Текст книги "Легенда о «Ночном дозоре»"

Надо ее перехватить…

Первым делом она набрала номер Ликиного мобильного. Но равнодушный механический голос сообщил, что абонент временно недоступен.

– Опять, разгильдяйка, батарейку не зарядила! – раздраженно прошипела мадам Выпетовская и набрала номер домашнего телефона Сарычевой.

На этот раз ей ответили короткие сигналы.

Номер был занят.

Он действительно был занят.

В эту самую минуту Лика Сарычева разговаривала с известной всему городу особой – Розой Туманян, женой крупного бизнесмена и владелицей популярного косметического салона.

Муж приобрел Розе салон в качестве подарка на последний день рождения – ее счета от косметологов достигли таких астрономических цифр, что собственный салон оказался бы большой экономией. Кроме того, он должен был развлечь Розу, занять ее свободное время и отвлечь от постоянной слежки за неверным мужем.

И Роза, действительно, очень увлеклась новой игрушкой. Теперь она практически все свое время проводила в салоне, соединяя приятное с полезным: занималась своей внешностью и в то же время чувствовала себя бизнес-леди.

– Розочка, – начала разговор Сарычева. – Ты сидишь? Если стоишь, то лучше сядь.

– Нет, я лежу, – отозвалась Роза. – Лежу в ванне. А в чем дело?

– Ты не поверишь! Это такой скандал! Я сначала сама не поверила, но теперь не сомневаюсь!

– Да в чем дело? – Роза поднесла телефон ближе к уху и чуть не уронила его в розовую ароматную пену.

– Выпетовская торгует фальшивками! Хуже чем фальшивками! Я купила у нее пару картин… для одной подруги, не буду называть ее имени, но, в общем, под видом Евлампия Творогова Выпетовская подсунула мне каких-то зачуханных голландцев! Ты представляешь себе мое возмущение? В общем, ничего у нее не покупай! Или, по крайней мере, очень тщательно проверяй!

Из трубки донеслось глухое бульканье – Роза от удивления с головой ушла под воду. Правда, телефон она удержала на поверхности – сработал инстинкт.

Выплюнув воду и сдув розовую пену с телефона, она снова поднесла трубку к щеке и протянула:

– Руста-амчик, милый, не хулигань! Мама рассердится!

– С кем это ты там разговариваешь? – заинтересовалась Лика.

– Ну это же мой померанский шпиц, Рустамчик! Ты разве его не видела? Правда же, он прелесть?

– Видела, видела! Прелесть, конечно, прелесть! Так ты поняла насчет Выпетовской?

– Это то-очно?

– Точнее не бывает! Рустамчику привет!

На этом Лика поспешно закончила разговор, потому что из кухни до нее донесся запах подгорающих булочек. Кажется, горничная снова забыла о своих прямых обязанностях.

Да и вообще, дело было сделано – то, что стало известно Розе Туманян, стало известно всему городу, потому что владелица косметического салона – это, можно сказать, частное информационное агентство.

Действительно, не успев распрощаться с Сарычевой и не вылезая из ванны, Роза тут же набрала номер своей заклятой приятельницы Варвары Тугоуховой.

Роза была знакома с Варварой столько лет… куда больше, чем ей давали по внешности. Одно время Варвара даже была замужем за теперешним мужем Розы… или наоборот, Роза была замужем за теперешним мужем Варвары… В общем, их связывали давние и тесные отношения, и Роза просто обязана была немедленно сообщить подруге волнующую новость.

Кроме того что Розе не терпелось поделиться горячей информацией, она только что приобрела у Выпетовской две картины и теперь чувствовала себя преданной, обманутой, униженной и оскорбленной. И очень хотела срочно убедиться, что не она одна попала в такую глупую ситуацию.

– Варенька, – начала Роза сладким голосом. – Ты уже отделала свой новый пентхаус?

– Заканчиваю, – отозвалась подруга несколько приглушенным голосом. – На следующей неделе всех соберу… уж тебя-то в первую очередь, не беспокойся…

– Да я и не беспокоюсь! Я в тебе никогда не сомневалась! Ведь мы с тобой подруги! Я совсем по другому поводу! Хотела кое-что тебе рассказать… это просто сенсация! Но ты, кажется, занята… так я перезвоню попозже!

– Нет-нет! – вскрикнула Варвара, испугавшись, что сенсация пройдет мимо и она узнает о ней не самой первой. – Ты что себе позволяешь! Тебе не нужна работа?

– Что? – удивленно переспросила Роза.

– Это я не тебе, Розочка! У меня массажист… Так в чем дело, я тебя внимательно слушаю!

– Ты ведь для этого пентхауса, кажется, недавно прикупила несколько картин?

– Ну да… а в чем, собственно, дело?

– Надеюсь, ты покупала их не у Выпетовской?

– А что такое? – На этот раз Варвара действительно заволновалась.

– Говорят, Выпетовская устроила целую фабрику по производству фальшивых передвижников! У нее на даче в Зеленогорске работают двадцать художников-негров…

– Негров? – удивленно переспросила Варвара. – Афроамериканцев или настоящих негров из Африки?

– Ну при чем здесь Африка! – раздраженно проговорила Роза, обиженная, что ее перебивают.

– Но ты же сама сказала про негров!

– Да это просто так говорят! Негры – это такое выражение! На самом деле это никакие не негры, а молодые художники, студенты Академии художеств! Они сидят на даче Выпетовской в ужасных условиях, как негры на плантациях, и круглые сутки подделывают передвижников! Картина в день! Или даже две! А Выпетовская сбывает все эти фальшивки по всему городу! И даже до Москвы добралась! Одного фальшивого Пшеницына продала… ты просто не поверишь, кому!

– Да что ты говоришь? – выдохнула Варвара. – Я тебя выгоню к чертовой матери!

– Что? – вскинулась Роза.

– Да это я не тебе, Розочка! Это я массажисту!

– Надеюсь, ты ничего у нее не покупала?

– Ничего… – Варвара тоскливо уставилась на «Пейзаж с коровой», который буквально на прошлой неделе приобрела у мадам Выпетовской. Некоторым утешением ей могло служить только то, что ее приятельница Василиса Курицына, жена крупного банкира, купила тогда же три картины русских передвижников. Нужно срочно позвонить Василисе, порадовать…

Машина выкатилась за ворота, проехала по дороге, пестрой змейкой извивающейся над долиной речки Теплой. Внизу, вдоль самой реки, промелькнули нарядные набережные, ухоженные разноцветные особняки отелей и вилл. Дорога свернула и вскоре превратилась в безликое европейское шоссе. Карловы Вары с их кукольным европейским очарованием остались позади.

– Жаль, получилось, что вы съездили впустую, – проговорила Катаржина, с любопытством взглянув в зеркало заднего вида на своего помрачневшего спутника. – Честное слово, мне было бы куда легче помогать вам, если бы я знала причину вашего интереса. Конечно, ради пана Мирослава я могу умерить свое любопытство, но все же – откуда такой интерес к второстепенной картине? Неужели у вас не нашлось более увлекательной темы для исследований?

– Какие у вас хорошие дороги! – протянул Старыгин. – Просто зависть берет!

Доктор Абст усмехнулась одними губами, глаза ее снова блеснули, но теперь в них промелькнуло недовольство.

– Что собираетесь дальше делать? – спросила пани по прошествии некоторого времени и энного количества километров.

– А я вообще-то в отпуске, – признался Старыгин и улыбнулся как можно беззаботнее. – Так что торопиться мне некуда. Погуляю по городу, осмотрю достопримечательности, окунусь в глубину веков… Давно не был в Праге!

– Знаете, у меня тоже образовалось некоторое количество свободного времени, – мягко сказала Катаржина, – так что я могла бы быть вашим гидом…

– Не сомневаюсь, что гид вы замечательный! – тут же галантно ответил Старыгин, тщательно скрывая свое удивление, ибо по волнующему голосу пани он понял, что она явно им заинтересовалась. Что ж, это поможет ему выяснить некоторые вещи…

– А как у вас прошла выставка «Ночного дозора»? – казалось бы, без всякой связи с предыдущим разговором поинтересовался Дмитрий Алексеевич.

Прежде чем ответить, Катаржина снова с интересом стрельнула в него глазами.

– Все ваши слова имеют двойной смысл, – проговорила она, – но что-то мне подсказывает, что этот вопрос и есть именно то, что вас интересует больше всего. А вовсе не та второстепенная картина, за которой мы таскались в Карловы Вары…

«А вот тут вы, милая пани, неправы, – подумал Старыгин. – Как раз та картина имеет для меня первостепенное значение. Та картина и ее судьба… Но раз вы про нее ничего не знаете, возможно, вы поможете мне в другом вопросе…»

– Какая-то психически больная женщина порезала ножом «Ночной дозор», в первый же день выставки в Эрмитаже, – продолжала Катаржина. – Я не настолько отстала от жизни. Об этом событии трубили все средства массовой информации мира. А в Шотландии, где я была, тоже, как ни странно, есть телевидение и Интернет. Неужели же все так серьезно и картина не подлежит восстановлению? Либо же ее обрызгали кислотой, как «Данаю»?

– Нет-нет, господь с вами! – Старыгин замахал руками. – Разрез маленький, края ровные, располагается внизу картины, как раз между сапогами лейтенанта. Можно сказать, жизненно важные органы не задеты. Так что ущерб небольшой и поправимый… Но эта женщина, преступница… она вела себя так странно…

Старыгин поймал на себе пристальный, немного насмешливый взгляд темных глаз и едва избавился от ощущения, что доктор Абст видит его насквозь.

– Так вот я и хотел узнать, – мужественно продолжал он, – не было ли во время выставки в Праге каких-нибудь неожиданностей?

– Покушений на картину не было, если вы именно это имели в виду, иначе вы непременно узнали бы об этом… вместе со всем остальным человечеством, – пани пожала плечами.

– Само собой! – Старыгин усмехнулся. – Но, может быть, были просто какие-то странности… необычные посетители… подозрительные события…

– То есть вы подозреваете, что у вашей маньячки могли быть сообщники? Но, насколько я знаю, она – просто ненормальная! А душевнобольные, как правило, не объединяются в многочисленные группы! Психическое заболевание – это продукт сугубо индивидуальный… Вообще, Дмитрий, скажите честно – для чего вам все это? Кто вы такой на самом деле?

– Как это кто? – Старыгин сделал честные глаза. – Я всего лишь скромный сотрудник Эрмитажа!

– Да, именно так мне сказал пан Пешта, а он всегда говорит правду! Но вот его-то могли ввести в заблуждение!

– Вы допрашиваете меня с таким умением, что хочется задать вам, доктор, встречный вопрос – а вы не сотрудница спецслужбы? – рассердился Старыгин.

Катаржина проигнорировала последний вопрос, прибавила скорость и снова взглянула на Старыгина:

– Даже если что-то подобное и было на выставке «Ночного дозора», я об этом не знаю. Впрочем, ничего сложного, мы можем заехать в галерею и поговорить с пресс-службой, мимо них никакие «странные события» не проходят, потому что это – пиар…

Вскоре показались пригороды Праги. Машин на дороге стало гораздо больше, и Катаржина сбросила скорость.

Впереди открылась поразительная панорама – крыши Старого Города, извилистая лента Влтавы, знаменитый Карлов мост с шеренгой средневековых статуй…

Машина двигалась все медленнее, то и дело застревая в пробке. Наконец, пришлось припарковаться и последний участок пути пройти пешком.

Миновав ворота Пражского Града, древней крепости, расположившейся на высоких холмах над Влтавой, Старыгин и его спутница вошли в первый двор, так называемый парадный, пересекли его и оказались во втором дворе. Обойдя поразительно красивый фонтан в стиле барокко, они вошли в здание Картинной галереи.

Катаржина свернула к двери с надписью: «Только для сотрудников музея», показала охраннику служебное удостоверение и провела Дмитрия Алексеевича по узкому коридору.

Они оказались в небольшой комнате, стены которой до самого потолка были заставлены рядами папок с вырезками. Такими же папками были завалены несколько столов.

В середине комнаты, за компьютером, с трудом всунутым на свободный пятачок, отвоеванный все у тех же папок, сидел сутулый мужчина в огромных очках. Он что-то проворчал, повернулся к двери и вскочил, сбросив несколько папок на пол:

– Катаржинка! Какими судьбами!

– Привет, Иржик! – Девушка поцеловала его в щеку. – Познакомься, это Дмитрий из Эрмитажа…

– О! Я слышал, что у вас произошло! – Иржи повернулся к Старыгину, снял очки и протянул руку: – Иржи!

Старыгин попытался пожать протянутую руку, но Иржи выронил очки, наклонился за ними и ударился головой об угол стола. Потирая ушибленную голову, он разогнулся и горестно проговорил:

– Вот так всегда! Подо мной ломаются стулья и ступеньки лестниц, на меня падают сосульки и куски черепицы… не понимаю, как я до сих пор еще жив! Так что, вы сказали, вас интересует?

– Я пока не сказал, но вообще меня интересует любая пресса о выставке «Ночного дозора» Рембрандта. О вашей выставке, в Галерее Пражского Града.

– Одну минутку. – Иржи повернулся к высокому стеллажу, протянул руку и ловко выдернул одну из папок. При этом, правда, все соседние папки попадали на пол, но Иржи воспринял это с философским спокойствием.

– Вот, здесь подобраны все печатные материалы о выставке. Если вас интересуют и телевизионные сюжеты – надо будет спуститься в подвал, там у нас хранятся видеоматериалы…

– Спасибо, пока просмотрю это. – Старыгин расчистил место на соседнем столе, пристроился рядом и принялся листать страницы.

Собственно, он и сам толком не знал, что ищет.

В папке были вырезки из чешских газет и журналов, посвященные открытию выставки, а также самой картине Рембрандта.

Старыгин не слишком хорошо понимал по-чешски, но даже он смог разобрать, что авторы большинства статей пишут все о том же – почему картина, изображающая ясный солнечный день, называется «Ночной дозор», кто изображен на ней, почему заказчики не были довольны работой Рембрандта…

Переворачивая страницу за страницей, Дмитрий Алексеевич перестал вчитываться в текст и только скользил взглядом по многочисленным фотографиям.

В основном на них были изображены лица посетителей выставки – дети и взрослые, простые люди и высокопоставленные особы, равнодушные и восхищенные взгляды…

Вдруг одно из лиц зацепило взгляд Старыгина. Он машинально перевернул страницу и снова вернулся назад, чтобы еще раз рассмотреть это лицо.

Оно было удивительно знакомо, хотя Дмитрий Алексеевич мог поклясться, что не встречал этого человека.

Что за ерунда?

Лицо приковывало его, не отпускало, не давало отвести взгляда…

Черт!

Он перевернул еще несколько страниц, чтобы найти снимок самой картины.

Здесь детали были слишком мелкими, однако мелькнувшая у него догадка, кажется, подтверждалась…

– Иржи, у вас здесь случайно нет приличной репродукции «Ночного дозора»?

– Почему же «случайно»? Совершенно не случайно! – Иржи поднялся, достал с полки толстую книгу в глянцевой суперобложке и, разумеется, тут же уронил ее себе на ногу. Беззлобно чертыхнувшись, он поднял ее и передал Старыгину.

Дмитрий Алексеевич раскрыл альбом на нужной странице и положил рядом с фотографией, которая так заинтересовала его.

Он переводил взгляд с одного изображения на другое, все больше убеждаясь в собственной правоте.

– Да, это капитан Франс Баннинг Кок, – раздался у него за спиной голос.

Старыгин вздрогнул и обернулся.

Катаржина смотрела через его плечо на фотографию.

То, что она тоже заметила удивительное сходство посетителя выставки с центральным персонажем картины, убедило Дмитрия Алексеевича в собственной правоте. Да, то же лицо, те же бесцветные глаза, такая же рыжеватая бородка… Впрочем, лицо это вполне заурядно, и в этом сходстве нет ничего сверхъестественного.

Вот только выражение лица…

На полотне Рембрандта капитан Франс Баннинг Кок, подтянутый и импозантный, в темной одежде, оживленной яркой перевязью, стоит в театральной позе, вытянув вперед левую руку, и передает приказ внимательному молодому лейтенанту.

На современной фотографии двойник капитана смотрит на картину Рембрандта странным, многообещающим взглядом… как будто ему известно будущее этой картины.

– Интересная фотография, – проговорила Катаржина. – Этот малый мог бы выступать на шоу двойников! Впрочем, в этом нет ничего сверхъестественного…

– Пожалуй, – задумчиво согласился Старыгин. – А нельзя ли поговорить с человеком, который сделал эту фотографию?

Иржи подошел к столу, взглянул на подпись под снимком.

– Фотография Вацлава Шольца. Я его хорошо знаю. Подождите минутку…

Он набрал номер на мобильнике, коротко переговорил и сообщил Старыгину:

– Вацлав сейчас занят, но он может встретиться с вами завтра, в ресторанчике возле Пороховой башни, в двенадцать часов дня, если вас это устроит.

Старыгин согласился, хотя сам не знал, что рассчитывает узнать у этого совершенно незнакомого человека.

Они распрощались с Иржи и вышли из здания галереи.

На улице пахло весной и временем, казалось, что древние камни Пражского Града что-то шепчут прохожим.

Катаржина предложила своему гостю пройтись по крепости. Из второго двора они перешли в третий, почти целиком занятый монументальным собором Святого Вита. В медленно опускающихся на город сумерках грандиозная громада готического собора, подавляющая и вместе с тем стройная, поражала воображение. Казалось, это древний рыцарь в темных стальных латах восседает над таинственным городом, как его подлинный правитель, и высокомерно посматривает на мелкую человеческую суету.

– Этот собор строился почти тысячу лет! – негромко проговорила Катаржина, увидев восхищенный взгляд своего гостя. – Еще в начале десятого века святой князь Вацлав заложил на этом месте церковь, посвященную Святому Виту. Через сто лет на месте этого храма построили романскую базилику, а в первой половине четырнадцатого века началось строительство готического кафедрального собора. И только в начале двадцатого века здание было полностью достроено!

Словно в ответ на слова Катаржины откуда-то сверху, с одной из готических башен, венчающих собор, донесся хриплый издевательский хохот. Казалось, сам собор рассмеялся над людишками, которые посмели нарушить его покой.

– Что это? – удивленно спросил Старыгин.

– Какая-то птица, – неуверенно отозвалась Катаржина и зябко поежилась. – Может быть, сова… или филин… они любят селиться на старых башнях…

– Может быть, – согласился Дмитрий Алексеевич.

– Ну что ж, пойдемте дальше. – Катаржина сбросила странное оцепенение, охватившее ее после таинственного хохота.

Они обошли громаду собора с юго-востока, полюбовавшись высоким резным порталом и великолепной готической розой круглого окна, и перешли в следующий двор, называемый Георгиевской площадью по имени древнейшей базилики Святого Иржи – то есть Георгия, чье стройное здание расположено в дальнем конце этой площади, напротив абсиды храма Святого Вита.

Когда они шли через эту площадь, Старыгину послышались сзади негромкие, словно крадущиеся шаги. Он оглянулся, но никого не увидел. Ему, правда, показалось, что в тени кафедрального собора стремительно промелькнула какая-то еще более густая тень, но он не был в этом вполне уверен.

– Что там? – спросила его Катаржина, заметив, что ее спутник настороженно всматривается в темноту.

– Да так… наверное, та самая сова пролетела, – смущенно отозвался Дмитрий Алексеевич.

Ему не хотелось показаться перед Катаржиной законченным неврастеником или пугливым провинциалом, шарахающимся от каждого куста.

Обойдя базилику Святого Георгия, Катаржина повернулась к своему спутнику и сказала:

– А сейчас мы увидим одно из самых интересных и, наверное, самых загадочных мест Праги.

– Вы меня окончательно заинтриговали, – усмехнулся Дмитрий Алексеевич. – По-моему, здесь и без того загадка на загадке, Прага вообще волшебный город…

Катаржина свернула налево и протянула руку широким жестом, как будто представляя Старыгину нового и, несомненно, заслуживающего внимания человека:

– Вот это – Золотая улочка! Еще ее называют улочкой Алхимиков, потому что здесь жили придворные алхимики короля Рудольфа II, которые по приказу своего властителя пытались раскрыть тайну философского камня и секрет изготовления золота. Ну и заодно, конечно, раскрыть тайну бессмертия.

– Ну и как – успешно? – проговорил Старыгин заинтригованным тоном, чтобы подыграть девушке.

– Увы! – Катаржина развела руками. – Да и вообще, это скорее всего легенда, на самом деле в домиках на этой улочке жили стрелки, которые несли охрану Града. Позднее здесь поселились чеканщики по золоту, так называемые златники. Впрочем, один настоящий волшебник здесь действительно жил, правда недолго…

Катаржина сделала паузу, и Старыгин, не дождавшись продолжения, спросил:

– Кто же это?

– Великий писатель Франц Кафка написал несколько своих удивительных произведений в домике под номером 22, – сообщила пани, как будто выдала собеседнику великую тайну.

Старыгин полюбовался маленькими, в два-три окна домиками, прилепившимися к крепостной стене, как ласточкины гнезда лепятся к обрыву. Яркие, жизнерадостные, выкрашенные в веселые цвета – розовые, желтые, голубые, – эти домики совершенно не ассоциировались с мрачными тайнами Средневековья и загадками алхимиков, ночи напролет трудившихся над своими ретортами и ткавшими шелк из лунного света. Скорее можно было поверить, что сейчас двери одного из этих домиков откроются и гостеприимная старушка в крахмальном чепце и белоснежном переднике предложит поздним гостям зайти и выпить чаю.

– Есть еще одна легенда, связанная с этой улочкой, – продолжила Катаржина. – Говорят, что иногда, в густом тумане, здесь можно увидеть еще один дом, который называют «Дом у последнего фонаря». Если подойти к окну этого призрачного дома, можно увидеть его хозяина, дряхлого старика-алхимика, бьющегося над древними загадками природы. В обычное время там можно увидеть только большой серый камень, под которым, как утверждают, покоится огромный клад, зарытый там средневековыми монахами, так называемыми «азиатскими братьями»… а вот там, над нарядными домиками Золотой улочки, вы видите словно голову в остроконечной шляпе – это Башня Голода, Далиборка, где некогда томились несчастные узники…

Катаржина замолчала, словно прислушиваясь к эху своих слов.

И тут Старыгин снова услышал за поворотом улицы едва слышные, крадущиеся шаги.

«Глупости! – подумал он. – Мало ли какой поздний путник так же, как мы, гуляет по вечернему Граду!»

– Наверное, я вас замучила прогулками, – заботливо сказала Катаржина, – вы устали и замерзли. Пойдемте ужинать.

И она привела своего спутника в небольшой подвальчик, где подавали еду и замечательное чешское пиво.

– Эта старая пивница, на этом месте варят пиво уже более четырехсот лет, не меняя рецепта.

Пиво было тягучим, темным и удивительно ароматным. Еще оно было очень крепким, так что Старыгин, жадно выпив полкружки, не то чтобы опьянел, но все окружающие предметы утратили некоторым образом свою четкость, как будто он смотрел на них сквозь золотистую дымку. Впрочем, в подвале было полутемно, да еще Катаржина усадила его в самый дальний угол. Сама она сняла куртку и осталась в желто-оранжевом тонком свитере. Старинная кованая лампа освещала Катаржину неярким вкрадчивым светом, Старыгину казалось, что это от самой женщины, сидящей напротив, исходит слабое золотое свечение, совсем как на картинах Рембрандта.

Принесли заказанную рыбу. Катаржина молча ела, изредка прихлебывая пиво. Мысли Старыгина вертелись неспешным хороводом вокруг Рембрандта, Праги и той пани, что сидела напротив и улыбалась ему загадочной улыбкой.

Официантка убрала тарелки и принесла кофе. Старыгин очень устал и прикидывал про себя, не обидится ли его спутница, если он сейчас деликатно откланяется и пойдет в гостиницу спать.

Катаржина отставила чашку и поглядела на него в упор.

– Не надейтесь, Дмитрий, что вот так просто сумеете от меня уйти, – промурлыкала она. – Вы должны мне кое-что рассказать.

– Я весь к вашим услугам, – вымолвил Старыгин, сделав над собой усилие, чтобы не поморщиться.

– Итак, для чего вы на самом деле приехали в Прагу? – прямо спросила доктор Абст. – Только не надо морочить мне голову той картиной! И не надо представляться скромным сотрудником Эрмитажа – этакий книжный червяк, звезд с неба не хватает, копается всю жизнь в старых, не слишком известных голландцах!

– Но все так и есть… – слабо запротестовал Старыгин.

– Хм… видите ли, – блестя глазами, сообщила пани Катаржина, – я иногда почитываю русскую литературу – так, для практики, чтобы язык не забыть. И попадаются среди прочего довольно любопытные книжки. Вот недавно прочитала так называемый арт-детектив, называется «В погоне за мадонной», автор некая Мария Магницкая. Не встречалась вам случайно эта книжка?

– Нет. – Старыгин уткнулся в пустую чашку.

– Жаль, очень хотелось бы ее с вами обсудить, – протянула пани Катаржина. – Должна заметить, очень интересно написано, у девушки несомненные литературные способности. Ну, там, конечно, сказано, что все, что случилось в книге, – это от начала и до конца выдуманная история и все совпадения могут быть только случайными. Но трудно не узнать в реставраторе Сергее Сапрыкине вас, Дмитрия Старыгина. Тем более, госпожа Магницкая очень подробно описала вашу внешность – немного неуклюжий, любит свободную одежду, волосы с проседью, голос мягкий, приятного тембра…

– Ну, мало ли что напишут в книжках! – Старыгин решил твердо стоять на своем, то есть все отрицать. – Уверяю вас, Катаржина, вы ошибаетесь!

– А скажите, вот постельные сцены в книге – это с натуры или девушка выдумала их… как это говорится… для красного словца? – Катаржина веселилась от души. – Вы что – и в самом деле такой страстный любовник?

– Она преувеличивает, – буркнул Старыгин и махнул рукой официантке, чтобы принесла счет.

Он был страшно зол на вредную бабу. И как это ей попалась та книжка? И отчего он решил, что улыбка у нее загадочная? Даже улыбки-то нет, одна насмешка!

– Не торопитесь, Дмитрий, – Катаржина взяла его за руку, – оставим пикантные подробности.

– Вот именно. – Старыгин радовался, что в полутьме она не видит, как он покраснел.

– Вы себе не представляете, сколько можно выдернуть полезных сведений из Интернета про Дмитрия Старыгина. Я знаю, что вы очень востребованный реставратор и крупный эксперт. О вас множество хвалебных отзывов.

– Вы преувеличиваете… – смутился Старыгин.

– Не скромничайте, – живо возразила Катаржина. – Не всегда скромность украшает мужчину! И не уводите меня в сторону от важного разговора. Итак, я повторяю свой вопрос: что понадобилось вам, ответственному и очень занятому человеку, здесь, в Праге? Если вы меня не обманываете, «Ночному дозору» действительно причинен не такой уж большой ущерб. То есть, конечно, это отразится на его стоимости, но такие финансовые вопросы будет решать страховая компания. Поймите, я могу вам помочь в поисках, если, конечно, вы расскажете, что же такое вы здесь ищете.

– Ну хорошо, – Старыгин поставил локти на стол и положил подбородок на руки. – Я скажу. Только учтите: сообщаю вам это исключительно как частное лицо, если вздумаете проболтаться прессе – я вам ничего не говорил. Если ничего не изменится, все и так станет известно на днях. Дело в том, что «Ночной дозор», тот, что сейчас в Эрмитаже, – подделка.

– Как? – вскричала Катаржина и тотчас зажала себе рот рукой. – Вы уверены?

Старыгин только горько усмехнулся в ответ.

– Ах, ну да, что же это я… – забормотала она. – Разумеется, вы знаете, что говорите… Но каким образом?..

Дрожащими руками она достала из сумочки длинную сигарету и закурила. Чтобы дать ей успокоиться, Старыгин отвернулся. Пивница находилась в полуподвале, так что из небольшого окошка видна была часть каменной мостовой и ноги проходящих людей.

Катаржина докурила сигарету и вопросительно поглядела на Старыгина, требуя подробностей. Она больше не выглядела такой ошарашенной, губы были плотно сжаты, глаза – непроницаемы. Старыгин наклонился к ее лицу и вполголоса рассказал про картину, которая обнаружилась под подделкой.

– Вот поэтому я и приехал – чтобы выяснить, как, каким путем эта картина Хермана ван Свеневельта попала к тому, кто украл «Ночной дозор».

– Не могу поверить… – еле слышно сказала Катаржина, – не могу представить, что «Ночной дозор» похитили… при всех мерах безопасности…

– Скажите… – нерешительно начал Старыгин, – вы ведь хорошо знаете господина Коврайского… Не может ли он быть замешанным в эту историю? Откровенно говоря, мне показалась очень подозрительной эта кража…

– Борис? Не-ет! – Катаржина разразилась резким хриплым смехом. – Он, конечно, себе на уме и вообще человек со странностями, как говорят у вас – с тараканами в голове, но бесспорно умен. Так что если бы даже он и был замешан в этом деле (во что я никогда не поверю), то нашел бы способ добыть картину Свеневельта более правдоподобно. Украсть у самого себя – что может быть глупее!

Старыгин совершенно намеренно не рассказал пани Катаржине ничего из остальных событий, сопутствовавших похищению картины – ни про то, как умирающая женщина нарисовала собственной кровью на асфальте знак «Колесо Судьбы», ни про таинственный рисунок с фигурами под номерами, которые соответствуют арканам Таро. Не то чтобы он ей не доверял, просто все это было так неожиданно и неправдоподобно, он сам не был уверен, что идет по верному следу.

– Пойдемте отсюда, – отрывисто сказала Катаржина, – здесь слишком душно…

Павел Казимирович Пшибышевский сидел за столиком своего любимого кафе «Авокадо» на Васильевском острове и не получал от этого никакого удовольствия.

Он любил это кафе по двум причинам: во-первых, зал был разгорожен нарядными расписными перегородками, так что, сидя за столиком, можно было чувствовать себя в полном уединении. И даже проводить маленькие деловые совещания, если, конечно, не слишком шуметь и не разговаривать в полный голос. И во-вторых, здесь очень неплохо готовили. Когда у Павла Казимировича разыгрывался застарелый гастрит, он заказывал нежнейшие творожники с медом, если же гастрит вел себя прилично, он просил подать итальянский салат с сыром моцарелла и горячим хлебом. И кофе здесь варили отменно.

Но сегодня ни салат, ни кофе нисколько его не радовали.

После разговора с мадам Выпетовской настроение Павла Казимировича было не то чтобы на нуле. Оно было в глубоком антарктическом минусе.

Пшибышевский мрачно глядел в тарелку с нетронутыми деликатесами и думал, как дальше жить.

Маленькие радости, которые он позволял себе в последнее время, вроде завтраков в этом кафе или посещений (один-два раза в неделю) одной симпатичной особы, проживающей на Малой Морской улице, могли стать недоступны на долгое, очень долгое время. Мадам Выпетовская вполне в состоянии перекрыть ему кислород, лишив немолодого, измученного гастритом Пшибышевского источника безбедного существования.

Больше того, при ее больших связях и ужасном характере она могла устроить ему колоссальные неприятности. Такие неприятности, о которых не хотелось даже думать.