Текст книги "Морфоз. Повесть белой лилии"

Глава XXVI
Цветник личных кошмаров

Спустя некоторое время моих бесплодных скитаний в сумеречных пределах, я вдруг обнаружил себя в окружении многочисленных зеркал. Словно в вымощенном ими коридоре, где меня со всех сторон обступили отражения. Вначале, продвигаясь в нутре этой причудливой иллюзии, я видел лишь бесстрастное выражение своего заострённого мраморно-белого лица. Эти зеркала, как я понял, должны были отражать страхи и пороки людской души, изобличая их бесцеремонно и жёстко – частый и распространённый приём искушённых духов, стремящихся смутить неокрепший человеческий разум. Ведь в гладкой поверхности амальгамы можно было видеть собственные глаза, и, заглянув в них поглубже, столкнуться с теми кошмарами, которые оставались до тех пор надёжно спрятанными в подвале бессознательного, на самом дне души. Обычно это производило впечатление. Люди – странные существа. Изнутри их без устали пожирали собственные «демоны», так что демонам извне оставалось приложить не так уж много усилий – просто разоблачить личные опасения и тайны, сделав их из непроявленных явными. Каждый камень в высоких стенах бездны Инферно был бережно выточен руками самого человека. Ада не существовало, кроме того, который отдельный представитель людского рода создавал для себя сам, обихаживая цветник личных кошмаров и опасений.

Я подумал о том, что, наверное, Мигель просто не совладал с собственными чувствами, ведь справиться с низшими сущностями этих мест, не привлекая внимания тёмных гениев рангом выше, он мог без труда, обладая достаточным багажом знаний. А затем, незамеченным, последовать дальше. Хотя… полчище муравьёв способно пожрать и льва: тысячи разнокалиберных мыслей, угрызений совести, опасений. Мой ученик столкнулся с самим собой, запнувшись о собственное «Я». Пожалуй, из всех испытаний это оказалось наиболее трудным.

Внезапно поток моих мысленных рассуждений был прерван тихим вкрадчивым голосом, что учтиво обратился ко мне на одном из забытых умерших языков человечества. Наместники неприветливого края желали знать, кто я, что я и зачем вторгся в их владения. Говорящий был одним из Тёмных гениев высшей иерархии. Мне даже слегка польстило внимание столь высоких чинов к моей скромной персоне. Поприветствовав обратившегося ко мне, я не менее любезно ответил, что пришёл за своим учеником, опустив подробности о личном происхождении. Я знал, что многое могу, но здесь, в чужой обители, нарушать порядки не стоило. Я был один в этом мире, и ресурсы моего духа были уже не бесконечны, как прежде. Однако неуверенность в себе меня не тревожила: никто и ничто не могли повредить мне здесь. Ни при каком раскладе. У меня в том не было сомнений. А где нет сомнений, возможности широки. Я опасался лишь за Мигеля, чья неокрепшая душа, опьянённая силой и способностями, находилась где-то здесь, в плену своих же неизжитых эмоций, что пересилили знания. В том и был камень преткновения: допускать до сакральных тайн ученика, что не отрешился от земного и не научился безличностному созерцанию, недопустимо. Но и я сам был всего на всего неофитом, потому совершал много ошибок, особенно после того, что сталось со мной на Земле. Я учил Мигеля, так как он хотел учиться, и вместе с тем не мог объяснить ему, как управлять собственными чувствами – мне и со своими удавалось справиться не всегда – эта материя была новой и неизвестной. Словом, я передавал юноше тайны, которых сам более не был достоин. Учил осмыслению, смысла лишившись. Абсурдно. Но… я привык учить. И не ведал другого, даже забывая, даже разрушаясь…

Тёмный владыка, прияв очертания, наконец, явился мне воочию. В своём фантомном образе он был высок, крепкого сложения, с гранитно-серой кожей, длинными графитово-чёрными волосами, собранными в хвост и парой перепончатых крыльев за спиной. Глаза его цвета анфракса были подобны глазам рептилий. Чёрные одежды напоминали римскую тогу. Демоны любят принимать мистико-антропоморфные формы: так люди и лучше понимают и больше бояться. Это тонкая психология восприятия. Хотя сам план существования подобных духов не имеет детерминированных, ограниченных оформленностью конструкций, – рассуждал я про себя, разглядывая Тёмного. Мне неуместно вспомнилась фраза Мигеля о том, что я «слишком тощий» – в наглядном сравнении с порождением Майи я это осознал.

Отражения в зеркалах изменились. Теперь в них я мог видеть испуганное, перепачканное кровью лицо юноши, за которым я и пришёл сюда. Но меня данное открытие не смутило. Демон внимательно всматривался в мои антрацитовые глаза, пытаясь проникнуть в сокровенную суть диковинной породы, ему неведомой, но это было невозможно. Моя энергетическая структура хоть и оказалась подпорченной «человечностью», но всё же оставалась иной – недоступной их пониманию. Ничьему пониманию. Здесь.

Я, деликатно улыбнувшись Тёмному, вновь озвучил цель своего визита, добавив к тому, указывая на зеркала, что подобного рода фата-морганы меня не впечатляют, и тратить энергию на их визуализацию бессмысленно. Ракшас[37]37
  В разных сказаниях облик ракшасов представляется по-разному. Суммируя описания ракшасов в ведийских текстах, эпических поэмах и пуранах, можно заключить, что они обладали способностью менять форму и приобретать любой образ.


[Закрыть] в ответ лишь криво усмехнулся, и произнёс, что душу моего ученика они мне не вернут: молодой чернокнижник нарушил несчётное количество сакральных законов и его наказание сотворено и заслуженно им самим. О, конечно, я знал о том!.. Однако, добавил я, моё намерение упомянутое обстоятельство не меняет, и я хотел бы забрать Мигеля. Во время нашей непродолжительной беседы, я обыскал внутренним виденьем унылые чертоги сверху донизу и всё-таки нашёл его, но юношу тщательно охраняли, особенно теперь, когда я огласил цель своего прибытия. Я обладал достаточными возможностями, и, хоть у меня и был шанс справиться со многими из представленных в юдоли страдания сущностей, но их число оказалось слишком велико. Переоценивать свои способности не стоило, тем более, когда речь шла о душе и о жизни моего ученика. Я не мог так рисковать. Потому я задал демону вопрос, чего они хотят взамен за освобождение этой заблудшей души. Ответ меня не обнадёжил: мои знания и… ключи. Откуда они узнали про ключи? Мой ученик, – сообразил я немедля. – Его мысли. В таком случае им достаточно известно и про меня и про Morati. Я ведь учил его, как скрывать свои измышления, делая их недоступными для всех прочих созданий! Видимо, случилось нечто непредвиденное, раз он здесь и его сознание так прозрачно для этих духов, – без энтузиазма рассуждал я про себя.

Ключ – можно сказать, представлял собой сакральный код, шифр для перехода на другую ступень, отмычку к порталам в иные миры. Адепты нашего Храма владели многими ключами – в том и состояла задача нашего ученичества – по мере совершенствования и духовного роста, Учитель передавал последующий ключ своему ученику – от вселенных планом выше, дабы ученик получил возможность познать их. Ключ, кроме прочего, был универсальным – он открывал не только единственный мир, но целую анфиладу находящихся в резонансе вселенных. Множественность тождественных миров. Я был неофитом и до высших сокровенных мирозданий допуска не имел. Вместе с тем к мирам, на частотах Земли, чуть выше и чуть ниже, ключами я располагал. Хотя многие из них утратили силу, когда я сбежал, и связь с Храмом прервалась, но многие ещё действовали, привязанные сугубо к моей индивидуальной энергетической оболочке.

Я должен был спасти Мигеля, – решил я твёрдо. Ведь в том, что юноша оказался в столь малоприятном обществе, увы, была и моя заслуга. Пусть страдания его здесь не длились бы вечно, ведь всё имеет границу, но… просто я не хотел, чтобы он ВООБЩЕ страдал. Размышления мои были мгновенны, и, не смотря на скорость обработки информации, выхода я пока не видел. Тёмный гений смотрел на меня и ухмылялся. Я думал о ключах и о том, что не имею права передавать их кому-либо – главное правило, которое обязан соблюдать любой адепт – невмешательство и сохранение существующего порядка. Absoluta aequilibrium[38]38
  лат. Абсолютное равновесие.


[Закрыть].

Не отводя глаз от своего потустороннего собеседника, я ответил, что ни один из них не сумеет воспользоваться моими ключами – они – часть меня. Я сам и есть ключ. Целая связка, если угодно. И я не открою ни единого портала, так как не вижу смысла в том, чтобы вносить дисбаланс в этот мир – система и так функционирует по замыслу Создателя, следуя внутренним установленным Законам, которые для меня святы и нерушимы. Тёмный же ответил, что, в таком случае юному магу придётся пожалеть о том, что он является частью сотворённой Вселенной, и что мучения его будут неописуемы. Сцены в зеркалах ныне демонстрировали чудовищное изуверство и мерзости. Главным же героем этой хроники был discipulus meus. Я знал, что эти лишь игры Майи, как и всё здесь, однако видеть подобное, не ведаю, по какой причине, мне было отвратительно. Тем не менее, внешне я сохранял неколебимое спокойствие и твёрдость духа. И одна сомнительная идея всё же посетила меня. Раз иного пути не было, я решил пройти опасною тропой. «Capienda rebus in malis praeceps via est»[39]39
  лат. В беде следует принимать опасные решения.


[Закрыть].

Ласково и обходительно обратившись к демону, я произнёс, что мне не хотелось бы нарушать гармонию в их сфере, которая складывалась многие тысячи лет, и я не желал бы причинять вреда ни единому существу. Порталы в те измерения, куда изначально область Земли не имела доступа, опасны. Ведь по вселенскому Закону всё необходимое для становления и развития всегда рядом. В ответ сумеречный гений, схватив меня сильной рукой за подбородок и близко придвинувшись к моему лицу, заметил, что они сами будут решать, что опасно, а что нет, а моё дело, если хочу спасти своего Мигеля, слушать и исполнять. Не моргнув и глазом, я кратко ответил «как будет угодно», почти неуловимо улыбнувшись. Я уже знал, что буду делать.

Порталы в миры низшего плана или наравне с Землёй могли бы привлечь сюда сущностей, подвластных контролю властителей угрюмых чертогов, умножив их воинство. А вот планом выше… Такой ключ у меня был только один. И я думал, что вряд ли когда-либо осмелюсь использовать его.

Это был ключ от моего мира… моей Обители.

Тем временем, Тёмный выпустил меня. Освободившись, и ещё раз оценив обстановку, я решил пойти ва-банк. Можно сказать, я собирался рискнуть всем, но… что, собственно, я имел? Эта мысль придала мне уверенности в своём решении. Покорно застыв в поклоне, я произнёс, что открою один из порталов, как то потребовали от меня. И пусть их тёмные легионы пополнятся иными созданиями. Нет, я не лгал – я не был на то способен. Но всё же с некоторой долею облегчения сознавал, как это прекрасно, когда твои мысли остаются всецело при тебе.

Я это сделал. Приоткрыл дверь и впустил в душную комнату ветер. Ветер, предвещающий бурю. Элементарии, наши низшие духи – я призвал их сюда, на один из подпланов Земли. Эти твари были агрессивными и бесконтрольными, лишёнными самосознания, силами: подчинить их духам данного мира удалось бы не скоро. Природа вышних миров – пронзительная, ослепляющая, даже в самых примитивных своих проявлениях.

Гости, которых я пригласил на наш бал, устроили настоящий переполох, нарушая порядок, мечась и нападая на всех без разбора – нейтральных даймонов, Тёмных, Светлых. Для стихии нет разницы. Стихия несознательна. Описать творившееся в тот момент в терминах грубой материи было сложно. Пожалуй, хаос воцарился полнейший. Будто ураган или наводнение, только природы более тонкой. Знал я также, что время жизни моих элементалов вне родной среды обитания ограниченно: наш мир резонировал на иной частоте. Только создания с соответствующими волновыми характеристиками могут безболезненно перемещаться в однотипных структурах Бытия. Я и сам смог обосноваться здесь, в пределах Земли лишь благодаря моей духовной «мутации» и обретению дополнительной энергетической оболочки, которая ранее отсутствовала. Беспрецедентная адаптация поражала даже меня самого.

Найдя душу Мигеля в сложившемся беспорядке, я вытащил её из этого пространства миражей, хоть и не без усилий. Сказать по правде, мне изрядно досталось – открытие портала к Morati обошлось не дёшево, кроме прочего, мои низшие энергетические оболочки были основательно потрёпаны. Но я вернул моего ученика. Это было главным. А кроме того… sine ira et studio[40]40
  лат. Без гнева и пристрастия.


[Закрыть], я нажил себе могущественных врагов, хотя не собирался, да и права не имел вступать в какую-либо конфронтацию. Однако, что сделано, то сделано, – заключил я обречённо. Быть может, в другой реальности один из аспектов моего «Я» поступил бы иначе, найдя более мудрое и действенное решение. В том я был уверен. Но не сейчас и не здесь.