Текст книги "Я вернулась, Господи! (сборник)"

Глава 10

На следующий день Ирине пришлось отпроситься с работы. С утра к ней зашел Петр, друг Васильева. Сообщил, что похороны сегодня, просил, чтобы она пришла.

– Не было у него никого. Лариска, жена, я не знаю где, да и искать не собираюсь. Стерва. Хотя надо бы сообщить. Дочь должна знать, что отца не стало. Но… – Петр развел руками. – Вы уж приходите. Еще Семеныч будет, с первого этажа. Да я.

Ирочка не могла отказать. Она позвонила Павлу и осталась на похороны.

Как и предполагал Петр, Васильева в последний путь провожали всего несколько человек: Ирина, старенький сосед с первого этажа, да были еще три мужика с рынка. Порхал редкий снег, знобкий ветер пробирал до костей, и у Ирочки зуб на зуб не попадал. На мертвого Васильева она старалась не смотреть, боясь, что начнет рыдать в голос. Петр сказал несколько скупых слов, без конца вытирая глаза. Наклонившись, поцеловал Васильева в лоб, пристроив на его груди маленькую иконку.

– Батюшка так велел, – проговорил он, ни к кому не обращаясь.

Могильщики быстро и умело делали свое дело. На холмик одиноко легли четыре Ирочкины гвоздики.

Поминали Васильева скромно. Петр купил немудреной закуски да несколько бутылок водки. Ирочка пить отказалась, да никто особо и не настаивал. Присутствующие быстро выпили, закусили и разошлись, помянув, как водится, добрым словом покойника.

Вся следующая неделя оказалась очень загруженной. Близился конец года, необходимо было выезжать в школы для оказания методической помощи, кроме того, как всегда, накопились горы бумажной работы: заполнение различных журналов, приведение в порядок папок с документацией, написание отчетов и ответы на различные письма.

За последнее время Ирочка еще больше сблизилась с Павлом. У Ирины плыла голова, когда, проходя мимо ее стола, Митрофанов как бы ненароком дотрагивался до ее плеча или касался волос, а то просто весело подмигивал или смешно морщил нос. Он часто вызывал Ирину к себе в кабинет, делая при этом строгое лицо, но за дверью тут же обнимал ее и принимался целовать.

Валентина Игоревна недовольно косилась, а Лида, улыбаясь, слегка презрительно как-то сказала ей:

– Держись, особо не влюбляйся. Он бабник еще тот. Увидит новую смазливую штучку и бросит тебя. Даже глазом не моргнет. А уж штучек этих развелось, я тебе скажу, немерено. Как что удачи.

Ирина была благодарна Лиде за поддержку. Но хорошо говорить «держись», а вот как это сделать, когда от одного его взгляда сердце падало куда-то вниз и все клятвы и торжественные обещания «держаться», которые она давала сама себе, тут же вылетали из головы.

Павел приезжал к ней домой по пятницам и обычно задерживался допоздна.

Ради этих пятниц Ирочка была готова терпеть все длинные скучные зимние вечера и, главное, тянувшиеся особенно долго выходные. В эти дни она подолгу гуляла, часто забредая к художникам. Они уже узнавали ее, приветствуя поднятыми вверх руками, а Вадим открыто радовался. Бородач брал ее за руку и вел к своему мольберту, предлагая оценить очередную картину. Иногда они работали вместе. Вадим предлагал Ирочке закончить этюд, нанося последние штрихи, или, наоборот, начать картину, прорисовать фон. Это был прекрасный тандем. Они тонко чувствовали, что каждый из них хотел выразить в картине, и, как правило, акварели получались удивительными по схожести и манере письма, настроения, тематике.

Вадим заказал рамку к их первой совместной работе. Кой самой, где мрачность тяжелых грозовых туч пронзает тоненький солнечный лучик надежды. Картина была выставлена на продажу тут же, в этом маленьком скверике, и иногда прохожие с интересом бросали на нее взгляды.

В один из дней Ирочку пригласила к себе Лида. И Ирочка, купив торт, поехала к ней в Выхино. Лида жила одна в маленькой квартирке. Несмотря на веселый нрав и дружелюбный характер, подруг у нее было немного.

– Привязываюсь быстро, – пояснила она Ирине, когда та спросила, почему Лида не обзавелась друзьями. – А друзья, к сожалению, имеют обыкновение предавать.

– Но не все же, – возразила Ирина.

– Согласна, – уже спокойней ответила Лида, – но мне такие не попадались. А теперь уже и не ищу. Хватает подружек, с которым можно мило поболтать и разбежаться.

Приходу Ирины она по-настоящему обрадовалась. Они закатили настоящий пир. Лида наготовила кучу изумительно вкусных блюд. Как все полные люди, она любила не только много и сытно поесть, но и хорошо готовила.

– Ты знаешь, – призналась Лида, подкладывая себе уже в третий раз какой-то экзотический салат, – я столько раз пыталась худеть! Сидела на разных диетах, проглотила кучу таблеток, ходила в спортзал – ну ничего меня не берет. Похудею килограмма на три, а потом тут же наберу в два раза больше. Потом махнула я на это дело рукой. Кому надо – и такую полюбят.

Но по тому, как грустно она это сказала, Ирочка поняла, что с любовью у Лиды дела обстоят так же, как и с диетой.

– Обязательно полюбят, – попыталась поддержать ее Ирочка, но, сама почувствовав, насколько фальшиво прозвучали ее слова, смущенно замолчала.

Лида махнула рукой.

– Я не беру в голову, стараюсь об этом не думать. Хотя порой от одиночества волком хочется выть. Но, знаешь, мне все время попадаются такие экземпляры, что уж лучше одной немного на луну повыть, чем потом всю жизнь с таким идиотом нервы портить. А жить ради постели я не могу. И с женатиками не могу, ты уж прости. Ой, – встрепенулась Лида, взглянув на помрачневшую Ирочку, – что это я совсем забыла. У меня же обалденное вино есть. Приятельница из Венгрии привезла. Говорит, не вино – прелесть.

Тук, тук, уже привычно зазвенел в голове у Ирочки молоточек. Но как отказаться? Сказать, что совсем не пью, – начнутся расспросы: что да как, или болеешь чем. А если не хочешь выпить именно сейчас, то опять почему. Нет, отказываться нельзя. Лида просто завалит ее вопросами. А интуиция у Лиды будь здоров, может и догадаться что почем. В этом Ирина уже не раз убеждалась.

Подружки выпили по бокалу вина. Ирочке не понравилось – слишком терпкое. Она вообще вино не любила, предпочитала водку, но здесь слукавила:

– Действительно, здоровское.

О Павле в этот вечер они не говорили. Лида ни о чем не расспрашивала, а Ирочка считала, что лучше молчать. Да тут и так все было ясно. Порвать отношения с Митрофановым Ирочка уже не сможет, а вот насколько его хватит, это вопрос.

Ирина видела, что во взглядах Лиды, которые она иногда на нее бросала, проскальзывали жалость и презрение. Лида работала с Митрофановым давно, о многих его похождениях знала, о некоторых догадывалась и в некрасивой развязке их с Ирочкой любовного романа почти не сомневалась. Жена не выпустит Павла из своих рук, да и скандал Ирине обеспечен. Это уже бывало не раз. А ради своего благополучия и теплого местечка переступит Митрофанов через Ирочку, не задумываясь, и, не оглядываясь, пойдет дальше.

Этот печальная финал давно уже сложился в Лидиной голове, словно красочный пасьянс, но больше предупреждать об этом Ирину она не хотела. Сколько можно? И потом, в конце концов, у каждого есть право выбора. Со временем Ирина поймет, что сделала неверный шаг. А пока женщины мирно болтали, уютно устроившись на Лидиной крохотной кухоньке. Перемывали косточки знаменитостям, обсуждая пикантные подробности из их жизни. Считали, сколько у кого было жен или мужей, кого бросили любовники, с удовольствием злорадствовали над их неудавшимися жизнями и карьерами. И были вполне счастливы в этом своем мирке, ограниченном квадратными метрами кухни, терпким невкусным вином, обилием закуски и даже неустроенностью в своей личной жизни. О ней, об этой неустроенности, как-то сейчас не думалось, а на фоне чужих неудач свои собственные выглядели мелкими и незначительными.

За окном быстро темнело, и Ирочка заторопилась домой. Как ни хорошо ей было, но все-таки не очень она любила такие посиделки. Привыкла больше одна.

Ирина едва успела на последний автобус и, пока добиралась до дома, ужасно замерзла и устала. Завтра начиналась новая неделя с бесконечными вечерами и ожиданиями редких звонков от Павла, его визитов по пятницам и скучных длинных выходных.

По дороге Ирина завернула в магазин. Вино ударило в голову, захотелось еще выпить. И хотя внутренний голос предупреждал Ирочку о нежелательных последствиях, она отмахнулась.

Дома, как обычно, устроилась на кухне. Есть не хотелось, Лидуся накормила от души. Ирочка достала только кусок пирога. Мама пекла накануне и привезла дочери. Прежде чем выпить, на мгновение задумалась: «Вообще-то нехорошо все это. Ко, что вот так сижу одна, выпиваю, и то, что все чаще тянет меня к выпивке, тоже нехорошо. Не должно быть так. Что скажет мама, отец? И перед Костиком неудобно. А если Павел обо всем узнает?» Но интересно, кто нашептывает ей эти мысли? Усмехнувшись, Ирочка вступила в спор с собой, выдвигая неопровержимые аргументы в свою защиту. Подумаешь, ей просто легче, после того как она выпьет. В голове пустота, и на душе не так муторно.

Ирочка откусила кусок пирога, пытаясь перебить резкий вкус водки, потом сразу же налила еще. «Может быть, хватит?» – подумалось ей, но рука уже тянулась к рюмке.

Выпив, Ирина задумалась. В который раз, хотя и гнала эти мысли, она пыталась понять, что это: болезнь или просто душевная неустроенность, и она сможет в любой момент остановиться. «Наверное, не смогу, – на мгновение промелькнуло у нее в голове, но Ирина тут же мысленно начала защищать и оправдывать себя: – Алкоголики, они вон какие: грязные, неухоженные, со страшными лицами».

Выскочив в коридор и несколько мгновений полюбовавшись на свое отражение в зеркале, Ирочка удовлетворенно хмыкнула и, возвратившись на кухню, плеснула водки в рюмку. На мгновение задержала стопку в воздухе, потом одним махом выпила, сунула в рот крошку пирога. Потом посидела немного, бессмысленно глядя в стену, и пошла спать.

Падая на подушку, простонала горько и протяжно:

– Господи, за что мне все это? Есть Ты или нет? Опять я напилась. Думала, будет легко и хорошо, а на душе, Боже, как противно… – Ирочке вновь захотелось взглянуть в эти все понимающие глаза, но чугунная мутная голова отказывалась слушаться. Скорчившись под одеялом, Ирочка забылась тяжелым сном.

Глава 11

…Утром Ирочка опоздала на работу. Это была катастрофа. Во-первых, ее все утро тошнило, она без конца бегала к раковине, глотала горячий чай, борясь с непреодолимым желанием выпить. Во-вторых, ей пришлось больше часа приводить свое лицо в порядок, но, как она ни старалась, синеватая одутловатая кожа просвечивалась сквозь слой грима.

Валентина Игоревна метнула на нее недовольный взгляд и скрылась за дверью шефа.

– Ты что, заболела? – участливо спросила Лида.

С трудом справившись с дурнотой, Ирочка кивнула. Она села за стол, однако работать совершенно не могла. Из кабинета выглянул Павел и кивком головы пригласил ее зайти.

– Что-то случилось?

Ирочка не отвечала, только мотала головой. Она страшно боялась, что запах перегара выдаст ее. Хотя она утром тщательно вычистила зубы и всю дорогу до работы жевала за неимением жевательной резинки лимонную корку.

– У тебя больной вид. Кебе нездоровится? – Павел взял ее за руки и притянул к себе. И тут же почувствовал перемешанный с лимоном запах вчерашней выпивки. Он недоуменно приподнял бровь и посмотрел на Ирочку.

Она страшно покраснела, заволновалась и, пряча глаза, соврала:

– На дне рождения была. У давнишней приятельницы, – и поспешно выскользнула из кабинета.

Ей было ужасно стыдно. Вот оно: тайное всегда становится явным – эти мамины слова молотом били в ее мозгу. Нет, надо завязывать с этими выпивками. Хотя бы ради своего будущего. Ведь если Павел догадается – это конец.

Ирина с трудом досидела до конца рабочего дня, а дома, туго перевязав платком голову, встала к мольберту.

Всю неделю она старалась взять на себя большую часть работы, помогала Лидочке, много ездила по школам. С Павлом виделась урывками, но поговорить с ним так и не пришлось. Ирочка с нетерпением ждала конца недели, чтобы наконец-то встретиться с любимым. Соскучилась.

В пятницу Павел не пришел. Ирочка весь вечер промаялась, а когда ждать уже стало бесполезно, все равно с надеждой продолжала смотреть на телефон. Павел так и не позвонил. Ирина не знала, что думать. Она металась по квартире: на кухне стыл ужин, в спальне ждала разобранная кровать. Часы, словно насмехаясь над ней, отбивали час за часом, за окном сгрудилась ночная тьма, а Ирочка все ходила взад-вперед по комнате, изредка натыкаясь на мебель. Потом без сил повалилась на кровать. Слез не было, внутри все как будто замерло. Она лежала с открытыми глазами, наблюдая, как по потолку скачут блики от фар проезжающих по улице машин.

Ночь прошла ужасно. Ирочка то проваливалась в сон, то вскакивала, порываясь куда-то бежать. Она забылась только под утро. И то на чуть-чуть. Встала, взглянула в окно. Боже, как красиво! Даже в таком душевном смятении она не могла не залюбоваться видом во дворе. Деревья, покрытые инеем, освещало розовым светом встающее солнце, нетронутый под окнами снег блестел разноцветными огоньками. Ирина даже отсюда почувствовала его запах. Свежий, вкусный, ни на что не похожий. Ну какими словами можно рассказать, как пахнет снег? А что он пахнет, Ирочка знала наверняка и каждую зиму наслаждалась этим запахом. Сейчас бы выбежать на улицу и попробовать запечатлеть эту сказку на холсте. Только вот мысли все время о нем, и в голове звучит одно: «Павел, Павел, Павел».

Находиться в квартире было невыносимо, но и уйти Ирочка тоже боялась – вдруг Павел позвонит. После обеда не выдержала. Тишина квартиры давила, выматывала последние силы. Ирина накинула шубку, завязала теплый платок-паутинку. Этот платок ей когда-то подарила мама. Они ехали тогда из театра и на выходе из метро увидели толстую бабу, на руке у которой была навешана куча воздушных платков. Ирине они сразу понравились. Захотелось примерить. Она накинула пушистую белую шаль на голову и сразу стала похожа на сказочную красавицу. Когда точно так же медленно падал снег, тихо опускаясь на платок, поблескивая разноцветными под лучами фонарей звездочками. Платок оказался таким теплым и уютным, что Ирочка так и ушла в нем, а потом любила надевать в зимние морозные дни.

Ирина остановилась около подъезда, не зная, куда пойти, потом, как будто вспомнив что-то, быстрым шагом направилась в сторону маленького скверика.

Вадим увидел ее издалека. Скорее всего, специально высматривал. Бросился Ирочке навстречу, размахивая руками и что-то выкрикивая радостно и возбужденно.

– Представляешь, – Вадим запыхался. Пытаясь отдышаться, ненадолго замолчал, – нашу картину, ну ту, первую, купили.

В избытке чувств он подхватил Ирину на руки и подкинул вверх. Она взвизгнула, ухватилась обеими руками за его шею. Вадим осторожно опустил Ирину на землю, взял за руку и повел к художникам. Бородачи тоже двинулись к ним навстречу, сдержанно поздравляли, похлопывая Вадима по плечу. Потом один из них отвел Вадима в сторону и что-то горячо зашептал ему в ухо. Вадим сосредоточенно слушал, иногда кивая, иногда отрицательно качая головой.

Наконец он подошел к Ирине.

– Ребята магарыч требуют. Ты не против?

Ирина неопределенно пожала плечами.

– Ты не поняла. У нас всегда так: первую проданную картину обмываем все вместе. Обычно собираемся у Витька. Он один живет, да и тут недалеко. Как что, пошли?

Ничего не чувствуя, – даже предупреждающие колокольчики в голове молчали, – Ирина пошла с Вадимом.

Они пришли в захламленную маленькую квартиру. Повсюду валялись сломанные подрамники, на столе стояла давно не мытая посуда. Пол был залит чем-то липким, на кровати вперемежку лежали вещи, книги, подшивки старых пожелтевших газет. Пришедшие художники загомонили, в квартире сразу стало тесно и шумно. Кто из них Витька, Ирина так и не поняла, да и не пыталась. Уселись прямо на полу, подстелив газеты. Ирине как гостье был предложен хлипкий расшатанный стул. Мужики резали хлеб, колбасу, прямо на газете распластали селедку. Разлили по стаканам водку, Ирине досталась мутная, захватанная жирными пальцами рюмка.

Ирина пила, не пьянея, и только последняя рюмка оказалась роковой. Мгновенно отключились мозги, и больше она ничего не могла вспомнить. Она не помнила, как Вадим подхватил ее на руки, положил на диван, предварительно смахнув оттуда все лишнее на пол. Не помнила, как художники пили, о чем-то спорили, бегали еще за водкой, пытались петь. Затем поодиночке потянулись домой. Остались только два или три человека: поздно, да и тащиться далеко.

Проснулась Ирочка поздно ночью, как от толчка. Удивленно подняла голову, оглядывая темные, незнакомые стены. Не сразу поняла, где она, потом обрывистые воспоминания начали возвращаться к ней, и Ирочка ахнула.

Скосив глаза, увидела – рядом лежал Вадим. «Господи, до чего же ты докатилась», – эта мысль сверлила ее мозг, заставляя краснеть и тревожно биться сердце. Ирочка осторожно перебралась через Вадима. Платье у нее оказалось расстегнутым, колготки приспущены. Приложив трясущиеся ладони к пылающим щекам, Ирочка тихонько застонала, хотя ей хотелось кричать, кататься по полу, выть и рвать на себе волосы.

Наскоро приведя себя в порядок, она принялась искать сапоги, натыкаясь в темноте на незнакомые предметы. Наконец, Ирина смогла различать обстановку в комнате. Она нашла оба сапога за диваном, поспешно обулась и кинулась к вешалке. Шубка висела на месте, из рукава выглядывала белая шаль.

Ирочка отыскала свою сумочку здесь же, в прихожей, на тумбочке, хотела посмотреть, все ли цело, хотя бы документы и деньги, но услышала, как во сне тяжело заворочался Вадим, быстро открыла дверь и выскочила вон.

Стыд гнал ее прочь. Ирина смутно помнила, как добралась до дома. Перчаток в кармане не оказалось, и у нее жутко озябли руки. Засунув их в рукава шубки, она почти всю дорогу бежала, как будто боялась, что ее догонят и вернут в эту вонючую, грязную конуру. Уже около подъезда Ирина остановилась перевести дух, набрала полную пригоршню снега, протерла лицо. Кожа сразу же загорелась, и ее начало покалывать. Скатав рыхлый комок, Ирочка откусила снег. В другой раз она насладилась бы необычным вкусом снега, совсем как в детстве. Но сейчас она чувствовала только горечь, вместо свежести вкус осины оставался на языке.

Потом Ирочка долго крутила ключ в замочной скважине, он тяжело проворачивался, но дверь открывать не хотел. Ирочкины руки настолько замерзли, что пальцы почти не гнулись. Она злилась, дергала ключ, стараясь поскорее попасть в тепло. На ум пришел Васильев, его готовность тут же прийти на помощь, взгляд, полный безысходной тоски. Вспомнилось и то, как Васильев неуклюже протянул ей иконку, словно боясь, что Ирина откажется от необычного подарка.

Наконец замок поддался, и Ирочка, раздеваясь на ходу, бросилась в ванну. Она открыла горячую воду и, не дожидаясь, пока ее наберется достаточно, забралась внутрь, ощущая, как тело постепенно отогревается и даже на душе становится легче. «Я не буду думать об этом сегодня», – сказала она самой себе. Эта фраза Скарлет из «Унесенных ветром» спасала многих женщин, помогла она в этот раз и Ирине. Закутавшись в теплый халат, она нырнула под одеяло и проспала до обеда. Ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Видеть никого не хотелось, но скрываться было бесполезно. Ирина сунула ноги в тапочки, накинула халат и пошла открывать.

– Где ты была, Ириша? – Костик укоризненно смотрел на нее. – Я ужасно беспокоился. И мама несколько раз звонила.

– А ты что, считаешь, что я не могу где-то быть? – Ирина была раздражена и Костиным приходом, и его нотациями. – Я ведь уже взрослая женщина, а не пятилетний ребенок. Ваша ежеминутная опека меня достала.

– Но, Ириша, ты ведь могла оставить записку, – Костик заволновался, начал оправдываться, – и я вовсе не опекаю тебя, просто я…

– А я хотела исчезнуть на некоторое время, – бесцеремонно перебила его Ирочка, – убежать от вашей дурацкой заботы. Хватит уже за мной следить. Я что, не имею права куда-то уехать? Я знаю, вы меня считаете алкоголичкой, потому и контролируете каждый мой шаг. – Ирину понесло, и она уже кричала во весь голос, не обращая внимания на то, что Костик словно сжался, опустил плечи и старался не смотреть Ирочке в глаза. – Я нормальная, просто жизнь вокруг такая крученая. А когда я выпью, мне становится легче. И я редко выпиваю, только иногда, когда совсем плохо становится, но я же не алкоголичка. – Ирина уже не кричала, а жалобно шептала, и в ее словах слышался вопрос, на который она уже давно не могла найти ответ.

Костик тихонько гладил ее по голове, почти физически ощущая боль за любимого человека.

– Ирочка, ну что ты такое говоришь? – успокаивал он ее, изо всех сил желая, чтобы Ирина перестала думать об этом. Сейчас она слишком расстроена, он поговорит об этом с ней позже, когда настанет подходящий момент. Ей надо успокоиться, но Ирочка не слушала его и все шептала свои слова-полувопросы:

– Не алкоголичка я. Нет. Я сильная. Я смогу.

Костик боялся таких нервных срывов, после них, как правило, Ирина не могла остановиться, много пила, потом начинала плакать. И все это заканчивалось ужасно.

– Ирочка, милая, – тоже перешел на шепот Костик, – ты знай, я… я люблю тебя. Ты для меня все. Ты для меня самая лучшая. – От волнения голос у Костика сорвался, он замолчал, только продолжал гладить Ирочку по волосам, стараясь выразить в этом незамысловатом жесте все свои чувства. И свою безответную любовь, и невозможность жить без нее, и свое всепрощение и преданность. Они сидели рядом, молчали, ощущая в это мгновение духовную близость, понимая без слов все то, что хотел сейчас сказать каждый.

Костик уговорил Ирочку пойти в кино. Она согласилась. Ей действительно надо отвлечься. Да и что бы она сейчас делала в пустой квартире. Сидела бы, прокручивала в памяти все то, что случилось с ней за последнее время, жалела бы себя, борясь с желанием выпить.

Смотрели какую-то милую старую комедию, несколько раз Ирочка даже весело рассмеялась. Потом долго гуляли по вечерним улицам, вслушиваясь в легкое поскрипывание снега, пока совсем не замерзли. Костик проводил Ирочку до дома и взял с нее слово, что она прямо сейчас ляжет спать и утром обязательно позвонит ему. Его трогательная забота была приятна Ирочке, и события прошлой ночи немного отодвинулись, хотя стыд продолжал жечь ее душу.

Она долго читала в постели, потом незаметно уснула, так и не выключив свет.