Текст книги "«Если бы старость могла…»"

Четвёртый: не-глупцы всегда недооценивают разрушительный потенциал глупцов. В частности, не-глупцы постоянно забывают о том, что иметь дело с дураком, в любой момент времени, в любом месте и при любых обстоятельствах – означает совершать ошибку, которая дорого обойдётся в будущем.

Пятый: глупец – самый опасный тип личности.

К тебе прямо относятся третий и пятый законы. И если ты не прекратишь орать на каждого, кто кажется тебе слабее тебя самой, я тебя обеспечу теми, кто кажется слабым, но тебя переломит, как прутик. Усекла?

И запомни: я никогда не шучу с дураками и никогда не нарушаю своего слова. Так что держись подальше от людей со своим злобным языком!

Баб Тоня повернулась уходить, но прихватила с собой Толика:

– Пойдём, у меня к тебе дело есть!

Глава 2

– Сколько тебе лет, Анатолий?

– Тридцать восемь.

– Что умеешь по дому?

Толик пожал плечами:

– Почти всё.

– А без почти?

– Технику не ремонтирую, а так всё.

– Тогда пойдём.

Баб Тоня завела его в свой домашний кабинет.

– Видишь, полки как прогнулись? Сможешь либо сделать новые стеллажи, либо эти отремонтировать?

– Да тут только и надо, что взять для полок более толстые доски. У тебя тут один и шесть сантиметра, а лучше взять три. Никогда не прогнутся. Так что легко. Это срочно?

– Не то, чтобы срочно, но лучше бы сделать, пока всё не рухнуло.

– Тогда надо поехать на рынок стройматериалов и выбрать – по толщине и цвету. А если снять размеры, то прямо там нам и порежут на нужную длину. Останется привезти и закрепить.

Порешили прямо завтра и поехать. Потом баб Тоня поила Толика чаем (а на деле кормила полным обедом), попутно выясняя, что ещё он умеет по дому. Выяснилось, что, поскольку он работал на стройке, числясь там штукатуром, но был на все руки мастером и подменял коллег на любом участке, то есть умел он практически всё, включая электрику.

У любой одинокой женщины всегда полно мужской работы по дому. Так что Толик получил длинный список предстоящих трудов. И всё это в промежутке между основной работой и предполагающимся отдыхом.

Баб Тоне эти работы были нужны не настолько срочно, чтобы вот прямо не откладывая ими заниматься. Но она отлично знала, что если население увидит её с Толиком дружеские отношения, а работы (поскольку могли выполняться только вечерами) займут примерно ближайший месяц, то впечатление от нападения Иды потеряет свою остроту. А ведь баб Тоня занесла в список первоочередных дел приведение мозга Иды хотя бы в относительно рабочее состояние. А поскольку идиота, который бы на Иде женился, в стране не нашлось, родня держалась от неё на максимальном расстоянии, то оставалась для вразумления Иды только баб Тоня. Эх, тяжела ты, шапка Мономаха… Но выбора ведь нет?

Прибежала Ксения с новостями: подругин дружок «очнулся», осознал, что натворил, турнул от себя «друга» и тут Ксения сообщила ему, что его девушка забеременела после той вечеринки. Так что теперь эти двое помирились и решили пожениться. Так что дружок предстал перед её родителями и сообщил, что хочешь не хочешь, а принять его руку и сердце их дочь просто обязана. Бастарды никому не нужны, так что родителям – сначала её, а потом и его – пришлось согласиться.

– Ну и прекрасно! – ответила баб Тоня. – Сама ты как?

– Я – нормально. Тренируюсь с девчонками. И уже пару раз новыми знаниями воспользовалась, так что стая преследователей значительно поредела. Но девушки пока остаются. Я всё-таки боюсь, мало ли отмороженных…

– Это правильно!

Вопреки своим правилам баб Тоня Ксению с Толиком познакомила, потому что он не был собеседником. То есть был, но инициативу проявила баб Тоня. Сам же Толик добровольно о своей жизни ничего не рассказывал и помощи не просил. Хотя остро в ней нуждался. Но если он начнёт здороваться с Ксенией, особенно на фоне дружбы с самой баб Тоней, вполне возможно, что человек немного приободрится. Помочь ему можно было только так – поднять его статус и авторитет.

Баб Тоня никогда не понимала «удовольствия унижать» более слабых, чем ты сам. Для этого нужно обладать особо извращённым умом и полным отсутствием морали. Будь баб Тоня психологом, она бы занялась изысканиями, чтобы понять, откуда такие берутся и как такими становятся. Ведь должны же быть какие-то конкретные условия жизни, чтобы человек вырос таким мерзавцем. Так что у баб Тони было против них только одно оружие: бить их тем же самым, чем они бьют слабых.

Тем не менее, она, как бы невзначай, поговорила с несколькими соседями, ввернув пару-тройку вопросов и замечаний в адрес Толика: золотые, мол, руки у человека! У неё книжные стеллажи грозили просто обрушиться, а он за день всё устранил и обещал помочь ещё по нескольким проблемам: окна (а они у баб Тони оставались деревянными) рассохлись и страшно сифонит, замки сходят с ума, требуют внимания, на балконе шнуры для сушки белья появились…

– Я даже не предполагала, что он такой умелец. А главное – не пьёт. Так, пиво только. Но домашней еды явно давно не пробовал. Вы бы в гости его хоть иногда зазывали, посадит желудок окончательно!

Соседи, донельзя удивлённые, только переглянулись и кивнули. Но и не упустили случая предложить:

– Ты, баб Тоня, зови, если что починить надо…

– Теперь уж нет, теперь я только Анатолия буду звать. Работает, как для себя: чисто, аккуратно и, главное, качественно!

И баб Тоня пошла дальше, вроде как продолжила путь в магазин. Она в пустых разговорах никогда не была замечена! А останавливалась только поздороваться. Мужчины же остались чесать в затылках: получается, своего дали в обиду. И кому: злобной Иде!

До магазина баб Тоня не дошла: с ней поздоровалась и тут же вступила в беседу соседка из третьего дома. Они были знакомы только вприглядку, но женщина была настроена решительно:

– Тоня, можно с тобой посоветоваться?

Баб Тоня только плечами пожала: ну, если срочно…

– Понимаешь, ко мне приехала из провинции родственница. Поступила учиться и живёт. Я человек одинокий, мне лучше, когда кто-то есть в доме. Но она потихоньку-полегоньку и начинает загребать под свои вещи всё больше территории – захламляет буквально каждое помещение – и стала понемногу перестраивать уклад в доме под себя. А мне это сильно не нравится!

– А ты ей говорила, что так делать не нужно?

– Конечно! Но она делает удивлённые глаза: о чём это вы, типа!

– Пойми, это твоя гостья делает не со зла: так автоматически поступают в новом месте все люди. Ей твой уклад не то, что сильно не нравится, а непривычен. То есть ей стало в твоём доме настолько не комфортно, что она пытается устроить так, чтобы ей полегчало. При этом она вряд ли хочет устроить тебе неприятности. Так что – раз уж ты её впустила пожить – тебе тоже нужно немного уступить. Она же у тебя не в рабстве, верно? Она гостья, пусть и долго живущая. Надо договариваться!

– Она меня не слышит.

– Значит, ты употребила не те слова. Спокойно объясни, что ты привыкла к своему укладу, а она, меняя его на свой, ставит тебя в неудобное положение. Ей легче к тебе приспособиться: она ведь молодая? Поступила учиться – значит, молодая. А молодые легче привыкают. Объясни спокойно и вы сможете договориться, как не ущемлять друг друга.

– Тонь, а может – ты?

– Если ты договориться не сумеешь, я приду, конечно. Но я уверена, что сумеешь. Только не обижай её, а спокойно и убедительно.

Только после этого разговора баб Тоне удалось продолжить свой путь. И хотя особой нужды в посещении магазина не было, баб Тоня, тем не менее, ходила туда практически ежедневно, считая это прогулкой. Иногда она специально шла в дальние магазины, когда требовалось размять ноги более основательно. Или проветрить голову от чужих проблем.

– А я к тебе в гости иду, – вдруг огорошила её старинная подруга Маня, то есть Мария Степановна.

– А позвонить и договориться слабὀ?

– А я просто по делам в твой район заехала. Дай, думаю, к Антонине зайду, уж коли здесь оказалась.

– Я пока в магазин. Пойдём, тортик прихватим. Гостей дорогих надо встречать с шиком и щедростью!

Они прихватили не только тортик, но и – редкий случай – бутылку коньяка. С ним чай намного вкуснее и полезнее. Тем более, коньяк полезен для расширения сосудов, что в возрасте подружек тоже имеет значение! Уж больно баб Тоне много нервов вымотали последние события. А уж коли подруга заявилась – дружили они уже лет тридцать, с института – имеется повод сбросить стресс.

Переговорили обо всём – не виделись уже несколько месяцев – а потом Маня вдруг затронула неожиданную тему.

– Послушай, Тонь, я в эти дела твои не лезу, но как ты одна управляешься с толпами, как ты их называешь, собеседников? Может, есть смысл организовать нас, твоих друзей и помогать им вместе?

– Видишь ли, в чём дело, община – вещь хорошая. Но не в данном случае. Тут важен контакт один на один. Вот приходит, допустим, кто-то с проблемой, а мы тут сидим трое либо четверо и в три глотки начинаем человеку советы давать. И что он сделает?

– Что?

– Превратит наши рекомендации в сборную солянку советов. И поступит, после какой-то, дай Бог, чтобы удачной, стыковки трёх разных советов, по четвёртому варианту. Своему. А потом всем трём будет предъявлять претензии. Потому что поступит непременно неудачно: если бы человек знал, что делать, он за советом не пошёл бы. А так: один советчик – один ответчик.

Кроме того, что мешает вам, каждому и каждой, работать в своём районе и делать то же, что и я? Согласись, что четыре человека в разных местах города лучше, чем четверо в одном месте? Ведь людям придётся ехать именно в мой район. А так они бы обратились к вам и не теряли времени зря.

Кроме того, у каждого из вас, небось, тоже есть какие-то связи, чтобы помогать нуждающимся? И если бы нас появилось четверо таких, мы этими связями могли бы обмениваться, чтобы помочь всем обратившимся.

– Надо подумать, – сказала Маня.

– Думать всегда полезно. Особенно если мозги – рабочие и при этом есть понимание, куда думать и о чём. И какова цель этих размышлений, то есть к чему следует придти в итоге.

– Не подкалывай, я привыкла за столько лет.

– А я вполне серьёзна.

– Кто бы спорил!

Подруга внимательно смотрела на Антонину, сомневаясь, как будет воспринято ещё одно её предложение.

– Тонь, а ты не думала о том, чтобы со своих клиентов брать деньги за консультации? Обычный бизнес, так все делают.

И тут же поняла, что рискнула, причём основательно, их отношениями, потому что Антонина смотрела на неё с таким потрясением, переходящим в оторопь, будто вдруг обнаружила, что дружила три десятка лет не с человеком, а с каким-то монстром!

– Бизнес? А о существовании такого понятия, как помощь, причём безкорыстная, ты никогда не слышала? Где были мои глаза три десятка лет? Или это ты только теперь стала такой… То есть дала себе и своим наклонностям волю? Или в молодости сама не знала, что в тебе сидит?

– Не злись, я просто предложила!

– А я твоё предложение отметаю: никакого сотрудничества не будет. Ты, если хочешь, можешь брать и деньги, но ко мне с подобными предложениями не суйся. А то распрощаемся. Несмотря на десятилетия дружбы. И запомни: я помогаю. А ты, как выяснилось – бизнес-менша. Ну-ну!

– Тонь!..

– Молчи!

Дальнейший разговор, перешедший в разряд – светский, не заладился и подруга стала собираться домой.

– Ты мне вот что скажи, Маня, ты откуда взяла эту идею? Сама додумалась или подсказал кто?

– Муж.

– Привет ему. Давай, до свидания!

М-да, тридцать лет доброй дружбы – коту под хвост! И ведь просила – не рассказывай никому, кроме нуждающихся, что есть такая баб Тоня, которая поможет. Нет, доложила мужу. А у мужа, как у всякого мужчины, немедленно сработала деловая хватка: тут же денег можно снять немеряно! А про расклад, когда о деньгах и речи быть не может, ему можно даже не рассказывать? Если денег снять можно, то непременно и нужно!

Баб Тоня решила в будущем всегда, непременно, спрашивать у звонящих, кто им дал номер её телефона. И если окажется, что – Маня, быть особо бдительной: кто-то может предложить деньги напрямую, кто-то попытается «забыть» конверт, кто-то сделает вид, что просто в подарок что-то принёс. Следовательно, придётся предупреждать и убеждаться, что её слова восприняты серьёзно.

Но девушка, которую привела Ксения, вряд ли думала об оплате услуг баб Тони, ибо нуждалась в серьёзной помощи. Она была сокурсницей Ксении и как-то сразу к ней прильнула: сколь сложным и трудным не было бы положение семьи новой подруги, у самой девушки ситуация была куда серьёзнее. Даже – страшнее.

Отец избил жену, мать девушки, так, что она от этих побоев умерла. И больница не помогла. Старший сын, в отместку, избил отца настолько страшно, что тот стал инвалидом, а сын сел на пять лет. Осталось три сестры, каждая из которых оказалась в очень сложной ситуации. Девушку, просящую баб Тоню о помощи, Аллу, забрала самая старшая сестра, четвёртая, которая жила с мужем в другом городе. Две средних остались вдвоём, на попечении тётушки, сестры покойной матери. Но у тётушки была своя семья…

Всё пережитое оказало на Аллу такое впечатление, что она не могла оставаться в любом помещении, да и вне оного, одна, нервы были на таком постоянном взводе, что любое шевеление пёрышка вызывало реакцию, которая соответствовала бы появлению дикого зверя.

Понятно, что практически никто не рисковал с ней, такой неадекватной, болезненно реагирующей на самые простые вещи, дружить. А Ксения рискнула? Тоже нет. Просто привела к баб Тоне. Ведь она уже стольким помогла, значит, и с Аллой разберётся.

Самым верным решением было, для начала, отправить девушку на лечение к невропатологу, а то и положить в больницу. Алла сопротивлялась, – мол, ей уже никакие врачи не помогут! – но баб Тоня заявила, что в этом случае она отказывается помогать!

– У тебя дико расшатана нервная система. Это не голова с катушек слетела, а нервы не выдержали всего, что тебе досталось. Понимаешь разницу? И до тех пор, пока ты нервы не вылечишь, ты – и никто – в своей жизни изменить не сможешь. Люди тебя боятся, потому что ты к любому человеку просто прилипаешь. Это очень не привычно, часто резко неприятно, и они резко отстраняются. Просто потому, что каждому живому существу нужно личное пространство. А ты это пространство у них отнимаешь. Ко мне можешь прилипать, но только в случае твоего согласия лечиться. Я буду тебя каждый день в больнице навещать, пока тебе не станет легче. Точнее, пока не вернёшься в норму. Нервы не вернутся в норму.

Имей в виду, что врач – моя давняя знакомая, отличный специалист. И она может записать тебя либо под любой другой фамилией, либо и вовсе, как анонимную пациентку.

А с бурсой твоей я улажу: позвоню и скажу… – неважно, что скажу. За прогулы тебя не отчислят. А через пару недель вернёшься и продолжишь с того же места. Тем более, что Ксюша будет приносить тебе записи лекций и помогать усвоить материал.

– А ей это зачем?

– Я помогаю людям при одном условии: они потом непременно помогут кому-то другому. А Ксения мне должна. Как и ты будешь должна. Когда-нибудь я пришлю к тебе человека и скажу, что следует сделать, чтобы помочь. И ты поможешь. Это жизнь.

И Алла согласилась, скорее всего – от безысходности. Хотя была уверена, что вряд она кому бы то ни бфло сумеет хоть в чём-то помочь… Потому что если человек не в состоянии найти для себя на планете место, где тебе хотя бы не будет страшно… Не говоря уж – уютно…

А назавтра баб Тоне принесли «повестку» из управы. Баб Тоня не знала, чем объяснить вызов туда. Но пошла. Что странно: никаких телефонов или обратной почты на приглашении не было. Придя, нашла указанный кабинет – без таблички! Только с номером комнаты – и вошла.

– Я Антонина Тимофеевна Дворцова. Получила какое-то странное приглашение. Вот оно. Не знаю, кто и зачем меня звал, но я решила придти и выяснить. Так кто и зачем звал?

За столом в кабинете, номер которого значился в приглашении, сидели трое. Представились ответственными за помощь населению по разным аспектам. Баб Тоня не потрудилась запоминать их имена, потому что уже догадалась, что у них на уме. Но с виду спокойно слушала, пока не высказались все трое.

Ну, конечно: они организуют контору, в которой будут начальниками, баб Тоне предоставят комнату для ежедневных приёмов страждущих и даже обещали зарплату.

– Самое главное, – ответила баб Тоня, – что зарплата будет у вас троих. И, уверена, минимум втрое более высокая, чем у меня. – Она подняла руку, останавливая возражения. – Вы забыли объяснить только одно: мне это зачем? Я без вас уже несколько лет вполне успешно помогаю людям, причём совершенно «безвозмездно, то есть даром» – как выразилась сова из знаменитого мультфильма. А вы, как я понимаю, тоже бизнес-мены и норовите попастись на этой полянке, разве нет?

Дорогие граждане несостоявшиеся мои начальники: ваше предложение мне совершенно не интересно!

– Мы запретим вам заниматься этим!

– И на каком основании? Ни в административном, ни в уголовном кодексах нет статьи, предусматривающей наказание за беседы с людьми и помощь им. За оставление без помощи – что вполне можно вменить вам, каждому, в вину – статья есть и вами вполне могут заинтересоваться соответствующие органы. А мной – нет. Я денег за помощь ни с кого не беру и не собираюсь. Так что карьеры вам на мне не построить и богатства не заработать. Вам никто не говорил, что помогать следует без мзды?..

А если ещё раз вы в мою сторону посмотрите… У меня очень хорошие связи. И там, где надо. Счастливо оставаться!

Баб Тоня первым делом позвонила Мане:

– Что-то я забыла, подруга, где и кем работает твой муж?

Естественно, он работал в управе, только другого района. Ну, чиновники все друг с другом знакомы, чтобы не сказать хуже.

Негодяи! Наблюдали за ней, баб Тоней, обнаружили, что нуждающихся в помощи много – очень много! Практически каждый! – и решили на чужих страданиях заработать! Ведь дело-то супервыгодное: никаких вложений не требуется! Только пара-тройка комнат в управе, где ты хозяин и есть. Да баб Тоню заарканить! Вот она, золотая жила!

С этого дня баб Тоня каждого собеседника просила передавать всем, что если их пригласят в какие-то центры для оказания помощи и станут требовать оплату за это – отказываться решительно!

– Помогать за деньги может только слуга сатаны! Люди помогают просто потому, что они люди!

Но не прошло и месяца, как баб Тоне позвонил некто, заявивший, что у него талон на приём к ней, баб Тоне.

– Талон? И кто его выдал?

– Центр психологической помощи при управе.

– Я ни в каком центре не работаю и никаких талонов не принимаю. Кому платили, к тем и обращайтесь!

– Но у меня талон именно к вам!

– До свидания!

В первое мгновение баб Тоня хотела пойти в этот центр и разнести его к чёртовой матери. Но сработала выдержка и она села подумать, кто мог бы ей помочь разнести такой центр организованно. Сверху. Получалось, что мэр города или кто-то из его окружения.

Знакомые, причём оказавшиеся у баб Тони в долгу, у неё были везде, включая, что называется, самый верх. И не только города и области!.. И она определилась, кто способен помочь.

Подробнейшим образом рассказав о ситуации, баб Тоня воззвала не просто о помощи, но о применении законодательства:

– Меня втягивают в аферу! Берут с людей деньги и отправляют ко мне. И это при том, что я наотрез отказалась с ними сотрудничать: я за всё время, что помогаю, ни с кого копейки не взяла. Больше скажу: мне это и в голову не приходило! Я просто помогаю! Потому что знаю, как разрешить многие ситуации и потому, что у меня есть множество знакомых людей, с большой буквы Людей, которые сами когда-то нуждались в помощи! Это та плата, которую я беру: обязательство в будущем помочь другому человеку! А эти денег решили по-лёгкому срубить! Талоны они ко мне выдают!

– Спокойно, Антонина Тимофеевна, разберёмся! Так как, вы говорите, фамилии этих шустряков?

Баб Тоня назвала фамилии, причём с именами-отчествами: ни разу к ним в том разговоре не обратившись, их данные она запомнила на всю жизнь. Вот что шок делает с людьми! Так что она добавила к фамилиям не только описание внешности, но и личные впечатления от этих двуногих.

– Я перезвоню, когда ситуация будет решена, – сказал высокий чин. – А вы не волнуйтесь, теперь это моё дело!

Интересно, сколько понадобится человеку власти времени, чтобы придавить к ногтю этих гнид? Оказалось – всего один день. Человек позвонил баб Тоне уже вечером и сообщил, что все трое уволены с волчьими билетами из государственной структуры с запретом работать в ближайшие пять лет в любых других подобных структурах. Сам центр помощи населения переведён на финансирование государством, прикреплён, юридически и финансово, к региональному министерству здравоохранения, так что никакой платы с посетителей никто взимать не будет. А если попробует: последует за предыдущими тремя. Сотрудников – психологов – отобрали специалисты, подначальные человеку, а потому баб Тоня тоже может получить кабинет для приёмов и даже зарплату – если сочтёт это для себя необходимым.

– Нет, никакой зарплаты мне не нужно, у меня пенсия есть. Плюс я подрабатываю по специальности. Так что…

– Воля ваша. А кабинет возьмите: это куда удобнее для людей – знать, где вас можно найти в городе.

– Но там, небось, план – сколько людей следует принять?

– Никаких планов – сколько сможете принять, столько и примете…

Пришлось баб Тоне заказать визитку с адресом и телефонами центра и номером своего кабинета. Уж на три-четыре часа в день она всегда сможет от редактирования оторваться… Но всё это баб Тоне не нравилось: так она была сама себе голова, а теперь придётся кому-то подчиняться, с кем-то что-то согласовывать… Но, поскольку никакой зарплаты она здесь получать не будет, не особо-то и смогут покомандовать. Она – на добровольных началах, так что практически останется сама по себе.

Накомандовалась она за свою длинную рабочую жизнь, накомандовались и ею. Больше ей не вынести ни того, ни другого.

С другой стороны, больше трёх-четырёх человек за один приём она принять никак не сможет. Опыт показывает, что на каждого приходится тратить самое малое час. Плюс перерыв между визитами. Стряхнуть с себя горе предыдущего собеседника. А так – здесь перерыва можно бы и не делать, люди изначально готовы к визиту в центр помощи.

В общем, ежедневно три часа. И тех, кто будет идти к ней домой, тоже придётся принимать. Но уже в другие, личные, часы.

А ведь ещё подработка – тоже требуется время!

Первый день выдался тяжёлым. Во-первых, её тут же вызвали к начальству. С виду дама выглядела симпатичной. Но только до мгновения, пока не открыла рот и не начала поучать баб Тоню, как той на свете жить.

– Во-первых, – ответила баб Тоня, – я никакой зарплаты здесь получать не собираюсь. И вам, кстати, не советую. Во-вторых, работа с каждым человеком не заканчивается после приёма. У меня принято помогать до конца: чтобы та проблема, с которой человек обратился, была разрешена раз и навсегда. А поэтому, я, к примеру, до сих пор навещаю в больнице одну девочку. И буду заниматься с ней, пока всё не закончится.

Так что моё время – это моё время. А куда я его трачу, вас не касается. И я буду вести тех, кто ко мне обратился, до полного разрешения проблемы. Как всегда и делала. И как настоятельно рекомендую установить для всех, кто будет работать на «должности» вроде моей. Потому что с человеком, пришедшим за помощью, в девяти случаях из десяти, просто поговорить – мало! Обычно нужна какая-то реальная помощь, не финансовая. Например, поговорить с теми, кто для человека проблему создал и не желает прекращать свою деятельность по унижению и даже преследованию этого человека. А бывает нужно помочь и в чём-то другом. Психологически поддержать на пять минут, а потом отправить в то же место и состояние – это не помощь! Это как раз тот самый тысяча первый способ!

– Но ваша работа принадлежит центру.

– Моя работа принадлежит Богу. Я людям помогаю давно, обходилась без вашего центра все годы и дальше обойдусь. А хотите знать, почему я сюда всё-таки пришла? Чтобы присмотреть за вами и прочим начальниками: не станете ли вы, как Бендер, применять именно тот, тысяча первый, относительно честный, способ отъёма денег у населения. И если примените – отправитесь вслед за первыми тремя. Мечтаете о волчьем билете? Так я всегда готова помочь!

– Что вы такое говорите?

– Правду. Она мало кому нравится. Особенно тем, кто в мягких креслах сидит. Повторяю: либо откажитесь от зарплаты, либо найдите другую работу. Никаких денег с посетителей брать категорически нельзя!

А заодно учтите: чтобы помочь человеку – мало одного или даже нескольких приёмов! Следует досконально разобраться, пообщаться с окружением, привлечь связи, если потребуется! Человек должен вообще забыть о той проблеме, с которой обратился! И без всяких денег!

– Те немногие работники центра, включая меня, которые будут получать зарплату, получать её будут из средств министерства здравоохранения города. В самом центре никаких форматов получения денег от посетителей нет и не будет. Гарантирую! Всё, что центру потребуется, канцтовары, к примеру, будет приобретаться из средств того же министерства.

И, кстати, мне на что жить прикажете? Я святым духом питаться не умею. И семья моя тоже. Да и другие работники не умеют.

– Отлично: вот с министерства и получайте. Кстати, предвижу заявления, что многие посетители добровольно захотят оставить тут какие-то суммы. Допускаю! Тогда вам, как руководству, рекомендую установить связи с ближайшим детским домом, больницей, домом престарелых и храмом, а ещё лучше – епархией! Установите в холле центра, в присутствии представителей этих учреждений, ящики для пожертвований. И запечатайте их, закройте на ключи, а сами ключи храните в одном из учреждений. А ещё лучше – в ячейке одного из банков! Ящики проверять в конкретную дату, опять же, в присутствии представителей учреждений, передачу денег оформлять по протоколу, подписанному, дополнительно, представителем банка либо министерства, снова закрыть и положить ключи в место хранения. Так к липким ручонкам некоторых последователей Остапа ничего не приклеится!

Неизвестно, чего от баб Тони ожидала начальница, но явно не того, что получилось! Не просто отказ подчиняться и шагать в ногу с коллективом, но яростное настаивание на совершенно других приоритетах!

– Вы ведь должны понимать, Антонина Тимофеевна, – начальница попробовала постелить помягче, – что существуют общепринятые для подобных нашему учреждений нормы и требования: должно быть достигнуто определённое число принятых посетителей, жалобы по темам и прочая отчётность…

– Я всё понимаю, не первый день живу! И потому уверена, что отчётность должна быть только по одному пункту: сколько людей с нашей помощью свои проблемы решили окончательно и безповоротно. А всё остальное – от лукавого! Вы и такие как вы будете составлять отчёты, куча начальников повыше будет их читать и ничего не предпринимать. Зато зарплату получать будут все. И по моей квалификации это не специалисты, а нахлебники! Людям в беде от них пользы даже меньше, чем рыбе от зонтика! Расскажите-ка мне волшебную историю, когда отчёты спасли хотя бы одного человека! Таких случаев не существует и существовать не может. Потому что за время, пока одни пишут, другие читают отчёты, не один – сто человек погибнут!

– Отчёты придётся писать и вам.

– Все мои отчёты будут состоять из одной фразы: человеку оказана помощь. А если вы намерены излагать детально проблему и пути её решения – без меня. Я не имею привычки разносить сплетни о чьих-то бедах по всему белу свету. А если вы это начнёте делать – я вам заранее сочувствую!

– Но мы должны показывать результаты работы?

– Кому? Тем, кто вам зарплату будет платить? Вот вы и показывайте. А я не стану. А начнёте настаивать – просто уйду и всё!

– А как же вы будете контролировать нас на предмет тысяча первого способа Бендера?

– Об этом не волнуйтесь: у меня есть свои методы против Кирпича-Сапрыкина. Так что или вы обеспечиваете нормальную работу центра помощи, либо… Не хочу грозить, но это живые люди, а не объекты ваших отчётов! Если же я узнаю, что вы вписываете в отчёты конкретные истории людей, обратившихся за помощью… Лично прослежу, чтобы тогда помощь понадобилась вам!

– Не надо мне угрожать!

– У меня есть основания и право! Знаете, как появился этот центр? Муж моей бывшей подруги решил на идее помощи, чем я занимаюсь уже многие годы, провернуть бизнес! Я-то, «дура», денег никогда не брала, а он увидел тут прямо-таки золотую жилу! И вылетел из управы, как пробка! Причём с запретом занимать должности – любые! – в государственных учреждениях! Тут так: либо помощь, либо бизнес. Третьего не дано!

– Полагаете, что у меня совести нет?

– Не знаю. Я вас первый раз в жизни вижу. Но мой опыт говорит, что тут могут выясниться большие сложности. Насчёт совести и прочего.

Баб Тоня повернулась и вышла. К ней уже получили талоны три человека. А начальница довела её до злости, что совершенно неприемлемо: баб Тоне следовало сначала успокоиться и забыть об этом разговоре.

Но успокоиться не удалось: человек с талоном уже сидел под дверью. И баб Тоня пригласила его войти. Долгая жизнь научила её концентрироваться мгновенно, отбрасывать любые негативные эмоции перед общением с людьми, которым предстояло помочь.

История парня была не то, чтобы уникальной, но очень тяжёлой. Отец застал мать с любовником, она стала убегать, он – догонять, и оба дружно влетели под грузовик. Мать сразу насмерть, отец пару дней полежал в реанимации, но всё-таки отправился догонять изменницу. Похоронил сын обоих и оказался опекуном – в семнадцать лет – тринадцатилетней сестры.

Из родни – одна бабушка, мать отца. Старуха суровая и лютая. Сразу отказалась иметь дело с внуками, только помогла с опекой: оформила на себя, но больше делать ничего не стала. И вот остались эти двое детей одни на всём белом свете. Девочке в школу ходить, а она не в состоянии. Этот ещё учится в колледже, профессию приобретает. Конечно, какие-то деньги им выделили, но, естественно, получала их бабушка. Закупала на всю сумму продуктов, с доставкой им на квартиру, оплачивала счета, но сама появлялась примерно раз в две недели.

– И какой помощи ты ждёшь?

– Да я тут с ребятами гулеванил, то есть как бы поминки справлял, а на утро оказалось, что я подписал документы о продаже родительской квартиры. Трёхкомнатной, у метро Динамо. Взамен нам с сестрой, коренным москвичам в восьмом поколении, «выдали» однушку в области, километрах в пятидесяти. Я там не был ни разу, да и сомневаюсь, что сестра туда поедет когда-нибудь. В общем, мы теперь бомжи с ней.