Текст книги "Узник клятвы. Шрамы"

Гроу застыл.

– Прости, – Хэдж раскрыл руки, словно собираясь обнять, – я жалею, что не увидел раньше. – На мгновение он превратился в доброго пожилого мужчину, разговаривающего с непутевым сыном. – Мальчик мой, похоже, ты серьезно болен.

Он сделал шаг навстречу, но Гроу отшатнулся. Ласковый взгляд, заискивающий тон. Нет. К бесам! Хэдж хороший стратег и пытается вывести из равновесия. Зачем? Что-то надорвалось внутри и лопнуло, струны души, сердечные жилы? Гроу не понял. Грудь наполнилась знакомой болью – тоже самое он чувствовал в детстве, когда попал в плен и вокруг остались одни элраяты. Он развел руками:

– Давай, Хэдж, беги. Дружи с разбойниками, имей селянок. А как услышишь, что я наладил жизнь в герцогстве, возвращайся. Обещаю, что не забуду твою помощь в Элрае и верну тебе титул и земли. Но сейчас, сейчас… – «Сгинь?» «Умолкни?» «Провались к бесам!»… Гроу скривил губы, не зная, что сказать.

– Опять рубишь с плеча. С такими мыслями надо переспать, а после вываливать, – Барон заговорил строго, но в глазах мелькнуло отчаянье: – И тебе, и мне нужно отдохнуть и поговорить с холодными головами.

Гроу отступил к двери и мотнул головой:

– Уставшие чаще говорят правду. Ты вернул меня домой, не могу просить большего. Я возьму коня и серебряные монеты, что под бочкой. Предки позволят, увидимся.

– Гроу…

– Похоже, ты вырастил славного головореза, а не правителя? – Его лицо запылало. – Не ходи за мной, переломаю ноги. – Хлопнув дверью, он спустился вниз и выбежал из харчевни.

Дух солнца уже вовсю правил на небесном троне. Оседлав своего нелепого коня, Гроу погнал его прочь. Куда? Неважно. Тело трясло, мысли запрыгали от Хэджа к дяде. Его замотало в седле. Он вцепился в луку. Кто бы увидел такую езду, умер от хохота. Остановившись, Гроу закрылся рукой от света и обвел взглядом поля, присмотрелся к горному хребту. Издали горы напоминали застывшие волны. На извилистых вершинах еще лежал снег. Ближе к югу у основания хребта вздымались красные столбы дыма. Там располагался храм Трех сторон.

На второй день праздника в церемониальных башнях храма зажигали костры с записками и мелкими подарками, которые люди всех сословий приносили в дар предкам. В этот день на территории священного дома все оказывались равны, и знатный человек мог легко заговорить с бродягой. В детстве Гроу тоже приносил к кострам обереги, свитые из ольхи, и поминал венценосных родственников. Обычно его семья появлялась в храме на закате, когда связь с предками крепла и все Три стороны мира становились как русла одной чистой реки. На таинство собирались даже те, кому из-за почтенного возраста приходилось просить о сопровождении целителей и привлекать к трудному походу слуг. Герцог Пайрон, если в нем осталась хоть толика совести, должен почтить предков.

Воспрянув духом, Гроу направил коня к храму.

Глава 3

Путь к храму отнял добрую половину дня. Гроу выехал на оживленную широкую дорогу и влился в галдящую толпу: простолюдины спорили: одни были уверены, что служители выйдут на площадь и произнесут традиционную речь, другие утверждали, что просвещенные вслед за целителями давно оставили Вион, как и великие души первопредков.

Впереди зашумела река и заглушила разговоры. Запахло влагой с горьковатым привкусом. Он вспомнил, с каким удовольствием пил ледяную горную воду, и сглотнул. В горле пересохло. Гроу заглянул в седельную сумку, но вместо баклаги с пивом, нашел золотую цепь Жерта. Трофей не поднял настроения, хотя если руководствоваться законами ворья, то достался он вполне законно. Ездить с золотом в Вионе стало опасно, это он уяснил, и все же ненамного опаснее, чем путешествовать с элраятскими косами на ворованном коне и с каторжным клеймом на руке. Хмыкнув, Гроу сунул цепь обратно и направил лошадь к узкому деревянному мосту. Стены храма начинались за горной рекой. С трех сторон его защищала вода, а с запада – отвесный хребет, оплетенный зеленеющей марью.

Конь, загребая копытами, спокойно зашагал на другую сторону. Гроу почувствовал, как мост закачался и, глянув на шумный поток воды, вцепился в луку седла.

На другой стороне его встретили трое прислужников в разноцветных праздничных мантиях. Зеленая символизировала мир Нея – сторону тех, кто умер, но прожил достойную жизнь и попал под защиту великого первопредка, создателя и покровителя чистых душ. Желтая – сторону живых людей, растений и всего, чего может коснуться взгляд человека. Юноша в алой мантии служил Темной стороне и Эрему. Эрем был частью Нея, которую он смог отвергнуть и запереть. Этот дух властвовал над отвергнутыми родом душами, бесами и духами. Ему поклонялись маги.

– Светлой памяти твоим предкам, живая душа! Приехал в обитель Нея безоружным? – спросил бойкий прислужник в желтой мантии. Его собратья настороженно переглянулись.

Гроу откинул плащ, показывая пустой пояс, и прислужники Верхнего мира с облегчением позволили ему проехать. Каменный храм не уступал в роскоши резиденции короля. Дополнительные зубчатые стены защищали три высокие башни с чашами, в которых разводили костры. Во внутреннем дворе Гроу обнаружил торговые палатки, между которыми слонялись бедняки.

Гроу вспомнил другое – в его детстве здесь ставили шелковые яркие шатры. На заостренных навершиях развевались разноцветные ленты, на входе макушки людей оглаживала зеленая бахрома, войлочные пологи были выкрашены в яркие цвета и разрисованы белыми фигурками священных животных. В шатрах раздавали детям лакомства и принимали подношения предкам.

По земле скользнула тень, Гроу встрепенулся и поднял голову – в обжигающе синем небе над людьми завис белый сокол. Его перья под весенним солнцем светились так, словно сами источали свет. В Вионе животных-альбиносов считали священными и приносили в храм.

– Сокол! Сокол! Передай привет предкам! – кричали дети, бегавшие между резными обрядовыми столбами.

Простолюдины обменивались оберегами и обнимались со всеми, кто встречался на пути.

Гроу поехал к конюшням вдоль торговых лавок с глиняными плошками и священной утварью. Остановившись у крайнего стойла, закрытого тканевым навесом, он спешился. Ноги гудели от долгой езды, колени с трудом разогнулись. Поморщившись, Гроу подозвал к себе юного послушника, следящего за лошадями. Подходить ближе он не рискнул, не все лошади были так же равнодушны к своей шкуре, как его конь. Если бы мог, он бы спросил, что животные в нем чувствуют? Гнев? За свою жизнь он не обидел ни одной твари, не считая крыс на каторге. Тем не менее при встрече с ним лошади могли поднять панику и порвать упряжь.

Юноша согласился выделить коню место за серебряный унт и в ответ на недоуменный взгляд пожал плечами: новые правила. Храмы же теперь сами кормятся. В который раз прокляв дядю, Гроу расплатился и зашагал к величественной арке, изображающей два наклоненных друг к другу дерева с крепко сплетенными ветвями. Мраморные листья были тонки и выглядели живее настоящих. На многих виднелись имена. Он отыскал свое: Энже Рамилан Серебряный. В груди потеплело. Он вспомнил, как тщательно выбирал место для своего имени и указал на лист, соседствующий с именем дяди. Два листка, переплетенные между собой, и сейчас были рядом. Когда-то он равнялся на Пайрона, завидовал его высокому росту и умению прекрасно держаться в седле.

Правую ногу крепко обхватили маленькие ручки. Гроу замер. Задрав голову, ему улыбнулась щекастая девочка лет пяти. Не зная, как поступить, он осторожно дернул ногой:

– Отойди.

Девочка вздрогнула и разжала ручки. Пухлые губы задрожали, серо-голубые глаза заблестели как смальты. Испугавшись, что она разревется, Гроу присел на корточки:

– Не хотел обидеть, чего ты хотела?

– Обнять.

Преодолев себя, он раскрыл руки:

– Давай, но быстро. Я тороплюсь.

Хихикнув, девочка повисла на шее. Гроу затаил дыхание, руки опустились. Около уха зазвенел голосок:

– Твои волосы похожи на червяков. Пусть их кто-нибудь причешет, и ты станешь красивым.

– Вот уж спасибо. Отпусти, задушишь.

– Тебе подарить ленточку? – засмеявшись, она потрогала лоскут, удерживающий косички в пучке. Когда-то он был алым и светился на солнце. Мать Гроу обожала яркий шелк. Но ткань давно выгорела и растрепалась.

Слегка отстранившись, Гроу придал лицу более располагающее выражение и заглянул в большие глаза:

– Скажи, герцог приехал в храм? Видела его карету?

Девочка мотнула головой и затеребила подол нарядного платьица:

– А его давно нигде нету. Все говорят, он тут, прячется от них. – Она показала зубы и растопырила пальцы, словно когти. – А брат ругается, что сбежал к королю.

– Вот как? – На губах Гроу застыла полуулыбка. Мог ли Пайрон оставить священные земли на растерзание рахо? Конечно, так и поступают предатели. Но лучше бы брат девчушки ошибся.

Услышав ржание и звон доспехов, Гроу выпрямился. В воротах показались всадники. Начищенные до блеска латы отбрасывали солнечные блики на землю. Праздничные зеленые плащи с вышитыми на спине серебряными гербами сообщали встречным о государственной службе. Гроу признал в конниках дворцовую стражу и взглянул на солнце. До заката оставалось еще несколько часов. Воины явились раньше знати, чтобы подготовить для господ безопасный въезд.

– Ох, прячься! – девочка пронзительно пискнула и побежала к женщине в желтом платке.

Не только она испугалась стражников. Бедняки стихли и попрятались за праздничными столбами и тотемами. Всадники запетляли между опустевшими лавками, бесцеремонно перебрасывая друг другу нехитрый товар. Гроу не стал вникать в тонкости взаимоотношений стражи и бедняков. Его интересовало другое. Похоже, именитые люди поедут прямиком в храм, где после часовой церемонии разойдутся по трем башням, чтобы бросить в чугунный чан с огнем подношения, приготовленные предкам. Значит, нужно попасть в храм раньше и занять удобную позицию. Посмотреть, послушать. Он скользнул за арку и направился вглубь крепости.

Впереди показались стеклянные павильоны, украшенные мозаиками в тон символических цветов Трех сторон. На каждом по кругу изображались сцены из священных скрижалей. За павильонами открылся просторный сад с прудом. Калитка высокой железной ограды была закрыта на замок. Гроу осмотрелся и, подпрыгнув, ухватился за верхние пики. Подтянувшись, он забрался на перекладину ограды и спрыгнул вниз. Тело приземлилось легко, он коснулся ладонями мягкой земли и, оттолкнувшись, пробежал к пушистым туям. Сердце застучало, Гроу почувствовал себя охотником.

В саду на бронзовых столиках лежали выпечка и засахаренные яблоки. Вероятно, угощения предназначалось знати. Гроу захватил медовую лепешку и сунул в рот. От еды он никогда не отказывался. Между деревьями на противоположной стороне сада замелькали светлые своды храма. Узорчатые стены напоминали белые кружева, и на фоне темных гор обитель Трех сторон выглядела хрупкой и словно парила над землей.

Сад плавно перешел в длинную площадь, выложенную камнем. Гроу отер рот и с сомнением посмотрел на широкий мраморный парапет храма. Главный вход предназначался для знати и, скорее всего, или был закрыт, или охранялся. В высоких кованых дверях он приметил маленькое приоткрытое окошко.

Поколебавшись, он обошел храм с восточной стороны и остановился у тяжелых дверей, предназначенных для простого люда и послушников низшего ранга. Бронзовые ручки, отполированные прихожанами до желтизны, напоминали птичьи лапы, в узорах на дверях угадывалась голова ястреба. Гроу толкнул двери. Те не поддались. Осмотревшись, он усилил натиск и огромные петли заскрипели.

– Матерь живых! – раздался старческий голос с другой стороны. Заскрежетал засов. Двери приоткрылись вовсе не в ту сторону, куда их толкали. На Гроу уставился старик в синих одеждах чтеца. У него были странные глаза навыкате, возможно, следствие какой-то болезни. Старик вертел головой, будто ища кого-то еще.

– Я один, – помог ему Гроу и накинул на голову капюшон. – Сожалею, что…

– Хочешь сказать, ты в одиночку сбил дубовый порог?! – Чтец подслеповато вгляделся и тронул краем заостренного сапога свежие царапины на темных досках. – Может, с такой силой тебе взяться за кайло? Что это, новые забавы – уродовать святые дома? Передай своим братилам, предки все видят!

Взмахнув жилистой рукой, старик потянул на себя двери, но Гроу подставил ногу.

Он достал мошну с монетами и протянул старику пару серебряных унтов:

– Я хочу почтить умерших родственников.

Старик удивленно моргнул, глядя на кошель, и скривился.

Гроу понял, что неправильно начал разговор. Нужны ли деньги тому, кто наверняка не выходит из храма и готовится к скорой встрече с предками? Он спрятал монеты.

– Простите, светлейший. Мои родители погибли накануне праздника от клыков рахо. Твари атаковали мельницы, вы, может быть, слышали, – сочиняя находу, Гроу осторожно взялся за ручку двери. Работая наемником, он привык врываться в жилища разорившихся купцов. Его не смущала ни стража с ядовитыми пиками в руках, ни тяжелые решетки на окнах, ни кованые засовы. Металл и дерево ломались так же легко, как кости. Но поднимать руку на пожилого человека, служащего Нею, он не хотел. – Разве в храме не должны принять нуждающегося?

– Уже год храмы открыты только для велико-именитых.

– Чей указ? Конвента? Герцога?

Старик издал крякающий звук:

– Не все ли едино?

– А как же заветы предков? – Гроу перешел на высокий домеронский, общий для знатных людей всех десяти герцогств. – «Живая душа пред домом предков, что любимый ребенок у врат родного дома. Кающийся больно или умирающий – как всякое дитя, равно любимо благочестивыми родителями, так всякий страждущий желанен в обители первоотцов», – процитировал он. – И что же будет, если я войду? Меня убьют?

Старик раскрыл рот, но ничего не сказал. В его мутных глазах замаячили удивление и страх. Заметив движение в саду, Гроу пихнул дверь ногой и шагнул в темное помещение.

Он прижал старика к стене и зажал рот:

– Молчи, дед, или попадешь к предкам.

Ноги чтеца задрожали и подкосились. Придержав его, Гроу осмотрелся. Тесный притвор освещала масляная лампа, далее шел арочный коридор, украшенный барельефами. Справа он заметил узкий ход в малую башню. Там хранились книги и древние глиняные скрижали со священными писаниями. Убедившись, что старик держится на ногах, Гроу кивнул на приоткрытую дверь:

– Шагай.

– Тебя предки проклянут за мародерство.

Гроу криво улыбнулся, и чтец засеменил в башню.

Зазвучали всхлипывания:

– Три стороны, в святом доме бес… откуда здесь бес?

Закрыв за ним дверь, Гроу навалился на нее плечом и встряхнул так, что из верхних петель посыпалась известь. Дверь покосилась и уперлась в каменный порог. Убедившись, что ее будет сложно отворить, Гроу захватил масляную лампу и пошел по коридору. Мягкие ковры заглушили звуки. Он попал в зал с огромными кувшинами, расставленными вдоль стен. В них хранилась целебная вода из соленого озера. В центре зала стояли бронзовые скульптуры молодых женщин, держащих в руках огромный серебряный чан. Над ним служители совершали целебное омовение. Здесь Гроу отпраздновал десятый год жизни. Он вспомнил, как верховный служитель конвента с глазами ясными, как кристаллы, омыл его лицо и руки горько-соленой водой, а после нарек наследником Виона. Только чан в те благословенные времена сиял золотом.

В зале понизу гулял сквозняк, свет, пробиваясь сквозь узкие окна, отражался на каменных колоннах и мозаичных стенах.

Куда дальше? Где соберутся именитые гости? В детстве Гроу часто приезжал в храм и знал тут каждый закуток. Служители поощряли любопытство будущего правителя и разрешали ходить там, где непосвященным людям находиться не полагалось.

Он смотрел по сторонам – все казалось незнакомым. Из зала выходило множество дверей, внимание притягивали роскошные винтовые лестницы из бронзы, кажется, они вели к надстройкам со священными реликвиями. Отчаявшись вытащить из памяти подробности, Гроу приподнял лампу и зашагал наугад. Первые две двери оказались закрыты. Третья привела в боковой неф, заставленный узкими трибунами. Услышав голоса, Гроу отворил засов первой попавшейся двери и, скользнув за нее, сбежал по узкой лестнице вниз. Тело обнял холод. Он замер.

– Почему дверь не закрыли? – услышал он удивленный мужской голос. Скрипнули дверные петли. Снова клацнул засов.

Осмотревшись, Гроу понял, что попал в подземелье. Память услужливо подкинула живые картины прошлого – шахты на рудниках. Бесконечно глубокие, удушливые, вселяющие чувство безысходности. От стен потянуло сыростью, померещились крики летучих мышей. Сердце отозвалось на фантазии хаотичным стуком. Огонек в лампаде задрожал, Гроу не мог унять дрожь в руке. С кончика носа упала капелька пота.

Надо собраться. Он прижался спиной к холодной стене и закрыл глаза. Однажды ему пришлось спускаться в нижнюю часть храма вместе с родней и шествовать по темному коридору. Было холодно, женщины плакали и прикрывали лица шелковыми платками. Отец, бледный и сосредоточенный, нес книгу с вытесненным на переплете гербом Виона и старомодный фамильный кинжал. Что это было за шествие?

Гроу открыл глаза. Он вспомнил, что где-то под храмом располагалась семейная усыпальница Рамиланов, и он был здесь на похоронах деда. Теперь в усыпальнице рядом с венценосными предками покоятся его родители.

Он зашагал мимо пустых келий, вначале медленно, сопоставляя воспоминания с тем, за что цеплялся взгляд, а после перешел на бег. Вот знакомые держатели для факелов в виде маков, а дальше стена с высеченными рунами, мраморные ступени, поплывшие от старости, где он оступился и подвернул ногу. Гроу вышел к железной двери усыпальницы и отодвинул засов.

В помещении пахло мятой и шалфеем. На полу в центре блестела мозаика. Картина изображала большое дерево. От нее лучами расходились мраморные постаменты. На каждом лежали памятные вещи. Гроу отыскал плиту, где лежали знакомая книга и кинжал.

Надпись золотом гласила: «Здесь покоится Арон II Рамилан Серебряный. Рожденный в год Трех Птиц, ушедший в год Зеленой Звезды». Ниже был начертан девиз деда: «Иди и достигнешь». В нем жил дух воина и истинного защитника священных земель.

Пусть некоторые упрекали Арона за скудные познания в теологии, в годы его правления Вион процветал, а рахо появлялись редко и были не крупнее волков.

Гроу прикоснулся к плите, здороваясь с предком, и поискал постаменты с прахом родителей. Он обошел каждый, пристально вглядываясь в надписи, но имен отца и матери не нашел.

Ноги стали ватными, он оперся рукой на золоченый держатель для подсвечника, выпирающий из стены. Родителей не привезли к остальной семье, не провели обряд, не похоронили. Они не попали к Нею.

Мертвецы, не получившие достойного погребения, оставались на земле духами, пока их кости не срастались с землей. А после исчезали. Так гласил священный закон первопредков. Вот почему, молясь родителям, он чувствовал не поддержку, а ледяной холод в жилах. Пайрон сжег их заживо, но не успокоился. Наказал забвением. За что?

Лампа в руке заплясала и погасла. Усыпальницу окутал мрак. Гроу отбросил ненужный теперь светильник и заметался вдоль стены. Его кадык судорожно дергался. Из горла вырвался гортанный низкий возглас. Он запрокинул голову и задержал дыхание. Пайрон заслужил зверскую смерть!

В темноте Гроу добрался до плиты деда и нащупал на ней фамильный кинжал. Арон никогда не расставался со своим оружием и завещал оставить в усыпальнице свой оглас.

Гроу выбрался к центральному нефу быстро, словно предки вывели за руку. Спрятавшись за колонной, он взглянул в огромное круглое окно под куполом. Небо наливалось зловещим алым цветом. Но в сердце храма к его негодованию было пусто. Он услышал голос и прижался к колонне. Кто-то тихо напевал и мелодичный голос эхом отражался от стен. В десяти шагах от себя Гроу увидел молодого низкорослого мужчину в обычной холщевой рубахе. Он нес старые, пожелтевшие свитки и напоминал ученика, присланного конвентом.

Гроу захотел узнать, где собрались знатные гости. Он напал со спины и прижал к горлу певуна кинжал. Свитки веером рассыпались по мозаичным плитам. Мужчина поступил мудро и не стал сопротивляться. Он поднял руки и позволил отвести себя за колонну.

– Вижу, жить хочешь. Отвечай коротко и отпущу. Где гости?

– Светлого праздника, заблудшая душа. Сегодня никого не ожидали.

Мужчина ответил на зависть спокойно. Даже умиротворенно. Гроу проглотил ком и вдавил оружие сильнее, клинок был стар, но остр. На каменный пол звонко шлепнулись несколько капель крови.

– Брешешь, на поклон к предкам должна собраться знать. – Он хотел развернуть парня и всмотреться в лицо, но решил не раскрывать себя. Хватит с храмовников россказней чтеца об иссеченном шрамами бесе.

– Приезжали сюзерены господ, стражи и рыцари. Их приняли в саду. По решению конвента, храм в своих стенах не принимает людей. Сначала я негодовал, а потом долгое время пребывал в смятении. Благодарю вас, теперь вижу, что пресвященные решили мудро.

Гроу ослабил хватку, перед ним был достойный человек:

– Мы дойдем до дверей, и я вас отпущу. Идите и не оглядывайтесь.

Он отпустил собеседника и тот послушно зашагал.

– Прошу, только не бейте по голове, я ею очень дорожу. – Он прижал ладонь к порезу на шее. – От вас веет чужим морем и древней силой. Скажите, вы… видели зеленое солнце?

Гроу не понял, о чем говорит мужчина, и не ответил.

– Вы не удивились, значит, не видели. Это хорошо. Хотя не дает объяснений. Я не умелец давать советы, особенно непрошенные, но вам необходимо очищение и перерождение. Нужна новая жизнь, старую, уж простите, продолжать нельзя. Много крови и боли. Да вы и сами чувствуете, но пришли в храм не за этим.

Гроу сцепил зубы. Да, он пришел за тем, что у него отняли. И очищение требовалось не ему, а всему герцогству.

Мужчина замедлил шаг и отер глаза.

– Однако… ну и жар в вас. Аж слезы наворачиваются. Животные, думается, с ума рядом сходят…

– Что?.. – Гроу вздернул подбородок от удивления. – Кто вы?

– Целитель Ис. Ну вот, юноша, мы пришли.

Слушая собеседника, Гроу не заметил, как длинный неф закончился, и теперь рассматривал его спину. Целителей в Вионе уважали и боялись. Они, в отличие от самопровозглашенных колдунов, обладали магическим даром, служили священному конвенту и боролись с рахо.

Хотя Ис, судя по всему, не слишком-то рвется в бой с тварями.

Бо-о-ом… бо-о-ом-м… бо-о-ом…

Стены загудели от ударов в гонг. Над головой закружил перепуганный голубь и уселся на огромную черненую люстру.

Кто-то освободил чтеца и поднял тревогу? Гроу бросился к центральному выходу. У дверей собралось пятеро прислужников в цветастых мантиях. Их голоса зазвучали нервно. Юноша в зеленой мантии взмахнул руками и воскликнул: «Надо звать стражу!»

Закрыв лицо рукой, Гроу растолкал людей и выбежал на улицу.

– Эй ты! Стой!

Из сада ему навстречу, вытаскивая на ходу короткий меч дорнак, кинулся воин в плотном жилете, едва защищающем от ударов и стрел. Гроу преодолел ступени в два прыжка и со всех ног бросился навстречу дору. Воин остановился и выставил клинок. Защитившись фамильным кинжалом от меча, Гроу вцепился в наплечник противника, наклонился в противовес и повалил стража на землю. Короткий удар эфесом в голову, заставил воина притихнуть.

Калитка сада была открыта. Он перешел на шаг, оправил одежду и вернулся на площадь к конюшне. Здесь еще оставались лавочники, они лениво собирали остатки товаров и обсуждали переполох. В сторону храма, даже не взглянув на Гроу, пробежали несколько доров.

Отвязав своего коня, он направился к мосту, но увидел около него рыцарей на боевых лошадях и толпу селян. Последним не разрешали пройти. Мост был единственным способом покинуть святую землю.

Что он сделал? Запер чтеца, царапнул кинжалом целителя. Осквернил священный дом Нея. За такое могли обезглавить на месте. Сейчас стражи получат точные указания и будут искать юношу со шрамами на лице.

Он подъехал к старшему рыцарю и вопросительно вскинул брови:

– Простите, что-то случилось?

– Да. – Рыцарь перевел взгляд с его лица на уродливого коня, в глазах мелькнуло презрение. – Слышите гонг? Как стихнет, всех выпустим.

Не стихнет… Гроу посмотрел на другой берег, на шумящую воду. В сумерках река напоминала извивающуюся черную змею.

Прося помощи у предков, он повернул коня и отъехал от рыцарей шагов на тридцать. Выйдет, нет? В голове стало пусто. Из груди вырвался гневный вопль. Он погнал коня сквозь толпу людей на мост. Селяне, толкая друг друга, бросились врассыпную. Закричали рыцари, послышался звон выхваченных из ножен мечей. Уже на деревянном настиле конь столкнулся с рыцарской лошадью, клацнул ее железный нагрудник и рванул в сторону. Под левую лопатку Гроу словно вонзили копье. Он припал к шее коня и не сразу понял, что произошло – вода приближалась медленно, как в страшном сне. Он успел рассмотреть извилистые узоры волн и испугаться до смерти.

Ледяная горная вода ошпарила, словно он рухнул в чан с кипящим маслом. В горле застрял крик, легкие сжались. Он вылетел из седла, но вцепился в гриву коня. Они вынырнули вместе почти сразу, но течение здесь было таким сильным, что мост остался далеко позади. Гроу раскрыл рот и через силу вдохнул. Ноги свело судорогой. Спина налилась болью. Поняв, что конь уверенно держится в воде и медленно приближается к каменистому берегу, Гроу обхватил его шею и задрожал.

Река впереди расширилась, и течение стало спокойнее. Вокруг чернели горы. Конь фыркнул, выдувая из ноздрей воду, и неуклюже мотнул головой. Его плечи заработали, холка напряглась. Гроу понял, что конь пошел по дну, и схватился за седло. Ноги обвили водоросли.

Выбравшись, конь остановился у сухого рогоза. Гроу сел в колючую прошлогоднюю траву и, трясясь всем телом, попытался стянуть с себя потяжелевший плащ. Мышцы под лопаткой отозвались резкой болью. Остановившись, он как мог ощупал себя. Пальцы наткнулись на черенок стрелы – все-таки ранили. Он прикрыл глаза, но заставил себя подняться.

Расслабляться смертельно опасно!

Он, пошатываясь, повел коня к единственной расщелине в скале. Животное хромало на левую ногу, но не жаловалось.

Какое-то время они двигались в горы – Гроу надеялся, что найдет дорогу и сможет выехать к подножию хребта, но единственный извилистый путь сузился и начал подниматься вверх, уводя еще дальше. В воздухе кружили ароматы хвои и прелой прошлогодней листвы. Тишину нарушали только ветер и редкое уханье сов. Мокрая одежда прилипла к телу, изо рта пошел пар. Дух весны не любил горы. Сгинь Гроу здесь – никто его не хватится, кроме Хэджа. А барон даже не знает, где искать.

Взобравшись на небольшой холм, он увидел вдали нечто плоское и темное, похоже на край водной глади, похоже, там было озеро. По правую руку возвышалась гора, напоминающая склонившегося монаха. Хребет Цорея был единственным горным массивом в Вионе, он простирался от моря до соседнего герцогства.

Он вспомнил, что, ориентируясь на гору, можно выбраться к королевскому лесу и через него подобраться к городским стенам. Но с какой стороны следует обходить гору, Гроу не знал и решил выбраться к озеру: когда-то там был охотничий домик. Но сначала нужно было избавиться от стрелы. Ее наконечник словно разъедал плоть. Рана причиняла много мучений. Пот заливал лицо. Хотелось лечь и замереть. Но Гроу знал, что если он подчинится соблазну, то больше никогда не поднимется.

В небе сверкнула зеленая молния, и дальние горы со стороны уходящего солнца налились ровным малахитовым светом. По телу пробежали мурашки. Гроу померещилось, что за склоненной горой вспыхнуло зеленое зарево. Он вспомнил вопрос целителя о зеленом солнце и всмотрелся, но свечение угасло так же быстро, как появилось. Верно, начался бред от потери крови. Попросив предков укрепить дух, он потянул коня и зашагал дальше. Под ногами юркнул маленький зверек. Гроу увидел хорька. В сумерках шерсть зверька показалось белой. Священное животное? Хорек подбежал ближе, и конь понюхал его. Зверек отодвинул его морду передними лапками и уставился на Гроу.

– Чего тебе? – Гроу не знал, в каком виде хочет получить ответ. Неплохо было бы на вионском.

Зверек тихо взвизгнул и шмыгнул в траву. Гроу сосредоточился на дороге. В ногах появилась тяжесть, но взобраться в седло он уже не мог.

Расщелина стала шире, появились большие деревья и густые кустарники. Журчал ручей. Под ногами захрустел талый снег. Где-то в стороне снова заворчал хорек, внезапно он объявился впереди. Конь замер и не пожелал идти дальше. Гроу не нашел в себе сил бороться с упрямством коня. Отпустив повод, он шагнул в снежную жижу. Раздался щелчок, щиколотки обожгла боль. Нечто гибкое и прочное обхватило ноги и рвануло вверх. Он взмыл в воздух и повис вниз головой. Сверху упала сеть с каменными грузами и мешок. В нем звякнула глиняная посуда. Повалил серый дым. Гроу вцепился руками в сеть и заорал от досады и боли в плече. Вверху заскрипела огромная ветвь, к которой была прикреплена веревка. Дым мягко обволок носоглотку. Ладони разжались. Гроу закашлял и закрутил головой. Он не знал, на что способны местные разбойники. В голове пронеслась мысль, что это поганый хорек заманил его в ловушку.

Сквозь серые клубы на месте священного животного он увидел юношу с взъерошенными белыми волосами. Незнакомец выпустил изо рта пар. На бледных губах мелькнула виноватая улыбка. Незнакомец прижал руку к светлой мантии, обшитой белым мехом, и наклонился. Перед глазами замаячил свет, похожий на огонек в масляной лампе. Повеяло теплом. Боль отступила. Гроу вспомнил, как зимой забирался в отцовское кресло и смотрел на камин.

Ему померещилось, что он снова опустился в это кресло.

* * *

Энже вздрогнул и раскрыл глаза. Нога уперлась в мраморный портал потухшего камина. Над каминной полкой висело круглое зеркало в золотой оправе. Отражавшаяся в нем огромная люстра сверкала тремя рядами свечей. Окна были скрыты тяжелыми портьерами. Энже забрался с ногами в кресло и положил голову на мягкий подлокотник. Слава предкам, он проснулся и оказался дома. Поход по горам, храм, могила деда, изгнание… как такое могло прийти в голову?

В груди осталась тяжесть, словно все ночные духи разом слетелись в каминный зал и не хотели отпускать его в мир Яви. Энже решил утром рассказать сон отцу, но только наедине, без матери, она суеверна, может повезти в храм, а у него до сих пор на руках мурашки от встречи с выдуманным целителем. Сновидение показалось таким длинным и страшным, что он успел соскучиться по родителям и друзьям.

Захотелось разбудить их и обнять. Хотя так поступают малые дети, а он полноправный наследник Виона и недавно получил фамильный золотой браслет и право вместе с отцом участвовать в важных собраниях. Энже провел по правой кисти и дернулся как от ожога. Фамильного браслета не оказалось, вместо него на запястье белело уродливое клеймо. Ему померещилось, что перекрещенные змеи шевельнулись.