Текст книги "Краснодарский край. Путешествие за здоровьем"

Для организации разгрома Шамиля в 1844 г. император Николай I назначил наместником Кавказа выдающегося государственного деятеля России светлейшего князя Михаила Семеновича Воронцова (1782–1856).

Отец будущего «проконсула Новороссии» выдающийся русский дипломат граф Семен Романович Воронцов забрал годовалого сына Мишеньку в Англию. Супруга его Екатерина Алексеевна умерла в 1783 г. и все заботы о малыше легли на отца, который больше никогда не женился. Семен Романович, увлекавшийся различными идеями современной ему педагогики, поставил себе целью вырастить из сына русского патриота, вернейшего сына России. Этим Михаил Семенович прежде всего и отличался от подавляющего большинства офранцуженных русских аристократов. Прожив полжизни за границей и обладая всеми внешними признаками англомана, Воронцов любил повторять: «Я русский и только русский».

Воронцов вернулся на родину только в 1801 г. По положенным ему привилегиям Михаил Семенович сразу должен был получить в армии чин генерал-майора. Но по его личной просьбе молодой человек начал службу поручиком лейб-гвардии Преображенского полка. А в 1803 г. он вольноопределяющимся отправился на войну в Закавказье. Так началась пятнадцатилетняя, практически беспрерывная военная эпопея Воронцова. Все повышения в звании и награды доставались ему в пороховом дыму сражений.

Отечественную войну 1812 г. Михаил встретил в чине генерал-майора, командиром сводной гренадерской дивизии. В Бородинском сражении 26 августа Воронцов со своими гренадерами принял первый и мощнейший удар противника на Семеновских флешах. Наполеон именно здесь планировал прорвать оборону русской армии. Против 8 тысяч русских при 50 орудиях были брошены 43 тысячи отборнейших французских войск, чьи беспрерывные атаки поддерживались огнем 200 пушек. Все участники Бородинского боя единодушно признавали: Семеновские флеши были адом. Жесточайшая схватка длилась три часа – гренадеры не отступили, хотя несли огромные потери. Когда впоследствии кто-то обронил, что дивизия Воронцова «исчезла с поля», присутствовавший при этом Михаил Семенович горестно поправил: «Она исчезла на поле».

Сам Воронцов был тяжело ранен. Его перевязали прямо на поле и в телеге, одно колесо которой было сбито ядром, вывезли из-под пуль и ядер. Когда графа привезли домой в Москву, все свободные строения в его усадьбе были заполнены ранеными, часто лишенными какой бы то ни было помощи. На подводы же из воронцовской усадьбы грузили для отвоза в дальние деревни барское добро: картины, бронзу, ящики с фарфором и книгами, мебель. Воронцов приказал вернуть все в дом, а обоз использовать для перевозки раненых в Андреевское, его имение под Владимиром. Раненых подбирали по всей Владимирской дороге. В Андреевском был устроен госпиталь, где до выздоровления на полном обеспечении графа лечилось до 50 офицерских чинов и более 300 рядовых. После выздоровления каждый рядовой снабжался бельем, тулупом и 10 рублями. Затем группами они переправлялись Воронцовым в армию.

Сам Воронцов вернулся в строй еще прихрамывая, передвигаясь с тросточкой. В битве под Красным, уже вблизи Парижа, генерал-лейтенант Воронцов самостоятельно действовал против войск, руководимых лично Наполеоном. Им использовались все элементы русской тактики ведения боя, развитые и утвержденные А.В. Суворовым: стремительная штыковая атака пехоты в глубь колонн противника при поддержке артиллерии, умелый ввод в действие резервов и, что особенно важно, допустимость в бою частной инициативы, исходя из требований момента. Против этого мужественно сражавшиеся французы, даже с двукратным численным превосходством, были бессильны.

В марте 1814 г. русские войска вошли в Париж. На долгих четыре года, очень непростых для прошедших с боями через Европу полков, Воронцов стал командиром русского оккупационного корпуса. В основе воронцовского руководства лежало неукоснительное требование к офицерам всех рангов исключить из обращения с солдатами действия, унижающие человеческое достоинство, иначе говоря, впервые в русской армии Воронцов своей волей запретил телесные наказания. Любые конфликты и нарушения уставной дисциплины должны были разбираться и подвергаться наказанию только по закону, без «гнусного обычая» применения палок и рукоприкладства.

Помимо всего прочего, во всех подразделениях корпуса по приказу командующего были организованы школы для солдат и младшего офицерского состава. Учителями становились старшие офицеры и священники. Воронцов лично составлял учебные программы вне зависимости от ситуаций: кто-то из его подчиненных учился азбуке, кто-то осваивал правила письма и счета.

А еще Воронцов отладил регулярность присылки в войска корреспонденции из России, желая, чтобы люди, на годы оторванные от родного очага, не теряли связи с Родиной.

Случилось так, что русскому оккупационному корпусу правительство выделило деньги за два года службы. Герои вспомнили о любви, женщинах и прочих радостях жизни. Во что это вылилось, доподлинно знал один человек – Воронцов. Перед отправкой корпуса в Россию он велел собрать сведения обо всех долгах, сделанных за это время корпусными офицерами. В сумме получилось полтора миллиона ассигнациями.

Полагая, что победители должны покинуть Париж достойным образом, Воронцов заплатил этот долг, продав имение Круглое, доставшееся ему в наследство от тетки, небезызвестной Екатерины Романовны Дашковой.

Корпус выступил на восток, а в Петербурге уже вовсю муссировались слухи, что либерализм Воронцова потакает якобинскому духу, а дисциплина и военная выучка солдат оставляют желать лучшего. Сделав смотр русским войскам в Германии, Александр I выразил недовольство их недостаточно быстрым, по его мнению, шагом. Ответ Воронцова передавался из уст в уста и сделался известен всем: «Ваше Величество, этим шагом мы пришли в Париж». Вернувшись в Россию и почувствовав явную недоброжелательность к себе, Воронцов подал рапорт об отставке. Александр I отказался ее принять. Что ни говори, а без Воронцовых было не обойтись…

В феврале 1819 г. 37-летний генерал отправился к отцу в Лондон, чтобы испросить разрешения жениться. Его невесте, графине Елизавете Ксаверьевне Браницкой, шел уже 27-й год, когда во время своего путешествия за границу она встретила Михаила Воронцова, который тотчас же сделал ей предложение. Элиза, как звали Браницкую в свете, полька по отцу, русская по матери, родня Потемкину, обладала громадным состоянием и тем невероятно чарующим обаянием, которое заставляло всех видеть в ней красавицу.

Чета Воронцовых вернулась в Петербург, но очень ненадолго. Михаил Семенович не задерживался ни в одной из российских столиц – служил, куда царь пошлет. Назначением на юг России, случившимся в 1823 г., он остался очень доволен. Край, до которого у центра все никак не доходили руки, являл собой средоточие всех возможных проблем: национальных, экономических, культурных, военных и так далее. Но для человека инициативного это громадное полусонное пространство с редкими вкраплениями цивилизации было настоящей находкой, тем более что царем ему были даны неограниченные полномочия.

Вновь прибывший генерал-губернатор начал с бездорожья, неискоренимой русской напасти. Спустя чуть более 10 лет, проехав от Симферополя до Севастополя, В.А. Жуковский записал в дневнике: «Чудная дорога – памятник Воронцову». За этим последовало первое па юге России Черноморское коммерческое российское пароходство.

Сегодня кажется, что виноградники на отрогах Крымских гор дошли до нас чуть ли не со времен античности. Между тем именно граф Воронцов, оценив все преимущества здешнего климата, содействовал зарождению и развитию крымского виноградарства. Он выписал саженцы всех сортов винограда из Франции, Германии, Испании и, пригласив иностранных специалистов, поставил перед ними задачу – выявить те, которые лучше приживутся и смогут давать необходимые урожаи. Кропотливая селекционная работа велась не год и не два – виноделы не понаслышке знали, сколь камениста здешняя почва и как она страдает от безводицы. Но Воронцов с неколебимым упорством продолжал задуманное. В первую очередь он засадил виноградниками собственные участки земли, которые приобретал в Крыму. Один тот факт, что знаменитый дворцовый комплекс в Алупке был в немалой степени построен на деньги, вырученные Воронцовым от продажи собственного вина, красноречиво говорит о недюжинной коммерческой хватке Михаила Семеновича.

Помимо виноделия Воронцов, внимательно приглядываясь к тем занятиям, которые уже были освоены местным населением, всеми силами старался развивать и совершенствовать уже существующие местные традиции. Из Испании и Саксонии были выписаны элитные породы овец и устроены небольшие предприятия по переработке шерсти. Это помимо занятости населения давало деньги и людям, и краю. Не полагаясь на субсидии из центра, Воронцов задался целью поставить жизнь в крае на принципы самоокупаемости. Отсюда невиданная ранее по масштабам преобразовательная деятельность Воронцова: табачные плантации, питомники, учреждение Одесского сельскохозяйственного общества по обмену опытом, покупка за границей новых по тому времени сельскохозяйственных орудий, опытные фермы, ботанический сад, выставки скота и плодово-овощных культур.

Все это, помимо оживления жизни в самой Новороссии, изменило отношение к ней как к дикому и едва ли не обременительному для государственной казны краю. Достаточно сказать, что результатом первых лет хозяйствования Воронцова стало увеличение цены на землю с тридцати копеек за десятину до десяти рублей и более.

Население Новороссии из года в год росло. Очень много было сделано Воронцовым для просветительства и научно-культурного подъема в этих местах. Через пять лет после его прибытия открылось училище восточных языков, в 1834 г. в Херсоне появилось училище торгового мореплавания для подготовки шкиперов, штурманов и судостроителей. До Воронцова в крае было всего 4 гимназии. С прозорливостью умного политика русский генерал-губернатор открывает целую сеть училищ именно в недавно присоединенных к России бессарабских землях: Кишиневе, Измаиле, Килие, Бендерах, Бельцах. При симферопольской гимназии начинает действовать татарское отделение, в Одессе – еврейское училище. Для воспитания и образования детей небогатых дворян и высшего купечества в 1833 г. было получено высочайшее соизволение на открытие института для девушек в Керчи.

Свой посильный вклад в начинания графа вносила и его супруга. Под патронажем Елизаветы Ксаверьевны в Одессе был создан Дом призрения сирот и училище для глухонемых девочек.

Вся практическая деятельность Воронцова, его забота о завтрашнем дне края сочетались в нем с личным интересом к его историческому прошлому. Ведь легендарная Таврида впитала в себя едва ли не всю историю человечества. Генерал-губернатор регулярно организует экспедиции для изучения Новороссии, описания сохранившихся памятников древности, раскопок.

В 1839 г. в Одессе Воронцовым было учреждено Общество истории и древностей, которое расположилось в его доме. Личным вкладом графа в начавшее пополняться хранилище древностей при обществе стала коллекция ваз и сосудов из Помпеи.

В результате горячей заинтересованности Воронцова, по мнению специалистов, «весь Новороссийский край, Крым и отчасти Бессарабия в четверть века, а труднодоступный Кавказ в девять лет были исследованы, описаны, иллюстрированы гораздо точнее и подробнее многих внутренних составных частей пространнейшей России».

Все, что касалось исследовательской деятельности, делалось фундаментально: множество книг, связанных с путешествиями, описаниями флоры и фауны, с археологическими и этнографическими находками, издавались, как свидетельствовали хорошо знавшие Воронцова люди, «при безотказном содействии просвещенного правителя».

Секрет необыкновенно результативной деятельности Воронцова заключался не только в его государственном складе ума и необыкновенной образованности. Он безукоризненно владел тем, что мы сейчас называем умением «собрать команду». Знатоки, энтузиасты, умельцы в жажде привлечь к своим идеям внимание высокого лица не обивали графского порога. «Он сам их отыскивал, – вспоминал один свидетель «новороссийского бума», – знакомился, приближал к себе и в случае возможности приглашал на совместную службу Отечеству». Сто шестьдесят лет тому назад это слово имело конкретный, возвышающий душу смысл, подвигавший людей на многое…

Санкт-Петербург, 24 января 1845 г.

«Любезный Алексей Петрович! Ты, верно, удивился, когда узнал о назначении моем на Кавказ. Я также удивился, когда мне предложено было это поручение, и не без страха оное принял: ибо мне уже 63 год…»

Так писал Воронцов боевому другу – генералу Ермолову, перед тем как отправиться к новому месту назначения. Покоя не предвиделось. Дороги и дороги: военные, горные, степные – именно они стали его жизненной географией. Но был какой-то особый смысл в том, что теперь, совершенно седой, с недавно присвоенным титулом Светлейшего князя, он снова направлялся в те края, куда ринулся под пули двадцатилетним поручиком.

Николай I назначил его наместником Кавказа и главнокомандующим кавказскими войсками, оставив за ним и новороссийское генерал-губернаторство.

Следующие девять лет жизни, практически до самой смерти, Воронцов – в военных походах и в трудах по укреплению русских крепостей и боеготовности армии, а вместе с тем в небезуспешных попытках построить мирную жизнь для мирных людей. Почерк его подвижнической деятельности узнается сразу – он только что приехал, его резиденция в Тифлисе крайне проста и непритязательна, но здесь уже положено начало городской нумизматической коллекции, в 1850 г. образовывается Закавказское общество сельского хозяйства. Первое восхождение на Арарат также было организовано Воронцовым. И конечно снова хлопоты по открытию школ – в Тифлисе, Кутаиси, Ереване, Ставрополе с последующим их объединением в систему отдельного Кавказского учебного округа. По мнению Воронцова, российское присутствие на Кавказе не только не должно подавлять самобытность населяющих его народов, оно просто обязано считаться и приспосабливаться к исторически сложившимся традициям края, потребностям, характеру жителей. Именно поэтому в первые же годы своего пребывания на Кавказе Воронцов дает «добро» на учреждение мусульманского училища. Путь к миру на Кавказе он видел в первую очередь в веротерпимости и писал Николаю I: «То, как мусульмане мыслят и относятся к нам, зависит от нашего отношения к их вере…» В «замирение» края с помощью одной лишь военной силы он не верил.

Именно в военной политике российского правительства на Кавказе Воронцов видел немалые просчеты. По его переписке с Ермоловым, столько лет усмирявшим воинствующих горцев, видно, что боевые друзья сходятся в одном: правительство, увлекшись делами европейскими, мало обращало внимания на Кавказ. Отсюда застарелые проблемы, порожденные негибкой политикой, да к тому же пренебрежением к мнению людей, хорошо знавших этот край и его законы.

Елизавета Ксаверьевна неотлучно находилась при муже во всех местах службы, а иногда даже сопровождала его в инспекционных поездках. С заметным удовольствием сообщал Воронцов Ермолову летом 1849 г.: «В Дагестане она имела удовольствие идти два или три раза с пехотою на военном положении, но, к большому ее сожалению, неприятель не показывался. Мы были с нею на славном Гилеринском спуске, откуда виден почти весь Дагестан и где, по общему здесь преданию, ты плюнул на этот ужасный и проклятый край и сказал, что оный не стоит кровинки одного солдата; жаль, что после тебя некоторые начальники имели совершенно противные мнения». По этому письму видно, что с годами супруги сблизились. Молодые страсти поутихли, сделались воспоминанием. Возможно, сближение это произошло еще и по причине их печальной родительской судьбы: из шестерых детей Воронцовых четверо умерли очень рано. Но и те двое, став взрослыми, давали отцу с матерью пищу для не очень радостных размышлений.

Дочь Софья, выйдя замуж, семейного счастья не обрела – супруги, не имея детей, жили порознь. Сын Семен, про которого говорили, что «он никакими талантами не отличался и ничем не напоминал своего родителя», тоже был бездетен. И впоследствии с его смертью род Воронцовых угас.

Накануне своего 70-летия Михаил Семенович попросил об отставке. Просьба его была удовлетворена. Чувствовал он себя очень скверно, хотя тщательно это скрывал. «Без дела» он прожил меньше года. За его спиной осталось пять десятков лет службы России не за страх, а за совесть. В высшем воинском звании России – фельдмаршальском – Михаил Семенович Воронцов скончался 6 ноября 1856 г.

За заслуги перед Отечеством Светлейшему князю М.С. Воронцову было установлено два памятника – в Тифлисе и в Одессе, куда на торжественную церемонию открытия в 1856 г. прибыли и немцы, и болгары, и представители татарского населения, духовенство христианских и нехристианских конфессий.

Портрет Воронцова располагается в первом ряду знаменитой «Военной галереи» Зимнего дворца, посвященной героям войны 1812 г. Бронзовую фигуру фельдмаршала можно видеть среди выдающихся деятелей, помещенных на памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде. Его имя значится и на мраморных досках Георгиевского зала Московского Кремля в священном списке верных сынов Отечества. Могила Михаила Семеновича Воронцова была взорвана вместе с Одесским кафедральным собором в первые годы советской власти…

Крымская война 1853–1856 гг

По мнению ряда исследователей, Крымская война задумывалась как первая мировая. И только величайшие жертвы России помешали случиться этому. При высадке в 1854 г. союзного флота в Крыму Черноморскую береговую линию упразднили. В 1855 г. англо-французская эскадра подошла к Новороссийску и бомбила его. Получив серьезные повреждения, ушла в море. Однако в мае 1855 г. враг разрушил Новороссийск и Анапу. Гарнизоны этих крепостей были переведены в Темрюк. А казаки-пластуны предприняли десант на Тамань, но все погибли.

Черноморское побережье края сыграло важную роль еще и тем, что стало госпиталем войны. Великая в этом заслуга принадлежит хирургу Николаю Ивановичу Пирогову (1810–1881), в осадную пору находившемуся в Севастополе, но руководившему всей лечебной деятельностью Черноморья.

Река Афипс

Война закончилась подписанием Парижского мирного договора. Россия потеряла право иметь на Черном море военно-морской флот, а на побережье – крепости. Пролив Дарданеллы и Черное море объявлялись открытыми водами. Однако все кавказские владения России остались за ней. И хотя в 1860 г. Анапа и Новороссийск лишились статуса городов и административно отошли к Темрюку, они остались важными для России военно-портовыми пунктами Черноморского побережья.

Султанская Турция, не выигравшая ничего в Крымской войне, осталась недовольной и пыталась подбить горские народы Северного Кавказа на восстание. Турцию поддержали страны Европы. На Кавказ в большом количестве хлынули иностранные инструкторы, доставлялось оружие, деньги. Однако идея восстания не получила поддержки горцев. Адыгейское население уже нашло общий язык с казаками. Более непримиримо настроенные абадзехи, жившие в первой половине XIX в. на землях от реки Афипс до реки Лабы, после нескольких карательных экспедиций российской армии предпочли перебраться в Турцию.

Большое значение имело пленение Шамиля. В 1859 г. Шамиль сдался на милость победителя – нового наместника на Кавказе генерал-фельдмаршала Александра Ивановича Барятинского (1815–1879). При этом он сказал: «Если бы я знал, что Россия такая великая страна, никогда не стал бы воевать с ней».

Падение Шамиля, которое во многом было определено успешными операциями М.С. Воронцова, подготовившими успех А.И. Барятинского, положило конец Кавказской войне.

Долгое освоение края

Край, границами которого были военные укрепленные линии, административно устраивался по военным принципам. Центральными учреждениями Черномории с конца XVIII в. были Коллегии иностранная и военная, а в XIX в. военное министерство и III Отделение собственной Его величества канцелярии. В конце же XIX – начале XX в. делами в крае занималась канцелярия атамана Черноморского казачьего войска, Отдельного Кавказского корпуса, 5-го отделения ЧКВ. Казачья Черномория делилась на 5 округов: Екатеринодарский, Фанагорийский, Бейсугский, Ейский и Григорьевский. В 1842 г. были созданы войсковые правления, прокуратура, суд и другие учреждения. В 1860 г. Александр II преобразовал Черноморское казачье войско в Кубанское.

В административном, хозяйственном, цивилизаторском устроении Черномории, а затем области войска кубанского и Черноморской губернии участвовали армия, церковь, чиновничество. Свою цивилизаторскую миссию несло православие. Казаки с момента переселения строили по станицам церкви, хотя и мало отличающиеся от куреней.

Со второй половины XIX в. началось изучение края, его богатств и возможностей. С 1800-х гг. велись гидрографический работы в Черном море. Капитан второго ранга Н.Д. Критские, командовавший требакой «Константин», в 1803 г. описал побережье Азовского моря, а в 1826 г. проводил съемку побережья Черного моря от Севастополя до Тамани. Ф.Ф. Беллинсгаузен с 1810 по 1816 г. участвовал в гидрографических работах и подготовке описания восточного побережья Черного моря. В 1829 г. знаменитый первооткрыватель Антарктиды (как и М.П. Лазарев) участвовал в боевых действиях на Черном море.

Ф.Ф. Беллинсгаузен

Вторую половину XIX в. можно считать началом местного краеведения.

Почетное место в этом деле занимает историк-любитель казачий офицер Евгений Фелицын (1848–1903). В 1878 г. войсковое начальство поручило ему организовать на антропологической выставке в Москве Кубанский отдел. Его научный доклад «Кубанские древности. Дольмены – богатырские дома» положил начало научному изучению истории края. Фелицын оставил военно-исторические описания Северо-Западного и Северо-Восточного Кавказа, собрание карт, в том числе и карту суворовской Кубанской военной линии и укреплений 1778 г., исторический план крепости Темрюк и крепости Тамань. Фелицыну мы обязаны фотографиями каменных баб. В 1879–1893 гг. Фелицын редактировал «Кубанские областные ведомости». Его главный труд – «Археологическая карта Кубанской области в 20-верстном масштабе», изданный в Москве в 1882 г. В книге описано 700 мегалитических гробниц (часть из них историк раскапывал на юго-востоке от станицы Крымская), он же обследовал каменную гробницу в кургане Карагодеуахш (погребение, как считается, меотского вождя). Е.Д. Фелицын лично насчитал в крае 6 тыс. курганов. Это лишь малая часть их. Крупнейший историк Кубани был и ее современным летописцем. Именем Е.Д. Фелицына назван краевой историко-археологический музей.

Подлинно научные раскопки начал в крае известный историк и археолог Николай Иванович Веселовский (1848–1918). В 1896 г. Веселовский прибыл в Анапу. Раскопал первый курган у ст. Крымской, затем копал близ станиц Варениковской, Белореченской, Ярославской, Костромской, в ауле Уляп – Ульские курганы, он же изучал Майкопский курган (ныне сровренный с землей). Ученый осмотрел сотни курганов на правобережье Кубани, у станиц Казанской, Усть-Лабинской, Воронежской. Заложил начало раскопок у многих других станиц. Его работа продолжалась до 1912 г. и принесла ошеломляющие результаты. Н.И. Веселовский интересовался также каменными бабами и пришел к выводу, что они тюркского происхождения и принадлежали половцам.

В 1878 г. край посетил великий почвовед Василий Васильевич Докучаев (1846–1903). Им изучено более 10 000 верст лучших девственных зернистых черноземов края. В 1889 г. им обследованы территории по линии Ейск – Ростов – Тихорецк – Екатеринодар – Майкоп – Невинномысская – станица Баталпашин– ская – Минеральные Воды. Затем Новороссийск – Сочи – Новый Афон (на территории современной Абхазии).

В годы русско-турецкой войны (1877–1878) было создано Особое совещание для обсуждения к развитию побережья Кавказа. Председателем его стал сенатор Николай Саввич Абаза (1837–1901). В 1886 г. по его предложению побережье было выделено из Кубанской области. В 1887 г. оно стало черноморской губернией. Абаза был инициатором заселения побережья исключительно русским элементом путем раздачи казенных земель под образование небольших культурных и дачных участков. Земли были отмежеваны от Новороссийска, Туапсе, Сочи. В 1894 г. опытные садовые станции появились вблизи Сочи. Заботами Абазы были проведены осушительные работы возле Адлера, Туапсе и в других районах побережья.

Е.Д. Фелицын

В.В. Докучаев

Основное строительство в Екатеринбурге и других городах и станицах края пришлось на конец XIX – начало XX в. В это время в крае появился свой замечательный архитектор И.А. Мальгерб. Деятельность его началась в 1886 г. В 1900 г. он строил здания на Карасунской в Екатеринодаре. Построил здание нынешнего Кубанского медицинского института, дворца пионеров, института физкультуры. Строил в станице Брюховецкой. Реставрировал в Тамани старинную Покровскую церковь.

А вообще гражданские здания в крае строились как нравилось. В Анапе, например, в конце позапрошлого века строили так называемые «круглые дома» из камня или местного кирпича. Улицы мостили береговым голышом. Богатые люди края и войсковое начальство любили здания во вкусе пышного псевдобарокко (дом купцов Барсуковых в Екатеринодаре, коммерческий банк в г. Ейске), в «мавританском стиле», в «китайском». Потом легко перешли на модерн (Зимний театр, 1908 г., архитектор Шехтель). В украшательстве предпочитали большое количество ажурного и литого чугуна. В целом край по-прежнему представлял собой россыпь казачьих станиц-куреней, состоявших из хат-мазанок.

Вид поселений Черноморского побережья России резко изменился с наступлением его курортного освоения. На море из российских провинций, из Москвы, Петербурга хлынули желающие купаться в море, дышать южным воздухом и лечиться. В нецивилизованные по европейским образцам, «дикие» места ехали люди в основном среднего достатка. Так, в Анапе привлекали протяженные пляжи на любой вкус: у Высокого берега, у кладбища, в Малой бухте, на Песках. Начало курортному строительству в Анапе положил врач В.А. Будзинский. 15 июля 1900 г. он построил первый санаторий – «Береговой», в 1909 г. второй – «На Песках», третий – в 1913 г. «Лучезарная», в горной местности. В 1915 г. В.А. Будзинский получил звание почетного гражданина Анапы.

Но главный расцвет курортного дела (бизнеса) на побережье начался с района Сочи, с Кавказской Ривьеры. В 1908 г. в Париже вышел капитальный труд профессора Е. Мартеля «Русский Лазурный берег. Кавказская Ривьера». Это было обширное научное исследование на иностранном языке, роскошно изданное, с 425 рисунками и превосходной картой, охватывавшей весь Сочинский округ и часть Сухумского. «Если иностранцы так интересуются благословенным уголком России, то нам, русским, приходится следовать хоть отчасти благому примеру Запада», – писал по поводу этой книги врач Г. Скуженский в своем спешно выпущенном издании «На Лазурном берегу».

До появления книги Сочи был захолустным поселением, лишь недавно получившим статус уездного города. Здесь даже не было водопровода. После появления книги петербургская знать, почти все министры – Витте, Куропаткин, Ермолов, Муравьев, принц Ольденбургский – поспешили обзавестись в районе Сочи роскошными виллами. Здесь сразу же подскочили цены на землю, на продукты и прочие услуги. Город из кожи вон лез, чтобы действительно стать черноморской Ривьерой.

В 1914 г. за два месяца в Сочи вырос городок из красивейших зданий – пяти гостиниц, ресторана, водолечебницы, театра на 650 мест, кинотеатра. Все они были соединены между собой колоннадами с арками, террасами и лестницами. Этот общий архитектурный замысел лег в основу и современного курортного Сочи, построенного лучшими советскими архитекторами. Основателем Кавказской Ривьеры стал инициатор акционерного общества московский коммерсант А.В. Тарнопольский.

И.Е. Репин

На стыке веков край превращается в культурную провинцию, привлекает известных деятелей искусства. И.Е. Репин рисовал для своих «Запорожцев» портреты кубанских казаков. В екатеринодарском театре пел Ф.И. Шаляпин. Местные деятели искусства отдавали дань столичной и европейской моде в художественных направлениях. Однако самым выдающимся художественным явлением на Кубани по-прежнему оставался казачий хор, созданный еще протоиереем Россинским. Каждая земля рождает своих гениев, для чего долго копит свои силы и богатства. Самых известных творцов Кубань дала в ХХ в. кинорежиссер Иван Пырьев, выдающиеся актеры, поэт Юрий Кузнецов. Именно на таманской дороге прозвучали на всю Россию слова писателя Виктора Лихоносова: «Люблю тебя светло…»