Текст книги "Творческая связь. Исцеляющая сила экспрессивных искусств"

Фрэнк, мужчина лет сорока, описал чувство сильного душевного волнения, через которое он прошел во время участия в упражнении под названием «Таяние и рост». Это занятие было посвящено установлению атмосферы доверия и прочувствованию принципов философии уважения к способу бытия каждого человека. Для упражнения «Таяние и рост» я дала следующие инструкции:

Выберите себе партнера, с которым проведете следующие полчаса. Этот человек станет свидетелем вашего движения, а вы – его. Я поставлю спокойную музыкальную композицию, и один из партнеров – тот, кто будет двигаться, – закроет глаза и проведет десять минут в процессе «таяния и роста» под музыку. Для того чтобы сделать это, просто позвольте звукам войти в вас. Представьте, как вы таете и растете, помня, что в ваших действиях сейчас нет ничего правильного и неправильного. Наблюдайте за своими чувствами, по мере того как позволяете себе таять и расти. Может быть, вам захочется просто стоять на полу или, скажем, не захочется таять. Здесь нет ничего похожего на успех или неудачу. Это процесс более глубокого познания себя.

Некоторые движения, выражающие состояние текучести и внутренней умиротворенности

Свидетель здесь просто эмпатичный наблюдатель, создающий пространство или контейнер для того, чтобы в него вошел тот, кто движется. Свидетель не будет судить или оценивать вас. Он здесь для того, чтобы поддерживать безопасное пространство, эмоциональное и физическое, чтобы вы могли погрузиться в себя и двигаться.

Сначала движущийся рассказывает о своем опыте, потом свидетель говорит о своих впечатлениях, формулируя их от первого лица

По истечении десяти минут такой практики я попрошу вас завершить ее и дам время для краткого обсуждения опыта, пережитого свидетелем и движущимся. Движущийся высказывается первым. Свидетель говорит от первого лица, например, таким образом: «Когда ты свернулась калачиком, я почувствовала себя ребенком». Он не говорит: «Ты была ребенком». После обсуждения вы поменяетесь ролями. Теперь свидетель двигается, а второй участник свидетельствует. (Этот опыт затем выражается при помощи визуального искусства – глины или красок, а потом свободного письма.)

Фрэнк написал следующий отрывок, озаглавив его «Паника и радость».

Я склонен видеть себя движущимся линейно. Мои линии слишком прямые и жесткие. Я чувствую, что моя прошлая спортивная подготовка постоянно внушала мне идею повторения движений. Каждое из них должно повторять предыдущее, никакой спонтанности. Я благодарен тому, что раньше в моей жизни спорт был главным инструментом для самовыражения. Однако теперь я хотел бы добавить больше грации, изгибов и мягкости в эти старые, жесткие формы.

Когда вы вкратце описали содержание упражнения, у меня мороз пробежал по коже. Могу ли я позволить себе двигаться свободно? Могу ли я выступать перед кем-то? Моя партнерша усилила возникшее напряжение, заявив, что ее тревожность столь велика, что первым придется быть мне. В следующую секунду, показавшуюся мне вечностью, я подумал: «Ты же ждал такой возможности, болван! Теперь, когда твое желание исполнилось, сделай с ним что-нибудь. Будь грациозным, ведь это именно то, чего жаждет твоя сердцевина. Танцуй с ангелами. Будь в контакте со своим внутренним ядром и не бойся периодически возникающего Фрэнка. Наоборот, поприветствуй его как старого, потерянного когда-то друга…»

В момент этой внутренней бравады я закрыл глаза и, глубоко вздохнув, собрал остатки мужества. Наступил момент освобождения. Музыка была очень поддерживающей, она успокаивала, как легкий дождик весенним утром. Она побуждала к росту. Сначала я обнаружил, что делаю нечто знакомое – йоговские движения, которые помогали мне расслабить мышцы низа спины и позвоночника. Это была моя фаза таяния, или, точнее, мое рождение. Вскоре, после того как я почувствовал тепло в теле, а мои мышцы расслабились, я понял, что не хочу больше оставаться на полу. Я хотел расти.

Проблема появилась, когда я попытался плавно подняться. Мои движения были неуклюжими, шаткими. Мой ум тут же среагировал на это: «Ты опозорился!» Тело хотело остановиться, сбалансироваться, сидя на корточках, сосредоточиться на дыхании и расслабиться. Когда я утихомирил голос Критика, то представил себя медленно и грациозно переходящим в вертикальную позицию. С этой картинкой в голове я продолжил. Я ликовал. На моем потном лице сияла улыбка. Я прошел трудную часть и двигался в сторону удовольствия. После того как я поднялся, мои движения стали инстинктивными, никогда прежде я не двигался так свободно. Они скорее напоминали движения из тайцзи, но с нотками латино. В них было больше ритмичности. Я слился с музыкой, которая к тому моменту, казалось, наполнила каждую пору моего тела.

Вскоре я почувствовал, что приближаюсь к концу танца. Никакого сожаления, просто подходящее окончание. Я чувствовал себя удовлетворенным, цельным, испытывал необычную смесь опустошенности и полноты. Мое тело наполнила гордость за то, что я смог исследовать свой глубинный центр и испытал от этого радость{9}9
  Frank Hernandez, untitled student paper (Orinda, CA: JFK University, 1987).


[Закрыть].

Несмотря на то что Фрэнк продвинулся в своем опыте от паники к радости, он описывает возникшую у него трудность с полным принятием:

Удивительно, что принять обратную связь от моего свидетеля было гораздо труднее, чем двигаться. Я обнаружил полное недоверие к ней как наблюдателю. Я с подозрением слушал ее, когда она говорила мне о своем желании плакать. Разве могли мои движения так сильно повлиять на нее? Была ли она искренней в самом деле или преувеличивала, желая быть экспрессивной? Я очень хотел верить ей, но мешали сомнения. Говоря точнее, мой критический разум возвращался к своим полномочиям. Тем не менее, несмотря на недоверие ко всему, что она говорила и делала, я знал, что танцевал с душевным подъемом и что в следующий раз страх будет меньше.

Проанализировав опыт Фрэнка, мы сможем увидеть его глазами шаги или стадии внутреннего процесса, которые он прошел.

1. Фрэнк осознал свое чувство, позволил своему телу быть ведущим, невзирая на сильного внутреннего критика. Его тело знало то, чего не знал разум: что он нуждался во внутреннем балансе, что грациозность и текучие движения могли сбалансировать его угловатость и линейность. Его тело жаждало стать грациозным.

2. Он полностью прочувствовал это переживание текучести и грации внутри себя.

3. Как только это произошло, его эмоции изменились от страха к гордости, ощущению достигнутого и радости.

4. Он начал ощущать интеграцию внутренних противоположностей.

5. Наконец, с помощью письма и рефлексии, с помощью познания он понял, какие внутренние психические процессы происходят в нем, и установил связь между грациозностью и внутренним балансом.

6. Он усвоил опыт по мере того, как описывал его, и получил со временем перспективное видение всего происшедшего.

Еще один пример поможет читателю получить представление о том, как по-разному люди переживают опыт выполнения одного и того же упражнения.

Дин тоже пришла в ужас, услышав инструкции к упражнению, но все же решила попробовать выполнить его. Ее трогательные записи рассказывают о том, что любое чувство, в данном случае сопротивление, можно перевести в движение и в самом движении трансформировать. Первые десять минут она была свидетелем своего партнера, но ожидала своей очереди танцевать. Вот что она написала об этом позднее:

Некоторые из этих минут были абсолютно мучительными, почти столь же ужасными, как пребывание в кресле у зубного врача с закрытыми глазами в ожидании момента, когда крутящееся с бешеной скоростью сверло будет атаковать бедный, ни о чем не подозревающий зуб, и нет пути к отступлению.

Я знала, что подходит моя очередь, и боялась, что мне в голову ничего не придет насчет того, что же делать с телом, и, как в ситуации с зубом, обнаружится мой внутренний страх… Такие моменты просто мучительны для меня…

И вот наконец подошла моя очередь… Неохотно встав, я немного отодвинулась, чтобы у меня было больше места, а у моего партнера – перспективы, и медленно закрыла глаза.

И я застыла без движения… Казалось, это длилось целую вечность. Потом меня стало потряхивать, что было своего рода защитой и сопротивлением выполнению упражнения. И что-то в моем теле сказало «Да!» этому чувству сопротивления. Тому, чтобы пойти дальше и на самом деле ощутить сопротивление. Испытать сопротивление, чтобы растаять, чтобы отпустить. Потому что для меня это было именно так. Сильное-сильное сопротивление.

Сопротивление даже самой идее о необходимости помощи.

Сопротивление тому, чтобы попросить о помощи.

Сопротивление разделению с кем-либо забот, сомнений и страхов.

Сопротивление использованию брони самодостаточности.

Сопротивление признанию собственного несовершенства.

Потом легкая дрожь волнения от того, что я сдалась хотя бы немного, растаяла на капельку, и ощущение тепла от того, что я уступаю, отпускаю. Ощущение чьей-то моментальной поддержки – поддержки, отличной от моей собственной воли. И возобновившееся сопротивление, снова ставшее сильным, защищающим, но уже несколько из другого места, немного с другого ракурса. Затем еще одна уступка. На этот раз длившаяся чуть дольше. Потом еще два, три, четыре таких цикла, длившихся каждый раз немного дольше, но так, что мой мир не разваливался, когда я позволяла себе испытывать состояние «неконтролируемости». И в конце концов полное отсутствие сопротивления и просто опыт, и знание, что это такое – растаять, сдаться совсем и при этом оставаться в сознании.

Мне казалось, что я нахожусь в совершенно особом месте. Но что-то в тотальности отпускания, этом тотальном таянии, пугало меня. Пугало не в том смысле, что хотелось кричать и спасаться от погони или чего-то ужасного. По-моему, это больше напоминало страх растаять совсем. Как будто сопротивление (и контроль) – это жизнь, и отпустить их означало перестать быть. И потом снизошло осознание, что на самом деле сопротивление – это всего лишь особая форма жизненных сил роста. Способ сохранить живым свое я, когда эмоциональный и духовный рост невозможны.

Пока я лежала там на полу, испытывая физическое единение с этим чувством, и во мне поднимался страх небытия, мое тело, мой торс начал чувствовать силы жизни, движения, роста. Ему хотелось пульсировать, сжиматься и расширяться, как бы отрицая тяжеловесные конечности и голову, и призывать их к ответу. Энергия, исходящая из моего туловища, проникала в пол, чтобы потом приподнять над ним мое тело в триумфальной победе над силой тяготения. И с этой победой пришло прекрасное чувство благополучия, которое тоже исходило из самой сердцевины торса. Оно разошлось по всему телу большими волнами, постепенно стихавшими и тихо перешедшими в чувство покоя, расслабленности, в некотором смысле растекания. Потом опять начались толчки, но на этот раз не резонировавшие с полом, а больше похожие на звуковые волны, интенсивные в точке возникновения и распространявшиеся во всех направлениях без сопротивления, разбегаясь и рассеиваясь. Я теряла силу взаимодействия. Чувствовала себя потерянной…

Голос Натали, пришедший поверх музыки в центр моего существа, просил, чтобы мы завершали свой опыт. Тут возникло чувство отчаяния и беспомощности, желания сдаться. А потом всплыли образы сенсорных воспоминаний о полной, тотальной уступке и обретении силы в резонировании, заземлении буквально всего моего существа.

Я не могу начать делиться с тобой радостью своих открытий, сделанных на полу. Чувство, испытанное мной, было как ощущение бытия, полной заземленности и центрированности. Я согнулась. Стопы на полу, руки на полу, а сама я отпрянула. И еще раз. С ликованием. Потянулась, растягивая свой опыт, красиво прорастая, как прорастает растение теплым весенним днем, когда мягко веет легкий бриз.

Рисунок и скульптура, которые я сделала в тот день, выражали большую часть того, что я почувствовала, и, казалось, передавали это послание другим людям. Их обратная связь была невероятной, замечательной: «изящно развивается», «хвост кита или рог изобилия?», «в море», «воссоединение».

Какую же истину можно извлечь из этой работы? Ну, из рассмотрения роли сопротивления в последовательности движений и из того, насколько существенным оно оказалось в отношении всего того, что обнаружилось после [художественной работы и письма], я поняла, что все это точно так же работает в моей жизни. И вместо того чтобы обессиливать себя борьбой с сопротивлением, мне нужно работать с ним. Позволить ему быть частью процесса роста…{10}10
  Dean Lockhart, untitled student paper (Orinda, CA: JFK University, 1987).


[Закрыть]

Перед нами два ярких примера: Фрэнк, стремившийся грациозно двигаться, и Дин, испытавшая сильное сопротивление. Когда Дин осознала свое сопротивление, она позволила себе испытать его полностью, на кинестетическом уровне. Часто в нашей жизни, когда мы позволяем себе выпустить на волю наиболее страшную часть своего я, она вдруг обретает новое лицо и может стать нашим другом или источником позитивной энергии.

Дин пошла на большой риск, дав возможность своему телу «сдаться на капельку», уступить и растаять. Как красиво она описывает физическую и эмоциональную трансформацию, циклы сопротивления-расслабления, которые привели ее к страху небытия. Когда ее тело уверилось в том, что она не исчезнет, Дин начала доверять новому опыту. Преображение произошло, когда она почувствовала, как силы жизни, движения и роста проникли в ее тело. «Стопы на полу, руки на полу, а сама я отпрянула. И еще раз. С ликованием. Потянулась…» Признание сопротивления, а не борьба с ним означали, что она может использовать его как своего союзника, как источник энергии и часть личного роста. Понимание пришло к ней в ходе художественной работы и дневниковых записей.

Это прекрасный пример того, как человекоцентрированная философия может распространиться в сферу движения. Когда мы испытываем и принимаем все свои стороны, то обнаруживаем сильный импульс стать предельно цельными. В этом примере опыт Дин был кинестетическим и эмоциональным, что добавляет еще одно измерение традиционной психотерапии вербального и эмоционального опыта. Ее опыт представляет собой яркий пример творческой связи.

Письмо в целях самовыражения

Для многих из вас движение может быть незнакомым средством самовыражения, тогда как письмо знакомо нам всем. Необходимость писать работы в школе, личные письма и деловые документы дала нам опыт письма разного уровня. В этой книге оно используется в целях проникновения в бессознательное ради достижения самопонимания. Те из вас, кто ведет личный дневник невысказанных мыслей и чувств, знают, насколько это содействует самопониманию.

Поначалу письмо в целях самовыражения может быть не таким уж легким делом. Одно простое упражнение поможет вам выйти из сферы интеллекта к чувствам и образам, оно называется свободное письмо. Я научилась ему у Пэтси Каммингс и группы ее коллег с кафедры гуманитарных наук Массачусетского технологического института. Вот как Пэтси описывает свободное письмо, которое они используют на своих занятиях:

Свободное письмо – это базовое и очень простое упражнение, вроде таких как «дотянитесь до левой пятки правой рукой» или диафрагмальное дыхание. Такие упражнения каждый должен выполнять ежедневно, потому что они очень простые (занимают не более десяти минут). При этом польза от них для нашего морального, духовного и физического состояния невероятно велика. Свободное письмо помогает вам узнать себя; оно может освободить вас от всего мирского или показать, что вы безнадежно погрязли в нем. Это лучше, чем глотать аспирин от перенапряжения, и у него нет никаких противопоказаний. Упражнение помогает при депрессии и иногда помогает найти причину беспокойства. Вот какие инструкции мы даем на наших занятиях, а также нашим друзьям и самим себе.

Пишите в течение десяти минут. Не останавливайтесь. Не беспокойтесь о правописании, пунктуации, завершенности предложений, грамматике. Если не можете придумать, о чем писать, начните так: «Я не могу придумать, о чем писать», и напишите эту фразу столько раз, сколько понадобится для того, чтобы появилась мысль. Не перечитывайте написанное (по крайней мере, какое-то время).

Свободное письмо не только помогает обнаружить, о чем думает человек, но и с помощью каких рифм, слов, фраз он это делает; это также хорошее упражнение для тех, кто заперт в рамках научного стиля изложения или мыслях других людей и желает найти собственный язык и свои мысли.

Очень важно, особенно на первых порах, чтобы у людей для их свободного письма была принимающая аудитория{11}11
  J. Brown et al., Free Writing: A Group Approach (Rochelle Park, NJ: Hayden Books, 1977), p. 6.


[Закрыть].

Я согласна с Пэтси. Нам определенно нужны склонные к эмпатии и поддерживающие слушатели для наших новорожденных словесных сочинений. Я предваряю свои инструкции к упражнению следующими словами: «Не цензурируйте то, что вы пишете. Вы не должны делиться этим с кем бы то ни было, если сами того не захотите. Будьте честны сами с собой, когда будете писать. Вы можете решить позже, хотите ли вы прочитать написанное кому-либо». Когда люди все же решаются поделиться тем, что написали, я напоминаю слушателям о том, что нужно быть эмпатичными и поддерживающими, а также давать обратную связь от первого лица: «По-моему, это предложение…» или «Когда я слышу твои слова, я чувствую…».

Попробуйте сами выполнить десятиминутное упражнение Пэтси. Свободное письмо может быть прекрасным индивидуальным или групповым опытом, отдельным упражнением или частью семинара. Если вы практикуете его с членами своей семьи или друзьями, используйте, пожалуйста, принципы человекоцентрированного подхода. Уважайте право автора не читать. И когда слушаете, ставьте себя на место читающего: спросите себя, каково быть на его месте (вместо того чтобы судить о том, что он написал).

Процесс творческой связи помогает открыть внутренний источник для письма и расширить границы аутентичного самовыражения. Чтобы сделать свободное письмо еще более неформальным, можно сочетать его с движением или любой другой формой художественного опыта, которая, на ваш взгляд, привлекает вас.

Многие люди говорят, что свободное письмо очень отличается от других видов письма, которыми они когда-либо занимались. Ниже приведены три примера.

Первый пример свободного письма принадлежит профессору Северо-Восточного Иллинойского университета.

Я чувствую себя алмазом сегодня – многогранным, отшлифованным и сияющим. Я не всегда чувствовал себя так, и после вчерашней ночи у меня нет никаких причин чувствовать себя таким ярким, светящимся и ограненным. Сегодняшнее утро с моим сыном прошло как обычно, но, черт возьми, у меня есть этот камень. Это я. И на этом камне я уже 51 год пытаюсь выгравировать слово «я».

Длинный путь от фермы в Айове и тяжелой работы, нищеты, которые были частью моей тогдашней жизни. Но теперь, после бесчисленного количества переездов, назначений, должностей и степеней, я знаю, кто я, и пора обналичить кое-что из этого, начать пользоваться и наслаждаться тем, что уже создано.

Я – это я, несовершенный, тем не менее алмаз, что символизирует эту борьбу за совершенство… Только бы не захотеть посмотреть назад, на эту длинную дорогу… (нужно, чтобы авторучка постоянно двигалась)… Уделить себе какое-то время, чтобы иметь возможность лениться – посмотреть на озеро Мичиган за окнами моего дома. А еще лучше – ощутить его воду своими ногами, бежать вдоль его берегов и испытывать кайф от восходов и закатов над озером. Позволить себе побыть в уединении без необходимости иметь хоть кого-то рядом, чтобы разделить с ним все это. Разделять больше себя с собой и именно в этом находить смысл{12}12
  Anonymous participant, Chicago workshop, 1988.


[Закрыть].

Следующий пример представляется изысканным в своей простоте. Автор был одним из участников группы, с которой я занималась в Чикаго в рамках конференции по лидерству.

«Взлеты и падения»

Взлеты и падения – заметки.

Близкий и далекий – досягаемость.

Земля и небо – соприкосновение.

Черный и белый – смешение.

Тот же самый и другой – все люди созданы равными.

Слабый и сильный – расстояние.

Жизнь и смерть – человек.

Следующая запись сделана одним из офицеров службы пробации[10]10
  Служба пробации – государственная организация, которая осуществляет контроль за условно осужденными, оказывает им помощь в трудоустройстве и занимается социальной реабилитацией лиц, освобожденных из мест лишения свободы или других мест отбывания наказания. Прим. ред.


[Закрыть], с которыми я работала. Служебные обязанности этих людей требуют значительных затрат сил, которые не получают равноценного вознаграждения, так что я надеялась, что материал моей двухдневной программы будет полезным для их клиентов. «Нет, – сказали они мне на это, – мы не сможем адаптировать ваш материал к работе с нашими подопечными, поскольку располагаем лишь пятнадцатью-двадцатью минутами на работу с каждым из них. За это время нам нужно собрать всю необходимую информацию о них. Но мы сами отчаянно нуждаемся в ощущении восстановления и творчества».

«Распускаться подобно срезанной розе»

Ее красота была подобна красоте розы, которая, будучи срезанной, медленно поднимается из земли, простирая побеги своих стеблей, медленно тянущихся к солнцу, и скоро крошечные скрученные побеги увенчались бутоном. Этот крошечный новорожденный начал кричать всем тем, кто его окружал: «Я здесь, вот я!» – и они быстро примчались к нему. Первым опрометью прибежал муравей в поисках пищи для своих запасов. Он бегал туда и сюда, возвращался и убегал снова, часто останавливался. Его антенны подергивались в блеске утра, и он снова начинал торопливо бегать назад и вперед по какому-то своему маршруту. Один вслед за другим к нему присоединились другие муравьи; и теперь уже целая кавалькада рыскала туда-сюда в тревоге повстречать вновь прибывших…{13}13
  Joseph Doherty, Probation Office workshop participant, 1979.


[Закрыть]

Хотя приведенные примеры описывают нечто, что может иметь смысл для нас как читателей, зачастую содержание свободного письма настолько узко ассоциативно, что практически лишено явного смысла. Поиск путей подсоединения к бессознательному, как говорилось выше, выносит в сознание мощные образы и колеблет ходульные, избитые формы. Иногда слова озвучивают невидимые аспекты я, привнося глубину в наше осознавание.

Для того чтобы помочь людям выразить себя посредством творческого письма, было написано много превосходных книг, поэтому я отсылаю вас к своей библиографии, особенно к книгам Натали Голдберг, Кэролин Хейлбрун, Габриель Рико, Бренды Уланд и Айры Прогоффа.