Текст книги "Я вернулась, Господи! (сборник)"

Шел и в который раз клялся себе не ходить больше к Ирочке, которая вновь выбросила его, как ненужную половую тряпку. Ведь вокруг столько привлекательных хороших женщин, и некоторым он даже нравился. Например, Ольга Георгиевна – их лаборантка – давно уже смотрела на Костика призывным взглядом, стараясь ненароком дотронуться до него, а как только он поднимал голову от стола, тут же звала, манерно растягивая слова:

– Ко-о-нстантин Сергеевич, хотите чаю?

Костик тут же вставал и уходил в коридор, и, хотя это было похоже на бегство, поделать с собой он ничего не мог. Перед глазами все время была Ирочка.

Глава 3

Суббота началась для Ирочки тошнотой, головными болями и такой слабостью, что встала с постели она с большим трудом, и то только потому, что ужасно хотелось пить.

Напилась прямо из-под крана, плеснула несколько раз себе в лицо холодной водой, потом сунула руку за шкаф, нащупав там заветную бутылочку. Выпить хотелось ужасно.

Она уже ставила на стол сковородку с холодной вчерашней рыбой, когда зазвонил телефон.

– Ирина, как дела? – зазвенел в висках голос матери.

Ирочке пришлось настроиться на доброжелательную волну и, чтобы мать не догадалась о вчерашнем, рассказать ей и о Павле Григорьевиче, и о новой работе, добавив как веский аргумент, что это одобряет Костик.

Мама обрадовалась, тут же надавала Ирочке кучу советов. И как вести себя в новом коллективе, как одеваться, с кем дружить. Ирочка с тоской поглядывала на стол, с нетерпением ожидая конца разговора.

Наконец мама, прощаясь, сказала:

– Ты бы пришла завтра к нам. Отец рад будет, а я пирог испеку, твой любимый, с корицей.

– Хорошо, мамуль, я перезвоню.

С похмелья Ирочку потряхивало, и она едва дождалась конца разговора. Вздохнув с облегчением, когда мама повесила трубку, Ирочка плеснула в рюмку спасительную жидкость. Выпила, поковыряла вилкой рыбу. Немного посидела, потом налила еще. После второй почувствовала себя лучше. Переоделась в старый спортивный костюм, пропылесосила ковер в гостиной, вымыла плитку в ванной, приготовила нехитрый обед и уселась с книжкой перед телевизором.

Однако совсем не читалось, буквы сливались в темную массу, и какая-то мысль, ухватить которую за кончик Ирине так и не удавалось, сверлила мозг. Мысль эта вызывала беспокойство, тревожила душу, и Ирочке поскорее хотелось от нее избавиться. Озноб пробежал по телу, и Ирочка прошла в спальню за пледом. Бумажная иконка тут же попалась ей на глаза. Бог смотрел на нее, как и в тот раз, внимательно и печально, и мысль, которая совсем недавно убегала от Ирочки, вдруг оформилась в ясное понимание абсурдности и неприемлемости ее поведения.

– Пить нельзя. Это плохо закончится, – повторила Ирина вслух то, что сидело у нее в голове. Порыв ветра, ворвавшись в открытую форточку, зашевелил шторы, заиграв солнечными бликами по стенам. Образ Спасителя посветлел, словно одобряя вывод, сделанный женщиной.

Неожиданно разозлившись, Ирочка сдернула с кровати плед. От резкого движения воздуха иконка упала ликом вниз.

– Вот и пусть, – желчно выкрикнула Ирочка и выскочила из спальни.

Она пододвинула к дивану журнальный столик с закуской, время от времени наливая себе по чуть-чуть. Много нельзя. Завтра воскресенье, а в понедельник на работу, и выглядеть надо соответственно. А если перебрать, за день можно и не выходиться, и тогда лицо сразу же выдаст тебя. Об иконке, так и оставшейся лежать на полке, она старалась не думать, заглушая мысли громкой музыкой или очередной рюмкой водки.

Ближе к вечеру позвонил Костик.

– Как ты? – осторожно спросил он.

– А ты? – разозлилась Ирочка.

Костик долго молчал, сопел в трубку, наверное, соображая, обидеться ему или нет. Потом, видимо, решил, что не стоит.

– Ты знаешь, мне тут приятель предложил два билета на «Щелкунчика», на завтра. Пойдем?

Ирочка завизжала от восторга. Театр она обожала, а эта постановка была одной из ее любимых.

С сожалением посмотрев на оставшуюся водку, она решительно убрала бутылку за шкаф. Нельзя. Иначе лицо завтра не «сделаешь».

Все воскресенье пролетело в хлопотах. Ароматическая ванна – раз. Ирочка нежилась в ней, пока вода не стала остывать, а тело, казалось, приобрело невесомость. Маникюр – два. Конечно же, лак не должен быть очень ярким, но обязательно гармонировать с платьем. А вот платье-то как раз Ирочка и не выбрала.

Она долго перебирала одежду в шкафу. Многие модели устарели, в некоторые Ирочка уже не влезала. С возрастом в теле появилась дородность, что, впрочем, ее вовсе не портило, а напротив, прибавляло обаятельности.

Ирочка остановилась на черной классической юбке и серебристой блузке. Она купила ее к первому сентября. Надела только один раз – впрочем, и некуда было. Конечно, можно было и не покупать такую дорогую вещь. Вполне можно было обойтись, да и стоила блузка дороговато. Но Ирочке она безумно понравилась. Романтический воротник с маленькими рюшами, множество перламутровых пуговичек, широкий рукав, отделанный атласной лентой в тон. А сегодня как раз такой случай, когда можно покрасоваться в обновке. Она добавила к своему наряду нитку жемчуга и, когда посмотрелась в зеркало, даже зажмурилась. Ну просто чудо как хороша.

Теперь туфли – и она готова. Но, взглянув на часы, Ирочка вздохнула: до начала спектакля оставалось еще достаточно времени.

Ой, а прическа?! Ирине пришлось провозиться больше двух часов, не зная, как лучше уложить волосы. В конце концов она зачесала их, как всегда, наверх, немного завив концы и сбрызнув лаком.

Ирочка еще крутилась перед зеркалом, когда пришел Костик. Она тут же скривила рот: ну конечно, не нашел ничего лучшего, как нарядиться в папин костюм, а рубашка и вовсе не выдерживала никакой критики, и если она не принадлежала Костиному прадеду, то деду точно.

– Послушай, – Ирочка была безжалостна, – он что, ходил в ней на баррикады?

– Кто? – не понял Костик.

– Рубашку ты мог надеть поприличней, – махнула рукой Ирочка, – это же каменный век какой-то. А галстук?! Ты что, одолжил его в историческом музее?

– Между прочим, это моя любимая рубашка, – обиженно засопел Костик, – и…

– Ладно, ладно, – примирительно проворчала Ирина, – только галстук придется снять. Ну, право же, без него лучше.

Костик, обреченно вздохнув, сунул его в карман.

В фойе театра Ирина долго рассматривала развешанные на стенах картины и фотографии, не обращая внимания на публику, и даже Костин несуразный вид перестал раздражать ее.

Не дожидаясь третьего звонка, они прошли в зал, и Ирочка окунулась в волшебный мир театра, ибо все театры мира имеют своеобразные звуки и запахи, которые очаровывают настоящего ценителя искусств и уносят его в сказочную страну грез.

Ирочка не замечала ни влюбленных взглядов Костика, ни его робких прикосновений, – она была вся там, в том мире, который притягивал ее и не отпустил до самого конца спектакля. Они еще долго сидели в креслах, хлопали, кричали «браво», и Ирочке так не хотелось покидать этот волшебный мир и брести по слякоти в холодную одинокую квартиру. По пути домой они с Костиком почти не разговаривали, заново переживая удивительную игру актеров.

Глава 4

Всю неделю Ирочка пребывала в каком-то возвышенном состоянии. Буквально летала, а не ходила по школе. Каждый ее урок – как маленький спектакль. Она декламировала «Незнакомку» Блока с таким чувством, что ученики замирали в изумлении, открывая в Ирине Васильевне новые стороны ее характера. Коллеги также по достоинству оценили ее невероятно тонкое чувство юмора, которое раньше не замечали, скорее всего, из-за Ирочкиного немного замкнутого характера. Окружающие удивлялись искрящимся глазам, немного смущенной улыбке, легкой изящной походке.

– Уж не влюбились ли вы, дорогая Ирина Васильевна? – наконец не выдержала завуч школы Анна Степановна.

– Да, – просто ответила Ирочка, – я влюбилась в жизнь.

И это была правда. Поверив, что новая работа принесет ей изменения в личной жизни, Ирочка захотела в один миг избавиться от прошлого, самой вмешаться в свою судьбу и сделаться счастливой.

Уроки закончились, Ирина вышла на улицу. Ей вдруг захотелось что-то изменить в своем облике. Заметив на другой стороне улицы парикмахерскую, она зашла туда. Молодой мастер долго колдовал над ее волосами, как-то по-особому укладывал локоны, сделал ей немыслимую челку – неровную и щипаную. Но, как ни странно, и челка, и новая прическа удивительно шли Ирочке. Глядя на себя в зеркало, она увидела совершенно незнакомую женщину: яркие глаза, высокие скулы, большой, красиво очерченный рот – какая-то завораживающая красота. На Ирочкином лице отразилось ее внутреннее состояние, ожидание перемен, чего-то нового и неизведанного. Из просто привлекательной женщины Ирочка превратилась в красавицу. Она была удивлена и обрадована этим.

Выйдя из парикмахерской, она долго и бесцельно бродила по улицам, чувствуя на себе заинтересованные, призывные взгляды мужчин. От переполнявших ее чувств Ирочке захотелось петь, бежать вприпрыжку, как в детстве размахивая руками, ступать по лужам так, чтобы брызги летели во все стороны, жевать пирожок, и обязательно, чтобы повидло вылезало совсем с другой стороны, а Ирочка слизывала бы его языком, закрыв от удовольствия глаза.

Совсем неожиданно она набрела на стихийную ярмарку картин. Здесь же, укрепив мольберты, сидели бородатые, длинноволосые художники. В детстве она часто задумывалась: почему художники носят бороды, может быть, там заключена сила их таланта?

Ирочка остановилась посмотреть. Художник уверенно наносил краски на холст, и вот уже на нем проступил край серого хмурого неба, кусочек мостовой. Большой корявый тополь тянул свои черные оголенные ветки к небу. Ирочке вдруг нестерпимо захотелось взять в руки кисти. Боже, как давно она не делала этого. Развернувшись, она заторопилась домой. Едва раздевшись, Ирочка нашла на антресолях свой старенький мольберт, набор кистей, краски. Отыскался и кусок холста. Она писала свою картину до темноты, пока не устала. С непривычки заболели глаза, да и рука стала подрагивать. Ирина удовлетворенно осмотрела свою работу, закрыла холст куском темной ткани, решив, что обязательно допишет картину в ближайшие дни.

Пятницу она ждала с нетерпением. В этом ожидании сосредоточились все ее надежды на будущее счастье. Уверенность, что с новой работой придет к ней обновление всего: ее жизни, ее внутреннего мира, ее знакомых, – крепла с каждым днем.

Когда она приехала в районо, Павел Григорьевич сам провел ее в отдел кадров для оформления необходимых документов, затем любезно познакомил с сотрудниками.

– Вот ваш стол, Ирина Васильевна, – Павел Григорьевич указал на стол в углу комнаты, – я думаю, вам здесь будет удобно. Ну а в курс дела вас введет Валентина Игоревна. Как что в понедельник милости просим.

Он галантно поцеловал Ирочке руку, ласково улыбнулся, отчего сердце у нее сладко заныло. Ей стало жарко, а ноги сразу ослабели, и Ирочке показалось, что она не сможет сделать ни одного шага.

Опершись на спинку стула, она улыбнулась в ответ, затем решительно шагнула за порог и почти бегом полетела к автобусной остановке. Быстрее домой, чтобы одной в тишине все обдумать, помечтать, забившись в уголок дивана.

Как и обещала, в субботний день она решила навестить родителей. Мама обрадовалась, чмокнула Ирочку в щеку и тут же ушла хлопотать на кухню. Отец стал расспрашивать Ирочку о школе, о новой должности.

– Ты не ошибаешься, доченька, что меняешь место работы? Ведь в школе у тебя так хорошо получалось, а здесь еще неизвестно, как все будет.

– Ну что ты, папуль, – Ирина улыбнулась отцу широко и открыто. – Школу я уже переросла, а здесь и перспектива развития, ну и вообще, новые люди, новые знакомства. Да и возможности совсем другие.

– Кебе виднее, дочка, – отец, как в детстве, взлохматил ей волосы, потом притянул к себе. – Только знай: мы всегда с тобой. Надо – и поможем, и поддержим. А главное, ты должна помнить: мы тебя очень любим. – Голос у отца подозрительно задрожал, он отвернулся к окну, но Ирочка успела заметить заблестевшие от слез глаза.

Ирочкины родители поженились очень рано, еще на первом курсе института. Оба учились в технологическом, только на разных факультетах. Встретились как-то раз на институтском вечере и больше уже не расставались.

Отец души не чаял в маме, и когда она забеременела, папа был буквально ослеплен счастьем. Он без конца целовал свою Оленьку, носил на руках по комнате. Каждое утро, просыпаясь, бежал на кухню, готовил своей любимой завтрак, стараясь каждый раз побаловать ее чем-нибудь вкусненьким. Молодые жили у родителей мужа, и его мама всякий раз удивленно качала головой, когда Васенька возвращался вечером с неизменным букетом цветов.

Врачи предупреждали слишком юную маму о возможных последствиях. Вася ни о чем не хотел слушать.

– Все будет хорошо, Оленька. Ты, главное, не волнуйся.

Оленька, смущаясь и радуясь одновременно, сияя от счастья глазами, прижималась к плечу мужа, ощущая, как его сила и уверенность передаются ей.

Рожала она тяжело. Ирочка оказалась слишком крупным ребенком, и измученная Ольга смогла произвести ее на свет только через трое суток. Но, несмотря на пережитые волнение, боль, страх за жизнь ребенка и матери, оба родителя были счастливы.

Ольга, прижимая Ирочку к груди, плакала радостными слезами, без конца целовала ее в сморщенный носик, бесцветные бровки, пухлые щеки. Замирая от счастья, гладила Ирочку по редким белесым волосикам, ощупывала через пеленки крохотные ручки и ножки. Папа тоже пребывал в эйфории. Он скупал игрушки, детскую одежду, каждую свободную минуту бежал к дочери, чтобы понянчить ее и поиграть с ней.

Любовь к дочери и друг к другу они пронесли через всю жизнь. После тяжелой болезни Ольга больше не могла иметь детей. Ирочка оставалась для них как свет в окошке. Сейчас, уже будучи немолодыми людьми, Ирочкины родители продолжали любить друг друга трепетно и нежно. А визиты дочери приносили немало радости в их неспешную, размеренную жизнь.

Ирина пообедала с родителями, отведала маминого фирменного пирога и заспешила домой. Мама не хотела отпускать, уговаривала задержаться.

– На ужин пельмени будем стряпать. Помнишь, как раньше? Ты на маленьком стульчике и до стола едва дотягивалась, а все равно норовила мне помочь. Перепачкаешься, бывало, в муке с ног до головы, но так ликовала, сделав свой пельмешек, что мы и не думали тебе запрещать такую помощь, – мама улыбалась задумчиво, уносясь мыслями в то далекое время.

– Мамуль, в другой раз обязательно останусь, – пообещала Ирина.

Уже в прихожей мама отчего-то заволновалась, смешалась и еле слышно проговорила:

– Дай я тебя на дорожку перекрещу.

Перехватив поднятую мамой для крестного знамения руку, Ирина укоризненно одернула:

– Что ты? С чего? Вроде бы в Бога не веришь…

– Не верила, – согласилась мама, – да и сейчас как-то еще… Но знаешь, последнее время все чаще стала задумываться, а недавно встретилась с Варварой Кузьминичной из соседнего подъезда. Посидели с ней немного на лавочке, поговорили. И она мне рассказала удивительную притчу. Ирочка, прошу, задержись на минутку, мне очень хочется, чтобы ты ее послушала. Как вот, однажды послал дьявол своих помощников чем-то навредить людям. Ну не кривись, не кривись, – заметив выражение лица дочери, Ольга Андреевна успокаивающе погладила ее по плечу. – Лучше послушай. Как вот, эти нечистые помощники и решили столкнуть трех девушек под поезд, а души неготовые, нераскаянные себе забрать. Улучили момент, когда девушки переходили железнодорожные пути, и уже были готовы исполнить свое черное дело. Только не вышло у них ничего.

– Почему? – вырвался непроизвольно вопрос у Ирочки.

– Ко же самое спросил у помощников и дьявол, – у мамы подозрительно заблестели глаза. «Сентиментальная стала», – отметила про себя Ирочка, а мама, вздохнув, продолжила: – И знаешь, что они дьяволу ответили? «Первую мы, говорят, не могли столкнуть, у нее крест на шее висел». – «Ладно, а почему вторую не скинули? У нее, знаю, креста не было», – грозно вопрошал у них старшой. «Как она, прежде чем на пути шагнуть, перекрестилась», – чуть не плачут дьяволята. «Тьфу, – зарычал дьявол, – а третья что же?» – «И у нее не сумели душу забрать. Оказалось, ее мать перед уходом из дома перекрестила».

Мама замолчала, а Ирине стало немного не по себе.

– Береги себя, – прошептала Ольга Андреевна на прощание.

На пороге Ирочка оглянулась. Мама украдкой крестила ее вслед.

Глава 5

В воскресенье Ирочка встала непривычно для нее рано, позавтракала. Впрочем, есть особенно не хотелось, поэтому она ограничилась чашкой чая и крохотным кусочком сыра. Хозяйственные дела отняли у нее почти полдня. После обеда она решила приготовить одежду для завтрашнего дня. Все-таки ей предстоит встреча с новыми для нее людьми, и выглядеть она должна безупречно.

Распахнув шкаф, она долго выбирала блузку. Ирочка решила надеть голубую, с мелкими выбитыми цветочками по воротнику. И хотя куплена она была давно, молодая женщина любила ее, как любят вещи, в которых чувствуешь себя словно рыба в воде. Кроме того, эта блузка необычайно шла к Ирочкиным светлым пушистым волосам, искрящимся глазам и, что немаловажно, сидела на ней безупречно, идеально подчеркивая красивую фигуру.

Тщательно выгладив блузку, Ирочка аккуратно повесила ее на плечики, потом еще немного полюбовалась на нее издали и встала к мольберту. Она работала с увлечением, однако, когда в дверь позвонили, быстро накрыла неоконченную картину тканью. Не хотелось, чтобы кто-то видел акварель до тех пор, пока она не завершена.

– Послушай, у меня соль закончилась. Дашь немного? – просунул голову в дверь Костик.

Ирина понимала, что это всего лишь предлог, Костику просто захотелось пообщаться с ней. В другой раз она бы посмеялась над его уловкой, шитой белыми нитками, и обязательно затащила почаевничать. Но сейчас Ирочке меньше всего хотелось сидеть с Костиком, болтать ни о чем, ловить на себе его влюбленные взгляды, поить чаем и ждать, когда же он наконец уйдет. Поэтому она быстро сунула ему соль, и Костик, потоптавшись в прихожей, ушел.

Еще раз с восхищением взглянув на блузку, Ирина ласково провела по воротнику рукой, ощущая ладонью прохладный мягкий шелк.

Ее неожиданно потянуло на улицу, хотя за окном моросил холодный дождь и ветер срывал с деревьев последние листочки. Ирина оделась и решила прогуляться по маленьким улочкам, вдали от шумных проспектов и толпы прохожих. Она опять набрела на бородатых художников, долго любовалась их работой, пока совсем не продрогла и не проголодалась. Уже хотела уходить, когда один из художников, без улыбки взглянув на нее, протянул кисть:

– Умеешь?

– Немного. Занималась в юности, – Ирина подошла к мольберту, вглядываясь в не законченную еще картину, и сразу оценила тщательно прорисованные косые струи дождя, мокрые деревья, тяжелые свинцовые тучи. Казалось, все это как бы давило на прохожих, и те, низко пригнув хмурые лица, стремительно бежали в теплые квартиры, к сытному ужину, неспешным семейным разговорам, любимой газете и телевизору.

Ирочка несколько раз коснулась кистью холста, и вот уже робкий солнечный лучик пробился сквозь толщину туч, несмело коснулся угла мокрого здания, заиграл в окнах разноцветными занавесками и, убегая, напоследок осветил скучные лица людей, как бы напоминая, что вслед за осенью непременно придет весна, солнце, тепло.

Бородач удовлетворенно хмыкнул, глянул на Ирочку с интересом.

– Вадим, – представился он, по-старомодному наклонив голову.

– Ирина, – Ирочка быстро кивнула головой и заспешила прочь, пряча от ветра озябшее лицо.

– Приходи, – крикнул вслед Вадим.

Вечер Ирочка провела у телевизора, хотя смысл фильма совсем не доходил до ее сознания. Удобно расположившись на диване, она думала о том, как сложится ее дальнейшая жизнь, отношения в новом коллективе. Не терпелось заглянуть немного вперед и узнать, что ждет ее через два-три года, через пять лет. И кто знает, может, ей не придется коротать одной длинные тоскливые вечера, и здесь на полу вскоре будет возиться забавный светлоголовый малыш. А на диване рядом будет смотреть телевизор красивый сильный мужчина, удивительно похожий на Павла Григорьевича. Они будут любить друг друга, и наконец-то Ирочкина жизнь наполнится смыслом.

Вдруг вспомнив, как Павел Григорьевич пил чай, громко прихлебывая, Ирочка рассмеялась, и ей неудержимо захотелось увидеть его.

На следующий день Ирочка прибежала на работу раньше всех. В пустых кабинетах уборщица гремела ведром, с шумом отжимая тряпку.

– Ты что ж это прискакала, ранняя пташка, до начала работы, почитай, еще час.

– Да я сегодня первый день, – приветливо улыбнулась Ирочка.

– Волнуешься, значит, раз прибегла в такую рань, – подвела черту уборщица. – Ничего, все будет хорошо. Народ здесь работает хороший. Ну а меня зови бабой Катей.

– А я Ирина.

– Да нет, так не годится. Ты мне скажи, как тебя по батюшке величают, – покачала головой баба Катя.

– Да не надо по батюшке, – засмеялась Ирочка, – мне и так хорошо.

– А ты все-таки скажи, – заупрямилась баба Катя, – как отца-то кличут?

– Ох и хитрая вы, баба Катя, – шутливо погрозила ей пальцем Ирочка. – Отца моего Василием зовут.

– Хорошее имя, – удовлетворенно произнесла баба Катя и, подхватив свои ведра и тряпки, отправилась в следующий кабинет.

Вздрагивая при каждом звуке, Ирочка присела на стул. Наконец пришла заведующая методкабинетом Валентина Игоревна. Увидев Ирочку, она удивленно подняла брови:

– Уже здесь. Раненько. Ну хорошо, раз уж вы здесь, я вам все сейчас объясню.

Она сухо и деловито принялась объяснять Ирине ее обязанности, доставала и показывала папки с различными документами, давала характеристику тех школ, которые должна была вести Ирина.

Ирочка увлеченно слушала, схватывая все на лету.

Павел Григорьевич пришел часов в одиннадцать, оказывается, был в министерстве, и сразу же пригласил Ирочку в кабинет.

– Ну как? Входите в курс дела? Все понятно?

– Конечно, – Ирочка разволновалась, голос у нее немного дрожал, и, как всегда в таких ситуациях, она не знала, куда деть руки.

Павел Григорьевич провел ее в глубь кабинета, усадил в кресло за маленький журнальный столик, сам сел напротив. Ирочке показалось, что выглядит он уставшим: в уголках глаз скопились мелкие морщинки, грустные глаза прятались за шторками ресниц. Даже пиджак сидел на нем сегодня как-то мешковато.

Митрофанов провел рукой по темным с легкой проседью волосам, чуть заметно улыбнулся:

– Признаться, прошедшая неделя была для меня очень тяжелой. Проверки, отчеты, планы, посетители. Даже в выходные не удалось отдохнуть как следует.

Он внимательно посмотрел на Ирочку. Оценил и ее новую прическу, и очень шедшую ей блузку, и красивые искорки в глазах. Даже смущение было ей к лицу.

– Ирина Васильевна, – Павел Григорьевич как бы невзначай взял Ирочку за руку и так и не отпустил до конца разговора, – а не отметить ли нам ваш первый рабочий день? Я знаю одно очень хорошее кафе, здесь неподалеку. Приятный вечер гарантирую.

Ирочка зарделась, не зная, что ответить. Павел Григорьевич ей нравился. От него веяло уверенностью, он был обаятелен и галантен. Но принимать приглашение вот так, в первый же день. Да что о ней подумают сотрудники!

– Не отказывайтесь, – Павел Григорьевич поднес ее руку к губам, заставив Ирочку вздрогнуть, – в конце концов, это же вас ни к чему не обязывает. Просто дружеский ужин двух людей, у которых общая работа и… симпатия друг к другу. Я не ошибся?

Ирочка кивнула и почти бегом выскочила из кабинета.

Бесцельно перебирая бумаги на своем столе, она пыталась успокоиться, прийти в себя. Ведь уже взрослая женщина, а ведет себя как девчонка. Вон как разнервничалась, руки ходуном ходят. И из-за чего? Невинного предложения поужинать вместе с начальником. Со своего места на нее осуждающе посматривала Валентина Игоревна.

– Между прочим, – с неодобрительной усмешкой заметила она, – Павел Григорьевич женатый человек, и у него замечательный сын.

Еще ниже наклонив голову, Ирина ничего не ответила.

Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет ворвалась – именно не вошла, а ворвалась – молодая женщина. Рыжие волосы были коротко подстрижены, глаза за стеклами очков казались огромными, щеки усеяны крупными веснушками. Ирочке показалось, что к ним в кабинет заглянуло солнце, причем солнце огромное, так как женщина была не только высокая, но и достаточно объемная, хотя и старалась широким платьем скрыть полноту. Но такая балахонистая одежда еще больше подчеркивала ее нестандартную фигуру.

Солнышко шлепнуло сумку на соседний стол и, повернувшись к Ирочке, сказало:

– Я Лида. – Широко улыбаясь, она вопросительно уставилась на Ирочку.

– А я думала, вас зовут Светлана, – пошутила Ирина.

– Ирина Васильевна, это Лидия Андреевна – ваша коллега, только она методист дошкольного отделения. Лидия Андреевна, познакомьтесь, это Ирина Васильевна, с сегодняшнего дня работает у нас, – вмешалась в разговор Валентина Игоревна, горделиво поглядывая на обеих женщин и всем своим видом давая понять, что она здесь главная.

Лида подмигнула Ирочке, выудила из своей необъятной сумки пакет с печеньями, шоколадку и яблоко.

– У англичан сейчас время чаепития, а мы чем их хуже. Как что ставлю чайник, Ирина ополаскивает чашки, а вы, Валентина Игоревна, так и быть, можете съесть пока кусочек шоколадки.

Все дружно рассмеялись, рассаживаясь вокруг Лидиного стола, на котором, судя по пятнам на скатерти, наброшенной на столешницу, то пили чай, то обедали, то справляли дни рождения и праздники. В остальное время этот же стол трансформировался в рабочий, за которым Лидия Андреевна успешно решала поставленные перед ней задачи. Хотя, по правде сказать, она предпочитала решать их непосредственно на месте, то есть в детских садах и яслях.

Женщины пили чай, болтали; вернее, больше всех разговаривала Лида, а все остальные весело смеялись над ее шуточками. На шум несколько раз выглядывал Павел Григорьевич. Лида махнула ему рукой, присоединяйтесь, мол. Ирочка подивилась, как легко, без всякого стеснения общается Лида со всеми. Чувствовалось, что Лида была человеком веселым, дружелюбным, бесконфликтным. С такими людьми, однажды познакомившись, хочется дружить, доверять свои секреты, плакаться в жилетку. Какие, как Лида, как правило, никогда не подводили, у них всегда находились нужные слова для поддержки, и они первыми бросались на помощь.

Когда чай был выпит, Лида задорно подмигнула Ирочке – не дрейфь, мол.

Первый день прошел не очень напряженно. Посетителей было мало, только нет-нет, как бы невзначай, к ним заглядывали женщины из других отделов, чтобы посмотреть на новую сотрудницу.

В конце дня Павел Григорьевич попросил Ирочку немного задержаться. Валентина Игоревна метнула на нее неодобрительный взгляд. Ирочка обескураживающе улыбнулась ей в ответ.

Когда все разошлись, Павел Григорьевич, выйдя из кабинета, шутливо поклонившись, а затем дурачась, припал на одно колено и пригласил Ирочку на ужин.

Кафе, действительно, оказалось очень уютным, официанты безупречно вежливыми, а кухня превосходной.

Вначале пили шампанское, потом Павел Григорьевич заказал коньяк. Ирочка, давно признавшаяся самой себе в пристрастии к алкоголю, понимала, что часто одна рюмка становится роковой и ее начинало тянуть к выпивке, которая нередко длилась по нескольку дней, а по утрам отчаянно хотелось похмелиться. Она давно пропустила начало болезни, и подчас прервать запои ей становилось все трудней. И хотя Ирина гнала от себя эти мысли, стараясь думать о себе как о нормальном человеке, все-таки частенько не могла вовремя сказать себе «нет». Она дала себе слово не выпивать лишний раз, особенно держась на людях, поэтому предпочитала пить дома в одиночку. Родители тоже знали об этой Ирочкиной страсти, хотя ей долго удавалось это от них скрывать.

Как-то раз, без предварительного телефонного звонка, они случайно заехали к дочери в выходной. Мама, увидев на столе остатки закуски, закатившиеся под стол пустые бутылки, всплеснула руками. Ирочка, лежа в гостиной, слышала, как она плакала, убирая со стола. Отец молча курил в ванной. Родители уехали, так ничего и не сказав ей: Ирина была просто не в состоянии что-либо воспринимать. Но наутро отец приехал снова, и у них состоялся с дочерью жесткий, неприятный разговор. После этого Ирочка стала более осторожно относиться к выпивке, хотя тянуло к рюмке иногда ужасно, поэтому она всегда держала бутылку-другую в тайнике, за шкафом. Пытаясь оправдаться перед собой, она винила в периодических запоях свою юношескую шальную любовь, потерянного ребенка, одиночество. Много раз давала зарок прекратить выпивки, но нет-нет да срывалась, напиваясь почти до бессознательного состояния.

Предупреждающий звоночек прозвенел в голове Ирочки, как только на столе появилось спиртное. «Не буду», – подумала Ирина. Но сегодняшний вечер оказался таким неожиданно приятным, кроме того, она давно уже не ходила с мужчинами в кафе. Костик – не в счет. На сцене невысокий певец с приятным баритоном исполнял красивую песню о любви, яркий свет люстр отражался в бокалах, и сидящий напротив мужчина нравился Ирочке все больше и больше, да и она чувствовала, что небезразлична ему. «Всего одну рюмку, я так давно не пила хороший коньяк, да и что мне будет, рюмочки совсем мизерные», – пронеслось у нее в голове.

Ирина пригубила, а затем допила всю рюмку до конца. Раскраснелась, волосы немного растрепались. Она беспрерывно смеялась над шутками Павла, а затем, осмелев, сама рассказала несколько веселых историй из жизни школы, где до недавнего времени работала. Павел откровенно любовался Ирочкой, время от времени подливая ей коньяк. Все-таки женщины, когда выпьют, становятся такими очаровательными.

Павел с Ириной вышли из кафе ближе к полуночи. Ирочку переполняли чувства нежности. Она с обожанием смотрела на Павла, а он, чувствуя ее взгляд, тихонько пожимал ей пальцы, касался губами волос. Ирочка ощущала, как внутри у нее поднимаются теплые волны, сердце часто и гулко постукивает, а пальцы в руке Павла вздрагивают. Она легонько потерлась о его плечо щекой, потом охотно подставила губы для поцелуя. Ее уже не смущало, что Павел женат. В конце концов, это жизнь, а таких ситуаций в жизни сколько угодно. И если любовь будет настоящей, то развестись ему будет пара пустяков.

Алкоголь подогревал грешные Ирочкины мысли, и, уже входя в свой подъезд, она оглянулась и призывно посмотрела на Павла. Но он или сделал вид, что не понял ее взгляда, или действительно не сообразил, что к чему. Махнув Ирочке на прощание, сел в машину и уехал. Ирина почувствовала небольшое разочарование, но потом подумала, что, может быть, это и хорошо, не надо торопить события.