, в самую глубину носа, и застрял там, как толстая пробка.

Теперь он стоял на земле, земле, что скрывает под своей поверхностью нелицеприятное зрелище. Поверхность земли тоже не радует взор. Кладбище – горькая обитель, приют вечной скорбной памяти и тленных тел.

Кто не закопал могилу, кто оставил яму вырытой? Ярослава тянет неведомая сила к краю могилы, ноги не слушают его. Он на краю, он смотрит вниз, там лежит она в белом платье просто на голой глубине земли и поедает свою плоть. Она вгрызается зубами в свою руку и вырывает куски мяса, и выплевывает их, и снова, как голодный лютый зверь, разрывает свою плоть, но не чтобы съесть, а чтобы избавиться от нее.

В спину Ярослава толкает мертвая пожилая женщина в черном платье, мертвая потому, что тело ее уже подверглось разложению, ее плоть уже мягкая, жидковатая, цветная. Он резко падает, словно в пропасть, словно в длинный беспросветный тоннель, сердце замирает, но, к счастью, это длится недолго. Снова сон, всего лишь сон, нет, все было как наяву.

Глава 8 (2016 год)

Дни стояли погожие, теплые, березы с подвижными золотыми маленькими листочками и клены с желтыми и красными, и багряными, и рыжими листьями радовали глаз. Любая, даже самая черствая человеческая душа изумится деревьям в таком скоротечном, но пестром наряде. Земля покрылась красивым разноцветным ковром, и мир как будто стал лучше.

Соне не хватало Ярослава, даже просто смотреть на него было приятно. Они так мало общаются и видятся, что просто невыносимо.

Сегодня он опять будет работать на участке с утра до позднего вечера. И вот ведь людям богатым деньги некуда девать, все им хочется самого лучшего и шикарного.

У Сони появилась идея: а если добраться до того дома и принести Ярославу что-нибудь поесть как бы по-дружески? Всю первую половину дня она посвятила приготовлению пирожков – и с капустой, и с мясом, и с луком, и с яйцом сделала. Мама всему ее научила, и девушка готовила хорошо, хоть и не с такой радостью, как Валентина.

Пирожки она сложила в небольшой рюкзачок, еще теплые и ароматные. Шабалины жили в трех с половиной километрах в совсем маленькой деревушке, и Соня достала из сарайки свой старенький велосипед, на котором она лихо гоняла по округе в детстве, а сейчас давно на нем не ездила. Велосипед пришлось протереть от пыли и хорошенько подкачать его колеса.

Соня ехала и радовалась бодрящему ветру, встречным хвойным и лиственным деревьям, которые разрослись у обочины дороги. Зеленый насыщенный цвет смешивался с ярким желтым и легким красным, и небо тоже решило не отставать и нежно голубело прямо на глазах.

Пару раз Соня подскакивала на дорожных ямах и неровностях. А когда заехала в деревню, еле проехала до нужного дома по неровной, чем-то изрытой и идущей под уклон земляной дороге. Зубы стучали от тряски, руки крепко вцепились в руль до боли, пирожки прыгали вверх-вниз. Она чуть не проехала нужный дом, а он здесь был такой один, занимающий самый большой участок.

За высоким декорированным забором ничего нельзя было увидеть, только верхушку дома из цельного темного лакированного сруба с балконом, у которого были большие прямоугольные окна, кованые перила в виде виноградной лозы с птицами и коричневая крыша.

Рядом с домом росли клумбы с пионами, петуниями, лилиями и аккуратные карликовые ели. Ворота были красивыми, расписными, деревянными. Тут и жар-птица вырезана, и как будто русская княгиня, и березы у круглого озера, и гордый волк, и разные мелкие детали.

Неужели им еще чего-то не хватает, что там Ярослав делает. Две овчарки грозно лаяли, просовывая зубастые пасти в нижнюю часть ворот. Соня стала звонить в звонок очень долго, она не собиралась уезжать, пока не увидит Ярослава. Наконец она услышала женский неприветливый голос и сразу заговорила:

– Здравствуйте, я подруга Ярослава и хотела бы его увидеть, пожалуйста, впустите меня или позовите его!

– Размечталась, человек делом занят, не отвлекай его. Ему деньги платят не за то, чтобы он виделся со всякими вертихвостками!

– Да что вы говорите! Вы тут как в крепости заперлись, а мне всего надо пару минут! – Соня недоумевала.

– Мне все равно! Рембо и Стивен молодцы, хорошие мальчики!

Больше Соня ничего не слышала, кроме зверского лая собак. Она решила поездить здесь, неподалеку, на велосипеде. Поездила рядом с полем и даже немного по лесу за этим полем, которое казалось ярко-желтым морем с зеленым отливом от многочисленно растущей пижмы. Прошел час, и Соня поехала обратно через неприступный дом. Ярослав, наверно, все еще был там, и был таким же неприступным.

Девушка решила постоять у дома несколько минут: а вдруг он выйдет? И он и вправду вышел через двенадцать минут из калитки, такой уставший и в не очень чистой одежде. Ярослав был удивлен.

– Привет, я тут каталась и решила к тебе заехать и пирожков от мамы привезти, она очень хотела тебя угостить. Вот только хозяйка тут совсем чокнутая! – Соня покрутила у виска.

– Они и вправду странные. Уже пожилые, на пенсии, и все держат под контролем и боятся пускать кого-то к себе. Говорят, ворья много развелось и прохиндеев, – Ярослав скупо улыбнулся, – я в самом доме никогда не был. Они для внуков хотят участок в сказку превратить.

– Ты пешком хочешь идти? – девушка взметнула рыжие брови вверх.

– Ничего такого, дойду. Мотоцикл сломался, надо чинить, – он подошел к Соне и взял велосипед за руль. – Давай в горку проведу велосипед, а ты потом поедешь.

Он был так близко, и его глаза показались Соне такими незабываемыми, а ладони – такими мужественными. Она не сразу отпустила свой транспорт. Они шли по деревеньке, и Соня была счастлива.

– Вместе поедем, ты за рулем, а я на багажнике! – предложила девушка.

– Твой велосипед может не выдержать, какой-то он у тебя ненадежный, старенький, – Ярослав не смотрел на Соню, а только вперед.

– Все он выдержит! Прокатимся с ветерком, быстрее дома будешь! Мы с дядей Гришей в детстве часто вместе ездили. Пирожки тебе надо поесть, ты голодный? – Соня не отрывала от него взгляда.

– Нет, спасибо. Хорошо, поедем. Мне надо быстрее закончить все дела дома и тут. Я уезжаю через месяц на юг надолго: заказ хороший предложили, – Ярослав повернулся к девушке, а та сразу помрачнела.

– Ты даже тут и не пожил толком! – Соня всплеснула руками.

– Хорошие деньги предлагают. Давай пробовать ехать, – Ярослав сел на сидение и ногами уперся в землю.

Соня села на узковатый багажник как леди на коне в дамском седле.

– Держись за меня, – сказал он.

Просить ее дважды не пришлось, Соня обняла его за талию, и он дернулся с места. Ехать было неудобно, пришлось приподнимать ноги над землей. Но вид его крепкой спины очень нравился Соне, и обнимать его был тоже приятно. Он немного набрал скорость, и попа у девушки все норовила съехать с сидения и начала ныть.

– Ты как? – поинтересовался Ярослав.

– Лучше не придумать! Только сильно не гони, – отозвалась она.

До дома она доехала мучительно, все мышцы затекли, попа была отбита, но это стоило того. Ярослав поблагодарил Соню и поспешил к себе. Он все равно остался закрытым и не сделал попытки развить отношения.

***

Потом он уехал, и они так и не стали близки, но хотя бы у Сони появилась возможность общаться с ним Вконтакте. Жизнь шла своим чередом, но для Сони жизнь без него была монотонной, лишенной радости и смысла. Ей казалось, что ее страдания так глубоки и бесконечны, но надежда увидеть его вновь давала ей сил делать привычные дела.

Она так много рассказывала про себя ему Вконтакте, присылала фото и в ответ тоже получала красочные фото, но он всегда писал не очень открыто и откровенно. Они, можно сказать, стали друзьями по переписке, но никого намека на романтику она не дождалась. Потом в его фото стала появляться миловидная блондинка, как будто добренькая и совсем не стерва, и не кукла крашеная. Он сказал, что подружился с Дашей, что она очень начитанный, вдумчивый человек и что она работает тут временно администратором гостиницы.

Соня злилась на него и переживала еще больше, ночами плакала в подушку. Он приехал только летом следующего года со своей женой Дашей, и они стали жить в доме Ярослава, за которым присматривала за плату тетя Кольки. Их дружба переросла в любовь, и почему его потянуло к этой Даше, Соня не понимала. Он что-то пережил плохое и так не открылся Соне, хотя у них было общее: он рос без матери, она – без родного отца, у него умерла бабушка, а она так и не знала свою.

У Даши была полная семья и достаточно любящая, но у нее умерла любимая бабушка, и это ее сроднило с Ярославом, который потянулся к ней. Они много гуляли вместе, ходили на морской пляж и купались как беззаботные дети. Через время они поняли, что дружбы им мало. Даша первая поцеловала его и призналась в своих чувствах. Он хотел, чтобы его любили, всегда хотел. И представлял, что она дарит ему свою любовь, да, он может ее принять, наверно, он уже готов. Но отдать без остатка свою любовь к ней, выплеснуть наружу чувства – да, к этому он был не готов. Он боялся, что скупое проявление чувств будет принято ею как равнодушие. Может, она сумеет подождать, когда он будет готов раскрыть перед ней дверь своего сердца.

Она подождала, и Ярослав через месяц сделал ей предложение, он понял, что нужен ей таким, какой он есть. Даша нужна была ему, как сейчас неустанно и банально поют, как кислород, чтобы дышать ей. Конечно, если влюбленные не будут дышать друг другом, так можно и умереть.

Свадьбу они сыграли на морском диком берегу, было мало людей, только самые важные. С утра до вечера они угощали гостей едой на костре, живой музыкой под гитару. Все танцевали, купались и пели вживую. Потом на маленьком теплоходе они неспешно рассекали морскую соленую воду, пока гостей не высадили на берег и не оставили молодоженов наедине для самого важного момента в их жизни, который они должны были ощутить как небывалое счастье.