Текст книги "Горькая полынь моей памяти"

Глава 22
Карима. Прошлое. Поволжье

Накануне приезда Дамира

Приближался последний звонок, а за ним и выпускной после девятого класса. Из класса Каримы никто не уходил, кроме Лены. Ей разрешили, в качестве исключения, доучиться до конца года, сдать экзамены и перейти в другую школу или колледж. Всё равно выпускной родители решили провести с размахом. Дети, естественно, не возражали. Кто откажется от праздника на теплоходе?

За будоражащими приготовлениями к празднику, за выбором платья, обуви, причёски и бесконечными обсуждениями с одноклассниками программы мероприятия, Карима подзабыла историю с Равилем Юнусовым. Тем более, он никак не напоминал о произошедшем, а Горшков и вовсе потерял всякий интерес к ней, демонстративно обходил её стороной. Равиля, в свою очередь, избегала сама Карима. Избегала тщательно, всячески внушая себе, что вовсе и не думает о нём, совсем. Ни чуточки!

Впрочем, обманывай себя – не обманывай, а не думать о Равиле у Каримы не получалось. Мысли то и дело возвращались в тот майский день, а потом и к короткому диалогу у кабинета отца. И главное, какой вопрос хотел задать Равиль? А если хотел, почему не задал? Надо бы успокоиться, забыть об истории в парке, о Равиле, о буравящем, прошивающем насквозь взгляде, но не получалось.

С утра мама была не в настроении. У Алсу и Назара вовсю шли летние каникулы, они успевали перевернуть вверх дном две свои комнаты и зал ещё до завтрака, схлопотать от родителей, а к обеду несколько раз подраться. И так каждый день. Любая мать сойдёт с ума с такими неугомонными погодками, даже такая терпеливая, как их. Динар умудрился подхватить простуду, и это летом-то! Скоро должен был приехать Дамир из Америки, несколько лет торчал там безвылазно, а дома стоял настоящий бедлам, неудивительно, что мама нервничала.

Впрочем, может, дело не в этом, может, из-за того, что папа не ночевал дома? Сказал, что останется в городе, у друзей, чтобы не возвращаться домой на такси, планировал выпить. Вот только Арслан Файзулин не употреблял алкоголь, и все это знали, как и то, у каких «друзей» он оставался время от времени.

Был выходной день, накануне мама пообещала свозить Кариму в город, нужно было забрать платье на выпускной из ателье, но увидев настроение родительницы, решила не напоминать. Лучше пересидеть бурю где-нибудь в уголке. На самом деле Зарима редко ругалась на детей, кажется, она и голоса повышать не умела, всегда хватало взгляда или поднятой в недоумении брови, чтобы провинившийся понимал, что он виноват, но Карима всё равно в то утро избегала встречи с мамой. Она безумно боялась увидеть в её глазах слёзы или грусть…

Что тогда делать Кариме? Что говорить? Имеет ли она право на недовольство или жалость? Или злость на отца… Кариме совсем не хотелось отвечать себе на подобные вопросы. Она отчаянно завидовала Алсу и Назару, чьи переживания сводились к ежечасной ругани, а потом дружбе, да такой, что водой не разольёшь.

Карима потолклась на кухне, помыла фасады мебели, натёрла до блеска кафельный фартук, отмыла плиту и духовку так, что от новой не отличишь, перетёрла стаканы в шкафчике, полы вымыла руками, потом во всём доме, тоже руками… а время и к обеду не подошло. Посидела у эби, вызвалась помочь, но и та маялась от безделья, медленно перематывая клубки шерсти. Зимой будет вязать носки, шарфы, шали. Эби говорила, что удивить ей родных подарками сложно, а вот носочки всегда пригодятся, а умрёт она – память у людей останется.

Намаявшись от неясной тревоги, повисшей в доме угнетающей атмосферы, Карима отправилась в огород. Что ещё делать? Сорняки всегда найдутся, будет пропалывать все подряд грядки, а там и время обеда придёт, а лучше сразу ужина и сна. Закроется в своей комнате, скажет, что читает заданную на лето литературу, и никто её тревожить не станет.

Солнце стояло в зените, жарко стало невыносимо. Карима надела широкополую шляпу, а домашние брюки наоборот сняла, сменив их на коротенькие спортивные шорты и майку. Раскорячившись в неудобной позе, Карима выискивала сорняки и дёргала их по одному, с корнем, так же хотелось с корнем вырвать тревогу из своего сердца или хотя бы разобраться, откуда она. Что тому причина? Мамино настроение, отсутствие отца или… всё-таки Юнусов Равиль? Уж себе-то можно признаться.

– Привет, – раздалось сверху. Лёгок на помине! Карима от неожиданности покачнулась, а потом и вовсе приземлилась коленками на грядку, еле успев выставить вперёд руки, но была перехвачена за талию сильной рукой Равиля и водружена в исходную позицию. – Осторожней, – со смехом проговорил мужчина. В её глазах Юнусов Равиль – не парень, а мужчина.

Она скосила глаза в его сторону, тут же вспыхнула, сообразив, что мало того, что вид у неё невзрачный, так ещё и откровенный. Шорты по длине ей стали малы ещё прошлым летом! Попа ещё помещалась, Карима в рост пошла, а вот по длине еле-еле ягодицы прикрывали. Это когда стоишь, а она нагнулась, раскорячилась над грядкой. И майка… Всевышний! Почему Равиль всегда застаёт её в каком-нибудь непристойном виде?!

Почему-то забылось, что ещё зимой она спокойно сидела при нём в зале, смотря фильм, и лопала чипсы, которые он же принёс. И надета была на ней пижама, состоящая из шорт и футболки, конечно, пристойней, но пижама же! Правда, когда зашла мама и цыкнула на дочь, та мгновенно убежала, но стыда не испытывала, только страх, что мама отчитает. А сейчас…

– Привет, – пробормотала Карима, пытаясь сообразить, как правильней поступить.

Убежать переодеваться или сделать вид, что ничего особенного не происходит? Она, в конце концов, у себя дома грядки пропалывает. Огород на задах дома находится, сюда посторонние не заходят, только свои. А из своих только родители, эби, да младшие. Им дела нет, в каких шортах Карима сорняки рвёт.

Равиль тем временем продолжал сидеть рядом, на корточках, и буравить Кариму взглядом, который не опускался ниже лица.

– Тебе помочь? – вдруг спросил Равиль. Карима от неожиданности рот открыла. Помочь?

– Помоги, – почему-то ответила она, чуть не ударив себя по губам.

Что она несёт? Совсем с ума сошла? Где это видано, чтобы мужчина грядки пропалывал? Отец, конечно, дела по дому не игнорировал, к сложной, мужской работе никто из женщин не подходил. Вскопать или теплицу поставить, что-то тяжёлое поднять-отнести – всё это делал Арслан лично или нанимал рабочего, местного забулдыгу, готового за стоимость литра водки перекопать огород два раза. Но грядки полоть под силу и Алсу, а скоро и Динара приучать начнут, не смотрите, что ему всего четыре года.

Равиль тем временем протянул руку к травинке и вырвал из земли, небрежно отбросив в сторону, потом следующую и ещё одну. Карима замерла, наблюдая за ловкими движениями мужских рук.

– Эй, подружка, я сам должен всё сделать, или ты присоединишься? – шутливо проговорил мужчина. Карима одёрнула себя. Уставилась она! Тут же принялась за работу, сосредоточенно смотря куда угодно, только не на помогающего. Почему-то фраза, со смехом брошенная Равилем, заставила задохнуться.

«Сам должен всё сделать, или ты присоединишься». Где только нахваталась такой пошлости…

Зачем он пришёл, честное слово! Одно мучение… И стыдно, и отчего-то страшно, и хочется дать стрекача, спрятаться в своей комнате, завернуться в одеяло с головой, забиться в угол кровати, там-то её прожигающий карий взгляд не достанет.

Карима не смотрела на Равиля, сосредоточенно вырывала траву, кажется, пару раз с культурными растениями. Что это было? Салат же, кажется, или свёкла, а может и морковь. Всё из головы вышибло, осталось только странное ощущение от того, что рядом, совсем-совсем рядом мужчина, и словно ожоги на пальцах остаются, когда их руки соприкасаются.

Как всё стремительно изменилось. Ещё год назад Карима забралась на яблоню, стряхивая остатки плодов, а обратно испугалась спускаться, разревелась. Алсу побежала за отцом, из дома в это время вышел Равиль и стащил несчастную с дерева. Причём подхватил за талию, крепко сжал, потом руки скользнули по рёбрам, аж больно стало. Карима завизжала, Равиль недовольно тряхнул её и приказал: «А ну-ка не вертись, подружка!», та замерла, только губы сжала от недовольства. Больно же! А что скажешь? С дерева стащил? Спасибо! Сейчас бы Карима предпочла умереть на том дереве, честное слово.

Глаза поднять на помогающего было страшно, ещё больше стыдно. Зачем поднимать, Карима и так знала, как Равиль Юнусов выглядит. Высокий, выше её отца, широкоплечий, мускулистый. Сейчас на нём строгие брюки, будто на работу собрался, рубашка с коротким рукавом, видны руки с выступающими, рельефными мышцами. Волосы на руках, тёмные…

Равиль Юнусов отличался ото всех, кого знала Карима, если не считать Юнусова-старшего, конечно. Жгучий брюнет с немного резкими, тем не менее, приятными чертами лица. Иногда он казался красивым, а иногда пугающе отталкивающим. Дело не в том, что в окружении Каримы не было брюнетов, были. Каких только кровей не намешано в средней полосе России, кто только не живёт. Наполовину татарином, наполовину турком никого не удивишь. У Каримы и чернокожий одноклассник имелся. Строго говоря, он метис, но на общем фоне русоволосых и светлокожих однокашников сильно выделялся. Но это только внешне, внутренне он был обычный мальчишка, выросший в Поволжье, играющий в те же игры, что и его друзья, озадаченный теми же проблемами.

А Равиль Юнусов отличался чем-то внутренним – не скованностью, а строгостью. Он никогда не ходил в шортах, не снимал футболку на виду у посторонних, всегда почтительно разговаривал со старшими, даже с теми, кого и уважать-то не за что. Строгий, сосредоточенный и немногословный. Если бы Карима не знала его с самого детства и не помнила, как эби охаживала его крапивой за компанию с Дамиром, когда те стащили яблочный сок, решив из него сидр сделать, то боялась бы. Сильно боялась. Взгляд у Равиля был тяжёлый…

Не местный взгляд. Не простой. И сам он, хоть и прожил всю жизнь в селе на покатом берегу Волги, дружил с местными парнями, ходил в один лицей с Дамиром, был словно не местный. Родился Равиль, кажется, в Турции, точнее Карима не знала, но если и жил там, то во младенчестве, а всё равно был каким-то чужим… и пугающим.

Прямо сейчас – пугающим до колик в животе, особенно когда случайно касался пальцев Каримы, вскользь, ничего не значащим движением, а её буквально парализовало. Она только и могла, что замирать, а потом возвращаться к интереснейшему и важнейшему занятию на свете – вырывать сорняки.

– Сорняки закончились, – со смехом сказал Равиль, аккуратно взяв за запястье Кариму, та замерла. В первобытном ужасе перевела взгляд от своих тонких, дрожащих пальцев к лицу Равиля. Гладковыбритому, с широкими скулами, прямым острым носом и тёмным взглядом. Тёмным во всех смыслах.

Неужели так возможно, говорить со смехом, а смотреть настолько серьёзно? Карима к такому не привыкла. Папа если сердился – было видно по взгляду, а если в хорошем настроении – и взгляд такой же, добрый, смеющийся. Дамир такой же, насколько она помнила.

– Да, – Карима кивнула и резко встала, чтобы тут же направиться домой, едва не рванула со всех ног. Нервно одёрнула шорты, потом майку, и тут же подняла горловину наверх.

Ужас какой, как голая! Что подумает Равиль? А он по-прежнему смотрел только на лицо, вернее в глаза, даже на губы не опускал взгляд. Сама придумала – сама поверила, называется. Не интересны взрослому мужчине сомнительные прелести шестнадцатилетней девушки, тем более – младшей сестры лучшего друга. Приехал к работодателю, а его нет, решил помочь…

– Ты меня спросить о чём-то хотел? – зачем-то сказала Карима, вспомнив относительно недавний диалог. Спросила и тут же замерла, едва не нахлестав себя по щекам и губам. Что она несёт? Равиль наверняка думать забыл о том инциденте, вернее, она надеялась, что он забыл о её позоре.

– Этот вопрос надо твоему отцу задать, – Равиль сразу понял, о чём говорит Карима. – Но я не стану этого делать, – он сдержанно улыбнулся, словно выдавил из себя улыбку.

– Отцу? – Карима мгновенно покрылась горячим потом, по позвоночнику пробежал противный холодок.

– Ты ведь не хочешь, чтобы он узнал о том инциденте?

– Нет! – выпалила Карима, едва не сорвавшись в рёв.

– Значит, я не могу ему задать этот вопрос, – Равиль пожал плечами.

Карима с минуту молчала, разглядывая собеседника, пытаясь понять, что он имел в виду. Взгляд скользил по лицу, ото лба до мужественного подбородка, ниже, на грудную клетку, скрытую светлой тканью рубашки, заправленной в пояс брюк, ещё ниже… и снова возвращался ко лбу, останавливаясь на глазах. Равиль не двинулся с места, ни один мускул не дрогнул в нём, пока Карима, кажется, взглядом облапала его с ног до головы и обратно. Позор какой!

– Карима, подожди, – сдержанно сказал Равиль, когда та развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы сбежать.

– А? – других звуков в лексиконе Каримы не нашлось. Ужас какой-то!

– Почему ты не сопротивлялась?

Карима вопрошающе посмотрела на Равиля. Не сопротивлялась? Кому? Когда? Когда он пропалывал с ней грядки? Когда задевал её руку?

– Когда тот мальчик, Андрей… прижал тебя, – пояснил Равиль. – Почему?

Она не сопротивлялась? Да, она, кажется, не сопротивлялась, она застыла, как мартышка перед удавом, как растаявшее мороженое, кинутое на кусок искусственного льда, так же кривобоко. Как бы она сопротивлялась? Горшкову хоть и шестнадцать лет, а выше он на голову, а то и больше. Да и вообще – сильнее.

И как это – сопротивляться? Мужчине сопротивляться? Одним полушарием головного мозга Карима была современной девушкой, училась в физико-математическом лицее, ходила на спортивные секции, смотрела женский бокс, а вторым знала наверняка – мужчина всегда прав. Мужчину злить нельзя. Нельзя сопротивляться!

– Тебя папа не учил сопротивляться, давать отпор? – Равиль подошёл совсем близко, Карима практически задохнулась от близости – почувствовала запах геля для душа, шампуня, дезодоранта… и ещё чего-то, слишком мужского.

– Не-е-е-е-т, – промямлила Карима.

– Это плохо, Карима, очень плохо. Ты должна давать отпор, понимаешь? Если этим животным, – он, видимо, имел в виду мужчин, – не давать серьёзный отпор, не сопротивляться, они не поймут.

– Как? – от неожиданности выпалила она, можно подумать, неизвестно – как… в теории всё понятно.

– Как угодно. Царапай лицо, бей под дых, в пах.

– В пах? – эхом повторила Карима.

– По яйцам, бей по яйцам, сильно.

– А-ф-ф-ф, – Кариме стало нехорошо.

Она слышала слово «яйца» в том значении, которое вкладывал Равиль, знала мужскую физиологию, могла без запинки рассказать параграфы про мужскую репродуктивную систему. Про пещеристое тело, наружное отверстие уретры, предстательную железу, тестикулы…

А ещё она могла решить стереометрические и планиметрические задачи. Для Файзулиной Каримы эти знания были примерно на одном уровне реальности. Хотя, для чего ей могут понадобиться стереометрические и планиметрические задачи, она представляла, а вот знания о наружном отверстии уретры – нет. Не прямо сейчас же!

– Отец не учил тебя защищаться? – услышала сквозь шум в ушах Карима.

– Нет…

– Не давай себя в обиду, никогда, – повторил Равиль и обогнул её по пути в дом.

В это время отец подъехал к воротам, Карима услышала шум мотора и тут же поспешила следом, стремясь проскользнуть в дом раньше, чем тот увидит, в каком виде дочь общалась с мужчиной…

И только не надо про «наше время», время всегда одинаковое – так и эби говорит, а уж она-то точно знает!

Глава 23
Дамир. Наши дни. Южное побережье

Четыре дня прошли быстро, почти незаметно. Лали любовалась колечком, обхаживала букеты и Дамира. Ластилась как кошка, когда тот был дома, и хлопотала по хозяйству, когда уезжал на работу. Податливая любовница, хорошая хозяйка, красивая женщина – это ли не мечта любого мужчины?

Лали приехала в офис Дамира, предварительно созвонившись. Ставить себя и будущего мужа в неловкое положение она не станет. Он может быть на совещании, занят производственными проблемами, а то и выехать на объект лично.

– Привет, – Лали улыбнулась, когда зашла в кабинет, сразу за секретаршей, которой тоже послала лучезарную улыбку.

Секретарём, а заодно и личным ассистентом, у Дамира была Ксения – женщина тридцати лет, достаточно привлекательная, чтобы вызвать ревность или шепотки среди сотрудников, однако Лали никогда не опускалась до примитивных разборок. Лишь снисходительно отмахивалась, если и доходили слухи до симпатичных, маленьких ушек, украшенных бриллиантами. Впрочем, конкретно к Ксении ревновать не стоило. Женщина привлекательная, но не настолько, чтобы нарушить негласное правило «Южнобережного» – никаких романов на рабочем месте. Моральный облик сотрудников Дамира не волновал, тем более свой собственный, но рабочая атмосфера не должна нарушаться склоками и сценами, кои неизбежны, как следствие интрижек.

– Рад тебе, – Дамир поднялся со своего места, легонечко обнял Лали за плечи и глазами дал понять Ксении, что она может идти. – Ты надолго? Пообедаем?

– Боюсь, не выйдет, – улыбка вышла извиняющаяся, Лали ненароком поправила прядь у лица, кокетливым, но не вызывающим движением. – Равиль обещал показать несколько участков под строительство дома.

– Вот как? Что ж, хорошо проведите время. Надеюсь, ты поставишь меня в известность, какой участок пришёлся тебе по душе? – он якобы хмурился и словно ревновал.

Именно так он и должен реагировать – выразить незначительное недовольство, при этом не оскорбить невесту и родственника недоверием. Наступал конец года, горели сроки на одном из сложных объектов, Дамиру было не до того, чтобы разъезжать по городу и показывать участки земли, пригодные для строительства. Равиль понимал в этом ничуть не меньше, а то и больше.

Дамир был управленцем, без ложной скромности можно сказать – талантливым, изворотливым, расчётливым и хватким. В текущем году он провернул отличную сделку с арабами, став лидером на рынке региона, а то и страны – итоги ещё не были подведены. Не без потерь, но перспективы позволяли смотреть в будущее с оптимизмом. Юнусов же всегда был «ближе к земле», начинал он свою карьеру в далёкие семнадцать лет, ещё школьником, едва ли не с прораба. Арслан Файзулин взращивал себе управленцев с младых ногтей, укрепляя бизнес не только сотрудничеством, но и семейными связями – самым надёжным способом.

– Несомненно, – Лали улыбнулась и тут же одёрнула себя, взглянув на жениха. – Если ты против, я не поеду. Посмотрим вместе, когда ты сможешь, – естественно, именно это она должна была сказать.

А как иначе? Алия Долматова никогда не поставит будущего мужа в неловкое положение, не станет рисковать своей репутацией и, тем более, вносить раздор в клан Файзулиных – Юнусовых.

– Что ты, съезди, посмотри, – поспешил он успокоить Лали, ласково улыбнулся, провёл ладонью по нежному личику, заправив прядь за маленькое, идеальной формы ухо. Даже ушная раковина этой женщины была без изъянов.

– О, – невеста слегка нахмурилась, смотря на график на мониторе компьютера, глаза заинтересованно сверкнули. Дамир внимательно следил за Лали. Таким взглядом она не смотрела ни на ювелирные украшения, ни на букеты, будь их несчётное количество, ни на собственного жениха. – DЭmax равно DPopt, – с лёгкостью высчитала она формулу. Всё довольно очевидно, основы менеджмента. Соотношение приращений обусловливает варианты управления, но для женщины, переживающей об оттенке покрытия для ногтей, едва ли не вызывающе.

– Пограничный вариант, – в задумчивости, с грацией любопытной кошки, она подошла к рабочему столу и нетерпеливо перебрала пальцами по нему, отбивая чечётку ногтями.

– Всё-таки ближе к интенсивному, – Дамир встал за спиной невесты, нажал несколько кнопок, график перестроился. – Арабы дорого обошлись, следующий год должен выровнять ситуацию.

– Да-да, я вижу, – Лали кивнула, вглядываясь в график, потом села на краешек кресла, протянула руку к клавиатуре и начала быстро листать файл за файлом, словно сканировала информацию, прикидывая что-то в уме, рассчитывая. Дамир не останавливал. Пожалуй, это был первый раз, когда он видел Алию Долматову настолько живой и возбуждённой.

– Знаешь, я думаю… – а дальше Дамир с улыбкой слушал размышления Лали, без всякого удивления отмечая здравость её суждений. Они во многом сходились, тактика, предложенная Лали, более, если можно так сказать, женская. Она предпочитала менее агрессивное ведение бизнеса, в отличие от напористого Дамира, но эффективность её предложений не вызывала сомнений.

Интересно, чем руководствовался Долматов-старший, отправляя дочь учиться в Сорбонну, чтобы потом свести её жизнь к замужеству, вряд ли интересующему её так, как бизнес-стратегии и формула временной динамики оптимального развития. Насколько же закостенелый, покрытый коростой предрассудков человек его будущий тесть, готовый просрать собственный бизнес, но не допускающий мысли, что родная дочь может стать достойной сменой ему.

Вероятно, когда у Дамира будут свои дочери, он поймёт Долматова. Файзулины тоже не спешили приобщать девочек к вершинам большого бизнеса. Карима особенно не стремилась, она всегда была старательной отличницей, но инициативой или умением мыслить стремительно, хватко, работоспособностью похвастаться не могла. Про Алсу сложно что-то сказать. Шестнадцать лет, учится хорошо, кажется, хочет стать ветеринаром, но больше на словах. Сейчас её интересуют наряды, украшения, косметика, а то и мальчики.

На пороге появился Равиль, остановился, смотря на воркующую над монитором парочку, усмехнулся.

– Не хотел мешать. Лали, ты готова? У меня буквально три часа.

– Да, да, конечно, – тут же подняла глаза Лали.

– В Доту играете? – полюбопытствовал Равиль.

– Что ты, – взмахнула руками Лали и засмеялась, красиво, женственно, показывая ряд белоснежных зубок. – Доту я не осилю, я вообще компьютерные игры не понимаю. Я… пароль забыла на фейсбуке, Дамир помогал восстановить страницу, вечно всё путаю, – она засуетилась, судорожно вздохнув, кинула взгляд на молчаливого Дамира.

Хм… Пароль она забыла… От фейсбука…

– Девочки, – Равиль покачал головой, едва заметно усмехаясь. – Не переживай, твой будущий муж всегда поможет восстановить страницу.

– А будешь хорошо себя вести, научу играть в косынку, – поддразнил Дамир, когда Лали была уже у дверей.

Да Алия Долматова сделает любого и в Доте, и эффективном управлении бизнесом. Как только в хорошенькой головке уживаются наряды из Милана, сумки Guess и варианты управления и соотношение приращений.

– Мы на Комсомола и Вересковой посмотрим, – уточнил Равиль, выходя из кабинета.

– Заскочите в Северный.

– Там бесперспективно, – Равиль нахмурился. Северный район города был неплох, но под элитную застройку не подходил.

– Зато красивый вид, – ответил Дамир.

– Вид? О! Это прекрасно! Мы обязательно должны посмотреть этот ваш Северный, – прощебетала Лали, позволяя Равилю помочь надеть на себя пальто.

Актриса. К чему только этот спектакль? Или Дамиру за два года Лали научилась доверять, в отличие от всех остальных мужчин, перед которыми старательно изображает ласковую дурочку, выучившую несколько языков только для того, чтобы петь колыбельные детям.

Домой Дамир приехал после семи вечера, уставший, вымотанный разборками на том самом проблемном объекте. Пришлось перелопатить всю документацию, общаться с рабочими, уволить старшего прораба и пару менеджеров. Паршивая ситуация почти накануне нового года, но шайтан раздери этих людей, он платит достаточно, чтобы те на работе работали, а не дурака валяли.

Лали уже суетилась на кухне, расставляла приборы за столом в гостиной, по квартире разливался потрясающий аромат свежеприготовленных блюд. Дамир моментально вспомнил, что так и не пообедал сегодня. Какое же нехитрое и в то же время необходимое счастье – прийти вечером домой, где ждут, где тебе рады. Суетятся у плиты, прикрыв фривольное платье – лишь для его глаз предназначенное – фартуком, оправляя причёску запястьем.

Дамир остановился в проёме двери, облокотившись плечом о косяк, не сводя глаз с Лали. С красивой, умной, ласковой женщины, приготовившей для него ужин. Баранину, как он любит, салат с сыром, опять же, как ему нравится, а эти запечённые шампиньоны – так по-домашнему, по-семейному. Может, он сможет быть если не счастлив с Лали, то хотя бы доволен своей жизнью? Может, она вернёт ему если не вкус, то хотя бы послевкусие, тонкий аромат в его существование?

Возьмёт Алию в «Южнобережный» не мифическим PR-менеджером, а вполне реальным специалистом, по её родному профилю. Они не будут торопиться с детьми, Лали всего двадцать четыре, она удовлетворит свою основную страсть – построит карьеру, станет счастлива. Пусть не Дамир лично сделает её счастливой, но он приложит к этому усилия, руку. Не такая и большая плата за то, чтобы приходить в дом, где тебя ждут, как сегодня.

Лали нагнулась над духовкой, ловко выуживая оттуда посудину, не поленилась, привезла с собой ещё в первое посещение, на молчаливое недоумение Дамира лишь рассмеялась. Карима же, крутившаяся рядом, фыркнув, заявила: «Много ты понимаешь! Это тажин, а не «посудина». Равиль знающе покивал, полностью поддерживая жену, засмеялся лишь на балконе, хватаясь за голову.

– Привыкай, – похлопал он по плечу друга. – Однажды, здесь, – Равиль показал на пустующий большой балкон, стол и пару стульев из ротанга, – всё будет засажено цветами, а при переезде, за каждый грёбаный листик ты будешь отвечать своими яйцами, и упаси тебя Всевышний отнестись без должного уважения к тажину или жаровне!

Дамир заржал как конь, вспоминая, как однажды отец спалил какую-то особенно ценную кастрюлю, взяв на рыбалку, а потом лично надраивал, матерясь сквозь зубы. С тех пор Арслан Файзулин едва не кланяется черепкам на кухне жены, так, на всякий случай. Вот тебе и грозный муж-мусульманин. Глава семьи. Владелец бизнеса.

Дамир подошёл к Лали, перехватил из её рук тяжёлый тажин, устроил на подставке и резко обернулся, притягивая к себе невесту. Красивую, изящную, грациозную как кошку.

– Ты устал, – прошептала она игриво, проведя тонкими пальчиками по волосам.

– Устал, – согласился он, тут же прикасаясь к её губам своими, не давая опомниться, словно она и правда может передумать или отказать.

Мужские руки уже скользнули под подол коротенького платья, предварительно расправившись с фартуком, отбросив тот в сторону. Яркая тряпица валялась у дверей, как флаг капитуляции. Её ли, его ли.

Как же сладко она стонала, как извивалась, как отдавала себя, как сильно хотелось почувствовать хоть что-то рядом с этой женщиной. Вкус, цвет, запах… всё равно что, одна эмоция, хотя бы одна.

Бельё с неё он снял быстро, машинально, лишь заметив цвет, Лали называла его лавандовым, пробежался губами по внутренней стороне бедра, остановился под коленкой, медленно поднялся выше, оглаживая гладкие, шелковистые бёдра и ягодицы. К моменту, когда Лали кончила от ласк языком, он едва не слетел с катушек, оставалось только войти в податливую, разгорячённую, подготовленную плоть и быстро, очень быстро, мощными, сильными толчками прийти к финалу, эгоистично поддавшись порыву.

– Ф-ф-ф-ф, – Дамир сдул с вспотевшего лба чёлку. – Прости, я был резок.

– Всё хорошо, – Лали довольно улыбнулась. – Я не ожидала такого порыва, но мне приятно.

– Мне приятно, что тебе приятно, – кажется, впервые в жизни он ответил Лали искренне.

Потом они обсуждали постройку дома, выбор участка. Лали ничего особенно не понравилось, решили посмотреть ещё, время есть, как и жильё. К свадьбе земельный вопрос точно решат, а там год-полтора – и дом готов. Немного обсудили свадьбу, Дамир разомлел, соглашался со всеми предложениями невесты. В конечном итоге – это её день. Ей и решать, где пройдёт их свадьба, какое на невесте будет платье, во сколько выльется торжество, а уж тем более, вся маята с дизайном пригласительных, формой торта и музыкальным сопровождением.

К ночи Лали собрала чемодан, оставив какие-то вещи у Дамира. Новый год они встретят вместе, Дамир планировал поехать к родителям, соскучился по маме, младшим, особенно по эби, его эби… Родная, невозможно, до дрожи, боли в сердце любимая.

А сам праздник решил провести с Лали, может, удастся в последний момент куда-нибудь вырваться. Работой Дамир завален по самую макушку, нельзя дать никаких гарантий, что уже третьего января он не будет на рабочем месте, но два-три дня провести наедине с невестой, без лишних глаз, ушей и отвлечений на производственные нужды необходимо.

Дамир уже дремал, а Лали всё ещё прихорашивалась в ванной комнате, или что там можно делать столько времени. Вставать в пять утра, а она уже час с лишним чистит пёрышки. Ещё и телефон её, оставленный на подушке, разрывается от сообщений.

Дз-з-з-з. Д-з-з-з-з. Д-з-з-з-з.

Он протянул руку, просто отключить раздражающий звук, не более. Дамир никогда не проверял телефон Алии, не следил за ней, не изучал страницы в социальных сетях, не смотрел, кто у неё во френдах, кого отслеживает, что выкладывает. Он был безотчётно уверен в Лали.

Одно движение рукой, всплывшее сообщение на французском… Вот только Дамир Файзулин владел французским ещё со школы, потом в институте учил вторым иностранным и, как назло, не забыл его за ненадобностью.

Она вошла в комнату на цыпочках, думая, что Дамир спит, тогда как он сидел на краю кровати, прямо, и смотрел так же прямо, крутя в руках телефон невесты. Замерла, как перепуганная мышь, нервно сглотнула, всего на долю секунды на лице Лали мелькнул испуг, растерянность, проскочила и острая боль.

Доля. Секунды. Не больше.

– Это не то, что ты, возможно, подумал, – безучастным голосом сказала Лали, забирая телефон из рук Дамира. Пальцы её были холодные, как лёд.

– А что я должен подумать, когда некто, по имени Захар, пишет тебе среди ночи, что ты ошибаешься, про любовь пишет. Про любовь к моей женщине. Что я, возможно, – он намеренно подчеркнул неуместное «возможно», – должен подумать? – он говорил тихо, не угрожающе, но с каждым словом Лали становилась меньше в размерах, сжималась, скукоживалась.

– Ты знаешь французский? – зачем-то уточнила «невеста».

– Сюрприз! Я знаю сраный французский. Всё время, пока учил его, думал, зачем он нужен, а пригодился, смотри-ка!

– Всё не так!

– Лали, о чём я тебя просил до нашего первого раза? О чём? О невозможном? Нереальном? Остановить ядерную реакцию? Предотвратить появление активной частицы, вызывающей большое число превращений неактивных молекул? Или просто верности? Верности! Телесной верности! – он схватился за лицо, потёр его, сгоняя морок, нахлынувшие так некстати воспоминания, настолько острые, что едва не задохнулся. – Это очень простое желание, Лали, быть уверенным, что ты рожаешь моих детей! Понимаешь, моих!