Текст книги "«Шизофрения»"

– И что?

– Да разве ж Отец небесный – светлый и искренний – может искушать? Его ли это дело – искушать?

По залу прокатился шум.

– А ответ на самом деле прост, – продолжил лектор. – Сочетание согласных «ВД» дает нам слово «ведать»! И сразу молитва приобретает ясный смысл: «…ведай нас в искушении, но избави нас от лукавого».

– Ж-жидо-мас-с-соны проклятые! – вдруг завопила, вскочив с места и истово крестясь, женщина в черном глухом платке. – Нехристи окаянные! Сектанты! Веру святую за тридцать сребреников американских продали! Святой крест, кровью Христовой политый, испоганили. Еретики! Нет на вас святой инквизиции! Будет еще вам… пятница тринадцатое! – неожиданно продемонстрировала знание истории о расправе над тамплиерами. Видно, не первый раз была в клубе. – Нехристей-коммуняк пережили и вас изживем! – бормотала она, покидая зал.

– Нетерпимость – неизбежное следствие дуалистического видения мира, – сочувственно улыбнулся лектор. – И причина многих конфликтов и войн.

«Инопланетянка» вдруг вскинула голову, но, посмотрев на лектора мутными глазами, снова отключилась. Лектор облегченно выдохнул и продолжил:

– Все эти нестыковки и темные места мы, конечно, сами можем понять при помощи интуиции, которая, я бы сказал, есть не что иное, как мост между духом и разумом. Именно интуиция в большинстве случаев дает нам сигнал – «здесь что-то не так!» Возьмем те же мифы. Что представляла собой передача и толкование мифов в античном мире? – спросил он и оглядел аудиторию. – Не только искусство, причем – высокое искусство, но и священная наука, в которую были опять-таки посвящены избранные. Древние говорили: «В мифе явлены действия богов». В эпоху античности «миф» – это повествование, призванное воспитывать, сохранять суть культуры, тайное знание, и передавать его из поколения в поколение. Трудно себе даже представить, сколько тайных знаний хранят мифы древности, в том числе и египетские. А что же для сегодняшних обывателей древний миф? Не более чем сказка. Словом «миф» все чаще называется неправда. Но к мифам нельзя подходить со снисхождением современной учености, которая на поверку оказывается высокомерием невежды, который, освоив мобильник и пульт от телевизора, считает себя венцом божественного творения и пренебрежительно называет «язычеством» древние этнические и духовные культы, не понимая даже значение слово «язычество».

– И что же такое «язычество», по-вашему? – послышался недовольный голос.

– По-нашему, – лектор улыбнулся, – «язычество» – есть ни что иное как традиционная народная вера, в которой нет места лукавству власти и выгоды. Напомню, что князь Голицин обещал управлять Священным Синодом «по-язычески добросовестно»! Что он имел в виду, как вы думаете? Может. оговорился? Истинного значения слова не знал?

Дождавшись пока утихнет шум в зале, лектор продолжил:

– Вы прекрасно понимаете, я надеюсь, понимаете, что когда представители ранней христианской церкви при поддержке государства христианизировали так называемых язычников, люди, посвященные в древние духовные учения, старались наполнить новую религию своими символами и смыслами, чтобы в завуалированном виде сберечь хранимые веками бесценные истины. К примеру, вспомните наименее понятное произведение христианских гностиков под названием «Апокалипсис», написанное Иоанном Богословом явно под влиянием египетского и греческого мистицизма. Можно смело утверждать, что автор его был не только человеком безусловно посвященным в таинства тех же Элевсинских или Фригийских мистерий, но и ставил своей целью примирение расхождений между ранними христианскими писателями и дохристианскими религиозными философами. Если помните, в двенадцатой главе «Апокалипсиса» описывается великое чудо: на небе появляется женщина, облеченная в солнце, и под ногами ее луна. Кто это, если не великая египетская богиня Исида, образ которой, в конечном счете, трансформировался в Деву Марию? Обе носили имя Царицы Небесной, обеих изображали стоящими на полумесяце или на фоне звезд. Наиболее показательна в этом смысле икона Остробрамской Божьей Матери.

– Ой, у меня такая дома есть, – радостно сказала старушка Александре. – Внучка из Киева привезла. Красивая-я!

– Точно красивая? – поинтересовался Сергей.

Старушка кивнула, расплывшись в улыбке.

– Познакомьте, а? – оживился Сергей.

– Я об иконе говорила, молодой человек, – строго сказала старушка.

– Извините, не так понял, – изобразил он смущение.

– Вечно вы, молодежь, все не так понимаете, – ворчливым голосом обобщила старушка.

– Скажу больше, – продолжил лектор, – крест, опирающийся на полумесяц, отнюдь не символ победы христианства над исламом, а не что иное, как знак Исиды. Кстати, замечу, что лично у меня создалось впечатление, будто в последние годы христиан активно сталкивают с исламом, и прежде всего в политической сфере. Ислам преподносится религией вчерашнего дня, доведенной до совершенного фанатизма, в то время как в исламских священных книгах можно найти тончайшие мысли мировой философии. Вспомните в этой связи суфийские школы. Но таковы последствия религиозной нетерпимости: о своем всегда говорить только хорошее, а о чужом только плохое и самое примитивное.

– Ну, вы сказали! – возмутилась похожая на учительницу, женщина в очках с гладко зачесанными назад жидкими волосами, убранными в маленький пучок. – Мусульмане принижают женщин! Говорят, что Коран вообще отрицает у женщин наличие души и приравнивает их к животным! Они же женщин ни во что не ставят, только в накидках разрешают по улицам ходить, в отдельных вагонах в метро ездить…

– А вы больше слушайте, что говорят! – повернулась к ней молодая женщина в джинсовом костюме. – Коран, насколько мне известно, устанавливает как раз полное равенство с мужчиной, а то, что для мусульманок есть отдельные, женские вагоны в метро, не означает, что женщины, сопровождаемые мужем или каким-то еще мужчиной, не могут ехать в общем вагоне! Вот мне, например, в Москве было бы утром в час пик приятнее на работу ехать именно в «женском» вагоне, где я не буду вынуждена протискиваться между незнакомыми мужиками, от которых то ли потом несет, то ли перегаром и которые, бывает, не знают, куда свободные руки пристроить! И, кстати, еще насчет притеснения. Я была в прошлом году у своего друга в Каире, и надо было нам деньги поменять. Друг мне дает деньги – иди, мол, поменяй сама, потому что там большая очередь. У меня глаза на лоб – ничего себе, гостеприимство! И что же оказалось? У них женщины без очереди подходят! И спрашивать ничего не надо, мол, пустите меня ради бога. Женщины – вне очереди! Подходи и меняй. А мужики – потом. Просто кошмарное притеснение! А у нас в христианстве что? Женщин в Новый Афон – пристанище Богородицы, не пускают! Священниками женщины быть не могут! Кто мне объяснит, почему и по какому праву?

Присутствующие оживились. Лектор, бросив обеспокоенный взгляд на спящую «пришелицу», негромко постучал ручкой по стакану.

– Внимание! Я понимаю, что вы уже устали, но потерпите немного, я уже заканчиваю. Обращу ваше внимание на одну примечательную деталь. На христианских иконах имя Иисуса Христа пишется сокращенно: в левом верхнем углу – «ИС», в правом – «ХС». А теперь замечу, между строк, – улыбнулся он, – что древнееврейское слово «ISI» означает «спасение», имя Иисус на арабском звучит как Иса, а если заглянуть дальше вглубь веков, выяснится, что имя великой древнеегипетской богини Исиды, которое в современном арабском произносится как Изис, звучало как Исис, причем во втором варианте, окончание «ис» появилось из греческого. Вспомните в этой связи: Артемида – Артемис, Семирамида – Семирамис. Но если греческое окончание убрать, получится… – он не закончил фразу и с улыбкой оглядел аудиторию. – Скажу больше, сына Исис звали Хор или Хорус в греческом варианте… Впрочем, выводы делайте сами. Возможно, в имени Спасителя тоже есть тайна? Может быть, в его имени изначально объединено мужское и женское начало, что было вполне обычным для тех же гностиков? Причем, имя Богини стоит первым! Вспомню опять же рукописи, найденные в Наг-Хаммади, в которых говорится о мужедеве по имени Иуиль. Кстати, замечу, что старообрядцы имя Спасителя до сих пор в соответствии с древней традицией пишут с одной буквой «И»…

По залу снова пробежал легкий шум.

– Не дают покоя лавры Дэна Брауна? – язвительно заметила «учительница».

Лектор будто ожидал этого вопроса.

– Разбор «творчества» Брауна – предмет отдельного разговора. Замечу только, что такие как он, как уже известный вам с сегодняшнего дня Николай Вашкевич, да тот же Фоменко, могут, конечно, в чем-то ошибаться и заблуждаться. Но главная их заслуга в том, что они пробуждают любознательность и подталкивают людей, не ленивых умом, к размышлениям и живому обсуждению того, что столетиями считалось запретным и незыблемым. Указывают на явные нестыковки и противоречия. Они всколыхнули интерес людей к познанию, к собственному прошлому и, уверен, кому-то помогли стать «духовными», а кого-то спасли от превращения в «перстных». Так-то вот, – он с улыбкой оглядел зал. – Ну, хватит с вас на сегодня. Спасибо за внимание. Отвечу на ваши вопросы и – до встречи через месяц. Итак… – он оглядел зал.

Большинство слушателей, не сходя с мест, тихо переговаривались, обмениваясь впечатлениями.

– А я, вот как бы по-женски, по-простому, хочу поделиться… – радостно объявила собравшимся появившаяся из-за колонны дородная особа неопределенного возраста, с короткой стрижкой, в небольших очках в черной оправе, подбородок которой странным образом, минуя шею, переходил в грудь, что делало ее похожей на откормленную лоснящуюся свинку, – …от своей поездки в Египет, да. – И показать фотки, – извлекла из пестрой сумки пачку фотографий. – Я вообще-то в Хургаду ездила отдыхать, да? – остановилась она посередине зала в проходе между стульями. – Но мне Светик, это моя подруга, говорит: «Ань, слышь, на пирамиды съезди, не дорого, но прикольно-о-о! Там, говорит, так колбасит от энергетики, отпад! А ты, говорит, женщина продвинутая, интересующаяся, тебе это надо».

Присутствующие оживились.

– Да вы сами гляньте! – пустила по рядам одну из фотографий. – Вот, это я, как бы перед входом в пирамиду. Видите как бы грустная, без сил совсем, да? А это, вот – смотрите, – передала другую и замолчала, давая возможность всем посмотреть и насладиться, – после нее. Видите, какая я счастливая, да? Руки вверх вскинула и как бы кричу от счастья!

Александра, которой, по очереди была передана фотография, пригляделась. На фотографии с искаженным в крике лицом стояла «свинка» на фоне пирамиды. Из-под задравшейся короткой майки на модные джинсы с заниженной талией явственно нависала жировая складка.

«Руки, пожалуй, она зря подняла, – язвительно подумала Александра и загрустила при мысли о том, что ей самой из-за несчастных двух килограммов еще неделю сидеть на изнурительной сырной диете. – Может, на японскую перейти, или на Монтиньяка?»

– И еще одно чудо, – «свинка» поправила нелепую цветастую шаль на плечах, – в пирамиде было как бы жарко, я вся была потная. Прикиньте, девчонки! – оглядела женщин. – То есть – пот по телу просто тек. Вонючий такой, да…

Александра поморщилась.

– А когда вышла из пирамиды, майка как бы не пахла. Даже как бы благоухала, да! Своему… – пошарила глазами по залу, но, видимо не нашла то, что искала, – спутнику, Володьке, он видно покурить вышел, – пояснила она, – дала понюхать…

Юрист Сережа смешно изобразил позывы к рвоте.

– …и он тоже, как бы, говорит – вау! – не воняет, мол, больше, да. Вот такое как бы чудо!

Воодушевленная вниманием присутствующих, «свинка» продолжила:

– А в пирамиде я видела Озириса, ну, вы все в курсе, это бог такой у них был, да….

Александра с профессиональным интересом наблюдала за свидетельницей явления Осириса, пытаясь нарисовать психологический портрет. Сколько ей лет? Тридцать пять? Сорок пять? Не определить. Впрочем, какая разница? Главное, что безусловно довольна собой. Ни сомнений, ни комплексов. Самоуверенная. Или самодостаточная? Хотя и говорит с апломбом, но после нескольких произнесенных слов, повторяет «да» с непередаваемой интонацией. Вопросительно-утвердительной. Словно спрашивает саму себя и окружающих: «Ведь верно, ведь правильно?» и этим же самым «да» отвечает себе же самой за себя и всех остальных: «Все верно, все правильно!» Судя по всему, обладает редким талантом самозабвенно говорить глупости с умным видом, причем получает видимое удовольствие от самого процесса. Без сомнения, говорить может долго на любую тему. Хоть про Египет, хоть про юриспруденцию, хоть про литературу, хоть про психологию, хоть про садоводство, да хоть про жизнь на Марсе! Пожалуй, могла бы стать плодовитым писателем, живущим с лозунгом «Ни дня без новой книги!» – или даже модным ди-джеем на радио: «Понедельник: Как жаль, что вчера закончились выходные… Вторник: до выходных еще четыре дня… Среда: вот уже и середина недели… Четверг: завтра уже пятница! Пятница: последний рабочий день на этой неделе!» Впрочем, если над ней поработают опытные стилисты и превратят ее внешность в имидж – телевидение не устоит!

– …Он сидел как бы на троне прямо в камере и весь светился. Это как бы видение было. Я просто как бы прорвалась в канал, да. Вот, в целом, и все. Вы уж простите, что я тут как бы в выступление лектора влезла, но просто хотелось вам рассказать, о том, что было, впечатлениями как бы поделиться, – закончила она и под аплодисменты и смех присутствующих легкой не по весу подпрыгивающей походкой поспешила к дверному проему.

– Вов, ты че, одурел, в разгар моего выступления про Озириса курить пошел? Сколько раз тебе повторять: «Книги – наши друзья, а сигареты – наши враги!» – донеслось из коридора.

– Кстати, все эти боги на самом деле существовали в период «Золотого века», – встрепенулась вдруг очнувшаяся инопланетянка. – И были огромного роста. Метров по пятнадцать. Помню, я когда Осириса первый раз встретила, даже испугалась чуть-чуть. Хотя вообще-то я ничего не боюсь. Да-а, – напряженно наморщила лоб. – Как раз перед смертью Осириса и видела. Предупреждала его, не лезь в сундук…

– Козленочком станешь, – не выдержав, в полной тишине все-таки добавил Сергей и согнулся пополам, давясь от смеха.

Александра прикрыла лицо руками.

– …так не послушал! – зыркнула в его сторону пришелица. – Да-а… Исида потом убивалась, рыдала, а сестрица Нефтида ее жалела, все по голове гладила. А я говорю Исе: «Как, мол, ты терпишь около себя эту заразу?! Она ж с твоим мужиком переспала и от него Анубиса родила. Да я б после такого ее на порог не пустила!

– А Исида что? – нашел в себе силы поинтересоваться лектор.

– Ничего. Анубиса – племянничка своего на меня спустила. Злобный! Чисто сторожевой. Еле отбилась. До сих пор шрам на руке, – продемонстрировала окружающим худющую руку, украшенную браслетами, похожими на наручники. – С тех пор на меня все собаки бросаются. Как увидят – бегут, лают, а как приблизятся – цепенеют и скулить начинают от ужаса. Силу мою чуют!

Александра краем глаза заметила, что Сережа, вздрагивая от неудержимого приступа смеха, начал сползать со стула. Слушатели, еще не остывшие после предыдущего выступления, снова оживились.

– И нечего смеяться, – строго сказала подруга Исиды, обернувшись назад и снова бросив строгий взгляд в конец зала, где за спинками стульев укрылся Сергей. – Говорю вам – эти боги все сохранились в Египте – их тела в Саккаре похоронены, в Серапиуме. Думаете, зря египтяне туда доступ закрыли?! Там же саркофаги стоят огромнейшие, с крышками закрытыми. Сами подумайте, зачем пятнадцатиметровые саркофаги делать? А?

– Те-ле-визионное начальство это чудо не видело! – прохрипел наконец Сережа. – Их кадр! Ведущая психопанораму! Поющий парикмахер отдыхает!

– Смотрю я на вас, – с надменным видом поднялась со стула пришелица, – сумасшедшие вы все. Вас всех надо лечить. Однозначно! – сказала со знакомой крикливой интонацией. – Ладно. Пора мне. Еще надо в пяти местах сегодня побывать, а потом на примерку: с Луны новую ткань для меня прислали, магнитно-резонансную. Крайон договорился, – протопала к выходу, но в дверях остановилась.

– Так что если кто на Средиземное море летом собирается отдыхать – не забудьте теплые вещи прихватить. Пока-а!

По залу раскатился смех, и все, оживленно переговариваясь, стали подниматься с мест.

Александра подошла к присевшему на стул лектору, который начал укладывать бумаги в потертый портфель.

– Здравствуйте. Меня зовут Александра. Я… журналистка, – неожиданно для себя соврала она. Ей почему-то показалось неуместным называть свою настоящую профессию. Часто мужчины, с которыми она знакомилась, узнавая, что она психиатр, либо начинали глупо шутить по этому поводу, либо настораживались и замыкались, видимо, опасаясь услышать диагноз. – Готовлю материал о Египте…

– Что значит – о Египте? – глухим голосом устало отреагировал лектор. – Египет – Вселенная. Это все равно, что готовить материал «О Вселенной», – снисходительно добавил он, рассматривая Александру поверх очков.

– Меня интересуют мистерии Древнего Египта, – поспешно уточнила она.

Лектор снял очки и, достав из кармана бумажную салфетку, стал протирать стекла.

– Не совсем понятно, но, допустим. А вы сами-то в Египте были?

– Один раз. В Шарме. На море, – сказала Александра.

– Надеюсь, не в кампании с одной из особ, осчастлививших нас своими… непосредственными выступлениями?

– Бог миловал! – широко улыбнулась Александра.

Лектор поднялся со стула.

– Ну, Шарм это не Египет! А Египет, знаете ли, у каждого свой. Чтобы писать о Египте, его надо попробовать на вкус. Его надо потрогать. Им надо подышать. Услышать. Но чтобы услышать, надо иметь особый слух.

– Я туда вскоре собираюсь, – будто оправдываясь, сказала она.

– Съездите туда, вернетесь, вот тогда и поговорим, – он щелкнул застежками портфеля, – о мистериях Древнего Египта.

– Как мне вас потом найти?

– Найти? Проблем не будет. Мир тесен, – многозначительно добавил он, пристально глядя на Александру. – Вы даже представить себе не можете, как он тесен…

* * *

…С каждым днем Соловьев чувствовал, что все более превращается в натянутую струну, готовую к прикосновению. Почти ничего не ел и стал острее воспринимать запахи и звуки. Подходя к зеркалу, отмечал, что черты лица заострились и под глазами легли темные тени, отчего отражение выглядело почти иконописным. Ему было знакомо это состояние. Состояние ожидания. Ожидания нового видения, которое может прийти когда угодно – и ночью и днем. Главное, в этот момент быть одному, чтобы никто не помешал, бесцеремонно ворвавшись в его тайный внутренний мир…

Вытянув ноги к огню, он сидел в кресле у камина, завороженно наблюдая за мерцанием догорающих углей. Тени, совсем недавно плясавшие по стенам в отсветах пламени, наконец, угомонились, устроившись на ночь. Громкое и противное жужжание невесть откуда залетевшей в комнату мухи, которая начала выписывать беспорядочные пируэты, приземляясь то на штору, то на картину, то на каминную полку, то на спинку кресла, видно подбирая теплое местечко для ночлега, а может, радуясь тому, что наконец нашла хоть одну живую душу, которую можно принудить к общению, вывело его из задумчивости. Он несколько раз махнул рукой и даже поднялся с кресла, отгоняя назойливую собеседницу, но когда та, наконец, угомонилась, от предощущений не осталось и следа.

«Что ж, таково устройство мироздания, которое позволяет даже крошечному насекомому влиять на цепочку событий и приводить к непредвиденным последствиям, – с грустной улыбкой подумал он. – И человек, будь он совершенным, как Христос, который стал высшим проявлением Божественной Мудрости – Софии, воплощенной в образе Девы Марии, и результатом ее единения с Логосом, или ничтожнейшим, недостойным, обремененным всеми смертными грехами, существом – всего лишь составная и неотъемлемая часть мироздания».

Он зажег масляную лампу, опустился на старенький стул с облезлыми ножками, словно отнятый скупой миссис Сиггерс у стаи голодных собак, и углубился в чтение записей в тетради…

…Утром в привычно пустом в столь ранний час читальном зале его встретила мисс Литтл. На ней была белая блузка с черным узким атласным бантиком, темно-серая юбка, из-под края которой выглядывали новые туфли на небольшом каблучке.

– Сегодня неплохая погода, не так ли, мистер Владимир? – с полуулыбкой кивнула она в сторону окон, за которыми серое небо по-прежнему моросило нудным дождем.

– Мисс Литтл! – Соловьев, даже всплеснул руками от удивления. – Вы сегодня необыкновенно хороши! – решился он нарушить традиционный ход разговора.

– О, благодарю вас, мистер Соловьев, это очень любезно с вашей стороны! – ее щеки покрылись легким румянцем. – Ваши книги уже на столе. Будете заказывать что-то еще? Может быть – чаю? – совершенно неожиданно спросила она. – У меня здесь есть чайник, и я могла бы… – она вдруг смутилась, видимо придя в ужас от собственного предложения.

«Бог моя, да не влюбилась ли в меня эта почтенная… перечница? – весело подумал он. Иначе с чего бы это она так вырядилась? Да и чаю в читальном зале предлагает».

– Нет-нет, благодарю вас, – начал было он, но, заметив, как скорбно опустились уголки ее рта, поспешно добавил, что с удовольствием выпьет чаю с любезной мисс Литл немного позже.

Он расположился за столом. Открыл книгу и попытался читать. Не смог. Мысли разбегались и прятались. Открыл другую и, полистав страницы, тоже отложил в сторону. Предощущение встречи, так и не состоявшейся сегодня ночью, не проходило. Краем глаза заметил, что за соседний стол сел француз, от которого раздражающе пахнуло сладким одеколоном… Глянул на мисс Литтл, которая почему-то слишком громко перекладывала книги… И дождь слишком сильно барабанил по стеклам купола…

«Сегодня все „слишком“», – подумал он, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и вдруг ощутил жжение между бровями…

Ему вдруг показалось, что его тело вытягивается вверх, и оттого сам он поднимается выше куполообразного свода читального зала, выше Биг Бена, выше мрачных туч, придавивших город… Поднимается к лазоревому сиянию, в котором возникло долгожданное и прекрасное женское лицо, которое само и являлось источником божественного света. То самое лицо, которое он видел в детстве в пламени свечи. Сейчас оно показалось строгим, хотя взгляд был приветлив и ласков. И она, величественная Богиня смотрела так, будто он – простой смертный – был ей знаком и любим ею! Ее лицо было настолько близко, что, казалось, можно протянуть руку и дотронуться. Но делать этого нельзя, никак нельзя, потому что это лицо его Богини… его Софии… Он смотрел не моргая, боясь пошевелиться, малейшим движением спугнуть видение. Вот губы ее чуть дрогнули, словно она пыталась что-то сказать ему.

«Ты ищешь тайного знания, человек?»

«Да!» – подумал он, ощущая невообразимое счастье оттого, что Богиня знает его самое сокровенное желание.

«Тогда слушай свое сердце. Оно подскажет дорогу ко мне».

Он подался вперед.

«В Египте будь…» – услышал он, и… Богиня исчезла, растворившись в свете.

– «В Египте будь, – он удивился собственному голосу. – В Египте будь», – повторил он и открыл глаза.

Француз, повернувшись к нему, смотрел недоуменно. Мисс Литтл тоже подняла голову от своих книг.

«Наверное, я очень громко сказал», – подумал Соловьев, поднялся из-за стола и молча направился к выходу. Вышел на улицу и, не обращая внимания на дождь, чувствуя восторженное биение сердца, не способного вместить радость, опьяненный состоянием головокружительного счастья и необычайной легкости, направился в сторону дома. Из глаз его текли слезы, отчего он шел, низко опустив голову.

– «В Египте будь, в Египте будь», – шепотом повторял и повторял он как молитву. Или заклинание?