Текст книги "Часы Зигмунда Фрейда"

И у нее не осталось никаких сомнений: это была та самая женщина, которая найдена мертвой в кафе «Золотой ключик», где она должна была встретиться с Эллой. Та самая, которая выдавала себя за Лидию Сундукову…

Понятно…

Значит, сбежав обманом из зала суда, хитрая Лещева каким-то образом раздобыла документы умершей Сундуковой, перебралась в Петербург и устроилась работать в банк.

Эта работа была ей хорошо знакома… Она больше ничего делать не умела…

Но что, если на новом месте фальшивая Сундукова снова задумала похожее преступление?

Говорят же, что все преступники, которым один раз сошло с рук их преступление, повторяют его снова, копируя прежний образ действия, даже мелкие детали.

И кто же ее убил?

Те, кто узнал в ней Лещеву из Воронежа и захотел помешать ей совершить то же самое преступление на новом месте? Глупости, тогда бы ее в полицию сдали, а убивать-то зачем? Или прежние подельники, с которыми она не поделилась добычей?

Скорее всего второе, потому что, судя по квартире, эта самая Лещева сумела все-таки унести в клюве какие-то деньги. Квартира в новом доме, ремонт хороший, мебель дорогая, как и бытовая техника, и видно, что не живет в ней человек от зарплаты до зарплаты, хоть, может, и прилично в банке платят.

Но на этот вопрос воронежские заметки не давали ответа.

Тут Элла взглянула на фотографию, которая лежала в папке вместе с газетными вырезками.

Это была фотография улицы перед входом в банк. На этом снимке было два или три человека, случайно вырванные из толпы. Один мужчина выходил из банка, двое других просто проходили мимо.

Снимок был явно сделан так, чтобы акцентировать внимание на человеке, который спускался по ступеням банка.

Элла пригляделась к нему.

Хорошо одетый, интересный мужчина лет сорока, с темными, чуть тронутыми сединой волосами, он смотрел вперед уверенно и вместе с тем настороженно.

Элле его лицо показалось смутно знакомым.

Для чего в эту папку положили его фотографию?

Элла еще раз внимательно пригляделась к снимку и смогла прочитать на табличке название банка «Ворон-кредит».

Но ведь это тот самый банк, в котором работала покойная Сундукова… то есть Лещева.

Дважды покойная, если быть точной. То есть фотография сделана пять лет назад, или раньше, когда произошло ограбление в Воронеже. И если Лещева положила ее в папку, стало быть, этот мужчина прямо или косвенно имеет отношение к ограблению.

Принесли заказ, и Элла убрала папку в сумку. Но против обыкновения кусок не лез в горло.

Что-то в этой истории не сходится, поняла она. Ведь если Лещева – та самая преступница, которая скрывается и от правосудия, и от подельников, то Элла на ее месте сидела бы тихо, ни с кем не общалась, чтобы не вскрылось ее прошлое.

А она звонит этой Норе, которая так похожа на нее, Эллу, и вызывает ее на разговор, причем тайный. И еще говорит, что это очень важно. И вот тут-то ее и убивают.

Элла поежилась, вспомнив, как тряслась, сидя за столиком и видя перед собой мертвые глаза Сундуковой или как ее там, Лещевой. И как тот светловолосый парень с волчьим взглядом выдернул ее оттуда и привез в какую-то странную квартиру. И с тех пор все время он за ней следит, вот что ему надо?

Она бросила рассеянный взгляд в окно и оторопела. Тот самый тип стоял на улице и смотрел в телефон. Легок на помине!

Элла резко отпрянула назад, едва не свалив растение. Парень на улице удовлетворенно улыбнулся и пошел к дверям кафе. Элла поняла, что отсюда ей не уйти. Официантка куда-то запропастилась, зал небольшой, этот тип просто обшарит все кабинки одну за другой и найдет ее. А самое главное – он найдет конверт с документами и фотографиями, которые он искал в квартире Сундуковой.

Нет, этого нельзя допустить. Почему-то Элле документы эти казались очень важными. Она схватила конверт и засунула его туда, где привольно существовало растение с мясистыми листьями – между горшком с землей и кашпо. Конверт провалился куда-то вниз, если не знаешь, где искать, ни за что не найдешь.

И только было она изготовилась бежать, как тип с волчьим взглядом возник рядом с ее столиком.

– Привет! – сказал он хрипло. – Давно не виделись!

Элла пятилась от него, прижимая к груди сумку.

– Не вздумай орать! – предупредил он. – Хуже будет.

Несмотря на то что ей было страшно, Элла решила уже заорать. И опрокинуть стул, и двинуть ему сумкой…

Но тут у нее в кармане зазвонил телефон. Не глядя, она нашарила трубку и заговорила быстро:

– Катерина Романовна, спасите! Меня грозятся убить, вызовите полицию! Адрес…

Тут злодей ухмыльнулся так нагло, что она поняла: ничего не выйдет. И посмотрела на дисплей телефона. Звонила вовсе не главный редактор издательства. Номер был скрыт. И оттуда бархатный вальяжный баритон сказал только одно слово:

– Ресентимент!

Доктор Фрейд взглянул на свою пациентку. Это была молодая женщина с красивым аристократическим лицом, на котором, однако, лежала печать какой-то неуверенности и печали.

Фрейд взглянул на ее визитную карточку.

Там было напечатано только имя, но имя чрезвычайно громкое: Мари Бонапарт.

– Не каждый день ко мне на прием приходят принцессы!

– Вы не должны видеть во мне принцессу, доктор! Я пришла к вам, как женщина… несчастная женщина.

Фрейд еще раз оглядел ее.

Модная, дорогая одежда. Скромные, но несомненно весьма дорогие украшения. Если эта женщина несчастна – причина ее несчастья не в материальной сфере…

– Что беспокоит вас, мадам?

– Я… – Женщина смущенно опустила глаза, принялась теребить носовой платок. – Я не могу…

– Не беспокойтесь, мадам! – поспешил успокоить ее Фрейд. – Вы можете говорить мне все совершенно свободно. Врач – это как священник. Все, что вы скажете мне, останется тайной.

– Хорошо… – Женщина шагнула вперед и проговорила быстро и решительно, как будто бросилась в холодную воду: – Я не могу общаться с мужчинами… не могу… не могу вступать с ними в интимные отношения. Я не испытываю ничего, кроме страха, отвращения и боли.

– Что ж… – Фрейд кивнул. – Это печально и достойно сожаления. Но я постараюсь вам помочь. Прошу вас, ложитесь на эту кушетку и постарайтесь расслабиться…

Женщина легла на узкую кушетку, покрытую темно-красным восточным ковром. Фрейд остановился перед ней, достал из кармана часы, взглянул на них.

– Мой метод, – начал он, – заключается в том, чтобы вернуть вас в прошлое, в то время, когда сложился ваш комплекс…

– Вернуть в прошлое? – удивленно переспросила женщина. – Разве это возможно?

– Может быть, это не в полном смысле возврат в прошлое, а только мысленный, но обычно этого бывает достаточно… что такое время? В каком-то смысле – условность. Вот, возьмите, для примера, эти часы. Их стрелки вращаются в обратном направлении. Не значит ли это, что они обращают время вспять?

Принцесса слушала Фрейда, и в то же время взгляд ее следил за его часами, которые мерно раскачивались на цепочке. Их циферблат разрастался, увеличивался, еврейские буквы, похожие на древнюю клинопись или на нотные знаки, плясали перед ее глазами, стрелки двигались в обратную сторону – все быстрее, быстрее, как будто отсчитывая время в обратную сторону, возвращая ее в прошлое…

Женщина слушала мягкий, завораживающий голос доктора Фрейда – и ей вдруг показалось, что венский кабинет профессора растворился, исчез, что она оказалась вдруг в одной из комнат замка Зильберштайн, где прошло ее детство… да и сама она – не светская дама, а девочка-подросток с длинными каштановыми волосами…

И тут за ее спиной раздался едва слышный скрип половиц.

Мари испуганно повернулась…

За ее спиной стоял Фогель, ее ровесник, сын садовника. Его светлые волосы были растрепаны, зеленые глаза сияли. Одна рука была спрятана за спиной.

– Фройляйн Мари… – проговорил он глуховатым, взволнованным голосом, и отчего-то собственное имя заставило сердце девочки учащенно забиться. – Фройляйн Мари, я принес вам цветок…

Он вытянул из-за спины руку, в которой была только что распустившаяся белая роза. На нежных лепестках еще сверкали бриллиантами капли росы.

– Вы… ты… ты как этот цветок!

Он протянул ей розу.

Мари потянулась навстречу розе, навстречу руке Фогеля, и руку ее пронзила боль – она укололась розовым шипом. На пальце выступила капелька крови.

– Какой же я неловкий! – воскликнул Фогель. – Позволь, я остановлю кровь…

Он завладел ее рукой, прижался к ней губами… и вдруг все тело Мари наполнилось сладкой, незнакомой болью. Свет в комнате померк, словно прежде времени наступили волшебные весенние сумерки, и где-то в глубине позвоночника запела серебряная труба… звук ее ширился и креп, наполнял все ее тело тяжелой и густой медовой сладостью…

Вдруг хлопнула дверь.

Волшебство мгновенно угасло, пение серебряной трубы оборвалось на самой высокой ноте. Фогель отшатнулся от нее.

Мари широко открыла глаза…

На пороге комнаты стоял отец. Лицо его было красно от гнева, губы дрожали.

– Что ты здесь делаешь, маленький гаденыш? – обрушился он на мальчика.

– Извините, герр полковник… – залепетал Фогель. – Я ничего… ничего дурного… я только принес цветок… я только хотел подарить его фройляйн Мари…

– Да что ты о себе вообразил?! – грохотал отец. – Пошел вон! Твое место на заднем дворе! Если я еще раз увижу тебя в комнатах… если я еще раз увижу тебя рядом с моей дочерью…

Фогель втянул голову в плечи, бросился к выходу. А Мари горько, безнадежно зарыдала…

Часы с еврейскими буквами на циферблате перестали качаться. Мари очнулась.

– Как я и думал, – проговорил доктор Фрейд печальным, умудренным голосом, – как я и думал, корни вашей проблемы лежат в вашем прошлом… ваша первая и единственная любовь была грубо растоптана отцом. Так бывает, к сожалению, и очень часто.

– Так что же, я обречена? Я никогда не узнаю радостей любви?

– Нет, не нужно отчаиваться! Человеческая психика пластична, она поддается воздействию. Нужно только понять первопричину вашей проблемы, а мы, к счастью, поняли ее достаточно быстро. Теперь мы продолжим работу, и я даже знаю, какой путь приведет нас к успеху. Сегодняшний сеанс закончен, но вы придете ко мне снова, на следующей неделе, и мы продолжим…

Она вышла из банка позже всех, чтобы не попасть в поток сотрудников. Кто-то обязательно привяжется с разговорами, как эта Люся-Лиля. Правда, что-то в последнее время ее не видно. Заболела или все же поняла, что пора отвязаться. Да нет, до таких людей никогда ничего не доходит, пока прямо не скажешь.

Она растерянно огляделась по сторонам, не обнаружив машину мужа поблизости.

– Малыш! – Он опустил руку ей на плечо, отчего она дернулась было вырваться, но удержалась. – Что с тобой? – Он вроде бы удивился, но по глазам не заметно.

– Извини, ты так неожиданно подошел… – Она вымученно улыбнулась. – Устала что-то сегодня…

– Это ничего! – Он взял ее под руку и быстро потащил к машине. – Сейчас домой приедем, поедим чего-нибудь вкусного, телевизор посмотрим, потом ляжешь пораньше, хорошо выспишься, а утром все пройдет, не сомневайся…

Неожиданно она осознала, что точно те же слова и с той же интонацией он говорит каждый вечер, когда встречает ее с работы. И неужели они каждый вечер так и проводят: ужинают и смотрят телевизор. И рано ложатся спать…

Эта мысль заставила ее замедлить шаг.

– Ты чего? – спросил он. – Не тормози, прибавь шагу, а то светофор переключится…

Машину он почему-то всегда ставил на той стороне улицы, хотя возле банка была стоянка для сотрудников. Но у нее-то машины нету, так что вполне можно было оформить место на мужа…

– Я готовый ужин заказал, чтобы время не тратить! – Теперь он буквально тащил ее через улицу. – Ну вот, успели.

«Куда так торопиться?» – подумала она, но промолчала. Не хотелось с ним разговаривать, теперь уже ее раздражал не только его смех, но и сам голос.

В машине ехали молча. Она с тоской думала о том, что на ужин он, как всегда, заказал много мяса. Жирного и жареного. Еще небось картошка тоже жареная. А к чаю купил жирного сладкого печенья. И будет он все это долго есть, чавкая и облизывая пальцы.

Если она сделает замечание, он, конечно, не станет демонстративно обижаться, и пару минут будет есть прилично, но потом забудет, и все начнется сначала. Господи, и как ее угораздило выйти за этого человека замуж? Где были ее глаза?

От этой мысли она вздрогнула, но он как раз пытался объехать маршрутку и ничего не заметил, а ее мысли против воли текли в том же направлении. И правда, не может же он не замечать, что ее просто трясет от его прикосновений. Это если он случайно коснется ее рукой. А если что-то более интимное…

Кстати, она совершенно не помнит, когда они занимались сексом. То есть это, конечно, только к лучшему, потому что непонятно, как она это выдержит, но ведь он никогда не настаивает. Никаких поползновений не делает…

В будние дни она и правда очень устает на работе, ей не до того, а вот в выходные…

– А что мы делали в прошлую субботу? – неожиданно для себя спросила она.

– А ты не помнишь? – удивился он. – Мы же к Володьке на шашлыки ездили в Ушково. Ну, Володька, рыжий такой, высокий, мы с ним когда-то борьбой занимались…

У нее перед глазами встал пустой участок, и чуть в стороне огромные ели, как на картинке, и пахло дымом, и какие-то люди толпились возле мангала. Лица их сливались в одно. И не было там никакого рыжего и высокого.

Она потрясла головой, и видение исчезло. И тут она вспомнила, что уже спрашивала мужа про выходные. Странно, тогда он говорил, что они ездили на шашлыки к Вадику в Макеевку. Но в воскресенье, а в субботу он работал.

– А ты прошлый раз говорил, что мы к Вадику ездили, он такой толстый и белобрысый… – самым невинным голосом сказала она. – Я точно помню…

– А? – Он бросил на ее взгляд. Не ласковый и чуть покровительственный, как обычно, а злобный, волчий. А в голосе была растерянность. Но он тут же рассмеялся.

– А так, у них дома рядом, у Вадика и Володьки. Друзья они и соседи, мы туда-сюда и ходили.

– Ну да… – протянула она, на всякий случай решив не упоминать про Макеевку. И про воскресенье.

И не задавать больше вопросов. Почему она так решила, и сама не смогла бы ответить.

Они свернули на свою улицу.

– Приехали! – сообщил муж удовлетворенно. – Еще пять минут – и будем дома!

И она подумала, что можно будет надолго уйти в ванную, запереться изнутри, а потом как-нибудь выдержать совместный ужин и правда пойти спать.

Но не тут-то было. При въезде во двор муж притормозил, потому что дорогу перегородил белый фургон, на котором было написано слово «Мебель». И название фирмы, и забавный рисунок: двое бойких мужичков в рабочей форме тащат огромный диван, на котором развалился сонный бегемот.

Двери фургона были открыты, и водитель курил рядом.

– Эй! – закричал муж, высунувшись в окно. – Убирай свой драндулет, дай проехать!

– Куда это я его уберу? – лениво отозвался водитель. – Счас ребята диван принесут, тогда и уберу.

– Какой еще диван? Убирай машину с дороги!

– Говорят тебе, диван заказчик вернуть хочет. Не тот привезли, цвет ему не понравился. Ну, клиент всегда прав…

– Долго они еще?

– Долго, – злорадно сообщил водитель. – Там пока возврат оформят, кучу бумаг подписать надо…

– Да что ж это такое! – Муж стукнул кулаками по рулю, в то время как сзади подъехала еще машина и начала сигналить.

Муж высунулся в окно и сорвал злость на водителе подъехавшей машины. Тот ответил в том же духе, завязалась перепалка, тогда она открыла дверцу.

– Ты куда? – обернулся муж.

– Я пойду, – бросила она, – чем зря тут сидеть, вашу ругань слушать. Надоело.

Она обошла фургон, прошла вдоль дома и открыла дверь в свой подъезд. Мимо тотчас пробежали двое подростков, хихикая и толкаясь. Ей не хотелось ни с кем ехать в лифте, поэтому она задержалась у почтовых ящиков.

И машинально открыла свой ящик, потому что там накопилось много рекламы, один листок уже торчал снаружи, как вываленный собачий язык. Обычно почтовый ящик открывал муж, он же оплачивал счета, но у нее на связке тоже был ключ.

На пол вывалился ворох бумажек – рекламные листовки, тонкая газета, квитанции, пара конвертов. Тоже небось реклама.

Она сгребла все это в кучу и сунула в сумку. Тут как раз подошел лифт. Дома она выложила бумаги на столик в прихожей и ушла в ванную. Муж явился через полчаса злой, как черт. Обругал курьера, который как раз доставил еду, обругал водителя фургона и собирался было обругать жену, которая попала под горячую руку.

Она ждала от него этого и приготовилась уже отвечать. Ей хотелось сбить с него это выражение приторной заботы и чтобы не называл больше малышом и не крутился ужом вокруг нее. И кофе чтобы в постель не приносил.

Но муж вдруг сжал зубы так, что заходили на щеках желваки, и промолчал. С едой все обстояло, как она и предполагала, так что пришлось ей выпить обычного чая с сухариком, муж все съел сам.

И очевидно, все же переел, потому что утром не стал завтракать и даже кофе ей не принес, чему она очень обрадовалась.

Как обычно, она навела скромный макияж и закрутила волосы в строгий узел на затылке. И выбрала другой брючный костюм, такой же деловой.

– Ты идешь? – Муж перебирал бумаги на столике. – Ага, квитанция на квартплату пришла.

– Все там… – Она открыла сумку в поисках губной помады и тут увидела конверт, который, очевидно, остался от вчерашней кучи бумаг в почтовом ящике. Она хотела отдать его мужу, но тут увидела на конверте свою фамилию – Ветлицкая. И инициалы. Мелькнула какая-то мысль о несоответствии.

– Больше ничего не было? – спросил муж.

– Нет, – сказала она, найдя под конвертом тюбик губной помады.

Она сама не знала, почему это сделала. Наверняка письмо – просто рекламный трюк. Они думают, что если прислать рекламу в конверте с адресом, то человек не удержится и откроет, сразу не выбросит. Но все же… ей никто не присылает писем.

– Ты идешь? – спросил муж. – Опоздаешь…

– Иду! – Она улыбнулась ему без насилия над собой. Хотела чмокнуть еще в щеку, но это был бы перебор.

На стоянке возле банка она увидела полицейскую машину с включенной мигалкой.

– Слушай, я тебя здесь высажу, – мрачно сказал муж, – на работу тороплюсь.

Она была только рада. И не стала уточнять, как же все-таки у него строится расписание дежурств. Если сутки через трое, то никак не получается. А впрочем, ее это не интересует.

– Привет! – Охранник сегодня был какой-то встрепанный.

– А что случилось? – спросила она.

– Сундукова умерла.

– Кто это?

– Да помните вы ее, блондинка коротко стриженная, пальто такое бежевое длинное… Лидия Сундукова, в бухгалтерии работала…

– Пальто? – В голове мелькнула эта самая Люся, как она за стеклом руками машет, и действительно что-то бежевое на ней надето. Значит, ее звали Лида.

– А что с ней случилось, почему полиция?..

– А, там какая-то странная история, вроде у нее сердечный приступ случился, а «Скорая» в аварию попала. Да по телевизору в новостях показывали!

– Не помню… – Она отвернулась от охранника и пошла к себе в кабинет.

Там посидела немного за столом просто так, глядя на то место за стеклом, где появлялась эта самая Сундукова. Надо же, а с виду такая здоровая была… Неожиданно всплыла мысль, что вот она очень хотела, чтобы эта Лида от нее отстала и не лезла в подруги. Вот теперь точно не станет лезть.

Да, нужно быть очень осторожной в своих желаниях.

Нора включила свой рабочий компьютер, и пока он запускался, как всегда, неторопливо достала из сумки конверт, который нашла вчера в почтовом ящике. И утаила от мужа утром. Вместо отправителя на конверте стоял штамп «3-я городская больница».

Адрес на конверте был ее, фамилия – тоже ее, но вот инициалы почему-то совпадали не полностью – на конверте было написано Э. В., притом что она – Нора Владимировна…

Видимо, кто-то перепутал первую букву…

Но позвольте, этот кто-то перепутал не только первую букву! Какое вообще отношение к ней может иметь Третья городская больница? Она никогда в ней не лежала, вообще никогда не была! С какой стати оттуда ей пишут?

Хватит гадать. Надо просто посмотреть на содержимое конверта, и все разъяснится…

Однако что-то ее останавливало, какое-то странное чувство мешало сделать такую простую вещь, как будто кто-то шептал у нее за спиной, предостерегал ее: не открывай этот конверт! Ничего хорошего тебя там не ждет! Ни к чему это!

Что значит – ни к чему? Надо наконец разобраться, надо понять, что там внутри…

Но руки будто сами отказывались двигаться, конверт, как живой, дрожал, так что она положила его на стол. И тупо смотрела на адрес и собственную фамилию. Ей казалось, что с этим конвертом в ее жизнь ворвалось что-то непонятное, таинственное и опасное. Надо было отдать его мужу.

Но тут она представила его приторно-заботливое лицо, притом что в глазах, когда он говорит ласковые слова, ничего не отражается. А потом вспомнила его настороженный волчий взгляд, который мелькнул на долю секунды, когда она спросила про субботу.

Нет, правильно она сделала, что не отдала ему конверт. Разумеется, это вышло случайно, но возможно, это знак?

Сделав над собой усилие, Нора надорвала конверт и достала из него единственный листок с отпечатанным на компьютере текстом.

И в то же мгновение в ее левом виске проклюнулась боль, запульсировала, забилась, сначала едва заметно, но постепенно усиливаясь, разрастаясь.

Нора поморщилась, дотронулась пальцами до виска, слегка помассировала.

Боль немного заглохла, и она прочитала текст письма.

«Уважаемая Э. В. Ветлицкая!

В нашей больнице проходит плановая проверка документации, и я не смогла найти часть документов по Вашей госпитализации. К сожалению, не смогла дозвониться до Вас по телефону, ваш номер не отвечает. Поэтому убедительно прошу Вас позвонить по такому-то номеру, чтобы мы могли выяснить все оставшиеся вопросы. С уважением, С. Кувшинкина, младший менеджер административного отдела».

Что за чушь?

Нора еще раз внимательно перечитала письмо, но оно не стало от этого понятнее.

Да не была она никогда в этой больнице! Они наверняка с кем-то ее перепутали! Вон, даже имя не то…

Да, но тогда откуда у них ее адрес?

Чтобы ответить на эти вопросы, был только один способ – позвонить по указанному в письме телефону.

И снова в голове как будто кто-то произнес: «Не делай этого, только неприятности наживешь! Выброси конверт, разорви и выброси прямо сейчас! И приступай к работе!»

И компьютер замигал призывно. Но отвернулась и набрала нужный номер.

Довольно долго никто ей не отвечал, и она уже хотела бросить все это и вернуться к своей работе, но тут в трубке все же раздался щелчок, и запыхавшийся женский голос проговорил:

– Слушаю!

– Это Кувшинкина? – осторожно осведомилась Нора.

– Да, это Светлана Кувшинкина. А кто вам нужен?

– Как раз вы мне и нужны. Моя фамилия Ветлицкая. Я получила от вас письмо…

– Ах, Ветлицкая! – Собеседница Норы обрадовалась. – Как удачно, что вы позвонили! А то я по вашему номеру звонила-звонила, а никто не отвечает… а потом вообще оказалось, что номер не обслуживается, так что я уже отчаялась… а у нас новый начальник, он все документы проверяет, а по вашей госпитализации нет выписки и не указано, куда вас перевели, так что мне очень нужно…

– Дело в том, – перебила Нора Кувшинкину, – дело в том, что это какая-то ошибка. Я в вашей больнице никогда не была…

– Как – не были? Не может быть! Извините, но вы что-то путаете. Вы лежали у нас в неврологическом отделении…

– Когда?!

– В феврале-марте этого года…

– Да нет же! Это вы, наверное, путаете!

– Ну, вот же, у меня все ваши данные… фамилия, имя-отчество, год рождения, адрес… ошибки не может быть. Вы же получили мое письмо, значит, адрес настоящий…

– Адрес на конверте правда мой, и фамилия моя, но вот инициалы тут стоят Э. В., а я Нора Владимировна…

– Да? А тут в документах написано – Элеонора Владимировна… я и напечатала Э. В., думала, так правильно – Нора, Элеонора, это ведь как бы одно имя…

– Нора… Элеонора… – как эхо, повторила Нора, и боль снова ожила в ее виске. Отчего-то это имя – Элеонора – было каким-то неудобным, трудно произносимым…

– Элеонора Владимировна, все-таки мне очень нужны ваши документы! У вас ведь должна быть выписная справка, медицинская карта, там все указано! – не сдавалась Кувшинкина. – Может быть, вы сможете приехать? У меня будут неприятности… я работаю в административном отделе, это в главном корпусе, вы легко найдете…

Она еще что-то говорила, но Нора уже не слушала ее.

Боль в виске разрослась, теперь она охватила уже всю голову железным обручем, и резкий голос Кувшинкиной ввинчивался в нее, как ржавый шуруп.

Наконец этот голос затих, из трубки потекли гудки отбоя.

Нора положила трубку, сделала несколько глубоких вдохов, помассировала шею.

Стало легче, но ничуть не понятнее.

Что могло связывать ее с Третьей больницей?

Как ни напрягала она память – не могла вспомнить, чтобы бывала там. Только голова снова начинала болеть, и мысли путались, как нитки в клубке, который укатила кошка. И еще перед глазами расплывалась какая-то мутная пелена. Эта девчонка Кувшинкина права: у пациента больницы должны быть документы. Может быть, поискать дома?

Она представила, как роется дома в столе и в шкафу, и муж вертится рядом и спрашивает, что ей нужно, что она ищет. И придется ему все объяснять, а он будет смотреть покровительственно и уговаривать выпить водички или чаю и лечь спать. А утром, мол, все пройдет. И хоть бы когда-нибудь его не было дома!

И верно, все вечера он пасет ее, как пастух козу. Вот именно: пасет. Встречает с работы и весь вечер не спускает с нее глаз. Неужели ему больше нечего делать?

Снова заболела голова, и Нора поняла, что единственный способ разобраться – поехать в эту чертову больницу и посмотреть на нее своими глазами. Может быть, на месте все разъяснится…

– Нора, у тебя все работает? – спросил ее Боря Варшавский, чей кабинет располагался рядом. Он иногда заглядывал к ней по-соседски, но, сообразив, что ей неприятно присутствие постороннего, сократил визиты до минимума. – У меня интерфейс барахлит!

– Да все вроде в норме… – неуверенно ответила Нора, она еще и не приступала к работе.

– А ты что такая бледная? – встревожился Боря. – Ты не заболеваешь?

– Что-то голова болит… – пожаловалась Нора.

– Дать тебе таблетку?

– Да я уже две приняла, не помогает… – соврала она, – наверное, нужно на свежий воздух выйти, пройтись, а до обеденного перерыва еще долго, я не дождусь…

– Да выйди, конечно. Я тебя прикрою, скажу, что у тебя тоже интерфейс не работает, пускай сисадмин посмотрит.

– Спасибо! – скупо ответила она, запихнула конверт в сумку, вышла из банка… и остановилась в растерянности.

Она осознала вдруг, что не знает, что делать дальше, как доехать до больницы.

Больше того – она осознала, что вообще не представляет, как передвигаться по городу. Ее все время возил муж – из дома в банк, из банка – домой… Какой еще есть транспорт… Метро? Ну да, проезжали они такие здания с красной буквой «М». Сунуться туда?

Но она пришла в ужас от одной мысли, что окажется под землей, в густой человеческой толпе. И еще – она понятия не имела, какая ветка метро ведет к Третьей больнице. И вообще, где эта больница находится – на севере города, на юге?

Она знала, что многие ездят на такси, но как его вызывают? Сама она уже не помнила, когда им пользовалась.

Каждый день ее встречал с работы муж, довозил до дома, до самого подъезда. Он же привозил ее по утрам. А как она добиралась куда-то, кроме дома?

А куда она вообще ездила, кроме дома?

В памяти мелькали какие-то смутные картины – вроде они с мужем ходили в гости к знакомым, вот, даже на шашлыки ездили в минувшие выходные, но как они туда добирались, Нора не могла вспомнить. На машине, наверное. Да и вообще, все воспоминания об этих поездках были какие-то неясные, неяркие, невнятные…

А магазины? Как она ездила в магазины?

«А никак», – сообразила она.

Все продукты всегда были в холодильнике. Как они туда попадали, Нора не догадывалась, но, наверное, их покупал муж, пока она находилась на работе. Или заказывал на дом.

А все остальное?

Одежда у нее была, и всего вроде бы хватало… а если чего-то и не хватало… если она заикалась, что ей что-то нужно, муж ловко уводил разговор в сторону.

А потом нужная вещь благополучно находилась в шкафу. Она же в банке работает, значит, предпочтителен деловой стиль. Костюмы: три брючных и три с пиджаком и юбкой средней длины.

В стеклянной двери банка она увидела свое отражение: довольно стройная молодая женщина в брючном костюме темно-синего цвета. А вчерашний был темно-бордовый. И покрой точно такой же, она помнит – длинный пиджак и прямые брюки. И под все пиджаки обязательно белые блузки тоже одного фасона. Штук десять их у нее в шкафу, внезапно осознала она, оптом, что ли, покупала, небось дешевле вышло. И когда она это покупала? Да ни одна женщина в здравом уме не купит десять абсолютно одинаковых блузок!

И что это значит? Значит, с ней что-то явно не так…

Боль в висках снова ожила, и заколыхалась перед глазами мутная пелена, и весь мир сделался вдруг как-то неустойчив, он закачался под ногами, как утлая лодка…

Нора зажмурила глаза, секунду постояла так, снова открыла.

Мир перестал качаться, изображение словно навели на резкость.

И в то же мгновение рядом с ней остановился видавший виды серый автомобиль, из него выглянул жизнерадостный смуглый дядька средних лет и проговорил:

– Дэвушка, такси нужно?

– Такси… да, такси нужно!

– Ну, так садись, довезу, куда надо, и нэдорого возьму!

Нора смутно помнила, что нельзя садиться в машину к незнакомцам, но другого способа не могла придумать, и решила рискнуть.

– Куда едем?

– В Третью городскую больницу. Знаете такую?

– Конэчно, знаю! Я туда только вчера жэнщину возил – у нее внучка родилась, такая радость! Самый счастливый день в жизни, она сказала! Так что нэ бойся, довезу в лучшем виде! Я вообще все в городе знаю, хоть нэ так давно здесь живу. Хочешь город узнать – поработай таксистом! Хорошая работа, одно плохо – эти… агрегаторы замучили, половину денег себе забирают, поэтому я сам клиентов ловлю…

Нора почти не слушала болтовню водителя, не смотрела по сторонам, она пыталась понять, что с ней творится. До этого дня жизнь ее шла по накатанным рельсам, и вдруг странное письмо из больницы словно перевело стрелку, направило ее на новый, неожиданный путь. И куда теперь приведет ее этот путь?

Голова болела все сильнее, и она решила, что пора ей успокоиться. Если хочет кое-что узнать, нужно держать себя в руках, а то в больнице станет совсем плохо, тогда там и оставят. А ей это нужно?

– Вот и приехали! Вот она – Третья больница!

Нора сунула водителю деньги, вышла из машины и подошла к большому кирпичному зданию больницы.