Текст книги "Тайна турецкого паши"

– Благодарю тебя, учитель! – Хасан скромно, как подобает дервишу, склонился перед старшим писцом.

– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

Старший писец сложил его листы, вышел из кельи, напоследок задержался и проговорил:

– Хорошая работа, но все же впредь работай в общей комнате, вместе с другими мастерами! Такой порядок издавна заведен в текиях нашего ордена!

Едва дверь кельи затворилась за старшим писцом, Хасан открыл шкатулку и достал из нее старый пергамент. Положил его на стол, разгладил…

Чернила поблекли от времени, но линии были по-прежнему прекрасны – видно было, что перед ним работа великого каллиграфа.

Хасан попытался разобрать изящные, как соловьиная трель, буквы…

Это не была арабская вязь, которой пользовались дервиши их текии и все добрые мусульмане, обитающие во владениях султана, да продлит Аллах дни его жизни. Это были буквы латинского алфавита, каким пользуются жители Дубровника и Италии.

К счастью, Хасан знал этот язык, и он смог прочитать латинские буквы, и они сложились в слова, столь прекрасные, что у него захватило дух. Казалось, что сам Аллах, милостивый и милосердный, сложил эти слова в волшебном, неповторимом порядке. В этих словах было все – и печаль о безвозвратно прошедшем или несбывшемся, и радость от красоты и совершенства мира, сотворенного Аллахом, милостивым и милосердным, и сожаление о кратковременности и тленности этой красоты, этого совершенства…

Хасану хотелось читать эти слова снова и снова, он чувствовал себя как путник, много дней шедший по выжженной солнцем пустыне и едва не изнемогший от жажды и наконец добравшийся до источника с чистой родниковой водой…

Хасан застыл над пергаментом, потеряв счет времени.

Он очнулся только тогда, когда дверь кельи скрипнула. Хасан поспешно схватил со стола лист старого пергамента и спрятал у себя за пазухой.

На пороге снова стоял старший писец.

– Ты все еще здесь? – проговорил он строго. – Мустафа соединил листы, отправляйся к паше, отнеси ему книгу! – Он протянул Хасану шелковый футляр, внутри которого угадывалась только что сшитая книга. – Поторапливайся! Паша не любит ждать!

– Вот как ты хочешь, а что-то с ней не то! – заявила Татьяна, неохотно возвращая Андрею смартфон.

– С чего ты взяла? – Он посмотрел очень внимательно, даже озабоченно.

– А с того, что голос у нее какой-то… грустный… нет, не грустный, а встревоженный, даже испуганный. Вообще голос не ее, чувствую я, что она дерганая какая-то.

– Ну, приехала в чужой город, никого там не знает, друзей нет, да еще свекровь…

– Ты хочешь сказать, что у нее свекровь – монстр? – хмыкнула Татьяна. – Ну, это-то как раз можно объяснить. Приехала какая-то девка из провинции, небось окрутила ее сыночка ненаглядного, чтобы квартиру захапать. Они там, в большом городе, только так о нас и думают. Хотя… вроде бы Ника говорила, что у ее мужа своя квартира есть, с мамашей вместе жить не будут…

– А ты… что можешь сказать про ее мужа? – осторожно спросил Андрей. – Как он тебе показался?

– Ничего, – усмехнулась Татьяна, – обаятельный…

Андрей тотчас отвернулся. Вряд ли эта недалекая Танька сможет что-то прочитать по его лицу, но все же он не хотел давать ей повод для насмешек. А что смеяться и сплетничать обязательно будут, он знал. У них в офисе мужчин мало, а тетки эти…

Если узнают, станут шушукаться по углам, хихикать ему вслед, те, что постарше, примут деятельное участие, советы будут давать… о господи, только не это!

Так он думал полгода назад, когда осознал, что влюбился. Влюбился в Нику Соловьеву. Точнее, обратил на нее внимание он сразу, как только пришел работать в эту фирму.

Как она отличалась от остальных! Девчонки вечно хихикали, бегали курить, трепались о мужчинах даже в его присутствии, поскольку сразу же составили о нем нелестное мнение. Тихий, одет скромно, зарабатывает средне, в общем, бесперспективный. На такого и силы тратить не стоит, если уж совсем полные кранты, нет надежды приличного человека найти, тогда и этот сгодится. Да и то…

Он случайно услышал эти слова одной такой… Как же ее… Соня, что ли… Это она после того, как попыталась его завлечь. Он тогда полным идиотом притворился, сделал вид, что вообще ничего не понял. Ага, как же, не поймешь тут, когда зажала его в темном коридорчике, а сама весит чуть не сто кило! Еле он спасся. А потом эта Сонька стала о нем гадости говорить, да еще нарочно громко, чтобы он слышал.

Одно хорошо: Ника никогда с ними не тусовалась, некогда ей было. Уже потом он узнал, что мать у нее болела.

Время шло, он все поглядывал на нее, но как-то проявиться даже не пытался. Матери ее становилось все хуже, он даже хотел помощь предложить, да все никак было не поговорить, кругом люди. И что он мог сделать? Знакомств в медицинском мире у него никаких нет, а поддержка ей нужна только от близкого человека. Которого у нее не было. И как же он хотел им стать!

Потом ее мать умерла. И она совсем окаменела от горя. Как же он хотел ее утешить! Взять ее лицо в свои руки, посмотреть в глаза и твердо сказать, что больше никогда, никогда с ней ничего плохого не случится. Уж он об этом позаботится. Он будет оберегать ее от всех несчастий, даже от мелких житейских неприятностей, он очень постарается сделать ее счастливой.

Но как он мог лезть к ней с утешениями? Кто он ей? И как он мог пользоваться ее слабостью? Вполне возможно, что от тоски и одиночества она бы привязалась к нему, но он не хотел, чтобы она была с ним из чувства благодарности.

Вот такой он человек, возможно, слишком рассудочный и осторожный. Он решил ждать, а пока старался ничем не проявлять свои чувства. Она-то вряд ли заметит в таком состоянии, а офисные дамы – запросто. И начнется… может, кому-то и все равно, но он терпеть не мог, когда обсуждают его чувства.

Прошло несколько месяцев, и он наконец решился. Тогда как раз отмечали какую-то дату образования фирмы, и начальник решил устроить праздник. Лето все-таки, сказал он, будем отмечать на природе. И нанял катер, который отвезет их всех на остров, где никого не будет, кроме них. И весь этот теплый длинный выходной они проведут там. Купание, шашлыки и все такое прочее.

И Андрей понял, что судьба дает ему шанс. В конце концов, надо решиться и сказать Нике, что он ее любит. Или хотя бы попытаться. Если она шарахнется от него, он поймет. И не станет настаивать. Если же она даст ему хоть крошечную, хоть малюсенькую надежду, то он будет ждать, сколько нужно. А так он больше не может. Если ничего не выйдет, он уволится, найдет другую работу и постарается выбросить эту девушку из головы. Это будет трудно, но он сможет.

Он заснул перед воскресеньем в радостном предвкушении. Они будут одни на острове целый день, он найдет время, чтобы поговорить с Никой. И никто им не помешает.

Она не пришла на праздник. Они ждали ее долго, уже хозяин катера начал ворчать, что у него график, еще в три места народ отвезти нужно. Ее телефон не отвечал, Татьяна звонила несколько раз. Он волновался – что-то случилось, но не решился остаться – опять-таки начнут шушукаться и обсуждать его за спиной.

На острове не было связи, так что он промаялся целый день, и только вечером она позвонила Татьяне.

Оказалось, она упала, расшибла ногу и вернулась домой. И завтра на работу не придет. В общем, ничего страшного. Но он почувствовал, что все плохо. Судьба дала ему шанс, и она же его отняла.

Так и оказалось, потому что, когда Ника появилась на работе, в глазах ее он увидел спрятанную радость. Она никому ничего не рассказывала, но он-то заметил. И понял, что его дела плохи.

А потом и другие узнали, потому что ее изредка встречал с работы такой интересный парень, что сотрудницы даже не злословили. Вообще к Нике в офисе относились неплохо.

Андрей парня видел мельком, еще не хватало выслеживать этих двоих.

Шло время, и Ника выглядела вполне счастливой. Стало быть, все у них серьезно.

Через три месяца эти двое расписались в ЗАГСе. Узнали об этом от Татьяны Самохиной, она и фотографии показывала, и рассказала, что свадьбы не было, так, в ресторане посидели недолго. Потом Ника пришла с тортом и принесла заявление об уходе.

Как раз, сказала, две недели отработаю, пока паспорт новый выдадут. Вот так вот.

Эти две недели все силы Андрея ушли на то, чтобы следить за собой. Уволиться он решил чуть погодя, тем более начальник и зарплату прибавил. И проект хотелось закончить.

А теперь вот эта история. Что ни говори, а просьба Ники прислать фотографии ее с мужем весьма странная. Зачем ей они? Ну, пропали, допустим, из телефона, да и ладно. Вот он, муж-то, рядом, можно еще сфотографироваться.

Тем более что и свадьбы никакой не было, то есть ни платья красивого на невесте, ни торта свадебного, ни гостей. Татьяна хоть и небольшого ума девица, а то же самое сказала.

– Ладно, – сказал Андрей, – раз Ника просит – я это непременно сделаю. Звони этой Валентине Павловне, скажи, что я зайду, пусть подберет снимки. А тебе свой старый телефон пока принесу, чтобы ты от скуки совсем не озверела.

– Спасибо тебе… – Татьяна прилегла на кровать и смотрела грустно, как больной мопс.

– Давай поправляйся. – Он улыбнулся и похлопал ее по руке.

Раньше она никогда не видела его лицо в таком ракурсе. И сейчас, снизу, кое-что в нем разглядела. Вот интересно, раньше глаза видели лучше, и голова не болела, и нос не распух, а ничего она не замечала. А теперь глаза – как щелки, нос – как помидор, голова – как пивной котел гудит, а все же видно, что Андрей этот уж очень близко к сердцу принял Никины неприятности.

Тем более что это еще и неточно, может, там ерунда какая-то с этими фотками.

И вот еще интересно: раньше Танька тут же принялась бы болтать и подшучивать. А теперь промолчала – чего человека зря смущать… он это не заслужил…

– Пока-пока… – Она закрыла глаза и отвернулась к стене.

Ника проснулась поздно, с больной головой.

За окном сегодня была серая хмарь. Не то мелкий дождь, не то туман, не то мокрый снег, в общем, какая-то дрянь сыпалась с серого неба.

Первое, что Ника увидела, открыв глаза, была ее, с позволения сказать, свекровь. Она стояла рядом с кроватью, на губах у нее была слащавая улыбка.

– Ты проснулась, Верочка? – проворковала свекровь. – Кофе будешь? Я сварю!

– Да, я сейчас, только душ приму… а где… Сергей? – Ника сделала над собой усилие, чтобы произнести это имя.

– Сереженька? А он по каким-то делам ушел, не стал тебя будить! Хотел, чтобы ты выспалась…

Свекровь вышла. Ника посмотрела ей вслед удивленно. Что это с ней? Что это она второй день так заискивает? Ах, ну да, сынок рассказал ей про движимое и недвижимое имущество, оставленное Нике! Ну нельзя же быть такой примитивной… Хотя… что тут хитрить, свекровь же сказала вчера ему, чтобы был поласковее. А он артачился, тогда свекровь услала его подальше, а сама перед Никой заискивает. Думает, что у нее лучше получится.

Ника выползла в коридор, зашла в ванную.

Сегодня душ погорячее, и как это свекровь его уговорила?

Постояв подольше, Ника пришла в себя, даже вспомнила вчерашние события.

Надо же, она – богатая наследница! И рассказать-то некому, близких никого, никто за нее не порадуется.

Выйдя в коридор, она увидела на тумбочке возле двери свой мобильный телефон. Экран его светился, как будто телефоном только что пользовались.

Черт, это наверняка свекровь проверяла телефон, читала сообщения! Вот ведь зараза!

Она потянулась к телефону, чтобы проверить, не пришло ли новое сообщение, может, этот самый Андрей Щербаков уже достал фотографии, но тут в дверях кухни показалась свекровь.

– Верочка, ты идешь? Кофе остывает!

– Да, сейчас…

Снова уйти в ванную… это будет подозрительно, свекровь точно насторожится. С одной стороны, нужно кофе выпить, а то в голове туман не хуже, чем за окном, с другой же стороны – противно из рук этой пройды что-то принимать.

Она прошла на кухню, взялась за чашку, раздумывая, куда бы вылить подозрительный напиток. Лучше уж голодной сидеть, чем пить то, что ей наливает эта ведьма…

Свекровь стояла рядом, как привязанная, зорко следила за каждым ее движением.

И тут свет на кухне мигнул и погас.

Погас он не только на кухне, но и во всей квартире.

– Ох! – Свекровь схватилась за сердце. – У меня в морозилке рыба испортится! Деточка, ты не посмотришь предохранители? Они там, на лестнице… я в этом ничего не понимаю, а Сережа сказал, что не скоро придет…

Ника хотела сказать, что за несколько минут рыбе ничего не сделается и с чего это свекровь так всполошилась, но решила, что это даст ей возможность не пить кофе. Да лучше воды из-под крана напиться, чем кофе у этой заразы пить!

Поэтому она кивнула, вышла на лестницу, на всякий случай прихватив по дороге свой телефон. Свекровь показала ей шкафчик с предохранителями, а сама ретировалась в квартиру.

Что это она?

Ника не стала раздумывать над ее странным поведением, она решила воспользоваться им. Достала телефон, проверила его.

Сообщений не было. Вообще никаких.

Ну, ясно, пока там этот Андрей соберется, пока созвонится с Валентиной Павловной, пока будет ей объяснять, зачем ему фотографии… насколько Ника помнила, он вообще человек неторопливый. Спокойный такой, говорит негромким голосом, вежливо так, если с компьютером что случится или с другой техникой – всегда поможет, в ответ на благодарность улыбнется скупо, блекло, да и пойдет по своим делам. А больше-то ничего она про него вспомнить не может, он людей сторонится, все больше помалкивает.

Ника убрала телефон и открыла шкафчик.

Внутри были тумблеры, подписанные номерами квартир. И тумблер с их номером был опущен. Ну, понятно – где-то выбило предохранитель… никаких проблем… передернуть тумблер, и все…

Ника уже потянулась к тумблеру, но что-то ее остановило.

В свое время она окончила электротехнический колледж. Это Валентина Павловна, мамина подруга, посоветовала идти туда после школы, она там преподавала.

Дескать, получишь диплом, сможешь на работу устроиться уже не просто после школы или курсов секретарских, с дипломом легче возьмут. И если захочешь потом высшее образование получить, то колледж засчитают, все меньше учиться.

Это она при маме такие резоны приводила, а потом как-то подкараулила Нику после школы да и сказала прямо.

Ты, мол, взрослая уже, должна соображать. Сможет мать тебя пять лет в институте тянуть? Да нет, конечно, у нее здоровье слабое. Стало быть, иди в колледж ко мне, профессию получишь да и работать пойдешь. А потом – в вечерний институт поступишь, опять же я посодействую. А уезжать отсюда и не вздумай, мать не оставляй.

Ника недолго думала, потому что тетя Валя права была. Хотелось, конечно, в большой город, в новую, интересную жизнь, но ведь надо реально на вещи смотреть. Откуда у мамы деньги, чтобы ее там содержать? Эх, знать бы тогда про папашу богатенького… Нет, у Ники не было к нему никаких чувств.

В колледже старый преподаватель усердно вдалбливал в головы студентов правила техники безопасности.

«Электрик, как и сапер, – говорил он при этом, – ошибается только один раз…»

И еще он говорил, что самого его много раз спасала развитая интуиция.

«Это только говорится – интуиция, а на самом деле – внимание! Когда имеешь дело с высоким напряжением, внимание должно быть такое же высокое! Все чувства должны быть включены на максимум – зрение, слух, обоняние…»

Обоняние.

Ника поняла, что ее беспокоит. От распределительной коробки пахло свежо и резко – озоном. Так пахнет вблизи от вольтовой дуги или от места обрыва проводов. И еще пахло обгорелой изоляцией.

Ника пригляделась – и увидела, что провод отсоединен от контакта и касается оголенным концом ручки тумблера. В месте этого соприкосновения тумблер заметно обуглился.

Черт! Если бы она второпях схватилась за тумблер, ее бы запросто убило током! Напряжение здесь – о-го-го!

Она закрыла коробку, вернулась в квартиру. Свекровь с каким-то странным выражением лица стояла в коридоре.

– Ну что там, сделала? – спросила она. – Нету света-то…

– Где у вас инструменты? – спросила Ника.

– Инструменты? А вот здесь, в этом ящике, самом нижнем! А тебе зачем?

Ника нашла пассатижи и крестовую отвертку с изолированной ручкой, вернулась к распределительной коробке, навела в ней порядок. По ходу дела с удивлением поняла, что провод кем-то зачищен. Причем очень неаккуратно.

Что же это такое? Кто тут хозяйничал? А если бы она не разбиралась в электричестве? Если бы сразу схватилась за тумблер?

Ника передернула исправленный тумблер, вернулась в квартиру.

– Надо же, какая ты умница! – квохтала свекровь. – Редко какая женщина в электричестве понимает!

Ника развернулась и посмотрела на нее в упор. И встретилась с абсолютно прозрачными глазами. Да, в таких ничего не прочитаешь!

«Неужели все это было сделано нарочно?» – думала Ника в спальне.

Но зачем? Зачем кому-то ее убивать?

И тут же вспомнила, что она теперь – очень обеспеченная женщина, богатая наследница. Господи, все никак не привыкнуть к своему новому положению.

А за такие деньги запросто убить могут. И вот если с ней произойдет несчастный случай, кому достанутся деньги? Да мужу же! Муж – законный наследник, официальный. Значит, это все организовал тот фальшивый муж? А свекровь ему помогала? То есть не свекровь она совсем, а злодейка. И настоящему Сергею Ломакину вовсе не мать.

Отчего-то от этой мысли Нике стало легче.

А вот если она теперь богатая женщина, то что она вообще делает в этом гадючнике? Для чего она спит в этой ужасной, неудобной кровати, терпит хамство мужа, то есть тьфу! – этого самозванца, когда она может просто переехать отсюда? В свою квартиру, в свой загородный дом, да куда угодно!

Как странно звучит – моя квартира, мой загородный дом… да там, кажется, еще что-то есть, там столько всего, она сразу и не запомнила. И если наследство – это все правда, нет никакой ошибки и ей ничего не приснилось, то нужно выяснить все подробно, а не торчать тут с фальшивой свекровью. Что еще эта зараза задумает? Вопрос с тумблером остается открытым.

Помяни черта, а он тут как тут, свекровь деликатно поскреблась в дверь.

– Верочка, детка, ты как там? Все в порядке?

– Слушайте! – Ника распахнула дверь. – А у вас что – своих дел никаких нет, что вы меня стережете? На работу вы не ходите, это понятно, по возрасту на пенсии. Но отчего вы здесь все время торчите? Сами же говорили, что у вас своя квартира есть и что мешать вы молодым, то есть нам, не будете! А сами…

Ника сама не понимала, как это так получилось, что выскочили из нее эти слова. Никогда раньше не хамила она пожилым людям. Да и не только пожилым, всяким, не такой у нее был характер. Мама была человеком выдержанным и ее приучила разговаривать с людьми вежливо. Но сейчас словно бес в нее вселился.

Свекровь, надо сказать, нисколько не смутилась и не испугалась. Просто сделала вид, что не слышит.

– Дорогая, – сказала она, – ты не в духе. Что ж, это вполне понятно – столько событий, такой стресс.

«Если она сейчас предложит мне выпить таблетку и немножко поспать, я просто стукну ее табуреткой, – мрачно подумала Ника, – или подушкой придушу».

Она представила, как свекровь валяется на кровати и бьется головой о неудобную пластмассовую спинку, а она, Ника, сидит на ней верхом и прижимает к лицу подушку. Свекровь сучит ногами и кричит что-то из-под подушки, понемногу перестает дергаться и затихает.

Эта картина неожиданно привела Нику в прекрасное расположение духа, она даже улыбнулась лучезарно и сказала, что ей нужно выйти по делам.

– Сережа тебя отвезет, куда скажешь! – тут же заявила свекровь. – А то ты города не знаешь.

– Его же нету, – прищурилась Ника.

– Да он скоро придет, ты и собраться не успеешь!

Вот интересно, только что она говорила, что он очень занят и вернется не скоро. В кладовке она его прячет, что ли? Или из окна сигналы флажками подает?..

Очевидно, свекровь знала, что говорит, потому что этот самозванец, выдающий себя за мужа, явился через десять минут. Ника торопилась, поскольку хотелось поскорее уйти, но все же провозилась, накладывая макияж и выбирая подходящую одежду.

Да что тут выбирать-то? Выбирать и правда было особо не из чего. Говорил же ей Сережа, чтобы не брала с собой много вещей – там, мол, все купим, что нужно, вот она и взяла только парочку платьев да костюм. Ну, еще джинсы, конечно, но они после дороги в ужасном состоянии, надо бы постирать…

С изумлением Ника сообразила, что в этой квартире нет стиральной машины. Как же тогда вообще жить? Нет, что-то тут не то…

– Ну, ты идешь, наконец? – послышался недовольный мужской голос из прихожей.

И тут же самозванец еле слышно охнул, наверное, свекровь ущипнула, чтобы не зарывался. Жуткий тип! И дурак к тому же! Ума не хватает сообразить, что Ника теперь не та, что раньше. Вот не угодит ей этот, с позволения сказать, муженек, и она с ним разведется.

А что, это выход… Да, но при разводе ему, кажется, полагается чуть ли не половина всего имущества. Ну да, когда она получила наследство, они уже были женаты, так что… вот с какой радости отдавать ему то, что ей оставил отец? Вот просто так отдать? Ну, уж нет! Надо бы проконсультироваться с адвокатом. Но где его взять? В интернете искать? Там, скорее всего, на жулика нарвешься. Господи, она же никого, просто никого не знает в этом городе!

Ладно, пока этот вопрос оставим, нужно действовать похитрее.

– Иду, дорогой! – крикнула она. – Уже готова!

Они подъехали к Таврическому саду, свернули на тихую улицу и остановились возле красивого пятиэтажного дома. Фасад этого дома украшали балконы, поддерживаемые пухлыми кариатидами, к двери вело мраморное крыльцо.

Ника почувствовала смущение. Она покосилась на своего спутника и заметила, что он тоже нервничает. Отчего-то это подняло ей настроение и придало уверенности.

– Не волнуйся, малыш! – проговорил мужчина с фальшивой бодростью. – Я с тобой!

– А я и не волнуюсь, – спокойно ответила Ника. – С какой стати я должна волноваться?

Она поднялась на крыльцо, нажала на кнопку.

Из динамика над дверью донесся строгий голос:

– Кто такие? По какому вопросу?

– Я – Вероника Ломакина, – представилась Ника твердым голосом. – Я звонила управляющему.

– Да, меня предупредили, заходите…

Замок щелкнул, и дверь открылась.

Ника со спутником вошли внутрь.

Они оказались в просторном холле, пол которого был выложен в шахматном порядке черными и белыми плитами. В глубине холла виднелся плавный изгиб мраморной лестницы, устланной красной ковровой дорожкой, рядом с ней находилась кружевная кованая кабина лифта. Там же, чуть в стороне от лестницы, стояла мраморная статуя – женщина в коротком греческом хитоне, со строгим лицом и светильником в поднятой руке. То ли аллегория Истины, то ли Правосудия. Впрочем, Правосудие должно быть с весами в руках. Казалось, эта статуя давно уже дожидается лифта, отсюда и недовольное выражение ее лица.

Холл был таким просторным, что Ника не сразу заметила в нем стеклянную будку, в которой сидел охранник. Это был не пузатый отставник, какие обычно служат охранниками магазинов и офисов, а подтянутый, спортивный мужчина лет тридцати.

– Вероника Дмитриевна, сейчас вас встретят, я позвонил! – проговорил охранник с осторожной профессиональной вежливостью.

Ника подумала, что своим профессиональным взглядом он сразу определил, что ее спутник явно не играет большой роли. И обращался исключительно к ней, на мужчину смотрит как на пустое место. Что ж, он все правильно понял.

И правда, в ту же минуту откуда-то из-под лестницы показалась женщина. В первый момент Нике показалось, что это мраморная статуя двинулась к ним, но потом она поняла, что статуя осталась на своем месте, к ним же приближается женщина лет пятидесяти, в прямом бежевом платье и туфлях на низком удобном каблуке.

Женщина подошла.

У нее была гладкая прическа и строгое неулыбчивое лицо человека, неизменно уверенного в своей правоте. Именно это строгое выражение делало ее похожей на аллегорию Истины.

– Вы – Вероника Дмитриевна? – спросила она настороженно – и вдруг в лице ее что-то изменилось, словно маска Истины сползла с него. – Что же я спрашиваю, вы так на него похожи! Просто удивительно! Я даже не знала, что бывает такое сходство!

Она перевела взгляд на спутника Ники и замерла выжидательно, настороженно.

Ника замялась. Она никак не могла назвать своего спутника мужем, не могла даже произнести его имя. Тогда он сам представился:

– А я – Сергей, ее муж… мы совсем недавно поженились.

– Ах, совсем недавно! – проговорила женщина таким тоном, как будто уличила его в каком-то неблаговидном или даже криминальном поступке. – А я – Юлия Милановна, я много лет служила Дмитрию Васильевичу… вашему отцу.

– Милановна? – переспросил мужчина.

– Да, совершенно верно, – сухо подтвердила женщина. – Милан – сербское имя. Мой отец был родом из бывшей Югославии, как и сам Дмитрий Васильевич. Ну вы, конечно, знаете…

– Нет, я, к сожалению, очень мало о нем знаю, – проговорила Ника, – надеюсь узнать больше от вас…

– Да, конечно, если… я работала у него… как это называют… экономкой, и после его смерти осталась здесь, чтобы дождаться вас. А дальше уж – как вы решите.

– Конечно, я хочу, чтобы вы остались…

– Вероника, – перебил ее спутник, – не спеши, не принимай никаких решений второпях! Мы должны все тщательно обдумать, взвесить, прикинуть…

Резкий ответ застыл на губах Ники. Вот какого черта он лезет не в свое дело? Уж с экономкой она как-нибудь сама разберется. И вообще, он тут никто. И звать никак.

Но воспитание взяло верх. Ругаться при посторонних последнее дело. Это просто унизительно. И вообще, она же дала себе слово действовать хитростью.

– Конечно, вы должны все взвесить! – проговорила экономка, поджав губы. Хотя формально она согласилась со словами Сергея, но обращалась исключительно к Нике, и в самой ее интонации отчетливо прозвучало неодобрение. – Что же мы стоим в холле, – спохватилась она. – Пойдемте, я покажу вам его… вашу квартиру. – И женщина направилась к лестнице, жестом пригласив Нику и ее спутника следовать за собой.

Когда они подошли к лестнице, экономка пояснила, отвечая на невысказанный вопрос:

– Лифт нам не понадобится, ваша квартира на втором этаже… точнее, это бельэтаж.

– И вы там живете? – уточнил Сергей с несколько подозрительной интонацией.

– Что вы, как можно! – иронически ответила ему Юлия Милановна. Хотя отвечала она Сергею, но смотрела при этом на Нику, принципиально не замечая ее спутника. – Я живу вот здесь! – Она кивком указала на неприметную дверь под лестницей. – Это бывшая дворницкая. Впрочем, если вы меня уволите, я съеду…

– Нет, нет, что вы… – поспешно возразила Ника.

– Там будет видно! – добавил Сергей.

По плавному изгибу лестницы они поднялись на второй этаж, подошли к высокой белой двери. Экономка достала из кармана своего платья связку ключей, один из них вставила в скважину, распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская Нику вперед.

Ника не представляла себе, что бывают такие квартиры. То есть назвать это квартирой у нее просто язык не поворачивался.

Здесь был круглый холл с колоннами и удивительным хрустальным светильником, из этого холла двери вели в гостиную и столовую, в две спальни и кабинет. В гостиной был огромный камин из резного мрамора и пушистый персидский ковер, в котором утопали ноги, в одной из спален – огромная кровать под бархатным балдахином на резных столбиках, в другой – низкое и плоское японское ложе и японские же гравюры с цветами и бабочками.

Где-то в глубине квартиры скромно расположилась кухня размером с небольшое футбольное поле, гардеробная размером с гараж и две ванные комнаты, в каждой из которых можно было разместить общественный бассейн.

И во всех комнатах была мебель немыслимой красоты, старинные картины и мраморные скульптуры. Ванны на позолоченных львиных лапах были так велики, что в них можно было сдавать нормативы по плаванию.

Обойдя все комнаты, на что ушло немало времени, экономка снова пришла в кабинет.

Ника была так потрясена увиденным, что уже плохо все воспринимала, видела все как сквозь туман или сквозь толстое стекло. Сергей, кажется, тоже немного растерялся, но он ни на мгновение не выпускал Нику из поля зрения.

Пожалуй, кабинет был самой скромной комнатой в этой волшебной квартире, и экономка не случайно пришла именно сюда. Здесь размеры комнаты и обстановка не подавляли, так что можно было спокойно разговаривать.

Несколько застекленных книжных шкафов с темными старинными томами, письменный стол красного дерева с зеленой кожаной столешницей, пара глубоких кожаных кресел, на стенах гравюры – горные пейзажи, люди в необычных экзотических костюмах, красивые усачи с саблями на боку, гарцующие всадники.

– Итак, я вам все показала, – проговорила экономка с прежней сухой профессиональной интонацией. – Обдумайте все и решите, что будете делать с этой квартирой. Если вы оставите ее, я могу по-прежнему поддерживать в ней порядок… если вас, конечно, это устраивает.

– Мы это обдумаем! – поспешно проговорил Сергей, не дав Нике вымолвить ни слова.

В это время у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Он поморщился, достал телефон, взглянул на дисплей и поднес его к уху, машинально отвернувшись от женщин.

Тут произошло неожиданное. Экономка сделала шаг в сторону Ники, протянула к ней руку и что-то вложила в ее ладонь.

Ника вздрогнула, ей невольно вспомнился странный сон – узкая улочка мусульманского городка, два всадника на откормленных лошадях, арестант в разорванном халате, с окровавленным обрубком языка так же вкладывает в ее руку листок пергамента…

Впрочем, это видение пронеслось в ее голове в долю секунды.

Сергей – точнее, тот человек, который называл себя Сергеем, – быстро закончил свой разговор и снова повернулся к ним.

Ника скосила глаза на экономку – но та стояла на прежнем месте и смотрела перед собой со сдержанностью и равнодушием, как будто все происходящее ее не касалось.

Можно было подумать, что ничего не было, что она ничего не передавала Нике, но та отчетливо чувствовала в руке сложенный листок бумаги…

Она хотела спрятать этот листок, но Сергей, точнее, тот человек, который называл себя Сергеем, не сводил с нее внимательного, подозрительного взгляда.

– Спасибо, – проговорил Сергей сдержанно. – Мы все видели и должны подумать…

– Конечно. Подумать – это очень полезно, – ответила экономка с почти незаметным сарказмом, по-прежнему смотря только на Нику. – Я провожу вас…

– Это лишнее, мы и сами прекрасно найдем дорогу.

Ника ничего не сказала.

Она чувствовала, что у нее горит лицо.

Эта бумажка, которую вложила в ее руку экономка, заставляла ее дрожать от страха и растерянности.