Текст книги "Затворница"

Глава 3

Я долго сидела над пустующим листом бумаги, не зная, с чего начать. За столько лет я отвыкла писать письма, обычно приходилось отправлять лишь список того, что мне было жизненно необходимо, да пару капель крови, чтобы вновь не дождаться обнадёживающего ответа от целителей. Я бы давно бросила истязать себя напрасными надеждами, но… Что если однажды найдётся хоть кто-то, способный избавить меня от проклятья?

Каждый вопрос, что касался Грэгори, хотелось выкрикнуть в лицо, а не карябать каллиграфическим почерком, каждый ответ хотелось услышать, видя её глаза. А ещё лучше – его, но это уже несбыточные мечты.

Меня оставили здесь одну, когда я была куда старше Грэгори, да и мне здесь было всё знакомо – каждый уголок замка. А они привезли мальчишку и бросили на произвол судьбы. Да, родовое проклятье в стенах Гордан-Гри не столь всесильно, как за его пределами, но можно же было остаться с ним. Хотя бы на первое время, чтобы он привык и ко мне, и к этой пустующей громаде замке, и к безлюдным коридорам с бесчисленными запертыми комнатами.

Я могла бы вовсе не показываться ей на глаза, но… Диона не была бы членом семьи Гордан, если бы не показала свой непреклонный нрав.

Когда я взяла в руки перо, обмакнув кончик в чернила, часы на стене натужно заскрипели и принялись отсчитывать удары.

Один, второй, третий…

И когда бой стих, остановившись на десяти, я выронила из рук перо и с замиранием сердца стала ждать. Что вот сейчас, ещё немного – и по коже пройдёт рябь, будто кто в заводь бросил камень. Я каждый раз сгорала от нетерпения и боялась этого момента.

Что, если однажды ничего не произойдёт? И я даже ночью останусь всё той же дряхлой старухой? Навсегда запертая в проклятом теле?

А может быть, я обрадуюсь этому? Мне не придётся играть ничью роль, просто эта роль станет моей жизнью, не привычной маской, а реальностью. Тогда, возможно, я не буду больше мечтать об исцелении, тогда я убью в себе надежду, которая иной раз вспыхивает ярче солнца. Вспыхивает и гаснет, стоит мне утром посмотреть на себя в зеркало.

Изо дня в день там отражается чудовище… Уродливая старуха с горбом на спине.

Но нет, время ещё не пришло – руки охватывает лёгкий голубой туман. Пальцы выпрямляются, кожа разглаживается, и я вновь превращаюсь в молодую девушку. В Элизабет Гордан, младшую дочь льдэра Аарона. В упрямую глупышку, чьи мечты разбились и превратились в серый пепел.

Я резко оттолкнулась от стола и поднялась на ноги. Нужно сменить платье: к сожалению, на одежду «волшебство» проклятья не распространяется…

Когда я переоделась и вновь села за письмо, мысли окончательно разбежались, оставив лишь горечь разочарования, что ядом плескалась внутри. Вспомнился тот злосчастный день, который я по ошибке посчитала сказочным и самым прекрасным. Самым…

Из соседней комнаты раздался детский крик, и я, позабыв обо всём на свете, бросилась туда.

Поначалу мне показалось, что мальчика вовсе нет в спальне. Кровать была пуста, лишь откинуто покрывало да смято пуховое одеяло. Светильник на тумбочке. Из окна лился серебристый свет от выкатившейся на небо луны. Сонная тишина и спокойствие.

– Грэгори? – почему-то прошептала, напряжённо осматривая углы комнаты. Он не мог никуда уйти. Не мог же?

Мальчишка не ответил, но я заметила какое-то движение под кроватью. Быстро подошла и присела. Так и есть – распластался у самой стены, спрятав лицо в ладонях.

– Грэгори, ты почему здесь?

Услышав знакомый голос, он встрепенулся, но взгляд так и не поднял. Лишь мелко затряс головой:

– Там кто-то был, в окне!

Привстала, посмотрела в окно, но там никого, конечно же, не было. Да и кто проберётся на территорию замка, которую столько лет верно охраняет Гром?

– Вылезай, – вновь нагнулась к нему. Подвергать сомнению его слова не стала и доверительно прошептала: – Там уже никого нет, я проверила.

Ему просто привиделось. Сегодняшний день оказался для него настоящим испытанием, так что ничего удивительного, что фантазия разбушевалась.

Мальчишка выходить не спешил, только закопошился, будто устраивался удобнее, собираясь провести ночь там же, и тихо спросил:

– Точно?

Вздохнула, опустилась на край кровати и подтвердила:

– Точно.

Прошло ещё чуть больше пары минут, прежде чем у моих ног показалась лохматая макушка. Грэгори осмотрелся и только потом поднялся на ноги, чтобы тут же дёрнуться в сторону.

– Вы кто?

Если быть откровенной, я не сразу поняла его вопрос, а потом опустила взгляд на подол белого платья, которое позаимствовала из матушкиного гардероба, оставленного здесь же, в замке, и понимающе хмыкнула.

– Это я, Элизабет.

Грэгори первый, не считая Грома, увидел меня… такой.

– Элизабет? – ещё больше удивился он, а я всё же рассмеялась.

– И правда, я же тебе так и не сказала, как меня зовут. Я та самая старуха, с кем ты провёл почти весь день.

Мальчик нахмурился сильнее и сделал осторожный шаг ко мне. Потом ещё один, пока не оказался совсем рядом и не опустился на край кровати рядом со мной. Помолчал несколько минут и признался:

– Ты очень красивая.

Его слова, сказанные без злого умысла, вызвали грустную улыбку:

– Наверное, – согласилась, поверив на слово, и тут же перевела тему: – Так кого ты видел?

Он рвано выдохнул и зябко повел плечами:

– Не знаю. Кто-то в окно смотрел и царапал стекло.

Я ещё раз обернулась назад. Окна второго этажа выходили в сад, но рядом с ними не было ни одного дерева. Так что версия, что это ветка карябала по стеклу, явно сюда не подходила.

– Может быть, тебе показалось? – спросила осторожно.

– Не показалось, – он сложил руки на груди и насупился, – я точно видел.

– Ладно, – вновь покладисто кивнула. – Тогда давай задёрнем шторы?

Тут он согласился, но так жадно следил за каждым моим движением, что я поспешила заверить его:

– Я никуда не уйду.

– Совсем? – произнёс робко и тут же покраснел. Даже при тусклом свете ночника увидела бордовый цвет на щеках.

– Совсем, – призналась со вздохом.

Прежде чем задёрнуть шторы, подошла совсем близко к окну и посмотрела вниз, на садовые дорожки. Они были пусты, только ночные розы белели яркими всполохами на тёмных клумбах. Гром знает своё дело, он никого и никогда не пустит на территорию без моего разрешения.

На счёт Тайры я почему-то не волновалась. Не думаю, что ей захочется заниматься такими глупостями. Всё же Грэгори просто устал, поэтому ему и мерещится всякое.

– А теперь давай ложиться в кровать, время уже позднее, тебе нужно отдохнуть.

Мальчишка посмотрел на меня, на примятую подушку и затравленно затряс головой:

– Если я усну, ты уйдёшь, и он опять придёт.

Кто это «он», спрашивать не стала, и так понятно – племянник уже вбил себе в голову, что кто-то следит за ним.

– Не уйду, я же пообещала тебе.

Похоже, он не намерен верить моим обещаниям, потому я откинула край одеяла и легла на подушку, что находилась у самого края:

– Видишь, тут можно вдвоём спать, кровать огромная.

– Ты правда останешься? – спросил с сомнением, тем не менее заползая на матрас и устраиваясь рядом.

– Конечно!

– Тогда – ладно, – смилостивился, натягивая одеяло до самого подбородка.

Я готовилась к тому, что он будет долго засыпать и мне придётся вспоминать, каково это – рассказывать сказки. Но Грэгори сразу же закрыл глаза и повернулся ко мне лицом. Повозился немного и как бы невзначай осторожно положил свою ладошку поверх моей руки. И уже сонно, едва-едва слышно, произнёс:

– А я видел у папы твой портрет, он его в сейфе прячет.

Его дыхание тут же выровнялось, а я всё же заплакала, глотая слёзы и пытаясь дышать ровно, чтобы не потревожить его сон.

Я могла сколько угодно этого не замечать, но Грэгори был очень похож на него. Вихрастыми космами, овалом лица, чистым искристым взглядом и улыбкой. Ей, пожалуй, больше всего.

А ведь он мог быть нашим сыном, если бы…

Нет, эти мечты слишком опасны, даже чтобы думать о них вот так украдкой, в ночной тишине.

Я осторожно поднялась с кровати и, ступая тихо-тихо, ушла в свою комнату, чтобы тут же вернуться со стопкой бумаг, чернилами и пером. Я же обещала не уходить, так нужно держать своё слово.

* * *

Письмо я всё же написала. С десяток раз выбрасывая исчерченные листы прямо на пол. Не уверена, что подобрала нужные слова, и ещё больше не уверена, что Диона сочтёт нужным ответить мне, но попытаться стоило. Мне только и остаётся пытаться и надеяться.

Время близилось к рассвету, и я уже собралась уходить в свою комнату, как Грэгори завозился. Вздохнул глубоко и выдохнул, а потом захныкал – тонко, словно маленький потерянный щенок.

Я села рядом с ним и осторожно, чтобы не напугать, провела рукой по волосам:

– Ш-ш-ш… – прошептала. – Всё хорошо, малыш, я рядом.

Он встрепенулся, затаил дыхание, а потом затих, так ничего и не сказав. Как долго его будут мучить кошмары?

У его кровати я просидела до того момента, когда первые лучи окрасили тёмно-бордовые шторы в яркий вишнёвый цвет. Пора… До превращения остались считаные минуты, и лучше мне к тому времени сменить платье, иначе потом с моим горбом это будет довольно сложно.

Ещё раз бросив взгляд на мальчишку, собрала письменные принадлежности и ушла к себе.

* * *

В столовую я спустилась, чувствуя себя разбитой. Хоть для меня бессонные ночи и не были в новинку, всё же прошлый день вымотал сильнее, чем я думала.

Из кухни уже доносился аромат чего-то несомненно очень вкусного. И я ещё раз порадовалась, что Тайра осмелилась пойти работать сюда.

Женщина, заметив меня, поприветствовала поклоном:

– Доброго утра, льдэра, – тихо произнесла она.

– Доброго, – отозвалась и подошла к шкафу, где стояла посуда, но Тайра меня опередила:

– Я уже накрыла стол, и завтрак готов.

Я посмотрела на неё, удивлённо вздёрнув брови, и женщина несколько смущённо пояснила:

– Я не знала, во сколько вы встаёте, поэтому приготовила всё заранее.

– Благодарю, – улыбнулась и прошла в столовую.

Может быть, этот день будет не таким плохим, как прошлый? И только я успела об этом подумать, как Гром, мирно посапывающий на своей лежанке, встрепенулся, повёл ушами и, подскочив со своего места, побежал на улицу.

– Кто-то пришёл? – спросила Тайра.

– Не знаю, – пожала плечами, но направилась следом за псом. – Накрывай завтрак, я сейчас вернусь.

Гром вертелся как юла возле моих ног, потом забегал вперёд и снова возвращался, словно пытался заставить меня идти быстрее.

– Что ты, громадина моя, быстрее не получится, – выдавила еле-еле, чувствуя, как дыхания не хватает.

Я как-никак старуха, и бегать мне уже не по силам.

К воротам я подошла и остановилась, стараясь восстановить сбившееся дыхание. А когда открыла, вовсе забыла, что нужно дышать.

За воротами стояла толпа мужчин. Нет, не то чтобы толпа, но пять человек для меня уже много. Все хмурые, недовольные. Молчание затянулось, и я первой спросила:

– Вам чего, ребята? – голос каким-то чудом не дрогнул, хотя внутри всё сжалось от тревоги. Не нравится мне это, ох не нравится.

Мужики переглянулись, и тот из них, что стоял впереди, задумчиво почесал густую бороду и пробасил:

– Нас это, л… – тут он закашлялся и неловко продолжил, – Алекс прислал. Мы по хозяйству помочь.

Показалось, что глаза у меня выкатятся из орбит от удивления. Алекс? Прислал?

– А-а-а…? – промычала нечленораздельно, и мужик тут же продолжил:

– Вы, льдэра, не бойтесь, мы это, только поможем и уйдём, мы не воры какие-нибудь.

Если быть откровенной, про воровство я даже не подумала, хотя из замка есть что унести. Не так, чтобы много, но всё же. Меня больше удивил сам факт того, что Алекс, простой рабочий, прислал мне их. Вот так взял и прислал? Или не такой уж он и простой?

Я так и молчала, лишь открывая и закрывая рот, так что мужчина вновь пробасил:

– Ну так что, льдэра, пустите? Аль нет?

Хотелось сказать, что мне нужно подумать, но в свете происходящего это выглядело бы очень странно. Впрочем, ещё более странен был их приход.

– Милок, – прошамкала, наконец, обретя дар речи, – а точно не возьмёте ничего? Я старая, немощная, а вы вон какие детины. А коль по головушке бухнете да и оставите помирать тут?

Мужик покосился на Грома, который напряжённо застыл у моих ног, потом на замок, что виднелся за моей спиной, и нервно усмехнулся:

– Да кто же из проклятого замка тащить-то чего будет?

Я открыла рот, чтобы возразить – какой же замок проклятый? Если кто здесь и проклят, так это я и теперь ещё Грэгори. На вещи это совсем не распространяется. Но… им-то об этом знать вовсе не обязательно.

– И то верно, – хмыкнула себе под нос и посторонилась, – ну проходите, коли помогать будете.

За ворота они заходили не торопясь, будто пытались отсрочить момент, когда ступят на проклятую землю. Но всё же зашли, и я, пройдя вперёд, повела их за собой.

– Пойдёмте, пойдёмте, покажу вам, чего делать нужно.

Завтрак откладывается.

* * *

Когда раздала всем задания и наказала Грому глаз с них не спускать, вернулась в столовую, где за столом уже сидел Грэгори. Лохматый, сонный и хмурый, но, увидев меня, он тут же робко улыбнулся.

– Доброе утро! – произнесла первой.

– Доброе утро, – отозвался он.

Тайра вошла с подносом и удивлённо спросила:

– Так деревенские всё же пришли?

Вот тут я даже не сразу сообразила, что ей сказать. Пришли – это звучит как-то неправильно.

Но тем не менее медленно кивнула.

– Надо же, – себе под нос пробормотала женщина и принялась накрывать завтрак.

Удивлена я была не меньше её, но не тем, почему деревенские пришли, тут они всё доходчиво объяснили – Алекс прислал. Меня куда больше волновал вопрос: кто же такой Алекс? На самом деле?

Глава 4

Но сколько бы я ни ломала голову, сколько бы ни пыталась припомнить детали нашей встречи, чтобы хоть так пролить свет на происходящее, ни до чего не додумалась. И глядя на то, как Грэгори томится от безделья, позвала его гулять. Заодно проверим рабочих, да и я задам им несколько ненавязчивых вопросов. Может, о чём-нибудь обмолвятся.

Мальчишка, услышав моё предложение, тут же встрепенулся и слетел с кресла, в котором сидел, так быстро, что я успела испугаться – как бы он себе ненароком нос не разбил. Но нет, Грэгори стоял на ногах крепко.

А потом вовсе стал носиться вокруг меня, подгоняя.

– А здесь совсем никто не жил? Вы всегда были одна? – стоило нам выйти из замка, мальчишка принялся задавать вопросы.

– Одна, – кивнула, – но ты знаешь, это даже хорошо. Меня совсем никто не заставлял по утрам есть невкусную овсянку и музицировать сутки напролёт.

Про кашу и музицирование я ничуть не приукрашала. Ещё когда матушка была здесь, она заставляла нас просиживать за инструментом по четыре часа, а для меня это всегда было самым настоящим подвигом. Ещё бы, все эти последовательности пальцев в гаммах, этюдах и сонетах, разнообразие закорючек на нотных листах, обязательное соблюдение форте и пиано раздражали меня уже спустя десять минут занятий, не говоря о более длительном времени.

А овсянку наша семейная повариха, которую родители забрали вместе с собой в столицу, готовила так, что её можно было есть только с закрытыми глазами, и вовсе не жуя.

– Да-а-а? – протянул Грэгори и хитро улыбнулся: – Я тоже не люблю эту кашу!

Что же, у нас уже появились общие интересы – мы не любим овсянку.

– Значит, нужно предупредить Тайру, чтобы она даже и не думала нам её готовить.

– Согласен, – подхватил мальчишка и, увидев впереди Грома, вальяжно развалившегося рядом с рабочими, сорвался на бег.

Заприметив меня, мужики подобрались, словно ждали, что я сейчас непременно устрою им выговор.

– Ну как работается, ребята? – оперлась на клюку, что прихватила с собой.

– Хорошо, льдэра, – заговорил тот же мужчина, что и утром вёл со мной беседу.

Я им поручила подправить во дворе колодец, из которого поступала в дом вода, – деревянный сруб совсем покосился, да и доски на крышке превратились в трухлявые головёшки. Ещё велела слазить на крышу, там в одной из комнат третьего этажа после последнего дождя на потолке появились бурые разводы. И много чего по мелочам – ступени подправить у парадного входа, покосить траву на поляне рядом с прудом, разобрать хлам рядом с пустующей конюшней.

– Может вам водички принести? – стараясь быть дружелюбной, предложила с улыбкой.

Двое мужчин, что сейчас как раз чинили колодец, посмотрели на него затравленным взглядом и синхронно покачали головами:

– Не надо, мы своей обойдёмся, – нервно передёрнул плечами всё тот же рабочий. Похоже, он у них за главного или же самый смелый, раз не боится разговаривать с жительницей проклятого замка.

– Ну как знаете, – проворчала и так же ворчливо продолжила: – а Алекс-то ваш чего не пришёл? Обещал подсобить старухе, да сам струсил?

Мужики вновь переглянулись – на этот раз озадаченно. Потом главный задумчиво почесал бороду и нехотя произнёс:

– Дык, занят он, хозяин его работой загрузил.

– Угу, – понимающе кивнула, – и он вас послал? – задала вопрос, на который и так знала ответ.

– Ну да, – мужик пожал плечами.

– И вы его вот так прям послушались и пошли? – ещё один наводящий вопрос.

– Ну да, – так же односложно отозвался рабочий.

– Это кем же он у хозяина ходит, раз посылает вас, куда ему захочется?

Вот тут мужик нахохлился, как воробей, и отвернулся к колодцу, чтобы я не увидела его выражение лица:

– А тут уж я не знаю, что вам сказать, льдэра. Мне велели, я пошёл, вот и весь сказ.

Ясно. Значит, правду говорить ему не разрешили. И к чему эта таинственность? Будто бы Алексу заняться больше нечем, как только разводить секреты. Хотя… Выходит, что нечем.

– Ну работайте, ребята, работайте, – проворчала тихо, развернулась и пошла к Грэгори.

Он стоял рядом с тем мужчиной, который размашистыми движениями уничтожал высокую траву на поляне. Гром сидел рядом, у его ног.

– Нравится? – кивнула на косу, чьё блестящее лезвие мягко цепляло зелень и с довольным хрустом укладывало её ровным рядком.

– Ага, – не отрывая заворожённого взгляда, ответил мне мальчик. – Я бы тоже так хотел: вжик – и нет травы.

Едва не усмехнулась. До чего же он ещё маленький. Косить траву не так-то и просто, я вот за все десять лет так и не научилась управляться с косой. Обкашивала поляну серпом, да и тем орудовать научилась только на третий год. А до этого поляна будто побывала в руках неумелого цирюльника – тут чуб, там проплешина.

– Вот подрастёшь и научишься, – пообещала ему.

Между нами повисла пауза, потом Грэгори обернулся и веско, по-взрослому, произнёс:

– Если вырасту, – незаметно для рабочего задрал рукав камзола и показал пятно, которое, по сравнению со вчерашним днём, стало больше и темнее.

Мне хотелось его утешить, снова сказать, что его проклятье совсем не такое страшное, как моё, но по блеску в глазах поняла – не поверит.

– Никогда нельзя опускать руки, – строго, без намёка на улыбку, ответила ему.

И тут же ещё раз убедилась, что упрямством он тоже пошёл в отца:

– Но вы ведь опустили! – сжал руки в кулачки и топнул ногой, поднимая вокруг ботинка облако серой пыли.

– Я – это другое дело, – сильнее обхватила набалдашник клюки и посмотрела на рабочего, который перестал косить траву и принялся что-то искать на земле. То, что он внимательно прислушивается к нашему разговору, поняла сразу. – Пойдём присядем, – пока мальчишка не успел ничего больше сказать, махнула рукой на дальнюю скамью.

Оттуда Грому будет прекрасно видно мужчин, и в то же время никто из них не сможет услышать нас.

Грэгори хотел возразить, судя по упрямо поджатым губам, но я выразительно посмотрела в сторону поляны, и мальчик тут же сник. Кивнув, первым пошёл к скамье. Я же, пока шла за ним, раздумывала о том, не поспешила ли я, впустив незнакомцев в замок. Суеверия суевериями, а от наживы ещё никто не отказывался.

Нужно будет вечером сходить к старому склепу и поручить охрану духам. Хоть я и не люблю эту процедуру, но лучше призраков стражей не найти.

– Почему это вы – другое дело? – насупился, словно промокший птенец, и покосился на меня, стоило опуститься рядом с ним на скамью.

Я тяжело вздохнула и попыталась донести до него свои мысли:

– Потому что я уже привыкла одна, и мне ничего не нужно, кроме этого замка.

Конечно, это было ложью. Но для меня действительно не было никакого спасения, проклятье неизлечимо, раз уж его не смог снять самый именитый маг. А Грэгори… мне просто не хочется верить, что мальчишку ждёт такая же участь.

Когда точно такое же пятно появилось на моей руке, я тоже не верила, что всё закончится столь печально, только моя вера не оправдалась. Впрочем, я знала, за что несу наказание, а вот Грегори… Оно не должно было его коснуться, и мальчишка не должен был оказаться здесь.

– Неправда, – на этот раз он говорил тихо, почти не различимо среди шелеста листвы, – я слышал, как вы плакали.

А ведь я думала, что он уже спит.

Вздохнула, смотря куда-то вдаль, при этом не видя ничего.

– Просто… вчера был слишком тяжёлый день.

Он принял мой ответ, может быть, и не поверил ему, но хотя бы стал настаивать на своём. Правда, он тут же задал вопрос, который вовсе нельзя считать приятным:

– А вы расскажете, почему поругались с моей… – он почему-то запнулся, болезненно сморщившись, но всё же закончил, – мамой?

Справедливости ради – я с ней не ругалась. Она со мной – да, а я… Мне всего лишь досталась роль глупышки, которая всеми силами пыталась оправдаться и отмыться от грязи, которую на меня вылили.

– Может быть, – кивнула, проводя клюкой по аккуратному гребню скошенной травы. – Но не сегодня.

Грэгори согласился с правилами, придуманными мной, и вновь проговорил:

– Они водили меня по целителям, целый месяц…

– И? – подбодрила его, хотя и так знала ответ.

– Ничего, – признался со вздохом, – все в один голос говорят, что впервые встречают «такую гадость», – на последнем слове он явно попытался кому-то подражать, и у него это вышло весьма недурно.

– Совсем-совсем никто не смог помочь?

– Совсем, – он насупился, вскочил со скамьи и принялся ходить из стороны в сторону.

– Я написала твоей маме, – не знаю зачем, но призналась ему.

Мальчишка тут же остановился, застыл на месте. В его глазах, помимо любопытства, промелькнуло что-то странное, совершенно мне непонятное чувство.

– Да? – Грэгори пытался выглядеть спокойным, даже чуточку равнодушным, словно пытался оправдать слова Дионы о его принадлежности к мужскому полу.

– Да, – подтвердила и без того сказанное, – но она пока не ответила.

– А что вы спросили?

– Многое, – ушла от прямого ответа. – Думаю, к вечеру придёт письмо, и я всё расскажу тебе.

Всё, что касается его и проклятья, остальным я пока не готова делиться.

– Хорошо, – выдохнул и вновь принялся ходить по дорожке туда и обратно.

– А чем ты занимался в столице? – перевела тему, пытаясь развеять гнетущую атмосферу.

– Я? – переспросил так, будто я могла задать этот вопрос кому-нибудь другому.

– Конечно ты, – тихо усмехнулась, заметив искреннее удивление на его детском лице.

– Ну-у-у… – он замялся и принялся постукивать носком ботинка по камням дорожки. – Отец учил меня верховой езде. Правда, получалось у меня очень плохо, – тут Грэгори тяжело вздохнул и искренне посетовал: – Вот почему так? Младшая Сесиль с семи лет крепко держится в седле, а я…

Ох, малыш, как же у тебя всё сложно.

– Слушай, но вчера ты спокойно катался на Громе и никуда не падал.

Мальчишка засмущался так, что даже шея покрылась красными пятнами.

– Так… – запнулся, – Гром не такой большой, как наша Молния.

А Молния у нас, значит, лошадь. Ясно.

– Боишься высоты?

– Угу, – пролепетал невнятно, и довольно неубедительно, но тут же подобрался и горячо продолжил: – И это тоже неправильно. Ведь я мужчина, я не должен ничего бояться.

Я не выдержала, встала со скамьи и подошла к нему, положив руки на плечи.

– Знаешь, Грэгори, каждый человек чего-нибудь боится. И неважно – мужчина это или женщина.

– Неправда! – возмутился он. – Мой папа ничего не боится, совсем!

Охотно верю.

– А ты его об этом спрашивал?

– Нет, но…

– Подожди, – перебила торопыгу, – при следующей встрече обязательно спроси его об этом. Уверена, он тоже чего-нибудь боится.

К примеру, змей. Хотя вряд ли он в этом признается сыну.

Мальчик набрал полную грудь воздуха, но так ничего и не сказал. Я лишь успела заметить в его глазах грусть.

* * *

Рабочие ушли ближе к вечеру, когда солнце скрылось за верхушками деревьев и на замок медленно опустились сумерки.

За свои труды они ничего не взяли, сколько бы я ни настаивала. Их главный только упрямо бубнил:

– Велено было помочь, мы помогли. А деньги… Вон, мальцу сладостей купите, льдэра.

А когда они ушли и я вернулась в замок, как раз к ужину, Тайра вместе с подносом принесла мне письмо.

– Только что увидела на столе, – пояснила женщина.

Грэгори смотрел на письмо таким взглядом, будто ждал, что вот-вот из белой бумаги появится Диона. Но этого чуда не произошло, как, впрочем, и того, что письмо окажется от моей сестры.

Я развязала красную ленту и удивилась незнакомому почерку:

«Уважаемая льдэра! Я хотел бы извиниться за то, что не смог прийти к вам, как обещал, но, надеюсь, рабочие выполнили моё поручение».

И размашистая подпись: «Алекс».

Если до этого я ещё сомневалась, то теперь уверилась – к рабочим Алекс не имеет никакого отношения. Я ошиблась, приняв его за слугу хозяина. Уж не знаю, какие отношения его связывают с тем стариком, но сам парень из благородных. Каллиграфический почерк, ровные ряды букв, и та самая подпись – с особым отличительным знаком в конце, который он написал, скорее всего, по забывчивости. Или же просто решил прекратить игру в прятки.

И если по этому поводу таинственность рассеялась, то тут же возникал новый вопрос: что ему от меня нужно? От дряхлой старухи – горбатой и страшной?

Мой внутренний богатый мир?

После этой мысли не выдержала и коротко рассмеялась. О да! Как же! Мир ему и нужен… В это я никогда не поверю. Но других идей почему-то на ум не пришло.

После ужина я ненадолго отлучилась к склепу. Брать с собой мальчишку не стала, в этой прогулке не было ничего увлекательного. Только противный могильный холод и затхлый запах. Духи подношение в виде нескольких капель моей крови приняли благодушно, несмотря на давние счёты между нами, – пламя зажжённой свечи взметнулось вверх и застыло, вытянувшись по струнке.

Сама процедура вызова стражей не представляла из себя ничего особенного. Добровольно пожертвованная кровь, охранные символы и просьба оберегать родовое гнездо. Последнее обязательно должно было быть произнесено так, чтобы духи остались довольны. Это мне далось сложнее всего – не очень приятно рассыпаться в комплиментах перед теми, кто когда-то сыграл не последнюю роль в моём заточении. Но ничего не попишешь. Защита замка куда важнее.

Потом я вернулась в гостиную, и мы с Грэгори долго сидели там вместе, каждый занимаясь своим делом. Я бездумно смотрела в окно, пытаясь поймать за хвост ускользающее спокойствие, Грэгори же увлёкся какой-то книгой, которую нашёл в библиотеке.

К слову, о библиотеке. За разнообразие литературы стоит поблагодарить отца. Он был помешан на книгах и скупал их сотнями, самолично раскладывая по полкам. Здесь было всё – от уклада семейной жизни до экономических справочников. От словарей до трудов великих мыслителей. Для чего ему было столько – для меня до сих пор загадка. Но мне книги заменили людей. В библиотеке я чувствовала себя не такой одинокой, ведь эти буквы, слова, фразы когда-то были произнесены и записаны другими людьми.

Стрелки старинных часов натужно заскрипели, возвращая меня из мира грёз. Пора.

– Грэгори, пойдём спать? – предложила ему, с кряхтеньем поднимаясь с кресла.

Мальчишка встрепенулся, с трудом сфокусировал на мне взгляд.

– Уже? – протянул тоскливо, вцепившись в книгу с такой силой, что кончики пальцев побелели.

– Уже, – кивнула с улыбкой и тут же предложила, – а книгу ты можешь забрать с собой.

– Правда? – тёмные глаза заблестели, и губ коснулась счастливая улыбка.

Пожалуй, только дети могут радоваться мелочам так искренне.

– Правда.

Бросив «спасибо», он подскочил со своего места и понёсся к ступеням. До чего же он шустрый, мне за ним никогда не угнаться.

Грэгори выглянул из комнаты, когда я, запыхавшись, подошла к своей. Пожелал доброй ночи и скрылся за дверью. То есть о вчерашнем страхе он совсем забыл? Ну что же, это очень хорошо. Значит, сегодняшняя ночь пройдёт спокойно.

* * *

Пережив очередное превращение, я долго рассматривала свои помолодевшие руки, проводила ими по лицу, пыталась понять, какой теперь стала. Но потом тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли.

Замок затих. Впрочем, он и при свете дня не сильно «шумел», но сегодня, после беспрестанного стука рабочих, тишина чувствовалась особенно остро. Или это я привыкла к ней, и суета казалась мне чем-то лишним и чуждым?

Может быть…

Я отвыкла от людей, от того, что нужно считаться с их желаниями. Я превратилась в настоящую затворницу. А возвращаться к обычной жизни довольно сложно, особенно когда груз прошлого лежит на плечах.

Грэгори не должен был пострадать от моей ошибки. И я никак не могу взять в толк, почему проклятье пало на него.

Диона не торопилась отвечать на мои вопросы. Письма так и не было, и мне захотелось написать ещё одно, более грубое и требовательное, но меня отвлёк какой-то странный звук. Словно по гравию дорожки кто-то шёл. Из приоткрытого окна было слышно, как камни хрустят и щёлкают, выбиваясь из-под чьей-то обуви.

Сердце замерло всего на мгновение и пустилось вскачь.

Тайра решила прогуляться? Это самое безопасное объяснение. И самое предпочтительное. Ведь Гром не должен никого пропустить на территорию замка. Не должен же? Так? А духи? Духи же приняли моё подношение…

К окну мне было страшно подходить, настолько страшно, что ноги и руки вмиг превратились в ватные валики и отказывались слушаться меня. Очередной хруст, буквально под моей комнатой, заставил подскочить с кровати, на которой я сидела, и сделать два лихорадочных шага к столу.

Кто это?

Рабочие всё же вернулись, несмотря на заверение, что из проклятого замка никогда и ничего не возьмут? Или это кто-то другой?

Пока я размышляла, не в силах подойти и посмотреть на ночного посетителя, стекла что-то коснулось. Будто колючая ветка со скрипом прошлась по поверхности.

Стало по-настоящему жутко. До лихорадочно участившегося дыхания и непонятно откуда взявшегося желания во что бы то ни стало защитить свой дом и тех, кто находится под его крышей.

Я, не раздумывая о последствиях, подошла к окну и с силой отдёрнула штору, чтобы в следующий миг… увидеть лишь темнеющую полоску неба вдалеке. У стекла никого не было, и на дорожке, внизу, – тоже.

Я шумно выдохнула, нервно передёрнула плечами и ещё раз внимательно всё просмотрела. Эта сторона замка выходила на пышные клумбы и низенький кустарник. Спрятаться так, чтобы я не увидела, негде.