Текст книги "Волшебный мир, или Новая сказка о старом"

В кают-компании было тепло и уютно. Там собралась вся смена Арчибальда и ещё двое-трое матросов. Другим приходилось вычерпывать воду с постоянно заливаемой нижней палубы и работать тяжёлыми вёслами.

– Как мне остальных жалко, – сказал Микаэль, садясь на своё место рядом с Арчибальдом.

До обеда было ещё около получаса, но нетерпеливые матросы заставили кока выставить на стол всё, что тот успел приготовить. Самые голодные сразу же набросились на еду. Иные же разбрелись по всей комнате и занялись каждый своим делом. Эстор возобновил прерванное чтение, уютно устроившись в уголке на подоконнике. Двое других играли в шахматы на том же подоконники, остальные либо разговаривали группками, либо с энтузиазмом поглощали пищу.

Между Микаэлем и Геллиотом разгорелся спор. О чём именно Бернар не понял. Но все уже настолько привыкли к таким маленьким и, в сущности, безобидным стычкам, что не обратил на него никакого внимания.

Геллиот в горячности запустил в Микаэля чайной ложечкой. Та пролетела у самого его уха и упала на стол. Микаэль вскочил, но, вспомнив о куриной ножке, опустился на стул, прошипев:

– Я ещё с тобой разберусь.

– Что, объявляешь ему войну? – со смехом спросил другой матрос. – берегись, Геллиот, Арчибальд, наверняка будет на его стороне. А с таким противником тебе не справиться.

Все засмеялись, даже Арчибальд растянул губы в чём-то наподобие улыбки.

В эту минуту распахнулась дверь с таким грохотом, что все обернулись. Вместе с волной холодного воздуха в кают-компанию влетел вахтенный.

– Пираты, пираты! – заорал он. – плывут к нам.

– Ещё этого не хватало. И так буря-то какая, а тут ещё сражаться, – пробормотал Микаэль.

И сказал он это вполне будничным тоном, что Бернар удивился, но потом вспомнил, что нападения пиратов в этих морях уже стало будничным и вполне обычным явлением. Но многие молодые матросы страшно испугались. Шахматная доска с треском полетела на пол, шахматы раскатились по всей каюте, а двое игроков с перекошенными от страха лицами скатились с подоконника.

– Новички, – сказал Микаэль Бернару, проталкиваясь к выходу и на ходу отстёгивая от пояса кинжал [все матросы носили на поясе длинные ножи или кинжалы].

– Как я их ненавижу, – зарычал Арчибальд, с остервенением прокладывая себе дорогу между упавшими стульями и растерявшимися людьми. Попадавшиеся ему на пути матросы стремились убраться прочь, потому что им столкновение с ним грозило как минимум переломанными руками.

– да, – протянул Микаэль, – С ним такое бывает.

Все выбежали на палубу с кинжалами в руках.

– спокойно! Без паники! – закричал, появившийся из колеблющегося мрака и пелены дождя, капитан.

Погода была жуткая. Дождь мешал видеть, застилал глаза, ураганный ветер рвал паруса, волны крутили и вертели корабль, как им вздумается, он почти стоял на месте. Гребцы уже давно оставили вёсла, и теперь все они собрались на нижней палубе в ожидании невидимого врага. Вдруг откуда не возьмись, из зыбкого мрака вынырнули тёмные вооружённые фигуры и с воинственным криком бросились на матросов. Кто-то прокричал в темноте: «На абордаж!», и Бернар увидел сквозь пелену дождя силуэт пиратского корабля, качавшегося на волнах у самого борта «Ирэнны». Потом начался ад. Шум бури, крики, топот бегущих ног, звон скрещивающихся клинков – всё смешалось в сплошной рёв. Вокруг Бернара кипел бой, иногда он видел, как прямо перед ним взвивался в воздух серебристый клинок или возникала чья-нибудь тёмная фигура. Поняв, что от него всё равно будет мало толку – тактики морского боя он был не обучен, а ещё и в таких условиях воин из него получался никакой – он пробивался к лестнице наверх. По дороге он натолкнулся на Руперта.

– Беги и скажи нашим дамам, чтобы ни под каким предлогом не выходили из кают, пока всё не закончится! – прокричал он ему в самое ухо. – ты Эстора не видел?

– Нет. В кают-компании его нет.

Бернар понимал, что звать друга бесполезно, его бы всё равно никто не услышал. Также он понимал, что Эстор наверняка пошёл за своим кинжалом наверх в каюту, значит, его следует искать именно там.

Он буквально налетел на Эстора на верхней ступени лестницы.

– Эстор, – задыхаясь, проговорил он, – Ты у нас волшебник. Можешь сделать так, чтобы буря утихла?

– Не знаю, но я попробую. Я не учился морскому волшебству.

– А, может быть, наши дамы смогут?

– Навряд ли. Тётушка о морях вообще ничего не знает, и она учила меня только сухопутному колдовству, а Лебелия, скорее всего, тоже ничего не сможет сделать. Я немного могу заклинать ветер. Но не уверен, что у меня получится.

Эстор подошёл к перилам и посмотрел на воду. Подняв руку, он что-то прошептал на незнакомом языке, и вдруг ветер стал ослабевать, волны сделались менее свирепыми, а плотная пелена дождя начала редеть, и стали видны и пиратский корабль, и живое колышущееся море вооружённых людей внизу.

Эстор ещё несколько минут стоял неподвижно, устремив внимательный взгляд в морские просторы, потом повернулся и вытер выступивший на лице пот.

– Спасибо, Ты спас всех. А говорил – не можешь.

– Волшебство долго не продержится. Минут десять-пятнадцать. А поддерживать его заклинаниями я не могу. Очень много сил отнимает. Будем надеяться, что буря скоро утихнет.

Эстор облокотился о борт и закрыл глаза.

Мимо них пробежал какой-то человек. Бернар не разглядел, но, кажется, это был Геллиот. Бернар повернулся и стал следить за битвой. На площадке перед трапом велась ожесточённая борьба. Но тут матросы «Ирэнны» отхлынули назад, и Бернар увидел Геллиота, сражавшегося со здоровенным пиратом с чёрной повязкой на глазу. Потом всё опять скрылось под телами людей. Потом раздался звон и хруст перерубаемого клинка, и победоносный возглас Геллиота: «Убит ваш атаман, разбойники!»

Пираты заволновались и сбились в кучу, потом Бернар увидел, что они перепрыгивают на борт своего корабля и тащат за собой пленённого матроса. Остальные моряки пытаются освободить своего товарища, но тщетно. Не зная почему, Бернар вдруг вырвал из рук Эстора кинжал и помчался вниз по лестницы, но чем он мог помочь. На бегу он зарубил одного-двух из в беспорядке отступающих разбойников и остановился в толпе матросов.

Буря стала утихать. Тучи начали рассеиваться. В разрывах туч стало проглядывать солнце, и стало видно, что отчаянно сопротивляющийся в руках пиратов матрос – это Геллиот. На пиратском корабле гребцы взялись за вёсла, и он отошёл на безопасное расстояние от «Ирэнны», на котором его не могли достать ни дротики, ни пущенные вслед кинжалы, и снова бросило якорь.

– Что они делают? – удивлённо спросил Бернар у одного из матросов.

– Не знаю.

Но через секунду всё стало ясно. Пираты выволокли на палубу связанного Геллиота. Затем его развязали, и двое разбойников грубо схватили его сзади за плечи, а третий стал перед ним. Затем всё происходило очень быстро. В воздухе серебристой молнией сверкнул кинжал, раздался душераздирающий крик, и окровавленная рука Геллиота упала на палубу. У всех зрителей этой кровавой сцены вырвался возглас ужаса. Несколько матросов метнулось к борту, но капитан тихо сказал:

– Не надо. Вы всё равно ему уже ничем не поможете, а вас убьют…

По лицу Геллиота текли слёзы, но он вырвался из рук державших его разбойников и подбежал к борту. Он помахал здоровой рукой и крикнул:

– Не забывайте меня, ребята! И не старайтесь освобождать меня, плывите дальше. Арчибальд, видно не придётся мне увидеть твои горы!

И он вдруг рассмеялся.

Арчибальд отсалютовал ему и поднял большой палец, что могло означать: «молодец! Держись!»

Пираты, не теряя времени, взялись за вёсла, ветер надул чёрные паруса, и корабль понёсся по волнам, унося свою жертву неизвестно куда.

Моряки стояли и молча смотрели на удаляющуюся фигуру Геллиота. Кровь текла густой широкой струёй, а он всё стоял, пошатываясь на корме, махал им рукой, и улыбался…

…корабль скрылся из виду. И прошло то ужасное оцепенение, в котором несколько минут пребывали все матросы.

– Будь они прокляты! – ломая руки, вскричал Микаэль, и прежде, чем все успели опомниться, бросился с борта в воду и попытался плыть.

– Стой, безумец! – заорал капитан. – ты же плавать не умеешь! Так и утонуть можно. Геллиоту от этого лучше не станет!

Арчибальд мгновенно скинул тяжёлые сапоги до колен и бросился за ним.

– Ты куда?! Вы здесь все что ли с ума посходили?!

Но Арчибальд вырвался из крепких объятий капитана и прорычал, стискивая зубы:

– На моих глазах погибает лучший друг! Теперь я не хочу, чтобы погиб ещё один!

И он бесстрашно бросился в воду вслед за Микаэлем, хотя знал, что плавает не лучше него.

Он схватил за руку, уже потерявшего сознание Микаэля, и подплыл с ним к борту. Было видно, что ему нелегко бороться с волнами и одновременно поддерживать над водой голову Микаэля. Кто-то из матросов догадался принести багор, и, зацепив за одежду Микаэля, они вытащили его на палубу. В это время двое других, перегнувшись через борт, подали руки Арчибальду. Оказавшись на палубе, Арчибальд, как ни в чём ни бывало, выжал свои мокрые длинные, перехваченные по горскому обычаю кожаным ремешком волосы, и подошёл к неподвижно лежавшему Микаэлю, которому товарищи делали искусственное дыхание.

– Ну, что, жив утопленник? – ворчливо спросил он.

– Жив, жив.

«Утопленник» открыл глаза.

– Ну, как, хорошо поплавал? – таким же ворчливым тоном поинтересовался Арчибальд.

– Это ты меня спас? Спасибо тебе!

– Угу. Из-за тебя я теперь весь мокрый.

И надев сапоги, бросил, не оборачиваясь: «Дайте ему что-нибудь сухое, болваны!» и, продолжая ворчать что-то по поводу капитана, не глядя ни на кого, он быстрыми тяжёлыми шагами зашагал к лестнице, ведущей вниз к гребцам. Вода потоками текла с его одежды и с мокрых длинных волос, но он словно бы и не замечал этого. Мрачный и усталый он присоединился к всё же остававшимся ещё на своих местах гребцам несмотря на свару наверху и теперь дремавшим, выпустив из рук вёсла и уронив головы на руки. Арчибальд со вздохом опустился на жёсткую дубовую скамью и взял в руки семифутовое тяжеленное весло. Вскоре к нему присоединились и остальные и вновь спустившиеся на нижнюю палубу гребцы и, прислушиваясь сквозь шум вновь усиливавшегося дождя к рокоту барабана, задававшего ритм, они ритмично подняли над водой вёсла и с шумом и фонтаном брызг, на которые никто уже не обращал внимания, опустили в воду, и «Ирэнна» двинулась. Вперёдсмотрящий как бы он не вглядывался, ничего не мог разобрать в освещаемый висящим на мачте фонарём и двумя фонарями, установленными на палубе в наступавшей на него сырой промозглой мгле и в густой беспросветной пелене дождя.

* * *

Корабль как-то опустел без Геллиота. Целую неделю, пока «Ирэнна» была в море, на ней не было слышно ни весёлого смеха, ни шуток. Матросы никак не могли забыть ужасную картину, увиденную ими на палубе пиратского судна в тот злополучный день. Бернару постоянно вспоминался жуткий, нечеловеческий крик Геллиота, слёзы, которые он старался сдержать и не мог. Бернар не мог забыть его, стоявшего на палубе, окровавленного, но улыбающегося. Бернар слышал истории о людях, которые смеялись под пытками, но Геллиот!.. Это совсем другое…

И впервые подумалось ему, что весёлый жизнерадостный Геллиот был очень похож на Эстора: та же мягкая светлая добрая улыбка, тот же задорный огонёк в глазах, что порой так оживлял задумчивое лицо Эстора и та же удивительная лёгкая манера общаться, недаром Геллиота считали душой команды. И вот этого удивительного светоча жизни на «Ирэнне» не стало, и сразу ещё больше, чем всегда помрачнел и нахмурился капитан, и вся команда словно бы стала ещё молчаливее. Люди ходили понурые, осунувшиеся.

Но вот впереди завиднелись зелёные берега империи Юит. Все очень обрадовались земле, ведь за долгий месяц они видели только бескрайние просторы моря да несколько крохотных островков, больше похожих на простые подводные скалы. А Бернар испытал странное чувство, это было ощущение восторга, ведь это были его родные берега. Наконец «Ирэнна» бросила якорь в богатом и одном из самых крупных портов империи.

Наши путешественники простились с капитаном и командой, и сошли на берег. Не спеша, направились они в город.

– Нам надо купить лошадей, ведь до гор далеко, пешком не дойти, – философски заметил Эстор.

Тем временем команда «Ирэнны» тоже сошла на берег, и все разошлись по городу. А Арчибальд подошёл к капитану.

– Я бы хотел уйти с корабля, – начал он, – Несколько лет я прослужил на нём гребцом, и меня всё устраивало – и ребята хорошие, и жалованье, но признаюсь, мне до смерти надоело море, стычки с пиратами. Я хочу домой, в родные горы.

Капитан вздохнул.

– Ну, что ж. Я не стану задерживать тебя, хотя мог бы. Я ведь тоже понимаю, как это тяжело – быть так долго вдали от родных берегов. Через два часа мы отчаливаем. Если можешь, останься до возвращения команды. Думаю, матросы захотят проститься с тобой.

Арчибальд согласился, но подумал: «Навряд ли». Кроме бедного Геллиота, и, может быть, Микаэля, у него не было друзей. Он стоял на мостках рядом с капитаном и задумчиво смотрел на снующих туда-сюда грузчиков.

За полчаса до отплытия начала собираться команда. Узнав, что Арчибальд уходит, Микаэль подошёл к нему.

– Вспоминай нас. И… Геллиота. Знаешь, ты никогда не был общительным, но за два года я успел привязаться и полюбить тебя. Мне теперь будет тебя не хватать. Прощай. Может быть, когда-нибудь ещё увидимся.

И они пожали друг другу руки.

Арчибальд простился с матросами, и сошёл на берег.

Раздался сигнальный гонг, убрали трап, и «Ирэнна», подняв паруса, отошла от берега.

Арчибальд стоял и смотрел вслед уходящему кораблю, и ему становилось грустно. Более четырёх лет прослужил он на «Ирэнне» с большей частью команды. Ещё ни на одном корабле не задерживался он больше года. Но он был немало удивлён, когда собравшиеся на палубе матросы, стали махать руками и что-то кричать ему. Но ветер относил их слова, и Арчибальд разобрал только: «Счастливого пути!» он замахал в ответ, и ему стало как-то легче на душе. Он как-то не задумывался, что даже за четыре года, его, всегда угрюмого и мрачного, могли полюбить на судне.

Долго ещё стоял он на причале, глядя в безграничный синий простор, и в первый и последний раз пожалел о своём уходе с корабля…

* * *

А что же наши герои?

Весь день они бродили по городу в поисках ярмарок. Наконец они нашли то, что искали. Купив пять лошадей, и, выехав из города, они направились к югу. На карте империи отметив ближайшее селение, где можно было отдохнуть, они, тихо переговариваясь, шагом ехали по широкому тракту. Живописные сельские пейзажи перемежались с лесистыми невысокими холмами. Наступал вечер. Тёплые голубоватые сумерки медленно опускались на землю, пастухи начинали сгонять стада, блеяние овец и мычание коров слышалось повсюду. Приятный ветерок шелестел в высокой траве и качал ещё не спелые колосья ржи. Цикады уже начинали свои вечерние концерты, а в поля медленно опускалось солнце.

– Как хорошо… – мечтательно проговорила Лебелия.

– Неужели здесь когда-то воевали? – спросила она, вспомнив рассказы Бернара о кровопролитных схватках с дикарями-горцами.

– Нет, – ответил Бернар, – Основные военные действия всегда разворачивались в предгорьях или на равнинах у подножия гор. А эти места всегда были мирными.

Вдруг их прервал чей-то оклик:

– Уважаемые сеньоры, остановитесь!

Они остановили коней и оглянулись. К ним по дороге в длинном плаще быстро шёл человек. Они не сразу узнали в нём Арчибальда.

Приблизившись к ним, он неуклюже поклонился – было видно, что он не знает, как себя вести со знатными сеньорами – и обратился к Бернару:

– Я слышал, что вы собираетесь перейти через горы. Я могу быть полезен в этом деле. Дело в том, что в этих горах много разбойников, и вам нелегко будет миновать их. А я могу провести вас в других, менее обитаемых местах.

– Арчибальд, а вы ушли с корабля? – спросила Лебелия.

– Да, сеньора. К тому же и мой путь идёт через горы. И я мог бы… – в конец он смутился и замолчал.

– Если хотите, идите с нами, – ответил Бернар.

Арчибальд поклонился.

– Но, насколько я понимаю, придётся перевалить через вершины? Ведь сквозной проход один, – сказал Эстор.

Матрос виновато посмотрел на него.

– Боюсь, что да. Теми тропами, которые я знаю можно пройти только через перевал.

Все тронулись в путь. Было договорено, что Арчибальд пойдёт вперёд и будет ждать остальных в ближайшем селении, куда они собирались добраться часа через полтора. Арчибальд пошёл вперёд и скоро скрылся из виду.

– Бернар, ты уверен, что стоило брать с собой этого горца? – недоверчиво спросила Лебелия.

– Да, я доверяю ему. Да к тому же без его помощи нам нелегко будет преодолеть северные склоны гор, где на каждом шагу нас будут поджидать сотни дикарей, не признающие никаких законов.

Когда они въехали в селение, солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом. Арчибальд уже поджидал их на постоялом дворе. Оказалось, что он уже успел купить для себя лошадь и кое-какое продовольствие.

На другой день они отправились дальше. Несколько дней они ехали по сельской местности, но вот поля кончились, и начался обширный пригород. И вот, на третий день на дорогах стали появляться роскошные экипажи, тянувшиеся к огромному городу, мощные стены которого были видны ещё издали, а золотые купола храмов сверкали так, что начинали болеть глаза. Бернар сказал, что этот город столица империи, прекрасный город Миниар, город его рождения, его Родина. Подъезжая к столице, Бернар ощутил странное, словно давно забытое чувство – ведь он на родине, в тех местах, где родился, вырос. И пусть он не любил, даже ненавидел эти крепостные стены, этих извечных стражей у ворот, но всё же этот город был его родным городом.

Посоветовавшись, все решили не въезжать в город, а поехать напрямик к югу. Стены города остались далеко позади, когда вдруг путники услышали конский топот и громкие крики.

– Стойте! – раздался грубый голос, и в тот же миг их окружили со всех сторон вооружённые до зубов гвардейцы. – Кто вы и что вам нужно во владениях нашего светлейшего императора? – вышел вперёд предводитель вооружённого отряда гвардейцев. Никто не успел ответить на его вопрос, как он продолжал:

– А впрочем, мы знаем кто вы. Мы были предупреждены о вашем приходе. А теперь настало время представиться, – продолжал он уже более миролюбиво. – Моё имя Роберто, Роберто ГРОЦЕРИ.

Все вздрогнули и подняли глаза на говорившего.

Это был человек средних лет, высокий и статный. Его тёмные волосы были уже тронуты сединой. Резкие и правильные черты его благородного красивого лица придавали ему некую суровость. Чёрные глаза его смотрели проницательно и холодно. Ястребиный взгляд этих чёрных глаз, казалось обжигал. Что-то жестокое было в этом человеке, хотя никто, кроме Бернара не мог понять что.

Элона вскрикнула, но сестра схватила её за руку.

– Вас мы не станем задерживать, – продолжал Роберто, – Но вы знаете, что среди вас находится предатель, перебежчик. Его мы обязаны задержать и отправить к нашему светлейшему императору. И этот человек– Бернар Гроцери.

Бернар побледнел, но лицо его оставалось спокойным. Он вышел вперёд и встал рядом с братом. Теперь не оставалось сомнений, что они братья. Они были похожи друг на друга, но отличие было не столько во внешности, сколько в выражениях их лиц. Лицо Бернара было сурово, но не жестоко, как у его брата. В глазах Бернара не было того холодного огня.

Увидев бледность брата, Роберто криво усмехнулся.

– Ну, что страшно, предатель!

Бернар посмотрел ему в глаза и ответил спокойно:

– Я в твоей власти и пойду, куда ты прикажешь, но разреши мне попрощаться с моими друзьями.

– Иди, – махнул рукой Роберто, но предварительно один из гвардейцев отстегнул от пояса Бернара меч.

Бернар подошёл к своим спутникам. Чуть поодаль Роберто и ещё несколько гвардейцев зорко наблюдали за каждым его шагом.

– Идите вперёд, не задерживайтесь, – вполголоса сказал Бернар, – Вас они задерживать не станут. Им нужен только я. А если я не вернусь… – тут голос его чуть заметно дрогнул, и он отвернулся.

– Бернар, прошу вас!..– у Элоны в глазах стояли слёзы.

– Я сказал, идите. А со мной, надеюсь, всё будет в порядке. Прощайте! – и он отошёл от них.

Гвардейцы тотчас окружили его. Двое из них взяли под уздцы его лошадь [арестованным полагалось идти пешком]. А Роберто крикнул:

– Направляемся в лагерь!..

– Да, – проговорил Эстор, когда гвардейцы скрылись из виду. – ничего не понимаю…

– А я, кажется, поняла, – сказала Лебелия. – двенадцать лет назад Бернар самовольно покинул эту страну. Но я не понимаю одного, неужели император ещё это помнит? И разве у него есть брат?

Элона тихо всхлипывала.

– Как ты можешь так спокойно говорить!.. Что же с ним будет?

– Успокойся, сестрёнка, – ласково потрепал её по щеке Эстор, – Всё с ним будет хорошо. Ничего сделать для него мы всё равно не сможем… надо идти… поехали! Вперёд! – как можно веселее крикнул он и первым тронул поводья.

* * *

А в это время Бернара, пленником вели в город. Окружённый со всех сторон вооружёнными гвардейцами он шёл, и тысячи мыслей разом теснились в его голове. «Неужели Роберто жив?.. Неужели мой уход ещё помнят здесь?.. Откуда Роберто узнал, когда и где я буду проезжать?.. И полно ли, император ли приказал захватить меня?..» Но эту последнюю мысль он тут же отогнал прочь. Никогда бы Роберто не стал бы задерживать его без приказа.

Перед вратами города вооружённая стража приклонила колени перед Роберто, и ворота с лязгом распахнулись, и пленника повели по роскошным улицам города. Горожане останавливались, с любопытством смотря на эту странную процессию. Бернару подумалось, что не столь сама картина вооружённых людей, ведущих пленника удивила их [когда-то такие картины здесь были не редкостью], а сам пленник. Он не был похож на дикаря с северных склонов гор, которых десятками казнили на городской площади, и что самое удивительное, с первого взгляда было видно, что он очень похож на их военачальника. Бернар уже успел убедиться, что Роберто здесь все хорошо знают, хотя и недолюбливают. Но вот его повели по улицам самого богатого квартала города. И тут только Бернар почувствовал настоящее унижение под пристальными взглядами толпы. И в двойне тяжело ему было осознавать, что он в плену у собственного брата. Но вот процессия приблизилась к великолепному каменному замку. Бернар не сразу узнал в нём родовое имение своего отца. Он помнил, что на другом конце площади должен стоять императорский дворец, окружённый неусыпной стражей, но его отсюда видно не было.

Подойдя к воротам, Роберто махнул рукой, и гвардейцы тотчас исчезли с чрезвычайной поспешностью. Но Бернара тут же схватили за руки четверо стражников. Проследовав по мраморным ступеням, они поднялись в верхние покои, где Роберто приказал им удалиться, и Бернар остался один на один с Роберто в огромной комнате с большими окнами, пропускавшими много света. В ней он с удивлением узнал свои собственные покои. Ох, как давно он не видел этой комнаты. Посредине комнаты стоял большой стол. Вошедшая служанка поставила на него два блюда с мясом и два бокала с вином. Вернулся Роберто и, с видом усталого человека, опустился в мягкое кресло у стола. Он сделал знак Бернару, но тот не сдвинулся с места. Роберто молчал, и не сводил с брата своих чёрных глаз. Наконец он заговорил:

– Ну, вот мы и встретились, братец! А ты совсем не переменился с тех пор, как сбежал из дому. Да ты садись, садись! Поешь, выпей!

– Что ты от меня хочешь? – глухо спросил Бернар, – Сначала вводишь меня в этот дом как пленника, а потом предлагаешь угощение как гостю.

– И тебя это удивляет? Мы всё-таки братья.

И он снова надолго замолчал.

– Тебя удивляет, что я жив и здоров. Я расскажу тебе всё!..– надрывно проговорил он. – когда, двенадцать лет назад, ты ушёл из дома отец просто места себе не находил от горя, а меня из-за твоего самовольного ухода чуть не казнили! Вот твоя благодарность за наши заботы!!! – он судорожно сжал подлокотники кресла.

– Я был достаточно взрослым, чтобы самостоятельно принимать решения, – спокойно ответил Бернар, – На верность императору я не присягал и не обязан был выспрашивать у него дозволения покинуть страну.

– А нам ты почему ничего не говорил?

– Я говорил вам много раз, что не могу жить там, где каждый день на моих глазах совершаются сотни казней. Я не мог жить в том мире, где лжецы и льстецы повсюду. Я не мог жить той жизнью, которой жил ты.

– А нас ты подумал?! Ведь ты же не простой ремесленник, а сын второго человека в стране.

– Это был мой выбор, а не ваш.

– Ты убил отца! Он пал в схватке с дикарями, будь они прокляты, от удара деревянным копьём, хотя его невозможно было убить и двуручным мечом. Он был прекрасным полководцем, и всегда выходил победителем из любого самого страшного сражения. Его быстроте и ловкости позавидовал бы любой. От горя и страха за тебя он утратил и силу, и ловкость.

Он уже кричал, голос его срывался, глаза блестели, на губах начала появляться пена. Он был страшен в эту минуту. Но Бернар спокойно ответил:

– Я не узнаю тебя, Роберто. Ты хочешь сказать, что в смерти отца повинен я? Разве другие знаменитые полководцы не погибали однажды? И если я в чём и виноват, только лишь не в гибели нашего отца.

Роберто вскочил, и не успел Бернар опомниться, быстрым движением выхватил из-под плаща кинжал и бросился на него. Приставив кинжал к груди Бернара, он прошипел:

– Ты, только ты виноват во всех моих бедах.

Вот когда Бернару стало по-настоящему страшно, но он постарался говорить как можно спокойнее:

– Мы всегда с тобой недолюбливали друг друга. Но никогда не думал я, что ты способен убить родного брата. Так знай, убить тебе меня не удастся, потому что я в кольчуге.

Услышав это, Роберто, кажется, начал приходить в себя. Ещё несколько минут он стоял, тяжело дыша, держа кинжал у груди брата, затем опустил оружие и рухнул в кресло, сжав голову руками.

– Я ненавижу тебя! – прошептал он, – Ты… Ты всегда был любимчиком нашей матери, – продолжал он, немного успокоившись,

– И ты всегда был для меня младшим братом. Тем, кого можно не замечать. И я всегда удивлялся, как ты смог всецело завладеть любовью матери. Я хотел, чтобы она любила только меня. Всё детство я спорил с тобой за право быть достойнее её любви. Я всегда завидовал тебе. И теперь… Когда я вижу тебя живым…

– Значит, это ты хотел отравить меня? – по-прежнему спокойно, но чуть дрогнувшим голосом, спросил Бернар.

– Да. Я подослал яд, но ты остался жив… и теперь…

Он замолчал.

– Что же ты намерен теперь со мной сделать?

– Тебя будут судить за побег.

– Неужели за столько лет император не забыл об этом?

– Светлейший император никогда ничего не забывает. Да к тому же, он сейчас в отъезде и поэтому судить тебя буду я.

– Но ты не имеешь права.

– Я приближённый императора И имею право на что угодно.

С этими словами он поднялся и вышел, и Бернар остался один. Тут его взгляд упал на стол. В стороне от нетронутого угощения стояла маленькая фляжка. Бернар подошёл и взял её. Во фляжке оказалась густая светло-коричневая с красноватым оттенком и с резким запахом жидкость.

«Неспроста всё это», – подумал он, «Что это за напиток? Ни на чай, ни на вино он не похож». И вдруг что-то звякнуло, ударившись о пол. Это был маленький пустой пузырёк из-под мази, которой Бернар смазывал порезанную на ферме руку. Повинуясь какому-то инстинкту, он быстрым движением влил в этот пузырёк несколько капель пахучей жидкости, завернул крышку и поставил флягу на прежнее место. Пузырёк он тщательно завернул в полы плаща.

«Пусть Эстор посмотрит».

Но не успел он отойти от стола, как вернулся Роберто. Бросившись к нему с криком:

– Не смей здесь ничего трогать! Эй, стража, уведите его!

И тотчас двое стражников вбежали в комнату и, схватив Бернара за руки, поволокли вниз по лестнице…

Его втолкнули в низенькую подвальную дверь и оставили одного. То помещение, где он оказался, не было темницей, здесь не было ни кованых решёток, ни сырых стен, ни железных колец – того, что всегда сопровождает понятие «темница». По-видимому, это был хороший каменный погреб, но Бернару от этого соображение легче не стало. Теперь-то он мог обдумать создавшееся положение. Времени на это у него была целая ночь. Его должны были судить на следующее утро, а дальше кто знает, что будет? Может быть даже и смерть.

«Неужели Роберто сошёл с ума? А если он будет меня судить, мне наверняка грозит смерть…»

На другое утро его привели в судилище. В высоком кресле посреди залы с резным судейским жезлом в руке восседал Роберто. Толпы богато разодетых вельмож стояли полукругом. Среди них Бернар узнал многих ярых прислужников императора, которые не любили ни Бернара, ни его мать и даже его отца, за их «не слишком сильную любовь к светлейшему императору».

«Уж они-то сделают всё возможное, чтобы меня осудили!» – подумалось Бернару, когда его вывели на середину залы к судейскому креслу. Роберто постучал своим жезлом по резным ручкам кресла и встал. Воцарилась полная тишина. Бернар снова почувствовала себе взгляды толпы, и невольно оглянулся вокруг. Почти все смотрели на него с нескрываемой враждебностью, даже те, кого он никогда не видел. И в Бернаре стало медленно расти и закипать чувство, похожее на раздражение и возмущение.

– Вы все видите этого человека, – обратился Роберто к собравшимся. – Многим из вас он хорошо известен. Этот человек, Бернар Гроцери. Он обвиняется в измене Его Величеству императору. Его вина велика! А что заслуживает предатель императора?

– Смерти! – раздалось несколько голосов сразу.

– Благодаря Арнольду, – продолжал Роберто, когда крики утихли, – Моим отрядом был схвачен предатель и доставлен на суд.

И тут вперёд вышел невысокий пожилой человек, лицо которого показалось Бернару очень знакомым.

«Так вот ты кто, Арнольд, – вспомнил он.

Это был один из послов, приезжавших несколько лет назад в страну Мечтаний, тот самый дениянец, который так не понравился Лебелии.

«Недаром ты тогда всё поглядывал на меня! Доносчик! Значит, не Дегуру служил ты, а брату моему! Прекрасно! Посмотрим, что будет дальше»…

– Если бы не Арнольд, преступник не понёс бы справедливого наказания. А жил бы себе, как прежде, в чужой стране, не изведав твёрдой руки правосудия.

Арнольд поклонился.

«А где же второй?» – подумал Бернар, «хотя, он, может быть, не причастен».

– Решайте, о вельможи, какая судьба ждёт этого человека.

Поднялся невообразимый шум.

– Казнить его! Казнить!

Кричали многие. Но тут из толпы вельмож вышел высокий седовласый старик в богатых одеждах и встал перед креслом Роберто. И Бернар узнал в нём старого друга его семьи, богатого и знатного вельможу. Он когда-то заступался за его мать.