Текст книги "А может, это просто мираж… Моя исповедь"

Бандитские разборки

Вернемся к моей истории с «Миражом». Я уже сказала выше, что, покинув группу, продолжала гастролировать сама как солистка «Миража». На этом настаивал Костя Терентьев, к тому времени ставший моим законным супругом, он тут же объявил себя моим директором и стал устраивать мне концерты. Сейчас я понимаю, что я действительно не имела право этого делать, но тогда не было никаких договоров: ни письменных, ни устных. Мне ничего не сказали, никаких запретов не было, просто уволили и все.

Мы отправились на очередные гастроли. Зал был забит до отказа. Костя был достаточно предприимчивым человеком (чего стоит история нашего знакомства), и мне, конечно, следовало бы держать ухо востро. Но я его очень любила, буквально смотрела ему в рот и верила каждому его слову. А он откуда-то взял две песни из нового, еще не вышедшего альбома группы «Мираж» и прямо перед самым началом концерта сказал мне на репетиции:

– Сейчас я включу тебе пару песен, ты их послушай. Сегодня на концерте ты должна будешь их спеть.

Он включил в колонки музыку, я услышала голос Маргариты Суханкиной и сразу поняла, что это новые песни «Миража».

– Не буду я это петь, не хочу, – возразила я.

– Нет, ты споешь их сегодня на концерте. Это даже не обсуждается, ты должна, – настаивал он. В то время Костя выполнял не только обязанности директора, но и выходил на сцену клавишником. Он так захотел, хотя играть совсем не умел. Он бегал наперевес с большими клавишами, которые мы называли «расческа», имитируя игру, скакал на одной ноге, делал различные выпады, и у него это получалось очень даже артистично!

Мы спорили и ругались до хрипоты. Я твердо стояла на своем, что не стану петь эти песни, он отступил, но всем своим видом показывал, что очень обижен. Он даже перестал со мной разговаривать и до самого концерта не проронил ни слова. Вышли мы на сцену, идет программа, а он даже не смотрит в мою сторону. Заканчивается очередная песня, идут аплодисменты, Терентьев подает знак звукорежиссеру, и тот включает новый трек. Я была в шоке. Что мне оставалось делать? Только приложить микрофон ко рту и делать вид, что я пою. И так две песни подряд. После концерта у нас разразился колоссальный скандал, и я кричала:

– Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что я ушла из «Миража» именно потому, чтобы не петь под чужую фонограмму. А ты меня так подставил!

Но это, оказывается, было только полбеды, так как в зале был человек от «Миража», который записывал наш концерт, и, придя за кулисы, сказал, что отснял весь материал и что теперь нас обвинят в воровстве песен, и меня «КГБ закроет» как певицу. Позже в Москве были серьезные и долгие разборки, требование немалых денег. Я в этой ситуации выглядела полной идиоткой, да что говорить, я ею и была… Надо было просто повернуться и уйти в тот момент со сцены, но я боялась испортить отношения с Костей. И вообще, как бы это выглядело из зала, если бы я ушла, как объяснить публике и организаторам? Мне было до жути стыдно. Чем я лучше прочих «певичек», которые ездят и поют под чужие фонограммы? Ничем! Я была готова от стыда провалиться сквозь землю.

Терентьев понял, что совершил большую ошибку, но было уже поздно. Он просил прощения, обещал уладить этот конфликт. И в принципе уладил, откупившись немалой суммой. Вопрос был закрыт. Но я всегда переживала, вспоминая этот неприятный инцидент, в котором я в первый и последний раз в своей жизни оказалась невольной обманщицей своих дорогих поклонников. Со временем все потихонечку улеглось. Через какое-то время мы проводим концерт в Москве во дворце «Крылья Советов». Собирается полный зал, и на афишах по-прежнему написано: «Солистка группы “Мираж”».

Утром, в день концерта, я выхожу из душа с полотенцем на голове, в дверь раздается звонок. Бабуля, моя добрая душа, открывает дверь настежь, и в квартиру вваливаются два огромных бритоголовых амбала. Костя уже уехал на концертную площадку, а дома были только я, бабушка и Алешка.

– Здрасьте, вы Наталья? – в расхлябанной манере начинали они разговор. Не знаю, откуда я взяла силы и смелость, но я стала напирать на них, и мы все оказались на лестничной площадке возле лифта.

– Так, давайте на выход, кто вы такие, что вам надо?

Они, не ожидая такого отпора, попятились назад. Я и сама не ожидала от себя такой прыти. Я закрыла дверь квартиры и стала к ней спиной. В этот момент один из них говорит:

– Эй, полегче, дамочка, вы не поняли, кто мы?

– Я вижу, кто вы. Везде татуировки типа «Не забуду мать родную». Что вам надо от меня?

– У тебя сегодня должен быть концерт, – затем последовал трехэтажный мат и тюремный жаргон. – Ты либо не будешь выступать сама, либо с тобой вместе выходит настоящая группа «Мираж», потому что ты – не «Мираж». Если ты что-то вякнешь или попытаешься сделать по-своему, учти, мы знаем, в какой детский сад ты водишь своего отпрыска. Да и зря ты за себя не боишься, все под Богом ходим…

Это были открытые угрозы.

– Это все? Я поняла. – Я нажала кнопку лифта, он пришел, и незваные гости уехали, сверкая на меня злыми глазами. – Ну, в общем ты нас поняла.

Я зашла домой, закрыла дверь, села на коврике в коридоре и разрыдалась. У меня просто началась истерика. Кое-как успокоившись, я поехала на репетицию. Там я все рассказала Косте, и мы с ним пошли в кабинет к директору дворца. Заходим, а там сидят какие-то люди и среди них Литягин, Соколов и какая-то незнакомая мне блондинка. Я подхожу к Литягину и говорю громко, чтобы слышали все:

– Андрей, а по-хорошему, по-человечески нельзя было поговорить? Нельзя было просто самому позвонить мне и все сказать, а не подсылать бандитов?

– Наташа, ты не должна давать концерты в Москве, – заявил он, пропустив мои слова мимо ушей. – Ты уволена из группы, ты в ней не работаешь. И ты уже не солистка. Кстати, с чего ты взяла, что эти люди были от нас? Мы не присылали к тебе никаких бандитов.

– Да что ты говоришь? Они шли по улице, узнали, что у меня сегодня концерт, и решили просто зайти и попугать меня, а также запретить мне называться «Миражом». Ежу понятно, что это твои люди, которым ты заплатил денег или каким-то другим способом с ними рассчитался. Кроме тебя это никому не нужно. Зачем угрожать жизни моего ребенка и мне? Вы что, звери?

– Ты знаешь, извини, но не пойман – не вор, я к этому не имею никакого отношения. А сегодня будет так: ты работаешь первое отделение, а настоящий «Мираж» с новой солисткой работает второе. Ты последний раз вообще поешь эти песни.

В этот момент в кабинете зазвонил телефон – междугородный звонок. «Это меня!» – воскликнула худенькая блондинка и, сжав трубку, стала быстро лепетать на украинском языке. Тут я узнала в ней девушку из Киева Таню Овсиенко. Только теперь она похудела так, что я не сразу поняла, кто это, и не узнала. Да еще из шатенки превратилась в блондинку. Вот и новая солистка «Миража», догадалась я.

Тогда это был первый Танин выход на сцену. После того как я отпела свое отделение, я встала за кулисами и наблюдала за ее выступлением. Она исполняла только новые песни из второго альбома «Миража», а звучал знакомый голос все той же оперной певицы. «И вы после этого не мошенники?» – подумала я. Потом мы не один раз пересекались с ней на других площадках. Она уже очень уверенно держалась на сцене. Даже на популярнейшем телевизионном фестивале «Песня года» Таня вместе с Литягиным выходила получать диплом за песню «Музыка нас связала».

«Звезды» дискотек

Шел 1989 год. Помню, как-то раз мы выступали с новым репертуаром на Дне города в парке Горького. Каким-то непостижимым образом на одном мероприятии оказались все трое: я, Татьяна Овсиенко и Светлана Разина, к тому времени тоже ушедшая из «Миража». Прибегает ведущий концерта и спрашивает:

– Наташа, как теперь тебя представлять публике? Сегодня же здесь выступает «Мираж» с другой солисткой, как бы путаницы не возникло.

В тот день приехало американское МТV, снимавшее празднование Дня города и советских артистов. Терентьев кого-то из них поймал за рукав и притащил в нашу гримерку:

– Знакомьтесь, вот популярнейшая советская певица, – показал на меня и наплел, что у меня своя железная дорога, свой поезд, свой вертолет и своя посадочная площадка и что русские звезды ничем не хуже, чем американские, не хуже Джексона и Мадонны.

Я держусь за голову и в то же время не могу выдать, что он врет. Но иностранцы явно ему поверили. Они одобрительно хлопали его по плечу и говорили «вэри гуд». После их ухода я высказала Терентьеву:

– Ты расписал им так, будто мы звезды мирового уровня.

– А почему бы и нет? – ответил он.

В этот момент ведущий снова забегает и спрашивает:

– Ну что, название придумали? Как вас объявлять? Уже пора на сцену.

– «Звезды» называй нас, – выпалила я, – группа «Звезды»!

Так родилось название. Татьяна Овсиенко вышла в составе «Миража», Светлана Разина назвала группу «Фея», а я свою – «Звезды». Так возникла в нашей поп-музыке группа, ставшая впоследствии достаточно популярной.

Однажды в августе на очередном концерте «Звезд» в Реутове ко мне за кулисами подошел мужчина, представившийся Сергеем Лавровым:

– Я ваш поклонник, я знаю все ваши песни, – и стал перечислять весь мой репертуар.

– Очень приятно, – ответила я.

– А вам случайно не нужен администратор? А коллектив? У нас музыканты есть на базе реутовского ДК. У них солист очень капризный, и у него вечно какие-то проблемы со здоровьем. Жалко мне этих ребят, хорошие парни пропадают.

Терентьев оценивающе посмотрел на Лаврова и сказал:

– Нам в принципе нужен такой человек. А ты можешь организовывать концерты, гастроли? (На нашем жаргоне это называлось «забивать».)

– Да, у меня все схвачено во многих городах, – похвалился Сергей.

В то время очень известен был Сергей Лисовский, создававший различные интересные программы, в том числе «50/50», – «Дискотека ЛИС’С». Это были очень модные как принято говорить сейчас, тусовки, на которые собирались тысячи людей.

– Нам было бы интересно поучаствовать в программах Лисовского и выступить на его дискотеках, – сказал Терентьев.

– Я знаю Лисовского, мы с ним учились в институте. Это мой приятель. Я все пробью, давайте только возьмем ребят-музыкантов.

Нам как раз был нужен коллектив, так как наш первый состав уже практически развалился. Мы согласились, ударили по рукам, и с тех пор эта группа и Сергей Лавров все время работали с нами. Сергей любил свою работу, он был очень ответственным, все доводил до ума, до совершенства. Если он ставил перед собой цель, то делал для этого все, он умел договариваться о гастролях и съемках. Благодаря его рвению мы снялись в самых популярных музыкальных телепрограммах. Я нарадоваться на него не могла! Такое счастье подвалило, вот это самый настоящий директор! Терентьев все-таки был мужем при жене, который собирает кассу после концерта. Музыканты играли живьем. Была очень доброжелательная атмосфера, все друг друга любили. Сергей меня все время называл «мать Тереза»:

– Что ты за всеми ходишь: поели – не поели, поспали – не поспали? Наташа, они же взрослые люди.

А я по-другому не могла, так как мы были одной дружной семьей. Сергей после каждого концерта прибегал и всех нас расцеловывал, обнимал:

– Ребята, какие вы молодцы, как вы круто отработали!

Меня и в одну щеку целует, и в другую. Я видела: человек искренне все это говорит, переживает за каждый концерт. Как-то раз он предложил принять участие в международном фестивале, который проводился под эгидой Всесоюзного объединения «Международная книга», главным призом которого были гастроли по Китаю. Мы, разумеется, обрадовались и согласились.

В конкурсе было несколько туров. Один за другим коллективы отсеивались, и оставались только лучшие, мы тоже были в их числе. Наступил финал, стали объявлять победителей. Мы стоим на сцене, у меня поджилки трясутся. Приз за третье место вручают каким-то артистам, потом кому-то за второе, думаю, ну все, мы точно первые. Объявляют первое место – и опять это не мы. Я расстроилась, и тут ведущий говорит:

– Гран-при нашего фестиваля и тур по Китаю достается Наталии Гулькиной и группе «Звезды».

Это было настолько неожиданно, что я даже заплакала. После объявления результатов к нам подошел высокий мужчина, звали его Владимир Топорков, и сказал:

– Вам нужно будет приехать в Министерство культуры, необходимо подписать множество документов.

Мы не верили до последнего, что поедем. Но в результате все-таки поехали. И это стало, пожалуй, одним из самых ярких воспоминаний в моей жизни.

Только тебя, Китай, я буду помнить!

Первым городом нашего тура по Китаю в 1990 году был Пекин. Меня встретили в аэропорту на огромном белом лимузине. На улице стояла жара 45 градусов, но машина была с кондиционером. До этого я никогда не ездила на таких машинах. Я даже не знала, что существуют устройства, которые могут охлаждать воздух. У нас окна открыл – вот тебе и кондиционер. А там весь салон из слоновой кости, вода, шампанское, цветы.

Мы ехали по городу, и везде висели мои цветные афиши (теперь это билборды). За месяц до поездки мы отправили в Китай несколько моих фотографий и мои клипы: «Солнце горит», «Мой маленький принц», «Дискотека». Оказалось, эти клипы целый месяц постоянно крутились по телевидению. А из обычных черно-белых фотографий сделали яркие цветные плакаты.

Нас привезли в отель, сказали, что все, что есть в холодильнике, можно есть. В местном ресторане от изобилия блюд разбегались глаза. После обеда нас отвезли во Дворец спорта на саунд-чек. Когда мы приехали в этот огромный Дворец спорта, я обомлела: это был гигантский стадион, я даже не представляла, какое количество людей он может в себя вместить.

– Неужели здесь будет полный зал? – с опаской спросила я.

– Будет, у нас давно все продано, – ответили мне.

Потом я и сама увидела, что этот стадион был забит до отказа. Мне сказали, что его вместимость 20 000 человек, но мне кажется, было гораздо больше.

Когда мы только прилетели в Пекин, я увидела на асфальте какие-то вмятины.

– Что это? – спросила я.

– Недавно в городе произошло восстание, его подавляла целая армия, по Пекину ездили танки. Через несколько дней дороги станут идеальными, все отремонтируют, – ответили мне.

Я также услышала, что они устроили показательный расстрел инакомыслящих на стадионе и даже продавали билеты для всех желающих посмотреть. Это делалось для того, чтобы другим было неповадно идти против власти. Но правда ли это, я утверждать не могу. А то, что в Китае жесткие порядки, знают все.

В этот же день я занималась с местным переводчиком и училась правильно интонировать китайскую песню. Эта песня была у них очень популярна. Наш китайский переводчик почему-то представился русским именем Юра. Нас это позабавило, и мы спросили, почему такое имя. Он ответил, что учился в Москве, в Университете Патриса Лумумбы, а там все переводчики брали себе русские имена.

Его очень забавляло, как я пою по-китайски, и он сказал, что у меня способности к этому языку.

В день концерта за пару часов до его начала в гримерку пришли парень с девушкой:

– Здравствуйте, мы русские, Игорь и Света! – произнес парень. – Мы из Москвы. Я живу на проспекте Вернадского.

– Это ж прямо рядом со мной! Очень приятно познакомиться, – ответила я.

Они нам принесли вареной картошки и целую кастрюлю жареных куриных ножек. Мои музыканты обрадовались привычной домашней еде, мы как следует навернули картошечки с курочкой.

Игорь, который все это принес, сказал:

– Мы сидим на самой галерке, с нами итальянцы, французы, русские из международного университета. Вы нас увидите по разноцветным фонарикам.

Мы обменялись телефонами и долгое время после возвращения в Москву поддерживали отношения.

– Не ждите сегодня аплодисментов, их не будет, – сказали нам перед выступлением.

Людям не разрешают аплодировать из-за того, что недавно в городе прошли волнения. Пока народ собирался в холле, все время звучало объявление на китайском языке, запрещавшее аплодировать во время концерта, дарить цветы, выбегать на сцену, брать автографы. Запрещавшее все.

– Как же так? – недоумевала и я, и мои музыканты.

– Нам нельзя хлопать из-за недавнего мятежа в стране, – сказал наш переводчик. – Ваш концерт вообще был под угрозой срыва, его хотели отменять, но так как его организация решалась на международном уровне, его оставили. Сегодня на вашем вечере присутствует министр культуры Китая со своей семьей. Он сидит в ложе.

– Хорошо, я вас поняла, без аплодисментов так без аплодисментов. Безопасность превыше всего.

Пора идти на сцену. Вышел ведущий, который минут пятнадцать рассказывал публике, кто сейчас будет выступать. Потом он нас объявил, музыканты выбежали на сцену, встали за инструменты. Я услышала знакомый отсчет барабанных палочек, и концерт начался. Я вышла и запела песню «Дискотека», затем остальные свои песни. Также было заранее оговорено, что мы исполним «Калинку», «Подмосковные вечера» и «Катюшу». Когда между песнями я что-то говорила, делая подводки к песням, переводчик тут же это переводил всем присутствующим. При этом мне приходилось крутиться на 360 градусов, потому что люди, сидели вокруг на трибунах. Я все время извинялась перед теми, к кому мне приходилось поворачиваться спиной.

В середине концерта кто-то попытался докинуть до сцены фотографии. Тут же подбежали полицейские, и неудачливого зрителя буквально вытащили с трибуны. Зал начал гудеть. Потом ему скрутили руки и увели. Я не знала, как себя вести. Представляете, стадион шумит от возмущения! Возможно, боялись провокаций во время моего выступления. Потом оказалось, что это была фотография с близнецами, а зритель всего-навсего хотел получить на ней автограф. Кажется, в то время по китайским законам в семье нельзя было иметь больше одного ребенка. Если в семье несколько детей, то паспорт получает лишь один, остальные считаются незаконнорожденными, их официально не регистрируют и не выдают паспорта. Но если рождается двойня, то официально признают обоих детей. Для них это высшее счастье.

Как только раздавались первые аккорды песен, которые мы отправляли в Китай, зал начинал стонать, визжать, свистеть. Я сначала не поняла, освистывают меня или происходит что-то другое. А оказалось, они так ликуют, приветствуют песню. Так как им не разрешили аплодировать, после каждой песни они начинали стучать попеременно по полу то правой, то левой ногой, в итоге зал сливался в едином ритме. У нас аж дух захватывало!

В перерыве между песнями прибегает Лавров и говорит:

– Сейчас министр культуры Китая поднимется к тебе на сцену. Ты его поприветствуй, скажи какие-то теплые слова. Вечером у нас неофициальный прием и банкет.

Выходит министр культуры с делегацией и переводчиком. В зале полнейшая тишина, все внимательно слушают. Выносят огромную корзину цветов. Я вглядываюсь, а они искусственные. Думаю, вроде пока не помираю. У нас же принято дарить живые цветы. Позже мне объяснили, что у них наоборот – это очень хороший тон. Живые завянут, а это память навсегда. Министр культуры эту корзину поставил к моим ногам и произнес приветственную речь, потом повернулся ко мне и пожал мне руку. Зал взорвался одобрительными возгласами. А следом и вся делегация стала жать нам руки. Так у них принято выражать уважение. Затем мы продолжили концерт. Песню на китайском языке я поставила в финал программы. Только пошли первые аккорды, как люди, сидящие в зале, узнали песню, потому что она в то время была в Китае самой популярной. По Дворцу спорта прокатился гул восхищения и удивления, и тут зал внезапно замер, как по команде. Все стали вслушиваться, на каком языке я сейчас буду петь. Я запела на китайском языке, и здесь произошло невероятное. Взрыв эмоций, нарастающий гул, переходящий в стройное пение всем стадионом. Позже мне рассказали, почему была такая реакция: слушатели не ожидали, что я буду петь на их родном языке. Несмотря на то что я пела, подглядыввая в текст, это их тронуло до глубины души. Пекин был взят!

После концерта был банкет в ресторане «Золотая утка». У каждого на столе стояли таблички, где кто сидит. Когда все расселись, стали подавать различные блюда. Их было такое огромное количество, что я сбилась со счета. Наш переводчик Юра потом сказал, что за время таких банкетов гостям приносят до 300 различных наименований блюд. Здесь я впервые попробовала нереально вкусную утку по-пекински, которую как элемент шоу шеф-повар искусно разделывал на наших изумленных глазах.

Министр культуры Китая и его супруга сидели напротив меня. Кто-то периодически вставал и произносил речь, нам переводили: наши китайские партнеры благодарили нас за то, что мы посетили их страну и показали свое мастерство. Я была первой советской поп-певицей, выступавшей в Поднебесной. До меня приезжали только цирк, опера, балет и фольклорные коллективы.

В Пекине мы находились 4–5 дней, дальше наш гастрольный тур должен был продолжиться на юге Китая. Все было настолько грамотно организовано, что у нас даже оставалось время познакомиться с достопримечательностями страны. Погуляв по Пекину, мы отправились на развал – так называются местные рынки. Как говорится, «по улицам слона водили». За нами гуськом шла огромная толпа, просто разглядывала нас, как обезьян в зоопарке, они все время тыкали в нас пальцами и смеялись. Больше всего им понравился наш клавишник Александр Чижов, они приходили в восторг от его гигантского роста. Китайцы не видели белокожих людей (кроме американцев). А тут целая делегация ходит, да блондинка еще, да ее афиши везде висят. Дети табунами скакали вокруг нас. Смотрели с открытыми ртами. Я на рынке брала в руки нижнее белье – толпа начинала хохотать. Я говорила:

– Господи, я даже трусы с майкой не могу себе спокойно купить. Что здесь смешного?

– А ты не покупай здесь, где-нибудь в другом месте купишь, – советовал кто-то из ребят.

Как-то в лифте отеля, когда мы поднимались вместе с китайцами, я обратила внимание, что у них все время пищит висящий на поясе черный квадратик. Человек его снимал, что-то с ним делал, нажимал пальцами и вешал обратно. Потом я узнала, что это пейджер. У нас такого тогда еще не было и в помине. И только через год после того, как мы вернулись, у нас тоже появились пейджеры. А я по наивности думала, что мы более продвинутые, чем они.

Однажды после очередной прогулки переводчик Юра нам сказал:

– Завтра вы поедете на Великую Китайскую стену. Экскурсия начинается с 7 утра.

– А позже нельзя? – переспросил кто-то из музыкантов.

– Нет, у нас потом другие планы. День будет очень насыщенным.

Юра уже понял, что нам всем только бы сувениры купить, а больше ничего и не нужно. До этого нас возили в великолепный национальный парк, мы, конечно, там гуляли, но больше времени носились по сувенирным ларькам.

– Вы посмотрите, какая архитектура! – говорил гид.

– Да, очень красиво, – соглашались мы и бежали дальше.

На следующий день в 7 утра мы уже были у подножья Великой Китайской стены.

– Дорогие мои, зная ваше пристрастие к магазинам, мы в них пойдем после того как наша экскурсия закончится. Вы подниметесь на стену, и каждый из вас должен обязательно пройти все это количество ступенек, потому что есть старинная китайская легенда: тот, кто поднимется по самой вертикальной лестнице, навсегда избавится от всех проблем и трудностей, и в жизни ему будет всегда сопутствовать удача. И не вздумайте развернуться и идти назад, – добавил, – а то ваше заветное желание не исполнится. А я вас буду ждать внизу, и потом мы отправимся за покупками…

Мы взбирались по ступенькам все выше и выше, любуясь открывающимися внизу красотами. Было жарко, солнце палило с каждым часом все сильнее. Несмотря на раннее утро, на стене было много туристов, особенно японцев, закрывавшихся от солнца зонтами, на которые мы натыкались разными частями тела. К тому времени мы прошли уже половину пути, а ступеньки становились все круче и круче. В итоге я устала и сказала своим музыкантам:

– Ребята, я больше не могу. Вы как хотите, можете преодолевать весь путь до конца, но из-за этих зонтов, которые меня всю искололи, я дальше не пойду.

Я и еще несколько ребят стали спускаться вниз по боковой лесенке, их там было много с обеих сторон стены. Мы спускались, ища глазами нашего Юру, чтобы с ним случайно не встретиться, а он сам нас вычислил, внезапно вышел из-за угла и сказал:

– Я вам что сказал делать? Почему вы здесь? Какие же вы, русские, странные, неужели вам не интересно преодолеть себя, – расхохотался он, и мы все тоже захохотали.

Но двое музыкантов из нашей группы все-таки дошли до самого верха.

В Пекине мне надарили море подарков, которые переезжали вместе с нами из одного города в другой и все время множились. В каждом городе были банкеты по случаю приезда/отъезда и обязательно подарки. Гастроли были запланированы в семи городах. Мы не везде могли лететь на самолете, где-то переезжали поездом. Лето, жара, июнь. В купе были огромные вентиляторы, которые работали во время движения, но как только поезд останавливался, вентилятор тоже останавливался, и становилось невыносимо душно. С нами ездила целая делегация. Во-первых, люди, которые бесконечно снимали про нас фильм, где бы мы ни находились: на концерте, за обедом, на прогулках по городу. Складывалось ощущение, что оператор следил за каждым нашим шагом.

Из Москвы мы взяли с собой в качестве сувениров матрешек и шоколадки «Аленка». Когда мы подъезжали к очередному городу, нам сказали, что нас будут встречать китайские пионеры, и мы решили наконец-то раздать детям наш шоколад, а то он уже давно весь расплавился. Я вышла из вагона, увидела оркестр, детей, телевидение, весь перрон был забит людьми, нас встречали как национальных героев, со всеми почестями. Было очень приятно.

Меня поражала и восхищала китайская кухня: мясо, морепродукты, рыба. В Гуанчжоу нас привезли в ресторан, где стояли клетки с разной живностью, это были голуби, жабы, рыбы, крысы.

– Это зоопарк, что ли? – спросила я, увидев все это.

– Нет, это престижный ресторан. Ты сейчас укажешь пальцем на того, кого ты хочешь съесть, тебе тут же это приготовят.

– Я не хочу ничего этого. А есть что-нибудь европейское?

– Конечно, нет. Вы же в Китае, вот и пробуйте нашу национальную кухню.

Когда Сергей Лавров увидел эти клетки и аквариумы с живностью, ему стало плохо. Сбоку от места, где мы сидели, какое-то животное все время издавало непонятные звуки, похожие на блеяние овцы.

– А кто это у вас блеет? – спросила я.

– Это варан. Может, хотите его попробовать?

– Нет! – хором рявкнули мы.

– Я этого есть не буду! А можно мне просто сварить курицу? – спросил Лавров.

– Без проблем, конечно, можно.

Мы сели за стол. Перед нами стоял котел, в который налили воды, она закипала прямо у нас на глазах, а две китаянки периодически опускали в кипяток какие-то травы, сухофрукты, разного цвета мясо и длинную лапшу. Пока готовилось основное блюдо, нам принесли легкие закуски. Но все было очень острым. Аромат от котелка шел потрясающий. Мы все были в предвкушении. Лаврову же отдельно приготовили курицу, он ел ее и был счастлив.

– А где у вас туалет? – спросила я.

– Вон там домик, идите туда.

Я прихожу – нет туалета. Захожу в помещение: там ровный пол, ни унитазов, ни дырок. Я выхожу обратно:

– Подскажите, может я не туда зашла?

– Туда, туда.

– А как же здесь в туалет ходить?

– Как обычно ходите в туалет, так и тут сходите.

– Простите, но у вас же здесь нет унитаза, ничего нет.

– А он и не нужен. Вы идите, не переживайте, у нас такие обычаи. Всё уберут.

Мне даже расхотелось. Я вернулась к ребятам и рассказала им про местный туалет, все были в шоке.

Блюдо от шеф-повара всем очень понравилось. Мы поблагодарили за вкусный обед, сели в автобус и уехали. Чем дальше мы продвигались в глубь страны, тем чаще менялись диалекты и наречия. Даже Юра уже не понимал местную речь, и нам дали еще одного переводчика. А мои музыканты научили Юру ругаться матом и говорить слово «телка». Он долго не понимал, о ком речь, и думал, что это корова.

– О, телки пошли! – сказал кто-то из ребят.

– Где телки? – переспросил Юра.

– Вон идут.

– Так это же девушки.

– Это у вас девушки, а у нас телки, – и они ему быстренько все объяснили. И уже через пару дней он матерился и первый кричал на ломаном русском, глядя в окно: «Смотри, тёльки, тёльки идут!» Это было очень смешно.

Мы отработали почти все концерты, оставался последний на острове Гуанчжоу. За день до него у нас был выходной, и мы отправились на океан купаться и загорать. Периодически мы брались за руки и бежали все вместе в воду, навстречу большим волнам. Нас крутило, переворачивало, мы смеялись, когда выходили на берег. Лифчик сползал на уровень пупка, плавки – до колен, мы досыта накупались и нахохотались. Я взяла надувной матрас и на мелководье плавала на нем. А потом я заснула на матрасе и обгорела. Когда меня увидел главный сопровождающий, у него расширились глаза, и он спросил:

– Что это? Как это? Почему?

Я посмотрела на себя в зеркало и не знала, что на это ответить. Я была красная как, вареный рак. Последний концерт для меня был самый тяжелый, потому что я выступала с температурой. Перед этим жена Лаврова Ольга, видимо, от незнания, протерла меня одеколоном на спирту и еще сильнее обожгла мою сгоревшую кожу. Мне было очень плохо. Невозможно было надеть костюм. На сцене установили огромные вентиляторы, и это было единственным спасением от дикой жары и моего внутреннего жара. Концерт, как и все предыдущие, прошел превосходно.

По завершении тура мы вернулись обратно в Пекин, откуда должны были через пару дней улетать в Москву. Ко мне в номер пришел Сергей Лавров и сказал:

– С тобой хотят сделать рекламу шампуня и запустить этот ролик по телевизору. По сюжету ты моешь голову, вся в пене.

– А денег-то дадут? – сразу поинтересовался Костя.

– Дадут, конечно. Да и нам не помешает реклама на дальнейшую перспективу.

Я согласилась. Приехала съемочная группа, выставили свет, камеры и несколько часов снимали все это. Реклама этого шампуня крутилась по китайскому телевидению, Как сказал Лавров, нам заплатили гонорар, как за отработанный концерт. Правда, сколько это, я не знала..

Тур был завершен. Мы улетали домой немного грустные, так как нам все очень понравилось и не хотелось уезжать. Я поправилась размера на два, потому что постоянно ела креветки, гребешки, крабов. Но меня это особо не расстраивало.

Китай оставил во мне неизгладимое впечатление и любовь навсегда. Я привезла оттуда огромное количество вееров, лосин, шиньонов, которые потом использовала в своих концертах. Через некоторое время все это вошло в моду у советских женщин. Я обратилась к Сергею Лемоху из группы «Кар-Мэн» с просьбой написать песню про Китай. Он согласился, написал мелодию, а я придумала слова. Записывались мы на студии «Гала», где директором был Аркадий Укупник. Алла Борисовна Пугачева тоже приходила туда записывать свои песни. Как сейчас помню, она была вместе с Сергеем Челобановым, в кружевном коротком черном платье и огромной черной шляпе. Вся красивая, яркая, рыжая. Я выглянула, поздоровалась, а Алла Борисовна приветливо улыбнулась и сказала, что пишется сразу после меня. Они пили чай, кофе, разговаривали, а когда я допела свою песню и вышла к ним в комнату отдыха, Алла Борисовна сказала: