Текст книги "Психопат (сборник)"

– Множеством вещей – от психического расстройства до освобождения от алкогольной зависимости, но на алкоголика вы не очень похожи. Мы применяем новый метод терапии с использованием легкого психотропного препарата растительного происхождения и добиваемся результата там, где другие бессильны.

– Здорово! – наигранно восхищаюсь я. – Я уже готов поделиться с вами тараканами, поселившимися в моей бедной голове. Вот только у меня денег кот наплакал, а лечение, наверное, стоит недешево.

– Кабинет принадлежит коммерческой клинике! – сообщает женщина, зачем-то снимая очки. – Расценки устанавливает бухгалтерия.

– Я заплачу! – вмешивается мой злой гений. – Для хорошего дела денег не жалко.

– Неслыханная щедрость! – замечаю я. – Но неудобно пользоваться чужой добротой, лучше я откажусь.

– Ты где собираешься сегодня ночевать? В камере или дома? – усмехается мой спутник.

– Ладно, согласен! – обращаюсь я к женщине. – Когда начнем? Могу прямо сейчас.

– Лучше завтра, – отвечает она серьезно. – Сегодняшний день полностью расписан.

Преследующий меня альтруист расплачивается за сеанс, и я осознаю, что свободен. Домой иду пешком; рванув с места, белая машина умчалась в противоположную сторону, предоставив меня самому себе. Но сидящий за ее рулем человек отступился лишь временно, позволив кругообороту рутинных дел вновь затянуть себя в воронку. Не было сомнений в том, что он объявится в моей жизни так скоро, как только позволят обстоятельства, и тогда наша бесконечная игра с нулевой суммой продолжится вновь, еще больше связывая нас – двух обиженных судьбой противников, почти научившихся мириться с существованием друг друга.

Захожу домой. За деревянной дверью с облупившейся в углах краской открывается коридор, суженный двустворчатым шкафом. Антресоли загромождены картонными коробками с хламом, избавиться от которого не хватает духа. Привлеченный едва слышным запахом выкуренной сигареты, прохожу на кухню. Расплющенный на столешнице окурок информирует о недавнем присутствии чужака. Не думаю, что он рассчитывал здесь что-то найти, нет, это был всего лишь очередной ложный выпад. Включаю газ, ставлю на плиту чайник. Руки уже не трясутся, сердце бьется ровно. Спасибо тебе, мой дорогой враг, за то, что привносишь крупицу азарта в скучную жизнь! Этой ночью мне не уснуть. Но в недрах моего города вместе со мной будет страдать от бессонницы еще один человек – отчаявшаяся женщина, замкнутая в тесном пространстве собственной спальни. Ее отделяет от меня не столько физическое пространство, сколько внутренний виртуальный барьер, но тонкие колебания эфира, исходящие от наших астральных тел, возможно, зазвучат в унисон. Не в моих силах расторгнуть наш эфемерный брак, заключенный не на небесах, а в моей собственной голове. Спи спокойно, дорогая, мы никогда больше не увидимся! Впереди еще много дождливых дней, и в один из них я вновь приду на кладбище, пряча лицо под ветхим зонтом, чтобы встретиться, но только не с тобой. И тогда все повторится снова, но уже с другой женщиной, отягощенной другой, но, в сущности, очень похожей виной. И… ничего не изменится.

Ничего не изменится!

Эта мысль болезненно подстегивает сознание, вызывая понимание особенной сути одиночества. Одиночество обрекает тебя быть вечным странником, и ты бредешь одной и той же истоптанной тропинкой в поисках непонятной тебе самому цели, а в конце утомительно-долгой дороги обнаруживаешь, что вернулся в исходную точку. И только оказавшись в ней, ты можешь прийти, наконец, к осознанию, что ничего не выиграл!

Хотя, возможно, ничего и не проиграл.

3

Спустя неделю уже упускаешь из виду, что грузный человек, с поразительным упорством преследующий добычу, никогда не забывает о твоем существовании. Сегодня он является в образе двух мерзких типов, от которых за версту разит агрессией. Они сидят на лавочке возле подъезда, и ты понимаешь, что от судьбы никуда не деться, и заходишь в парадную, пройдя мимо них с независимым видом, а они поднимаются следом по лестнице, зная, что спешить некуда. Жестокий удар в солнечное сплетение заставляет скорчиться, а хук в челюсть валит с ног. Вытирая щекой пыль с половика, небрежно брошенного возле соседской двери, ты досадуешь на собственную глупость, а когда переводишь, наконец, дух и начинаешь нормально дышать, тебе помогают подняться и вручают конверт с написанным аккуратным почерком приглашением посетить психотерапевта. В постскриптуме не без юмора указывается, что причиной неявки может быть только смерть, но даже такая причина не будет считаться уважительной.

Направляешься к автобусной остановке, но конвой тащит тебя к машине, припаркованной за полквартала от твоего дома, и ты улыбаешься, понимая, что сэкономил деньги за проезд в маршрутке. В знакомом уже кабинете женщина в роговых очках встречает сухо: мой злой гений успел, наверное, влить в ее уши достаточное количество яда. Тебе замеряют давление, а потом проводят в комнату, скромное убранство которой плохо вяжется с представлениями о кабинете психотерапевта. Ты ложишься на покрытую клеенкой кушетку и кладешь голову на изголовье, готовый к длительной и мучительной беседе о твоих душевных проблемах, но в комнату заходит не врач, а высоченная медсестра, затянутая в синтетический халат. Пользуясь тонким инсулиновым шприцем, она вкалывает в бицепс полкубика розоватой жидкости и на некоторое время оставляет тебя в одиночестве. Ты продолжаешь лежать, безучастно уставившись в потолок, на котором намертво застыли разбегающиеся от светильника тени, и вдруг глубоко-глубоко внутри твоего неомраченного сознания возникает ясное понимание, что секундная стрелка прикрепленных над дверью традиционно круглых электрических часов отмеряет последние минуты знакомого тебе мира.

– Почему вы хотите умереть?

Хозяйка кабинета неожиданно объявляется на рабочем месте, но ее нарочито небрежная интонация вызывает лишь ироническую улыбку.

– А почему я должен хотеть жить?

Вопрос не удостаивается ответом. Женщина скользит взглядом по моей руке и находит точку, оставленную иглой.

– Аллергической реакции нет! – информирует меня. – Препарат можно применять без риска для вашего здоровья.

– Давайте, применяйте! – соглашаюсь я. – Хуже не будет.

– Смысл лечения очень прост, – объясняет женщина. – Вам знакомо слово «фимиам»?

– Знакомо. Это дым сгорающего благовония.

– Да, конечно. Но наш фимиам особенный, для его получения мы используем некую растительную субстанцию, обладающую психотропным воздействием. Небольшая концентрация этого вещества в воздухе приводит к поразительному эффекту: человек видит во сне то, на что сумеет настроиться. Наши исследования доказывают, что такой сон оказывает на пациента целительное действие.

– На меня любой сон оказывает целительное действие. Я вообще сплю плохо.

– Понимаю, – заметила врач. – Но бессонница – это только видимая часть проблемы, верхушка айсберга. У меня складывается впечатление, что в вашей душе царит подлинный кавардак.

– Это потому что она сложно устроена.

– Знаете, если в квартире не делать уборку, ну, скажем, месяц, то все вещи окажутся беспорядочно разбросанными. Точно так же и вашей голове: там все перепутано, а такую ситуацию нормальной не назовешь. Отсюда и желание покончить с проблемами самым простым путем – бегством.

– Вы хотите навести в моей голове порядок? Нечто вроде генеральной уборки?

– Вряд ли я смогла бы это сделать! – смеется врач. – На самом деле спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Моя роль скорее вспомогательная. Буду для вас чем-то вроде маяка. Постараюсь указывать правильное направление, чтобы вы не заблудились в сумеречном свете своего не совсем адекватного сознания.

– Ладно, я готов. – Мое смирение вовсе не показное, просто не очень верится, что этой милой дипломированной даме удастся хоть что-нибудь во мне понять.

В комнату вновь входит медсестра, в ее руках стеклянный прибор, похожий на кальян. Установив его на столик возле кушетки, она убирается прочь. Врач достает из кармана крохотный целлофановый пакетик с заключенной внутри сине-белой капсулой.

– Вот, проглотите это, и будем работать дальше.

– Надеюсь, в капсуле цианид?

Оставив мой вопрос без внимания, она подходит к стеклянному шкафчику и достает спиртовку. Помещает ее в нижнее отделение прибора, но не поджигает. Укоризненно произносит:

– Что же вы, глотайте препарат, наше время ограничено.

Поколебавшись, запихиваю капсулу в рот. Женщина протягивает одноразовый стакан, и я выпиваю залпом горьковатую шипящую жидкость.

– Перед тем как уснуть, нужно как следует надышаться фимиамом, но не переусердствовать. Я буду находиться рядом, контролировать процесс. Ничего не бойтесь: в малых дозах вещество безвредно.

– Вы начнете копаться в моих мозгах, когда я усну? – интересуюсь я.

– Мне незачем это делать. Ваше подсознание само проведет всю работу, мое дело – настроить его на нужную волну. Мы здесь не ведем утомительных и малоэффективных бесед с пациентами, не выведываем их тайн, суть методики совершенно иная. Но я не буду ничего объяснять, вы все поймете сами после пробуждения.

– Какого рода сон мне приснится?

– Вот это мы как раз и должны выяснить. Но сначала ответьте мне откровенно: вы действительно хотите умереть?

– Нет, конечно, с чего вы взяли? – возмущаюсь я.

– У вас множество ранений, но ни одного серьезного. Странное поведение, охарактеризовать которое можно словом «раздвоенность».

– Расщепление сознания?

– Нет, до этого еще не дошло. Вы выглядите совершенно здоровым человеком, но это, конечно, одна только видимость. Кстати, какой сон вы предпочли бы сами?

– Что-нибудь веселое. Например: я умер, а вы, безутешно рыдая, приносите цветы на мою могилу.

Женщина задумывается. Не думаю, что ей по душе мое фиглярство, но признаков гнева не наблюдаю. Улыбнувшись, она доверительно сообщает:

– Пусть так и будет! Кстати, капсула уже растворилась в вашем желудке, и заключенная в ней субстанция вот-вот начнет действовать. Она служит катализатором, усиливающим действие фимиама. Пора воскурить его и принести жертву богам!

Медсестра поджигает спиртовку, и голубоватое, почти бесцветное пламя лижет металлическую сетку, на которой покоится спрессованная серо-зеленая таблетка. Когда средняя часть «кальяна» набирается дымом, врач протягивает мне отведенный от прибора шланг с мундштуком на конце. От мундштука отходит еще одна резиновая трубка, она тянется к верхней колбе, наполовину заполненной прозрачной жидкостью.

– Вдыхайте и выдыхайте, не выпуская наконечник изо рта! – отдает распоряжение врач.

Сделав глубокий вдох, ощущаю сладковатый вяжущий привкус во рту. Задерживая дыхание, жду хоть какого-то эффекта, но напрасно – ничего не происходит. Выдох вызывает вскипание жидкости, служащей, скорее всего, для нейтрализации остаточного фимиама.

Смотрю вопросительно на психотерапевта, и она немедленно поясняет:

– Активного вещества в смеси очень мало, остальное – ароматические смолы. Для преодоления порога понадобится несколько минут.

Продолжаю вдыхать и выдыхать фимиам и вдруг ощущаю, как по телу пробегает теплая волна. Начинает кружиться голова. С каким-то звоном в сознание влетают слова:

– Расслабьтесь, лягте удобнее.

Мундштук аккуратно вытягивается из моего рта, и я вдыхаю воздух, лишенный сладковатого аромата благовоний. Воздух кажется обжигающе морозным, словно я бреду по остуженному лесу в январский день. Издалека доносится голос врача:

– Поздравляю, вы наконец-то… умерли.

Ты приходишь в себя от пронзительно-острого запаха аммиака. Лицо медсестры равнодушно: похоже, она не в первый раз выводит пациента из состояния, не подходящего ни под одно определение. Единственное, что знаешь точно, – это вряд ли было сном! Не можешь пошевелиться, потому что наполовину изъеденные червями мышцы потеряли способность сокращаться, а мозг, превратившийся в клейкую кашицу, разучился отдавать телу команды. Женщина, склонившаяся надо мной, пытается разглядеть в моих глазах что-то очень ей нужное, но разочарованно вздыхает. Меня бьют по щекам, совершенно не чувствительным к боли, потом заставляют вновь вдыхать аммиачный пар. Останавливаю взгляд на настенных часах, ставших полупрозрачными. Неожиданно из их бездонной глубины выплывает секундная стрелка и начинает неспешное движение по круглому циферблату. Только теперь начинаю понимать, что хрупкое мое сознание возвращается в такой же хрупкий и непрочный мир, связь с которым оно едва не потеряло.

Медсестра протягивает стакан с теплой водой, но я не в состоянии его удержать, и тогда она аккуратно подносит его к моему перекошенному рту, придерживая голову свободной рукой. Зажимаю рот ладонью, сдерживая рвотный позыв, но это ничего не дает: тело начинают сотрясать конвульсии, и в течение нескольких минут я по-прежнему не знаю, удастся ли мне хоть когда-нибудь снова стать живым. Затем меня прошибает пот, и страх уходит, остаются только слабость и легкое потемнение в глазах.

– Как вы себя чувствуете? – участливо интересуется женщина.

– Замечательно. – Ирония вряд ли оценена, глаза доктора по-прежнему серьезны.

– Где вы были? Сможете описать? – Ее интерес настойчив.

Мне это не нравится, но отвечаю честно:

– Гнил в гробу.

– Видите, метод работает! – Она явно обращается не ко мне. Похоже, в комнате есть еще кто-то, но сил приподнять голову и оглядеться не хватает.

– Я могу его допросить?

Мне слишком знаком этот голос, чтобы ошибиться. Итак, мой злой гений подгадал как раз к окончанию сеанса, когда мне меньше всего хотелось бы его видеть. Женщина возмущенно заявляет:

– Ну, знаете, это уж слишком! Дайте ему прийти в себя.

Они сговорились на двадцати минутах. Присев на край кушетки, доктор накрывает мою руку своей, изображая сострадание.

– Вам пришлось несладко, я вижу. Что вы испытали во сне?

– Разложение. Жуткий запах, когда мясо сгнивает настолько, что начинает отделяться от костей. Но еще более неприятное ощущение – множественное движение внутри тебя. Копошение червей. При этом не чувствуешь ни зуда, ни холода. В сущности, даже не понимаешь, то ли ты превращаешься в них, то ли они в тебя.

– Насколько реальным все это выглядело?

– Это не выглядело, это было реально.

– Почему вы так думаете?

– Сны такими не бывают! – убежденно заявляю я.

Она грустно улыбается.

– Откуда вам знать?

Возможно, она тоже однажды обкурилась фимиамом, а может быть, и не однажды, но только боль в ее глазах настоящая, и я поневоле начинаю сочувствовать несчастной женщине, ум которой находится в разладе с сердцем. Но обострившееся после пробуждения чутье подсказывает, что она мне не союзница, а значит, ни одному ее слову верить нельзя. Как бы в подтверждение этой мысли, она небрежно задает вопрос:

– У вас не возникло желание исповедаться?

– Мне не в чем каяться! – обрываю ее, понимая, что тайна исповеди, скорее всего, не будет соблюдена.

– Это не моя задача, отпускать вам грехи, – спокойно парирует психотерапевт. – Я уже добилась успеха, потому что если у вас даже и был суицидальный синдром – а я в этом далеко не уверена, – то теперь вам вряд ли захочется наложить на себя руки.

– Мне и раньше не хотелось! – признаюсь я. – Просто у моего облеченного властью друга богатая фантазия.

– Он человек неприятный, – замечает доктор, – но находится при исполнении, и с этим вам следует считаться.

– А вам?

Она снисходительно улыбается.

– Существует врачебная этика, и он об этом знает. Но и я понимаю, что на преступления этика не распространяется. Поэтому я позволю ему вас допросить, но только в моем присутствии. Здесь я решаю, как поступить. В конце концов, это не частная лавочка, а филиал известной клиники.

У доктора есть свой кабинет, где преследующий меня человек и вознамерился провести допрос. Но ему не повезло с самого начала, поскольку женщина недвусмысленно заявила, что в таком состоянии пациента допрашивать можно только очень деликатно.

– Никаких проблем! – галантно соглашается грузный мужчина. – Но тогда я лучше допрошу его в отделении.

– Не тратьте напрасно время! – вмешиваюсь я. – Мне нечего сказать.

– Поглядим. Меня уверили, что после сеанса ты некоторое время будешь нормальным. Идеальная ситуация, чтобы ответить на мои вопросы.

– Вы же знаете, что я не буду ничего с вами обсуждать! – раздраженно произношу я.

Подхожу к окну, но это явная ошибка: вид улицы с высоты птичьего полета вызывает приступ тошноты. Злой гений, наблюдательность которого носит профессиональный характер, предпринимает попытку воспользоваться представившимся шансом:

– Ты ведь только что пережил уход в мир иной! Посмотри вниз, хочешь, чтобы твои мозги размазались по асфальту?

У этого подонка потрясающее умение причинять другим людям страдания. Распахнув окно, он наполовину выпихивает меня наружу, придерживая за шиворот одной рукой. Вижу газон под окном и несколько крохотных человеческих фигурок, бредущих по тротуару. И сразу возникает ощущение, что я лежу на асфальте с переломанными костями, а под раздробленным затылком начинает собираться лужица крови. Одна рука неестественно вывернута, выбитая при падении из плечевого сустава, кровь из разорванной печени скапливается в брюшной полости. Человек продолжает трясти меня, и я чувствую, что постепенно схожу с ума.

– Что вы делаете? – кричит хозяйка кабинета. – Немедленно прекратите! После сеанса психика настолько неустойчива, что последствия ваших действий могут стать необратимыми.

Меня сажают в кресло, и я вижу собственное отражение в зеркале платяного шкафа. Побледневшее лицо, трясущиеся руки, черные впадины вместо глаз. Мой мучитель стоит неподалеку, его щеки побагровели от возбуждения, он чувствует, что едва не ухватил удачу за хвост.

Медсестра уводит меня в комнату, где проходил сеанс сна, и вновь укладывает на кушетку. Около получаса лежу без движения, пытаясь прийти в себя. Доктор измеряет давление, оно в норме. Она с сомнением смотрит на меня, потом предлагает:

– До закрытия еще час, можете пока побыть здесь. Кстати, вашего «друга» уже нет – вызвали в отдел.

– Тогда я лучше пойду, вдруг его вновь принесет нелегкая.

– Приходите завтра. Вы нуждаетесь еще в одном-двух сеансах. Нужно завершить лечение.

– Не знаю, по мне – достаточно. Скажите, то, что я видел, это действительно сон?

– Да.

– Мне так не показалось.

– Фимиам усиливает воображение. – Поколебавшись, она добавила: – Но если честно, то я не знаю. Метод новый, и пока ничего не ясно. Во всяком случае, странностей хватает.

– Например.

– Вы хотите, чтобы я раскрыла врачебную тайну? – смеется она.

– Почему бы и нет, если вы не будете называть имен, – предлагаю я.

Она долго раздумывает. Догадываюсь, что в используемой ею методике есть нечто сомнительное, и женщине очень хочется поделиться своими мыслями с кем-нибудь, кто далек от официальной медицины.

– Вы ничем не рискуете! – Я пытаюсь помочь ей решиться. – Мне не нужна конфиденциальная информация, хочется знать только, что вы думаете о природе воздействия фимиама. Не могу поверить, что это был всего лишь сон. Слишком яркое впечатление.

– Видите ли, у разных людей сновидения протекают по-разному. На сегодняшний день моими услугами воспользовалось больше сотни пациентов, но систематизировать результаты лечения пока не удается. В некоторых случаях происходят странные вещи, причем настолько странные, что я даже не решаюсь докладывать о них доктору Левину, хотя он и является моим руководителем.

– Например?

– Молодая женщина конфликтовала с отцом. Мы погрузили ее в лечебный сон, результат которого оказался совершенно неожиданным: сознание дочери смешалось с сознанием матери, причем в тот момент, когда она обнаружила, что беременна. Женщину шокировало, что ее биологическим отцом, оказывается, был совершенно другой человек. Разумеется, она отнеслась к своему сновидению как к курьезу, но смеха ради устроила матери допрос с пристрастием. К удивлению пациентки, та подтвердила, что так оно и было. Интересно, что образ настоящего отца, увиденный во сне, совпал с описанием матери. Занятно, правда? И все же я не думаю, что мы столкнулись со случаем ясновидения. Наверняка есть более простое объяснение.

– Вам виднее, хотя лично я могу побожиться, что мое сновидение и вправду было реальностью.

– Вряд ли это так, – грустно замечает она. – Но правду мы, скорее всего, узнаем нескоро.

– Правда – вещь опасная, – соглашаюсь я. – Самое умное, что можно с ней сделать, – попытаться скрыть.

Полнолуние. Будь я волком, выл бы сейчас на плоский палевый диск, заселенный полупрозрачными тенями, каждая из которых пытается утащить частицу моей нетленной души. Вместо клыков они впиваются в мое тело пронзительными взглядами, словно нас и не разделяют сотни тысяч километров; в посверкивающих глазах бестелесных тварей – болезненное притяжение неземной воли. Стараюсь удержаться в вещественной оболочке, а эфемерная материя, олицетворяющая жизнь, упрямо рвется сквозь тонкую ее ткань в царство лунных призраков. Когда-нибудь они соединятся с моей душой и вместе с ней заведут бесконечный хоровод среди скал и равнин земного сателлита. Ждать осталось, возможно, уже недолго.

В полнолуние понимаешь, насколько ты беспомощен и слаб. Сны на заказ! Завораживает мысль, что завтра с почти запредельной отчетливостью ты можешь вновь увидеть нечто такое, в чем нет ничего от нормального сновидения, но это нечто лишь подчеркивает фатальность пройденного тобой пути. И ты идешь туда вновь, потому что в твоей жизни появился смысл, пусть пока неясный тебе самому. До сих пор ты верил, что никто не может заглянуть в твою душу, и поэтому никто не может тебя понять. Ты хотел бы сохранить такое положение вещей, потому что только в этом случае никто не сможет тебя остановить.

Возможно, даже ты сам.

Цепенею, увидев ее в белом халате. Женщина, оставившая очередную зарубку на моем теле, проходит через холл и скрывается в кабинете врача. Без сомнения, она работает медсестрой, и сегодня ее дежурство. Рана на моей груди, еще не затянувшаяся окончательно, начинает ныть, напоминая о событиях недавнего дождливого воскресенья. Первый порыв – скрыться. Покинуть кабинет, растворившись в безликом городе. В городе, в котором становишься невидимкой, потому что он медленно съедает твою плоть. Мы не должны были встретиться; казалось, наши отношения завершились ударом ножа в замкнутом пространстве трансформаторной будки, но теперь все изменилось, и я готов заглянуть незнакомке в глаза, пусть встреча с ней и застала меня врасплох. Выхожу в коридор, направляясь к лифту. И только возле его расходящихся дверей осознаю, наконец, что никуда не уйду. Мне нужна эта женщина, понимания которой я так и не добился. Спящие демоны начинают просыпаться, и я слышу отчетливый шорох их разворачивающихся крыл.

Уверенно возвращаюсь в холл. Расположившись в кресле, ожидаю незнакомку. Проходит всего несколько минут, и из кабинета выходит врач, за ней – она. Как и следовало ожидать, она не узнает меня, даже не смотрит в мою сторону. Проходим в комнату, воздух которой наполнен специфическим приторным ароматом. Звяканье стекла, треск разрываемой упаковки. Сижу на кушетке в ожидании укола и улыбаюсь. Набрав в шприц прозрачной жидкости, она подходит и нетерпеливо произносит:

– Что же вы? Приспустите брюки.

– Было бы приятнее, если бы ты сделала это сама! – Мне нравится спокойная ирония в собственном голосе.

Эти слова ввергают незнакомку в шок. Она наконец признает во мне человека, в ее сознании уже мертвого. Видит воочию ненавистного мужчину, сохранившегося в памяти размытым пятном. Женщина вскрикивает, и врач, словно дежурившая за дверью в ожидании неприятностей, немедленно появляется в комнате.

– Что случилось? – встревожено спрашивает она.

– Я… я не могу сделать укол! – растерянно отзывается незнакомка.

По-прежнему иронически улыбаюсь, но в действительности ощущаю гордость: она не подвела меня, эта женщина, в чьей голове царит сейчас хаос, который заставляет ее руку, сжимающую пластиковый шприц, трястись от страха. Она не выдала меня, и, следовательно, наша игра начинается сначала, но только теперь мои шансы на выигрыш становятся предпочтительней.

– Я сама сделаю, – предлагает врач. – Иди выпей успокоительного!

Почему она так бесстрастно относится к истерике медсестры? Да все просто: доктор осведомлена о совершенном над ней насилии. К счастью, она пока не видит связи между нами, полагая, что истерика несчастной женщины вызвана вторичными причинами, – заблуждение, играющее мне на руку.

– В прошлый раз давали таблетку, а теперь вдруг делаете укол, – замечаю небрежно.

– Укол мы тоже делали, проверяли аллергическую реакцию на фимиам, – спокойно поясняет она. – Но сегодня цель инъекции иная: мы поменяли форму вспомогательного психотропного препарата на принципиально иную – синтетическую. Физиологически она значительно менее активна, что в данном случае очень важно. У нас нет ни малейшего желания навредить вашей неустойчивой психике.

– А зачем вообще нужен вспомогательный препарат?

– К сожалению, обойтись без него никак нельзя. Эти вещества способствуют проникновению активных компонентов фимиама сквозь клеточные мембраны нейронов, что приводит к многократному усилению его воздействия на психику. Без таких катализаторов фимиам становится неэффективным.

– Вы гарантируете, что новое вещество не станет для меня столь же опасным, как и предыдущее?

– Гарантии в подобных случаях не бывает, могу только сослаться на опыт работы более чем с сотней пациентов. Поверьте, чему-то мы здесь уже научились.

Она подносит горящую зажигалку к фитилю спиртовки, и «кальян» начинает понемногу заполняться священным дымом.

– Какой сон уготовлен мне сегодня? – интересуюсь я.

– Вещий! – сообщает она доверительно. – Вы увидите себя лет через пять-десять. Ваша жизнь сложилась, вы здоровы, успешны, и меньше всего вам хочется умереть.

– Жаль, что это всего-навсего сон.

– Сон – первый шаг. Поверьте, дальше все будет зависеть только от вас!

Она протягивает мне мундштук, и я вдыхаю серебристый дым, назначение которого – изменить мою жизнь.

Тебя уже нет в скучном мире неодушевленных вещей, но тело все еще продолжает барахтаться в тонкой паутине его равнодействующих сил. Цепляясь за узнаваемую реальность овеществленных предметов, смотришь на себя со стороны, распятого на кушетке, как на кресте. Две женщины в белых халатах отчаянно пытаются привести тебя в чувство, а ты с усмешкой наблюдаешь за их бесплодными усилиями. Действительно, с какой стати ты должен им помогать?..

– Давай же, черт тебя возьми, просыпайся! – голос молодой докторши необыкновенно сварлив. – Введи-ка ему еще два кубика хлорида кальция!

Горячая волна пробегает по венам и артериям. Запах аммиака заставляет закашляться, и становится понятным, что сон закончился. Можно открыть глаза.

– Как вы нас напугали! – облегченно произносит врач.

– Это уже становится традицией! – Мой голос едва слышен, слова неразборчивы, но она меня поняла.

– Субстрат, который вам ввели, вызвал аллергическую реакцию. Мы с подобными ситуациями никогда раньше не сталкивались, но понимали, что исключить их нельзя, и были готовы к такому повороту событий.

– Вот только я не был готов.

– Понимаю ваше смятение, но и вы в свою очередь должны понять, что используемый нами галлюциноген – новый препарат, и его свойства полностью не изучены.

– Тогда мне, конечно, легче. Приятно чувствовать себя подопытным кроликом.

– Ну, не сгущайте краски, мы действительно хотим вам помочь, – примирительно заметила женщина.

– Да, я заметил. Но без оплаченного счета ваше желание помочь мне вряд ли было бы настолько сильным.

– Вы же знаете, что наша клиника частная. Мы не можем лечить людей бесплатно, такая благотворительность нам просто не по карману, – укоризненно произносит врач. – Кстати, расскажите, что вы видели во сне.

– Рассказывать нечего. Я не видел вообще ничего.

– Такого быть не может. Все что-нибудь видят, – растерянно сообщает врач.

– Наверное, это моя планида – быть не таким, как все, – ухмыляюсь я. – Поверьте, если я что-то и видел, то не запомнил.

– Странный случай! – Врач будто бы рассуждает вслух. – Первый в нашей практике. Похоже, аллергическая реакция полностью подавила действие фимиама.

– Вам виднее. Что теперь делать будете? Вернете деньги?

Мысль о возврате денег вдохновения у доктора не вызвала. Подумав, она предложила:

– Лучший выход – повторить сеанс сна. Должны же мы, в конце концов, добиться позитивного результата!

– Спасибо, тронут вашей заботой, но у меня как-то пропало желание к сотрудничеству. Так что пойду я, пожалуй, домой приводить психику в порядок после ваших экспериментов.

– Домой мы вас пока не отпустим! – возразила дама, едва не отправившая меня на тот свет. – Будет лучше, если ближайшие пару часов вы проведете у нас. С вами посидит медсестра, понаблюдает. Думаю, так нам всем будет спокойнее. Согласны?

– Конечно, если только медсестра согласна провести столько времени в моем скучном обществе.

Врач внимательно смотрит на меня, потом переводит взгляд на свою сотрудницу, застывшую возле кушетки с безучастным видом. Даже невооруженным взглядом видно, что она не в своей тарелке. Пауза затягивается, и в комнате сразу возникает напряжение, заставляющее меня собраться. Просыпаюсь окончательно, чувствуя такое невероятное возбуждение, что по коже бегут холодные мурашки. И вот ведь какая ирония судьбы: еще никогда у меня не было такого желания жить!

Остаемся с незнакомкой с глазу на глаз – врач нас покинула, хотя и неохотно. Без сомнения, она что-то подозревает, но так даже интереснее. Сознание окончательно проясняется: я внимательно наблюдаю за женщиной, все еще не оправившейся от шока, а она настороженно наблюдает за мной. Похоже, незнакомке удалось справиться с первой волной страха, и на первый план начинает выходить любопытство.

– Итак, вы живы! – замечает она безрадостно.

– Некоторым образом. Но это только видимость, не более. На самом деле твой удар был смертельным. – Мои слова не имеют значения, главное – интонация. Выговариваю звуки мягко, усыпляюще, слитно, тоном, словно извиняющимся за то, что я до сих пор не умер.

– Нет, вы живы! – упрямо возражает она. – Мне кажется, вы сейчас даже живее, чем были… тогда.

– Со стороны виднее. Ладно, я жив. Тебе удалось нанести на редкость точный удар в единственное место, где не было важных органов.

– Выходит, я не убийца. Не знаю, радоваться или нет.

– Я тоже. С одной стороны, не могу представить себя мертвым, с другой – ни одна из наших проблем не решена.

– У нас с тобой нет общих проблем! – зло восклицает она, не заметив, что перешла на ты.