Текст книги "Проснуться живым"

«Салон элитной одежды «Эксклюзив». Чтобы нужные встречи повторялись…»

– Ты уверен, что это она? – осторожно спросил Степан. – Может, тебе только кажется?

– «Кажется»! – истерически хохотнул Викентий. – Ты на во-о-он тот рекламный щит посмотри! Или он мне тоже кажется?!

Степан поднял взгляд. Теперь Надежда, вырядившись в ковбойский костюм, вальяжно опиралась на гигантскую пачку «Мальборо». «Мы не расстанемся!» – уверяла она Викентия и Степана с рекламного щита.

Друзья в мрачной сплоченности шли мимо витрин магазинов и бутиков. У всех манекенов (даже манекенов-мужчин!) было лицо Надежды, и Викентий нервно шарахался, проходя мимо очередного магазинного паноптикума.

– Это невозможно, – шептал он Степану. – Она или целенаправленно сводит меня с ума, или уже свела. И все потому, что я не помог ей. А как я мог помочь? Как?! Собрать ее пепел в шкатулку и потом развеять над Москвой-рекой?! Или сделать себе ладанку, как у Тиля Уленшпигеля, чтобы пепел этой трижды неладной Надежды вечно стучал в мое сердце?!

Степан ухмыльнулся, за что получил по полной программе:

– Это все ты виноват! Втянул меня в дурацкую аферу с магией и ясновидением! Как будто мне больше заняться было нечем! А я как чувствовал! Как знал! Придет по мою хитрозадую душу магическое возмездие, и проведу я остаток дней своих в комнате, обитой капковыми матами!

– Не понял…

– Поймешь. Потом. Когда окажешься там вместе со мной.

– А, вот ты о чем. Кешаня, даже если я и попаду с тобой в психушку по одной накладной, поместят нас в разные ячейки! Потому что ты псих буйный, а я тихий!

– Я – псих?! – заорал на всю улицу измученный Викентий.

На них стали оглядываться прохожие. Ближайший страж порядка ласково погладил свою резиновую дубинушку.

– Успокойся, да успокойся же ты! На нас уже смотрят люди и милиционеры! Не скандаль, пожалуйста, ты же приличный человек, а не депутат какой-нибудь! – отчаянно зашептал Степан, переживая за друга всей душой. Тем более что в глубине этой самой души он почему-то думал, что Викентий и впрямь слегка повредился в уме. – Давай зайдем в этот бар. Это просто удача, что он нам по дороге подвернулся. Здесь очень спокойно. Живая музыка, приличное обслуживание, цивильное меню. И посетителей немного.

– А заказы здесь принимает кто? – напрягся практикующий маг.

– Кешаня, ты и впрямь того… Официанты, конечно.

– Мужчины?

– Гм. Мужчины тоже, но в основном девушки.

– Не пойду.

– Викентий, прекрати дурить! Я лично попрошу, чтобы наш столик обслуживал мужчина.

– И чтоб никакие женщины у нашего столика не появлялись в радиусе пяти метров!

– Устроим. Только веди себя тихо и мирно.

Викентий покорно спустился вслед за Степаном в бар под названием «Зеленый погребок». Это и впрямь был погребок со стенами и потолком, обитыми, болотно-зеленым плюшем. С потолка свисали светильники в виде крупных кистей зеленого винограда; маленькие овальные столики были застелены скатертями изумрудно-салатового цвета. На крошечной эстраде, подсвеченной зелеными огнями, саксофонист наигрывал нечто трансцендентальное, но вполне приемлемое для человеческого слуха.

Народу и впрямь было немного, однако Викентий потребовал, чтоб они со Степаном уселись в самый дальний и неосвещенный угол погребка.

– Здесь она меня не найдет, – заявил Викентий, озираясь по сторонам.

– Хватит, а? – утомленно сказал Степан. – Уймись ты со своими галлюцинациями. Давай хоть пожрем и выпьем по-человечески!

– Я не взял кредитную карту, – хлопнул себя по карману Викентий. – Вот блин.

– Спокойно. Я взял.

– Свою? – недоверчиво сощурился маг.

– Твою, разумеется! Когда это я жрал не на халяву?!

И тут Викентий впервые за весь этот день рассмеялся.

– Наконец-то! – облегченно вздохнул Степан. – Вижу перед собой нормального человека, а не тварь дрожащую.

– Тебе бы увидеть то, что я увидел… – вскинулся было Викентий, но Степан предупредительно поднял ладонь:

– Все. Забыли. Что видели, что слышали, что говорили. На повестке дня стоит актуальный вопрос: как там у нас с меню?

– С меню у нас все в порядке, – улыбнулся подошедший официант. – Вам бизнес-ланч или расслабиться?

– Расслабиться, – в один голос заявили Степан и Викентий.

Поскольку расслаблялись друзья от души, то в очень скором времени перестали замечать и окружающий их интерьер погребка, и малочисленных посетителей.

– Знаешь, Степа, – задушевным тоном проговорил Викентий после третьей порции виски, – а ведь я идиот.

– Я подозревал что-то в этом роде, – ласково похлопал Викентия по руке Степан. – И зря ты пытался это от меня скрыть. Что уж в этом такого постыдного? Ведь даже многие великие люди были… такими, как ты. Например, Оскар Уайльд…

– При чем здесь Уайльд? – нахмурил брови Викентий. – Я говорю не об этом!

– А о чем?

– О том, что я идиот.

– А-а… Ну извини, не расслышал.

– Я прохлопал свою мечту, – горестно изрек Викентий и раздавил в пальцах фаршированную оливку. – Про… про… в общем, больше ее нет. Когда она появилась, я даже и не понял, что это и есть мечта. Моя мечта. Не чья-нибудь, а именно моя. Но, повторяю, я просто этого сразу не понял! Потому что она была очень странная. Очень. Но кто сказал, что мечта не может быть странной?! Мечта вообще может выглядеть как угодно, надо только при… присмотреться и понять, что это она и есть. Твоя меч-та. А я все прохлопал. Значит, я идиот.

– Забей, Кешаня, – рассеянно утешил друга Степан. – Все образуется.

– Нет. Ничего уже не образуется. Потому что ее больше нет.

– Кого?

– Мечты.

– Да ладно тебе…

– Нет, правда! Она приходит и просит помочь. Это так просто! А я… Я испугался.

– Кого?

– Мечты.

– Ты идиот.

– Я знаю. Только такой идиот испугается того, что его мечта пришла к нему… В общем, все кончено. Закажи мне еще виски.

– Кешаня, тебе уже не надо. Лучше я закажу кофе.

И Степан заказал Викентию крепкий кофе, а себе – стаканчик вермута. И взор его туманился и плыл…

Расслабившемуся Степану, а уж тем более Викентию, не было никакого дела до окружающих. И друзья совершенно не замечали, что из противоположного темного уголка бара за ними наблюдают. Темнота хорошо скрывала наблюдателя, лишь однажды, когда тот щелкнул зажигалкой, поднося ее к сигарете, можно было различить тонкие пальцы и прядь зазолотившихся от близости огня волос.

Из бара Викентий и Степан выбрались уже поздно. Вечер встретил их сюрпризом: августовская духота сменилась почти осенним промозглым ветром с мелким противным дождиком, норовившим хлестнуть пригоршней брызг прямо в лицо или за воротник.

– Жизнь гнусна, – философически заметил при этом Степан. – Только ты расслабишься, как тебе сразу же устраивают холодный душ.

– Это потому, что трезвость – норма жизни, – пояснил Викентий.

Степан довел его до квартиры, пообещав, что утром зайдет проверить, в каком состоянии находится его магически одаренный друг, и отправился восвояси. Благо что жил Степан в квартале от Викентия.

Пустая квартира показалась трезвеющему Викентию крайне неуютной. Он включил во всех комнатах свет, прямо в коридоре сбросил с себя мокрую одежду и протопал в ванную, где висел его любимый халат из толстой махровой ткани, напоминавшей шкуру какого-нибудь тянитолкая…

«Что я наплел Степану про мечту? – ругал себя Викентий. – Вот уж действительно идиот. И мечты у меня идиотские».

Он включил телевизор, пристроился на тахте и задремал со странным чувством полного умиротворения. Поэтому, когда раздался звонок, Викентий, проснувшись, почувствовал себя оскорбленным до глубины души.

– Сколько можно мотать мне нервы?! – шипел он, ногой нашаривая под тахтой вечно ускользающие тапки. – Ведь договорились же, что встретимся утром! Я этого Гремлина просто придушу когда-нибудь!

Звонок продолжал высверливать мозг, как бормашина дупло гнилого зуба. Викентий матюгнулся, кое-как запахнул халат и, так и не найдя тапки, босиком побежал в прихожую открывать, на ходу придумывая ругательства, которыми он обложит Степана за несвоевременное появление и нарушение покоя.

Он рывком распахнул дверь, ожидая увидеть своего малахольного приятеля…

Это был не Степан.

И вообще не мужчина.

Она стояла в дверном проеме, словно в раме картины, а ее роскошные волосы оттенка «золотой орех» выгодно контрастировали с изящным костюмом из темно-лилового крепдешина…

– Вы – Викентий Вересаев? – осведомилась она до обморока знакомым голосом.

– Да, – подтвердил Викентий и неизящно сполз по стене, потеряв сознание.

* * *

Как известно, змеи не умеют смеяться. Но это вовсе не означает, что у них напрочь отсутствует чувство юмора. Во всяком случае, его отсутствие, а равно и наличие не доказано апостериори.

Поэтому люди не знают, как иногда потешаются над ними малосимпатичные представители отряда пресмыкающихся.

Сделает гипотетический человек какую-нибудь грандиозную глупость, свидетелем коей стал какой-нибудь гипотетический уж обыкновенный, и не знает того, как этот уж, тварюшка ползучая, над ним, homo sapiens'ом, потешается.

Так что будьте осторожны, граждане.

За вами следят.

И это похуже, чем передача «Скрытая камера».

* * *

Викентий полулежал в кресле в своей гостиной с мокрым полотенцем на голове. С полотенца капало за шиворот, и это мерзкое ощущение было единственным, на чем пока мог сосредоточиться дипломированный маг. Потом он услышал шаги – такие, какими старается идти женщина, чтобы не стучать высокими каблуками.

– Это вы… – простонал Викентий, когда Надежда склонилась над ним. – Боже, какой ужас…

– Тише, тише. – Глаза, которые отныне Викентию просто не дано было забыть, смотрели на него с некоторым испугом и кроткой заботой. – Не нервничайте, пожалуйста. Вам вредно.

– Вы-то откуда знаете, что мне вредно, а что полезно? – Кряхтя, Викентий принял более пристойную позу, мельком подумав при этом, что произнесенная им фраза где-то уже фигурировала – то ли в книжке, то ли в фильме…

– Я знаю, – тоном, полным убежденности, сказала Надежда. – Потому что у вас гипертонический криз. Давление двести сорок на сто двадцать.

– Скажите пожалуйста, какая информированность! – проворчал Викентий и стащил со лба ненавистное мокрое полотенце. Поискал, куда бы его кинуть, и в результате набросил на. магический кристалл. Получилось довольно метко.

– Я правду говорю. Когда вы сознание потеряли, я, извините, очень испугалась, – мягко и кротко проговорила Надежда. – И постучалась к вашей соседке напротив…

– Это к Розалии, что ли? – От изумления у Викентия даже головная боль прошла. И слабость начала понемногу самоликвидироваться.

– Да, к Розалии Францевне, – кивнула девушка. – Я объяснила ей ситуацию, она помогла мне перенести вас сюда, в гостиную, и была настолько любезна, что дала свой тонометр, чтобы я измерила вам давление. Оказалось, ваша соседка тоже гипертоник. Она посоветовала вам принимать эти капли. – Надежда покрутила перед носом изумленного Викентия аптечный пузырек темного стекла, в котором что-то подозрительно плескалось.

Появление Надежды было фантастикой.

Вышеприведенный рассказ девушки тоже смахивал на фантастику. Не меньше. Викентий знал свою соседку Розалию Францевну Шпицель как беспокойную даму склочного, вздорного и просто-таки кислотно-щелочного характера. И чтоб такая фурия, как мадам Шпицель, пожертвовала своим тонометром ради Викентия… Чтоб дала лекарство… Это невероятно.

Впрочем, вполне возможно, что лекарство мадам Розалии или просроченное, или такое, от которого Викентий скончается в немыслимых муках на радость соседке.

Но это не главное.

Главное – Надежда.

– Сядьте, пожалуйста, – указал ей на второе кресло Викентий, – и уберите этот пузырек, я принципиально не пью лекарств, которыми со мной делятся соседи. Да сядьте же!

Надежда подчинилась. Злополучный пузырек она аккуратно поставила на маленький столик возле роскошного подсвечника.

– Я пришла… – начала было она, но Викентий бесцеремонно прервал ее:

– Подождите. Дайте мне на вас посмотреть.

Он вовсе не рисовался и не изображал из себя мага-ясновидца, когда говорил это. Ему сейчас было наплевать на то, что он сидит перед девушкой своей мечты в старом халате. Он действительно просто хотел посмотреть на нее. На такую, какой она была до того момента, как рассыпалась черным пеплом в его руках…

У нее были странные глаза. Сейчас, когда она сидела напротив него, смирно, словно школьница, сложив руки на коленях, ее глаза были цвета бледной бирюзы. Почти невозможного цвета. А раньше они казались ему темно-серыми…

Впрочем, было ли это раньше?

И даже то, что он помнит, как завиваются в крупные кольца ее светлые волосы и как обтягивает соблазнительные коленки темный крепдешин, еще ничего не значит.

Ведь они со Степаном пришли к выводу, что имела место продолжительная галлюцинация.

А кстати, есть ли разница между галлюцинацией и мечтой?

И велика ли она, эта разница?

– Надежда, – тихо произнес Викентий, словно пробуя это имя на вкус. Почему-то ему показалось, что имя чуточку отдает базиликом и анисом – едва уловимой горечью и терпкостью… – Надежда.

Та напряглась и слегка побледнела:

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

Викентий позволил себе внутренне усмехнуться. Девушка решает поиграть в незнакомку? Что ж, не будем портить ей игру.

– Я многое о вас знаю, Надежда, – ровным, лишенным эмоций голосом спокойно заговорил Викентий.

– Например? – нервно вскинулась та. И быстрым, неуловимо-изящным жестом поправила свои пышные волосы.

Странно. У той такого жеста не было, иначе Викентий бы запомнил. Потому что он всегда любил красивые жесты. Не просто любил – коллекционировал. Давняя слабость практикующего психиатра…

– Например… – ровно повторил он. – Например, я знаю то, что вы родились в глухой деревне с забавным названием Кирзачи, потому что ваша мать поссорилась со своими высокопоставленными родителями… Поправьте меня, если я ошибусь: вы ведь внучка генерала?

Надежда посмотрела на Викентия глазами, исполненными ужаса:

– Откуда… Откуда вы могли знать…

– Значит, я все верно говорю. – Кивнув, Викентий решил продолжать: – Ваша бабушка забрала вас к себе в Москву, когда вам было пять лет.

– Пять с половиной… Почти шесть.

– Извините за неточность. Но я думаю, светлые годы вашего детства и отрочества неактуальны для нашей встречи. Вы ведь пришли ко мне не за этим.

– Да… Конечно.

– Тогда не доставайте из сумочки свой наган. Тем более что это наградное оружие. Антикварная вещь. Пользоваться ею, как каким-нибудь «либерейтером», просто неприлично и кощунственно…

Надежда в ответ на эту тираду Викентия вскрикнула и схватилась за сумочку, которая до сего момента мирно свешивалась с ее плеча на длинном ремешке.

– Откуда вы узнали про наган?… Боже мой, да вы действительно маг и ясновидец, как и говорилось в рекламном объявлении! Но прошу вас, поверьте, я взяла с собой оружие только ради собственной безопасности! Мало ли что может быть. Ко мне так часто пристают на улицах всякие хулиганы…

– Не сомневаюсь. – Викентию было хорошо. Он чувствовал в себе спокойную ясность и смотрел на девушку взглядом археолога-эксперта, размышляющего над подлинностью находящегося перед ним портрета фаюмской школы. – Я вам вреда не причиню. Поэтому забудем про наган. Кстати, как ваши успехи в магистратуре?

– Хор-рошо, – выдохнула Надежда.

Ужас в ее глазах сменился болезненным восторгом ребенка, наблюдающего за тем, как фокусник достает из своего абсолютно пустого цилиндра пушистых кроликов.

– Вы ведь, кажется, работаете над исследованием затерянных племен юга Африки?

– Да.

– Очень перспективное и нужное дело. Надеюсь, ваши чувства не мешают вам в научной работе?

– Какие чувства? – залилась краской Надежда.

– Как? – усмехнулся Викентий. – А Луи? Или, точнее, Алулу Оа Вамбонга. Выходец из далекого племени вибути. Ваш экзотический муж…

– Вы и это знаете! – Надежда чуть не подпрыгнула в кресле. – Недаром сердце мне подсказывало: обратись к этому магу! Он настоящий! Он не шарлатан! Только…

– Да?

– Луи мне пока не муж, – потупилась Надежда. – То есть у нас не было официальной церемонии бракосочетания. Мы просто живем вместе… Луи специально купил дом…

«Первая нестыковка. Та уже была замужем. Интересное получается дело. Называется «синдром уже виденного». Только при синдроме «уже виденное» не имеет подобных вариаций».

Надежда меж тем, накручивая на холеный пальчик прядку волос, говорила:

– Я ведь, собственно, и пришла к вам за этим, господин Вересаев.

Тут уж Викентий удивился:

– За чем?

– Погадайте мне, пожалуйста… Ну, или предскажите… Выходить мне замуж за Луи или нет?

– Я, конечно, мог бы вам погадать, – устало произнес Викентий. – С умным видом растолковать значения малого и великого арканов Таро. Устроить показательный сеанс белой магии. Только все это ни к чему…

Девушка посмотрела на него с удивлением.

– Надежда. – Викентий аккуратно запахнул полы своего халата. Все-таки неприлично сидеть перед девушкой в этаком холостяцком неглиже. Даже если девушка – всего-навсего твоя личная затянувшаяся галлюцинация. – Надежда, скажите, ваша бабушка еще жива?

– Д-да. Что значит «еще»?!

– И на здоровье не жалуется?

– Нет! – Девушка помотала головой. – Моя бабушка – уникум. Ей…

– Ей очень много лет. Знаю. И студентов медицинских колледжей водят полюбоваться вашей абсолютно здоровой бабушкой. Так вот. Вы, конечно, можете мне не верить, Надежда. Вольны поступить по-своему. Но только я вынужден вас предупредить: если вы выйдете замуж за вашего африканца, на следующий после свадьбы день ваша бабушка умрет. Загадочной и непонятной смертью.

– Не может быть! – Надежда стиснула кулачки так, что побелели костяшки пальцев. – Я в это не верю! Какая связь между моим романом с Луи и моей бабушкой?!

– Я не занимаюсь поиском причинно-следственных связей, – совершенно искренне признался Викентий. – Я только говорю то, что знаю. Не выходите замуж за Луи. И вообще… Вероятно, это прозвучит несколько некорректно, но от связи с этим мужчиной вас ждут одни неприятности.

Надежда долго молчала. Потом встала с кресла и подошла к тому самому столу. Задумчиво протерла мокрым полотенцем магический кристалл…

– Я вам не верю, – сказала она, завершив означенные манипуляции. – Луи, он такой… Он… Он просто моя мечта. А от мечты не может быть неприятностей.

– Я придерживаюсь несколько иной точки зрения. – Викентий позволил себе скептическую улыбку.

– Хорошо. – Надежда резко повернулась к магу, и теперь ее лицо опять напоминало занесенный кинжал. Хотя почему обязательно «кинжал»? Ох, попривыкли мы жить красивостями и отработанными литературными клише! А теперь пусть будет так: лицо Надежды напоминало занесенный над банкой шпрот консервный нож. А что? Тоже остро. И впечатляет… Так вот…

– Хорошо. – Надежда резко повернулась к магу, и теперь ее лицо напоминало (см. выше). – Хорошо. Что вы еще знаете, господин Вересаев?

– Вообще или конкретно о вашей судьбе? – внес уточнение Викентий. Происходящее начинало его забавлять.

– О моей судьбе, разумеется! Это, знаете ли, меня волнует несколько больше, чем отказ Швеции от введения евро в свой оборот!

– Это понятно.

– Знаете что? – Надежда решительно сжала губки. – У меня прямо сейчас возникла идея. Я вас с ним познакомлю.

– Простите, не понял…

– Я вас познакомлю с Луи. Раз вы такой потрясающий маг и ясновидец, то должны определить, какой он человек: плохой или хороший? И сможет ли он действительно мне навредить!

– Однако… Не слишком ли многого вы от меня требуете, уважаемая леди?

– Не слишком! Не волнуйтесь, я заплачу вам! Вот! – И Надежда извлекла из сумочки знакомый замшевый мешочек. – Это задаток!

Викентий только вздохнул, когда по столу сверкающим горохом рассыпались алмазы.

– Это лишнее, – равнодушно заметил он. Ему стало немного обидно. Он вдруг возомнил почему-то, что судьба решила дать ему еще один потрясающий шанс. Встретить девушку своей мечты и спасти ее от неминуемой погибели. А оказывается, все совсем не так. Потому что судьба, кажется, решила учитывать не его, Викентия, желания, а желания Надежды. Это логично. Судьба с теми, у кого алмазов больше. – И каким образом вы собираетесь познакомить меня с вашим возлюбленным? – холодновато спросил Викентий. – Кстати, алмазы уберите. Я не возьму. У меня к драгоценным камням эта… идиосинкразия.

Надежда покорно собрала со стола камушки.

– Я отвезу вас в наш загородный дом, – объяснила она магу. – Там я представлю вас Луи как… как, допустим, своего куратора по истории древних африканских культов. Вы пообщаетесь с ним и решите…

– Что решу?

– Ну… опасен Луи для меня и бабушки или нет.

«Хорошо хоть про бабушку вспомнила!» – с непонятно откуда взявшейся злостью подумал Викентий.

– Какие сложности, – только и сказал он.

– Да, извините, – вздохнула Надежда. – Проще было бы привезти с собой его фотографию, но…

– Можете не продолжать, – махнул рукой Викентий. – Ваш Луи никогда не снимается ни на фото, ни на видео…

– Да, таковы обычаи его племени. Вы и это знаете. Вы настоящий маг! Я просто в восторге от вас!

При этих словах лицо Надежды особого восторга не выражало. Скорее, оно выражало удовлетворение того самого консервного ножа, который вскрыл-таки банку со шпротами.

Впрочем, на фига ножу шпроты? Ему важен сам процесс.

Процесс вскрытия.

– Хорошо, Надежда, – согласился дипломированный маг. – Я поеду с вами. Но при одном и непременном условии. Со мной будет мой друг. Он для меня является независимым экспертом в области как оккультных, так и обыденно-бытовых явлений.

– Но…

– Вы тоже представите его своему Луи. Скажете, что Степан Ильич, так зовут моего друга, читает у вас факультативный курс истории декоративно-прикладного искусства народов Африки. Можете записать себе на память, чтоб потом не перепутать, кто из нас куратор, а кто – профессор-африканист.

– Хорошо. Будь по-вашему! – кивнула Надежда. – Только у меня к вам еще один вопрос.

– Да?

– Если к алмазам у вас идиосинкразия, то на доллары, надеюсь…

– Не надейтесь. Я с вас ни копейки не возьму.

– Почему?

Викентий грустно усмехнулся:

– Наверное, потому, что я слишком много о вас знаю, Надежда.

Та посмотрела на него долгим непонятным взглядом:

– Вы действительно так думаете, господин Вересаев? Хорошо. В таком случае я заеду за вами и вашим другом завтра. Назначьте время, Луи все равно сидит дома целыми днями, пишет курсовую…

– В три пополудни, идет?

– Конечно.

– Договорились. Надежда, что-то еще?…

Та замялась:

– Господин Вересаев, а почему вы упали в обморок, когда увидели меня?

– Исключительно из-за вашей потрясающей красоты, Надежда, – галантно сказал ей маг и проводил до дверей. – Только потому.

Едва за Надеждой захлопнулась дверь, Викентий, проверив, надежно ли она заперта, бросился звонить своему независимому эксперту.

– Да! – рявкнул в трубку независимый эксперт.

Викентий машинально отметил, что Степан, беря трубку, все время в нее рявкает. Никогда не дождешься от него интеллигентного «Алло!» или хотя бы предупредительно-холодного «Слушаю!». Это означает, что темперамент у Степана явно холерический, с уклоном в делириозное состояние. Не хватает Степану учтивости да галантности. Гремлин он и есть Гремлин!

– Это я.

– Конечно, ты. Какая же еще сволочь способна звонить мне в столь позднее время и нагло отрывать от заслуженного отдыха.

– Не говори мне, что ты уже спал.

– Не твое дело, спал я или швырял дротики в твою большую фотографию, висящую у меня на стене напротив кровати.

– Трепло. Нет у тебя моей фотографии.

– Есть. Я ее украл из твоего выпускного школьного альбома. Еще год назад. Ну и рожу ты себе отъел в золотую школьную пору!

– Степан, дело сейчас не в этом, хотя фотографию тебе потом придется вернуть. Я трепетно отношусь к снимкам своей ранней юности.

– Это потому, что в ранней юности у тебя была ярко выраженная физиономия дауна-эксгибициониста. Вот ты и не хочешь, чтоб об этом знала общественность… Ладно, даун, че звонишь-то? Только правду говори, а то сразу кину дротик в твою картонно-глянцевую морду.

– Промахнешься.

– Спорим на бутылку «Карлсберга», что попаду прямо в нос?

– Не спорим. Она вернулась.

– Кто?! – удивился Степан. – Твоя аденома простаты?

– Тьфу, дурак, кончай острить. Она вернулась. Та девушка.

– Девушка – это хорошо, – одобрительно пробасил в трубку Степан. – Раздевай и волоки в койку. А когда натрахаетесь, перезвонишь и перескажешь в общих чертах, как все было.

– Идиот! – заорал, свирепея, Викентий. – Ты можешь думать хоть о чем-нибудь, кроме секса?!

– Могу. И не надо обзываться, – сразу посерьезнел Степан. – Так что за девушка?

– Та самая. Надежда. Которая «мой компас земной».

– Стоп. Поправь меня, если я таки ошибаюсь, как говорят в Одессе. Это та самая загадочная Надежда, что вышла замуж за африканца, а потом внезапно и странным образом овдовела и к тебе зачем-то явилась. Да, и еще ее прямо у тебя в кухне, согласно твоим словам, превратила в кучку пепла некая сила, так?

– Да, только…

– Слушай меня, Кешаня, и не перебивай. За последние дни мы с тобой стали свидетелями таких вещей, о которых потом снимают фильмы всякие шараги типа «Уорнер бразерс» и «Уолт Дисней пикчез». Например, тот эпизод, когда тебя рвало змеями…

– Что?! Когда это?… Не помню…

– Конечно, где тебе помнить, в таком-то состоянии! Так вот, взять хоть этот эпизод – вполне подходит для мистического триллера с какой-нибудь Аалией в роли кровавой королевы проклятых. Но!.. Мы договорились и решили, как два относительно здравомыслящих человека, считать все происшедшее мощной, продолжительной и даже убедительной галлюцинацией.

– Но она пришла ко мне! Снова!

– Галлюцинации имеют свойство возвращаться. Кешаня, ты лучше меня знаешь, что из лекарств полезней всего принимать, когда глюки мучают, так вот, прими это и успокойся. Никакой Надежды не было. Реально не было! И даже змеи, которыми ты блевал, тоже не были настоящими – пока я за шваброй бегал, они испарились. Растворились в воздухе. Я свидетель.

– Но ведь ты тоже Надежду видел! Восхищался ее красотой и все такое…

– Кеша, ты же бывший психиатр и знаешь, что некоторые граждане могут видеть и слышать одну и ту же галлюцинацию одновременно.

– Вот как раз таких случаев в клинической психиатрии не наблюдалось!

– Значит, будет наблюдаться. И начнется это с нас, если ты не прекратишь нести эту бредятину про возвращение какой-то Надежды!

– Не «какой-то»! Это девушка моей мечты, Степа, и я не могу отнестись равнодушно к ее появлению, к ее просьбам о помощи…

– Остынь, ясновидец! Это глюк твоей мечты, возникший на почве хронического сперматоксикоза. Заведи себе бабу, Кеша. Простую, глупую, с большими грудями, широкими бедрами и ценным талантом варить щи. Трахай эту матрешку по три раза на дню, ешь щи и перед сном читай газету рекламных объявлений. И никакие эфемериды по имени Надежда тебя посещать не будут. Гарантирую.

– Спасибо за ценный совет. Не премину им воспользоваться, как только сочту, что в моей квартире пора появиться щам и широким бедрам.

– Во-во! Ты только с этим не тяни. Импотенция не за горами, а широкобедрые бабы не удовлетворяются парой-тройкой хилых оргазмов, для них надо трудиться по-стахановски…

– Придется бабам подождать. Пока на повестке дня у меня стоит дело Надежды.

– Ну, хоть что-то у тебя стоит!..

– Степа, надоел мне твой пошлый и плоский юмор. Зря я тебе позвонил. Лучше поеду один.

– Куда это ты намылился, псих заглюканный?

– Я договорился с Надеждой…

– О, горе мне! Он договорился!!!

– …Что поеду знакомиться с ее будущим мужем.

– Погоди. – Тон Гремлина стал озадаченным. – Ты мне совсем башку-то не отциклевывай! Мужа ведь змея типа укусила. Типа помер он.

– Как оказалось, все еще жив, здравствует, змеей не укушен и только собирается жениться на Надежде. Фантастика, да?

– Слу-ушай! Я понял, почему тебя это так цепляет! И не в смысле фантастики! Какой-то афро, можно сказать, недавно спустившийся с дерева выходец из полудикого племени, едва научившись прикрывать свое хозяйство пальмовыми листьями, отнимает у тебя, интеллектуала, регулярно меняющего трусы с носками, девушку твоей мечты, хоть эта девушка на самом деле не девушка…

– Степан!

– …А галлюцинация пролонгированного действия. Так или иначе я понимаю твою обиду, Кешаня. Мы никому не позволим экспортировать наших девушек И даже наши галлюцинации!

– Степан, прекрати.

– Между прочим, это ты мне позвонил.

– И горько раскаиваюсь в том.

– Неужели? Ладно, колись, когда наносишь официальный и почти дружественный визит африканскому жениху?

– Завтра, в три часа. Надежда заедет за мной.

– А ты предупредил девушку, что будешь не один? Что с тобой рядом всегда присутствует твой боевой товарищ, опытный боец и крутой специалист с почти энциклопедическим образованием?

– Естественно.

– Хм. А если бы я отказался?

– Ты же не отказался.

– А если?… Совсем ты меня не знаешь, Кешаня!

– Степа, – чересчур серьезным тоном произнес Викентий, – это и к лучшему. Узнай я тебя поближе – вдруг и ты окажешься галлюцинацией?! Я бы этого не перенес.

Степан довольно заржал.

– Ладно, бывай, маг-ясновидец. До завтра.

– Да, пока… Слышь, Гремлин…

– Ну?

– Тебе когда-нибудь снился один и тот же сон? Причем несколько ночей подряд?

– Бывало. Давно еще, когда задолжал большие бабки одному серьезному пацану. Мне раз пять точно снилось, что этот пацан мои гениталии в ведерке с раствором бетонирует и таким макаром отправляет меня плыть по Москве-реке. Просыпался в холодном поту и со слезами на глазах, ты не поверишь!

– Почему же, – усмехнулся дипломированный маг. – Кажется, теперь я всему начинаю верить.

Он положил трубку и, вспомнив об оставленных в ванной бриллиантах, решил проверить – чистоты эксперимента ради, – целы ли они.

Бриллиантов на полочке не оказалось. Вместо них рядом с корявой мочалкой лежала, свернувшись уютным колечком, некрупная змея. Викентий хотел было заорать, но, присмотревшись, понял, что змея неживая. Из золота.

– Спокойно, – сказал сам себе Викентий. – Это пройдет. А душ я приму завтра с утра пораньше. И очень надеюсь, что никаких змей здесь не будет!

Дипломированный маг принял полторы таблетки диазепама и, поворочавшись на своей тахте, уснул. Ему снилось…

Впрочем, для этой истории не важно, что снилось Викентию Вересаеву накануне первого визита в дом, приобретенный для Надежды ее загадочным возлюбленным. Одно можно сказать совершенно точно: простая баба с огромными грудями и бедрами, широкими, как борта угольной баржи, Викентию не снилась. Как не снились и щи, приготовляемые в десятилитровой кастрюле вышеупомянутой бабой.

* * *

Только тот, кто никогда не бывал в пустыне ночью, считает, что с заходом солнца раскаленные пески становятся мертвыми и неподвижными.

Наоборот.

Ночью в пустыне лучше всего слышен Глас.