Текст книги "Как избавиться от наследства"

– И сколько таких вот стражей? – полюбопытствовала я.

– Родов-то? – уточнила рыжая и тут же ответила: – Сейчас уже четыре. Хотя раньше больше было. Но у Найрисов и Мероссов владения чуть больше носового платка: только и осталось, что воспоминание о былом стражеском величии. А про род Блеквуд-Бьерк – тут и вовсе особый разговор. Эти белые чернокнижники уже вторую сотню лет мозолят очи обеим владыческим династиям: и светлой, и темной.

Почему-то в последних фразах у белки прозвучала даже ностальгия… Словно о верных то ли друзьях, то ли врагах (хотя порою это одно и то же) рассказывала.

Я еще собиралась спросить, отчего Дэймон не хотел становиться наследником, что случилось с предыдущим главой рода и… Но тут рыжая, громко чихнув, возвестила:

– Пришли. – И ткнула лапой в одну из дверей.

Похоже, она просто виртуозно ушла от ответа на еще не прозвучавший вопрос. Но я не стала настаивать на продолжении столь познавательной для меня беседы. Увы, припереть белку к стене, чтобы она выложила все, что меня интересовало, не имелось никакой возможности: она попросту могла исчезнуть в любой момент. Да и портить отношения со своей шизофренией… Но это не значит, что при следующем удобном случае я не задам ей очередной вопрос.

Я послушно взялась за ручку и толкнула дверь. Как выяснилось, та вела в кабинет. Просторный, но выполненный в строгих темных тонах. В таком кабинете рабочий настрой появится сам собой.

А затем я взглянула в окно. Оно, высокое и широкое, с низким подоконником, который был на уровне колен, не скрывало красоты пейзажа. Замок стоял на вершине отвесного уступа. Дальше находилось ущелье с долиной. Извилистая река-змея еще не замерзла и казалась почти черной лентой на припорошенной первым снегом земле. Чуть дальше шли горы – не острые пики, а гигантские покатые валуны. Они напоминали мне согнутые спины громадных медведей, навсегда застывших. Вот только шкура таких гигантов – не серый мех, а сосны и ели.

Еще дальше – высокие острые пики, увенчанные сахарно-белыми шапками вечных ледников. Вдали они сливались с низкими пузатыми снежными облаками.

Холодная, величественная и беспощадная красота, которой хорошо любоваться вот так, из окна, стоя рядом с камином в теплом кабинете.

Ветер бился в стекло, нет-нет да и донося заунывный волчий вой. Я поежилась. И тут особо сильный порыв распахнул створки. Те ударились и зазвенели, но не осыпались крошкой стекла. Тяжелые парчовые занавески вздулись парусом. Я враз замерзла и поспешила к окну, чтобы его закрыть.

Взявшись за створки, я залезла на невысокий подоконник: мой рост не позволял мне просто так дотянуться до шпингалета. И только я хотела закрыть окно, как раздавшийся за спиной крик заставил меня замереть.

– Не смей!

Тихо, как в замедленной съемке, я повернула голову. В дверном проеме стоял Дэймон. Чернокнижник тяжело дышал. Непокрытая голова, распахнутая черная кожаная куртка, еще не успевшие растаять снежинки на плечах и волосах – темный был сейчас олицетворением стылого осеннего ветра. Яростного и злого. В одной его ладони танцевал сгусток тьмы, вторую он протянул словно для призыва.

– Не сметь чего? – на всякий случай очень вкрадчиво, словно разговаривая с душевнобольным, уточнила я.

– Прыгать не смей. – Темный впился в меня взглядом.

– Да вроде как и не собиралась… – Я покрепче ухватилась за раму. – Только окно хотела закрыть.

Темный меж тем сделал несколько плавных, текучих шагов ко мне.

– Только закрыть? – спросил чернокнижник, и по его тону я поняла: мне отчаянно заговаривают зубы.

– Да. Точнее некуда, – фыркнула я. И не успела даже ничего сообразить, как меня сграбастали и стянули с подоконника. Бесцеремонно, грубо. Наверняка после этого останутся синяки.

Но только после того, как я оказалась стоящей на полу, темный позволил себе выдохнуть. А потом совершил пасс рукой, и окно захлопнулось само.

– Только закрыть, говоришь? – прошипел явно взбешенный маг. – Эти створки сами собой не распахиваются. На них, после того как моя бабка в седьмой раз пригрозила деду самоубийством, было наложено запирающее заклятие.

– Но они…

– К тому же ты стояла на самом краю, в ритуальном платье для погребений. По-моему, картина однозначная.

– Платье для погребений? – ахнула я и машинально перевела взгляд на белку, которая сидела в кресле как ни в чем не бывало.

– Что тут такого? – Она пожала плечами. – Подумаешь, саван. Зато он теплый, и ты сама его выбрала. Кто я такая, чтобы тебе возражать?

– Зачем?

Желание задушить эту рыжую стремительно перерастало в жизненно важную необходимость.

– Ну я решила: раз уж ты с ума не сходишь, может, его, – белка кивнула в сторону чернокнижника, – свести удастся. Он же на тебя столько всего угрохал. Десять лет жизни отдал зараз и прорву сил! Надо думать. Ведь еще седмицу назад он был вполне себе магом двадцати девяти лет, а сегодня – почти сорокалетний! Вдруг, увидев тебя в саване, готовой выпрыгнуть из окна, он бы тронулся рассудком? Ну хотя бы слегка…

Задушить белку я не успела. Прежде в нее полетел огненный шар. Увы, рыжая исчезла раньше, чем Дэймон подпалил ей шкуру. Зато кресло занялось основательно, задымив весь кабинет.

Чернокнижник, ругаясь сквозь зубы, усмирил пламя.

Глава 4

Мы с темным остались вдвоем. Мне пришлось чуть задрать голову, чтобы взглянуть ему в глаза: ростом Кэролайн была ровно по плечо брюнету. Хотела что-то сказать, но промолчала.

Дэймон тоже не говорил ни слова. Лишь внимательно смотрел на меня, словно увидел в первый раз.

Дэймон. Страж. Темный. Чернокнижник. С жесткой линией губ, тяжелым взглядом – одним словом, воин. И неважно, где он ведет сражение – на поле брани или в кабинетах. Такой привык побеждать и не отступит. Упрямый. Гордый. Опасный. И сейчас он стоял в каком-то шаге от меня.

Я чувствовала его дыхание, кожей ощущала его взгляд, и от этого у меня внутри словно закручивалась тугая пружина.

– Прости, я не знала… – Слова вырвались сами собой.

– Кэролайн… – начал он сухо, но помедлил и, с усилием усмирив гнев, продолжил: – Кэр, никогда, слышишь, никогда не поддавайся на уговоры этой бестии. Она действительно сводит с ума.

Дэймон во время своего монолога, кажется, сам не заметил, как взял меня за плечи и притянул к себе, будто доходчивее пытаясь донести до одной мелкой блондинки сказанное. Хорошо хоть, не встряхнул, как нашкодившего котенка. А когда и он, и я осознали, что стоим так близко, почти прижимаясь, оба замерли, не шевелясь, глядя в глаза друг другу. В горле враз стало сухо. Я сглотнула, поймав себя на том, что сейчас все мое тело превратилось в одни сплошные ощущения.

Сильные руки, что все еще держали мои плечи. В них чувствовалось напряжение до дрожи. Я ловила дыхание темного, вдохи и выдохи, от которых было щекотно и тепло. Странно. Ново. Хотелось отодвинуться и одновременно оказаться еще ближе.

А еще я ощутила ароматы ели и мороза, что исходили от Дэймона. Они смешались с чуть пряным запахом его дыхания и кислинкой пота от ворота рубахи, щедро разбавились дымом от полусгоревшего кресла… И все же…

Темный хрипло выдохнул. Заметила, как дернулся его кадык. Дэймон чуть наклонился ко мне.

На миг смежила веки. А затем, открыв глаза, выдохнула:

– Извини, я и правда не хотела напугать тебя. Окно действительно распахнулось само.

– Я уже понял. – Чернокнижник опустил руки и нахмурился, будто сам на себя раздосадованный за что-то. – Это рыжая сняла запирающее заклятие. Могу поспорить, что и твоя одежда – ее идея.

Я опустила взгляд, усиленно рассматривая подол.

– Не совсем. Утром я осталась в одном халате и… Но я действительно не знала, что это саван. Я бы никогда… – И, перебив сама себя, предложила: – Может, есть другая одежда? Я с радостью переоденусь.

– Зачем? – Темный изогнул бровь.

– Как зачем? Это же саван. Причем твоей матери… Он наверняка напоминает тебе о ее смерти.

– А с чего ты решила, что моя мать умерла? Она вполне себе здравствует и на той седмице сменила очередного любовника, – сухо отчеканил чернокнижник. – Что же до савана, это у нее было в свое время такое хобби. Кто-то собирает гробы со своих неудавшихся похорон. А вот она – коллекцию саванов. Оные ей шили каждый раз, когда думали, что все, наконец-то лэрисса Райос отправится к праотцам. Но мать назло всем доброжелателям в последний момент оказывалась живой и почти невредимой. Все в лучших традициях истинных черных ведьм.

Я провела рукой по бедру, разглаживая складки.

– Признаться, первый раз встречаю такой саван. Он больше на свадебное платье похож, светлое, пышное…

Чернокнижник снисходительно хмыкнул:

– И много ты видела в своей жизни свадебных платьев и собственно свадеб?

– Только за последний год у алтаря стояла раз пятьдесят, – брякнула я, припомнив, сколько у меня было съемок венчаний.

Темный нервно дернул веком и выдохнул:

– Сколько-сколько?

– Ну да, этот год у меня был не самый удачный. Заказов не так много… – посетовала я.

После чего лицо Дэймона стало вообще напоминать маску. Посмертную. Мою.

– Так свадьбы эти еще и заказные были?

Меня прожгли полным холодного презрения взглядом.

– Ну да. Не по доброте же душевной и за бесплатно я до седьмого пота впахивать должна. А потом в фотошопе еще сколько штукатурить приходилось, – с вызовом ответила я, поджав губы.

А темнюка чернокнижная продолжала молча на меня зыркать, словно он священник, которому я на исповеди призналась в том, что на жизнь оргиями зарабатывала. А потом до меня начало доходить…

– Дэймон, только честно. Ты решил, что я?.. – Я сглотнула, подыскивая наиболее точное слово.

Тот рассерженной коброй прошипел:

– И что я должен был решить? Ты же сама призналась, что у тебя было пятьдесят мужчин за последний год, с которыми ты прогулялась до алтаря.

Вот он, прекрасный момент для моего истеричного нервного срыва. К горлу подступил ком, и… я зашлась смехом. Звонким, безудержным, без единого шанса остановиться.

Месяцы полной неподвижности, нервы, натянутые до предела, перемещение в другое тело и другой мир, горгул, смерть и шизофреническая белка – все вместе сделали свое черное дело.

А поскольку битье посуды и качественное закатывание скандалов у меня, увы, никогда толком не получались, то нервные срывы у меня выглядели вот так – с безудержным смехом.

Мелькнула мысль, что вот сейчас мне залепят отрезвляющую пощечину или выльют на голову стакан холодной воды, чтобы унять. Мелькнула – и пропала.

А потом в меня полетело заклинание. Я даже успела уловить запах морозной мяты перед тем, как мысли обрели кристальную четкость, а в душе поселилось вселенское спокойствие.

– Решил, что тебе не повредят успокаивающие чары, – сухо бросил Дэймон. – Судя по всему, те несчастные не были твоими мужьями. Но, извини, это первое, что пришло бы в голову любому, кто услышал бы от тебя «стояла у алтаря». Итак, если ты была не невестой, то… Церковником? Градоначальником, который регистрирует брак?

– Почти. – Я хотела усмехнуться, но мышцы лица словно онемели. Заклинание успокоения оказалось практически убойным для мимики. – Я фотографировала молодоженов.

Чернокнижник озадаченно смотрел на меня. И даже после того, как я объяснила, что зеркалить в нашем мире – это не создавать зеркальный щит, а работать с камерой-зеркалкой, что штукатурить – это не белить стены известкой, а фотошопить и ретушировать, все равно брюнет смотрел на меня с недоверием.

Наш разговор мы вели, все так же стоя друг против друга, на фоне окна, в стеклах которого отражался багровый подбой заката. А потом я увидела, как по запястью темного пробежал сполох и он поморщился.

– Что это? – Я кивнула на руку, которую Дэймон непроизвольно потер.

– Это результат моего необдуманного поступка, – нехотя признался темный. – Пойдем поужинаем, и я выполню свое обещание – расскажу тебе, почему был не просто вынужден согласиться на брак с лэриссой Лавронс, но и приложил все усилия, чтобы церемония состоялась.

Ну да, все усилия… Да он свою невесту в прямом смысле из гроба поднял, лишь бы заключить этот брак, куда уж больше-то.

На этот раз ужин состоялся не на кухне, а в обеденном зале. Как и положено, верный слуга-лич наябедничал хозяину обо мне. А конкретно – о грабеже хозяйской кладовой на предмет бутыли вина, кольца колбасы и сыра. Отдельно призрак уточнил про белку и надругательство над матушкиной гардеробной.

Кляузу Дэймон выслушал молча и так же молча кивнул, подавая знак к началу ужина.

Спустя полчаса я могла сказать лишь одно: как бы красиво ни был сервирован стол, на каком бы изысканном серебре ни подавались блюда, если еда отвратная, ее ничто не спасет. Отбивная была пережарена и, по ощущениям, посолена впрок, чтобы не испортилась даже спустя год. Картошка – или то, что ее напоминало, – превратилась в какую-то вязкую кашицу. Оная, по моему мнению, отлично подошла бы вместо клейстера. Не подвело только вино. Подозреваю, бутылку взяли оттуда же, откуда и мы с белкой.

– Слушай, а ты всегда так питаешься или сегодня тут особое меню? – не выдержала я, наблюдая, как мужественно Дэймон поглощает ужин. – Вчера тот гевейк был намного приличнее…

– Потому фто, – усиленно работая челюстями и пытаясь отодрать кусок от отбивной, начал темный, – я его фам готофил.

Похоже, мясо было приготовлено в лучших традициях партизанского отряда и сдаваться на укус не пожелало. На отбивной остался четкий след зубов чернокнижника, но кусок был по-прежнему целый.

– Кэр, наверное, мне стоит пояснить: я в этом замке бываю редко. Моя бы воля – вообще бы не появлялся. Но это родовое гнездо рода Райос, и я, как нынешний глава, обязан хотя бы несколько дней в месяц проводить здесь. Главное достоинство этой удаленной крепости – то, что сюда тяжело пробраться чужаку. Поэтому я тебя и привез сюда. Что же до слуг – за мертвыми мне проще следить, чем за живыми. Но, увы, и у зомби есть ряд недостатков, один из которых – готовка.

А вот теперь закашлялась я. Не то чтобы я была ханжой, да и против трупов вроде как ничего не имела (когда они мирно лежат с бирочкой), но есть после слов темного расхотелось окончательно.

– Слушай, может, ужин я приготовлю? Нормальный. Уверяю, что таланта для яичницы у меня хватит. Даже для блинчиков. Наверное.

– Кэр, не хочу тебя обижать, но память о твоем глинтвейне все еще жива.

– Мое дело предложить. Но смотри, ты многое теряешь. Это на ужин в дорогой ресторан ты можешь пригласить кого угодно, а вот так, чтобы вечером, сидя на кухне, поесть жареной картошечки прямо со сковородки…

– Знаешь, а ты умеешь уговаривать, – плутовски усмехнулся темный. Наверное, впервые за все время нашего знакомства искренне и по-доброму.

Когда я оказалась у плиты, то поняла, что мне предстоит самое сложное в ужине – решить, что именно готовить.

Нежить, при нашем появлении быстро удравшая с кухни, оставила на огне пару кастрюль с подозрительно булькавшим содержимым.

– И это мне ты говорил про то, что меня к зельям подпускать не стоит? – подняв одну из крышек, возмутилась я. – Да, теперь я понимаю, что с твоими специалистами мне не тягаться.

Сделав ревизию в шкафах, я убедилась, что продукты в замке переводят бездарно. В мешках обнаружились и картошка, и свекла, и лук, и морковка. В морозильном сундуке – баранья голень.

Значит, будет борщ!

Вот только готовить в одиночку я не собиралась, хотя темный всем видом и давал понять, что будет помогать в нелегком поварском деле исключительно морально, развлекая меня беседой. Ага, сейчас. Вручила ему ножик и свеклу. Приготовилась, что в итоге в очищенном виде до меня дойдут три корнеплода размером с грецкий орех, но чернокнижник удивил. Быстро и аккуратно срезал кожуру. Еще и покрошил так тонко, что не на всякой терке натрешь.

– Но ведь умеешь же готовить… – протянула я, глядя на то, как он ловко орудует ножом.

– Ну я бы не сказал, что навык очищать и резать появился у меня у плиты, скорее уж на кладбище…

– Даже знать не хочу, кого ты там очищал и шинковал, – поспешно заверила я.

Но, похоже, темный из своей природной вредности решил мне досадить:

– Только на кладбищенской земле растет черная бульба. Ее цветы ядовиты, а вот корни – отличное средство, которое делает любой декокт в разы эффективнее. Так вот, как только ты вырвешь бульбу из земли, у тебя всего несколько ударов сердца, чтобы ее очистить. Иначе она затвердеет и превратится в булыжник, который даже самая острая сталь не возьмет.

– А я думала, что чернокнижники с умертвиями и духами работают.

– Нет, мы еще охотимся на бульбу, плотоядных кроликов…

– И гевейков.

– И гевейков тоже, – покладисто согласился темный. – К слову, этих самых гевейков я научился запекать на полевой практике, когда учился в академии. Нас на седьмом курсе отправили в Шумерлинскую топь, где путной еды отродясь не бегало. Зато вдосталь было ядовитых гребневиков и гигантских пауков-трупоедов. С провизией у нас тогда как-то не сложилось… В итоге мы питались гевейками, клюквой и надеждами на то, что нам удастся по-тихому утопить магистра Расмуса, который и отвечал за провиант. Как нам заявил этот упырь… и упырь – это вовсе не иносказание: «Вы, выпускники боевого факультета, сможете выжить и без провианта».

Вот так за приготовлением борща мы и беседовали ни о чем. А после ужина я наконец узнала, отчего Дэймону срочно понадобилась в невесты лэрисса Лавронс.

Темные и светлые враждовали уже давно. Очень давно. Открыто войной друг на друга не шли, придерживались нейтралитета, то есть если и пакостили, то исподтишка. В этом плане старались разведки с обеих сторон. И однажды достарались. Чуть меньше столетия назад светлые попытались выкрасть у темных артефакт Первородного Мрака. Могущественный и, как я поняла, очень крутой. Но, похоже, что-то пошло у шпионов не так. Совсем как при установке пиратской версии «Виндоус» полными чайниками. Правда, в итоге вышел не голубой экран, а перенастройка этого самого артефакта. В итоге то, что должно было нести смерть и хаос, стало, как бы выразиться поточнее… улучшать демографическую ситуацию. Сильно улучшать, быстрыми темпами. Причем больше всего – в Приграничье. Хотя сам артефакт находился в столице.

Я заинтересовалась: почему так? Я ради этого даже карту Темных земель попросила показать.

Дэймон, проводив печальным взглядом пустую кастрюлю из-под борща, которую я как раз убирала в раковину, нехотя согласился. Мы отправились в кабинет.

Здоровенная карта висела у него на стене. В том самом пропахшем дымом кабинете, из которого слуги уже унесли сгоревшее кресло.

Чернокнижник показал мне не только карту, но и аккуратно обведенные районы, где за последние сто лет резко возросло число жителей. Возможно, это было бы даже хорошо, если бы не одно но. Численность жителей Темных земель росла, а вот сами земли – нет. Через десять лет Приграничью грозили голод, нищета и перенаселение.

– Конечно, удалось вернуть настройки артефакта Первородного Мрака, но вот последствия его сбоя… Советники предложили моему властелину маленькую победоносную войну в Приграничье, которая позволила бы привести численность населения в норму, – сказал Дэймон так сухо и цинично, словно процитировал чьи-то слова. – Или пустить контролируемый мор, который забрал бы лишние сотни тысяч жизней. Но это жизни моих людей! – Темный сжал кулаки так, что костяшки побелели. – Владыка предложил иной выход – расширить границы Темной империи, если сочетать браком стража перевала и наследницу земель Лавронсов. Ведь именно их земли граничат через перевал.

У Дэймона был выбор: либо война, либо брак с ненавистной светлой и расширение владений за счет земель, что шли как приданое Кэролайн. Он выбрал второе. Выбрал ради своих людей. После объявления, что земли Лавронсов переходят во владение стражу Райосу и теперь ему принадлежат и территории за перевалом, его люди смело пойдут туда.

– А как же правитель светлых на это согласился? Чтобы часть его земель перешла тебе?

– У него тоже был небольшой выбор: война, которую он, несомненно, проиграет, даже бросив на врага силы всей Светлой империи, или мир и отчуждение земель. А с учетом того, что и в самой Светлой империи того и гляди вспыхнет мятеж… Аврингрос Пятый согласился на предложение темного владыки упрочить мир брачным союзом верноподданных.

Между бровей на лбу чернокнижника залегла морщина, а скулы побелели. Дэймон надолго замолчал, а потом заговорил снова:

– Владыка придумал изящный план, как сократить численность жителей, без войны расширить свою империю и лишить род Райос в дальнейшем возможности претендовать на темный престол. Но была одна загвоздка. Мой отец. Он на тот момент был главой рода стражей Приграничья. Женатым главой. Владыка приказал ему повлиять на меня, чтобы я женился на Кэролайн. Но отец решил сам вести юную Лавронс под венец. А для этого нужно было всего ничего – убить мою мать.

Я в последний момент прикусила язык, чтобы не ляпнуть, какие милые семейные отношения…

– Знаешь, в этом противостоянии я бы встал на сторону матери и прикончил отца, но она успела раньше. Заколола его свадебным кинжалом прямо на императорском ужине, когда он подливал ей яд в бокал. – Дэймон выдохнул. – И не смотри на меня так. Брак родителей тоже был договорной, как и у меня с Кэролайн. Родители терпеть друг друга не могли.

– Встать во главе рода тебя заставил император? – догадалась я.

– Да, это была цена свободы моей матери. Зато после моего согласия ей даже не предъявили обвинения в убийстве супруга.

Я обхватила себя руками. В кабинете было тепло, даже жарко, но по спине прошел холодок. Куда я попала? Стало страшно. Темный, словно прочтя мои мысли, произнес:

– Боишься? Правильно. Страх помогает избежать многих легкомысленных глупостей, например смерти.

– По-твоему, смерть – это глупость? – Я закусила губу.

– Да. Самая большая глупость, которую можно совершить в жизни, – это умереть, позволив себя убить. А тебя хотят убить многие. Поэтому я прошу только об одном: не будь глупой. Хотя бы пару седмиц не будь.

– Знаешь, вот если бы ты не добавил последнего уточнения, было бы намного лучше.

– Зато так честнее. А честность в Темных землях – товар редкий и ценный.

– Я оценила. И кто же хочет… моей смерти?

– Проще сказать, кто хочет твоего долголетия. Никто.

И Дэймон с охотой пояснил почему.

Аврингрос был бы счастлив, если бы девица Лавронс не дожила до свадьбы. Идеальный вариант. Некого сочетать браком – не быть и свадьбе. Хотя в открытую он этого, конечно, заявить не мог. Согласно официальной версии он был счастлив «укреплению союза между Темной и Светлой империями».

Но тот, кто отравил Кэр в монастыре, вполне мог быть послан именно по его указу.

Да и во дворце темного владыки есть немало тех, кто только искал весомый повод, чтобы развязать войну. Например, таковым могла бы стать смерть благородной светлой, скажем, принесенной в жертву в кровавом темном ритуале… Стоит пустить среди людей Лавронса весть о подобной смерти единственной наследницы… Тут уж или война, или мятеж, что тоже на руку темным. Ведь восстание – это способ еще сильнее расшатать трон светлого императора.

Не следует исключать и фанатиков, которые считают, что темная и светлая кровь не должны смешиваться, и пример Блеквудов-Бьерков только укрепил их в этом убеждении.

Я же поняла, что чернокнижник сейчас лучше любой белки справится с весьма непростой задачей – доведением меня до шизофрении. Я даже головой помотала, прогоняя соблазнительные мысли о том, что, в общем-то, совсем не плохо сидеть в четырех стенах, жевать край подушки, пускать слюни и не бояться, что тебя кто-то прикончит.

А потом бросила взгляд на карту. Что-то во флажках, которыми были отмечены самые густонаселенные районы, казалось мне неуловимо знакомым… Вот только что?

Дребезжание, негромкое, но настойчивое и резкое, заставило меня вздрогнуть. Мы с Дэймоном глянули на стол. Камень, что лежал на самом краю, засветился, и под ним появился конверт.

Чернокнижник помрачнел, как только его увидел, но решительно подошел и взял послание. Открыл, пробежал взглядом по строкам и медленно положил рядом с чернильницей.

– Кэр, кажется, быть благоразумнее и осторожнее тебе придется гораздо раньше, чем я думал. Император приказал нам завтра к утру явиться во дворец.

М-да, вот так обстоятельства во второй раз испортили мое замечательное плохое настроение.

– И долго до этого дворца добираться? – сглотнув, уточнила я, памятуя, сколько мы летели до замка на метле.

– Не больше удара колокола. Телепортационный камень доставит нас до столицы, а оттуда до дворца уже на метле. А сейчас иди спать. Завтра будет трудный день.

«Сейчас» не получилось по причине того, что я, как блоха к собаке, пристала к Дэймону с расспросами. Почему мы не могли воспользоваться этим самым телепортационным булыжником, а, как… особо умные, гордые и на всю голову герои, летели сквозь холод и снег на метле?

Темный, скрипя зубами, пояснил, что тогда мы летели через границу. А через нее можно перебраться только своим ходом. Вздумай воспользоваться телепортацией – и тебя попросту разрежет сетью охранного плетения. И выкинет по частям: нога – на землю темных. Рука – на территорию светлых.

– А почему тогда мы не можем сразу во дворец катапуль… телепортироваться?

– Потому что темный властелин – предусмотрительный владыка, который, чтобы не ввергать подданных в искушение убить его императорскую особу, запретил являться во дворец через телепорты. Так что туда, как и через границу, – только на метле или пешком. А теперь иди спать, Кэр. Так от тебя хотя бы меньше вреда, и мне спокойнее, – выдохнул темный, глядя мимо меня на то место, где еще недавно стояло кресло, а ныне красовалась дыра на обугленном ковре.

Я аж поперхнулась от такой несправедливости. Я, что ли, его мебель поджигала? А что до его слабой нервной системы при виде меня на подоконнике, так никто не просил смотреть.

В общем, я убедилась, что мужчины в любом мире одинаковы: не ценят они нас, женщин. А ведь мы всегда готовы о них позаботиться, освободить от лишнего груза: вынести мозг, попить кровушки, расшатать нервишки, из равновесия опять же вывести…

Я обиделась. Гордо так обиделась, независимо. Ни слова не сказала, только спину распрямила и смерила наглеца своим фирменным взглядом фотографа Ады.

Хотела уже развернуться и уйти, даже простучала каблуками по паркету, обойдя обгорелый ковер у самого края, когда чернокнижник выдохнул:

– Кэр, когда будешь решать, каким способом меня лучше убить, советую выбрать сталь. У тебя очень вкусный суп получился, и не хотелось бы портить аппетит, если ты решишь добавить туда яду.

Я чуть не споткнулась от такого заявления и обернулась к темному:

– В смысле убить?

– У тебя было такое выражение лица, с которым в комплекте непременно идет месть. Чаще всего – кровная.

– Дэймон, я в этом мире всего второй день. Но о смерти, убийствах и мести я услышала больше, чем за все двадцать шесть лет, что прожила в своем мире. Скажи, неужели здесь первая мысль у всех: либо тебя пытаются убить, либо тебе надо кого-то прикончить?

Повисла пауза. Звенящая, действующая на нервы, щекочущая своим напряжением подушечки пальцев.

– Извини, – в тишине одно простое слово прозвучало негромко, но мне показалось, что подо мной треснул слой льда толщиной в метр. – Я все время забываю, что ты из другого мира.

Я даже помотала головой, не веря собственным ушам. Темный что… извинился? Да быть такого не может. Но тем не менее это было так. А чернокнижник между тем продолжил:

– Что же до ответа на твой вопрос… Нет. Не все и не всегда думают именно так. Просто меня часто пытались убить, вот я и привык… упреждать удар.

Я заскрипела зубами. Привык он… А я от его привычек седой стану.

А потом вспомнила фразу замужней подруги: брак – это тебе, Адка, не шахматы. Тут одного мата мало… Кажется, теперь я начала ее понимать.

– Извинения приняты. – Я чуть улыбнулась и спросила: – Где моя спальня?

Лучше уж самой у темного узнать, где спальня, чем звать в провожатые лича.

– Как выйдешь из кабинета, восьмая дверь налево.

Дэймон посмотрел на меня задумчиво и столь внимательно, что я почувствовала себя неловко.

– Спокойной ночи. До завтра, – излишне сухо бросила я, раздосадованная то ли на темного, то ли на свою реакцию на него.

Резко развернулась, так что подол длинной юбки закружился вокруг ног, и хотела было сделать шаг, но запнулась о край ковра, попросту не увидев его, и полетела вниз.

Поприветствовать пол носом не успела. Чернокнижник поймал меня. И что удивительно, даже не заклинанием, а собственноручно. Не иначе как плести чары было дольше, чем подхватить одну щуплую особу.

Когда он развернул меня лицом к себе, я услышала насмешливое:

– Мы так быстро вновь увиделись… Я даже не успел соскучиться.

– Надо же, мне попался чернокнижник, способный довести женщину до сарказма, – все-таки не удержалась я.

Хотя говорить подобное темному, который нависает над тобой, когда ты практически лежишь на полу, – не самая умная идея. Вот сейчас в ответ он просто меня отпустит, и я звучно шлепнусь. Но нет, меня вернули в вертикальное положение. Правда, при этом темный задел утренний синяк.

Я поморщилась, и чернокнижник истолковал мою гримасу по-своему.

– Что? Так неприятны мои прикосновения?

– Нет, – опешила я. – Просто ты задел бок, которым я утром хорошо приложилась, когда упала с лестницы.

– Покажи, – тут же потребовал Дэймон.

– Да там не на что смотреть, – попыталась возразить я.

Куда там. В руках темного невесть откуда появился кинжал, и он просто распорол ткань платья.

Здоровенный синяк, красовавшийся на моем боку, радовал мир всеми оттенками фиолетового. Темный прикоснулся. Не пальцами. Лишь взглядом. Скользнул по косо разорванной ткани, по обнаженной коже вверх, к едва прикрытой разорванной нижней рубашкой груди, к плечам, стянутым тонкой шерстяной тканью платья. А потом выше – на шею, лицо.

Дэймон чуть склонил голову, и я увидела, как блеснули его зеленые глаза. Этот взгляд завораживал, гипнотизировал.

– Не шевелись. Целитель из меня не очень. Но обезболить могу.

А потом его руки дотронулись до синяка. Они были теплыми, сухими, чуть шершавыми, с характерными для воина мозолями. Я вздрогнула и почувствовала, как уходит боль и в месте ушиба разливается прохлада.

– Вот и все. – Вопреки своим же словам, темный не отстранился.

Его пальцы все еще касались моей кожи.

Но это был всего миг. Миг, показавшийся мне вечностью. В следующую секунду чернокнижник убрал не только руку, но и всего себя от меня подальше.

– Надеюсь, теперь тебе легче. И у тебя больше нет повода морщиться от моих прикосновений, суп-р-руга.