Текст книги "Ленни Голд в поисках самого себя. Агни"

– Еще раз тронешь – убью.

Оба тяжело дышали.

– Ладно, ладно. Уже верю. Отпускай. Поигрались и будет.

Она коротко засмеялась:

– Было весело.

Йозеф медленно разжал хватку.

– И ее отпусти.

Хранители отпустили ангела матери и встали позади него по обе стороны, готовые к атаке и защите. Мать и ее ангел приводили себя в порядок перед выходом из комнаты, движения были синхронными, и было непонятно, кто кого муштровал.

– Ну, что? – Мать, наконец, подняла на сына вопрошающие глаза. – Партнеры или соперники?

– Будущее покажет.

Он подошел к окну задернуть штору и увидел рыжего мальчика из кафе, который стоял внизу через дорогу и смотрел точно на его окно, как будто давно знал, где он живет. Ленни радостно замахал ему рукой, как только увидел.

Удивленный и странно обрадованный Йозеф медленно поднял руку и помахал в ответ.

– Знаешь этого пацана?

Мать, бесшумно подойдя к окну и стоя рядом с сыном, смотрела на Ленни.

– Познакомился с ним сегодня в кафе возле дома Моцарта. Не беспокойся. Если, конечно, это чувство тебе известно. Мне он интересен только как объект для изучения.

– Меня беспокоит только то, что сильнее меня. А он может быть сильней, хоть еще и ребенок.

– С чего ты взяла?

– Ты разве не видишь его ангела? – Она впервые говорила с сыном как с равным.

– Ангела? У него его нет.

– Есть. И он белый. Сильный, тренированный хранитель.

– Почему я его не вижу?

– Еще все впереди.

– Пригласим?

– А что?.. Почему бы и нет? Зови. Развлечемся. Пойду, приведу себя в порядок.

Как никогда в жизни она ласково потрепала сына по щеке, заговорщицки подмигнула, резко ударила кончиками пальцев по тому месту, которое только что ласкала, и пошла к двери походкой дикой кошки, грациозной и одновременно в любой момент готовой к прыжку.

Йозеф опять повернулся к окну, поманив пальцем, пригласил Ленни войти. Тот расплылся широкой белозубой улыбкой, как будто улыбался самому близкому и дорогому человеку и бросился к входной двери.

Снизу раздался звонок, шаги прислуги, звук открывающейся и закрывающейся двери, детский голос, шаги гостя, направляющегося в гостиную.

Йозеф посмотрел на своего ангела, в существование которого уже верил, которого уже не боялся и кому уже полностью доверял, заговорщицки подмигнул ему. Затем умылся, причесал волосы. Не спеша и насвистывая «Турецкий марш», сменил запачканную кровью рубашку.

Горничная провела Ленни в богато убранную, со вкусом обставленную гостиную с камином на полстены. Перед ним стояли диван, по бокам два кресла, между ними журнальный столик с огромным букетом цветов. Там никого еще не было. Он устроился на диване, с удовольствием погрузившись в роскошные, обитые бархатом подушки. Наслаждался приятной мягкостью и абсолютно не знал, как сказать незнакомцу, что они братья. Его ангел в предчувствие недоброго встал за ним лицом к двери.

Вскоре спустился Йозеф и уселся в одно из кресел. Чуть позже в комнату вплыла мать Йозефа, но не села, а встала за сыном, положив холеные руки ему на плечи. Ангел Йозефа встал справа. Но тут появилась черная хранительница матери и встала слева. Оба ангела одинаково сложили руки на груди и насмешливо усмехались.

– Так как тебя зовут?

– Леонард Голд.

Йозеф и его мать переглянулись и едко заулыбались.

– Зачем ты пришел? – Наконец произнес Йозеф.

Ленни помолчал, глядя то на мать, на присутствие которой он не рассчитывал, то на Йозефа, медленно сказал:

– Ты… мой брат.

– Что-то я в этом сильно сомневаюсь, – тихо и саркастично произнесла мать, вдруг заинтересовавшись состоянием своего идеального маникюра, повторив жест хранительницы, которая демонстративно надела на руки кастеты с четырьмя длинными, острыми, изогнутыми, как когти, лезвиями и начала их рассматривать, поигрывая пальцами.

– Не в этой жизни, конечно, – чуть улыбнувшись, пылко продолжил Ленни. Он не боялся противоборства с двумя противниками, которые явно предпочитали словесные баталии спортзалу. Но чувствовал, что надо что-то сделать, чтобы убедить Йозефа захотеть стать лучше. Некоторое время он пристально рассматривал его ангела и вдруг его озарило.

– Можно твоего ангела? – Все четверо чуть рты не открыли от удивления.

– Прости, что?

– Да-да. Ты все правильно понял. Можно твоего ангела?

Йозеф все еще в недоумении легким движением руки, лежащей на подлокотнике, позволил своему ангелу отделиться от себя. Тот встал между ними. Ленни жестом попросил своего ангела подойти к ангелу Йозефа. Что он и сделал медленно и настороженно. Хранитель Йозефа был спокоен, но в боевой готовности.

– Подойди ближе.

Белый ангел шагнул на шаг ближе.

– Еще ближе. Ближе. Еще.

Пока ангелы не встали друг перед другом буквально нос к носу. Они были одного роста, одного телосложения.

– Раскройте крылья.

И крылья оказались одного размера.

– Достаньте оружие.

Тут ангелы отпрянули назад. Но, остановившись на некотором расстоянии, достали… одинаковые мечи.

– Они еще кое-что не померяли, – пробормотала мать Йозефа.

– А так твой ангел может?

Черный ангел раздвоился и бросился на хранителя Ленни. Тот ловко отбивался от двоих.

– А так?

Ангел расстроился, потом появился четвертый, все насели на одного белого и закружили по комнате черно-белым шаром. Хранительница ничего не предпринимала, только посмеивалась.

– Пойдем со мной? У тебя еще есть шанс спастись. Мне так чивани сказала.

– С ним? А как же учеба, карьера, я? – Мать потрепала волосы Йозефу.

– Мам, его учитель сегодня сказала мне, что у меня будет прозвище Доктор-убийца.

– Да? Моя ж ты умничка, – она поцеловала его в макушку головы, – и кто его учитель?

– Так, одна цыганка…

Оба замолчали, но было видно, что едва сдерживают смех. Не сдержали. Громко и насмешливо захохотали.

– Цыганка!..

– Еврей!..

Мать отсмеялась, успокоилась, вытирая глаза, пошла к дивану, села справа от Ленни, закинула нога на ногу, откинувшись на спинку, раскинула по сторонам тонкие руки, незримо увеличив “свое” пространство. При этом Ленни отчетливо ощутил властность и агрессивность. Одной рукой она коснулась волос Ленни, покрутила пальцами прядку из хвоста на затылке.

– Наивный…

Но тут схватила весь хвост и сильно потянула, запрокидывая голову Ленни назад.

– Или глупый?

Повернулась к нему всем корпусом, острым ногтем указательного пальца второй руки повела от подбородка к вороту рубашки. Йозеф с ироничным любопытством наблюдал за ними со своего кресла.

Люди были так увлечены словесной перепалкой, что не замечали, что делают ангелы. Ангелов Йозефа стало уже пятеро, но намного прозрачнее, чем, когда он был один. Они все нападали на ангела Ленни. Тот отбивался изо всех сил, умело, маневренно, но их было пятеро!

Они все вместе схватили его, завалили на пол, каждый держал по руке, ноге и голову. Хранительница матери довольно захохотала. Как раз в то время, когда ее подопечная, смеясь, шла к дивану, она направлялась к белому плененному ангелу.

Только теперь Ленни понял, что он в западне. И ангел ему не поможет, и может, даже он сам погибнет. Он впервые почувствовал сильнейшую связь со своим хранителем. В голове промелькнула сцена гибели матери. Наверное, так же погиб ее ангел.

Ангел матери Йозефа встала над поверженным противником так, что он оказался у нее между ногами, села ему на живот, поиграла пальцами, наклонилась и повторила движение матери Йозефа, только более болезненно. Ленни с запрокинутой головой чувствовал не легкое прикосновение острого ногтя, а удушье и режущую боль на шее, груди, опускающуюся все ниже. А там…

Ленни правой рукой выхватил алмазный нож из ножен так молниеносно, что сам успел удивиться, и приставил его к шее матери Йозефа. Все черные ангелы одновременно повернули к нему головы.

– Пусть они отпустят его.

Пять ангелов соединились в одного, и он сразу же отошел к Йозефу. Хранительница нехотя встала с коленей и с легким взмахом крыльев перенеслась к своей подопечной. Ангел Ленни мгновенно вскочил и бросился к нему.

– Ну, хорошо, хорошо. Ты не наивный и тем более не глупый. Просто еще очень-очень-очень маленький.

Она отвела указательным пальцем руку с ножом от своего горла, кивнула на нож:

– Наверное, было бы больно.

– Нет, он настолько острый, что вы бы ничего не почувствовали, – сказал Ленни, с доверчивой готовностью убирая нож в ножны.

– Красивый ножичек. Черный алмаз такая редкость, а о его размере вообще молчу.

– Это не алмаз черный, а ваша душа.

– Ц-ц-ц, манюня расхрабрился. А мне вот интересно, – она положила руку на шею, указательным пальцем проводя по тому месту, где только что было острие, и повернулась к сыну, – а ты бы пошел с ним? Ты бы стал таким, как он?

До этого вопроса Йозеф сидел, запрокинув нога на ногу, облокотившись на подлокотник и положив подбородок на руку, и внимательно наблюдал за двойным противоборством ангелов и родительницы со странным мальцом.

– Я подумаю. У меня еще есть время.

Но тут он рывком встал и неожиданно резко произнес, глядя на Ленни:

– А вот твое время вышло.

Ленни вскочил с дивана. Порывисто протянул руку для рукопожатия. Йозеф помедлил, но руку пожал. Ощутил силу, светлую радость и любовь, которой всегда был обделен. В порыве захлестнувшего его ощущения братства, неожиданно сам для себя, обнял мальчика. Ангел Ленни протянул руку хранителю Йозефа, тот нехотя пожал руку, но обниматься не стал.

– Хотелось бы пообщаться с тобой.

– Дорогой! – Мать привлекла к себе внимание нарочито громким голосом, вклиниваясь в объятия сына, который никогда никого не обнимал, и незнакомого рыжего пацана. В ее планы не входило общение ЕЕ детей с представителями неарийского происхождения, рабами по умолчанию:

– Ты забыл, мы завтра едем в Мюнхен?

Холодный тон, ожидающий взгляд, высоко поднятая тонкая бровь, раздувающиеся от едва сдерживаемого гнева ноздри требовали немедленного решения.

– Тогда все. Бывай. – Йозеф похлопал Ленни по плечу: – Мюнхен моя мечта.

– Прощай… брат.

Ленни коротко поклонился матери Йозефа, которая облегченно вздохнула и позволила себе насмешливую торжествующую улыбку, и быстро пошел на выход.

– Съешь конфетку, дорогой, – ласково заворковала чивани на лавочке. – Или знаешь что, Лоло, пойдем-ка покушаем. Целый день ничего не ели. Все некогда и некогда. Пошли-пошли, надо поесть.

И потащила его в ближайший ресторанчик.

– Надо покушать, отдохнуть, выговориться, – слышались ее утешающие слова как-то издалека. Ее прикосновения, голос, участие, еда, прохлада вскоре успокоили Ленни, и он настолько пришел в порядок, что начал задавать вопросы:

– А такое возможно, чтобы черный ангел стал белым?

– Для бога ничего нет невозможного. Если белый легко может стать черным, то возможен процесс и наоборот.

– Святые могут стать демонами?

– Легко. История не раз подтверждала это.

– Если Йозеф мой брат… Если он может делить своего ангела… Я видел, в конце встречи их было пятеро. То… – Чивани глядела на него в ожидании.

– … и я могу так делать? – Наконец, Ленни закончил логическую цепочку вопросом.

– Чего не знаю, того не знаю. Но думаю, чтобы это произошло, ты должен любить в два, три, четыре раза больше.

– Как такое возможно? Я думал, что любовь абсолютна. Либо она есть, либо ее нет.

Чивани усмехнулась:

– Наверное, ты прав. Но тогда остается проверить это только опытным путем.

Они помолчали.

– А ты знаешь, та девица…

– Слышать ничего про нее не хочу!

– Ну…

– Что еще?

– Я смотрел на нее, но не видел бесстыдную наготу, а видел сестру, отчаявшуюся найти любовь, – задумался на какое-то время, утвердительно покачал головой, – таки сестру.

– Ну ты… даешь. Шли ощутить вибрации Моцарта, а повстречали две родственные души. Уж не знаю, повезло ли тебе, если учесть, что они демоны. Не ходи к ней, дорогой, помяни мое слово, ничего хорошего из этого не выйдет. Ну, ладно, – она похлопала мальчика по спине, видя, что он уже совсем успокоился и даже заулыбался, – пойдем, глянем на цель нашего посещения. Ты еще помнишь, зачем мы здесь?

Ленни, будучи под впечатлением встречи с Йозефом Менгеле, напрочь забыл об этом. И вспомнил только после определенного напряжения:

– Ах да, – хлопнул себя по лбу, – внимание, здоровая печень, спирт, одержимость.

Чивани довольно улыбнулась, собрав возле глаз многочисленные милейшие лучики-морщинки.

Незаметно для глаза день перетек в сумерки, а зной с неба в душное тепло, исходящее из-под ног. Земля, казалось, с облегчением выдыхала из себя жар, накопленный за день, стараясь быстрее остыть. Деревья с запыленными листьями вяло шелестели от почти незаметного дуновения все еще горячего ветра.

Чивани и Ленни шли недолго. Следующая же узкая улочка, на которую они вышли, была вся сплошь из ресторанов, бистро, пивных баров и кафешек для народа попроще, спешащего промочить горло после тяжелого или не очень, трудового дня. Кабаки были полны, все столики и барные стойки заняты завсегдатаями. Стоячий воздух был перенасыщен спиртными испарениями, смешанными с запахом пота и табачным дымом. Он колебался только тогда, когда кто-нибудь резко двигался, но сразу же возвращался в исходное положение.

Они заходили в одно питейное заведение за другим, где окна и двери были нараспашку, но духота стояла несносная. И везде их встречала одинаковая картина: люди мгновенно реагировали на их появление. Быстро выяснилось, почему. Когда они появлялись на пороге, вместе с ними в зал врывалась струя свежего воздуха. Подвыпившие завсегдатаи поворачивали к ним головы, смотрели на них какое-то мгновение, застыв в непонятном для них самих ожидании, не отдавая себе отчета в такой реакции. Но вот Ленни ясно видел, как на них чутко реагировали мертвые духи, которые сидели внутри любителей горячительных напитков. Духи быстро отмечали себе, что те, кто мог бы их изгнать, их не трогали и даже не собирались этого делать, успокаивались и, уже не обращая на странную непьющую парочку с белыми ангелами, продолжали наслаждаться тем, что было им недоступно вне физического тела.

– Посмотри, куда приходит бутылка, оттуда убегает богатство. Эти люди просто обречены на бедность и убогую жизнь. Но они убивают радость жизни не только у себя, но и у своих родных и близких, лишают их достойного и безопасного существования.

В одном из пивных баров чивани решила задержаться подольше. Чтобы понаблюдать, они даже присели за чудом свободный столик, крайне удивив хозяина отказом от спиртного и просьбой подать что-нибудь безалкогольное. И в этом заведении, как и во всех остальных, печально сновали от одной бутылки к другой несколько отчаявшихся мертвых духов пьяниц. Страдая от неосуществимого желания выпить, они только ожидающе заглядывали всем в рот, провожая жаждущим взглядом каждый глоток вожделенной для них жидкости. Но тела всех выпивох были уже заняты. Ни один из духов, обосновавшихся в теле, не желал бы освободить его по собственной воле даже на время. Они понукали и жадно дергали своих слабовольных содержателей, заставляя их вливать в себя несметное количество алкоголя.

Один завсегдатай был уже настолько пьян, что упал со стула, потянув за собой скатерть с бутылками, стаканами и бокалами. Комнату заполнили звуки бьющегося стекла и непристойные ругательства собутыльников и хозяина. На полу образовалась большая лужа смеси дешевого вина и пива. Все духи слетелись и склонились над ней, пытаясь хоть как-то ослабить неутолимую жажду. Они толкались, как глупые щенки, жадно лизали ее, но не имея физического тела, не могли удовлетворить себя ни на йоту.

Один дух стал трясти упавшего пьяницу, вытягивая захмелевшего, но сопротивляющегося духа, который был похож на рака-отшельника в раковине. Выпивоха медленно размахивал руками и что-то невнятно бормотал еле шевелящимся языком, пытаясь отогнать не такое уж и привидевшееся видение. Дух внутри него отчаянно сопротивлялся насильственному выселению. Но его вытащили, отбросили и в момент обосновались в теле бывшего хозяина. Тот мгновенно протрезвел и начал жадно вылизывать разлитое по полу пойло, довольно похрюкивая, не обращая внимания на улюлюканье, пьяные комментарии собутыльников и битые стекла.

Тут в зал ввалилась компания студентов, решивших отметить наступление долгожданных летних каникул. Они шумно уселись за барной стойкой, наперебой выкрикивая заказы, напрягая внешне невозмутимого бармена чересчур громкими, возбужденными голосами. Замелькали рюмки, бокалы, кружки, бутылки с яркими этикетками, высокая пивная пена, блюдца с закусками, салфетки. Вокруг каждого из новоприбывших образовалась толпа духов даже из других заведений, с нетерпением ожидающих время полного опьянения.

Начали студенты с воодушевлением, бодро выкрикивали здравницы, на ходу придумывая остроумные или глумливые тосты, громко хохотали, с размаху грохая пустой посудой о стойку. Короткое затишье, во время которого все пили, перешло в бурное обсуждение трудностей прошедших экзаменов, занудства придирчивых преподавателей, курьезных случаев на сессии.

Толпа духов заволновалась: надо было быть наготове.

После пары тостов начали сыпаться скабрезные анекдоты. Духи уже навалились на студентов, дерясь между собой за право первенства войти в потенциальную жертву. Кто успел заскочить в свежее, крепкое тело, устраивался поудобней и алчно тянулся к бутылке или требовал добавки пива. А молодые люди, не зная, что происходит, размахивали руками, дико хохотали и вливали в себя очередные порции спиртного.

Духи, не успевшие захватить живое тело, которое ублажало бы их желание много пить, и которым бы они управляли в своих интересах, в отчаянии метались по залу и уносились прочь на поиск других злачных мест и очередных, склонных к алкоголизму, людей.

Чивани посмотрела на Ленни:

– Вот так это и происходит. Склонность очень быстро перетекает в пристрастие, а та в страсть. Неконтролируемая зависимость обусловлена одержимостью, и от нее невозможно избавиться, не убрав из себя духа. Но беда не приходит одна. Пьющий человек становится бессердечным и быстро теряет способность любить. Именно поэтому совершается так много преступлений на почве алкогольного опьянения. Поступками пьяных людей управляют их подселенцы, вытесняя из их сознания законы человеческого общежития.

Один дух постоял у входа, а потом робко приблизился к столику, за которым сидели чивани и Ленни.

– Чего тебе? – Цыганка пристально смотрела на него.

Тот медленно встал перед ними на колени, умоляюще протянул к ним дрожащие ладони, сложенные вместе.

– Не у нас проси прощения, у Духа Святого. Да, можешь здесь и сейчас.

Руки духа нерешительно, но уже без дрожания простерлись вверх. Повеяло свежим насыщенно сладким ароматом роз, и он начал постепенно исчезать, как будто его слизывал язык невидимого существа.

Все духи в потных разгоряченных алкоголем телах опять одновременно повернули головы в их сторону. В зале на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов и храпом заснувшего под столом пьянчужки. Но странное и необъяснимое состояние невидимого чуда быстро рассеялось, и обычный шум питейного заведения снова возобновился.

Чивани приподняла голову, с наслаждением вдыхая улетучивающийся запах:

– Видать, мы зашли сюда именно для этого. М-да, алкоголь, действительно, убивает, Лоло. Так что не наделай глупостей, не убей себя, когда станешь взрослым. И помни, что для того, чтобы расслабиться, есть… – она выжидательно глянула на Ленни, приподняв брови, в ожидании ответа.

– Эээ…

– Баня, например, массаж, прогулка под луной, рисование, сочинительство стихов, слушание музыки. Чтобы повеселиться есть…

– Остроумные шутки.

– Веселые друзья, встречи с приятными знакомыми, песни и танцульки, приключения запланированные и неожиданные, наблюдение за людьми, в конце концов. Чтобы найти общий язык, есть…

– Общие интересы.

– Общие ценности, общая проблема или общий враг. Ну и, на худой конец, интересная книга, хорошая погода, да и просто приподнятое настроение. Улыбнись искренне, и человек растает прямо у тебя на глазах. И не нужно бухла для храбрости. И на будущее, которое уже не за горами, чтобы сблизиться с женщиной, тоже не надо пить, достаточно нелицемерных комплиментов, приятных подарков, искренней нежности. А сейчас пойдем. Время позднее, пора и на покой.

Они вышли, облегченно дыша свежим, успевшим остыть воздухом и зашагали прочь от места, где так легко стать одержимым.

– Если люди хотят духовности, но духовными не становятся, то проблема и в алкоголе тоже.

В конце улочки маячил силуэт шатающегося, то и дело спотыкающегося, человека, за которым тянулся шлейф перегара. Вдруг он остановился, держась за стену, схватился за сердце, медленно осел на колени, захрипел и рухнул на землю лицом вниз. Из окна второго этажа кто-то выплеснул, не глядя, ведро воды, окатив ею упавшего мужчину. Стекшая с него вода образовала под лицом небольшую лужицу, теперь мужчина начал задыхаться не только от сердечного приступа.

Ленни было бросился помогать, но чивани удержала его от этого, схватив за рукав. Они увидели, как из тела быстро выскочил мертвый дух и бросился назад в кабак. Только когда он исчез в дверях заведения, чивани отпустила руку мальчика.

– Сейчас.

Они вместе вытащили несчастного полу-утопленника из лужицы, где он почти что уже захлебнулся, откачали, но привести в чувство не смогли. Из кармана достали размокшие бумажки, высмотрели какой-то растекшийся адрес, и, выяснив у редких, тоже шатающихся, прохожих, что это далеко, потащили его к стоянке экипажей, волоча ногами по пыльной мостовой.

Ленни было тяжело. Он старался, как только мог, облегчить ношу напарнице. Но насколько ему стало легче, когда он, случайно глянув на спину, повисшего на их руках человека, увидел бессильно повисшие, как будто мокрые, белые крылья. Переглянулся с чивани, обменялся с ней улыбкой.

По дороге им навстречу шла быстрым шагом милая, прилично одетая, но растрепанная и явно отчаявшаяся женщина, которая заглядывала всем мужчинам в лицо, вызывая у них в ответ похотливое любопытство. Но завидев Ленни и чивани, едва волочивших нечаянный тяжелый груз, она почему-то без колебаний бросилась к ним. Подняла голову мужчины обеими руками, быстро вытерла воду, стекающую грязными струйками с волос. Молча обцеловала все лицо, умывая слезами. Без слов взвалила его на свое плечо и потащила. Остановилась, обернулась, бросила с американским акцентом:

– Спасибо. Вам воздастся.

– И тебе, дорогая. Ты была терпелива, и сейчас ты дождалась того, что так долго ждала.

Женщина поправила сползающее тело, внимательно всматриваясь прищуренными близорукими глазами, в лица мальчика и старухи-цыганки, оглядывая их с ног до головы, и неожиданно для себя спросила:

– Может, зайдете к нам?

– Нет, незачем. Твой муж уже свободен. И он будет источником света, несущим через музыку радость. Как хоть его имя?

– Яков Гершович.

– Это от рождения. А сейчас?

– Джордж. Джордж Гершвин.

– Я бы посоветовала вам немедленно ехать в Штаты, там для вас уже готовы раскрыть все двери и сердца.

Глаза женщины распахнулись и засверкали уже не от слез горя, а от слез нежданного счастья:

– Как мы можем отблагодарить вас?

– Я люблю негритянскую музыку.

– А мой любимый цвет – голубой, – поспешил вставить мальчик в унисон с чивани.

– Я… передам, разумеется, Джорджу… – Озадаченно протянула женщина. – Мы пойдем…

– Да, конечно. Теперь он уже не твой груз, – сказала чивани и похлопала мужчину по спине. Крылья шевельнулись. Перышки встали дыбом, как у нахохлившейся от холода птицы, из спины начала подниматься голова, потом показались плечи, освободились руки.

Ангелы чивани и Ленни хотели помочь, но новоявленный ангел решительно отказался. Наконец, он встал рядом с подопечным, расправил крылья как у фламинго. От него исходили мощные волны радости, наполняющие душу ритмами африканских мелодий, запахами джунглей после сезона дождей, тонкой свежестью эдельвейсов на склонах Килиманджаро, жаром раскаленных песков Сахары. Благодарно поклонившись всем по очереди и помахав на прощанье рукой, он подхватил своего подопечного. Женщина при этом удивленно вскрикнула, безвольное тело стало почти невесомым, хотя все так же, казалось, висело на ней всей своей тяжестью.

– Всего доброго, дорогой, только доброго, – чивани озвучила вслух мысли Ленни, все четверо махали руками, довольно улыбаясь и провожая взглядом отъезжающий экипаж, из которого по обеим сторонам виднелись машущие им крылья.

Тишина захватила разум и тело и унесла прочь переживания этого дня. Не хотелось думать, анализировать, сортировать увиденное и услышанное, хотелось только тишины.

Ленни также рано вставал, делал растяжки, пробежки, силовые упражнения. После зарядки обязательно омывался водой из любого ее источника: ручья, реки, колодца, колонки. Плескался шумно и с удовольствием, всегда с радостной улыбкой на лице, чувствуя, как с потом смывается энергетическая грязь и по телу разливается свежесть.

Каждый раз по возможности, и когда поблизости не было посторонних глаз, он учился у чивани тому, чего не умел. Она мастерски владела палкой, кнутом и ножом.

В схватках с ней он проигрывал в технике, но был равен ей в ловкости, маневренности и сообразительности. Уроки Каа не прошли даром.

Было забавно наблюдать поединок старой, с виду немощной женщины и хрупкого 11-летнего мальчика. Но еще более интересным было противоборье двух ангелов. Хранитель Ленни очень уступал собрату во всем, и в силе, и в опыте ведения боя, но быстро учился.

Каждый раз чивани и Ленни усталые, но довольные, посмеиваясь, садились рядом и наблюдали продолжающуюся учебную дуэль своих хранителей. Ее, мощного, спокойного, уверенного в себе и его, гибкого, ловкого, неуемного.

Как-то они собрались ночевать в кукурузном поле. Яркий фургон маячил среди высоких сочно-зеленых стеблей с молочно-сладкими початками.

– Сегодня я покажу тебе еще кое-что, – сказала чивани. – Ты уже знаешь что-нибудь о семи смертных грехах?

– Теоретически, да. Но я не только никогда их не совершал и не соблазнялся ими, даже никогда с ними не сталкивался.

– Ты растешь. Как все дети слишком быстро. И я нисколько в этом не сомневаюсь, все они встретятся на твоем жизненном пути в открытом виде или замаскированными под добродетель.

Она помолчала.

– Наше физическое тело состоит из пяти элементов природы, – с силой продолжала она, заметив, что мальчик собирается что-то сказать или спросить, – из земли, огня, воды, воздуха и эфира. Скелет, мышцы и все твердые части тела происходят от земли.

Все наше тело – сплошная таблица Менделеева. Он дваждырожденный, кстати. Лично с ним не встречалась, но слышала, что могучего ума был человек. Все циркулирующие в организме жидкости – из элемента воды. Тепло тела, способность переваривать пищу и убивать инородные энергии дает огонь. Ты это уже хорошо знаешь. Все процессы движения в теле оживляются жизненной силой воздуха. Чувствительность пяти органов чувств, их способность воспринимать физический мир, взаимодействовать друг с другом и с ним, даются эфиром. Каждое качество, будь то добродетель или порок, соответствует своей стихии.

– Я когда-нибудь…

Последовал быстрый жест, заставивший Ленни замолчать.

– Похоть хоронит в своих недрах. Жадность топит в своих глубинах. Страхи и привязанности захватывают и уносят в круговерть смерчей. От зависти задыхаешься, как в вакууме космического пространства. Эго ослепляет. Условности погружают в абсолютную темноту. А гнев… сжигает в пламени.

Она встала напротив Ленни, отошла немного подальше, чтобы ее было хорошо видно.

– Вот так выглядит человек, объятый гневом. Человеческий глаз этого не видит, но поверь, это точно происходит.

Из низа ее живота вырвалась струйка огня. Плотоядно облизнула горящим язычком весь живот и вдруг жадно охватила пламенем верхнюю часть туловища. Пламя скрюченными руками с длинными пальцами потянулось вверх, хищно сжало горло, не давая вздохнуть. Затем огненные руки стиснули с двух сторон голову, медленно погружаясь вовнутрь через кости черепа, обхватили полушария мозга и начали сдавливать и их. А когда они сжались полностью в кулаки, из них вырвалось пламя во все ближайшие отверстия: ноздри яростно раздувались от частого дыхания, рот исказился злобным оскалом, глаза выпучились, белки налились кровью, зрачки расширились, вспыхнули огнем, и из них полетели искры. Змееподобные струйки зловещего красного пламени потянулись к Ленни, пытаясь приблизиться к его глазам и проникнуть сквозь них вовнутрь.

Через мгновение фигура чивани была объята пламенем с ног до головы. Огонь в ней бушевал яростно и импульсивно. Гнев клокотал, бурлил и как лава выплескивался во все стороны раскаленными потоками, выжигая траву и даже землю под ногами.

– Гнев – наихудший из пороков, он полностью лишает благоразумия, рассудка, самоконтроля, – сквозь ее зубы вырвался яростный голос. – Полностью. Начисто. Сжигается все. Но хуже него, – короткое движение руками и бушующее, казалось, неукротимое пламя, потихоньку втянулось во внутрь, сосредоточилось в области печени и мозга, превратив их в огненные, медленно кипящие шары, – затаенный гнев, он передает одержимость через глаза и убийственный яд через рот. Такой гнев очень агрессивен, хитер, едок и опасен. Он разрушает еле-еле заметно, иссушает сердце, испаряет любовь, испепеляет покой и миролюбие внутри многих сотен, тысяч, а то и миллионов людей. Исподволь, крадучись, маневрируя, он завладевает их умами и вырывается на свободу маниакальностью, а то и взрывами гражданских войн, терроризмом.

Еще одно движение, и перед ними стояла все та же старая цыганка с мудрым, проницательным взглядом черных, бездонных глаз, с добрым, морщинистым лицом, с полуулыбкой на губах. И спокойным, будничным голосом она произнесла:

– Это сейчас и начало происходить с Германией.

Тишина. Осмысление увиденного и услышанного. Недолгая, однако, тишина.

– А гнев божий?! Бог же гневается на людей?

– Бог-отец терпелив, сострадателен, милосерден. Он веками, из жизни в жизнь, дает шанс людям исправить содеянное ими. Но когда и его терпению приходит конец, и когда он начинает гневаться, нет пощады никому, кроме тех, кто отмечен золотой богиней. Землетрясения, цунами, наводнения, тайфуны, смерчи, метеоритные дожди, засуха, голод, неизлечимые болезни и повальное вымирание людей – как еще можно более эффективно очистить землю от энергетической грязи? Так гибнут целые цивилизации. Но когда гневается бог-мать, гибнут Вселенные.

– Но как же обуздать гнев хотя бы в себе, я не говорю уже в других?

– Любовью, Лоло. Только любовью. Все гневливые, агрессивные и раздражительные люди, на самом деле, очень несчастные и обделенные любовью. Только она может останавливать войны и даже растворять их в самом зародыше.