Текст книги "Тайна чертова камня"

Сержант вытер лысину и обстоятельно рассказал Сан Санычу про все приключения Надежды. По мере рассказа муж все больше мрачнел. Стараясь не встречаться с женой глазами, он обратился к милиционеру:

– Извините мою жену. Вот умеет она в разные неприятности попадать.

– И документов при себе не носит! – мстительно добавил сержант.

– Сколько раз я ей говорил! – с глубоким чувством воскликнул Надеждин муж.

– А у вас-то документики имеются? – спохватился бдительный страж порядка.

– А как же! – Сан Саныч поспешно выложил на стол паспорт, служебный пропуск, водительское удостоверение, профсоюзный билет, читательский билет публичной библиотеки и еще несколько книжечек и бумажек.

Надежда поразилась, увидев все это обилие документов, но на сержанта они, видимо, произвели впечатление. Увидев читательский билет, он с уважением взглянул на Сан Саныча и спросил:

– Вы вот, наверное, образованный человек… не знаете, какой есть хищник семейства кошачьих из шести букв?

– Кугуар, – машинально отозвался Сан Саныч.

– Кугуар? – переспросил милиционер. – Спасибо…

– Ну что – могу я забрать свою правонарушительницу?

– А… ну конечно… – И сержант потянулся за кроссвордом.

Всю дорогу до дома муж упорно молчал, сосредоточившись на вождении. Надежда тоже притихла, с тоской ожидая неизбежного тяжелого разговора. Но действительность превзошла все ее самые смелые ожидания.

Во-первых, столкнувшись с соседкой нос к носу, Надеждин вежливый и воспитанный муж не раскланялся с улыбкой, а буркнул что-то неразборчиво и проскочил в лифт, втянув туда же Надежду.

Во-вторых, ключи от дома и машины он не убрал аккуратно в карман, а швырнул возле телефона, отчего красивый стеклянный столик жалобно звякнул.

И в-третьих, он, конечно, не отпихнул ногой радостно бросившегося навстречу кота Бейсика, но не сказал коту ни одного ласкового слова, не наклонился погладить и вообще сделал вид, что его не заметил.

Каждый из этих пунктов и сам по себе был делом совершенно неслыханным, а уж все вместе они говорили о том, что в душе Сан Саныча бушует такая гроза, какой никогда еще не было за девять лет их с Надеждой совместной жизни. Она приготовилась к самому худшему. Но решила ни за что не начинать разговор первой, сцепить зубы и держаться. Сан Саныч – человек рассудительный и нескандальный, возможно, удастся свести все на нет.

Но Надежда не учла всей степени ярости, клокотавшей в душе ее мужа. Он прошел было в гостиную, причем так и протопал в ботинках по паркету, чего ни разу не случалось за все годы их семейной жизни. Надежда Николаевна решила улизнуть и отсидеться в ванной, но муж тут же вернулся, встал посреди прихожей и перегородил Надежде все пути отступления.

– Что, так и будем молчать? – вопросил он, сложив руки на груди, как Наполеон перед Ватерлоо. – Мне ведь лясы точить некогда, я на работе должен находиться!

Надежда мгновенно обиделась: теперь муж попрекает ее, что она не работает, а раньше просто умолял бросить эту работу! Все уши ей прожужжал! Однако вслух она ничего не сказала, продолжая хранить гордое молчание. Но муж, похоже, гордым ее молчание не считал, он-то думал, что Надежда молчит, потому что ей просто нечего сказать в свое оправдание.

– Мыслимое ли дело! – продолжал муж, еще больше накаляясь. – У меня огромный заказ висит на волоске, если за два дня не сделаем принципиальный рывок – все рухнет! У меня люди разбегаются – у одного жена уходит, у другого теща в больницу попала, третий отпуск за свой счет требует – тетка у него, видите ли, в деревне с катушек сошла! А я, вместо того чтобы на работе находиться, жену из милиции вытаскивать должен! Стыд какой!

– Но, Саша, – не выдержала Надежда, – неужели ты думаешь, что я и вправду пыталась вытащить у той тетки кошелек? Разве на меня это хоть немного похоже?

– Вот кошельки у людей из кармана ты не таскаешь! – сердито согласился муж. – Зато ты помешалась на разных криминальных историях и выдумываешь их на пустом месте! Господи, за что мне такое наказание! У других жены как жены – сериалы про любовь смотрят, вяжут, журналы про звезд шоу-бизнеса читают, а моей все это скучно! Ей, видите ли, подавай настоящее преступление! Она его непременно раскрыть должна, без Надежды Николаевны наши правоохранительные органы ну никак не справятся!

Все это было верно на сто процентов. Надежда и вправду имела такую особенность – вечно впутывалась во всякие криминальные истории, которые происходили с ее многочисленными знакомыми и друзьями. И вместо того чтобы держаться от этих историй подальше, она влезала в них с головой и выпутывалась с честью. Но вот мужу-то про эти свои подвиги Надежда старалась не рассказывать, однажды она уже сделала эту глупость – такую выволочку получила! Муж очень за нее беспокоился и боялся за ее жизнь.

Понемногу Надежде удалось убедить мужа, что она забросила свое опасное хобби и сделалась примерной домохозяйкой. Все-таки мужчины бывают удивительно наивны, верят в то, во что хотят!

Сейчас Надежда обиделась на мужа еще сильнее, но держалась из последних сил, чтобы не вывалить на него информацию обо всех криминальных историях, в которых она принимала участие. Народная мудрость не зря учит нас поменьше рассказывать о себе собственному мужу: рано или поздно все это может обернуться против тебя.

Видя, что Надежда молчит, муж сменил тактику.

– Пойми, Надя, – заговорил он более мягко, – я не за то сержусь, что ты сорвала меня с места в самый разгар рабочего дня, если надо – я всегда приеду, не дай Бог что случится с тобой или с котом…

– Тебе кот дороже меня! – брякнула Надежда, слишком поздно сообразив, что говорить этого не следовало ни в коем случае, и муж действительно снова завелся.

– Да, потому что кот сидит дома и не выдумывает приключений на свою и мою голову! – закричал Сан Саныч. – Ну скажи, за каким чертом ты потащилась за этой женщиной? Ну как ты очутилась на той ветке метро, когда тебе нужно было ехать совсем в другую сторону?

– Я же говорила, она следила за тем мужчиной, – упавшим голосом промолвила Надежда, – я хотела его предупредить… предостеречь…

– Предупредила? – с непередаваемым сарказмом поинтересовался муж. – Он был тебе сильно благодарен?

– Я не успела, эта баба заорала, что я украла у нее кошелек! И это доказывает, что…

– Да ровным счетом ничего это не доказывает! – вскипел муж. – Если бы ты поменьше мечтала о преступлениях и расследованиях и побольше думала о семье…

– Ну знаешь ли! – вскинулась Надежда. – Если тебе так тяжело вырваться с работы, мог бы не приезжать! Сказал бы, что занят, приедешь попозже…

– Ага, а тебя бы пока до выяснения посадили в обезьянник, – процедил Сан Саныч, – моя жена – в камере с бомжами! Стыд какой!

– Лучше в камере с бомжами, чем с человеком, который меня в грош не ставит! – заорала Надежда. – Что ты из меня ненормальную делаешь? Я же видела, что эта мымра за ним следит, она переодевалась и очки темные в метро нацепила, когда там и так темно! А потом она его другому мужику передала, а меня нейтрализовала…

– Нейтрализовала? – деревянным тоном осведомился муж. – Ну-ну… Даже если допустить, что ты ничего не выдумала…

– Ты прекрасно знаешь, что я ничего не выдумала! – угрюмо перебила его Надежда. – Хватит валять дурака!

– Ах вот как?! – закричал муж. – А тебе не приходило в голову, заметив эту, как ты говоришь, слежку, просто пройти мимо и не вмешиваться в отношения других людей?

Надежда наклонила голову, вспомнив, что та тетка в двусторонней куртке тоже высказалась примерно в том же духе.

– Может, она за неверным мужем следила или за любовником, – продолжал Сан Саныч, – может, человек на работе, в детективном агентстве, а ты все испортила.

– А тебе бы только чтобы я ни во что не вмешивалась! – крикнула Надежда, разозлившись оттого, что муж вполне может быть прав. – Ты хочешь, чтобы я дома сидела и тебе котлеты жарила!

– Что-то нечасто я твои котлеты вижу, – напоказ вздохнул муж, – все больше покупные разогреваешь…

Надежда еще сильнее разозлилась, потому что и это было правдой. А кто, интересно, виноват, что она ничего не успевает? Сам же велел ей бросить работу, вот теперь все знакомые буквально сели на шею! Вместо того чтобы успокоиться и призвать себя к порядку, Надежда разошлась вовсю.

– А теперь все только о себе и думают! – кричала она. – У вас на глазах человека убивать станут – вы и то не остановитесь! Переступите и мимо пройдете!

Муж покраснел и раскрыл было рот для гневной отповеди, но тут у него требовательно и настойчиво зазвонил мобильник. Пока он разговаривал в комнате, Надежда опомнилась. Что она творит? У мужа запарка на работе, горит важный заказ, а она не нашла ничего лучше, чем скандалить! Ее долг как верной жены помогать мужу во всем, а не трепать ему нервы по пустякам. Да провались этот лысый мужик из метро совсем, стоит еще из-за него ругаться!

– Саша! – шагнула она навстречу появившемуся мужу, но встретила его суровый взгляд и остановилась.

– Вот что, – произнес он, – я нашел тебе занятие. У моего главного специалиста заболела в деревне тетка. То есть она и так болела, но женщина, что за ней ухаживает, сломала ногу. Если я его сейчас отпущу – заказ сгорит синим пламенем. Заказ очень важный, и если мы его запорем, та фирма не станет больше иметь с нами дела. И другие тоже. На нашей репутации можно будет поставить крест.

Надежда с трудом поняла, к чему он клонит. А когда поняла, то отказалась верить.

– Ты хочешь сказать, что я должна ехать неизвестно куда и сидеть там с совершенно незнакомой старухой невесть сколько времени? – проговорила она непослушными губами.

– Ну почему неизвестно куда? – быстро заговорил муж. – Это деревня под Выборгом, места очень красивые… между прочим, там полно грибов и черники…

– Грибов? Черники? – переспросила Надежда, которая просто не верила своим ушам. – Ты хочешь, чтобы я работала сиделкой при совершенно незнакомой капризной тетке?

– Все лучше, чем в метро приставать к незнакомым мужчинам! – отрезал муж. – Скоро твой портрет повесят на стенде «Их разыскивает милиция»! А так от тебя хоть какая-то польза будет!

Надежда Николаевна проглотила готовые сорваться с языка возмущенные слова: на сей раз муж прав, она сваляла дурака и сама дала ему козыри против себя… То есть не то чтобы прав, разумеется, он не прав: нельзя относиться к собственной жене, как к крепостной крестьянке – понадобилось ему, он и послал ее на барщину. Она не рабыня, чтобы беспрекословно повиноваться! И как он вообще посмел разговаривать с ней в таком тоне?

«А вот не надо было попадаться, – шепнул ей внутренний голос, – теперь сама расхлебывай!»

Надежда Николаевна растерялась – никогда прежде муж не говорил ей таких слов, как сегодня. Она решила использовать последний аргумент:

– А как же ты будешь жить без меня? А как же кот?

Чтобы привлечь кота на свою сторону, Надежда наклонилась, подхватила Бейсика, который как раз проходил мимо, и прижала его к груди. Но подлый котяра ловко вывернулся у нее из рук и спрыгнул на пол, да еще больно цапнул когтями.

«Предатель!» – подумала Надежда.

Видя, что она не кричит, не топает ногами и не бьет посуду, муж смягчился.

– Надя, если ты уж очень не хочешь ехать, то, конечно, заставить тебя я не могу…

– Нет уж, я поеду, – неожиданно для себя процедила Надежда, – поеду и буду там жить! А вы тут как хотите…

– Это ненадолго, всего на две недели! – радостно крикнул муж. – Потом Митькина жена из Крыма вернется, тебя сменит. А там мы все закончим, Митя в отпуск пойдет…

* * *

Митя оказался совсем молодым мужчиной – и тридцати-то нету, а возможно, так показалось Надежде из-за его субтильного сложения. Он бурно благодарил Надежду за помощь, вручил ей огромную сумку с продуктами и сообщил, что тетка Аглая Васильевна ему, собственно говоря, не тетка, а двоюродная бабушка. Она одинока, и он ее единственный родственник. В город ехать старушка ни за что не соглашается, вбила себе в голову мысль, что помрет там.

– И сколько же ей лет? – с подозрением осведомилась Надежда, прикинув, что у тридцатилетнего парня бабушке должно быть уж не меньше семидесяти пяти.

– За восемьдесят, – признался Митя и отвел глаза.

– Она что – в маразме? – Надежда решила отбросить дипломатию и спросить прямо.

– Да не то чтобы… – замялся Митя, – она ходит плохо, многое забывает, конечно, но существовать с ней вполне можно… Там магазин есть в поселке, километра два лесом… Электричество, вода в колонке чистая… Да вы Люсю спросите, соседку, она за теткой ухаживала, если бы не нога сломанная, то мы бы и горя не знали… Я звонил, вас встретят и до места довезут…

– Там мобильники работают? – оживилась Надежда.

– Нет, мобильники там не берут, я в поселок звонил.

После Рощина цивилизация за окнами поезда кончилась, и пошел лес. На положенном расстоянии от путей стояли высоченные ели, которые время от времени сменялись стройными золотистыми соснами. Сосновый бор был совершенно сухим и прозрачным, хотелось ходить по нему в тапочках. Сосны, в свою очередь, сменялись веселыми солнечными полянками, заросшими розовым иван-чаем с непременной компанией березок посредине.

От такой красоты настроение у Надежды улучшилось, она смотрела в окно и представляла свою жизнь на хуторе. На мужа, конечно, она обиделась надолго, а на кота – вообще навсегда, но старуха-то ни в чем не виновата, надо помогать ближнему, и, возможно, это Надежде зачтется потом как доброе дело.

Поселок Васильки оказался предпоследней станцией от конечной, города Выборга. Немногочисленные пассажиры споро выволокли из вагона котомки и сумки на колесиках, поезд залихватски свистнул на прощание и укатил дальше. Надежда поставила прямо на платформу свои сумки и огляделась.

Пассажиры, оживленно переговариваясь, спустились с платформы и направились по широкой дороге к нескольким видневшимся вдали строениям. На противоположной платформе ожидали поезда в город человек семь – две тетки необъятных размеров ели батон, отламывая от него поочередно, старик с рюкзаком и палкой отвернулся, не в силах смотреть на такое обжорство. Надежда очень его понимала. Была там еще бодрая старушенция с ведром черники и сапогами, подвешенными через плечо на веревочке. Двое подростков на велосипедах, а за ними… Надежда помотала головой, потому что увидела что-то очень знакомое… Вон тот мужчина – невысокий, подвижный, со смуглым или очень загорелым лицом, определенно она где-то его видела… Внезапно налетела электричка, от ветра взметнулся песок с насыпи, и когда Надежда проморгалась и вытерла пыльное лицо, она увидела только хвост последнего вагона. На платформе было пусто.

Митя объяснил Надежде, что основной поселок находится от путей справа, ей же нужно перейти железную дорогу и идти налево в лес по тропиночке. Идти надо километр или чуть больше, потом свернуть на просеку, подняться в горку, пройти еще совсем немного, потом спуститься в овраг, перейти через ручей по деревянному мостику, а как поднимешься, то тут и будет хутор – три дома, в одном из которых, с зелеными ставнями, живет Аглая Васильевна.

Но в этом нет необходимости, говорил Митя, ее обязательно встретят. Однако на платформе никого не было, и никто не торопился к Надежде навстречу. Она постояла еще немного, поглядела, как маленькие фигурки ее попутчиков исчезают вдали, пожала плечами и подхватила свои сумки. Нужно было добираться самостоятельно.

Канава у дороги была такая глубокая, что пришлось переносить через нее тяжелые сумки по очереди. Тропиночка была едва заметна, видно, нечасто ею пользовались. Надежда бодро припустила вперед.

Сразу же на нее налетели комары. Комары были удивительно крупные и на редкость злобные. Они садились на голые руки, на лицо и даже пытались прокусить брюки. Отгонять их было затруднительно, поскольку руки были заняты тяжеленными сумками. Надежда мотала головой, как лошадь, и пыталась сдуть нахальных насекомых. Тропинка понемногу забирала вверх, и тут Надежда остановилась, потому что прямо на дороге стояли два огромных ярко-красных мухомора. Они были такие большие и красивые, что производили впечатление ненастоящих – вроде как из мультфильма.

Надежда полюбовалась на красавцев, и тропинка привела ее в лес. Ели были такие высокие, что, задрав голову, никак не разглядеть верхушки. Однако долго стоять на одном месте не было никакой возможности – комары совершенно распоясались, как будто сейчас не август, а самое начало июня.

Через некоторое время Надежда Николаевна почувствовала легкое беспокойство. Тропинка понемногу перешла в лесную дорогу, и, судя по всему, оттопала по ней Надежда уже очень много. А вот будет ли это километр? Давно уже должна была появиться справа просека, и нужно идти в горку, а дорога не кончалась. По сторонам стоял лес – серьезный, темный и густой. Надежде стало неуютно. Вон там под елью виднеется большое отверстие в земле. Это нора, но чья? Да уж точно не заячья и не мышки-норушки. Должно быть, лисья? Но с детства Надежда твердо знала, что лиса всегда делает вход в нору как можно незаметнее, нарочно запутывает, это во всех сказках про хитрую Лису Патрикеевну написано. Ладно, тогда барсук, барсук попроще, как он выглядит, Надежда представляла плохо, у соседки, кажется, когда-то давно была барсучья шапка. На ходу Надежда решила, что с барсуком ей встречаться тоже не хочется, вдруг он обидится за шапку, и как ему объяснить, что Надежда к той шапке отношения не имеет?

Сумки были тяжеленными, особенно та, что дал Митя, с гостинцами для тетки. Если судить по физической усталости, то Надежда отмахала уже километров десять, не меньше.

– Нет, так не пойдет! – сказала она вслух и решительно плюхнула сумки прямо на дорогу. – Что такое километр? Тысяча метров. В метре сто сантиметров, а мой шаг составляет примерно шестьдесят сантиметров, стало быть…

От жары и усталости никак невозможно было в уме тысячу умножить на сто и поделить на шестьдесят. Надежда подобрала прутик и занялась письменными вычислениями прямо на дороге. Получилось, что в километре примерно тысяча шестьсот шестьдесят ее шагов.

– Замечательно, – вздохнула Надежда, – знала бы – считала шаги. И время не засекла, когда через канаву перебиралась.

И когда она окончательно приуныла, послышался шум мотора, и возле нее остановился мотоцикл с коляской. Управлял мотоциклом крепкий красномордый дядька в клетчатой рубашке. Рукава рубашки были закатаны, и видно было, как под кожей, покрытой светлыми волосками, перекатываются мускулы.

– Здрассте! – крикнул дядька, перекрывая шум мотора. – Вы не на хутор идете?

– На хутор, – осторожно ответила Надежда, – а что?

– К Аглае Васильевне? – обрадовался дядька. – Ну так садитесь, подвезу!

– А вы вообще-то кто? – Надежда решила отбросить хорошие манеры, потому что ее очень впечатлили дядькины руки – большие, с лопатообразными ладонями и квадратными ногтями. Лес кругом, никто на помощь не придет, если что…

– А я вообще-то местный участковый, Черенков Николай Иванович, – посуровел дядька, – просили вас встретить и до места довезти. Желаете с документами ознакомиться?

– Да ладно, так поверю… – застеснялась Надежда Николаевна, подхватив сумки.

Участковый в это время внимательно рассматривал ее вычисления на дороге, хмыкнул и подсадил Надежду в коляску. Сумку пришлось пристроить перед собой, так что когда Надежда сумела что-то разглядеть, оказалось, что они едут совсем не туда. Не было просеки, и овражка тоже не было, был довольно широкий проселок, и поле, вдали виднелись какие-то подозрительные строения. Надежда забеспокоилась, что зря она не посмотрела в удостоверение, потом решила, что сейчас любой документ можно подделать, простой человек с ходу не определит.

– Там мотоцикл не пройдет! – крикнул участковый, повернув голову. – Мы в обход!

У Надежды отлегло от сердца.

И правда, вскоре свернули на другую дорогу, поуже, потом мотоцикл запрыгал по корням и кочкам, и вот среди леса показался большой дом с зелеными ставнями.

Николай Иванович высадил Надежду перед калиткой. Сам он вкатил мотоцикл в широко распахнутые ворота, которые вели, собственно, к тому же дому. Дом был большой, старый и несуразный, как помесь бульдога с носорогом. Видно было, что на протяжении его долгой жизни к этому дому много раз пристраивали какие-то терраски, крылечки и верандочки, а то и просто чуланчики. Трудно даже было сказать, сколько в этом доме этажей – с одной стороны вроде бы два, с другой – полтора, а с самого краю и вовсе один. Входа было два – один в левом крыле, куда направлялся Николай Иванович, второй – справа, напротив той калитки, в которую вошла Надежда.

От калитки к крытому крыльцу вела едва заметная тропинка, проложенная среди густой высокой травы. Поскольку другого пути видно не было, Надежда Николаевна решительно зашагала по этой тропинке. Попутно она оглядывалась по сторонам, изучая место своего временного заточения.

К несуразному дому примыкал такой же несуразный участок. Большая его часть заросла, как уже сказано, высокой травой, бурьяном и лопухами. Лопухи были знатные – каждый лист со слоновье ухо.

Среди этих зарослей кое-где проглядывали захиревшие кусты черной и красной смородины, явно проигрывавшие лопухам битву за место под солнцем, да несколько кривых хилых яблонь, прежде знавших лучшие времена. Между двумя яблонями была натянута веревка с сохнущим бельем.

Зато вокруг участка возвышались могучие ели с освещенными солнцем верхушками. Дальше простирался темный бескрайний лес – тот самый, где, по словам Мити, было полным-полно грибов и ягод.

«Однако в одиночку в такой лес идти страшновато, – подумала Надежда, – заплутать в нем ничего не стоит…»

– Здравствуй, милая! – донесся до нее с крылечка жизнерадостный голос. – Как доехала?

Надежда повернулась на голос и разглядела крупную внушительную старуху, которая сидела на крыльце в массивном деревянном кресле с высокой прямой спинкой. Старуха и сама была высокая и прямая – по крайней мере в сидячем положении.

– Здравствуйте, Аглая Васильевна! – отозвалась Надежда и подумала, что Митина тетка, по первому впечатлению, вроде бы не в маразме и даже вполне контактна.

– Как детки? – продолжала хозяйка. – Как Витенька?

– Какие детки? – опешила Надежда. – Какой Витенька?

– Ты ведь Таня? – Старуха приложила руку козырьком и вгляделась в гостью. – Или ты Маша?

– Я Надя, – сообщила Надежда Николаевна, резко меняя суждение о вменяемости старухи. – Меня прислал Митя… я у вас поживу… буду вам помогать…

– А, ты не Маша? – сообразила старуха. – Я знаю, ты Клава! Здравствуй, Клавочка!

– Я не Клава! – Надежда повысила голос: – И не Маша, и не Таня. Я Надя! Надежда!

– Заходи, Клавочка, сейчас будем чай пить! – пригласила ее Аглая Васильевна. – С сушками!

– Все равно ты ее не переубедишь, – раздался сбоку женский голос, – у нее все Клавы. Меня она тоже Клавой зовет.

Надежда обернулась и увидела румяную женщину лет сорока или около того, в длинной цветастой турецкой юбке и зеленой трикотажной кофте, обтягивающей внушительный бюст. Судя по всему, эта особа приоделась по случаю приезда Николая Ивановича, который умывался возле второго входа в дом, плеская на себя воду из умывальника и радостно фыркая.

– Я Люся вообще-то, – сообщила женщина. – Это я за ней приглядывала, да, видишь, ногу сломала…

Только сейчас Надежда разглядела, что ее собеседница опирается на металлический костылик, а из-под юбки выглядывает запеленутая в гипс нога. Собственно, стало понятно и назначение такой длинной юбки – она прикрывала следы временного увечья.

Надежда поймала выразительный взгляд Люськи, брошенный на мужчину возле умывальника, и все поняла. Да и что тут хитрого-то, все ясно…

– Так-то я хожу нормально, но со старухой управляться не могу, – с сожалением сообщила Люся, которая, видимо, лишилась дополнительного заработка. – Если чего понадобится, ты у меня спрашивай. Помогу по-соседски…

Тут ее окликнул Николай Иванович, и Люся, несмотря на перелом, упорхнула удивительно проворно.

А Надежда Николаевна поднялась на крыльцо, с облегчением поставила на пол сумку и пригляделась к старухе.

Аглая Васильевна явно знала лучшие дни.

Она была одета в аккуратную темно-синюю кофту, на лацкане которой блестел какой-то памятный значок. Тяжелые морщинистые руки лежали на подлокотниках кресла так, словно это был королевский трон. Седые волосы коротко подстрижены, сбоку в них была воткнута старомодная черепаховая гребенка.

– Давай чай пить, Клавочка! – объявила старуха и величественным жестом указала на свободный стул.

– Наверное, его сначала нужно приготовить, – предположила Надежда, – где у вас чайник?

– Чайник? – Старуха удивленно захлопала глазами. – И правда, где же у меня чайник?

Прошел день. Надежда понемногу осваивалась на новом месте. На хуторе, кроме жилища старухи и Люськи, было еще два дома. Один стоял напротив, окна в нем были заколочены, поскольку пожилая хозяйка умерла три года назад, а ее наследники, по Люськиным словам, заломили за дом такую цену, что простые люди и не смотрели в ту сторону, а богатым подавай дом каменный, да чтоб вокруг были такие же, как они, богатеи, и дорога непременно асфальтовая, а по такой грунтовке, как здесь, их машины импортные не пройдут.

Второй дом был окружен высокими густыми кустами, из-за которых едва проглядывала темная, крытая ржавым железом крыша с мрачной кирпичной трубой да виднелось одно подслеповатое окошко. От этого дома веяло каким-то мраком и унынием, так по крайней мере показалось Надежде. А еще ей показалось, что в том единственном окне, которое выглядывало сквозь разросшиеся кусты, мелькнуло мужское лицо – такое же мрачное, как сам дом.

И наконец, в том доме, где предстояло провести какое-то время Надежде, в доме с зелеными ставнями, поделенном на две половины, жили Аглая Васильевна и Люська – бедовая бабенка, как сейчас говорят, без определенных занятий, а также Люськин песик непонятной породы по имени Шарик. Люська была внешне ничего себе, только глаза уж слишком блестели по вечерам. К Люське довольно часто захаживал участковый Николай Иванович, за два дня Надежда видела его едва ли не пять раз.

Старуха Аглая Васильевна вблизи оказалась не так страшна. Лет ей было ни много ни мало, как восемьдесят восемь (Надежда нашла в ящике стола потрепанный паспорт), и, конечно, для такого возраста физически она была еще ничего себе. Вот только с головой… Старуха постоянно путала имена и события, Надежду упорно именовала Клавой, внучатого племянника Митю вообще не помнила. Но очень обрадовалась его гостинцам – в сумке были шоколадные конфеты, сдобное рассыпчатое печенье и мягкий сыр.

Иногда у старухи бывали временные просветления – так, к примеру, она сделала строгий выговор Надежде за то, что та забыла на минуту сковородку на огне и вся изба провоняла горелым маслом. В остальном Аглая Васильевна была доброжелательна и некапризна – ела, что приготовит Надежда, пила удивительно много крепкого чая и самостоятельно занималась собственным туалетом, что, согласитесь, дело немаловажное.

Так что дел у Надежды Николаевны было не так чтобы много. Но она по природе была женщиной любопытной и не привыкла проводить свободное время в гамаке под деревом. В первый же день, как только старуха прилегла отдохнуть после обеда, Надежда обежала ближние окрестности.

У старухи в саду стеной стояли трава и сорняки, у Люськи розовым цветом полыхали флоксы, и за неимением вазона настурции цвели в старом эмалированном тазу. Заколоченный дом встретил Надежду неприветливо, забор прохудился, и она рискнула подойти ближе. Какая-то птица взлетела прямо из-под ног, Надежда даже вскрикнула. Участок тоже зарос травой, а прежде был красивый, потому что опытный глаз Надежды разглядел клумбы и кусты диких роз.

В траве кто-то шуршал, Надежда поскорее дала задний ход.

Люська заглянула, когда пили чай, закусила баранку и принялась болтать. Люди ведрами несут из леса чернику, а она вот из-за ноги на приколе. Грибов хороших пока еще нету, слишком сухо. В поселке ребята передрались по пьяному делу, один даже в больницу попал, Николай протокол составил.

– А кто еще тут на хуторе живет? – вклинилась Надежда, слушать про драку ей было неинтересно.

– Ты в тот дом не ходи, – ответила Люська, – там хозяин дед Семен, он ненормальный. Собаку может запросто спустить, а собака у него – сибирская лайка, не то что мой Шарик, полруки отхватить может.

– А что это он такой злой? – удивилась Надежда.

– А он людей не любит, – Люська махнула рукой, – ни своих, ни чужих. Говорю же – псих!

– Несчастный он человек, – неожиданно здраво заметила старуха, – не всегда таким был, а как сын у него погиб, так и сдвинулся немножко от горя. Ни с кем не общается, а если к нему не навязываться, то не тронет…

– А что с сыном-то случилось? – из вежливости поинтересовалась Надежда.

Но старуха уже занялась крендельком с вареньем и не ответила.

– Вроде это давно было… не то зарезал его кто-то по пьяному делу, не то сам под поезд попал опять же выпимши… – неуверенно пробормотала Люська.

– У тебя все – по пьяному делу! – рассердилась Надежда. – Будто других причин нету!

– Все зло – от пьянства! – с глубоким убеждением сказала Люська и ушла.

Надежда вняла предупреждению и больше не смотрела в сторону дома деда Семена, а занялась окультуриванием участка старухи. Она нашла в сарае старый серп и срезала траву у дома. Ко всеобщему удивлению, под травой обнаружилась клумба с чахлыми лиловыми цветами под названием сапожки. Надежда выполола сорняки и вылила на клумбу несколько ведер воды. Благодарные цветы тут же потянулись к солнцу, а вдохновленная успехом Надежда стала рыскать по участку – авось найдется еще какой не совсем умерший цветок.

О муже и коте Надежда старалась не вспоминать – пусть живут как хотят, а ей и здесь неплохо.

Надежда вынесла столик на улицу и пристроилась мыть посуду в тенечке под елкой. Наверху в ветвях громко затрещала какая-то любопытная птица.

«А все-таки здесь хорошо, – подумала Надежда, споласкивая тарелку. – Воздух, тишина…»

Правда, насчет тишины она немного поторопилась: с Люськиной половины донеслись крики, звон бьющейся посуды… в общем, там явно разразился скандал. Через минуту дверь распахнулась, на крыльцо выкатился Николай в полурасстегнутой рубахе. Лицо его украшала свежая царапина. Застегиваясь на ходу, он тяжело протопал по крыльцу, направляясь к своему мотоциклу. Рядом с Надеждой он притормозил, сплюнул в сердцах и проговорил вполголоса:

– Черт ее разберет, чего ей надо! Только что все было хорошо, и вот на тебе! Не, с такой женщиной жить нельзя, лучше уж с миной противопехотной, она хоть до поры помалкивает! – Он похлопал себя по бокам, раздраженно крякнул и проорал в сторону крыльца: – Люська, так тебя и разэтак, вынеси мою планшетку!