Текст книги "Узник клятвы. Шрамы"

Гроу вспомнил, как Дэй безбоязненно останавливался в селах, заходил в харчевни и заводил дружеские беседы с простолюдинами. Понимал ли отец, как опасны бывают селяне? Вряд ли. Побывав по обе стороны, Гроу подозревал, что, надев корону, станет общаться с бедняками только через городской совет.

За холмами показались деревянные закопченные хижины без окон. За ними открылись рубленые крепкие дома с резными ставнями. На оконных наличниках красовались деревянные ястребы – священные птицы Виона. Село вытянулось вдоль узкой, но шумной речушки Прялки. Запахло хлебом, навозом и свежескошенной травой. На плодовых деревьях только начали разворачиваться листья. У Гроу заболели глаза. За годы скитаний он отвык от зелени. Империя элраятов пролегала между двух великих пустынь, они вытягивали из земель все силы. Всматриваясь в пепельные барханы, он говорил себе, что на родине много садов, но воспоминания потеряли краски. Гроу завертел головой, сравнивая открывающиеся виды с размытыми образами из детства.

Хэдж деловито осматривал село. Никакой ностальгии он, видимо, не испытывал.

– Где же все люди?

– То тебе много, барон, то мало, – Медведь, поколебавшись, убрал топор под ноги. – Что станем говорить? На кой бес я потащился в харчевню? Там в праздник даже хмельного не нальют.

– Предки улыбнутся, слова найдутся. – Хэдж пятерней откинулсо лба черные волосы, виски блеснули сединой. – Дабы вы не сразили люд красноречием, разговоры я возьму на себя.

Он улыбнулся девушке, вышедшей на крыльцо ближайшего дома с охапкой тряпья в руках. Селянка удивленно распахнула глаза и прижала к груди ношу, пухлые губы приоткрылись. Гроу тоже выдавил улыбку. Щеки незнакомки побелели, румянец схлынул. Подцепив босой ножкой дверь, она забежала в дом. Вспомнив о своих шрамах, Гроу отвернулся.

Справа от дороги пустые прилавки вяло хлопали на ветру пестрыми тканевыми навесами. Вероятно, здесь проходила ярмарка. Но сейчас было тихо и безлюдно, как ночью, только между деревянных столов бродили куры. Хэдж был прав, село словно вымерло.

Харчевня «Три дуба» оправдывала название, около нее действительно росли три крепких дуба. Их стволы сплелись между собой, и мощные кроны отбрасывали тень на двухэтажный дом. Внизу здание харчевни украшала роспись со священными белыми животными. Краска кое-где облупилась и потемнела, но изображенного на парадной двери сокола, видимо, решили обновить. Правое крыло птицы ясно светилось на солнце. На лавке у крыльца лежала кисть, выпачканная в белилах, но работа явно была только начата и отложена впопыхах. Гроу и Хэдж переглянулись.

Дверь «Трех дубов» распахнулась, их встретил курносый слуга с подвижным лицом. Увидев Медведя, он вскинул брови и удивленно моргнул. Затем, словно опомнившись, торопливо отвесил три поклона сразу всем и торопливо раскатал рукава белой рубахи с синей вышивкой на воротнике.

Гроу натянул перчатки и спрыгнул с повозки. В Вионе правую кисть клеймили осужденным за влечение к детям, мужеложство и насилие над женщинами. И вряд ли, увидев его шрамы, кто-то поверит, что ни к чему из этого он не причастен.

На зов слуги из харчевни выбежал мальчик и принял лошадей. Уродливый конь отказался идти в стойло. Не обращая внимания на протест мальчика, он зашагал в тень под дубами и лег на траву у края дороги.

Гроу решил, что конь болен, хотя изможденным и умирающим его сложно было назвать.

– Проходите, – курносый лакей откинул пестрый полог и пригласил гостей в переднюю.

Ступени крыльца заскрипели под ногами. Внутри оказалось чисто и уютно, пахло нагретым на солнце деревом. Они прошли в просторный зал с высоким потолком. Лестница у входа вела наверх в комнаты. На первом этаже находились узкие столы для посетителей. На хозяйской стойке, рядом с большой печью, стояли глиняные кубышки и две масляные лампы, похожие на лебедей с запрокинутыми головами.

Прежде чем войти, Хэдж и Медведь, следуя давней традиции, коснулись деревянного тотема у крайнего стола. Оберег был локтя четыре в высоту и напоминал стройного человека с корнями вместо ног. На шее фигурки висели сотканные из красной пряжи цветы, а туловище покрывали вырезанные руны, прославляющие души великих первопредков. Гроу тоже огладил голову тотема, помянув отца и мать.

В зале их встретили двое: полный мужчина с подстриженной рыжей бородой и женщина средних лет с такими богатыми формами, что человек, мельком ее увидевший, не смог бы описать лицо, но еще долго вспоминал бы прекрасные округлости ниже. В рыжебородом Гроу заподозрил одного из хозяев, но рассматривать его помощницу было гораздо интересней.

Женщина между тем смотрела на Хэджа так, словно увидела перед собой пришедшего из мира предков духа. На губах Хэджа мелькнула улыбка. Гроу решил, что к присутствующим можно повернуться спиной. Он занял стол ближе к окну так, чтобы видеть улицу и вход, барон разделил с ним лавку, а Медведь устроился напротив.

Рыжебородый представился Падом – старшим из братьев. Он признал в Хэдже рыцаря. Не вдаваясь в подробности, Хэдж красочно описал утомление от долгого пути, извинился за шлейф ядреных запахов, который они принесли с собой, и сразу же спросил, где посетители. Пад посетовал на недавнее появление рахо у мельницы и рассказал о сельском собрании, от участия в котором он сам решил воздержаться.

– Зачем тратить силы и время? – рассудил Пад в упор посмотрев на Хэджа. – На мельницу служители конвента по обыкновению наложили священный запрет, сочтя земли, где появилось чудовище, отравленными и опасными. До приезда целителей все равно ничего не разрешится. – Перебив сам себя, он пробормотал, что опасаться уже нечего, ведь паладины еще два дня назад убили чудовище, а останки увезли с собой.

Рядом встала пышногрудая женщина и примостила на стол поднос с хлебом.

– Дэриз? – спросила она, устремив, свои голубые глаза на Гроу.

Имя показалось знакомым, но попытка вспомнить, кто это, отозвалась болью в висках. Гроу сообразил, что смотрит собеседнице на грудь, подчеркнутую кружевными оборками, и потянулся за хлебом:

– Нет.

– Что ты, милая. – Хэдж поудобнее устроился на скамье. – Это Гроу, мой дражайший помощник. Скромный юноша, но ты не обделяй его вниманием. Он мне дорог как родной.

Рядом поперхнулся и закашлялся Медведь.

Женщина ответила печальным вздохом и, выдержав паузу, произнесла с нарочитой строгостью:

– Что же, гости нежданные, вы лясы точить и портки просиживать явились или кушать? – она обратилась к Паду. – Надо бы накормить путников чем-нибудь пожирнее слов, смотри, один тоще другого.

Рыжебородый развел руками и с виноватой улыбкой склонил голову.

– Тебя здесь хорошо знают, Хэдж, – заметил Гроу, когда обитатели харчевни озадачились едой и скрылись в соседней комнате. – Кто такой Дэриз?

Барон расстегнул жилет и потер лицо руками:

– Это… мой бедный оруженосец… отошел к предкам в юном возрасте. Пусть его в обители Нея лелеют родные души.

Нея вионцы считали первопредком всех народов, который забирает в свои чертоги незапятнанные сильные души. Они верили, что рано ушедшие дети любимы первопредком, как сыновья, и умереть юным не страшно. Гроу не разделял мнения земляков. На каторге ему часто приходилось встречаться с духом смерти, и, всматриваясь в черноту, он не видел протянутых дланей Нея.

Слуги вынесли чугунок с кашей, пышный хлеб и глиняный горшок с супом. Еда показалась Гроу пресной, в ней не хватало остроты, но хлеб из пшеницы… о, как же он по нему скучал. Он поднес мягкий ломоть к носу и вдохнул сладкий аромат. На мгновение вернулось ощущение уюта и уверенности в том, что все в мире находится на своем месте.

– Так, господа, спешить нам некуда, набираемся сил, смотрим, слушаем, – Хэдж потянулся. – Гроу, ты как? Кулаки еще чешутся?

Гроу показал, что чувствует себя нормально, но недоверчивый взгляд товарища заставил вспомнить неуправляемую ярость и восторг от бойни.

Он нахмурился и уперся лбом в сплетенные пальцы. Что это было? Накопившийся за годы изгнания гнев?

– Нужно тебя целителям показать… а пока, господа, пойду-ка разузнаю обстановку получше. – Хэдж обхватил блюдо руками и по-элраятски залпом выпил суп. Утерев рот платком, он ласково попросил пышногрудую женщину выделить комнату с самой большой деревянной ванной. Она усмехнулась и покачала головой, но все-таки позвала барона на второй этаж.

Гроу распирало от вопросов, его любопытство мог частично удовлетворить Медведь. Однако разбойник был не лучшим собеседником, к тому же напуганный ночной бойней он вряд ли станет откровенничать. Нет, лучше заняться Падом.

Рыжебородый стоял за стойкой и всем видом показывал, что не прочь поболтать. Гроу положил ложку между собой и глиняным горшочком, показывая курносому слуге, что наелся.

– Куда собрался? – В растрепанных волосах Медведя пробежала красная искра. Он по привычке воинственно раздул ноздри и стиснул в кулаке чарку, но наполнявшая ее травяная настойка подходила ему, как лютня палачу. Гроу поиграл челюстью и взглянул так, как обычно смотрел на элраятских купцов, когда грозил им расправой за неуплаченные долги:

– Олд, чуйка у тебя есть, раз в Меже не сварился. Прислушайся к ней и сгинь. Ты, как пес, лишился хозяина и хочешь прибиться к барону. Не выйдет. Не видать тебе ни покровителя, ни золота. Говорю один раз ласково и терпеливо – у нас разные пути, и разойдутся они здесь.

Красноволосый ответил кривым оскалом, вот только на дне глаз замаячил страх. От такого бандита, как Медведь, можно было в самый неожиданный момент получить колотую рану под лопатку.

Уловив движение за окном, Гроу потерял к собеседнику интерес.

К харчевне приближалась толпа селян. Заполнив двор, они загудели как ветер в шахте.

Пад подбежал к окну, выругался и поспешил на крыльцо. Гроу напрягся, но остался за столом. Он ничего не сделал, с чего бы ему прятаться. Не пошевелился и Медведь.

В зал вслед за взволнованным хозяином вошли двое мужчин, похожие на самого Пада, как дубы во дворе друг на друга. Только один из них надел нелепый красный берет, а второй вплел в рыжую бороду зеленую ленту. За ними в толпе Гроу заметил долговязого мужчину в оливковой мантии младшего служителя Троих. Всего в зал набилось не менее сорока человек. Курносый слуга засуетился, распахивая окна. Пад рассадил всех по скамьям, запретив сдвигать вместе столы. Гроу встал у стены, не желая делить с гудящими селянами лавку. Слово взял младший служитель:

– Приказ герцога. Понимаете? Подкрепленный согласием священного конвента, – прохрипел он, взмахнув свитком с черной печатью.

Пад протянул ему кувшин, и младший служитель сделал несколько глотков:

– Спаси вас Ней. Итак, полно! Поберегитесь, живые души! Никто не вправе приближаться к ядовитым землям. Даже я и мои духовные братья держат аскезу. Терпите и мужайтесь. В терпении зерно покоя, а в покое – залог счастья.

Стены задрожали от возмущенных голосов, вовлекая в поток общего возмущения и Гроу. Его мышцы налились свинцом, вены на руках вздулись.

– А поле чем сеять? Тоже терпением? – воскликнула пожилая женщина за центральным столом. – Почему мы не можем зайти в амбары? Они были закрыты и уцелели.

Ее поддержали остальные.

– Чудовище пожгло землю вокруг хранилищ, – служитель с трудом перекрикивал собравшихся. – Ступать на проклятый пепел нельзя! Хотите оскверниться, подхватить безумие и отойти в мир духов?

– Люди не хотят околеть с голоду! – голос Пада громыхнул и придал веса его словам. Другие селяне притихли. – За кривым хребтом целителей ждали с заморозков до равноденствия. Сколько они станут добираться до нас?

– Целители гибнут… – Младший служитель вглядывался в лица селян. От его голоса веяло смертельной усталостью. – Я постараюсь устроить сбор зерна вам в помощь. Но если нарушите запрет, если ослушаетесь герцога, вам и верховный служитель не поможет. В трудные минуты жизни мы слабы и жаждем утешения. Так ищите его в сердцах своих, ибо сердце есть источник мудрости предков. Ищите его, преклонив голову на плечо ближнего своего, ибо он друг и союзник твой. Не следуйте за страхом, ибо сие есть путь во мрак темного мира. Так завещано!

– Туда не ходи, сюда не ходи. А что делать? – раздался высокий мужской голос со стороны входа.

Гроу обернулся вместе со всеми. Рыцарь в позолоченных доспехах встал около тотема и коснулся ладонью его навершия.

– Похоже, служители позволяют нам только мужаться и умирать, – незнакомец взял шлем подмышку и, гремя тяжелыми доспехами, зашагал между столами. Кудрявые русые волосы сбились набок. Вдоль глаз пролегла полоса пыли, такая же спускалась от прямых бровей и терялась в ямочке на подбородке. Серые линии повторяли отверстия шлема. Спереди на металлической кирасе темнел выбитый герб Виона – пышное дерево в ореоле извилистых лучей. На поясе покачивался внушительный меч с позолоченным эфесом. Наверняка и само лезвие, покоящееся в ножнах, было покрыто благородным металлом. Рост позволял рыцарю носить длинное оружие под рукой, а не в ножнах на спине. Но внизу ножны выглядели потертыми. Паладинам нередко приходилось оставлять лошадей и прочесывать леса пешком в поисках рахо. Охота на чудовищ и была целью ордена.

Гроу не верил своим глазам: по всему выходило, что юноша – золотой паладин, рыцарь высшего ордена. В голове пронеслась мысль: «Неужели он уже заслужил позолоченные доспехи?» С самого основания ордена в паладины посвящали опытных бойцов, достигших «золотого» возраста – тридцати лет. Это Гроу хорошо помнил, а незнакомцу нельзя было дать больше двадцати двух.

В зале словно посветлело, селяне притихли и поприветствовали рыцаря поклонами. Похоже, местные его уважают. Гроу услышал имя – Лерн.

Паладин остановился напротив младшего служителя. По высокому лбу скользнули бисеринки пота. Пад и ему протянул кувшин, но рыцарь махнул рукой и обратился к служителю:

– Главы конвента прислали вас позаботиться о несчастных? О нет. Вы здесь, чтобы утолить их любопытство. Что они хотят узнать? Какого роста был рахо? Были у него рога или… – Он показал неприличный жест – что-то ниже брюха? Чем это поможет людям? Хотите узнать, как лопаются кишки рахо под ударами мечей и вываливаются человеческие кости? Прошу, я к вашим услугам.

Младший служитель строго посмотрел на рыцаря, на бледных щеках выступили красные пятна:

– Вы боретесь с последствиями, а мы ищем источник. Как рахо приходят? Куда они исчезают? – он помедлил. – Сэр, зачем вы приехали? Вас прислали из города?

– Меня прислали ноги.

– Господин! – Маленькая женщина вскочила со скамьи и всплеснула руками. – Чудовище убило моего кормильца и девочек… у меня теперь никого… а эти… эти… – она посмотрела на служителя и хотела сказать что-то еще, но зажала рот ладонями и зарыдала.

Рыцарь отер лицо, размазав пыльные полосы по щекам.

– Понимаю, мать. Мне тоже больше не по кому плакать… но есть и светлая сторона: значит, и по нам никому не придется, – он кивнул служителю, и посмотрел из-под прямых бровей. – Вы правы, паладины всего лишь справляются с последствиями, убирают мусор. Где указ старейшин? Правом, данным герцогом Дэем Рамиланом Серебряным, я, Лерн, сын графа Вилта, член высшего рыцарского ордена Золотых паладинов, снимаю табу с амбаров и мельницы.

Служитель попытался возразить, но люди застучали ладонями по столам, поддерживая рыцаря.

– Перо! – скомандовал Лерн, протянув руку за свитком.

– Вы перечите конвенту, – младший служитель прижался спиной к высокой стойке и принюхался. – Лерн Далмон, вы пьяны? Служители лишат вас регалий.

– Регалий? На кой бес они теперь нужны? Рахо одинаково жрут и паладинов, и доров, – Лерн требовательно протянул ладонь и прищурился. – Дайте проклятый свиток.

Гроу переступил с ноги на ногу. Ему было понятно отчаяние людей, но рыцарь явно потерял голову. Там, где погибали рахо, вяли и засыхали деревья, переставала плодоносить земля, а пища становилась отравленной. На что Лерн подбивает служителя конвента? Внутренний голос подсказывал Гроу, что лучше промолчать, его цель куда выше, и нет смысла ввязываться в мелкие дрязги.

– П-простите, сэр Далмон, я могу отдать указ только главе сельского совета, – младший служитель стиснул документ в руках, его голос надломился. – А он… он насколько мне известно, умер.

Женщина, потерявшая близких, всплеснула руками:

– Тогда дайте его мне! Я была его женой.

Младший служитель покачал головой, и документ исчез в тяжелых складках мантии:

– Так нельзя. Нужен городской клерк и голосование. Если мы станем попирать законы, что будет? Поймите, я не вправе…

– В пропасть! И законы, и вас! – Лерн водрузил шлем на стойку и ударил по нему кованым наручем так, что у Гроу зазвенело в ушах. – Я клялся беречь священные земли, но служить шел прежде всего людям. Так слушайте. Целители не придут… в герцогстве их не осталось, они пренебрегли клятвами и сбежали. Не будет и помощи от короля. Монарх наш, верно, решил, что Вион проклят, и на просьбы о помощи отвечает молчанием. А герцог… о, герцог… представьте, сейчас славный Пайрон озабочен праздником и выбирает яства на пир.

– Это ложь! – Младший служитель взмахнул руками. – Сэр, ради общих предков, что вы говорите?!

– Скоро мы оба встанем перед предками. И мне не будет стыдно, – Лерн схватил ртом воздуха и заговорил громче. – Не ждите чудесного спасения, не верьте в байки о приходе избранных и великих душ. Есть мы, эти земли и чудовища. Другие герцоги не хотят отправлять к нам своих рыцарей, боясь, что они не вернутся. И мы, – он ударил по золоченому нагруднику, – уже не справляемся, по сути, нашего ордена уже нет. Я не запугиваю вас, о нет, я предлагаю выход. Сейчас праздник, патрульные собрались вокруг города и святынь. Пока окольные дороги пусты, уходите. Берите самое ценное и идите на запад. Там вниз по реке идут торговые караваны к Оло.

Гроу почувствовал тяжелые удары сердца. Безумец не знал, о чем говорит, не знал ситуации на море. Он оглядел роптавших людей, которые смотрели на паладина с надеждой. О нет, это очень опасное чувство. Гроу оттолкнулся от стены и сделал шаг к рыцарю:

– И это слова истинного паладина?

Он ощутил холодную волну общего удивления. Селяне обернулись и притихли, словно только что заметили чужака.

Паладин вскинул голову и осмотрел Гроу с головы до пят, светло-карие глаза вспыхнули:

– Ты сомневаешься в моих словах, полушник?.. – так вионская знать называла попрошаек и мелких воров. – Был бы ты рыцарем…

– Речь не обо мне, – голос громыхнул в груди Гроу, – подступы к Оло остались без защиты, эти бедняки встретят не мирные корабли, а элраятских корсаров. – Гроу был в этом уверен. Если он смог вернуться в Вион на корабле кровников, следом за ними потянутся и морские разбойники. – Вы не соображаете, что творите, сэр-р.

Лерн сжал губы и подошел ближе. От него тянуло перегаром:

– Элраяты здесь? Ты сам, похоже, корсар, – он указал на косички. – Собрался мародерствовать в священных землях и угрожать честным людям? Вижу, язык у тебя быстрее рук, раз получил столько шрамов. А может, ты юродивый, и предки через тебя передают нам истины? Ты, видимо, лучше меня знаешь, что делать этим людям?

Да, теперь Гроу знал, что делать: обезглавить дядю, сжечь Черную Межу, запретить паладинам снимать табу с ядовитых земель и послать королю гневную депешу, а если понадобится, приехать лично. С Виона зародилось королевство Домерон, и многие века все девять герцогств пользовались благами священных земель. И вот их благодарность?

– Убирайся, – брезгливо махнул рукой Лерн. – Или я лишу тебя шевелюры, а после и головы.

Селяне криками поддержали его: «Уходи!», «Сгинь, сгинь, иноверец!» Тощий мужчина, похожий на старую клячу, громче всех гаркнул: «Элраятский урод!» – и засвистел.

Стиснув кулаки так, что затрещали перчатки, Гроу вглядывался в злые лица: почему чернь называет его элраятом? Тело заколотило, а в голове билась только одна мысль: «Нужен меч».

– Глупцы. Хотите умереть, идите за ним, – он указал на паладина. – Сгиньте в море. Вион ничего не потеряет.

Лерн достал из ножен позолоченный кинжал оглас. Оружие тускло сверкнуло укрепленным острием. Такие клинки называли «последний шанс» и предназначались они для ближнего боя с рахо.

Гроу приготовился к выпаду, но рыцарь воткнул клинок в стол, промеж них. Лезвие вошло в тугое дерево всего на треть.

– Вызов, – бросил он.

Гроу смутно припомнил, что в Вионе так решают споры – спорящие кладут перед собой кинжал или нож и по сигналу пытаются схватить оружие. Тот, кто оказывается проворнее, получает право отрезать бороду или клок волос противнику и сделать из трофея оберег для лошади. Проигравший обязывался стерпеть унижение и уступить. Краем глаза он заметил, как Медведь поднялся на ноги и зашагал к выходу.

– Слезы Троих, сэр, что вы делаете? – Возглас младшего служителя донесся до Гроу будто со дна колодца.

Рыцарь решительно кивнул Гроу: «Давай».

Гроу ясно представил, как хватает оружие и вспарывает сопернику глотку. Перед глазами запрыгали красные всполохи. Он до озноба захотел убить рыцаря.

С другой стороны стола встал тощий селянини ударил ладонью по столешнице. Гроу сработал быстро. Раздался глухой стук, и клинок по самую рукоять вонзился в древесину. От изящного лезвия протянулись три глубокие трещины, и стол покосился – поборов себя, Гроу вбил клинок кулаком словно гвоздь. Тыльная сторона ладони налилась болью и запульсировала.

Лерн расширил глаза. Он не успел даже шевельнуться. Точеное аристократическое лицо застыло в глуповатой гримасе, словно на него неожиданно опорожнили ночную вазу.

По залу пробежали испуганные вскрики. Лерн попытался высвободить кинжал, обхватив его двумя руками. Стол заскрипел и приподнялся, но оружие засело в нем крепко. Гроу оттолкнул его и выдернул клинок. Упрямец схватился за меч, но не успел вытащить. Гроу перехватил клинок и ударил рыцаря рукоятью в скулу. Лерн отлетел в сторону, его придержали люди и опустили на пол. Рыцарь приподнялся на локтях, но не смог встать.

Положив оружие на испорченный стол, Гроу прижал ушибленную руку к животу – забить кинжал, как гвоздь, собственным кулаком было не лучшей идеей. Сглотнув, он бросил:

– Я сохраняю тебе жизнь, рыцарь, из уважения к твоему ордену.

Тишину нарушил вой испуганных женщин. Пад настойчиво призвал всех покинуть харчевню.

Гроу вспомнил о Хэдже и поднялся на второй этаж. Его встретили темный коридор и четыре двери, над каждой висели маленькие птицы, сплетенные из конских волос. Закрыта была только дальняя, но открыть ее не составило труда.

Внутри витал полумрак. Деревянная кадушка, рассчитанная на одного человека, оказалась пуста, а на ее бортике висела мятая рубашка Хэджа. Его жилет и пояс валялись на полу.

На кровати Гроу различил два извивающихся силуэта и услышал стоны. В Элрае к соитию относились как к забаве, увиденное вызвало не смущение, а злость. Хэдж выбрал не то время для развлечений. Он вошел, громко хлопнув дверью.

Стоны стихли, их сменил возглас:

– Ох! Хэдж!

Женщина отпрянула к деревянному изголовью. В сарафане ее грудь выглядела куда привлекательнее. Гроу перевел взгляд на Хэджа. Барон выругался и вопросительно кивнул.

– Я уезжаю, – просипел Гроу и с трудом глотнул воздуха: приступы удушья не настигали его со времен каторги, почему вернулись? Перед глазами все поплыло.

– Нахал! – женщина возмущенно взмахнула лежащим на кровати сарафаном, спохватилась и прижала его к себе. – Мог бы сказать за дверью. Поди вон! Здесь не гадюшник для иноверцев.

Стены съежились и завертелись, Гроу показалось, что он снова попал на раскачивающийся корабль. Расставив ноги, он взмахнул руками и сел на пол.

– Да чтоб тебя! – Барон вскочил на ноги и натянул штаны.

Задыхаясь, Гроу встряхнул головой. В ушах звенело. Он вздрогнул, когда Хэдж вцепился в плечи.

– Что с ним? – голос женщины засвербел в ушах. – Святые капища! Он ранен?

– Нет, переутомился. Оставь нас, милая… и не впускай никого.

Хэдж прислушался:

– Кажется, внизу какая-то заварушка.

Гроу не расслышал ответа женщины, звон в ушах сменился шумом. Он закрыл глаза. Щеку обожгло ударом.

– Э-эй! – Хэдж встряхнул его и заставил смотреть в глаза. – Ты что, задыхаешься?

Гроу разжал зубы и сам испугался хрипа, вырвавшегося из груди. Он вцепился в руку друга, и Хэдж, скривившись от боли, высвободился.

– Погоди. Так уже было с тобой в детстве. Ложись.

Гроу лег и услышал вопрос:

– Сколько костей в человеке по книге монаха Гоимну? Эй, эй, гляди на меня! Подумай. Сколько?

– Двести… ш-ш… – Язык ворочался неохотно, он не смог произнести «шесть». Связки словно окаменели.

– Знаешь, что на это сказал монаху император Даханре?

Гроу мотнул головой и уткнулся лбом в пол.

– Двести с лишними.

Он понял шутку. Император Элраи отрубал провинившимся подданным конечности. При его дворе находилось много калек – людей без рук, ушей и даже без носа. Хэдж замолк, словно ожидая реакции на шутку. Пожалуй, такой юмор в Вионе мог оценить только Гроу. Но… не сейчас. К чему вообще разговор о сумасшедшем элраяте?

Гортань расслабилась. Гроу судорожно вдохнул и закашлялся.

– Во-о-от так, хорошо… – Хэдж отбросил назад волосы и помог Гроу сесть. – Тоже мне, развел панику. А это что, убил кого? – Он указал на ладонь.

Мизинец после встречи с навершием кинжала онемел, а припухлость была заметна даже в перчатке.

– Нет. – Гроу жадно задышал ртом. – Поспорил… но обошлось. – Он прислушался. Недовольных криков слышно на было.

– С кем поспорил, с селянами? – Хэдж вскинул брови. – И впал в истерику? Я не узнаю тебя, ты же крепкий парень, герцогской, золотой крови. Ты в родном гнезде, где на все имеешь право.

Только никто этого не знает. Он убрал за ухо выбившуюся из пучка косичку. Перед глазами мелькнули искаженные гневом лица бедняков. Великие предки, как так вышло, что он вообще встретился с ними?

– Все… не так… – голос надломился и задрожал. – Хэдж, я не узнаю Вион… это гнилой термитник. Кто не ворует – продается. Ничего не осталось… ничего, что берег мой отец. Чернь хуже элраятов. А рыцари, где их достоинство… честь?

– Верно, тебе все достались, – Хэдж подошел к окну и осторожно выглянул. – Не жди слишком многого от людей. Я думал, ты давно усвоил это.

– Все из-за дяди. Он умеет отравлять другим жизнь. Я сожгу его по частям. Начну с пальцев. И заставлю смотреть.

– Сожги, только плох паломник, видящий вдали святыню, но не смотрящий под ноги. До герцога еще добраться надо. – Хэдж прошелся по комнате, остановился около Гроу и протянул руку. – Поднимайся. Я скажу тебе, как все вижу.

Гроу воспользовался помощью. Комната перестала вращаться. Он смог твердым шагом добраться до кадки с водой и умыться.

– Пока я учился добывать воду из кактусов, дядя разваливал герцогство. – Он горько хмыкнул и встряхнул руками. – Я помню тайные ходы во дворец. Нужно только пробраться в город. Но стражу, как я понял, легко подкупить.

– Плохо понял. На дороге доры взяли перстень из рук Медведя, а тебя они отправили бы кандалы полировать. – Хэдж натянул рубаху и подобрал жилет. – Скажи, ты хочешь убить Пайрона или вернуть корону?

Гроу прищурился. В его понимании одно не мешало другому. Он, правда, не задумывался о последовательности. За морем ему казалось, что самое сложное – вернуться на родину. Ощущение близкой развязки слегка пошатнулось, но не развеялось, и скептический настрой старшего товарища вызвал раздражение. Он сжал губы и промолчал.

– Твой приход нужно хорошенько подготовить. Тут все очень непросто. Но больше всего меня волнуешь ты. Твое… здоровье.

Гроу повел рукой, словно желая развеять сомнения собеседника:

– Я справлюсь.

– Ну-ну. В Черной Меже, как думаешь, что случилось? Ты поймал стрелу. Я такой бесовщины даже в битвах с рахо не видел.

Гроу быстро парировал:

– Я защищался и спасал тебя. По каждому из дружков Жерта стучал молот палача. По Медведю тоже.

– Защищаться можно по-разному. То, что ты вытворил, да с таким лицом… – Хэдж взмахнул рукой, – я же тебя знаю, ты не убийца.

Гроу фыркнул и отвернулся, барон осторожно продолжил:

– Ты ходил к жрицам перед отплытием. Там были маги?

– Странный вопрос, ты же не веришь в их снадобья. Думаешь, я что-то с собой сделал?

– Да или нет?

– Нет! Я помолился предкам перед алтарем. И, похоже, великие души даровали мне ярость и силы, предвидя дерьмо, с которым я столкнусь. Может быть, в Меже я сорвался, но тут меня сложно упрекнуть.

Недоверчивый взгляд товарища Гроу не понравился.

– Что такое, Хэдж? Ты клялся моему отцу защищать Вион и нашу фамилию, но, кажется, тебя больше интересуют золото и собственная шкура. Зачем тебе в бухту? Зачем тащишь с собой Медведя? Может, в бухте остались корабли, ты понял, что не обойдется без крови, и решил сбежать?

– Да, в бухте есть корабль, и Олд знает надежных капитанов. Я хочу передать золото паладинам и добраться до соседнего герцогства. – Хэдж всем видом показал, что уверен в своих словах. – Посмотри вокруг. Сейчас не время устраивать бунт. Люди пытаются выжить, а знать – сохранить деньги, земли и рабочую силу. Гроу, тебя никто не поддержит.

– Вздор… – Гроу не верил, что все это говорит Хэдж. Паладин! Человек, не побоявшийся в одиночку отправиться в земли кровников и вытащить его из рудников.

– Назревает бунт, не видишь? – Хэдж повысил голос – Пайрон мерзавец и заслуживает собачьей смерти, но проблема сейчас не в нем, а в рахо. Даже случись чудо, и ты придешь к власти, что станешь делать? Нет, это не время неопытному юноше набивать шишки у власти.

– Ты хочешь отсиживаться и ждать, пока дядю одолеют рахо, это твое предложение? – голос Гроу стал ледяным. – Скажи еще, что рахо – это благословение предков, и твари вернут мне трон! Я не могу ждать. Все эти люди… бароны, виконты, графы, они позволили братоубийце надеть корону и даже не пытались искать меня. А селяне? Разве они оплакивали моего отца, который заботился о них? Нет, они продолжили жить. Как скот, сменивший пастуха. А ты… Ты же говоришь, как предатель!

– Гроу… остановись, – Хэдж сдавил пальцами переносицу и, выдержав паузу, заговорил ровно и спокойно. – Я мог бы сказать, что не присягал тебе и, в общем-то, ничего не должен. Но отвечу, как другу… ты пока не герцог, и сейчас очень далек от идеалов отца. Уж не серчай. Ты наверняка считаешь себя благородным. Но высшее благородство заключается в культуре, служении людям и самообладании. Из тебя вышел превосходный убийца, но правитель… ха-ха! Да такого герцога я бы не пожелал и проклятым элраятам. – Барон рассек рукой воздух. – Дерьмо темного мира! Гроу! Ты же только что сказал, что ненавидишь Вион. Тебя ведут души предков или темные духи? А в логове Красного это был ты или бес?