Текст книги "ВОЛОГОДСКИЕ КРУЖЕВА"

–Когда я прибыл в часть, Беклемишев уже здесь служил. Я столкнулся с ним по службе первый раз, когда проводилась разработка прошлого объекта, вернее его узла, которая проходила через нашу группу. Мы оформляли техническую документацию, чертежи, инструкции, и надо было составлять документы в соответствии с существующими требованиями. Так я первый раз оказался в его епархии. Меня поразило то, как этот человек ориентируется и разбирается в таком количестве нормативной документации, ГОСТов, ТУ и прочего. Всегда выдержанный, я бы даже сказал сухой и закрытый. У него даже обувь никогда не стучала, когда он шел. Человек без возраста, даже не могу сказать, сколько ему лет. Я об этом даже и не думал. Он очень тщательно смотрел всю разрабатываемую нами документацию на соответствие действующей ЕСКД –единой системы конструкторской документации –пояснил Дима –После его проверок я по началу получал листа три с замечаниями и, чертыхаясь, сидел, рылся в его

огромных шкафах. Меня брала досада: если ты знаешь, что здесь ошибка, исправь ее сам, мы же делаем одно дело. Нет, он заставлял нас самих на это тратить время. Исправлял грамматические ошибки, ставил правильные знаки препинания, переставлял слова в предложениях, указывал на не точности.

После его проверки документ приобретал законченный вид. Только помытарив разработчика, он подписывал документ, его подпись была последней на документе перед утверждением. Потом я понял, что он учил нас правильно работать над составлением документов. Он смотрел только конечные документы, черновики и промежуточные документы он не проверял. В неслужебной обстановке я его даже не помню, когда видел. Жил он один, в отпуск всегда куда-то уезжал. Возвращался загорелый, наверное, был на море. Вот и все, что я могу о нем рассказать. Могу только добавить, что дверь в кабинет, где он находится, всегда закрыта. После стука, через некоторое время он открывает. Да, говорили, он любит театр и оперу, и поэтому бывает в городе на всех спектаклях местного театра и на гастролях артистов из Москвы и других городов. У нас часто устраиваются такие коллективные поездки на автобусе, он их неизменный участник.

–А почему Жень Шень? -спросил генерал.

–Его зовут Евгений Шенсутдинович Беклемишев, выговаривать не просто. В этом есть что-то восточное. Отсюда и пошла его кличка. Хотя вид у него совершенно русский – пояснил Дима.

Жень Шень тихо исчез из части и вместо него уже через неделю сидел другой более приветливый офицер, который на все вопросы о старом хозяине этого царства нормативных документов всем отвечал одно и то же

–Не могу знать!

Конечно, ни он, никто другой в части не могли знать, что дед Беклемишева служил управляющим в большом Крымском имении знатного Петербуржского сановника, который так ни разу за всю свою жизнь в этом имении и не был. Он любил летние отпуска проводить на водах в Баден Бадене. Его молодая жена Ирен не жаловала немцев и проводила лето в имении под Москвой, а заканчивала сезоны в Крыму, потому что очень любила крымский виноград. Большой красивый дворец стоял на берегу моря. В правом его крыле жил управляющий со своим семейством: престарелой матерью, женой Натальей и маленькой дочкой. Жизнь их протекала достаточно однообразно, кроме тех дней, когда там отдыхала молодая хозяйка.

Тогда развлечениям не было конца. Артисты выписывались из Киева, Москвы и Петербурга. Специалисты по фейерверкам устраивали огненные представления, особенно красивые над морем темными крымскими ночами. Красавец управляющей целыми днями не выходил из покоев своей госпожи. Что греха таить, ночами тоже. Жена его тихо все терпела. Взял он ее из знатного, но давно разорившегося рода, без приданного, за одну фамилию. И была у супругов двойная фамилия. Со временем, управляющий стал представляться только известной фамилией своей супруги, и дочке, родившейся у них на пятом году совместной жизни, дали эту фамилию старинного рода. В отсутствии Ирэн жизнь протекала тихо и однообразно. Так могло бы тянуться десятилетиями, но грянула в России сначала Февральская, а потом Октябрьская революции. Богатого сановника растерзала толпа пьяных матросов, когда он возвращался вечером в карете домой. На улицах Петербурга творился полный беспредел: убивали людей, грабили магазины и квартиры. Оставаться в городе становилось небезопасно. Состоятельные люди, захватив все ценное, тайными тропами пробирались в Финляндию, Польшу.

Ирен думала, что долго такое безобразие продолжаться не может, и решила перебраться в Крым, в свое имение, которое она так любила. Вместе со своей преданной горничной, одевшись простолюдинками, она пустилась в далекий путь. Им повезло, что в вагоне вместе с ними ехала группа морских офицеров, переодетых простыми матросами. Они пробирались из Кронштадта в Севастополь. Ходили слухи, что Крым большевики захватить не сумеют. Эти офицеры стали их надежными защитниками в путь. С большими трудностями Ирэн добралась до конечной цели своего небезопасного путешествия. Горничную, заболевшую тифом, пришлось оставить на одной из украинских станций.

Имение в Крыму действительно оказалось еще целым, с большим запасом вин и других продуктов в подвалах. Ирен пригласила офицеров – попутчиков остановиться у нее. Но вскоре они, вступив в армию Колчака, уехали. Над Россией бушевала гражданская война. Шла белая стена на красную. Нельзя было точно сказать, кто победит. Но скоро и в Крыму стало неспокойно. Большевики одолели Перекоп, перешли Сиваш. От пристани один за другим отходили пароходы, перегруженные пассажирами, покидавшими Россию. На одном из таких последних пароходов в далекий Константинополь уплыла Ирэн вместе со своим управляющим, где навсегда затерялся их след.

Наталья осталась одна с больной старухой на руках и маленькой дочкой. Из большого дворца они перебрались в маленький неприметный флигель. Сразу после бегства Ирэн с ее мужем Наталья прошлась по всем комнатам дворца и перенесла в маленький флигель все, что казалось ей ценным: столовое серебро, фарфор, старинные книги, картины, и стала жить тихо и неприметно. Похоронив свекровь, она решила покинуть Крым. Жить рядом с дворцом становилось опасно. Участились набеги грабителей, которые не найдя там особых ценностей, выламывали витые бронзовые ручки из дверей, снимали и уносили даже сами двери, взламывали паркет в поисках тайников, жгли массивную мебель, книги.

В подполье флигеля Наталья вырыла нишу, сложила туда часть своего богатства, которое ей было не по силам увезти. Она решила уехать в Киев, чтобы затеряться в большом городе. По дороге их вагон разграбила банда Махно, и Наталья лишилась всего, даже документов. В Киеве она с дочкой остановилась у старых знакомых ее родителей. Узнав ее историю, хозяйка посоветовала Наталье при получении новых документов сменить фамилию.

Так исчезла известная фамилия еще боярского рода из документов Натальи, но не из воспоминаний бывшей дворянки.

После восстановления документов она устроилась работать в одно из бесчисленных учреждений. Переписывала бесконечные бумаги, заведовала архивом. Жила как мышка: тихо и незаметно. Но внешне была красива, походка выдавала дворянскую прежнюю стать. Мужчины поглядывали на старавшуюся быть незаметной сотрудницу. В начале тридцатых годов в их учреждение заявилась комиссия, ревизировать штаты. Проводилась очередная кампания по сокращению численности бесполезных контор и поиск среди сотрудников классовых врагов.

Один из этих членов комиссии сразу приметил Наталью и наметанным глазом увидел в ней классового врага. Он был холост, и этот классовый враг ему сразу понравился. Он вызвал Наталью в кабинет, который выделили комиссии для работы. Беззастенчиво рассматривая хрупкую изящную даже в нелепой одежде женщину, Кондратий Прохоров предложил ей выбор: или она увольняется и становится его сожительницей, или как враг народа отправляется в ЧК, представителем которой он и являлся. Бедной женщине ничего не оставалось, как уволиться со службы.

Теперь с дочкой Машей они жили не в маленькой хатке на окраине Киева, а в огромной квартире одного из больших домов почти на центральной улице. Наталья исправно вела хозяйство. В квартире было всегда чисто, во время был готов вкусный обед, Маша училась в школе. Звезд с неба не хватала, но была прилежной ученицей. Она была такая же тихая, как и мать. Кондратий Прохоров был доволен устроенным бытом, а в отношениях с Натальей его можно было назвать даже ласковым мужчиной. В постели его гражданская жена не лежала бревном, как некоторые попадавшиеся на его длинном жизненном пути женщины. Первый муж многому научил Наталью. Ради своей спокойной жизни, ради жизни дочери она свыклась со всеми своими обязанностями. И только в тихую свободную минуту вспоминала свою девичью жизнь в полтавском имении. Думала и о жизни во дворце в Крыму, пусть не хозяйкой, но и не прислугой. В благодушную минуту предложил Кондратий Наталье официально зарегистрировать их отношения.

Больше всего она любила в памяти перебирать содержимое ее дорогого тайника в подполье флигеля. Мысленно разглаживала свернутые картины, чистила потемневшее серебро, накрывала стол кружевной скатертью. Эти минуты давали ей почти физическое наслаждение. Тайник помогал ей существовать в чуждом ей мире, где она ненавидела все: мужчину, который ложился к ней в постель, орущих людей на рынке, молодых девушек в красных косынках и коротких юбках. Она боготворила только свою дочь. Маша тоже любила мать. Когда она подросла, то поняла, что ее мать – это шкаф, который никогда не открывается, а Маше очень хотелось узнать, что там внутри.

Началась финская война, и Кондратий оказался на фронте в составе особистов. Наталье писем он не писал, поэтому она очень удивилась, получив однажды письмо. В короткой казенной бумаге говорилось, что ее муж Кондратий Савельевич Прохоров погиб, защищая Родину. Плакать Наталья не стала, но черную косынку на свои красивые пышные волосы повязала.

Дочка росла и радовала, и огорчала мать одновременно. Радовало то, что Маша была сметливой девочкой, у которой в руках спорилось всякое дело. Огорчалась тому, что с годами дочь все больше походила на отца– высокого статного красавца, бесследно сгинувшего за границей. На нее стали обращать внимание не только мальчишки-сверстники, но и взрослые мужчины. Дошло дело до того, что ее стали настойчиво приглашать сниматься в кино. Этого Наталья потерпеть не могла.

В разговорах с дочерью всегда приводила один и тот же довод

– Вот закончи школу, тогда лети в любую сторону.

Но окончить школу Маше не удалось. Киев бомбили в первый же день войны. Их дом разбомбили через неделю. Хорошо в это время Наталья с дочерью ходили на рынок. Пришли к разрушенным стенам. Часть квартиры их чудом уцелело. Забрав оттуда все, что было можно, они переехали в Дом культуры одного из заводов, куда временно расселяли людей, пострадавших от бомбежек и пожаров. На этот же завод они обе устроились работать. Мужчины уходили на фронт, их места занимали женщины и дети.

Через неделю началась эвакуация завода на Урал. Эшелон несколько раз бомбили, и только часть завода добралась до маленького городка в Башкирии на Южном Урале. Ставили станки прямо в поле, выбирая ровное место. Наспех сколачивали крышу и стены, подводили электричество и начинали работать. Расселяли прибывших по домам местных жителей. Наталья с дочерью попали на постой к пожилой башкирке Розе, два сына которой уже воевали на фронте. Роза им выделила комнату сыновей с условием, как вернутся сыновья, жилички тут же освободят ее. В доме было чисто, тепло. В сарае кудахтали куры, похрюкивали два поросенка. В огороде росла картошка, которую уже пора была выкапывать. После всех ужасов бомбежек и трудной дороги, эти условия казались женщинам раем. Наталья устроилась работать в заводскую столовую, Маша пошла в цех учеником токаря. Они редко встречались дома, а если выпадали такие минуты, то лежали обнявшись на старом диване. В одну из таких встреч Наталья, взяв с дочери клятву молчания, рассказала историю своей жизни. Маша сразу поняла, что дверцы шкафа начинают приоткрываться.

С тех пор часто в минуты уединения Маша просила мать рассказать о тех годах. Потом представляла себя красавицей, гуляющей по парку на берегу моря или летящей в вихре вальса на балу с блестящим кавалером. Эти мечты и видения захватили ее полностью. На работе в редкие минуты отдыха в цехе ребята могли видеть ее, сидящей в уголке с закрытыми глазами и блуждающей улыбкой на лице. Со стороны казалось, что она видит прекрасный сон.

Шли годы, где-то была кровавая война, а сюда приходили похоронки. Пришла похоронка и на старшего сына Розы. Молча переносила старуха свое горе. Такое горе было почти в каждом доме. Но к концу войны появился в доме младший сын Николай. Живой, но не здоровый. После ранения ноги он стал сильно хромать и его комиссовали. До войны он учился в Уфе в педагогическом институте на географическом факультете. Наталья уже была готова освободить свой комнату, помня уговор с Розой в начале войны. Но Николай воспротивился, сказав, что он дома жить не собирается, а будет восстанавливаться в институте. На заводе объявили, что производство остается в этом городке, а эвакуированные по желанию могут возвращаться в Киев. Наталья подумала, что в Киеве их никто не ждет, и уговорила дочь остаться в этом городке. По-прежнему в сокровенные минуты наедине она рассказывала дочери об их старинном роде, о землях, некогда им принадлежащих, о красоте Крымского парка и Черного моря.

–Поклянись мне, Маша, что если будет у тебя возможность, ты поедешь в те места, найдешь этот флигель. Может быть, тебе посчастливится, и ты откопаешь мои сокровища -заклинала свою дочку мать. Идея клада овладела и молодой, и старой. Это была объединяющая их тайна.

Маша, работая на заводе, закончила вечернюю среднюю школу и решила поступать в институт. В Уфе Маша не знала никого, кроме Николая. Они сняли угол и стали жить вместе. Николай       закончил институт и работал учителем географии в школе, Маша продолжала учиться в технологическом институте. На последнем курсе учебы у них родился мальчик, которого назвали Женей. Николай по паспорту имел сложное башкирское имя Шенсутдин. Так и стал маленький Женя Евгением Шенсутдиновичем Беклемишевым. Маша отвезла сына бабушке, а сама заканчивала учебу. Николай часто болел, кроме хромоты у него было простреленное легкое. От воспаления легких ранней весной Николай скончался, вскоре вслед за ним умерла и Роза. Их дом перешел к Наталье. Маша после окончания института приехала к матери и поступила на завод в технологическое бюро.

Жизнь в домике на окраине протекала тихо и мирно. Подрастающий Женя видел, что их уклад жизни отличается от жизни его товарищей. Он никогда не ходил в детский садик, знал много стихов, рано научился читать. Стол бабушка Наташа всегда красиво накрывала, даже если ели одну картошку с крупной солью. За столом сидели молча, разговаривали после того, как выпивали чай. Бабушка Наташа и мама часто говорили о непонятных Жене вещах. На все вопросы любопытного мальчика взрослые ему отвечали:

–Подрастешь, тогда все узнаешь.

Дети в школе дразнили его маменькиным сынком.

–Почему меня зовут маменькиным сынком?-спрашивал Женя у матери.

–Потому, что я и бабушка тебя очень сильно любим – отвечала ему Маша.

–А других ребят их мамы не любят?-удивился мальчик.

–Конечно, все мамы любят своих детей. Но мы любим тебя сильнее – Маша целовала сына и нежно гладила по аккуратной голове.

Бабушка во внуке души не чаяла. По мере того, как он рос, стало видно, что он похож на нее: мелкие черты лица, узкая кость. Даже башкирские гены не чувствовались, разве только волосы были темными.

Когда Наталья умирала, она попросила дочь написать на могиле ее девичью фамилию.

–Мама, когда будет возможность это сделать, я обязательно исполню твою просьбу -сдерживая слезы, отвечала Маша.

Жене исполнилось шестнадцать лет, когда не стало бабушки Натальи. В один из вечеров Маша позвала Женю, посадила его рядом и взяла с него клятву молчания, как когда-то это сделала ее мать.

–Евгений– начала Маша строго-то, что я тебе сейчас расскажу, должно остаться тайной. Никому и никогда этого не говори, но помни всегда. Это наша родовая тайна.

Впечатлительный юноша заболел тайной клада, историей       старинного рода, дворцовыми переворотами. Он увлекся исторической литературой, искал старинные карты России. Но неожиданно для всех после окончания средней школы он поступил в военное техническое училище, окончив его, очутился в той же воинской части, что и Серебров, но несколькими годами раньше.

Жил он очень уединенно, и место рабочее на службе ему тоже досталось уединенное. В отношениях с товарищами по службе отличался дружелюбием, со всеми был ровен, сдержан, дружеских и любовных связей не заводил. К нему быстро приклеилась кличка Жень Шень, иногда добавляли эпитет –сухой. Писем он никому не писал и не от кого не получал. В отпуск каждый год ездил на море в Крым, иногда в Полтаву.

В Крыму он останавливался в хорошей гостинице рядом с известным дворцом с прекрасным парком. Ходил на море, плавал, загорал, но чаще всего гулял по парку восстановленного дворца, заходил в сам дворец. Дворец и парк тщательно восстановили по старым сохранившимся документам. Последний управляющий каждый год подробно описывал его владельцу парк, расположение клумб, скамеек, новых беседок, а также все изменения, происходящие в убранстве комнат. Хотя владелец и не приезжал в свой дворец, но он был очень честолюбив и хотел, чтобы о его дворце ходили в Санкт-Петербурге легенды.

Евгений ходил за экскурсоводом, слушал немудреный рассказ и думал, сколько бы он мог добавить в это повествование о жизни во дворце, особенно в начале двадцатого века. А вот флигеля он не нашел. Он не сохранился, а восстанавливать его было незачем. В ресторане он заказывал дорогие блюда, из его номера часто выходили красивые женщины.

Однажды, когда он сидел на скамье, любимой скамье его бабушки, к нему подошел солидный мужчина средних лет и попросил разрешения присесть рядом.

–Какой отсюда прекрасный вид на море!-попробовал он начать разговор.– Я часто вижу вас в этом парке. Мне тоже очень нравится это место.

Евгению захотелось поддержать разговор и поделиться с незнакомцем своими мыслями:

–Да, здесь прекрасно. На этом месте вот уже более ста лет всегда стоит скамья. Раньше она была литая чугунная с деревянными лаковыми узорными дощечками, которые меняли каждую весну. Те, кто жили в этом прекрасном дворце, любили здесь сидеть, смотреть на море, чаек, рыбацкие лодочки и мечтать о любви, о счастье, о дальних странах-не удержался Евгений.

–Вы знали этих людей? – удивившись, спросил незнакомец.

Помолчав, Евгений ответил:

–Нет, я не знал этих людей, но в этом месте ко мне приходят такие мысли.

– Я живу в Ленинграде – продолжил разговор незнакомец – в коммунальной квартире на Литейном проспекте. В ней жила еще моя бабушка. Вот она-то и водила меня по Невскому проспекту и рассказывала в каком доме кто жил. Их семья занимала целый этаж в собственном доходном доме недалеко от Московского вокзала. Показывала Смольный институт, который окончила прямо перед революцией. После революции вся их семья тайком перебралась в Финляндию, а потом во Францию, а она осталась: очень любила одного человека, а он оказался большевиком. Он не женился на ней, боясь ее прошлого, а когда узнал, что она беременна, совсем ее бросил. Я иногда хожу по Невскому, мимо нашего дома и думаю, что сейчас было, если бы не семнадцатый год.

–Я вас понимаю -ответил ему Евгений.

Незнакомец задел тайные струны его души, спрятанные глубоко-глубоко. Вдруг он услышал свои мысли из уст незнакомого ему человека. И его, что называется, прорвало.

–Вот и я сижу на этой скамейке и думаю, что сейчас было, если бы не семнадцатый год. На этой скамейке любила сидеть моя бабушка. Это она рассказывала мне долгими зимними вечерами про этот дворец, парк, море. Я думал, что она рассказывает мне красивые сказки, а она так приоткрывала свою жизнь. Нет, она не была владелицей дворца. Она была женой управляющего, но происходила из древнего боярского рода. Никому в этой жизни зла не делала, но ее заставили прожить такую жизнь, что она даже во сне боялась произнести свою девичью фамилию.

В этот вечер в ресторане они сидели за одним столиком. К концу своего отпуска Евгений был согласен на все, что предлагал ему новый знакомый. От него требовалось не много: копии некоторых документов, которые он проверял в обмен на деньги. Это была небольшая расплата за то, что свершилось с их дедами в этой стране. В обмен на прекрасную богатую жизнь в стране, где его оценят по заслугам.

Но в мыслях своих он собирался вредить даже не Родине, а злому волшебнику, который околдовал прекрасную принцессу. Был в части человек, которого он тайно ненавидел больше всех. Это был Серебров. Того любили все, начиная от рядовых солдат и кончая высоким начальствам. У него всегда были романы с самыми красивыми женщинами городка. На него сваливали самые безнадежные задачи, и он всегда находил путь из любого завала. Либо с блеском решал задачу, либо с блеском доказывал, что решения не существует. Евгения он просто не замечал, как будто того и не существовало.

А тут еще с Евгением случилось такое, о чем молодежь говорит – снесло голову. Не приходилось ему раньше влюбляться. В девушках он прежде всего видел то, что ему не нравилось. Он смотрел на них, как покупатель на товар на базаре. Это-толста, та –глупа, у этой –все лицо в веснушках, у той– ноги кривые. Для каждой, встречающейся на его пути находил отрицательный эпитет, до положительных уже и дело не доходило. Честно сказать, и девушки его особо не любили.

Два года назад он пришел в Дом офицеров на встречу Нового года. Никогда не ходил на подобные мероприятия, и сейчас не хотел идти. Но поступил приказ – явиться всем обязательно, и он пошел, правда, немного опоздал. Когда он зашел в клуб, в фойе было уже пусто, через двери из зала доносилась музыка и веселые голоса. Надо было спуститься вниз в гардероб раздеться. Навстречу ему по лестнице поднималась молодая девушка. Раньше он ее не встречал, а сейчас увидел сразу всю, и как будто не глазами, а сердцем. Высокая, стройная, с красивой прической, совершенно отрешенная от этой суеты, она прошла мимо, не обратив на него никакого внимания, оставив только аромат необыкновенных духов. Евгений решил, что это новая актриса из областного театра и уже приготовился увидеть ее снова на сцене. Следом ему попался бегущий наверх Серебров.

–Привет, Жень Шень! С Новым годом! – крикнул он Евгению на бегу– мою жену сейчас здесь не видел?

–Ты уже успел жениться?– ответил Евгений, как ему казалось с иронией.

Сердце его сжалось. Неужели эта прекрасная девушка – жена человека, которого он так ненавидел?!

Весь вечер в зале он садился или стоял так, чтобы всегда ему была видна Катя. Он даже набрался смелости, подошел к их столику с фужером шампанского и предложил выпить за успехи в Новом году. Но Катя не пила, а разговора не получилось, потому что Серебровых пригласил за свой столик генерал. Они ушли, а аромат ее духов остался около Евгения. С тех пор Катя стала дамой его сердца. В своих мечтах он преподносил ей цветы, дарил дорогие подарки. Перед сном он обнимал и целовал ее в своих мыслях. И теперь, соглашаясь на передачу секретных данных, он наносил смертельный удар злому рыцарю и освобождал свою прекрасную даму.

В одну из встреч Борис Борисович, так звали нового знакомого Евгения, передал ему микрофотоаппарат и рассказал, как он работает. Договорились, что встречаться они будут в областном театре. Поездки Евгения в театр никого не удивят, ведь он был завзятый театрал. В антракте среди гуляющей в фойе толпе зрителей можно было спокойно передавать любую информацию. Евгений стал регулярно передавать проверяемые им документы по проекту, который вел Серебров. Ему не надо было никуда ходить, ничего искать: документы приносились ему в кабинет и оставались на сутки в его распоряжении.

Как только обнаружилась утечка информации, все специалисты в той или иной мере задействованные в разработке стали проверяться. Доступ к полному комплекту чертежей и документов был только у группы Сереброва и у Евгения. Чтобы проверить людей окончательно, была задумана операция с ошибкой и с внесением исправлений в документацию. Об этой операции знал узкий круг людей. Евгений, получив на проверку изменения, тут же решил, что это будет интересно его новому другу. К нему в кабинет зашли, когда он делал снимок последнего листа. Фотоаппарат еще лежал на столе, и отпираться было бессмысленно. Дальнейшей судьбой этого человека никто в части не интересовался.

Капитан Серебров, как и обещал, после краткосрочного отпуска с утроенной энергией взялся за дело. Когда генерал спросил про суть его первоначальной ошибки, тот ответил

–Не обижайтесь, товарищ генерал, я вам объясню на простом примере. Вы решаете задачу, и у вас все верно решено. В конце последнее действие: два умножить на три. Ответ, конечно, шесть. Но когда вы собираетесь уже его писать, вас отвлекают надолго, и вам задают уже другую задачу. Но первую задачу надо доделать, и вы быстренько заглядываете в последнюю строку, из-за невнимательности или спешки видите «два плюс три», и с легкой душой пишете ответ -пять. При совершенно верном решении, ошибка в самой последней цифре. И этот неверный ответ перенесся на следующий этап расчета. Ведь я был уверен, что первый этап рассчитан совершенно верно. Эта дурацкая ошибка не давала нам выйти на нужные параметры. Кроме этого, я еще попутно придумал, как при меньших габаритах увеличить технические показатели главного узла.

–Расскажи опять на каком-нибудь примере, как в народе говорят на пальцах -попросил его генерал.

– Мы ходили с женой в кино. Там в журнале перед фильмом показывали, как плетут на коклюшках вологодские кружева. Это так интересно. Правда руки у них быстро мелькают, но я сразу понял, что и у меня в схеме я могу попробовать изобразить некие вологодские кружева. Потом дня три сидел, извел кучу деталей. Бросил эту идею. Но через неделю до меня дошло, что не плетут кружевной воротничок на платье. Его плетут на подушечке с помощью коклюшек, да еще иголочками закрепляют. А потом уже готовый пришивают на платье. И когда я это вспомнил, я все сделал –увлеченно, жестикулируя руками, Дима объяснял генералу свою идею -Сейчас проведем испытания и официально узаконим все в схемах. Товарищ генерал, надо обязательно подать заявку на предполагаемое изобретение. Я, конечно, еще проверю, но такого я никогда не видел и нигде не читал.

–Хорошо, хорошо, Дима. Как отец?– поинтересовался генерал.

–Я его давно не видел. Но по телефону мама сказала, что он начинает оживать. Скоро на работу пойдет, кончаются его отпуска.

– Да, вот ведь какие кружева у нас в части заплелись. И твоему отцу коклюшкой по голове досталось! Дело еще до конца не доведено. Тебя еще будут вызывать, я уже объяснения давал. Похоже, что этот сверчок не так давно начал свое поганое дело. Теперь надо выяснить, почему из всех проектов он только твой решил передать. Плохо, если нам эту перспективную разработку закроют как рассекреченную. О своих вологодских кружевах пока молчи и нигде их не фиксируй. Если этот проект закроют, в другом пригодятся твои кружева. А пока проводите испытания и с окончанием работы не спешите, но и не медлите. Будем ждать решение начальства. Просто так это дело не кончится.

Последние студенческие каникулы проходили у Кати в доме родителей Димы просто замечательно. От желающих позаниматься с сыном не было отбоя. Главным нянем стал свекор. Петр Алексеевич самозабвенно занимался внуком в последние дни своего длинного отпуска. Он показывал внуку кур, гусей, телят, коров. Вместе с Сашей мяукал, кукарекал и мычал. Внук начинал ходить, часто падал, сильные руки дедушки всегда были рядом. Но стоило появиться Кате, как сын тут же полз или шел нетвердыми шагами в ее сторону. Катя брала его на руки, и Саша сосредоточенно начинал расстегивать пуговички ее платья.

За обедом он уже сидел со всеми вместе на своем высоком стульчике и ложкой или ручкой пытался есть суп или пюре, любую другую пищу, но свою трапезу он обычно заканчивал маминым молоком. Конечно, первое слово его было мама. А вторым, к великой радости свекора, было слово « де». Третьим словом, уже к радости свекрови, было слово «чи». Внук очень любил, когда ему читали детские книги с картинками. Водил пальчиком по картинкам, останавливался на предметах и длинным звуком «ы-ы-ы-ы» просил назвать этот предмет или животное. Он научился забавно мяукать как кошка и пищать как мышка.

По вечерам в доме не включали телевизор, а занимались исключительно внуком или правнуком. Каждый вечер приходили, управившись со своим хозяйством, прабабушки и прадедушки.

В один из таких вечеров Петр Алексеевич обратился к снохе:

–Катя, что мы зря время проводим. Давай я тебя буду учить водить машину. Образование ты получаешь техническое, у тебя все должно получиться. Днем будешь учить правила дорожного движения, а по вечерам будем с тобой ездить по полям.

–Что вы, папа! Я не смогу –замахала руками Катя.

–Отлично ты, дедушка, придумал– обрадовалась свекровь.

Она видела, как ожил после долгого сидения дома без дела ее муж с приездом внука и снохи и каждое новое дело Петра Алексеевича старалась поддержать.

– Вот прямо сейчас и езжайте -предложила Галина Семеновна– Еще светло. Бензин в машине есть?

–Есть немного -неуверенно ответил свекор – Давно я не садился за руль.

–Вот и езжайте на заправку, а то уедете в поле учиться, а бензин там кончится – провожала их свекровь. Ей очень хотелось остаться одной с внуком, потискать его, поцеловать. Ей даже было немного обидно, что внук бегает за дедушкой, а не за бабушкой.

Катя оказалась толковой ученицей по теории. Быстро запомнила все знаки дорожного движения, основные узлы двигателя и машины, с практикой было хуже. Она боялась перепутать педали газ и тормоз, съехать на обочину дороги. Она боялась самой машины и немного самого учителя. Но Петр Алексеевич был терпеливым учителем, спокойно объяснял, повторял, несколько раз показывал одни и те же приемы. Хвалил Катю за малейшие продвижения на нелегком пути учения вождения машины.

–Катюша, не волнуйся. Ты будешь хорошим водителем. У тебя все получится-поддерживал ее свекор– А вот Галину я так и не смог научить водить машину. Все время путала левое с правым.