Текст книги "Белые ночи с Херувимом"

– Такие приличные люди… – бормотала «лисичка», – никогда за ними ничего подобного не водилось…

– У вас с ними связь имеется? – Я бросила пробный камень.

– Не то чтобы… – замялась соседка. – Прислали они мне письмецо. Дескать, все в порядке, все нравится, в Россию в ближайшее время возвращаться не собираемся. И адреса своего не указали – мол, еще постоянного жилья нету… А скажите, это какие налоги они не платили? Не за квартиру?

– То нам неведомо, – я убрала бумаги в сумку, – налог на имущество, а какой – я знать не знаю. Мое дело – судебное постановление вручить о взыскании. Оплатить в пятидневный срок, а если не оплатят – будут начислены штрафные санкции. Имущество опишем…

Я сама собой восхитилась – до чего голос суровый. Вошла, в общем, в образ. Соседка же вела себя странно. Она явно заволновалась, покусала губы, а потом спросила, заглядывая мне в глаза:

– А велика ли там сумма? Если не очень большая, так я могла бы заплатить… Уж больно люди приличные, никогда за ними ничего такого не водилось…

– Не положено, – строго сказала я, – на чье имя постановление, тот и платить должен. Так что пойду я.

Тут приятная наша беседа была прервана странными звуками. Кто-то бил громко – бом-бом-бом…

– Что это? – Я едва не подскочила на месте.

– Это часы, – улыбнулась соседка, – часы у меня старинные…

Я и сама уже догадалась. Все вместе это бомканье напоминало песенку про чибиса. Перед моими глазами предстал кабинет пения, и учительница Аглая Самсоновна барабанит по клавишам расстроенного пианино, а мы все, второй «Б» класс, тянем кто в лес, кто по дрова: «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак…»

Подумать только, какая ерунда лезет в голову! Да еще на работе…

Соседка проводила меня до двери и закрыла эту дверь на все замки. Я помедлила на площадке, сделав вид, что застегиваю сумку, встав при этом так, чтобы меня не видно было в глазок. И приникла к двери.

Не знаю, зачем я это сделала, просто так, на всякий случай. И услышала, как за дверью кто-то возится, потом «лисичка» пробормотала с досадой: «Черт, куда он задевался», потом удовлетворенно хмыкнула, потом полминуты была полная тишина, а после снова раздался приглушенный голос соседки:

– Семен, это я!

Больше я ничего не расслышала, очевидно, она ушла разговаривать в комнату. Однако было над чем подумать.

С одной стороны, я ничего не узнала. Ну, продали прежние хозяева квартиру и уехали. С другой стороны, соседка эта, «лисичка», ведет себя странно.

Сами посудите, запустила незнакомого человека, то есть меня, в квартиру. Документа я ей никакого не предъявила, сказала только, что судебный исполнитель. Да мало ли кто что скажет! Эта женщина не произвела на меня впечатления легковерной дуры. Напротив, сразу видно, что «лисичка» себе на уме. И дальше – вдруг предложила заплатить за соседей недоимку! Вот уж это альтруизм, граничащий с идиотизмом! Люди уехали надолго, может быть, навсегда. Ей ничего не поручали, и, по ее же словам, в особой дружбе она с бывшими соседями не состояла. То есть маловероятно, что ей деньги вернут. А по глазам видно, что эта соседка – такая выжига, зимой снега у нее не выпросишь, а тут вдруг сама предлагает заплатить.

Нет, явно что-то тут не то. Либо прежние хозяева квартиры уехали не так далеко, не в Америку, и она знает, как их найти, либо… Либо не знаю, что и думать.

Потом она сразу стала звонить какому-то Семену. И совершенно ясно, что отношения у нее с этим Семеном чисто деловые, причем серьезные. Что не бывший он ей муж, не любовник, не парикмахер и не массажист. Уж такие вещи я по голосу определю.

За такими мыслями я вышла из подъезда, обогнула дом и пошла в сторону проспекта. На углу в том же доме находилось небольшое кафе. Я не стала заходить, чтобы лишний раз не маячить.

Разумеется, дядя Вася будет недоволен. Фактически ничего я не выяснила, а про мои догадки и умозаключения он скажет, что все это неясно, неточно и вообще недоказуемо. Ладно, посмотрим, что он выяснит у риелтора.

Катя вышла из дома, где проживал частный детектив, и пошла по улице. Мысли ее были безрадостны. Похоже, ничего она своим визитом не добилась, только деньги зря отдала. А их у нее и так немного.

В самом деле, неужели она всерьез надеялась, что ей поможет частный детектив? Да еще такой – немолодой, неухоженный недотепа, бывший милиционер. Нищий, невезучий… С чего ему вздумалось идти в частные детективы?

Она тут же одернула себя – совершенно ни к чему думать плохо о незнакомом человеке. Только потому, что у нее, Кати, плохое настроение. И неприятности. Настоящие или выдуманные. Впрочем, если она все выдумала, то это означает, что у нее еще бо́льшие неприятности.

Тридцать пять лет. Ни мужа, ни детей. Единственный близкий человек, мама, умерла весной. И этого уже не поправишь.

Вот это действительно плохо. Но… «Ты это переживешь, – сказала ей мама, пока могла еще говорить и думать, – все переживают. Ты привыкнешь. Со временем».

Что ж, наверное, мама была права, сейчас боль уже не такая сильная. Во всем остальном можно найти хорошие стороны. Она ничем и никем не связана, она может устроить жизнь по своему вкусу, она востребована на работе, ее вот только что повысили, у нее вполне приличная зарплата, неплохие перспективы карьерного роста, и у нее удобная и просторная своя собственная квартира.

Вот в этом-то все дело.

У Кати с детства был спокойный и ровный характер. «Серьезная девочка», – говорили маме воспитатели в садике и учителя в школе. Мама только пожимала плечами – что тут плохого?

В школе Катя училась хорошо, была очень ответственной и старательной, никогда ничего не забывала, ее ставили в пример одноклассникам. Постепенно выяснилась главная черта ее характера – Катя не любила тратить время зря. Если поваляться на диване, то только с книжкой, если смотреть любимый сериал по телевизору, то обязательно что-нибудь делать руками – пуговицу пришить, вязать. Она никогда не трепалась с подружками часами по телефону, не болталась во дворе, не шушукалась, не обсуждала парней. При этом умудрялась сохранять хорошие отношения со всеми, вовсе не была синим чулком, занималась спортом. И вообще к старшим классам стала очень хорошенькой.

– Уж слишком ты у меня организованная… – вздыхала мама, слушая дружные похвалы учителей, – нельзя воспринимать жизнь так серьезно…

Катя смеялась и отмахивалась – чем ты недовольна? Мама не умела или не хотела объяснить, только постоянно твердила, что на жизнь смотреть надо проще.

После окончания школы Катя поступила в институт тут же, у них в городе, хотя учителя советовали ехать в Петербург или в Москву – голова у девчонки светлая, при хорошем образовании очень многого может достичь. Но мама что-то стала прихварывать, и не хотелось оставлять ее одну. Отец давно умер, с тех пор мама так и не оправилась.

На третьем курсе к Кате на лекциях подсел симпатичный парень, да так и просидел года два. Долго они просто дружили, гуляли, болтали, вместе готовились к экзаменам, а потом как-то отношения перешли в другое русло. После института решили пожениться – чего тянуть, все замуж выходят, и Кате тоже пора… Мама была не против, ей Володя нравился – простой такой парень, без затей, характер хороший.

Мама даже переехала на время к двоюродной сестре за город, чтобы молодым было посвободнее.

Через год при виде мужа Кате хотелось повеситься.

Он все время был рядом. Кроме тех восьми часов, что ходил на работу. Он именно ходил – работу он выбрал по территориальному принципу: чтобы поближе к дому. Вечерами он пил пиво и смотрел по телевизору футбол или хоккей, в зависимости от времени года. Были еще баскетбол и синхронное плавание. Он требовал, чтобы Катя сидела с ним рядом на диване и разделяла его страсти. Катя ничего не понимала ни в футболе, ни в хоккее, а вид девушек с прищепками на носу вызывал у нее нервный смех. И пиво она не любит. Муж обижался – не хочет разделять его интересы, а у них все должно быть общее. Кате же безумно жалко было потраченного впустую времени. Она и так достаточно много тратила его на домашние дела и на приготовление обедов.

Выяснилось, что муж любит покушать. В этом не было ничего удивительного – Катя росла с отцом, в полной семье и прекрасно запомнила, что такое мужчина в доме. Мужчина любит вкусно поесть, любит прийти в чистый уютный дом, а каким образом все это получается, предпочитает не знать.

Но опять-таки жалко было потраченного времени. Тем более что муж взял моду подшучивать и критиковать: его мама, мол, делала не так, вот бы Кате у нее поучиться. Слава тебе, господи, свекровь жила далеко в Сибири, даже на свадьбу не приехала; денег, правда, прислала.

Муж везде разбрасывал свои вещи. Катя находила грязные носки в раковине на кухне, у себя под подушкой, в гостиной на диване – только не в стиральной машине.

«Все это мелочи, – говорила мама, приезжая изредка повидать дочь, – привыкнете друг к другу, притретесь, смотри на это проще…»

Через год Катя поймала себя на мысли, что не хочет притираться к мужу. В самом деле, что они – две детали какого-нибудь формовочного пресса? Или шлифовального станка?

Еще она поняла, что не испытывает к мужу совершенно никаких чувств, кроме скуки.

Скучно было сидеть с ним у телевизора, скучно смотреть, как он ест – торопливо, жадно, как будто сутки работал в поле или шел двадцать километров через болото с полной выкладкой. Скучно было готовить ему по утрам завтрак – всегда одну и ту же яичницу-болтушку с колбасой. Хоть бы омлет попросил, что ли, с тоской думала Катя. Или сырники…

Еще муж отчего-то взял моду подшучивать над ее мамой, хотя от тещи ему не было никаких неприятностей – виделись-то редко. Он бесконечно рассказывал пошлые анекдоты и пел матерные частушки «Мимо тещиного дома…» и так далее. Катю тихо трясло, а муж смеялся – что такого, все так делают…

Вообще при ближайшем рассмотрении он оказался ужасно бесцеремонным типом. Он без спросу лазил в ее компьютер, что-то там записывал и переустанавливал. Он читал ее эсэмэски в мобильном телефоне, а на все замечания, что чужие письма читать неприлично, искренне пожимал плечами – что, мол, такого секретного там может быть? Мы же с тобой одна семья…

Когда же комп после его фокусов сломался, Катя разозлилась всерьез, и они здорово поскандалили. Катя вышла из себя, вспомнила ему все и даже попрекнула тем, что он живет в ее квартире. Об этом, впрочем, тут же пожалела.

Муж, конечно, обиделся со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он хлопнул дверью и не пришел ночевать. Вечер Катя блаженствовала в тишине, а потом начала психовать. К рассвету, когда она решилась уже обзванивать больницы, в дверях заскрипел ключ. Он пришел – голодный, замерзший и слегка под градусом. Пахло от него дешевыми сигаретами и подгорелой кашей. У Кати не было сил для нового скандала.

В тот раз они помирились, жизнь вошла в привычную колею, и Кате по-прежнему было с ним скучно. Он ничего не читал, смотрел только боевики и фильмы ужасов, с друзьями общался исключительно за кружкой пива. Разговаривать им было не о чем. К тому же он в разговоре с ней все время употреблял грубые слова, Катя подозревала, что нарочно. Так, еду он называл жрачкой, кафе – тошниловкой, деньги – баблом.

«Жрачка – в корыте для поросят, – говорила ему Катя, – а у людей – еда или пища…»

Муж в ответ обзывал ее занудой, а ее просто трясло от таких слов, и аппетит пропадал начисто.

И в постели Кате с ним тоже было скучно. И ничего нельзя было с этим поделать. На все ее намеки он не реагировал. Не с подружками же такие вопросы обсуждать. Этак через два дня весь город про Катины интимные проблемы знать будет…

Они продержались два года. А накануне годовщины свадьбы Катя пришла домой в неурочное время и застала мужа в их семейной постели… не с лучшей подругой, нет, потому что у нее не имелось закадычных подруг. Было много приятельниц, со всеми сохранились у нее хорошие отношения – и в школе, и в институте, и на работе.

Девица эта, чью голую спину Катя увидела еще из прихожей, считалась общей приятельницей и даже была на их свадьбе. Две чашки подарила, с картинками охоты.

Катя и сейчас точно помнит, что единственное чувство, которое она испытывала в этот момент, – чувство освобождения. Ей было легко, как будто с души свалился мельничный жернов. Какая неожиданная удача, какой сказочный подарок ей поднесла судьба – быстро и навсегда освободиться от постылого брака!

Насчет семейной постели – это расхожий штамп, на самом деле парочка расположилась в гостиной, чтобы, надо думать, Катя не унюхала в своей кровати запах чужой женщины.

Муж увидел Катю, стоящую в дверях, первым. Девица же продолжала свое занятие еще минуты две, пока не почувствовала, что тело под ней закаменело. Катя едва удержалась от смеха, увидев лицо этой девки. Не хотелось превращать ситуацию в фарс, Катя развернулась на пятках и отправилась в спальню собирать вещи мужа.

Пока она возилась, те двое удалились по-английски, не прощаясь. Муж снова явился под утро, когда у Кати был полный порядок. В прихожей стояли два чемодана и сумка, еще коробка со всякими мелочами, удочки и пакет с зимней одеждой. И Катя, полностью одетая и причесанная, – этим она давала понять, что врасплох ее не застанешь.

Муж же, напротив, не был готов к такому повороту событий. Очевидно, он думал, что сейчас начнется скандал с битьем посуды и рыданиями, по окончании которого его простят и, возможно, дадут чего-нибудь поесть. Или не дадут, но он согласен потерпеть до утра, раз уж дал против себя жене такой козырь.

В общем, неизвестно, что он там думал, но озвучить свои мысли не успел, потому что Катя без разговоров вытолкала его за дверь вместе с вещами. С лестницы он крикнул ей, мол, она вынудила его к измене своим поведением, и она – редкостная зануда, а в постели – сушеная треска и мороженая вобла. Катя только пожала плечами, не сделав замечания, что он перепутал рыб.

Все знакомые были уверены: для Кати такое поведение мужа явилось огромным ударом, она выгнала его из гордости и теперь страдает в одиночестве. Катя никого не разуверяла, даже маму. И наслаждалась покоем. Она снова была хозяйкой своей жизни, никто не командовал ей, что делать и как проводить время.

Катя машинально остановилась на перекрестке. Мимо неслись машины. Она огляделась и сообразила, что прошла уже несколько кварталов. Ей нужно торопиться в офис, а она разгуливает по улицам! Да еще вдруг накатили воспоминания. Очень несвоевременно. Тем более и вспоминать-то нечего. Ее замужество на том и кончилось.

Василий Макарович подъехал к особняку, на фасаде которого красовался логотип агентства недвижимости «Дом плюс». Асфальтовая площадка перед особняком была заставлена машинами – и дорогими, престижными «Лексусами» и «Инфинити», и более скромными «Тойотами» и «Мицубиси», и рабочими лошадками южнокорейского производства. С трудом пристроив среди этого автомобильного царства свою неказистую «ласточку», Куликов вошел в холл агентства.

За бело-голубой стойкой сидела красивая девушка лет двадцати пяти. Пышные рыжие волосы были уложены у нее на голове в сложную высокую прическу, какую лет тридцать назад называли вавилонской башней. Приглядевшись к девушке, Василий Макарович понял, что она находится на четвертом-пятом месяце беременности. Прижимая к уху телефонную трубку, она говорила, растягивая слова:

– Ну да, ку-ушала… Нет, мясо не пошло… и рыба тоже не пошла… Ну как не пошла – известно как… Капусты цветной поела… и яблоко… Ну да, гуля-ала… Ну пупсик, ну я же на работе… Ну да, витамины принима-ала… Вы к кому?

Последние слова были обращены к Василию Макаровичу.

– Мне бы Нину Петровну Баранкину, – проговорил частный детектив.

– Бара-анкину? – повторила девушка и защелкала одним пальцем по клавиатуре компьютера. – Нет, пупсик, я не тебе… Нет, я не хочу баранок… А хотя… пожалуй, если с маком, я бы съе-ела… Баранкина у нас на втором этаже, комната двадцать шесть… Нет, пупсик, это я не тебе… я же все-таки на рабо-оте…

Куликов поблагодарил рыжеволосую красавицу и поднялся на второй этаж. Найдя нужную комнату, он вошел внутрь и увидел просторное помещение, тесно заставленное письменными столами. Людей в комнате было гораздо меньше, чем столов, и почти все одновременно разговаривали по телефонам, так что в комнате стоял ровный монотонный гул, как на морском берегу или возле пруда, заполненного громко квакающими лягушками.

Исключение составляли две женщины средних лет, которые стояли посреди комнаты, увлеченно переругиваясь:

– Да ты эту халабуду убитую в жизни не продашь! Чтобы ее сбыть, еще приплатить надо!

– Ага, приплатить! Да там один ремонт штук на сто укропа! Это не квартира, а музей!

– Ага, музей религии и атеизма! Комната пыток… ужасы старого Петербурга…

– Извините, – Куликов попытался вклиниться в этот оживленный разговор, – вы не подскажете…

– Мужчина, – повернулась к нему одна из женщин, – вы же видите – мы работаем!

– Это вы так работаете? – удивился детектив.

– Именно! – ответила женщина и снова повернулась к своей собеседнице: – В общем, последнее слово – пять с половиной!

– Пять и восемь! – ответила вторая.

Убедившись, что здесь он ничего не добьется, Василий Макарович огляделся по сторонам и вдруг увидел знакомое лицо. За одним из столов сидел Николай Свистков, года два назад уволившийся из милиции по состоянию здоровья. За прошедшее время здоровье Свисткова явно улучшилось, он пополнел и приобрел цветущий вид.

Как и все в этой комнате, Свистков громко разговаривал по телефону.

Василий Макарович сел напротив него и решил дождаться окончания разговора.

– Нет, – говорил бывший милиционер в трубку, – за такие деньги вы купите в лучшем случае однушку за Кольцевой дорогой… Нет, об этом и речи быть не может! Что – трехкомнатную возле Таврического сада? Да вы шутите?

Заметив Куликова, он прикрыл трубку ладонью и осведомился:

– Покупка, продажа?

– Вопрос, – ответил Василий Макарович.

Риелтор поскучнел и снова заговорил в трубку:

– Ну, возьмите себя в руки! Сейчас же не девяносто восьмой год! И не две тысячи пятый! Нет, об этом не может быть и речи! Нет, и никто другой вам не поможет!

Он что-то выслушал и раздраженно положил трубку. Телефон тут же взорвался звонком. Схватив трубку, Свистков выпалил:

– Люся, это ты? Ну что там, проявился этот Карлсон? Нет? А тогда что ты звонишь? Показуха? Квартира в стиле ретро? Ну, давай сама, у меня куча народу!

Снова положив трубку, он взглянул на Куликова и опять спросил:

– Покупка, продажа?

– Не узнаешь, Коля?

Свистков пригляделся к посетителю и расплылся в улыбке:

– Василий Макарыч! Какими судьбами? Квартирку хочешь прикупить? Правду говорили, что частные детективы большие деньги заколачивают! Я еще сомневался…

– Да какое там! – погрустнел Куликов. – Еле концы с концами свожу! Я здесь по работе…

– Ах, по работе… – Свистков снова заметно поскучнел.

– А ты и правда хорошо выглядишь! – польстил Василий Макарович бывшему сослуживцу. – Видно, хорошо дела идут?

– Какое там! – скривился Свистков. – Еле дышим! Ни одной приличной сделки за год!

– Ну как же, – недоверчиво проговорил Куликов, – вон ты только сейчас про квартиру в стиле ретро и про шведа какого-то… Шведы – они богатые!

– Шведа? – удивленно переспросил Николай. – Какого еще шведа?

– Ну, ты говорил – Карлсон…

– А, Карлсон! – Свистков засмеялся. – Это мы так между собой называем покупателей мансард и чердачных помещений! А квартиры в стиле ретро – это убитые двушки в хрущовских пятиэтажках с бабушкиным ремонтом… Нет, Макарыч, у нас после кризиса дела идут плохо, никак не вернемся к прежним оборотам! Вот лет семь назад была жизнь, люди рассказывали – клиенты чуть не дрались за каждую квартиру! Только успевай поднимать цену! А ты-то сюда зачем пришел?

– Мне нужна одна ваша сотрудница, Нина Петровна Баранкина. Есть к ней несколько вопросов.

– Баранкина? – Свистков закрутил головой. – Вроде ее сегодня не было… Леночка Ивановна, ты Баранкину сегодня не видала?

– Баранкину? – отозвалась полная дама с крупно завитыми светлыми волосами. – Баранкина говорила, что сегодня целый день будет кружева плести.

– Кружева? – удивился Куликов. – Она что – рукоделием занимается? Народными промыслами?

– Да это у нас так сложные переговоры называют, – пояснил ему бывший коллега.

– И никакие не кружева, – отозвался бодрый старичок из другого конца комнаты. – Она мне лично говорила, что сегодня сидит дома, ждет сантехника.

– Ну вот видишь, Макарыч, все и прояснилось! – обрадовался Свистков, вставая из-за стола. – А сейчас извини, у меня показуха… Квартиру еду показывать, только это точно турист… Знаешь, есть такие люди – смотрят десятки квартир, хоть и не собираются ничего покупать. Вот мы таких называем туристами. А что делать – приходится ими заниматься, все-таки есть шанс…

– Подожди, – остановил его Василий Макарович, – а адрес этой Баранкиной у тебя есть?

– Адрес? – Свистков завис в движении. – Леночка Ивановна, где у нас Баранкина живет?

– Шестнадцатая линия, дом двадцать, квартира сорок шесть! – сообщила завитая блондинка, не задумываясь.

– Видишь, как все удачно складывается! – проговорил Свистков на бегу. – Тут же, на Васильевском…

– И то верно, – обрадовался Куликов, – сейчас я мигом…

Но взглянул на часы и погрустнел, потому что ровно через час назначено у него было разбирательство в той самой частной психиатрической лечебнице, куда определили его лукавого клиента, который зло посмеялся над ним, представившись именем замечательного тенора Козловского и выдумав романтическую историю про бывшую ревнивую жену и новую любовь.

В клинике проторчал он долго. Руководство ее имело к нему материальные претензии по поводу машины. После того как Василий Макарович запустил туда бомбу-вонючку, машина годилась только для перевозки навоза. Ну, может, еще скунсов перевозить из одного зоопарка в другой, но такая потребность вряд ли случается часто. Кроме того, большие деньги требовал владелец побитого джипа – ну, там разбиралась страховая компания.

Дядя Вася прижимал руки к сердцу и опускал повинную голову – виноват, мол, недоглядел, не распознал, не догадался. Но когда дело дошло до материальных претензий, Василий Макарович опомнился и держался твердо.

– Это еще вопрос, отчего у вас социально опасный преступник на свободе гуляет! – закричал он. – Ладно, меня ввел в заблуждение, а певица? Она, может, никогда теперь верхнее фа взять не сумеет!

– И слава богу! – оживился бывший клиент. – Я вам очень признателен!

– А твое место в сумасшедшем доме! – окончательно разозлился Куликов. – А не в этом санатории!

Отчим и мамаша ненормального клиента испугались, что и вправду запрут сыночка в настоящую психушку, и оплатили все расходы. Куликов благородно не стал требовать с них окончательной выплаты за свои услуги, от клиента-то он получил только аванс, а задание, как ни крути, выполнил. Ну да ладно, не будем мелочиться.

Василий Макарович ехал домой усталый, но довольный, и посетить риелторшу Нину Петровну Баранкину решил завтра с утра.

Наутро Василий Макарович подъехал к шестиэтажному кирпичному зданию на Шестнадцатой линии. Возле здания царило подозрительное оживление, перед подъездом, негромко переговариваясь, толпилась кучка прохожих. Чуть в стороне стояла машина с милицейской мигалкой.

Почувствовав смутное беспокойство, Куликов направился к подъезду. Проходя мимо толпы зевак, он услышал, как рослая тетка средних лет уверенно вещает:

– А я так вам скажу, что нет дыма без огня! Просто так у нас не убивают! Ведь, к примеру, не меня убили и не вас, Любовь Васильевна!

– Типун вам на язык, Варвара Степановна! – отозвалась низенькая старушка в легкомысленной панамке. – Что вы такое говорите? Страшно слушать!

– А все из-за нетрудовых доходов! Вот у меня, к примеру, вообще нет никаких доходов, не то что нетрудовых, как и у вас, Любовь Васильевна, вот мы и живем спокойно!

Еще больше забеспокоившись, Василий Макарович вошел в полутемный подъезд.

Лифта в доме не было, и ему пришлось пешком подниматься на четвертый этаж, где располагалась нужная ему квартира.

Лестница была крутая и неудобная, и по дороге ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. И тут, на площадке третьего этажа, он увидел нарисованный мелом силуэт человеческого тела. Василий Макарович на своем веку повидал немало таких силуэтов – таким образом отмечают положение тела на месте убийства.

Прибавив шагу, он поднялся на четвертый этаж.

Дверь сорок шестой квартиры была приоткрыта, изнутри доносились приглушенные голоса. И голоса эти показались Василию Макаровичу удивительно знакомыми.

– Как будто мало у нас висяков, – говорил некто унылым, безрадостным голосом. – Нет, еще этот жмурик на нашу голову…

– Да не дрейфь, Никитич! – возражал другой голос, более оптимистичный. – Я так полагаю, здесь есть зацепки…

– Полагает он! – язвительно отозвался первый.

Василий Макарович понял, что неприятностей ему не избежать, и вошел в квартиру.

Как он и подозревал, в коридоре стояли его давние знакомые и бывшие коллеги – капитаны Творогов и Бахчинян.

Увидев Василия Макаровича, Творогов мрачно проговорил:

– Картина называется – не ждали! Те же и частный детектив! Вы здесь что делаете, господин Куликов? Посторонним сюда нельзя! Или вы уже забыли это правило? Только не говорите, будто покойная была вашей клиенткой!

– Не заводись, Никитич! – остановил напарника Бахчинян. – Макарыч – наш человек, бывший мент!

– Именно что бывший! – процедил Творогов.

Отношения Василия Макаровича с бывшими коллегами складывались непросто. Во-первых, начальник отделения и прочее руководство строго следили, чтобы сотрудники не поддерживали с ним контактов, во избежание утечки оперативной информации. Во-вторых, все прежние сослуживцы почему-то считали, будто Куликов в своем детективном агентстве гребет деньги лопатой, а это еще больше накаляло атмосферу. Когда же Василий Макарович начинал их переубеждать и доказывать, что еле сводит концы с концами, – ему не верили.

Конечно, имелись тут и дополнительные моменты, пресловутый человеческий фактор. У Алексея Творогова были долгие и непростые отношения с Василисой, что еще больше осложняло ситуацию. Напротив, жизнелюбивый и легкий в общении Ашот Бахчинян охотно поддерживал бы дружеские контакты с бывшим сослуживцем и старшим товарищем, если бы не начальство…

– Не заводись, Никитич! – повторил Ашот. – Не забывай – они с Василисой нам только что помогли раскрыть дело с кражей телевизоров! Без них мы бы неизвестно сколько провозились!

– Это Васина работа, – честно заметил Куликов, – я тут не при делах совсем.

– Ну, помогли… – нехотя согласился Творогов. – Но это еще ничего не значит…

– И все-таки, что здесь произошло? – спросил Василий Макарович.

– Женщину убили, – вздохнул Бахчинян. – Вышла вот из этой самой квартиры, спускалась по лестнице – и тут ее кто-то приложил по голове. По первой прикидке, причина смерти – закрытая черепно-мозговая травма, но сам знаешь, после вскрытия все может измениться…

– Ограбление? – коротко осведомился частный детектив.

– Скорее всего… – вздохнул Бахчинян. – Сам знаешь, сколько наркоманов развелось! Не хватило ему на дозу, подкараулил женщину в подъезде…

– И теперь ищи его как ветра в поле! – уныло закончил Творогов.

– Как звали убитую – Нина Петровна Баранкина? – уточнил на всякий случай Куликов.

– Точно, – удивленно подтвердил Ашот. – А ты, Макарыч, откуда это знаешь?

– Да шел я к ней, хотел несколько вопросов задать…

– Каких вопросов? – насторожился Творогов.

– Ну, это к делу отношения не имеет…

– Вот видишь, Тиграныч? – Творогов повернулся к напарнику. – Мы ему идем навстречу, делимся информацией, а он что? Он нам фигу показывает! Как говорится, комбинацию из трех пальцев! Вот он, звериный оскал капитализма!

– Да не заводись ты, Никитич… – устало повторил Бахчинян. – Может, и правда это никак не связано с убийством.

– А может, и связано! – перебил его Алексей. – Это уж нам решать! А его дело – предоставить нам всю имеющуюся в его расположении… то есть распоряжении информацию!

– Ну, у меня информации вообще-то негусто… – протянул Василий Макарович. – Я вот что думаю. Может, вам в работе ее порыться… с коллегами ее поговорить…

– А кем она работала? – заинтересовался Бахчинян.

– Покойная работала этим… риелтором. Агентом по недвижимости. Короче, квартиры продавала…

– Ой! – Творогов схватился за голову. – Ну, недвижимость – это вообще сплошной криминал! Сплошная организованная преступность! Только этого нам не хватало! Точно, повиснет это дело у нас на шее пудовой гирей! Как будто у нас без него висяков мало было!

– Да не вздыхай, Никитич! – попытался Бахчинян успокоить напарника. – Недвижимость – это все же зацепка, можно ее клиентов проверить, сослуживцев…

– Дохлое дело… – сказал Василий Макарович, думая о своем. – Никто нам ничего не скажет, да они и сами ничего не знают… Ой, ребята, я к вам в долю не иду…

Мы с Бонни помирились. Не помню, говорила я или нет, но я очень привязана к своей собаке. И многое Бонни прощаю, тем более что он очень извинялся и всячески мне сочувствовал.

Мы сидели у дяди Васи на телефоне, то есть на телефоне дежурила я, а Бонни валялся рядом на полу и трепал старый журнал «Советская милиция». Было скучно. Никто не звонил, никто не спешил нас нанять. Да мы и с этим-то делом пока не справлялись.

Наконец в дверь позвонили – три коротких звонка, стало быть, дядя Вася вернулся. Бонни оказался в прихожей раньше меня.

Увидев лицо своего шефа, я сразу поняла: у нас неприятности. Большие или не очень, это предстоит сейчас выяснить.

Но если вы думаете, что я так в лоб и приступила к нему с расспросами, то глубоко ошибаетесь. С мужчинами ведь как – если видишь, что он расстроен, никогда ничего нельзя спрашивать прямо. Глаголы нельзя употреблять – эти самые «купил?», «достал?», «нашел?».

К примеру, посылали вы его за хлебом, а ларек оказался закрыт. Немногие индивидуумы в таком случае пройдут до другого ларька, кто-то просто поленится, кто-то не сообразит, кто-то понятия не имеет, где он, этот другой ларек, находится. То есть на прямой ваш вопрос «купил?» он отвечает «нет». Не купил, не сделал, не получил, не принес, не сдал, не нашел, не вернул… Оказался, в общем, несостоятельным. И как только мужчина это осознает, так сразу на вас начинает злиться. Как будто именно вы во всем виноваты. Так что ни в коем случае не надо задавать прямые вопросы, тем более вы и так по его лицу видите, что он не сделал того, что поручили.

Дядя Вася – мужчина ответственный и сообразительный, простой вопрос с покупкой хлеба вполне способен решить. И не только его, не зря в милиции столько лет прослужил. Тем не менее я стараюсь в лоб его ни о чем не спрашивать.