Текст книги "Чудо для тебя"

Глава 13

Утром Настю разбудил не будильник, а чудесный аромат свежесваренного кофе. Стася поморщилась – шаблонные фразы дурацкой рекламы так и лезут в голову. Двадцать пятый кадр, не иначе. Она взглянула на часы – до подъема еще пятнадцать минут. Не стоит тянуть – эти минуты ничего не решат. Настя решительно выбралась из-под одеяла и нашарила тапочки. Стоп. С чего бы, собственно, такие неземные ароматы? Почему на кухне явно что-то происходит? Ваня должен еще спать сном младенца. Или она перепутала дни и ему сегодня в институт? Нет, сегодня вторник, мужу на работу не надо. Так в чем же, собственно, дело? Зевая, Настя побрела на кухню, на разведку.

Около плиты суетился Иван в трусах и фартуке. В турке доходил до кондиции кофе, на сковороде скворчали горячие бутерброды с сыром, муж вытирал жирные руки о… гм, заднюю часть трусов. Чудеса!

– Вань…

Муж отскочил от плиты как ошпаренный, единым слитным движением бухнулся перед ней на колени и вцепился в ночнушку:

– Стась, прости меня, идиота, а? Ну прости! Не знаю, что на меня нашло, прямо затмение какое-то.

Ваня прижался лохматой головой к ее рукам, душераздирающе вздохнул и заглянул снизу вверх в глаза. Настя судорожно втянула воздух сквозь намертво сжавшиеся зубы: горячая слезинка побежала по щеке, подкосились колени. Ванечка, милый! Такой родной и беззащитный, такой… трогательный. Этот кофе, эти бутерброды, это падение на колени… Вчерашний сумрачный вечер растаял, как туман.

– Ванечка, дурачок!

– Иван-дурак, точно, – покаянно согласился муж и крепко обнял за талию. – Я больше не буду, честно.

Настя слабо улыбнулась и разжала его руки:

– У тебя что-то сейчас сгорит на плите.

– Сейчас-сейчас. – Ваня засуетился, снял сковородку с огня, проверил кофе. – Иди быстрей в душ, все остынет.

Стася еще раз улыбнулась и побрела в ванную.

В этом весь Ваня: вспылит, покается, расстроится и улыбнется. И ее может заставить улыбнуться. Все еще может. Стася автоматически совершала утренний ритуал и не переставала думать о вчерашнем вечере – или о сегодняшнем пробуждении. Сегодня она уже не понимала, почему так расстроилась вчера, почему так вспылила, почему все казалось таким непоправимо испорченным. И почему она так откровенничала с незнакомым человеком? С абсолютным незнакомцем. И вчерашний разговор казался таким важным, таким знаковым, таким откровенным. Ведь обычные общие фразы, философия и рассуждения. Как может посторонний человек что-либо понимать в ее семейной жизни. Вот и Ваня сегодня мил, как никогда: завтрака в постель – или почти в постель – он ей еще никогда не подавал. Видимо, все неприятности – это просто следствие зимы и холода.

Пока Настя одевалась в комнате, Иван что-то напевал на кухне, фальшивил, забывал слова, но пел. Она прислушалась и легко распознала искаженную, но вполне узнаваемую «Бесаме мучо». Может, не стоило так легко прощать мужа? Глупо, но обида испарилась, казалось, что все наладится, все будет хорошо. Что муж ее по-прежнему любит, а она… она сможет опять полюбить его. По крайней мере, очень постарается. Он ведь хороший, пусть не лучший, но хороший. И ей уже не пристало ждать принца на белом коне. Тем более коней сейчас днем с огнем не сыщешь. Стася закончила макияж и вышла на кухню.

Ваня уже сервировал завтрак в лучших традициях: кофе, горячие бутерброды, масло, джем, тоненькие ломтики батона. Сам он успел сменить фартук на джинсы и рубашку, но причесаться так и не удосужился.

– Ванечка, ты просто подвиг совершил!

– Я теперь каждое утро буду совершать подвиги в честь моей принцессы.

– С чего бы это? – Настя отпила кофе и потянулась за бутербродом.

Ваня посерьезнел:

– Понимаешь, я в последнее время был просто невыносим, так дальше нельзя.

– И когда тебя осенило? – Настя слегка пожалела, что ответила так резко, но извиняться не стала.

– Сегодня утром, – смиренно ответил муж. – Я проснулся – а тебя нет. Я так испугался, просто чуть не умер. Я подумал, что… ты ушла. И сразу все понял.

Настя потрясенно молчала: она совсем не ожидала от обычно спокойного Ванечки такой бури чувств.

– Понимаешь, меня как током ударило: я ведь без тебя просто помру. Лягу – и окочурюсь. Медленно, но верно.

– Ваня…

– И еще я понял, что очень-очень тебя люблю, а веду себя безобразно. Больше этого не повторится, обещаю.

– Ваня…

– Ну скажи, что ты меня прощаешь, что ты никогда от меня не уйдешь, ну пожалуйста… – Иван говорил так быстро, что слова сливались в сплошную неразборчивую мольбу, страстную и жалобную.

Настя на секунду зажмурилась, пытаясь разобраться в себе, осознать такой неожиданный поворот. Странно. Может, ей стоило раньше пригрозить уходом – и тогда Ванечка проникся бы гораздо быстрей, не доводя отношения до кризиса? Чего уж тут скрывать – то, что происходит в последние месяцы, – это кризис. Что-то внутри оборвалось: ведь она не может точно сказать, что совсем не любит своего мужа, как не может с уверенностью сказать, что любит. Может, достаточно того, что он будет ее любить и носить на руках, если, конечно, все, что он сейчас наговорил, – правда. Всегда так. Достаточно ли просто подставлять щеку, достаточно ли позволять себя любить? Господи, пусть это будет именно так.

– Ванечка, я никуда не уйду, – почти прошептала она. – Никуда и никогда.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – Муж сорвался со своего места и опять бухнулся на колени. – Спасибо, Настька! Как же я тебя люблю!

Ваня встал, подхватил ее на руки и закружил по кухне:

– Аська, я тебя люблю!

– Ай! Поставь меня на землю, я опоздаю на работу! Ты помнешь мне костюм! – Настя продолжала вскрикивать и протестовать всю дорогу до супружеской кровати, пытаясь уворачиваться от поцелуев.

Иван уронил ее на все еще незаправленную кровать, Настя вздохнула и сдалась, ответив на поцелуй.

На работу она опаздывала так катастрофически, что пришлось поймать бомбилу, пообещать дикие деньги, лишь бы он домчал ее вовремя. Успела она просто чудом, но ни капельки не сожалела: минуты в постели, украденные у этого делового утра, были просто чудесными. Настя улыбалась, как девчонка, поднимаясь в бухгалтерию. «Может, в этот раз у нас получится с ребенком». – Эта мысль грела и заставляла глупо улыбаться. Пусть, пусть получится!

Софья уже ожидала свою заместительницу в Настином кабинете, нетерпеливо поглядывая на часы.

– Почти опоздала, – строго объявила Хозяйка.

Настя поставила портфель и сняла пальто:

– Почти не считается, Софья Николаевна, не так ли? – Заявление было рискованным, но настроение у Стаси было великолепным, поэтому риск не казался чрезмерным.

– Естественно, это я так, просто бурчу по-стариковски.

– Что вы, вы еще очень молодая.

– Чуть моложе дедушки Ленина.

– Ах, оставьте…

Манерность разговора просто зашкалила, и Софья рассмеялась:

– Оставим эти китайские церемонии, перейдем к делу.

– К делу?

– Кравцов из «Тайлера» убедил Кузьмича в своей кристальной чистоте. Меня он, впрочем, тоже убедил, так что мы с ними сотрудничаем. Скоро договор спустят на согласование. Но это не главное. – Начальница помедлила и внезапно предложила: – Пошли в мой кабинет.

Настя удивленно пожала плечами и последовала за Хозяйкой. В начальственном кабинете было накурено: Софья смолила, как паровоз, даже современная вытяжка не справлялась.

– Садись, милочка. – Хозяйка повелительно кивнула на диванчик для особо важных посетителей.

Стася послушно уселась, недоумевая, с чего такая благосклонность.

– Как ты знаешь, я ухожу на повышение. И не делай невинного личика, это знают все.

– Да, конечно, Софья Николаевна, поздравляю вас. – Настя удивилась еще больше – странно, что Софья докладывает ей о своем карьерном росте персонально.

– Об этом будет официально объявлено в конце недели, а еще через неделю я уйду. Акционеры торопят, да и дела холдинга зовут.

– Вы так скоро уходите? – Настя пыталась представить, как можно сдать дела новому человеку всего за десять дней. – Но это невозможно!

– Что невозможно?

– Невозможно передать все дела новому финансовому директору за такой короткий срок, просто не успеть. Он не сможет нормально работать, ведь он не знает всех тонкостей.

– Кое в чем ты права, но абсолютно не права по сути.

– По сути?

Настя совсем уже запуталась и решила просто выслушать, что ей хочет сказать Хозяйка. Наверное, попросит помочь новому начальнику вникнуть в дела, попросит быть ему такой же надежной помощницей, какой Стася была для нее.

– Еще до Нового года я объявила Кузьмичу, кого я хотела бы видеть на своем месте, кто справится лучше всех. Анализ по «Тайлеру» убедил его в этом. Моей наследницей станешь ты.

Стася почувствовала, что для одного утра слишком много хороших новостей. То, что сказала Софья, было просто чудесным, но просто невероятным. Она на месте Хозяйки. Абсурд.

– Ты что, язык проглотила, Анастасия Павловна?

– Н-нет, да, не знаю…

– Ох, кисейная барышня. – Софья закурила и покачала головой. – Плясать надо, а она застыла соляным столбом.

– Ой, Софья Николаевна, спасибо вам неземное! Оправдаю, не посрамлю и все такое…

– «И все такое», – передразнила ее Хозяйка. – Естественно, я абы кого не предлагаю на свое место. И не держу дурочек заместительницами. Заслужила. Вот и получай.

– Господи, и что мне теперь делать? – Настя все еще не могла прийти в себя.

– Работать, солнце еще высоко! Приказ будет готов в конце недели, тогда же я объявлю об этом. Принимай дела, Анастасия, избавь старушку от всей этой чепухи. – Софья потушила окурок и посерьезнела. – Кого поставить на твое место? Из наших теток вроде не выберешь, клуши.

– Не все. Я бы посоветовала Ульяну с основных средств. Она недавно вышла из декрета, ребенок в садик пошел.

– Что-то не припомню… Точно справится?

– Абсолютно точно, она то, что надо. Осталась без мужа и будет вкалывать за каждую копеечку, к тому же она очень аккуратная и внимательная, да и вообще умничка.

– Тебе видней, – кивнула Софья. – Тебе с ней работать. Вот сама ее потом и назначишь, это уже твои дела. А я под старость вознесусь в высшие финансовые сферы.

– Удачи, – искренне улыбнулась Настя. – И еще раз спасибо.

– Ладно, иди.

Стася вышла из кабинета и обессиленно прислонилась к стене. Господи, она – финансовый директор! Фантастика! Лидочка обеспокоенно покосилась на нее:

– Анастасия Павловна, вам плохо?

– Мне хорошо, мне просто лучше всех! – заявила Стася и рассмеялась. – Мне лучше всех, Лидусик!

– Обалдеть! – протянула секретарша, провожая Настю взглядом. – От Софьи в таком настроении не выходят. Или у Анастасии истерика?

Настя, слегка пошатываясь, добрела до туалета и уставилась на себя в зеркало: это, определенно, лучший день в ее жизни. Как ни крути.

Глава 14

Прогулка по центру Москвы утомила Алексея настолько, что, вернувшись домой, он поднялся к себе в комнату, лег и проспал до вечера. Когда проснулся, была почти полночь. Выяснилось, что Венька уехал: Старыгин обхаживал очередную пассию, на сей раз, по слухам, девушку из высшего общества. Зевающая Маргарита Викторовна накормила Алексея незамысловатым ужином и отправилась спать. Илюшка спал давно, и в доме царила тишина, нарушаемая лишь сытым мурлыканьем дремавшего в кресле Мессира.

Алексей уютно устроился на любимом диване, полулежа, с ноутбуком на животе. Интернетомания в чистом виде: полдня не видел дисплея и соскучился. Что там произошло в мире? Настроение после сна было легким и воздушным, как тополиный пух.

В почте лежало сообщение от Кравцова, скопированное и Вене, о подробностях договора с казино «Сапфир». На обратном пути в Тимоново Венька все уши Алексею прожужжал этим контрактом, для которого у него уже имелась пара блестящих задумок. «Блестящих, как сапфиры», – схохмил Алексей и сам поморщился от неудачной шутки.

Ну что ж, этот контракт даст фирме возможность подняться еще на одну строку в списке уважаемых рекламных агентств. У фирмы все будет хорошо, Кравцов с Веней ее вытянут. Не утруждая себя длинными пассажами, Алексей отправил Сергею только одно слово: «Отлично».

От него больше ничего и не требуется сейчас – только одобрение или неудовольствие, со всем остальным два других совладельца фирмы блестяще справляются сами. Кравцов – прекрасный финансист, взял на себя практически всю работу Алексея, когда тот был вынужден уйти от дел. Веня – гениальный креативщик, тонко чувствует тенденции развития рынка, генерит идеи даже во сне. У Старыгина генеральная доверенность от Алексея, его подпись теперь даже не требуется… «Меня вычеркнули, будто и не было».

– Глупость, – решительно сказал сам себе Алексей.

Господи, как же ему не хватало Маши. Если бы она была рядом, все было бы по-другому. Да, есть Илья и мама, но…

Руки сами собой открыли новый документ в программе Word, перебрали буквы, выстучали:

 
Закат над болотами чист, как слеза,
Душа к облакам, словно птица, летит.
Мне надо тебе очень много сказать –
Тебя не найти.
 

Алексей за всю свою жизнь не написал ни одного законченного стихотворения. Рифмованные строки приходили к нему обрывками, без начала и конца, а иногда даже без смысла. Зато часто с юмором. Смешные рифмотворчества доводились до кондиции легко и непринужденно, публиковались в ЖЖ, читались друзьями. Вот Венька – тот с детства строчил философско-романтические стихи в коленкоровых тетрадках, был любим учителями литературы и ездил на конкурсы выразительного чтения вместо уроков. Да и в юности любил впечатлять барышень складными виршами. Алексей же читал свои стихи-обрывки только Маше, иногда, в полной темноте и шепотом. А Маша никогда не отвечала словами, лишь…

И это он хотел прочитать только ей, но ее не было.

 
Из ломкого снега – в дорожную пыль,
Из лета – в холодную ярость пурги,
Из листьев осенних – в полынь и ковыль…
Прошу, помоги.
 

Дальше не писалось, сколько он ни ждал. Да и что еще сказать? Сколько ни будешь звать, дверь не скрипнет, Маша не войдет и не поцелует его в макушку.

Алексей захлопнул ноутбук и закрыл глаза. На кухне капала из крана вода, Мессир похрапывал, потрескивали батареи. Маленькие звуки придвинулись, обняли Алексея, и он остался один на один с хрустальным миром, где было слышно, как падают пылинки.

К десяти часам утра за ним пришла машина с водителем, работавшим на «Тайлер», – немногословным Степаном. В дни, когда приходилось посещать клинику, Алексей не пользовался услугами Вени как перевозчика и никого из родных не брал с собой.

– Доброе утро, Алексей Васильевич, – вежливо поздоровался Степан.

– Доброе, Степа. С Рождеством тебя. – Алексей устроился на пассажирском месте и пристегнулся. – Поехали.

– Сразу на Бауманскую?

– Нет, сначала на Чистые Пруды. Помнишь, где Архангельский переулок?

Степа кивнул: коренной москвич, он уже двадцать лет был за рулем и знал все закоулки Первопрестольной.

На Чистых находилась церковь Архангела Гавриила, в которую Алексей часто заходил, когда жил на Мясницкой. Все-таки Рождество, надо пойти поставить несколько свечей. Вообще-то Алексей полагал, что для разговора с Богом не нужно приходить в церковь: Бог везде и слышит тебя везде, даже когда ты молчишь. Но иногда у него возникала потребность прийти в Божий дом на земле и постоять, просто постоять там, не крестясь, и послушать.

Церковь наполняли совершенно особенные звуки – переступив порог, Алексей это заметил. Раньше, когда его восприятие действительности еще не было столь обострено, он вслушивался в шаги, в тихие голоса, но теперь понимал: это лишь внешнее. Церковь жила особой жизнью, потрескиванием свечей и запахом ладана, жирным жарким воздухом над огоньками, пряными лепестками лилий. Алексей купил несколько свечей и прошел в дальний угол, где из позолоченного оклада смотрели бездонные глаза Богородицы.

Огоньки затрепетали, когда он зажигал свои свечи.

Алексей посмотрел на потолок, покрытый росписью. Ангелы распахивали крылья, и ветер шевелил перья на них. Упитанные херувимы тянули к губам золотые трубы. Всюду курчавились облака, а из-за них лился свет.

Неужели так это и выглядит на самом деле?

– У тебя есть неплохой шанс узнать, – сказал он самому себе.

Здесь, перед Богом, следовало быть честным и не скрывать тоску, скрученную в тугую пружину. Даже сейчас, по прошествии многих месяцев, боль не стала меньше.

Бесполезно было говорить себе, что здесь ему становится лучше. Алексей постоял еще немного, развернулся и пошел прочь, от скорбных глаз Богородицы. Она ничем не могла помочь ему: ее скорбь была гораздо больше, чем его.

В клинике вокруг него сразу запорхали медсестры. Естественно, заметил проснувшийся в глубине души циник, им за это хорошо платят. Алексей отпустил Степана до вечера и отдал свое тело в умелые руки медработников. Клиника доктора Радова имела отличную репутацию, и персонал здесь был очень дружелюбный. Алесей машинально кивал и улыбался, когда с ним пытались завести разговор, но мысли его были далеко.

Лежа на кровати и глядя в потолок, голубенький, как мартовское небо, он пытался понять, зачем он здесь. Физическая сторона вопроса была ясна, по-прежнему оставалась неясна сторона моральная. К чему это все? Где смысл?

– Добрый день, Алексей Васильевич! – пророкотал знакомый густой бас.

Ипполит Георгиевич Радов соответствовал классическим представлениям о добром профессоре, который очень много знает и еще больше может. Алексею казалось, что он похож на профессора Преображенского из бессмертного произведения Булгакова. Ухоженная борода, густой голос, большие мягкие руки. Профессор носил круглые очки, напомнившие Алексею недавно прочитанную Илюшкой книгу о Гарри Поттере.

– Добрый день, Ипполит Георгиевич. Как дочь, как супруга?

– Благодарствую, все благополучно. – Старомодная манера речи также напоминала о медиках начала прошлого века. – Леночка поступает на мехмат. Ирина Петровна шлет вам привет. Как ваше драгоценное семейство?

– Все хорошо, благодарю. – Алексей перешел к делу: – Ну что, Ипполит Георгиевич, как там у меня все?

– Ох, голубчик, – вздохнул Радов, – обрадую вас или нет, не знаю… Состояние ваше лучше не стало… но и хуже, как ни странно, тоже. Вы все инструкции мои соблюдаете?

– Попробовал бы я их не соблюсти, – усмехнулся Алексей. – Мне бы голову оторвали.

– Ну вот и хорошо. А сейчас давайте перейдем к процедуре. Вам, может, музыку какую-нибудь включить или книга есть?

– Ничего не надо, – сказал Алексей, – я просто полежу.

Пока вокруг него суетились люди, прилаживая провода и датчики, он смотрел в потолок; но, оставшись один, огляделся. Палата не та, что была в прошлый раз. Немного похожа на ту, в которой он проснулся позапрошлой осенью.

А осень была великолепна.

Алексей закрыл глаза. Водоворот воспоминаний затянул в себя с жадной силой, и на сей раз он не сопротивлялся. Он вытянул руку, в которой был брелок и ключи от машины…

«Ауди» пищит сигнализацией, хлопки дверей, поворот ключа, урчание мотора. Светлая кожа салона, легкий запах хвойного освежителя, радио бормочет новости. Маша пристегивается ремнем, поправляет волосы.

Его руки привычно лежат на руле, гладкий асфальт убегает под колеса – вот уже мелькнул последний коттедж Тимоново. Дальше, почти до самой Ленинградки, только лес и берег Сенежа и редкие, особенно в такое время, в выходной, машины.

– Надеюсь, на шоссе пробок нет – мы и так задержались немного. – Маша страшно не любит спешить и опаздывать, тем более что в Большом они договорились встретиться с Кравцовым и еще несколькими коллегами и партнерами – намечается этакий бизнес-культпоход.

– Не волнуйся, успеем вовремя, – Алексей притапливает газ, и верная машина аккуратно вписывается в вираж. – Уже скоро плотина.

Алексей-призрак в отчаянии смотрит на свои руки, лежащие на руле, на цифры и стрелки приборной панели. Приборы светятся мертвенно-зеленым светом, добавляя в этот давно потерянный мир нереальности.

«Остановись!» Он не понимает, кого просит, к кому обращается, кто должен остановится: автомобиль или водитель? Машина продолжает лететь вперед. Дорога идет по лесу: желтые листья берез летят под колеса, падают, разлетаются, кружатся. Мелькают темные ели. Дорога упирается прямо в заходящее солнце. Маша зачарованно смотрит по сторонам: осенний хоровод завораживает ее и заставляет грустить.

– Осень очень красива. Иногда мне кажется, что умирать стоит осенью – тогда смерть красива, как смерть природы, и так же временна, до весны. – Маша перебирает жемчужное ожерелье и улыбается.

– Умирать вообще не стоит. Ты же знаешь – мы будем жить вечно.

«Жить вечно. Вечно жить. Умирать осенью…» Слова отдаются у него в голове, колют тысячей иголок, бьют в барабаны. «Жить-вечно-жить-вечно-жить». Четкий ритм больших барабанов, басовитый, пронимающий до костей гул.

Лес обрывается, и дорога вылетает на свободу: справа – мрачные болотины, пруды и камыши, слева – гладь озера до горизонта, яркая синева, блестящее зеркало в лучах закатного солнца.

«Все!» Агония.

– Алексей Васильевич!

– Соня, введите ему успокоительное.

– Алексей Васильевич, миленький, откройте глаза.

Веки будто свинцовые. Алексей открыл глаза – и немедленно зажмурился от яркого зеленого света. Бородатое лицо Ипполита Георгиевича словно парило в неестественном ореоле.

– Сейчас все будет в порядке. У вас резко подскочил сердечный ритм, с чего вы так переволновались? Впрочем, можете не отвечать.

– Все хорошо. – Как странно, язык слушается, губы тоже.

– Может быть, останетесь у нас на ночь, а?

– Нет, благодарю, я домой.

– Ну что ж… Лежите-лежите. Вам еще довольно долго лежать.

Алексей взглянул на часы – действительно, всего полчаса прошло. Секундная стрелка равнодушно падала вниз, к шестерке, потом ползла наверх. За топотом ног медперсонала, за добродушным ворчанием профессора Радова Алексей все время слышал ее сухие щелчки.