Текст книги "Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»"

– Без фальши! – подтвердил Кольцо. – Вот и таможенные пломбы.

– Спасибо! А кто вами предводительствовал?

– Предводительствовал наш атаман Ермак Тимофеевич.

– Почему же он сам не явился? Кольцо замялся.

– Как бы тебе сказать… Ссылка не кончилась… Еще годков двадцать ему ждать надо…

Чтобы замять неприятный разговор, Иван Кольцо стал на колени и торжественно произнес:

– Кладем к твоим ногам завоеванное нами царство по имени Сибирь.

– Принимаю его! – ласково произнес Иоанн Васильевич.

В тот же день «золотопромышленные» понизились до половины их стоимости. Больше десятка банкиров разорились, присвоили деньги вкладчиков и были сосланы в Сибирь.

Смерть Грозного

Умер Иоанн Васильевич от игры в шахматы. Чигориным он не был, но в шахматы играл недурно. Постоянным партнером Грозного был боярин Вольский, которому он все забывал отрубить голову.

– Ты уж извини, боярин, – говаривал он Бельскому. – Вчера Малюта снова был занят, никак не мог урвать для тебя несколько минут. Уж подожди. Ты ведь свой человек.

– Подожду! – добродушно отвечал Бельский. – Не велик барин. Могу и подождать, пока господин Малюта освободится. За свою забывчивость Иоанн Васильевич и поплатился.

Однажды он по обыкновению сел играть в шахматы. Бельский заявил:

– Шах королю!

В эту минуту Иоанн Васильевич упал на спинку кресла и умер. Шахматному королю немедленно отрубили голову, а королеву, именуемую ферзем, сослали в дальний монастырь.

Много времени спустя после похорон Иоанна Грозного оставшиеся в живых москвичи не верили, что они живы.

– Неужели мы уцелели! – удивлялись они. Многие на улице подходили к знакомым и просили:

– А ну-ка, ударь меня по уху. Хочу знать, жив я или не жив?

Летописцы уверяют, что остаться живым при Иоанне Грозном было так же трудно, как выиграть двести тысяч.

Смутное время

Борис Годунов

До Бориса почти царствовал Федор Иоаннович. Но… Наконец, его похоронили и стал царствовать Борис. Во время венчания на царство Борис сказал:

– Клянусь, что у меня не будет ни одного бедняка.

Он честно сдержал слово. Не прошло и пяти лет царствования Бориса, а уж ни одного бедняка нельзя было сыскать во всей стране с огнем.

Все перемерли от голода и болезней.

По отцу Борис был татарин, по матери русский, а по остальным родственникам неизвестно кто. Но правил он, как полагалось в те времена, благополучно. Давал обещания, казнил, ссылал и искоренял крамолу.

Но ни казнями, ни ссылками, ни другими милостями ему не удалось снискать любви народа. Имя «Борис» произносилось с иронией.

– Какой он «Борис», – говорили про него втихомолку. – Борух, а не Борис. Борис Годун или, еще вернее, Борух Годин. Знаем мы этих Борисов…

Многие уверяли, что своими ушами слышали, как Борис разговаривал с Гурляндом и Гурьевым по-еврейски, когда он еще был премьером.

– Только и слышно было, что гыр-гыр-гыр, – рассказывали бояре. – Потом все трое пошли в синагогу.

Когда появились первые слухи о самозванце, народ тайно стал изменять Борису. Узнав про самозванца, Борис позвал Шуйского.

– Слышал? – спросил царь.

– Слышал! – ответил Шуйский.

– Это он, Дмитрии?

Шуйский отрицательно покачал головой.

– Никак нет. При мне убивали. Это не тот.

– Кто же, по-твоему, этот самозванец?

– Мошенник какой-то! – ответил Шуйский. – Мало ли нынче мазуриков шляется.

Борис отпустил Шуйского и велел созвать бояр. Бояре пришли. Борис вышел и обратился к ним белыми стихами:

– «Достиг я высшей власти…»

Бояре переглянулись. Послышался шепот:

– У Пушкина украл! У Пушкина украл! Борис сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал:

– «Седьмой уж год я царствую…»

Тут чей-то негодующий голос резко прервал Бориса:

– Это грабеж! Своего же поэта грабит!

– В самом деле! – послышался другой голос. – Иностранного поэта хоть ограбил бы, а то своего. Сразу зашумели все:

– Посреди бела дня белые стихи красть!

Борис стоял бледный, как полотно железной дороги.

Кто-то закричал:

– Пойдем вязать Борисовых щенков!

– Это тоже из Пушкина! – закричали точно из-под земли выросшие Венгеров и Лернер. – Не смей трогать!

Но их никто не слушал. Все бежали душить семью Бориса.

Сам Борис чрез знакомого фармацевта, которому он пред тем устроил правожительство в Москве, достал арбуз с вибрионами и отравился.

Лжедмитрий I

Первый самозванец был родом из Одессы. Его настоящее имя до сих пор неизвестно, но псевдоним «Лжедмитрий I» был в свое время не менее популярен, чем псевдонимы «Максим Горький», «Сологуб» и др.

В приказчичьем клубе он научился грациозно танцевать мазурку, чем сразу расположил к себе сердца поляков.

– От лайдак! – восхищались поляки. – Танцует, как круль!

Последнее слово сильно запало в душу Лжедмитрия.

– Разве уж так трудно быть королем? – думал он, лежа у себя на убогой кровати. – Нужна только удача. Ведь Фердинанд и Черногорский князь стали королями. Нужно только заручиться поддержкой сильной державы.

Тут он невольно начинал думать про Польшу.

– Сами говорят, что танцую, как круль. Пойти разве и сказать им, что я действительно круль… Они всему поверят. Лжедмитрий не ошибся. Когда он объявил полякам, что он царевич Дмитрий, они бросились его обнимать.

– Ах, шельма, – кричали поляки, целуя Дмитрия во все, не исключая лица. – Как ловко прикидывался конюхом.

– Поможете мне овладеть моим царством?

– А что дашь?

– Все, что понравится вам, – обещал Дмитрий.

– Отлично! Нам нравится Белоруссия. Дмитрий добродушно сказал:

– Возьмите ее.

– Нравится нам еще Великоруссия, Малороссия, Сибирь.

– Что же у меня останется? – с испугом вырвалось у Дмитрия.

Поляки утешили его:

– А тебе, братику, ничего и не надо. Ведь ты конюх. Купим тебе хорошего лошака, ты и уедешь на нем из Московии, а править будем мы сами.

– Ладно! – сказал Дмитрий. – Спасибо, что хоть лошака одного мне оставите.

С помощью поляков Дмитрии и взял Москву. Народ московский и верил, и не верил, что это настоящий Дмитрий.

– Как же ты спасся? – спрашивал с любопытством народ.

– Очень просто! – объяснил самозванец. – Увидел, что меня начали резать, и убежал. Вместо меня и зарезали другого.

Народ качал головой, кто-то предложил:

– Позовем Шуйского. Он был тогда в Угличе. Спросим его.

Позвали Шуйского и спросили:

– При тебе убили царевича Дмитрия?

– Какого Дмитрия? – удивился Шуйский. – Никакого царевича Дмитрия не убивали. Все Борис выдумал. Дмитрий – вот.

Шуйский указал на самозванца.

– Спросим еще мать царевича! – решил народ. Позвали мать царевича и спросили, указав на самозванца:

– Твой это сын?

– Мой, мой! – ответила печальная мать. – Тот Дмитрий был только черненький, а этот рыжий. Только это оттого, что он вырос. Мой это сын! Мой!

Лжедмитрий стал царствовать. Человеком он оказался добрым, никого не казнил и не наказывал плетьми. Это показалось подозрительным боярам. – Он не настоящий сын Грозного, – роптали бояре.

– До сих пор никому из нас голову не отрубил. Нет, он самозванец!

А Дмитрий не исправлялся и продолжал не казнить. Бояре не могли снести этой обиды и убили его.

– Он был обманщиком! – заявили они народу. Он не Дмитрий.

Народ верил и не верил словам бояр.

– Спросим Шуйского! – решил народ. Шуйского привели.

– Убитый был Дмитрии? – приступили к князю.

– Какой убитый? – переспросил Шуйский.

– Вот этот, что лежит пред тобой.

– Этот? Какой же он Дмитрий? Мошенник он, а не Дмитрий. Царевича Дмитрия при мне в Угличе убивали. Этот самозванец.

Позвали мать Дмитрия и спросили:

– Твой сын?

– Не мой! – ответила мать. – Мои был маленький, восьмилетний, а этот. вишь. какой балбес. Народ после этих слов поверил.

Лжедмитрий II

Второй самозванец неизвестно откуда появился.

– Я вторично спасся! – сообщил он народу. – Видите, какой я ловкий. Изберите меня царем. Народ недоумевал.

– Как же ты спасся? – удивлялся народ.

– А очень просто. Подкупил человека, чтобы за меня принял смерть, а сам удрал. Народ думал, думал и решил:

– Спросим Шуйского.

Привезли Шуйского из монастыря, в который он за царствование был заключен, и спросили:

– Вот человек выдает себя за Дмитрия. Ты что скажешь – Дмитрий он или не Дмитрии?

– Дмитрий! – твердо ответил Шуйский.

– Но ведь Дмитрия убили!

– Какого Дмитрия? – удивился Шуйский. – Никаких Дмитриев не убивали. Это Дмитрий настоящий. Народ решил:

– Позовем мать Дмитрия. Позвали и спросили:

– Твой сын это?

– Мой! – последовал ответ. – И глаза те, и волосы те. Раньше он был рыжим, а теперь черный, но он мой сын.

– Позовем еще Марину Мнишек. – решил народ. Позвали Марину, показали Лжедмитрия II.

– Это мой муж! – заявила гордая полька. – И брюки такого же цвета, и столько же рук, ног и глаз, как у того… Это мой муж.

Однако Лжедмитрню II царствовать не удалось. Дав ему проходное свидетельство, его выселили из Москвы, кажется даже не впустив в нее.

Междуцарствие

Между тем смелых людей становилось все меньше и меньше на Руси и некому стало царствовать. Даже самозванцы отказывались от Москвы.

– Поцарствуешь день, – говорили самозванцы, – а потом целый месяц тебя будут за это убивать. Себе дороже стоит. Наступило междуцарствие. Поляки увидели, что царя нет в России, и пришли все в Москву и заявили:

– Мы все будем царствовать над вами. В компании веселее и безопаснее.

– Царствуйте! – разрешили бояре. – Кому прикажете присягать?

– Всем присягайте! – приказали поляки. На это бояре резонно ответили:

– Вас так много! Если каждому в отдельности присягать, то человеческой жизни не хватит. Выбирайте уж одного.

Поляки поняли, что бояре правы.

– Присягайте сыну нашего короля Владиславу! – приказали они.

Бояре присягнули. Когда присяга кончилась, поляки вдруг заявили:

– Мы ошиблись. Присягайте не Владиславу, а самому королю Сигизмунду. Бояре присягнули Сигизмунду.

– Можем идти? – спросили они.

– Нет, нет! – ответили поляки. – Не уходите. Может быть, еще кому-нибудь нужно будет присягать.

Бояре сели на крылечко и стали ждать.

Народ оставил их ждать и стал действовать на свой риск и страх.

Минин и Пожарский

Однажды на площади появился человек в форме мясника и закричал:

– Заложим жен и детей и выкупим отечество!

– Заложим! – загудела толпа. Кузьма Минин заложил (впоследствии оказалось, что это был он), пересчитал деньги и сказал:

– Маловато!

И, воодушевившись, снова воскликнул:

– Продадим дворы и спасем отечество!

– Продадим! – снова загудела толпа. – Без жен и детей дворы ни к чему.

Тут же наскоро стали продавать дворы и вырученные деньги отдавали Минину.

Кто покупал дворы – никому из историков не известно. А может быть, известно, но из стыдливости они это скрывают. Полагают, что была основана тайная патриотическая компания по скупке домов и имущества.

«Странно, – замечает один иностранный историк, имя которого мы дали слово держать в секрете. – Всех принуждали продавать дома; кто не хотел добровольно продавать дом, того принуждали. Как же в такое время могли появляться люди, которые осмеливались покупать дома?»

Не будем объяснять иностранным историкам то, чего они но своему скудоумию понимать не могут, и вернемся к Минину.

– Теперь хватит, – заявил он своим гражданам. – Возьмите оружие и пойдем на поляков. Во главе рати стал Пожарский.

– А казаков под Москвой не будет? – спросил новый полководец.

Казаки были на стороне поляков.

– Не будет! – ответил Минин.

– Тогда я пойду!

Пожарский оказался храбрым полководцем и освободил Москву от поляков.

Большую помощь оказал ему при этом голод, любезно согласившийся поселиться в Москве на время осады. Поляки, питающие с малых лет отвращение к голоду, отдали Москву русским.

С тех пор голод не расставался с русским народом, поселившись у него на правах бывшего союзника и друга дома.

Иван Сусанин

После изгнания поляков из Москвы бояре и народ избрали на царство Михаила Федоровича Романова.

В то время прославился крестьянин Иван Сусанин.

Однажды в дом Сусанина ворвалась банда польских воинов и потребовала, чтобы он их повел к Михаилу Федоровичу, которого поляки хотели убить.

Сусанин выбрал такое место, куда ворон костей не заносил, и завел туда поляков.

Сусанина поляки умертвили, но и сами погибли…

Малороссия

Казаки

Малороссия – это та самая страна, где из цветов плетет венок Маруся и о старине поет седой Грицько. Маруси ни к каким партиям не принадлежали, а Грицьки делились на две партии.

Одна давала себя грабить панам, и члены ее назывались крестьянами. Другая партия сама грабила панов, и назывались ее члены казаками.

Казаки были также разные. Одни жили на берегах Днепра, воевали с татарами и с проезжими на большой дороге, били всякого, кто подвернулся под руки, и водку называли «горилкой». Сами же назывались запорожцами.

Другие казаки жили на берегах Дона, воевали с татарами, били. кого Бог послал, и водку называли «горелкой». Назывались они донцами.

Третьи жили на Урале, воевали с татарами и с обозами купцов, били, кого могли одолеть, и водку называли «вином». Эти назывались уральскими казаками.

Несмотря на столь выпуклые противоречия в программах казачества запорожского, донского и уральского, все они сходились в одном и главном пункте – в горячей любви к тому, что запорожцы называли «горилкой», донцы – «горелкой», а уральцы – «вином».

Управляли казаками атаманы, которые выбирались самими же казаками и обыкновенно менялись по два раза в день. Наибольшую известность в истории заслужили запорожцы.

Эти свободолюбивые воины были вооружены прекрасными пиками и саблями и были в постоянной зависимости то от польского, то от русского воевод. Своими лихими набегами и попойками казаки наводили ужас на соседние государства. В союзе с татарами они часто причиняли много бед Польше, а в союзе с поляками – часто здорово лупили татар.

Хорошо, привольно жилось свободным как ветер казакам. Наконец им надоело польское иго, и они решили сбросить его какой бы то ни было ценой.

Богдан Хмельницкий

Имя человека, освободившею Украину от польского гнета, было – Богдан Хмельницкий. Хмельницкий, прежде чем стать героем, был польским чиновником.

Однажды холостой поляк, нуждаясь в жене, напал на хутор Хмельницкого и забрал у него жену. Чаплинский (так звали холостого поляка) думал, что Хмельницкий человек без предрассудков и женится на другой женщине.

– Какой человек не хочет жениться два раза? – думал Чаплинский.

Но ошибся. Хмельницкий, узнав про экспроприацию, страшно разозлился.

– Око за око, зуб за зуб! – воскликнул в гневе Хмельницкий. – Вы отняли у меня жену, а я отниму у вас Малороссию.

Поляки перетрусили и приказали Чаплинскому отдать жену.

– Хорошо, – ответил Чаплинский, – я готов обменять жену на Малороссию. Сколько дадите сдачи?

Стали торговаться, а когда сошлись, было уже поздно. Жена Хмельницкого заявила, что Чаплинский много приятнее Хмельницкого, и пойти к последнему не пожелала. Загорелась воина.

Казаки вооружились своими пиками, пищалями, саблями и татарами.

– За свободу! За свободу! – кричали казаки, кидаясь на ляхов.

Конечно, после таких слов полякам оставалось только обращаться в бегство, что они и делали. Свобода была добыта, и казаки загрустили.

– Что нам делать со свободою? – задали они Хмельницкому вопрос.

– Скучно с ней! – роптали старые казаки. – Когда нет свободы, за нее можно драться. Веселее тогда. А теперь что? И подраться не за что.

– Скверно, когда не за что драться! – соглашалась молодежь.

Казачество зевало от бездействия. Татары остались также безработными и уже подумывали о войне с казаками.

Хмельницкий видел это и, наконец, предложил:

– Давайте, братцы, отдадимся какому-нибудь государству!

– Ура! – закричали радостно казаки. – Вот это золотые слова.

– Отдадим Украину, а потом будем ее снова отнимать. Отнявши, снова отдадим, а отдавши, снова будем отнимать.

– К кому же присоединимся? – спросил Хмельницкий.

После краткого совещания казаки решили присягнуть на подданство московскому царю. Поляки же до нынешнего дня остались только при жене Хмельницкого.

Казаки свободнее вздохнули. Потом они стали вздыхать не так свободно, но зато чаще…

Русь-Империя

Петр Великий

Петр Великий был гигант на бронзовом коне. До Петра Русь была непроходимо-бородатой страной. У всех – от первейшего боярина до последнего конюха – был волос долог.

Один из знатных иностранцев, выписанный в Россию как искусный плотник, но сделавшийся впоследствии историком, так описывает тогдашнюю Русь:

«…Эта большая страна, – пишет иностранный плотник, – вся густо поросла бородой. Из-за бород не видно голов. Русский думает бородой, пьет чай бородой, ест клюкву бородой и ею же обнимает и целует жену. Итальянский писатель, живущий на Капри, уверяет, что Россия – государство уездное. Какое глубокое заблуждение… Россия попросту – государство бородатое».

Петр Великий решил прополоть страну и приказал немцам изобрести для этой цели соответствующую машину. Немцы, недолго думая, изобрели ножницы и бритву, что произвело сильный переворот в законах физики и химии. В первый раз на улицах Москвы раздалась впоследствии столь знаменитая четырехчленная формула: «Стригут, бреют, кровь отворяют».

Кто не хотел стричься и бриться, тому «кровь отворяли».

Ужас объял бояр, привыкших с малых лет носить длинную седую бороду. Одни из них бежали, бороду свою спасая, в свои далекие вотчины. Другие пускались на разные хитрости: отправлялись к царю с докладом бритыми. Пришедши же домой, они отращивали себе длинные бороды и самодовольно уладили их, радуясь, что обошли молодого Петра. Так поступали они ежедневно.

Однако обмануть зоркого Петра было нелегко. Хитрецов накрывали и наказывали…

Когда все бороды были отрезаны, обнаружились, что под бородами высшие сановники носили широкие длиннополые кафтаны. «Половые проблемы» боярских кафтанов были также решены посредством ножниц.

Когда все стали безбородыми и бесполыми, Петр сказал:

– Теперь за дело! Довольно баклуши бить и у соседей смех вызывать. Начнем лучше соседей бить и слезы у них вызывать.

Вздохнули бояре, но делать было нечего. Стали учиться в угоду Петру бить соседей.

Воспитание Петра

Петр получил воспитание домашнее.

Учил его сначала дьяк Зотов. Но вскоре обнаружилось, что дьяк Зотов неграмотный и не только писать, но и читать не умел по-русски.

Стали искать других учителей, но не могли найти грамотного.

– Учителей много, а грамотных мало! – жаловались бояре.

Но Петр уже с младенческих лет проявлял громадную настойчивость и силу воли. Голова грамотного человека была оценена в десять тысяч. Гонцы разъезжали по стране, собирали сходы и спрашивали:

– Кто грамотный, поднимай вверх руку! Но с опушенными руками стояла пред молодым, жаждущим знания царем неграмотная Русь.

– Кто грамотный? – мучительно раздавалось на Руси.

И в один прекрасный день послышалось:

– Мой немношко грамотна.

Голос шел из Немецкой слободы. Вскоре вышли оттуда три иностранца: голландец Тиммерман, шотландец Гордон и француз Лефорт. Петр стал учиться у этих иностранцев разным наукам…

Окружающие были вообще недовольны тем, что Петр вздумал учиться грамоте.

– Не по обычаям поступает! – ворчали в свои бороды бояре и народ. – От заветов старины отступает.

Стрельцы и потешные

Когда Петр подрос и стал юношей, он начал интересоваться государственными делами. Первым долгом он обратил внимание на стрельцов. Это были люди, увешанные бердышами, самопалами, ножами, кривыми и прямыми саблями, дубинами, царь-колоколами и царь-пушками.

– Вы воины? – спросил их Петр.

– Воины! – ответили стрельцы.

– С кем воевали? Стрельцы гордо ответили:

– Поди, царь, в Замоскворечье, погляди на купцов, приказчиков, людей служилых и неслужилых, и сам увидишь, с кем воевали. Чай, ни одного целого носа там не найдешь. На лице каждого жителя Москвы написано про нашу храбрость. Молодой Петр насмешливо посмотрел на стрельцов.

– А с врагами чужими так же храбро драться умеете? Стрельцы обиделись.

– Что ты, государь, сказать изволил, – сказали они с горечью. – Чтоб мы поганым басурманам свое национальное лицо показывали! Много чести! Мы им больше всего национальную спину показываем в битвах… И прибавили, подумав:

– Да и как с ним, басурманом, воевать будешь, когда у него оружие есть. Это не то, что свой брат приказчик.

После этого разговора Петр призвал начальников стрелецких и спросил их:

– Много под Москвой огородов?

– Много! – ответили стрелецкие начальники.

– Хватит по стрельцу на каждый огород?

– Хватит.

– В таком случае приказываю вам: разместить стрельцов по огородам в качестве пугал.

Стрельцы наконец оказались на своих местах, но крайней мере на первое время. Потом и птицы перестали их бояться. А Петр начал создавать новое войско из «потешных» рот.

Так как «потешными» заведовали не инспектора народных училищ и не начальники пробирных палаток, то дело пошло быстро на лад. «Потешные» из кожи лезли, чтобы вырасти скорее, и в примерных битвах здорово колотили стрельцов.

Петр радовался, на них глядя, и думал:

– Скоро мы покажем себя! И действительно показан.

Первая победа Петра

Первую победу Петр одержал над турками. Это в одинаковой степени изумило и победителей и побежденных.

– Неужели мы побиты?! – удивлялись турки. – Не может быть! Это судебная ошибка!

– Побиты, побиты! – показывали все народы Европы и Азии. – Сами видели, как вы бежали. Турки продолжали допрашивать свидетелей:

– Может быть, мы бежали позади, а русские впереди? Но народы стояли твердо на своем и показывали:

– Нет, вы бежали впереди, а русские бежали сзади и лупили вас в спины. Посмотрите, там еще, вероятно, синяки сохранились.

Турки посмотрели друг другу на спины и вынуждены были признаться:

– В самом деле синяки…

Они грустно опустили турецкие носы на турецкие сабли, потом сами опустились на турецкие ковры и с горя стали пить турецкий кофе.

Русские также не верили, что победили, и осторожно допытывались у очевидцев:

– Мы бежали впереди турок или сзади? Очевидцы успокоили их:

– Не сомневайтесь! Вы гнали турок и ловко трепали их.

Солдаты приободрились.

– Побеждать, оказывается, легко! – говорили они друг другу.

– Гораздо легче, чем быть побежденными.

– Много способнее. Тут ты бьешь, а тебя хвалят. А там тебя бьют и еще ругают.

После первой победы последовала вторая, потом третья, четвертая и все остальные победы. Война кончилась отнятием у турок Азова. Последний вскоре научился говорить и писать по-русски. Впоследствии он совершенно растуречился и начал писать фельетоны в русских газетах, подписываясь полным именем: «Вл. Азов».

Петр очень гордился победой над турками и отнятием у них Азова.

Духовенство стало роптать.

Петр-мореплаватель

До Петра русский народ был народом-рекоплавателем. Плавали русские весьма отважно, купаясь летом в реке. Плавали недурно и на спине и на животе. Но о судах имели понятие весьма слабое. Однажды Петр, осматривая амбары Никиты Ивановича Романова, увидел там «дедушку русского флота».

«Дедушка» был весь изъеден червями, и труха сыпалась из него, как из члена Государственного совета.

– Что это такое? – спросил Петр. Приближенные Петра не могли дать верного ответа.

– Это корыто! – сказал один приближенный.

– Корыто? Для чего?

– В таких корытах наши праматери купали своих новорожденных детей. Народ в те поры был рослый. Каждый новорожденный имел по пяти сажен росту.

Петр недоверчиво качал головой. Другой приближенный, желая потопить первого приближенного, сложил губы в ехидную улыбку и горячо произнес:

– Не верь этому льстецу, государь! Он хочет выслужиться, а потому и говорит, что сей незнакомый ему предмет – корыто. Не корыто это, а старинное ружье.

– Врет он, – закричал первый приближенный. – Это не ружье, а корыто!

Долго бы спорили русские люди, но в эту минуту явился немец Тиммерман и разъяснил, что найденный предмет – английский бот. Петр немедленно принял англичанина на русскую службу, велел его починить топором, пилой и рубанком. «Дедушка русского флота» вскоре поплыл по Переяславскому озеру, управляемый могучей рукой Петра.

В короткое время у «дедушки» появились товарищи, которые весело понеслись по волнам. Приближенные молодого царя с укоризной смотрели на новую затею молодого Петра и, качая бородами, вздыхали:

– Статочное ли дело русскому человеку на судне плавать. Земли у нас мало, что ли! Зачем еще вода нам понадобилась?

Петр сначала пробовал возражать:

– А ведь англичане плавают… Но ему отвечали:

– Так то англичане. У них земли два аршина. Им и понадобилось море. А нам на что? Народ также роптал:

– Вода нам для питья и для бани дана. Грех плавать на ней в каких-то ковчегах.

Петр продолжал строить суда. Паруса все чаще и чаше стали мелькать на Яузе и Переяславском озере.

В народе стали распространяться слухи, что Петр антихрист. Мореплавание слишком уже претило религиозным душам…

Война со шведами

За что возгорелась война со шведами, неизвестно. Историки в подобных случаях постоянно скрывают истинную причину.

Но воина возгорелась. В Швеции тогда царствовал Карл XII.

– Хоть ты и двенадцатый, а побью тебя! – сказал Петр.

Карл принадлежал к секте «бегунов». Всю жизнь он к кому-нибудь или от кого-нибудь бежал.

Бежал к Мазепе в Полтаву, но Ворскла и русские солдаты произвели на него удручающее впечатление, и он убежал из Полтавы к татарам. У татар он остался недоволен кумысом и бежал к султану. Узнав, что у султана много жен. Карл XII поспешил бежать от соблазна к себе на родину, где у него не было ни одной жены. Из Швеции бежал к полякам. От поляков снова куда-то убежал. Смерти, преследовавшей Карла по пятам, еле удалось настигнуть его в какой-то битве, и она поспешила воспользоваться этим случаем.

Петр же все время стоял на одном месте и занимался делом – строил, стругал, пилил, тесал. В результате Петр остался победителем.

Полтавская битва

Горел восток зарею новой. Уж на равнине по холмам гремели пушки. Дым багровый клубами всходил к небесам навстречу утренним лучам.

Не по доброй воле гремели пушки. Их каждый раз заряжали с казенной части и вынуждали палить по шведам. Шведы тоже палили, но плохо. Карл XII после очередного бегства повредил себе ногу и не мог ходить.

При самом начале битвы Петр приказал войскам своим одержать победу, и войска не смели ослушаться. Карл же XII не догадался это сделать, и войска его не знали, как вести себя: одержать победу или потерпеть поражение.

После небольшого колебания шведы из двух зол выбрали меньшее – поражение…

Много способствовало поражению шведов присутствие в их войсках малороссийского гетмана Мазепы. Гетман был человек весьма образованный и до конца своих дней сохранил сильную любовь к женитьбе. В искусстве жениться Мазепа не знал соперников, но воевода он был плохой. Неумением воевать он перезаразил все шведское войско, и оно не выдержало натиска Петровских войск.

Шведы бежали. Те же, которым было лень бежать, сдались Петру. Карл и Мазепа не поленились и бежали. После Полтавской битвы шведы повесили носы на квинту. Так они и висят до сих пор. Русские же под предводительством Петра высоко подняли головы. Гордые возвратились войска в Петербург под звуки музыки.

Народ наружно радовался и кричал «ура», но внутренне роптал на Петра.

Окно в Европу

Победив кого следует, Петр задумал прорубить окно в Европу.

– Пора, – сказал он, – на людей посмотреть и себя показать!

Сановники светские и духовные принялись увещевать царя.

– Не богоугодное ты дело затеял! – говорили сановники. – Окно дело грешное. Не по святой старине поступаешь, царь. Светские сановники подходили с дипломатической стороны и вещали:

– Окно, государь, вещь опасная. Прорубишь окно, а в него швед влезет.

– А мы ему в шею накладем! – смеялся Петр. – Он и уйдет.

– Уйдет швед, пролезет в окно немец.

– Немцу зачем в окно? Мы его и в дверь пускаем.

– Тогда немец из окна вылезет.

– Зачем же ему вылезать?

– А уж такая у немца привычка. Не пустишь в дверь, он в окно влезет. Пустишь в дверь, он в окно и вылезет. Характер такой.

Петр смеялся и продолжал прорубать окно. Петр прорубал, а сановники мирские и духовные приходили по ночам и заколачивали окно. Петр не унывал и настойчиво продолжал свою работу. Когда работа была окончена и новый свет хлынул в прорубленное окно, сановники опьянели от ужаса и завопили:

– Горе нам! Горе нам!

И началась между ними и Петром тайная борьба. Сановники каждую ночь упорно затыкали подушками прорубленное окно в Европу. По утрам Петр вынимал подушки, а уличенных виновников ссылал и даже казнил. Но ночью приходили новые сановники и приносили новые подушки. И до самой смерти Петра продолжалась эта тайная борьба.

Русскому народу так и не удалось при жизни Петра увидеть как следует Европу.

Петр-редактор

А. С. Суворину в то время было всего лет десять, и «Новое время» еще не существовало. А газета была необходима.

Русский народ искони славился тем, что не мог жить без газеты. Гостинодворцы невероятно скучали, лишенные удовольствия давать взятки репортерам бульварной прессы. Министры горевали:

– Некому восхвалять наши действия. Полцарства за коня… виноват, за писателя! Великие люди плакали:

– Когда мы умрем, кто напишет о нас некрологи? Помрем, как говорят хохлы, «и некролога не побачим».

Тогда сам Петр решил издавать газету. Недолго думая, он подал прошение о разрешении ему газеты под названием «Куранты о всяких делах Московского государства и окрестных государств».

Газета велась довольно смело. В ней задевались не только полиция, Германия и духовенство, но и высшие сановники. Однако газета ни разу не подверглась конфискации и редактор ни разу не был оштрафован и даже не посажен в «Кресты».

Можно смело сказать, что во время «Курантов» газетные работники пользовались полнейшей свободой слова.

Это был лучший период в периодической русской печати.

Народ роптал.

Науки и искусства

От наук и искусств Милосердный Бог спас допетровскую благочестивую Русь. Географией интересовались только извозчики. Историей – тоже извозчики. Люди высших классов считали ниже своего достоинства заниматься науками.

Искусством ведали уличные мальчишки – лепили из снега весьма замысловатые фигуры и рисовали на заборах углем не хуже других. К литературе русский народ спокон веков чувствовал призвание, и при Петре литература, хотя и устная, сильно процветала.

Народ-творец изливал свою душу в лирических произведениях, хватавших за душу как русских, так и иностранцев. Некоторые из этих элегий дошли до нас. Одна из них начиналась так:

Нс тяни меня за ногу, Ай, Дид! Ой, Ладо! Из-под тепленькой перины, Ай, Дид! Ой, Ладо!

Из прозаических сочинений к нам дошли превосходные сказки, в которых говорилось о первой русской авиаторше Бабе-Яге, летавшей на аппарате, который был тяжелее воздуха, – в ступе. Петру все это показалось мало. – Народу много, – сказал он, – а науки мало! Вы бы поучились немножко.