Текст книги "Блог Бабы Яги – 2. Темная сторона"

– Вызови… кха-кха… грозу, – прохрипел между приступами кашля кот.

Да, я и сама собиралась использовать силы.

Повинуясь моему отчаянному желанию, налетел ветер, сдувая в сторону дым, стало легче дышать; разверзлась дождем тяжелая серая туча над нами – капли шипели и испарялись, касаясь земли, но стало свежее и я смогла подняться с колен и осмотреться. Что же делать?

– Хочешь это забрать отсюда? – спокойно полюбопытствовал Морок, небрежно указав копытом на тело. По нашим лицам и мордам текли капли дождя, по жертве нападения – тоже. И чем больше лилось, чем больше смывались грязь и кровь, тем яснее становилось, что это девушка.

– Человеку надо помочь. – Я пыталась придумать, как поднять ее на метлу или в ступу, чтобы увезти подальше от реки.

– Я наблюдаю последний симптом жизни – смерть. Здесь нечего спасать, – отрезал Морок.

Смерть меня не пугает, и он не прав – могу, еще как могу! У меня есть средства. Но Изольда на зов не шла, пугливая какая. Река кипящей лавы ей не нравится.

Супчик не ждал и не думал: ухватился за плечо девушки, учащенно замахал крыльями и смог слегка сдвинуть тело, но на большее его не хватило. Он зло запищал, когда она свалилась на сторону. Я растерянно смотрела на ступу и метлу, но никак не складывалось. Волоком тащить только.

– Ладно, давай помогу, – смилостивился Морок, ухватил зубами за оставшуюся руку и скакнул, одним махом оказавшись возле избы. Только хвост мелькнул.

– Мать его кобылу так! – высказался Бальтазар, и мы поспешили к ним. Дождь и ветер стихли, пропали, как и появились. Я выскочила из ступы почти на ходу, вбежала в избу, бросилась к сундуку Ядвиги и достала два заветных флакончика. Супчик возился с оторванной рукой, к телу поближе прилаживал. Удивительное рвение.

– Это то, о чем я думаю? – недоверчиво спросил конь.

Некогда отвечать, я разглядывала пузырьки. Бальтазар не сказал, где какая вода, но в этом отпала необходимость: флакон с листочком – живая вода, флакон с крестом – мертвая.

«Сначала мертвая», – пришел из глубины сознания совет. Ясно, цыкать на голоса некогда, я послушалась. Дрожащими пальцами открыла крышечку, очень надеясь, что вода не прольется, перехватила поудобнее, откинула с бледного лица покойницы слипшиеся пряди, прижала оторванную руку покрепче к телу и, затаив дыхание, поднесла флакон к синим губам.

– Одна капля, Ягуся, – тихо сказал кот где-то совсем рядом. Я постаралась. Спасибо создателю этих склянок – узкое горлышко спасло положение, иначе я вылила бы все, так дрожали руки. Капля исчезла, просочившись в чуть раскрытые губы. Я крепко прижимала руку девушки к телу.

– Сшивай красное с красным, желтое с желтым, белое с белым, наверняка хорошо выйдет, – прошептала я себе под нос. Никакого отношения к хирургии происходящее не имело, но почему-то похожая на заговор фраза сама всплыла.

Рука приросла тут же. Даже шрама не осталось, даже следа. Я осторожно отодвинула в сторону лохмотья одежды: бедра целы, измазаны кровью, но не повреждены, зажило вообще все, только синюшность не ушла и дыхание отсутствовало.

– Хм, – неопределенно фыркнул за спиной Морок.

Я открутила крышку со второго флакона.

Капля.

Сердце колотится: а вдруг не поможет? Мы стояли вокруг девушки, ожидая чуда, и оно случилось. На лице заиграли краски жизни, грудь поднялась в первом вдохе. Пальцы заскребли по земле, веки затрепетали, открываясь. Она посмотрела на нас синими, как лукоморское небо, глазами, хлопнула пушистыми ресницами, открыла пухлые розовые губки и спросила:

– Ой, а мы знакомы?

Глава 10
Настасья

Я не знаю, какие вопросы и каким тоном должен задавать человек, вернувшийся к жизни, да еще и убитый таким зверским образом, и как ему себя вести при этом. Например, вскочить на ноги и размахивать оружием во все стороны, или орать в ужасе, или, может быть, испуганно озираться. Коротко стриженная барби в побитой броне, запекшейся крови, с ангельским голоском и наивностью в красивых глазах навсегда останется для меня эталоном ожившего мертвеца.

– Получилось! – радостно пискнул мыш.

– Я – Баба Яга. Мои спутники: Бальтазар, Морок и Супчик, – прокашлявшись, ответила я. – А ты кто?

– Настасья Милютовна, – слегка вздернула нос девица. – Та самая Яга, к кому души ходят? А что у тебя с глазом, болеешь? Думала, ты старая карга с костяной ногой и нос в потолок врос.

Она легко вскочила на ноги, огляделась и, не дожидаясь ответов, продолжила:

– Вы меч не видали? Надо найти Баюна, попытаться снова.

Невысокая, на полголовы ниже меня, крепкая, но не толстая, как говорится, «кровь с молоком». Совсем молоденькая, похоже, младше меня и явно с… задоринкой.

– Стоп-стоп, полегче. Так на тебяу воды не напасешься! – оторопел кот.

– Какой воды? – остановилась девушка.

– Живой и мертвой, глупая, – ответил Морок.

– Говорящий конь! – она захлопала в ладоши, улыбка осветила лицо. – Это твоя хозяйка? Если нет, то давай вместе на подвиги?

Навий конь отодвинулся на пару шагов и склонил голову набок, с интересом разглядывая девушку.

– Соболезную. Жить она будет долго и достанет вас по полной, – изрек он позже.

Мимо прокатилось очередное перекати-поле.

– Настенька, ты умерла, мы тебя оживили. – Я продемонстрировала бутылечки и погладила героя дня – Супчика: – Вот он тебя заметил, так бы мимо проехали.

Может, она разумом повредилась, радостная такая? С возвращенцами такое бывает. Взять Кощея хоть или Бальтазара. Такие номера откалывают, хоть стой, хоть падай.

Девушка озадаченно моргнула и осмотрела себя. Пальцы с короткими грязными ногтями медленно прошлись по зазубринам на нагрудных пластинах, приподняли кольчужный рукав. Она взглянула вниз, на бедра, где не было ни царапины, хотя кровь бурой краской засохла на некогда светлой ткани, сейчас изодранной в лохмотья. Улыбка сползла с ее лица, она посмотрела мне в глаза и упала на колени, склонив голову почти к земле:

– Спасибо, госпожа. Моя жизнь теперь принадлежит тебе. Я буду верной слугой, охранницей тебе и твоим друзьям. В долгу неоплатном пред тобой. Прими мою службу, Баба Яга.

Когда-то в детстве я читала сказки и, как любая девчонка, мечтала, чтобы передо мной падал на колени принц. Признавался в любви и увозил в сияющий на фоне заката дворец. Падающих ниц дев-воительниц в этих мечтах не наблюдалось. Изольда переступила с ноги на ногу, вызвав у юной искательницы приключений спазм голосовых связок и округление глаз. Да, ожила в непонятной компании: кони говорят, избы ходят, коты в доспехах.

– Встань, пожалуйста, Настя, – я потянула ее вверх и неловко похлопала по плечу, успокаивая. Ну и дела, слуги мне еще не хватало! – Меня зовут Янина. Баба Яга – это моя должность.

– Здорово! – вновь просияла девушка и тут же насупилась, слегка выпятив нижнюю губу: – Я Настасья. Настенькой меня батюшка величал до десяти годков, а теперь я взрослая богатырша.

Бальтазар зашелся в хохоте, конь фыркнул, я едва сдержалась и уточнила:

– Сколько лет тебе?

– Шестнадцать.

Я снова закашлялась, вдохнув донесшийся со Смородины дым, и махнула рукой в сторону от реки, призывая компанию уйти подальше от этого мрачного места на чуть менее мрачное, где возможно нормально дышать.

– А тебе сколько, Янина? – полюбопытствовала нежданная помощница.

– Двадцать один вот недавно исполнился.

Девушка посмотрела с таким сочувствием, будто у меня треть жизни уже прошла. Для нее я старая.

– Ты точно богатырша? – недоверчиво спросил кот. Настасья молча подняла ближайший валун и швырнула его метров на двадцать. Мы проводили взглядами каменюку, земля дрогнула от удара, взвилась пыль. Вороны с ближайших деревьев с криками полетели прочь.

– А ты кто, ряженый? Не люблю котов, одни проблемы от вашего брата, – довольно грубо отозвалась она, за что получила неприязненный взгляд моего компаньона. Морок откровенно веселился: скалил зубы и пританцовывал, но молчал, как и Супчик. Мы снова остановились, я велела избе лечь – пойдем дальше, когда проясню ситуацию, не раньше.

– Какая хата странная, – задумчиво протянула девушка. – Отродясь таких не видала.

– Настасья, ты как сюда попала? – спросила я, расстилая скатерть-самобранку на своей веранде: гостья голодная наверняка. К слову, не я одна теперь здесь «ароматная». Хорошо, язвы четвероногие помалкивают об этом.

– Тю, – с непонятной интонацией протянула девушка, – ты будто не знаешь, какие слова сказать надо и что сделать.

– Давай предположим, что мне на старости лет память отшибло.

Она пожала плечами:

– Стану не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, а окладным бревном, в чистое поле не заворами, под западную сторону. Под западной стороной стоит столб смоляной. С-под этого столба течет ричка смоляная. По этой ричке плывет сруб соленый. В этом срубе сидит черт-чертуха…

«Верно, – шепнули голоса. – Обманщица, не своей жизнью живет, не своей смертью умрет, ничто не спасет».

Холодок прокатился по спине, но я улыбнулась и заказала у скатерти еды. Настасья подивилась произошедшему, но через пару мгновений уже уплетала за обе щеки. Бальтазар задумчиво разглядывал девушку, вместо того чтобы есть. Упускать любую возможность перекусить – не в его натуре, значит, что-то важное думает. Из-под моей руки исчезло яблоко – Тихон наблюдает за происходящим, но не показывается.

– Богатырша, а ты родилась такой? – спросил кот.

– Нет, по весне приходили к нам калики перехожие-переброжие. Одна калика напиться просила, я дала ей воды, а она мне чудо явила: стала та вода квасом прохладным, я не поверила – испила и чую в себе силушку небывалую. Хотела я спросить, за что мне дар ейный, да пропала она, как не было. – Настасья шумно прихлебывала из большой кружки и совсем по-простому ела руками. Местная, из крестьян, скорее всего.

– Забор у нас упавши был, я его за час подняла да укрепила, батюшка с пастбища вернулся – лишь руками всплеснул. Огорчился, говорит: «Кто ж тебя теперь замуж возьмет?» – подтвердила мои слова девушка и опустила глаза. – Я ведь на возрасте уже, сватался Ванька до меня, но не люб он мне. Остригла ночью косы, украла у кузнеца кольчугу да меч, в суму хлеб да соль положила и ушла, чтоб не позорить батюшку.

Настасья коротко поведала свою историю, изредка касаясь неровно остриженных волос.

Хотела славу сыскать, пошла куда глаза глядят, прочь из деревни. В лесах, в полях ночевала, все бы ничего, да лихих людей много. Одинокую девку так и норовят обидеть. Несколько раз приходилось силушку выгуливать, по колено в землю вбивать. Коня доброго не было, а угнать – рука не поднялась, и так грех на душу взяла, обокрав кузнеца. Дни проходили за днями, никаких подвигов не свершила. Перебивалась случайными харчами, в деревнях за еду старикам по хозяйству помогала и шла дальше. Однажды рассказали ей про кота Баюна, коварного убийцу, так и не давала эта мысль ей покоя.

– Все думала: вот сыщу славу, вернусь к батюшке да сестрам меньшим с гордо поднятой головой, чтоб не стыдно было, что я такая случилась. Сына нет у отца моего, да и не будет – мамка померла позапрошлой зимой, он горюет, а уже немолод. А сама легла здесь костьми, глупая, – закончила Настасья.

– Славу на всю жизнь ты бы сыскала в битве при Дубе. Где ж ты ходила, что не явилась на подмогу, раз так жаждала себя показать? – подал голос Морок.

– Какая битва при Дубе? – округлила глаза богатырша.

– С бесами.

– С какими бесами? – непонимающе захлопала глазами Настя. – Отродясь в нашем краю ничего подобного не было!

Кажется, от такого заявления обомлела даже Изольда, выразившая чувства медленно приоткрывшейся под противный скрип петель дверью. Мы переглянулись и принялись наперебой рассказывать, что да как и где было, и вообще – подобное пропустить невозможно. Ночь, ставшая ясным днем, и появление Горыныча, ночь, когда сгущались тучи и били молнии, а потом взошло магическое солнце. Злые, кровавые часы, когда мы отстояли сказочный мир.

Настасья слушала внимательно, изредка охала и округляла свои прекрасные глаза, не забывая при этом жевать. Такое чувство, будто на представлении сидела. Скоморохи прибыли «Макбета» давать.

– Красивый сказ, героический, жаль, неправда, – вздохнула она. – А доспехи у тебя – любо глянуть, и у кота тоже.

Мы выдохлись. По всем признакам, она верит в то, что говорит: не видела, не слышала, не было. Для нее так точно небыль, а скорее всего, и для остального населения тоже. Нам всем битва привидеться не могла: явно дело нечисто. Стоит расспросить всех участников событий на этот счет, но ведь Черномор помнит, его воины тоже, лешие век не забудут – их на одного меньше стало. Я не забуду. Богатырей бы найти и до князя Владимира наведаться, но, думаю, только мы, защитники, и помним. Не удивлюсь, если снова проделки главарей Лукоморья. Супчик возмущенно пищал и ползал по моей руке: негодовал, что наши подвиги остались незамеченными.

Настасья как-то резко притихла, разглядывая свои пыльные стоптанные сапоги и прорехи в штанах. У нее ведь с собой ничего нет, даже упомянутой сумы, сидит, как оборвыш беспризорный. Так жалко мне ее стало, что даже злость на главарей корпорации не захлестнула, хотя накатывала яростной волной. Отправила ее в дальний угол сознания злобно урчать в темноте. Громыхание придется отложить, я совсем недавно характер демонстрировала, испугается еще поди, богатырша наша взрослая.

Решаем проблемы по мере поступления.

– Насть, давай посмотрим в моем гардеробе, может, найду тебе штаны.

Ответом мне послужило сияющее лицо и какое-то совершенно детское доверие в синих глазах.

Пока я рылась в сундуке с вещами на втором этаже, она осматривала убранство избы и печально вздыхала. Морок с Бальтазаром о чем-то переговаривались снаружи. Я нашла самые широкие спортивные штаны и подала Настасье.

– Дивный цвет! – восхитилась она, скоренько натягивая видавшие виды розовые домашние штаны и приговаривая, какие они мягкие да чудные. Наверное, в Лукоморье такие цвета в диковинку. Штанины длинноваты, но в сапоги заправила и была довольна. На мне они болтались, а ей – в самый раз.

– А тряпка и ведро у вас где? – неожиданно спросила девушка, стаскивая кольчугу.

– Зачем тебе?

– Приберусь тут. Ты видишь, наверное, не очень хорошо, раз грязь такую развела, а мне здесь жить. Отработаю! Я и стряпать умею, и по хозяйству, если что. Помощница тебе не повредит.

Я выдала ей инвентарь, а сама села на ступеньку лестницы и задумалась. Что с ней делать? Прогонять некуда – пустошь и опасность. Она мне какую-то клятву принесла, видимо, для нее это важно. Богатырша споро принялась за дело и вскоре стянула с себя кожаную рубаху на шнуровке и с коротким рукавом, под ней оказалась простая льняная. Изольда обретала жилой вид, быстро прощаясь с пылью и паутиной.

– Никогда не видала кота в доспехах, – нарушила молчание Настасья. – Зачем ты его держишь?

– Я не держу, он мой друг и наставник. Люблю его.

– А вы зачем здесь, куда шли?

– По такому же делу, что и ты, – за Баюном. Вопросы к нему есть. Так что хорошо, что ты его не убила, расспросить надо кое о чем.

– Ха, держи карман шире, Яга! Эта тварь разговаривать не будет, как увидит – сказки свои начнет, а от них шибко спать хочется, сил нет держаться. Будет ходить кругами, заманивать к реке, а как заманит, так и бросится, ирод.

– Какой он? – Бальтазар замер на пороге. До невозможности серьезный взгляд, какого давно не наблюдала. За его спиной маячил Морок, усиленно делавший вид, что разговор его не интересует.

– Размером что твой теленок, черный с белой грудью, зубы – как вилы торчат, – ответила богатырша и сморщила нос. – Когти – как серпы.

– Рыжий он, что ты мелешь! – не выдержал конь.

– Я во сне серого полосатого видела, – озадачилась я.

Пока мы пререкались, доказывая друг другу, какой Баюн на самом деле, БТР встряхнулась, без указки затопила баньку, с крыши посыпалась грязь, прямо на сквернословящего Морока. Я почувствовала, как одичавший дом изменился, посветлел, стал больше похож на ту мою Изольду, к которой я привыкла. Вот что простая уборка сделать может. Иногда так и в голове своей полезно убрать.

– Как бы сладить с ним и не полечь… – задумчиво протянула Настасья.

– Ты уже полегла, – напомнил кот.

– Нас теперь много, мы должны действовать сообща, раз он так силен. – Я подошла к сундуку, достала прут и клещи, которые мне вручил Ворлиан.

Широкий меч в украшенных камнями ножнах я брала осторожно. Настасья ахнула и закрыла рот ладонями, глаза заблестели.

– Ты чего это, Ягуся, оружием трясешь? – поинтересовался Бальтазар.

– Да вот, у нас ведь теперь личная охрана есть, а свой она потеряла в битве. И не мне мечом размахивать, по другой части работаю. – Я вынула тяжелый меч из ножен. Сияющее лезвие, будто только выкован, широкий желоб посередине, а вокруг него письмена странные и геометрический орнамент.

«Побеждает, правит, властвует. Волхв берег тя», – перевел мне голос.

Похоже, ко мне послали переговорщика, чтобы наладить связь. Когда шумят все – я их гоняю, а один, смотри-ка, полезным представляется. Так и быть, послушаю.

Богатырша осторожно взялась за рукоять крепкой, привыкшей к работе рукой, по-хозяйски сомкнула пальцы и взмахнула, рассекая воздух.

– Мы, твои волхвы, заговор даем, слово железно на мече куем: «Волхв берехъ тя», – да в лихом бою оберег-узор воя сторожи! От меча, от ножа, от стрелы, от копья да другаго ратнаго железа! – торжественно сказал Морок и добавил: – Давно я кладенцов не встречал, Яга. Ты преподносишь сюрпризы.

– Баюн ночью из логова выбирается, – сказала Настасья. – Пойдем, как луна взойдет.

Глава 11
Темная сторона Луны

Настасья развлекалась рубкой ближайших сухих деревьев, проверяя остроту и прочность меча. Молодецкая удаль вкупе с наивностью, азартом, бесстрашием и, чего греха таить, некоторой глупостью даже забавляла. Не могу сказать, что я опасалась выдать кому-то наше местоположение, но радостные крики, треск дерева и звон металла сильно оживляли унылый, скупой на звуки и краски пейзаж. Короче говоря, нас было слышно за несколько верст.

Животные молчат. Бальтазар смотрит отрешенным взглядом, разговаривать не хочет. Морок… не знаю, нормально ли, что конь сидит как собака. И все мы наблюдаем за богатырскими упражнениями.

– Янина! Тьфу, наградили же тебя родители именем, экое странное. Добрый меч-кладенец, не тупится, смотри! – Настя демонстративно порезала палец, доказывая мне качество. Она сияла как самовар, открытая, по-детски непосредственная, не улыбнуться в ответ было невозможно. Настя плюхнулась рядом, периодически посасывая палец в попытке остановить кровь, и стала деловито снимать навершие с рукояти кладенца.

– Ты что делаешь? – удивилась я.

– Хочу посмотреть, какой в нем оберег спрятан.

Она сняла похожее на толстую сосновую шишку навершие, и на мозолистую ладонь выпало…

– Правое око осетра! – радостно вскрикнула девица. – Добрый оберег. «Аще кто пойдет на войну и он бы носил правое око осетра-рыбы, тогда одолеет врагов своих», – продекламировала Настасья, убирая находку обратно и возвращая деталь меча на место. И вдруг шепнула мне в ухо: – Здесь кто-то есть. Рядом, наблюдает, я чувствую. Но ты не бойся, я сейчас.

Я не успела возразить, что вообще-то не боюсь, как моя телохранительница вскочила, хаотично размахивая мечом и улюлюкая. Несколько минут она бегала по крыльцу, сосредоточенно сопя и делая резкие выпады. Сколько прыти, святые суслики, как ребенок на детской площадке.

– Боевая блондинка – это опасно, – философски изрек Морок.

– Ага, попался! А ну-ка, покажись, нечисть! – радостно закричала Настасья, тыкая острием меча в угол веранды.

– Тихон там, остынь, вояка, – хмыкнул кот.

Курлы! Про малыша-то я и забыла совсем.

– Тихон? Какой такой Тихон? – недоверчиво уточнила Настасья.

– Летописец мой.

Я попросила его появиться. Маленький шпион крепко прижимал к себе блокнот, а в нескольких сантиметрах от его пятачка застыло острие меча. Тихон скосил глаза к переносице и приглушенно хрюкнул.

– Это что за зверь такой диковинный? – сдвинула брови богатырша, но меч не убрала. Пришлось вмешаться.

– Он свой, – отвела ее руку в сторону, Тихон шмыгнул мне за спину. – Летописец. Приставлен ко мне жизнь мою писать и подвиги.

– Чего пи́сец? Сколько чудес в свете есть, никогда не встречала такого зверя. На человечьем лице – свиной пятак и уши, руки человечьи, ноги, а позади поросячий завиток! – Она сдвинула брови еще суровее: – Всегда рядом?

Кладенец с характерным звуком вернулся в ножны.

– Ну да.

– А ежели я в баньке стану париться, – недоуменно сдвинула брови богатырша, – так он подсматривать будет?

Я только хотела сказать, что нет, но прикусила язык, и вот мы уже вдвоем сурово глядим сверху вниз на канцелярского работника.

– Что вы уставились на меня? Не смотрю я, как вы личные дела делаете! Больно надо, – взвизгнул Тихон, что при его шепелявости звучало крайне комично.

– А баба у тебя есть? – не унималась телохранительница.

– Нет, не положено, – бедняга втянул голову в плечи.

– Как так – не положено?

– Нет их у нас, мы все одинаковые.

Настя замерла с открытым ртом, потом просто развернулась и ушла, хлопнув дверью. Из Изольды доносилось сварливое ворчание, но разобрать слов я не смогла. Бальтазар с Мороком валялись в пыли и ржали, даже Супчик смеялся на свой лад. Одному Тихону было не до смеха, у него с юмором вообще очень туго.

– Она теперь все время с нами жить будет?

Я развела руками. Это как пойдет. Вообще она мне нравится. Непосредственная, живая. Может быть, расшевелит меня, а то временами чувствую себя апатичной и медленной. Ведь столько всего еще сделать надо. Яйца древней змеюки, например, где-то ждут своего часа. Игла старого Кощея, Баюн этот.

– Странная ты, Яга, – Морок положил голову на перила веранды. Его красные глаза как-то потухли до темно-красного, винного цвета. – С летописцем дружишь. Он же шпион.

– Он работает, что его, убивать за это?

– Хозяин мой их не жалует. Я даже не видел ни разу это существо, слышал только, как они сразу не поладили.

Выкинуть в окно называется по-другому, мне кажется. Тихон только вздохнул и на всякий случай остался рядом. Я в окно не выкину и в обиду не дам, мы уже давно нашли общий язык.

* * *

Перед серьезным делом неплохо бы осмотреться. День никак не желал заканчиваться, красный шар в сером небе висел, как и прежде, хотя, по моим ощущениям, прошло много времени. Бросила взгляд на часы: тринадцать двадцать две. Стоп. У меня сломались часы или они не работают в Нави? По моим ощущениям, уже вечер, но стрелки не сдвинулись ни на деление.

– Эй, компаньоны! Как здесь часы работают?

– Не работают. У Андрюхи та же проблема, показывал мне эту штуку со стрелками, злился. Нашли о чем беспокоиться. Кому оно интересно, это время? – Морок дремал. Ответил, не открывая глаз, его ноздри фыркали паром, а под кожей стали заметны багровые нити – артерии, вены. Наверное, не кровь в его жилах течет, совсем не кровь.

– А когда вечер?

– Никогда. Здесь только день и ночь. Скоро увидишь, как солнце упадет.

– Прекрасно, – я пихнула молчаливого кота в бок. – Всезнайка, куда делись твои наставления?

Бальтазар не ответил, вообще не отреагировал, как будто огромная плюшевая игрушка. Ткнула его пальцем под ребра, как он терпеть не может, – ноль эмоций. Тревога накрыла мощной волной, во рту пересохло. Взяла его голову в руки, посмотрела в широко раскрытые глаза и отшатнулась – на меня смотрел не он. Радужки серые, зрачки расширены и будто пленкой затянуты. Вот черт! За нами наблюдают самым наглым образом, кто-то вошел в контакт с моим котом, а я не обратила внимания.

– Нет-нет-нет, – я встряхнула друга, но кот остался вялой меховой тряпкой с чужими глазами.

– Что случилось? – открыл глаза конь.

Я прижала голову кота к себе, затаила дыхание в попытке сосредоточиться и проникнуть в его мозг. Будто сквозь помехи видела Морока, наш пейзаж, сапоги вышедшей на шум Настасьи в поле зрения Бальтазара, озадаченные голоса, как сквозь вату.

«Бальтазар! – кричала я в его голове. – Ты здесь? Отзовись!»

Нет ответа.

Меня затянуло глубже, я уже не слышала голосов извне, только свой, зовущий кота. Сложно описывать путешествие в чужом подсознании: ты не чувствуешь тела, словно одна голова с завязанными глазами, и иногда опускаешь взгляд туда, где повязка неплотно прилегает к лицу и можно подсмотреть, что внизу. Повязка слегка просвечивает, искажая восприятие, и ты ждешь момента, когда она упадет. Сейчас не приходится надеяться на опцию «чужие глаза» – Бальтазара оккупировали, я уверена, что это Баюн, и мне посмотреть в обратную сторону не удастся. Насколько просто и естественно было соединиться с Бастет, с другими зверями и птицами, и насколько сложно все идет с собственным котом. Впервые получилось случайно, в Академии, а сейчас я будто сдаю экзамен невидимым учителям. И они меня заваливают.

Я продолжала звать и услышала тихое-тихое жалобное «мяу». Плакал котенок. Я шла на плач, сжав зубы и полностью сосредоточившись на поиске, пытаясь сбросить эту ментальную повязку.

«Мяу!» Совсем рядом, как будто мы в разных углах одной большой комнаты. Тихий скулеж, сдавленный, затравленный. И шоры упали с моих глаз.

Мы в клетке, стены, пол, потолок – небо в клеточку, а за клеточками – серое ничто. В углу – маленький черный котенок с желтыми глазками, прижал уши и почти беззвучно разевает ротик, уже не может кричать – его придавила огромная лапа мохнатого полосатого кота. Злая морда повернулась ко мне, кот зашипел, спутанная в колтуны шерсть встала дыбом, хвост-обрубок застучал по бокам. Этот малыш под его лапой – мой маленький Бальтазар, и его нужно спасать!

– Прочь! – закричала я. Баюн убрал лапу, опустил голову, исподлобья наблюдая и злобно урча. – Что тебе нужно?

– Он, – рыкнуло чудовище, схватило котенка за шкирку, и они исчезли.

Я резко очнулась: тело Бальтазара по-прежнему в моих руках, теплое, дышащее, но его самого в нем нет, или утянуло так глубоко, что и не найти скоро. Грудь сжало тисками, гнев поднялся из глубины – первобытный мрак затапливал, грозя выплеснуться наружу. Я сделаю из Баюна прикроватный коврик. Я повешу его голову на стену, я…

– Яга, что случилось? – Настя тревожно заглядывала мне в глаза.

– Что с ним? – почти в один голос спросили остальные. Супчик ползал вокруг, трогая друга крыльями.

– Баюн… Не знаю как, но он забрался к нему внутрь и взял в плен.

Как объяснить то, что я видела? Сбивалась, что-то пыталась описать, но даже для меня произошедшее выглядело странно.

– Надо закрыть ему глаза, – Настя убежала и вернулась с полотенцем. Замотала голову коту. – Чтобы не подсматривал. И идти, не ждать ночи.

– Куда идти, Морок? – спросила я.

– К столбу и разрушенному мосту, да быстрее. Никогда такого не случалось. Держись, дружище, – Морок скакнул вперед. – За мной!

Изольда снялась с места без команды, мы едва успели ухватиться за что только можно было, и припустила за конем такими же огромными прыжками.

– Ай да хата, ай да молоде-е-ец! – клацнула зубами при очередном прыжке богатырша. Как будто проблем нам было мало, солнце в одну минуту упало за горизонт, секунду царил абсолютный мрак, а потом так же резко взошла луна. Тусклый шар, как в том, первом сне, света от него – как от маленького ночника. Сразу похолодало, пар от Смородины превратился в тяжелый смрадный туман. Морок сбавил темп, горящие глаза в ночи и пар из ноздрей выглядели зловеще.

– Я не вижу ни черта, – с досадой крикнула Настя и негодующе топнула ногой.

А я увидела: на фоне неба черный, неестественно прямой силуэт – не дерево, а тот самый столб. Значит, и остатки моста рядом. Значит, и проклятый кот-убийца поблизости. Тело Бальтазара дышит учащенно, мощные мышцы сводит спазмами – что-то происходит внутри него, борьба, которая мне не по зубам, но я могу помочь здесь и сейчас. Больше мой кот не погибнет.

– Есть чем уши заткнуть? – спросил Морок.

– Заткнуть? – Настя от души хлопнула себя по лбу. – И как я не догадалась! Есть воск.

Богатырша зажгла свечи в доме и принялась скрести воск.

– Подожди, у меня кое-что получше, – я оторвалась наконец от кота и метнулась к своей кровати. Под подушкой плеер с вакуумными наушниками. Они не защитят полностью, но хоть что-то. Индикатор печально мигал – заряд на исходе. Все не в нашу пользу.

Настасья недоуменно уставилась на плеер. Я объяснила очень быстро, показала, куда нажимать, как пользоваться наушниками. Включила на несколько секунд музыку – альтернативный металл. Ну и глаза были у нее! Посмеяться бы, да некогда.

– Это ты называешь музыкой? А скоморохи внутри коробочки сидят, такие маленькие?

– Настасья, потом. Заряда очень мало, хватит минут на десять, наверное. Скажи, сон одолевает сразу или постепенно?

– Не сразу, есть время подобраться ближе, – четко ответила богатырша. Сама собранность, вопросов больше не задает, деловито цепляет плеер на край виднеющегося ворота рубахи, провода на шею. Меч-кладенец на боку, с другой стороны за пояс заткнуты клещи, прут в руках. Надеюсь, справимся.

Мы вышли. Я взяла велометлу и взлетела над избой. Супчик пребольно впился в голову, что-то пищал про помощь. Сказала, чтобы не высовывался пока, а там посмотрим. Мне ли не знать, что он может превратить мозг врага в желе. Темно, обзора никакого, придется по старинке – молниями. Надеюсь на выдержку своей помощницы – к такому жизнь ее не готовила.

Вдох-выдох, отпустить контроль, позволить темноте взять свое, затопить внутренние берега и течь дальше, сильно, с ревом. В такие моменты руки у меня тяжелые, будто свинцом налитые, – откуда в них появляется эта мощь, не ведаю. Я будто сжимаю в кулаке саму материю мира, а потом отпускаю и высвобождаю смертоносную силу.

Первая молния прорезала черное низкое небо и ударила в дерево. Столб огня и искр озарил округу не хуже разряда, и меня осенило.

Пришлось постараться, но я подожгла множество деревьев, создав приемлемую для людских глаз видимость, и обнаружила, помимо высокого одинокого столба, остатки каменного моста. Кота Баюна пока не видно.

Бальтазар лежит у дверей, будто спит, только лапы дергаются. Лишь бы дотянул до победы или хоть какой-то ясности ситуации. Я не понимаю, что с этим делать.

– Это ты? – недоверчиво спросила богатырша, указывая на горящие деревья.

– Это она! – ответил за меня конь. – Видела бы ты ее в битве при Дубе. Вот это мощь, вот это сила. Но сейчас есть дело важнее воспоминаний старых вояк.

– Ты сильна, но я все равно останусь тебя стеречь. Я клятву дала, – задрала подбородок Настасья. В глазах плескалась обида: наверное, решила, что я над ней посмеялась, не сказав о своих способностях.